Весеннее утро было свежее, радостное. Вокруг просыпалась жизнь.
В это утро над сёлами, над высотами, над рекой Горынь грохотала могучая артиллерия 1-го Украинского фронта. От орудийных ударов дрожал воздух, и, когда люди прислонялись к стене окопа, они чувствовали, как земля пульсирует при взрывах тяжёлых снарядов.
Начинался день нового наступления.
Танкисты гвардейского батальона майора Хохрякова плотно, не спеша, завтракали. Все приготовления к атаке были уже сделаны. Было известно, что артиллерийская подготовка будет длиться долго. Наша артиллерия с грозным разноголосым рёвом уже сметала орудия врага, облегчала нашим танкам путь в глубину немецкой обороны. Это бодрило танкистов, вселяло чувство торжествующей радости.
Майор Хохряков, 26-летний, стройный, высокий офицер с простым весёлым лицом и внимательными глазами, опираясь, как гимнаст, на руки, плавно спустился в люк башни. Рядом с ним место заряжающего занял командир танка лейтенант Павлов, совсем ещё школьник с виду, но уже опытный и отважный танкист. Спереди у пулемёта в лобовой части сел к своей радиостанции радист комсомолец Пиксайкин, а за рычагами управления танка неторопливо, удобно уселся механик-водитель Белоусов.
Белоусов в последний раз проверил переговорное устройство, по которому он получает команды майора. Пиксайкин включил свою радиостанцию, вызвал абонентов сети и вошёл с ними в связь.
Павлов посмотрел в последний раз, где у него лежат осколочные снаряды, где бронебойные, и так как всё было в порядке, ему осталось только открыть затвор орудия.
По силе и продолжительности артиллерийской подготовки майор Хохряков предполагал, что артиллерия разнесёт в щепы и комья грязи оборону немцев на переднем крае, но, как подсказывал опыт Великой Отечественной войны, часть артиллерийских средств противника всё же уцелеет в глубине обороны, и придётся её "дорывать". Его батальон пойдёт головным в первом эшелоне наступающего танкового соединения, а это значит, что батальон неизбежно понесёт потери.
Хохряков понимал, что через час на этой проснувшейся земле не будет многих из его товарищей, а возможно, перестанет жить и он сам. Майор, много раз бывший в боях, мог реально представить себе, как это произойдёт. Много раз уже он испытывал смертельное дыхание боя. Рваные куски вражеского металла дважды впивались в его тело.
Хохряковым владело то сложное состояние, в котором находятся обстрелянные люди перед боем и которое трудно передать словами. У человека в эти минуты инстинктивное желание не думать о возможности смерти, он как бы выключает мысли о ней. Растёт чувство веры в свои силы. Бывалый воин в эти минуты больше всего думает о том, как развернётся бой. Эта мысль ни на минуту не оставляла Хохрякова.
Усилием ума и воображения майор, глядя на карту, хотел ещё раз представить себе местность, на которой разыграются бои, и препятствия, которые поставит враг на пути батальона. Майор хотел ответить себе на вопрос: правильно ли он организовал и обеспечил бой батальона, правильно ли построен его боевой порядок, сумеют ли взводы и роты в этом боевом порядке помогать друг другу, взаимодействовать огнём и манёвром и бить врага из наивыгоднейшего положения?
Майор думал о том, как сохранить управление боевым порядком батальона в сложной динамике атак. Опыт подсказывал комбату, что в первый же час боя будет множество неожиданностей, новых огневых точек, новых препятствий или важных целей на флангах; это может разорвать боевой порядок, выбить управление батальоном. Хохряков давно постиг ту истину войны, что важно не только правильное по уставу построение, но и такая расстановка командиров, чтобы они своим умением, волей, инициативой, пониманием обстановки немедленно видоизменяли боевой порядок в зависимости от новых обстоятельств боя и восстанавливали управление, если даже погибнет он сам. Прежде чем стать командиром батальона, Хохряков был комиссаром. Он приобрёл опыт работы с людьми, научился понимать и ценить их, усвоил, что первооснова боевой силы танкового батальона — люди экипажа танка, их выучка, отвага, любовь к родине. Все силы он направил на подготовку экипажей к боям и теперь был за них спокоен. С высоты танка майор видел, как занимают свои боевые места командиры рот: спокойный и вдумчивый старший лейтенант Петров, решительный, энергичный старший лейтенант Иванов, на крайнем левом фланге уже стоял его лучший помощник старший лейтенант Семёнов. Впереди всех выдвинулись со своими танками герой боёв под Житомиром лейтенант Субботин и недавно прибывший в часть бывший фрезеровщик Московского авиазавода, комсомолец и альпинист лейтенант Задачин. Батальон построился, выдвинув вперёд фланги и оттянув назад центр, где решил итти сам Хохряков, чтобы иметь возможность наблюдать и влиять на бой всего батальона. Позади всех должен был двигаться старший лейтенант Урсулов. Прежде отважный лётчик, из-за ранений лишённый возможности летать перешедший сейчас в танковые войска, он принёс с собой бесстрашие и дерзость истребителя. В прошлых 6оях он появлялся в самых опасных местах. Под Киевом он забрался к противнику и увёл у немцев из-под носа их пресловутую "пантеру". Урсулов обеспечивал связь внутри батальона и с командиром бригады и мог в любую минуту помочь Хохрякову.
* * *
По сигналу двинулись танки, миновали нейтральную полосу и пересекли черту, за которой был враг и ждала неизвестность.
Объезжая воронки, пересекая окопы переднего края, мимо горящих хат батальон Хохрякова двинулся в атаку. На переднем крае враг почти не оказывал сопротивления. Мёртвые и раненые немцы валялись в окопах и на огневых позициях своих батарей. Немногие уцелевшие бежали или падали на колени и поднимали руки вверх, что-то кричали, но их не было слышно, потому что все звуки перекрывал рёв моторов, постукивающий рокот гусениц "Т-34" и удары орудий. Батальон, даже не видя сопротивляющегося врага, бил по тем местам, в которых враг мог укрыться. Бил по подозрительным движениям на флангах, а главное — посылал огонь в глубину обороны противника, чтобы ошеломить его ещё издалека, расстроить систему противотанкового огня, если она уцелела, прижать немцев к земле, не дав им оправиться после обработки нашей артиллерией.
Сквозь зелёные стёкла триплексов Хохрякову видны были все танки его батальона, то появляющиеся в поле зрения, то исчезающие, и он по движению, по огню, по едва уловимым признакам узнавал, кто и как ведёт танк. За флангами его батальона и особенно позади шли танки других батальонов, и, чтобы не задерживать их, Хохряков короткими командами всё ускорял движение своих машин. Он одновременно выдвигал вперёд свои крайние фланги, предполагая, что опорный пункт противника придётся брать с двух сторон и ударом из центра, который нанесёт он сам. Вот уже мчавшиеся на левом фланге и впереди всех танки взвода Субботина вырвались в открытое поле, на высоте которого расположено село и сильный опорный пункт врага. Немцы уже отвечают на огонь наших танков, завязывается бой, и вдруг впереди вспыхивает зарево так ярко, что освещает внутренность башни Хохрякова, и мгновение кажется, что горит внутри танка.
Облако огня взметнулось там, где шёл танк Субботина. Тяжкий грохот потряс воздух. Вражеский снаряд, очевидно, попал в укладку ещё не израсходованного комплекта боеприпасов в танке, они детонировали и взорвались. Взрывом непостижимой силы снесло башню, и в стальной горящей купели бесследно исчезли лейтенант Анатолий Субботин и его экипаж.
Ближе к центру батальона остановился второй подбитый танк. "Значит, сохранился очаг немецкой противотанковой обороны и батальону надо довершить разгром, начатый артиллерией", — мелькает в сознании Хохрякова. И сейчас же, как всегда в бою, у него рождается стремление увидеть опасность своими глазами, на месте решить, что делать. Надо не дать батальону потерять темп атаки, а тем более остановиться, но и нельзя позволить ему итти, очертя голову, дальше. Решение претворяется в приказ Белоусову: "Полный газ вперёд!"
Могучий двигатель быстро выносит танк Хохрякова вперёд. Соседние танки вырываются за ним и шквальным огнём прикрывают своего командира. Он появляется впереди всех, бьёт из пушки, вызывает на себя убийственный огонь, молниеносно скрывается и появляется в другом месте, отходит в укрытие, быстро осматривает местность в бинокль, ищет врага. Хохрякову становится ясно, что нужно перестроить боевой порядок на ходу. Нужно медленно, осторожно наступать левым флангом и центром, а танками правого фланга быстро обойти опорный пункт, обрушиться с тыла на артиллерию врага и тогда ворваться в село всем батальоном.
Снова Белоусов даёт полный газ. Комбат будет теперь не в центре, а на решающем обходящем фланге, На ходу поданы новые команды, одобрено решение командира роты Петрова оставить два танка, чтобы прикрыть манёвр батальона огнём с места и предупреждать об опасности подходившие батальоны. Хохряков чувствует, как растягивается фронт его батальона. Некоторые танки ему уже не видны, а важнейшая задача теперь — нанести одновременно удар с фланга, с фронта и с тыла. Каждые пять-десять минут комбат слушает на единой радиоволне, как распоряжаются командиры рот; он координирует их действия, и всепроникающие волны радио помогают держать управление батальоном. Не напрасно майор Хохряков изучал радио, учил своих офицеров, тренировал их во время маршей и даже на отдыхе.
Наведённые на цель комбатом танки левого фланга и центра батальона приближаются к селу. В бою подбит ещё один наш танк и сгорел другой. Хохряков сам уже на окраине села. За появлением его танка следят командиры рот и получают лаконичный приказ: "Делай, что я". Особую силу имеет приказ "делай, что я", приказ, подкреплённый личным примером.
Немцы ещё не видят танка командира батальона. С первого выстрела осколочным снарядом он разносит расчёт вражеской противотанковой пушки. Видно, как удары крупных осколков отбрасывают немцев. Двумя другими выстрелами подбита вторая пушка, мешавшая продвижению наших танков с фронта. Хохряков ворвался в село, пронёсся по улице, замирая у перекрёстка, и с угла начал бить опять. Теперь на его танке сосредоточен огонь нескольких орудий. Хохряков вступает в дуэль с одним, а Пиксайкин длинными очередями пулемёта отгоняет немцев от других орудий, косит их, прижимает к земле… Весь батальон уже ворвался в село. Бой на улицах меж домов, отделяющих танки друг от друга, неизбежно нарушает боевой порядок батальона. Бой ведут самостоятельно взводы и даже отдельные танки. По слабеющему огню, по количеству подоспевших танков других батальонов Хохряков ощущает, что опорный пункт врага скоро будет раздавлен полностью. И хотя ему хотелось бы продолжать лично расправу с врагом, ещё раз показать всем, как нужно мастерски бить из орудия, но больше всего теперь беспокоит комбата, чтобы не перемешались танки его батальона с другими, чтобы не потерялось управление Проще всего было бы по радио собрать свои танки к окраине, но враг может пойти в контратаку.
В этот момент из-за хаты, высунувшись по пояс из танка, появился Урсулов. Он был без шапки, длинные волосы его свисали в сторону, большие красивые глаза блестели. Ловкий, собранный спортсмен, Урсулов, поровнявшись, на ходу перескочил на танк комбата и доложил, что объехал роты, узнал, где командиры рот собрали свои взводы. Предусмотрительный Петров расположил их за каменными домами, дав каждому сектор обстрела. Иванов ждёт сигнала выступать дальше на юг и уже выдвинул в том направлении разведку. Сам Урсулов передал приказ подбитым танкам после ремонта догонять батальон по оси движения на юг, к городу Проскурову.
Майор почувствовал, что управление батальоном снова в его руках, и на этот раз без помощи радио потому, что одной из основ управления в бою является единство взглядов на обстановку, понимание офицерами, чего может хотеть от них и как будет поступать в данной обстановке их командир, инициативное выполнение его плана. Так были воспитаны офицеры батальона, так был воспитан сам Хохряков. И он тут же донёс командиру бригады о выполнении задачи, о положении, которое занимает батальон, о своих трофеях и потерях.
Было тяжело перечислять имена любимых и близких, сроднившихся с ним в бою товарищей, и снова в одном ощущении слилось личное человеческое чувство и профессиональное. Хохряков вылез из танка и пошёл вдоль села, чтобы найти самое высокое и красивое место для могилы погибших в бою.
* * *
В освобождённое село прибыл штаб бригады. Было ясно, что враг разбит на первой линии обороны, но, отходя, попытается организовать новое сопротивление на промежуточных рубежах. Грандиозное приднестровское сражение только разгоралось. Батальон Хохрякова был немедленно брошен вперёд в качестве передового отряда танкового соединения. Хохряков устремился на юг. Он настигал толпы бегущих немцев. Завидев танки, немцы разбегались с дороги в поле, вязли в грязи; издали казалось, что это вязнут мухи на липкой бумаге, Когда танки приближались, немцы падали, притворяясь мёртвыми, но под пулемётными очередями уже без притворства оставались на чёрной земле; живые поднимались и сдавались в плен. Было много соблазнов задержаться, одержать лёгкие победы над мелкими гарнизонами деревень. Но Хохряков ни на минуту не забывал, что задача батальона, действующего в составе передового отряда, — обеспечить действие главных сил, а потому надо не ввязываться в мелкие бои, а проявлять инициативу, вырываться вперёд. Именно в условиях самостоятельных действий впереди своих войск Хохряков, точно талантливый актёр, входящий в сложную роль, раскрывался полностью. Он стремительно нападал, вносил панику в ряды врага, истреблял его, быстро разбирался в сложной и неясной обстановке, когда впереди, на флангах передового отряда и даже в тылу был враг.
Ещё сильные танковые колонны немцев были неподалёку, на параллельных с батальоном Хохрякова курсах, и в тумане трудно было определить, чужие это или свои. Враг хитрил, оставлял в засаде несколько "тигров" и самоходных орудий, и те кочевали от укрытия к укрытию, создавая видимость мощной противотанковой обороны. Надо было решать, развёртываться ли полностью для борьбы с ней, теряя на это время и задерживая всё своё танковое соединение, или атаковать частью сил с хода и итти дальше. Хохряков был одарён чутьём — чувством расчёта и меры, которые свойственны очень опытным, умелым офицерам.
Он помнил, что главная задача передового отряда обогнать отходящего противника, выйти на речной рубеж, где немцы собирались вновь организовать оборону. Хохряков уверенно вёл батальон, давая возможность командирам рот обрушиваться и на новые цели. Этих целей было много, и много славы ждало на пути. Но майор, как опытный вожак, вёл за собой танки, не позволяя им зарываться, отвлекаться в сторону от указанного боевого курса; вносил железную дисциплину, бдительно охранял своих офицеров от ошибок. Бои вспыхивали ожесточённые, но короткие. Враг не выдерживал ударов и отступал. Главным препятствием для танкистов оставалась грязь. Танки шли медленно, увязая по самое днище, и точно плыли по грязи. Двигатели перегревались, горючее в баках таяло непомерно быстро. Противник старался взрывать мосты. Порой приходилось переправляться через болото, через полные весенними водами реки, а сзади двигалось танковое соединение, и батальон не имел права терять ни одной минуты. Преодолев силы врага и преграды стихии, Хохряков вышел на указанный рубеж, и к вечеру боевая задача дня была выполнена.
К ночи все танковые соединения вышли туда же, и в непрерывном развитии событий встала новая задача. Батальону Хохрякова приказали ночью овладеть местечком Красилов. У Хохрякова оставалось немного танков: часть безвозвратно погибла в боях, часть ремонтировалась на поле боя и была ещё на подходе. Но у танкистов оставалось много дерзости, уменья, и союзницей их стала ночь, скрывшая силы атакующих, обеспечившая внезапность, принесшая мороз, который сковал грязь. Во тьме, почти наощупь, Хохряков повёл офицеров на рекогносцировку, разведал пути через овраги, полные талого снега, через крутые высоты. Трудно было танкистам. Позади осталось уже много дней и ночей без сна и отдыха, и теперь все свои организаторские способности Хохряков направил на то, чтобы довести боевую задачу до каждого танкиста и дать каждому хоть час отдохнуть. Сам он со старшим лейтенантом Семёновым составил план боя, по которому Семёнов должен был зайти в местечко с тыла, а Хохряков с фронта. Никто лучше Семёнова не подошёл бы к этой роли. В этом молодом офицере было чутьё охотника. Он лучше всех вёл разведку, лучше всех умел находить лазейки в обороне врага. Много раз он забирался в тыл к немцам, подолгу не возвращаясь. Не раз оплакивали его друзья, и каждый раз Семёнов на удивление и радость им возвращался.
В кромешной тьме, по непроходимым, казалось, местам Семёнов с тыла проник в местечко и дал сигнал Хохрякову. Танкисты ворвались в улицы с других направлений, сталкивались с немецкими танками борт о борт, били в упор… Танки горели, роняя хлопья огня на чёрную землю. Загорались дома. В отсветах пламени, раздуваемого ночным ветром, метались немцы. Их били из пулемётов, пистолетов, ручными гранатами… К рассвету местечко очистили от немцев. Мирные жители — всегда первые свидетели и судьи боевого поведения танкистов не верили, что они уже освобождены, и сами танкисты, увидев при свете дня, что сделали они в одну ночь маленькой группой танков, удивлялись. Они с наслаждением отдыхали, любовались украинской природой, изумительно красивой в Приднестровье. Видели танкисты мягкие склоны высот, на которые точно опирался горизонт, леса, синеющие вдали, и огромные озёра. Над ними вставало весеннее солнце, и стаи перелётных птиц, испуганных огнём и громами ночного боя, теперь, в наступившей тишине, опускались к сверкающей воде.
* * *
Жизнь всё сильнее шумела в лесах, на берегах рек и озёр; она была в пахарях вопреки войне, пашущих землю вдоль стратегического шоссе. За жизнь всё упорнее сражались наши танкисты. Менялись только места боёв, но их ожесточение и значение возрастали. Бой за опорный пункт сменился боями на пути к рубежу реки, ночной бой за местечко сменился боями за шоссе Проскуров — Тарнополь, наиболее ответственными и решительными. В боях за шоссе, за коммуникации немцы вообще особенно яростно сопротивляются, потому что наш успех здесь становится катастрофичным для врага. Важнейшие шоссейные и железнодорожные магистрали определяют направление и развитие операций, а в данном случае в боях за шоссе решалась судьба крупнейшей на Украине немецкой группировки.
Хохряков получил приказ оседлать шоссе Проскуров — Тарнополь, по которому немцы хотели вырваться из Приднестровья на запад. С небольшой группой танков майор вышел на выполнение задания. Каменная лента шоссе бежала через долины, через увалы и гребни высот. На участке, куда вышли танкисты, шоссе было вначале безлюдно, и Хохряков выехал на вершину высоты. Далеко, далеко вокруг открывался бескрайный, точно морской, горизонт. Вскоре вдали на шоссе появились немецкие "тигры", и началась борьба. Первой вступила в борьбу оптика советских заводов с немецкой оптикой Цейса. Советские танкисты и фашисты разглядывали друг друга на дальних дистанциях.
Это — первый и часто решающий момент столкновений танков. Кто при помощи оптических приборов раньше увидит танк противника, кому оптический прицел поможет верно определить дистанцию и точнее выстрелить, тот останется жив и уничтожит врага. Потом вступали в смертельное соревнование советские орудия и снаряды с немецкими пушками фирмы "Рейнметалл", броня Урала с броней Круппа. Но решали окончательный исход этой дуэли — не на жизнь, а на смерть — наш танкист и немецкий панцырник. Сталкивались два ума, две воли, решавшие прежде всего, принять ли бой или уклониться. Всегда и всюду Хохряков вступал в борьбу, навязывая свою волю врагу. В этой борьбе он участвовал всем своим существом, всеми своими чувствами, до кончиков пальцев на руках, управляющих орудием, до ступни ноги, нажимающей педаль спускового механизма, до тончайших нервных рефлексов, мгновенно и в решающую секунду координирующих все эти явления… Хохряков точно сливался с танком и орудием. Двигался танк, колебался спереди назад и с боку на бок, в оптическом прицеле мелькали то лес на горизонте, то предметы в 20 метрах от танка, то облака, то земля… Майор ловил прицелом танк противника, тоже непрерывно двигавшийся, то исчезавший, то появлявшийся в прицеле буквально на доли секунды.
В мозгу происходила напряжённая работа по определению дистанции и бокового сноса снаряда атмосферными условиями, по упреждению танка противника, уклоняющегося от выстрела, по направлению снаряда иногда не в самый танк, а мимо него, чтобы танк противника сам "наехал" на летящий снаряд. Ошибка на долю деления становилась промахом на десятки метров, и за неё платили жизнью.
Это была работа ума майора, так сказать, за себя, но одновременно он думал за весь экипаж, определяющий успех выстрела: за Белоусова, который должен был вести танк на выгодном курсе, за Павлова, который должен был молниеносно заряжать бронебойным или специальным снарядом, за Пиксайкина, который должен был сигнализировать другим танкам батальона. Всем им Хохряков в эти напряжённые секунды отдавал приказы. Советский офицер знал, что в эти же секунды немец белесым глазом смотрит на него и также ловит его в прицел. С величайшим напряжением и быстротой работали руки, направлявшие орудие в погоне за "тигром", напряжённо действовали тончайшие рефлексы, передававшие от мозга к пальцам рук, к ноге итог расчётов и сигнал "бей!" в ту долю секунды, когда "тигр", наконец, пойман в прицел.
Среднего выхода не было в этой смертельной дуэли. Либо Хохряков посылал верную смерть врагу, либо "тигр" поджигал его танк. Десятки раз вступал Хохряков в эту дуэль и десятки раз выходил победителем.
Современный бой состоит из сотен и тысяч таких дуэлей — единоборств советских танкистов с танкистами Гитлера. Исход этих дуэлей определяет исход современного сражения, которое весной 1944 года на 1-м Украинском фронте являлось прежде всего столкновением танковых соединений. Танковые батальоны явились тактической первоосновой этих соединений, и баланс их работы определил успех на поле боя.
Батальон Хохрякова, перехвативший шоссе, был не один. Все танковые соединения уже вышли на важнейшую коммуникацию врага и прочно закрепились на ней. Но общий успех наших войск не исключал того, что часть их ведёт бой в неравных тяжёлых условиях. Враг, стремясь любой ценой освободить коммуникации, бросил 74 танка и авиацию на шоссе, и первый удар обрушился на семь танков Хохрякова. Позади Хохрякова у шоссе находились склады трофейного немецкого горючего. Противник пробивался прежде всего к ним, так как знал, что, захватив горючее, можно будет продвигаться дальше на запад, а потеряв его, можно было потерять все танки. Хохряков принял неравный бой. На этот раз он не стал закапывать танки в засаде, что часто делал за последнее время. Хохряков решил, что на резко пересечённой местности, рельеф которой характерен для юго-западной Украины, при неравенстве сил нужно не стоять на месте, а маневрировать, маскируясь гребнями высот.
Гремели орудийные удары на высотах и склонах Приднестровья. Горели "тигры" и наши "Т-34". От укрытия к укрытию танкисты Хохрякова медленно отходили, упорно сдерживая врага, нанося ему урон в живой силе и технике. Но слишком неравны были силы, и один за другим выходили из строя танки батальона. Не было с Хохряковым его любимого лейтенанта Павлова: он был контужен ударом снаряда в башню. Лишившись речи и слуха, он не хотел уходить, стараясь понять команду комбата по движению губ, но упал без сознания. Не было в живых многих других, а уцелевшие продолжали борьбу с немецкой мотопехотой в пешем строю. Танк Хохрякова был подожжён. Он пересел в другой. Был подбит и этот. Он перебрался в последний уцелевший танк. Заряжающим и пулемётчиком сели лейтенанты Титов и Монакин, механиком-водителем- лейтенант Задачин.
Героический офицерский экипаж продолжал бой, оттягиваясь за реку, дальше которой командование решило врага не пускать.
Уже все перешли мост, а Хохряков ещё маневрирует на фланг противника, бьёт, отходит и снова бьёт. Ранен в руку лейтенант Задачин, но продолжает вести танк. Ранен и сам Хохряков, но продолжает вести огонь. С волнением следят из-за реки и с наблюдательных пунктов за неравной героической борьбой. Давно дан сигнал Хохрякову отходить. Уже сапёры минировали мост. Но они знают и любят Хохрякова. И вот герой-сапёр под пулемётным огнём спускается у моста в воду, держа в руках провода для взрыва. Коченеет, но ждёт, пока отойдёт по мосту Хохряков. А он, раненный, лишённый возможности стрелять, садится с биноклем на башню и корректирует огонь лейтенанта Титова. Налетают бомбардировщики противника, пикируют чуть не на башню. Но Хохряков руководит огнём экипажа. Снова вой падающей бомбы. Свистящий разлёт её осколков. Они впиваются в Хохрякова, осколки рвут его тело, дробят плечо, кровь течёт из ран комбата, и его, бесстрашного, неукротимого, наконец, уносят с поля сражения.
Майора везли в тыл, а навстречу ему двигались его танки, подбитые в прошлых боях, отремонтированные и снова вступившие в бой вместе со свежими танковыми частями, развивавшими успех батальонов первого эшелона.
Батальон Хохрякова продолжал жить и сражаться.
Боевая группа актива офицеров, спаянная комбатом, подхватила управление батальоном и повела за собой танкистов. И хотя майора не было с ними, он как бы продолжал руководить своими офицерами. Решая боевые вопросы, они вспоминали, как поступал Хохряков; вспоминали, что он считал главной задачей офицеров танкового батальона быть первыми в бою и одновременно руководить, помогать другим там, где опасность и гибель. Это создаёт для офицеров танкового батальона двойную нагрузку, двойную опасность. Никто чаще их не находится в зоне огня и смерти…
Хохрякову говорили, что батальон успешно дерётся, но он не мог мириться со своим бессильем. Он смотрел на часы, снятые с раненой руки и привешенные к бинту, охватившему раненое плечо и грудь, так, чтобы ему был виден циферблат, прикидывал, когда батальон пойдёт в атаку, и в бессильи, в отчаяньи скрипел зубами.
Потом успокаивался, снова пробовал двигать пальцами разбитой руки, и, когда они чуть-чуть шевелились, майор улыбался в надежде, что выздоровеет и вернётся в строй.
Он беспокоился о том, награждены ли герои батальона, которых он представил к наградам. Майор посылал предупредить офицеров, чтобы они, обходя противника, искали возможность его уничтожить, а не ставили обходной манёвр самоцелью. Манёвр ради манёвра, без последующего уничтожения врага, ведёт к неудаче. Хохряков добивался, чтобы танкисты избегали бессмысленных лобовых атак и бессмысленных обходов.
Комбат продолжал жить жизнью батальона, но и его молодой могучий организм не выдерживал. К десяти ранам, полученным ещё на Халхин-Голе и на Калининском фронте, прибавилось ещё восемь осколочных.
Хохряков впадал в забытьё. Начинал бредить и в бреду командовал танкистами, спрашивал у помкомхоза, накормлены ли бойцы. Потом засыпал тяжёлым сном. У постели Хохрякова бессменно дежурил его любимец — лейтенант Павлов.
Хохряков, не имеющий семьи, выросший в советском детдоме, полюбивший свой батальон, как семью, любил Павлова, как самого близкого человека и младшего брата. Юный лейтенант платил ему восторженной любовью. Сам Павлов едва оправился от контузии, безумно устал, но протирал ещё по-детски кулаком глаза и бодрствовал… Прибежала из санвзвода медсестра Люся, но Павлов не разрешил будить майора. Люся сообщила Павлову "секрет", что Хохряков представлен к званию Героя Советского Союза. Павлов возразил, что это "секрет" для Люси, а все танкисты батальона не сомневались, что их командир батальона будет Героем Советского Союза.
* * *
Ясным весенним утром Хохрякова привезли в госпиталь на окраине города Старо-Константинов, за который он дрался, которому нёс весну освобождения. Госпиталь расположился в большом здании школы, которое в бою служило Хохрякову ориентиром.
После операции майору стало легче. Он глядел сквозь высокое окно на холмистые поля, по которым недавно наступал.
С того утра, когда батальон пошёл в наступление, прошли долгие дни и недели. Весна разлилась в воздухе и в полях. В небе пели жаворонки, поднимавшиеся с обогревшейся земли.
Освобождённая земля начинала дышать.
Майор Хохряков вспомнил, что на этой же земле, на берегах Буга, Днестра и Прута, Кутузов со своим корпусом бугских егерей воевал за российские земли. Стены старинных крепостей времени владычества Оттоманской империи остались немыми свидетелями той эпохи. Хохряков вёл бой недалеко от этих памятников военной старины и сейчас жалел, что у него не было времени их внимательно разглядеть.
Но он видел уходящую вдаль, на запад, магистраль, вдоль которой на десятки километров тянулись разбитые, раздавленные, сожжённые автомашины и танки немцев — памятник военной славы русского оружия наших дней, видел сёла, освобождённые Красной Армией, узнавал знакомые места, ставшие самыми значительными в его жизни. Это были те десятки как будто малозначащих населённых пунктов, о которых упоминало Совинформбюро рядом с сообщениями о взятии крупных городов. Упоминало потому, что они стали очагами боёв, определивших победу в великом приднестровском сражении. Эту победу танковых соединений решала их тактическая первооснова — танковые батальоны.
Это они, танковые батальоны, первыми рассекали коммуникации врага, форсировали реки, врывались в сёла, в города, уничтожали немцев, шли впереди танковых соединений, впереди фронта победоносно наступающей Красной Армии.
На Днестре.