КОГДА В ВОДЕ НЕ ТОНЕШЬ
Сидит у царя водяного Садко Как моря пучина над ним высоко Синеет сквозь терем хрустальный. А. К. Толстой
Мы переправлялись через Великий поток. Был уже ясно виден другой берег с густыми зарослями и дремучим лесом. За этим лесом — гряда холмов. А там… там катящийся шар… Догнать этот шар! Одолеть скарабеев — отобрать у них пилюлю обратного роста!
Опытной рукой Думчев направлял плот к берегу.
Вдруг я услышал резкий шум, точно кто-то ударял веслами по воде. Оглянулся — и засмотрелся. Какое странное, огромное водяное существо! Оно гребет задней парой ног, как веслами.
— Сильнее толкайте плот, — крикнул Думчев: — гладыш настигает!
И почти тут же столб воды окатил нас. Плот закачался, завертелся. Думчев перебежал на другой конец плота. Равновесие трудно было восстановить.
Плот сильно заливало водой. Он накренился, и один его край ушел под воду. Думчев выровнял плот.
Была опасная минута Но Думчев спокойно говорил, работая шестом:
— Наблюдайте! Гладыш — прообраз лодки с веслами. Задние ноги этого водяного существа похожи на весла, которыми гребет человек. Ноги — весла гладыша — держатся точно на уключинах, и концы их покрыты щетинками.
Плот выровнялся, и я жалел, что не рассмотрел это существо. Мы гребли спокойно. Берег был совсем близко.
Думчев продолжал:
— Кто знает, не подсмотрел ли первобытный человек, как передвигается по воде это существо — этот гладыш? Посмотрел — и научился делать весла с уключинами…
Думчев не договорил. Толчок! И плот вдруг стал отвесно. Поднялся и перевернулся. Мы оба оказались в воде. Думчев поплыл к берегу. Волны захлестывали нас и относили в сторону.
— Гладыш рядом! До берега не доплыть! Ныряйте!
И Думчев исчез под водой. А я? Я еще плыл, боролся
с волнами, потом нырнул за Думчевым.
Видение ли это? Там, под водой, предо мной возник необычайный хрустальный терем.
В этом тереме на стволе какого-то дерева спокойно сидел Думчев и знаками приглашал меня к себе.
Нет, это не видение! Вот и я оказался под прозрачным, точно хрустальным колоколом.
— Дышите здесь спокойно, как на земле, — услышал я ровный голос Думчева, когда устроился рядом с ним на стволе.
Я с недоумением поглядел на него:
— Где мы?
— Конечно, под водой, — ответил он.
— Но почему же…
— Смотрите внимательно. Рядом с нами сооружается другой такой же колокол. Мастер этого сооружения — аргиронета, водяной паук.
— Где? Где?
Я видел только могучие стволы незнакомых мне деревьев; они тянулись со дна потока, сплетались, переплетались, дрожали в зыбкой воде и уходили ввысь. Длинные боковые стебли стлались по течению, точно уплывали куда-то далеко-далеко…
Видно, мало стало места на земле могучей растительности Страны Дремучих Трав, и она ринулась в воду.
И сквозь эти густые переплеты деревьев я увидел, как неведомый мне мастер, названный Думчевым аргиронетой, прицепляет какие-то канаты от ветки к ветке, от ствола к стволу.
Эти нити образовали как бы купол будущего подводного колокола. Затем аргиронета всплыла, на поверхность воды и выставила наружу свое брюшко. А когда она снова погрузилась в воду и подплыла к паутине, то ее брюшко блестело, как ртуть. Видно, пузырьки воздуха прикрепились к волоскам на брюшке. Она стала касаться нитей паутины, и эти пузырьки воздуха прицеплялись и переходили на нити.
Аргиронета нанизывала пузырьки воздуха на нити паутины. Неустанно, беспрерывно она то плела паутину, то поднималась на поверхность за пузырьками воздуха.
Методично, как хорошо заведенная машина, исполняла она свою работу.
Каждый пузырек воздуха, прикрепленный к паутине, вытесняет, как это известно из физики, равный объем воды.
Сетка, сотканная из паутины, постепенно освобождалась от воды, заполнялась воздухом, образуя своеобразный водолазный колокол.
Мы сидели на сучка подводного дерева, скрепленных паутиной, и видели прихотливые неожиданности подводного царства. Меж стволов, стеблей и ветвей мелькали тени каких-то животных. То плавно, то резко они рассекали воду. А длинные темно-зеленые травы вытягивались по течению, точно плыли и плыли куда-то…
— В этом колоколе мы можем пребывать спокойно, — сказал Думчев. — Понимаете ли вы, что это сооружение спасло нас от беды? И разве люди не подражали аргиронете, создавая свой водолазный колокол!
«Что за вздор!» хотел я сказать. Но вспомнил наш недавний разговор о цементе, вспомнил об обиде, которую я нанес Думчеву, и промолчал.
Он снова обратился ко мне, но я сослался на свое незнание водолазного дела.
Вынырнув из колокола, мы всплыли на спокойную гладь воды. А потом с большим трудом вскарабкались на обрывистый берег.
— Итак, начинаем охоту за скарабеями, — обратился ко мне Думчев. — Ведите же меня туда, откуда скарабеи покатили шар с нашей пилюлей.
Я всматривался.
Да, конечно, мы были на том самом берегу, где я потерял крупинку. Вот где-то здесь у меня была схватка с пауком. И с этого же берега меня столкнула гусеница-удав. И все же я не узнавал эти места.
— Не смущайтесь! Укажите же мне хоть направление, по которому вы шли из леса к этому потоку, — сказал Думчев.
Я повел было Думчева в ту сторону, где какой-то куст и стоящее рядом с ним дерево показались мне знакомыми. Подошел поближе и увидел, что ошибся. Проплутав по берегу, я убедился, что мне не найти дороги к той гряде холмов, за которую скарабеи укатили свой шар.
— Напрасное путешествие! — с горечью сказал Думчев.
Что же нам оставалось делать? Мы отыскали свой плот.
К счастью, он застрял у выступа берега. Без всяких-приключений мы вернулись обратно.
Всю дорогу Думчев молчал. Хорошо, что он не припомнил мне, как я смеялся над отсутствием топографического чутья у пчелы.
Когда мы вышли на берег, Думчев тихо сказал:
— В жилище халикодомы хранится одна пилюля — одна человекодоза. Вы ее примете и вернетесь к людям. Но сперва вы должны понять, что обитатели этой страны многое подсказывают человеку. Об этом вы должны рассказать людям.
Удрученный бесцельным путешествием, я не стал с ним спорить.