Все политические планы Мазарини увенчались блестящим успехом, оставалось уничтожить только последнего врага Бурбонов, герцога Орлеанского, дядю короля. Хотя за участие во Фронде он был уже лишен своего вассального герцогства, имущество его конфисковали в пользу короны, но тем не менее мстительность Гастона была страшным дамокловым мечом над головой Людовика.
Трудно было окружить герцога настолько ловкими шпионами, чтобы следить за всеми его интригами и еще менее возможно запретить свидание с его близкими родственниками из боковой линии Бурбонов, которые все без исключения были враждебно настроены к правительству. Прибегнуть же к каким-нибудь решительным мерам Мазарини не решался, зная, что Гастон пользуется большой популярностью и имеет огромное число приверженцев, которые сочли бы священной обязанностью отомстить за главу своей партии. Наконец сама судьба помогла Мазарини выйти из этого положения. Незадолго до женитьбы короля Гастон умер. Так как с его кончиной угасла линия герцогов Орлеанских, то король, обрадованный счастливым избавлением от опасного врага, разрешил своему брату пользоваться титулом герцога Орлеанского с правом пожизненного пользования всеми доходами герцогства. Мазарини сильно восставал против этого плана, но король остался непоколебим. С некоторого времени Людовик XIV стал выказывать такую самостоятельность, перед которой пасовал даже сам всемогущий кардинал. Выслушав с невозмутимым спокойствием все красноречивые доводы Мазарини, король отвечал:
-- Принц Анжуйский не настолько силен, как вы предполагаете, а мы не настолько слабы, как это кажется!
На другой день, когда этот разговор стал пищей всех парижских салонов, красавец Лорен получил записку от своей матери, графини Сен-Марсан, которая приглашала его к себе, обещая открыть одну очень важную тайну. Молодой человек, очень редко навещавший свою вечно недовольную, вечно жалующуюся мать, на этот раз поспешил отправиться на ее зов. Графиня встретила его в своем кабинете, по обыкновению пасмурная и озабоченная.
-- Ну, матушка, -- сказал Лорен, поцеловав ее руку, -- надеюсь, что в награду за мое послушание вы отпустите меня как можно скорее. Через час я должен быть у новопожалованного герцога Орлеанского, чтобы сопровождать его к августейшей невесте.
-- Я так и думала, что ты явишься ко мне на минуту! Право, во мне рождается подозрение, что тебя задерживают вовсе не придворные дела, но что ты чувствуешь за собой какую-то вину и потому стесняешься бывать в моем обществе.
-- Относительно моей виновности вы совершенно заблуждаетесь, но справедливо заметили, что я избегаю вашего общества. Согласитесь, что неприятно выслушивать вечные жалобы, упреки, наставления. Вот и теперь меня разбирает сильнейшая охота уйти, не узнав даже интересной тайны.
-- В таком случае мне остается только пожалеть, что оторвала тебя от твоих головоломных занятий! Можете отправляться к герцогу!
-- Вот это мне нравится! Головоломные занятия! Не вы ли сами хлопотали об этом месте, а теперь отзываетесь о нем с таким презрением?!
-- Я смотрела на эту должность только как на временную и всегда имела в виду другую карьеру для тебя!
-- Какую же, например?
-- Такую карьеру, которая поставила бы тебя выше всех тех, перед кем ты теперь униженно гнешь спину!..
-- Ха-ха-ха! Это забавно! Уж не потому ли я должен достичь такого высокого положения, что мой дражайший родитель погиб, сражаясь против королевской власти?
-- Но если ты вовсе не сын графа Сен-Марсана, если никакие узы родства не связывают тебя ни со мной, ни с твоим названым братом, что скажешь тогда?!
-- Я скажу, дражайшая матушка, что если бы меня избрали римским императором, то я, наверно, был бы не больше удивлен, как в настоящую минуту!.. Но к чему эта неуместная шутка?
-- Я вовсе не шучу!
Лорен побледнел.
-- В таком случае дайте мне доказательства!..
Графиня Сен-Марсан подошла к большому несгораемому шкафу, в котором хранились ее бумаги, открыла его и сказала, указывая на один из ящиков:
-- Здесь хранятся твои документы.
Лорен бросился было к шкафу, но графиня быстро затворила его и ключ опустила в свой карман.
-- Прежде чем я вручу тебе эти важные бумаги, я хочу убедиться, вполне ли ты достоин моего доверия.
-- Я начинаю подозревать, что вы хотите разыграть со мной какую-то комедию, но предупреждаю вас, что я люблю смотреть комедии, но терпеть не могу быть действующим лицом.
-- Успокойся, здесь нет никакой мистификации! В этом шкафу действительно хранятся бумаги, которые могут дать тебе блестящее положение в свете. Но, повторяю, прежде чем ты получишь их, я хочу заглянуть в твою душу, в самые сокровенные уголки твоего сердца, чтобы видеть, насколько ты заслуживаешь тех благ, которыми я могу осыпать тебя!..
Лорен нетерпеливо вскочил с кресла.
-- Матушка, к чему все эти пышные фразы, условия, когда я могу насильно взять то, чего вы не хотите отдать мне добровольно?
-- Ну не совсем так, мой милейший. Замок этого шкафа имеет секрет, известный только мне одной. Если же ты вздумаешь взломать шкаф, то все, находящееся внутри, будет мгновенно уничтожено посредством особенного механизма.
Лорен побледнел. О, как глубоко ненавидел он графиню в эту минуту!
-- Ты видишь теперь, что твое счастье вполне зависит от меня, -- продолжала графиня, -- а я только тогда исполню обещание, если ты откровенно ответишь на все мои вопросы.
-- Я привык покоряться необходимости, -- проговорил сквозь зубы Лорен. -- Можете приступать к допросу!
-- Здесь, в Париже, разнесся слух, будто ты, изгнанный принцем Конти из Безьера, повел самую беспорядочную жизнь -- пил, играл в компании с шулерами и, что всего ужаснее, будто ты -- двоеженец. Правда ли это?
-- Что касается первых двух обвинений, то они отчасти справедливы: скучная, однообразная жизнь в полку поневоле заставит пить и играть, но шулером я никогда не был, напротив, нередко сам становился жертвой шулерства. В третьем же преступлении я совершенно неповинен. Но, чтобы вы могли понять, что послужило поводом к распространению подобных слухов, я должен рассказать вам один эпизод из моей жизни. Однажды у меня была веселая пирушка. Собрались офицеры, пили, шутили, школьничали, рассказывали разные анекдоты, шалости. Между прочим, двое из моих товарищей, Журбен и Бонерпер, предложили пари на тысячу луидоров, что никто из нас не сумеет жениться разом на двух и все-таки остаться холостяком. Отуманенный вином, ослепленный золотом, я принял пари и не прошло двух недель, как безумное желание было исполнено. Утром я обвенчался с прелестной Жервезой де Монтабан, а вечером -- с не менее очаровательной и, вдобавок, богатейшей наследницей Каралией де Сен-Бев! Свидетелями были Журбен и Бонерпер, а роль священника разыграл переодетый актер -- Луи Гаржу. Офицеры обещали хранить эту проделку в величайшем секрете, но не сдержали своего слова. Тогда я вызвал их на дуэль. Поручик Журбен пал на месте, а Бонерпер получил такую тяжкую рану, что должен был оставить полк. Однако эта история наделала такого шума, что полковой командир посоветовал мне оставить Монпелье. Он снабдил меня рекомендательными письмами, с которыми я и явился в Париж. Здесь, как вам известно, я поступил на службу к принцу Анжуйскому, который настолько благоволит ко мне, что, когда некоторые из моих доброжелателей вздумали рассказать ему эту историю о двоеженстве, он очень ясно дал понять, что, кто не хочет потерять своего места, не должен дурно отзываться обо мне! Я исполнил ваше желание, графиня, и ответил на все ваши вопросы. Больше мне не в чем признаваться!
Несколько минут длилось молчание. Графиня была погружена в глубокую задумчивость.
-- Я вижу, что предчувствие не обмануло меня! Ты глубоко испорченный человек, вовсе не достойный той блестящей будущности, которая ожидает тебя. Но, с другой стороны, твой ум, энергия, смелость дают мне верное ручательство, что ты способен выполнить трудную задачу, завещанную тебе отцом! Поэтому я решаюсь открыть тебе страшную тайну, которая точно гром разразится над головами твоих повелителей!.. Знай, Луи Лорен, что ты единственный законный сын Гастона Орлеанского, такой же внук Генриха, как и сам нынешний король!..
Лорен остолбенел. Несколько минут он не мог выговорить ни слова. Наконец он вскричал:
-- Это ложь, выдумка! Вы хотите одурачить меня и сделать орудием какой-нибудь гнусной интриги!..
-- В этом шкафу лежат документы, которые докажут истину моих слов!
-- Так зачем же вы скрывали до сих пор мое происхождение?
-- Такова была воля твоего отца, который, зная, как жаждет кардинал погибели Орлеанского дома, боялся за твою жизнь. На этом основании он объявил тебя умершим и передал мне с тем, чтобы я воспитывала тебя и выдавала за своего сына до тех пор, пока ты не возмужаешь и не станешь способным для борьбы с врагами.
-- О, дорогая матушка, -- вскричал Лорен, покрывая руки графини жаркими поцелуями, -- простите мое недоверие!.. Теперь только я вижу, как глубоко виноват перед вами!.. Но, клянусь прахом моего отца, что я заглажу свою вину! В доказательство этого я не хочу ничьих советов, никакой помощи, кроме вашей! Помогите мне возвратить мои права и уничтожить моих врагов!..
-- Милый Луи, борьба, предстоящая тебе, так трудна, что мне, слабой женщине, не под силу! Но я укажу тебе таких руководителей, которые сумели победить самого Генриха Четвертого!..
-- Вы говорите об иезуитах, не так ли?
-- Ты угадал.
В эту минуту потайная дверь в кабинете графини тихо отворилась, и на пороге ее показалась фигура отца Лашеза, бывшего наставника Лорена. Торжествующая улыбка, игравшая на лице иезуита, показывала, что ему все известно.