Глава I. Аббат ла-Рокетт
На углу улицы Тиксерандери находился невзрачный домик, в котором умер поэт Поль Скаррон и в котором продолжала жить его жена Франсуаза.
Со дня смерти мужа эту женщину можно было видеть во всех передних важных лиц, терпеливо ожидавшую, чтобы приняли ее прошение о пенсии. Получая постоянно отказы, она с видом смиренницы возвращалась в свой серенький домик и на другой день снова принималась за те же прогулки по передним. Между тем денежные обстоятельства вдовы Скаррон вовсе не были так плохи, чтобы принуждать ее к подобным мерам. Она была настолько обеспечена, что могла жить безбедно, не прибегая ни к чьей помощи.
Первая комната домика, занимаемого Франсуазой, представляла весьма непривлекательное зрелище: большой стол, диван, кровать с пологом и несколько ветхих стульев составляли все ее убранство, а развешенные на стенах картины священного содержания придавали ей вид монашеской кельи. Но зато соседняя комната, куда входили только самые близкие друзья хозяйки, имела совсем другую наружность. Правда, и здесь не было никакой роскоши, но это была уютная, комфортабельная меблированная комната, кабинет ученого или поэта.
В этой комнате за большим письменным столом сидела вдова Скаррон. Трудно было узнать в ней теперь ту смиренную просительницу, со скромно опущенным взором, которая встречалась в передних важных особ и в доме Рамбулье. В ее больших смелых глазах горели энергия и неукротимая воля, лицо имело какое-то презрительное, вызывающее выражение. Вокруг нее были разбросаны письма, списки, шифрованные бумаги: она усердно занималась. Вдруг раздался звон колокольчика. Франсуаза поспешила в переднюю и сама отворила дверь.
Вошел патер Лашез, бывший наставник Лорена.
Вдова встретила его почтительным поклоном.
-- Вы уже вернулись?
-- Да, полчаса назад!
-- Куда вы ходили?
-- Я была у д'Атура, Граммона, Пон-Шартрэна, обедала в доме Рамбулье, затем зашла на минуту к Мольеру.
-- А к нему зачем? -- удивился Лашез.
-- Я просила Мольера передать его величеству прошение от моего имени.
-- Ха-ха-ха! Чтобы заставить бедняка выслушать выговор от короля -- не вмешиваться на будущее время в чужие дела!
-- Очень может быть!
-- Воля ваша, Франсуаза, я решительно не могу понять, как вам не надоест это бесплодное попрошайничество? Неужто вам недостаточно тех средств, которые вы получаете от нас?
Скаррон насмешливо улыбнулась.
-- Значит, и вы настолько недальновидны, что считаете целью моих хлопот деньги?
-- Но что же другое?
-- Да знаете ли, что я буду очень недовольна, если получу эту пенсию!
-- Почему же?
-- Тогда у меня не будет предлога толкаться в передних!
-- Стало быть, вы находите удовольствие в самом процессе выпрашивания?
-- Ни малейшего! Но я вижу в этом средство для достижения той цели, которую преследую.
-- Интересно знать вашу цель!
-- Я хочу как можно чаще напоминать о себе королю!
-- Но вы наконец смертельно надоедите ему!
-- Я следую примеру Фейльада: буду до тех пор надоедать его величеству, пока не удостоюсь наконец чести des granes entrees и не сделаюсь так же необходима ему, как и маршал!
-- Цель недурная, но вы упустили из вида одно ничтожное обстоятельство: Фейльад -- аристократ, маршал Франции, оказавший отечеству значительные услуги, вы же -- не более как вдова писателя Скаррона и...
-- И женщина с железной волей, -- перебила его Франсуаза со сверкающими глазами, -- которая сумеет добиться, чего желает!
Патер ничего не отвечал, он пристально смотрел на молодую женщину, и какое-то странное выражение промелькнуло на его лице.
-- Нет ли каких-нибудь известий? -- спросил он наконец.
-- Кое-что имею! Пойдемте в кабинет.
Они вошли в соседнюю комнату, и Франсуаза тщательно затворила дверь.
Патер присел к письменному столу и углубился в чтение различных писем и бумаг, делая по временам заметки в своей записной книжке. Закончив свою работу, он обратился к вдове:
-- Вы увидите, что Кольбер, встретив непреодолимое противодействие своим реформам в высших классах, должен будет пасть, и тогда мы завладеем наследием Мазарини!
-- Увы! Мне кажется, что вашим надеждам не суждено осуществиться. Король слепо доверяет Кольберу и будет поддерживать его до последней крайности. Кроме того, герцогиня Орлеанская сочувствует его планам, а это также весьма важно.
Патер вскочил со своего места:
-- Неужели вам известны отношения герцогини Орлеанской и короля?..
-- Я полагаю, всякому известно, что она играет роль ширмы, чтобы придать более пристойный вид ухаживанию короля за Лавальер!
-- О, так у вас совсем ложные сведения! Отношения Анны и короля гораздо ближе!..
-- Что вы говорите?!
-- Тише! Это опасная тайна! Но вернемся к Кольберу.
Из чего вы заключаете, что король так доверяет ему?
-- Не далее, как сегодня, случилось одно обстоятельство, которое является очевидным доказательством влияния Кольбера. Военный министр Летелье подал в отставку!
-- Кто вам сказал это?
-- Граф де Нуврон рассказывал об этом в доме Рамбулье. Дело было так: Летелье счел чрезвычайно обидным для себя, что у него отняли право продавать офицерские патенты, и имел крупный разговор с Кольбером по этому поводу в присутствии короля. Военный министр доказывал необходимость этой продажи, а Кольбер настаивал на противном. Король перешел на сторону последнего, и Летелье не оставалось ничего другого, как просить об отставке, на что король немедленно согласился и тут же назначил Лувуа его преемником.
-- Весьма неприятное известие! Этот выскочка Кольбер обладает железной энергией, но все же ему не удастся исторгнуть из наших рук верующий народ. В случае крайности мы не остановимся даже и перед гражданской войной!
Скаррон пожала плечами:
-- Конде, Тюренн и Конти стали на сторону короля, и вы знаете, что как армия, так и народ боготворят их.
-- Стало быть, вы считаете бесполезной борьбу за права, отнятые у нас Генрихом Четвертым?.. Стало быть, вы посоветуете нам сложить руки и равнодушно смотреть, как попирают ногами нашу власть и величие святой церкви?
Патер Лашез вскочил с кресла и в волнении зашагал по комнате.
-- Я этого нисколько не думаю!
-- Но что же, по вашему мнению, мы должны делать?
-- Наблюдать и выжидать!
-- Прекрасный совет! -- насмешливо воскликнул патер Лашез. -- Но я боюсь, как бы небо не рассердилось на нас за такую проволочку, да и церковь может состариться!
-- Небо не знает времени, и церковь также вечна!
-- Это верование делает вам честь, но, к сожалению, оно больше благочестиво, чем справедливо! Послушайте, Франсуаза, вы глубоко преданы нашему святому делу, но в то же время я начинаю замечать в ваших поступках и словах нечто, совершенно непонятное. Я вижу, что в глубине вашей души таятся какие-то мысли и желания, которые вы скрываете даже от меня! Берегитесь желать чего-нибудь, несогласного с нашими планами! Я имею право требовать от вас полной откровенности, или...
На лице Скаррон не появилось и тени смущения, она смело смотрела ему в глаза.
-- Требовать от меня полной откровенности может только тот, кому эта власть дана свыше! -- сухо ответила она.
-- А если человек, стоящий перед вами, имеет эту власть?..
Патер Лашез отстегнул немного свою сутану и показал вдове золотой крест особенной формы, висящий на фиолетовой ленте.
Франсуаза стояла, точно громом пораженная.
-- Вы... -- прошептала она.
-- Назначен провинциалом Средней Франции!..
Вдова упала на колени и почтительно поцеловала руку священника.
-- В таком случае я готова отвечать на все ваши вопросы!
-- Я желаю знать ваши планы!
-- Я имею намерение стать женой с левой стороны короля Людовика Четырнадцатого!
Патер Лашез недоверчиво посмотрел на вдову, но потом весело рассмеялся:
-- Ха-ха-ха. Бедная женщина совсем помешалась! Однако это весьма грустное открытие, -- продолжал он серьезнее, -- потому что люди с такими сумасбродными головами не могут служить нашему ордену, они не только не способны принести никакой пользы, но, напротив, могут сильно повредить нашим интересам.
Скаррон сильно побледнела.
-- Я не могу понять, отчего мой план кажется вам таким несбыточным. Разве возвышение бедного сельского священника Лашеза до степени первого провинциала Франции или возвышение ничтожного приказчика Кольбера в министры менее чудесно, нежели мой план?
-- Но неужели вы не понимаете, что мужчина, обладающий умом, знаниями, твердой волей, всегда может добиться высокого положения в свете, потому что все эти качества необходимы для его повелителей. Но женщина -- совсем другое дело. Чтобы обратить внимание короля, да еще с таким характером, как у Людовика Четырнадцатого, она прежде всего должна быть очень хороша собой, а...
-- Я очень хорошо знаю, что я дурна, и не могу внушить любви пылкому, страстному Людовику. Да я этого и не добиваюсь! Вы забыли, патер Лашез, что молодость проходит, что человек под конец пресыщается любовью и наслаждениями. Тогда он обращается к религии и ищет успокоения в ее святых истинах! Король, пользующийся с избытком всеми благами, скорее всякого другого дойдет до этого состояния. Тогда-то вдова Скаррон выступит на сцену и добьется исполнения своего плана!..
Прелат смотрел на Франсуазу с глубоким изумлением, он хотел сказать что-то, но в эту минуту раздался громкий звонок, и вдова поспешила в переднюю.
Вошли графиня Сен-Марсан, за ней -- герцогиня Лонгевиль и аббат Ла-Рокетт. Пока вновь прибывшие разговаривали с Лашезом, вдова поспешила закрыть ставни, придвинуть кресла к большому столу и потом, закончив все эти приготовления, смиренно уселась в самый темный уголок, как будто все то, что должно было говориться здесь, нисколько ее не касалось.
Раздался второй звонок, возвестивший приход Лорена, де Гиша, д'Эфиа и Сен-Марсана.
Тогда патер Лашез предложил собравшимся занять места вокруг стола и попросил позволения сказать несколько слов.
-- Таинственность, которой мы принуждены были окружить настоящее собрание, может служить вам лучшим доказательством той опасности, которая ежеминутно грозит нашему святому делу. Ввиду этой опасности нам не следует терять время в бесплодных разговорах, а нужно действовать как можно энергичнее. Этот знак, -- продолжал он, показывая золотой крест, -- объяснит вам мое настоящее значение, так что с этой минуты все отношения с Римом будут производиться через меня. Военный министр Летелье пал, но сын его Лувуа назначен на его место, и мы должны употребить все меры, чтобы перетянуть этого молодого человека на нашу сторону и сделать из него достойного соперника Кольберу. Вы, конечно, понимаете, что наше общество тогда только может осуществить великие надежды, возлагаемые на него, если мы будем действовать единодушно, забыв наши личные дрязги и ссоры. На этом основании я приказываю вам, Лорен, помириться с герцогом де Гишем! С этой минуты вы должны быть друзьями!
-- Я ничего не имею против де Гиша, -- сухо заметил Лорен, -- я требую только, чтобы он не вооружал против меня герцога Орлеанского.
-- Но я в этом случае следовал только вашему примеру!
-- Этого не должно быть на будущее время! -- серьезно сказал Лашез. -- Лорен должен занимать первое место при герцоге. Вы, де Гиш, не знаете, против кого ведете интригу!
Но и вас, Лорен, я также не могу похвалить. Вы бегаете за актрисами, компрометируете себя даже в глазах короля! Неужели вы не понимаете, что таким образом вы делаете совершенно невозможным ваше сближение с герцогиней Орлеанской?
-- Будьте покойны, герцогиня имеет слишком уважительные причины, чтобы быть со мной в хороших отношениях.
-- Полноте, пожалуйста! Как будто вы не видите, что вся эта комедия с Лавальер не более чем ширма, которой хотят прикрыть настоящую фаворитку короля...
Если бы бомба разорвалась посреди комнаты, то она, вероятно, не произвела бы такого впечатления, как эти слова Лашеза. Несколько минут все находились в каком-то оцепенении. Первая заговорила герцогиня Лонгевиль.
-- Мне кажется, вы ошибаетесь! Я имею самые достоверные сведения через камер-фрау Лавальер, что король осыпает ее письмами и подарками.
-- У меня также весьма уважительные причины сомневаться в справедливости ваших наблюдений, -- иронически заметил Лорен.
-- Желаете доказательства?
-- Да! Да! -- раздалось со всех сторон.
-- Помните ли вы, Лорен, вашу вечернюю прогулку с герцогиней в парке Сен-Клу?
-- Еще бы!!!
-- Что случилось на другой день?
-- Герцогиня отправилась в Париж, чтобы навестить вдовствующих королев и позировать Миньяру.
-- Только-то?! Будьте добры, рассмотрите эту перчатку!
Лорен посмотрел на внутреннюю сторону перчатки: там был герб герцогини Орлеанской.
-- Нет сомнения, что эта перчатка принадлежит герцогине! Интересно, где она найдена?
-- В кабинете короля!
-- Неправда?! -- воскликнул Лорен.
-- Успокойтесь, молодой человек! -- строго сказал патер Лашез. -- Анна Орлеанская вовсе не позировала Миньяру, а прямо отправилась в кабинет короля, куда ее провожал маршал Фейльад и через два часа снова вернулся за нею. Что произошло между королем и герцогиней -- предоставлю решить вашей проницательности. Но дело в том, что с этого дня король начал находить Лавальер красавицей, а герцогиня стала относиться с дурно скрываемым пренебрежением к своему супругу, да и к вам, Лорен!
-- Так вот что! -- пробормотал Лорен, весь красный от гнева. -- Хорошо же, теперь я буду действовать иначе!
-- Что же вы намерены делать?
-- Или она будет принадлежать мне, и тогда, конечно, сделается врагом короля, или я восстановлю против нее мужа!.. Между обоими братьями начнется страшная борьба, в которой примет участие вся Франция!
-- От души одобряю этот план и желаю ему полного успеха, -- сказал патер Лашез. -- Вы, герцог, -- обратился он к де Гишу, -- должны снова начать ухаживать за маршальшей Гранчини.
-- Ах! Это трудная задача! -- вздохнул де Гиш.
-- Но которую вы, конечно, блистательно разрешите.
Вы сообщите Гранчини историю с перчаткой, а она, по свойственной женщинам болтливости, не преминет донести ее до ушей королевы Терезии! Вы же, месье и мадам, -- обратился он к остальным, -- должны взять на себя следующую обязанность: пока обе партии королевского дома будут обессиливать друг друга в борьбе, вы должны образовать третью партию, то есть восстановить старую Фронду!
-- Это немыслимо, -- воскликнул д'Эфиа, -- последняя надежда Фронды умерла вместе с Гастоном Орлеанским!..
-- Чтобы возродиться в лице его сына, -- перебил Лашез, -- который был объявлен умершим для того только, чтобы вернее спасти ему жизнь. Графиня Сен-Марсан выдала этого ребенка за своего сына и назвала Лореном!
-- Лорен?! -- воскликнули все в один голос.
-- Да, молодой человек, стоящий перед вами, -- Людвиг Гастон, сын герцога Орлеанского, который должен стать отныне законным главой нашей партии! Теперь, многоуважаемые собратья, когда вы узнали все, что я обязан был сказать вам, мы поспешим закончить заседание. Место наших сборищ будет по-прежнему у Франсуазы Скаррон!
Маленькое общество стало расходиться с величайшей предусмотрительностью. Первыми вышли Лорен и де Гиш, закутавшись с головы до ног в черные плащи. За ними последовали остальные. Аббат Ла-Рокетт проводил герцогиню Лонгевиль в церковь Святого Фомы. Пробыв здесь некоторое время, они взяли наемную карету, которая и привезла их в квартал Сен-Жермен.
В то время, как вышеописанное заседание происходило у вдовы Скаррон, в дом Лонгевилей явилась совершенно неожиданная посетительница -- Нинон де Ланкло.
Король и Мазарини сдержали данное ей обещание.
Она имела частную аудиенцию у короля, который принял ее чрезвычайно любезно. Ей была назначена значительная пенсия, и с этих пор Нинон душой и телом предалась двору. Поэтому она ревниво наблюдала за всем, что происходило в доме Рамбулье. В день собрания у Скаррон Нинон обедала в Рамбулье и заметила, что вся иезуитская клика шепталась дольше обыкновенного. Тонкий слух Нинон уловил некоторые слова, и она могла догадаться, что дело шло о каком-то тайном собрании, но где, когда и с какой целью -- она не могла расслышать. Нинон решила разузнать это во что бы то ни стало. Сказано -- сделано. Вернувшись домой, она немедленно отправила Бабино и Лоллоту к дому Лонгевилей с приказанием внимательно наблюдать за всем, что там будет происходить, и если герцогиня выедет, то следить, куда она отправится.
Не успело смеркнуться, как верные слуги вернулись назад и доложили своей госпоже, что герцогиня Лонгевиль и еще несколько дам и мужчин собрались у вдовы Скаррон. Нинон сунула в карман пару пистолетов и, закутавшись в темный плащ, чуть не бегом пустилась к дому Лонгевилей. Так как она нередко бывала у герцогини, то швейцар знал ее лично.
-- Герцогини нет дома! -- объявил он.
-- Я знаю! Она у вдовы Скаррон, но мне необходимо увидеться с ней, и потому я подожду ее возвращения. Проводите меня в будуар герцогини и не говорите о моем присутствии никому из слуг. Вот вам луидор.
Швейцар охотно исполнил просьбу Нинон и проводил ее в будуар герцогини, Комната была ярко освещена, на круглом столе перед диваном, покрытом скатертью ослепительной белизны, стояли два прибора. Нинон чуть не запрыгала от восторга, она видела, что все ее предположения сбываются как нельзя вернее. Вытащив из кармана пистолет, она спряталась под стол и уселась там, совершенно закрытая длинной скатертью.
Прошло около часа в томительном ожидании, вдруг с улицы донесся стук подъезжающего экипажа, послышались голоса, шаги, и через минуту в будуар вошла герцогиня Лонгевиль в сопровождении аббата Ла-Рокетта.
Они сели ужинать, разговор не клеился, герцогиня говорила мало, аббат отвечал односложными фразами.
Наконец Лонгевиль сказала одному из лакеев:
-- Зажгите восковые свечи на моем домашнем алтаре. Господин аббат прочтет вечерние молитвы. Теперь можете удалиться, я позвоню, когда вы мне понадобитесь!
Лакей ушел. Герцогиня заперла дверь на ключ и стала тревожно ходить по комнате, наконец она подошла к аббату.
-- Ну, мой милый, что вы скажете о сегодняшнем вечере? Боже, какие невероятные вещи нам пришлось услышать!
И они начали обсуждать все то, что узнали у вдовы Скаррон. Нинон слушала и не верила своим ушам! Между тем собеседники, увлекаясь разговором, усердно попивали вино. Беседа из области политики стали переходить мало-помалу в другую, более нежную, область, голоса делались все тише, нежнее... Послышалось нечто похожее на поцелуй. Нинон решила, что настала самая удобная минута, чтобы выйти из своей засады.
Вдруг стол зашевелился и -- о ужас! Нежная парочка увидела перед собой фигуру Нинон с поднятым пистолетом.
Герцогиня хотела закричать -- и не могла, аббат растерялся, как школьник.
-- Что же вы не кричите? -- засмеялась Нинон. -- Нужно созвать прислугу! Ваше положение так интересно, что нуждается в зрителях!
Герцогиня вскочила и сделала было шаг к сонетке.
-- Остановитесь! -- вскричала Нинон. -- Или я выстрелю в вас во имя короля! Не мешайте мне выйти отсюда -- иначе я не ручаюсь за последствия!
Замок щелкнул, и Нинон исчезла из комнаты.
Прислуга привыкла, что аббат долго читает свои вечерние молитвы, и потому Нинон не встретила в залах ни одной души. Швейцар, получив еще луидор, беспрепятственно выпустил ее.
В тот же вечер Кольбера посетила поздняя гостья, которая передала ему от слова до слова разговор, подслушанный в доме Лонгевиль. Нетрудно догадаться, что это была Нинон де Ланкло.
На другой день герцогиня Орлеанская не успела еще одеться, как леди Мертон вручила ей записку следующего содержания:
"Если вы пожелаете в другой раз позировать Миньяру, то не теряйте у него своих перчаток. Шевалье Лорен передаст вам найденную перчатку. Подробности узнаете от леди Мертон".
Не позже, как через час, герцогине доложили, что шевалье Лорен просит у нее аудиенции от имени ее супруга.
Анна встретила молодого человека чрезвычайно холодно.
-- Будьте как можно короче! Дела моего супруга меня не интересуют!
-- Но из этого не следует, что его высочество не должен интересоваться вашими делами! -- дерзко заметил Лорен.
-- Прошу вас, без предисловий!..
-- Слушаюсь! Будьте добры, герцогиня, взгляните на эту перчатку! Она найдена в кабинете в то самое утро, когда вы предполагали позировать Миньяру.
-- Только-то? -- усмехнулась герцогиня. -- Поблагодарите моего супруга за любезность, с которой он заботится о собирании моих перчаток!
Лорен был озадачен: он никак не ожидал, что герцогиня отнесется так спокойно к компрометирующему для нее открытию.
-- Не угодно ли вам объяснить, каким образом она попала в кабинет короля?
-- Не считаю нужным!
-- Я передам ваш ответ герцогу Орлеанскому!
-- Сделайте одолжение!
-- Берегитесь, герцогиня! -- прошептал взбешенный Лорен. -- Я все разузнаю, клянусь вам честью! Вы не напрасно возбудили мою ревность!
-- Как ваша любовь, так и ваша ревность, могут интересовать только женщин вроде Арманды Бежар!
-- Стало быть, вы окончательно отталкиваете меня? Вы уничтожаете ту надежду, которую дали мне в парке Сен-Клу?
-- Тогда я считала вас за талантливого интригана, теперь вижу, что вы не более как ничтожный шпион. Тогда я видела в вас мужчину, а теперь вы оказываетесь тщеславным мальчишкой! Наконец, тогда я думала, что вы больше, чем кажетесь, теперь же убеждаюсь, что вы несравненно ничтожнее!
Лорен был бледен, как полотно.
-- Но если я докажу вам противное?.. -- проговорил он задыхающимся голосом.
-- В таком случае я сдержу свое обещание.
Лорен как помешанный вышел из комнаты Анны и направился в покои герцога Орлеанского.