Около двухъ лѣтъ я имѣлъ честь быть сотрудникомъ "Русскаго Инвалида". Редакція запой офиціальной газеты довѣрила мнѣ сужденіе о современныхъ произведеніяхъ отечественной литературы. Сѵнодь лестная довѣренность, независимо отъ личнаго моего убѣжденія въ томъ, какъ должна быть выполняема обязанность критика, требовала отъ меня самой строгой правдивости и безпристрастія, совершенно чуждаго всякаго вліянія стороннихъ отношеній,-- и я постоянно старался быть вѣрнымъ этимъ первымъ условіямъ добросовѣстной критики: иначе, быть вѣрнымъ истинѣ и благонамѣреннымъ цѣлямъ правительственнаго изданія. Я могъ ошибаться, и, вѣроятно, не разъ ошибался въ мнѣніяхъ своихъ; они могли быть, и были, иногда, не согласны съ мнѣніями другихъ: въ одномъ, однако-жъ, смѣю быть увѣреннымъ -- они всегда были основаны на прямомъ убѣжденіи и строго обдуманы;-- съ большею частію ихъ соглашалось и большинство читающей публики. Оцѣняя достоинство литературныхъ произведеній, при самомъ отрицательномъ значеніи послѣднихъ, я всегда уважалъ личность автора и непремѣнною заботою моею было смягчать, невозможности, непріятность, невыгоднаго отзыва. Лёгкая, неоскорбительная шутка, иногда иронія, -- невольная жертва критика читателямъ, не любящимъ сухаго академическаго тона статей, -- вотъ всё, что я позволялъ себѣ изрѣдка. Уважая такъ-же мнѣнія другихъ критиковъ, хотя бы и противныя моимъ, но высказанныя въ слѣдствіе непосредственнаго и независимаго убѣжденія, я никогда не вдавался въ споры и полемику. Около двухъ лѣтъ имѣя голосъ въ офиціальной газетѣ, я употреблялъ его для той лишь цѣли, для которой онъ былъ довѣренъ мнѣ: ни разу не употребилъ его въ свою личную пользу,-- не дѣйствовалъ противъ тѣхъ, кто, при первыхъ литературныхъ моихъ опытахъ, встрѣтилъ ихъ -- не скажу съ самою неумѣренною строгостію (это-бы еще ничего!), но съ явнымъ недоброжелательствомъ и ожесточеніемъ. Напротивъ, помимо всякихъ личныхъ причинъ или увлеченій, я. говорилъ именно въ пользу прежнихъ своихъ порицателей,-- когда справедливость того требовала. Не хвалюсь тѣмъ. Поступая такъ, я исполнялъ только долгъ каждаго честнаго человѣка, и еще болѣе, каждаго благороднаго дѣйствователя на благородномъ поприщѣ литературы. Но, въ слѣдствіе всего этого, позволительно-ли мнѣ надѣяться, что, и въ отношеніи къ собственнымъ моимъ мнѣніямъ, оказана будетъ, со стороны другихъ, та-же умѣренность.

Всё это я долженъ былъ сказать къ поясненію появленія предлагаемой брошюры; теперь нѣсколько словъ о ней самой.

Независимо отъ критическихъ статей моихъ, печатанныхъ собственно въ Инвалидѣ, издавались при этой газетѣ, въ прошедшемъ году, особые, мною-же составляемые, библіографическіе листки, подъ названіемъ Критическаго перечня новостямъ русской литературы, заключавшіе въ себѣ обозрѣніе ея за каждые три мѣсяца. Годичный опытъ и отзывы людей просвѣщенныхъ убѣдили меня, что эти библіографическіе листки достигали отчасти своей цѣли -- сообщенія публикѣ, по-возможности, вѣрнаго свѣдѣнія о современномъ движеніи отечественной литературы,-- въ-особенности-же, иногороднымъ нашимъ читателямъ, которые поставлены въ большое затрудненіе разнорѣчивыми отзывами журналовъ о достоинствѣ вновь выходящихъ книгъ, и недоумѣваютъ какую изъ нихъ можно выписать на основаніи того или другаго журнальнаго отзыва. Но тотъ-же опытъ убѣдилъ меня, что нумеръ газеты, живущій одинъ лить день, а тѣмъ болѣе приложеніе къ ней, каковы были мои библіографическіе листки, при всей животрепещущей своей новости, слишкомъ скоропреходящи и не могутъ вполнѣ имѣть желаемыхъ послѣдствій. Мысль эта побудила меня издать нѣчто цѣлое, въ видѣ каталога (catalogue raisonné), въ которомъ, къ заглавіямъ и означенію цѣнъ новѣйшимъ русскимъ книгамъ, присоединялась-бы, болѣе или менѣе подробная, оцѣнка и внутренняго ихъ достоинства,-- оцѣнка, разумѣется, правдивая и безпристрастная: нѣкотораго рода указатель -- на что преимущественно должно быть обращено вниманіе читателей и что можетъ быть усвоено ихъ библіотекамъ. Предоставляя журналамъ и газетамъ быстрое сужденіе о самыхъ, такъ-сказать, свѣжихъ новостяхъ литературы, мы, въ нашемъ Каталогѣ или Обозрѣніи, предлагаемъ читателю, хотя не столь животрепещущую, но, если можно такъ выразиться, болѣе спокойную и опредѣлительнѣйшую характеристику новыхъ книгъ русскихъ. А какъ подобный каталогъ можетъ быть не безполезнымъ и книгопродавцамъ, то одинъ изъ нихъ, Ю. А. ІОнгмейстеръ, извѣстный своею честностію и точностію въ исполненіи требованій публики, пожелалъ принять на себя издержки печатанія Обозрѣнія, и пріобрѣлъ отъ меня право вещественнымъ его владѣніемъ; -- право-же литературной или авторской собственности остаётся за мною, въ отклоненіе возможности перепечатанія этого Каталога или Обозрѣнія другимъ книгопродавцемъ.

Л. Брантъ.

Цѣна экземпляру брошюры 50 коп. серебромъ; на пересылку прилагается за фунтъ.

БИБЛІОГРАФИЧЕСКОЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Послѣдніе три мѣсяца каждаго года и первые два слѣдующаго, въ націей литературѣ, бываютъ обыкновенно самымъ обильнымъ книжнымъ временемъ. Къ этому времени готовятся новые романы, сборники новыхъ повѣстей, альманахи, и вообще книги, которыми издатели или авторы дорожатъ особенно. Книгопродавцы называютъ это, время прибыльнымъ, "идущимъ";-- для журналистовъ оно вожделѣнное время подписки, надеждъ и опасеній; для многихъ авторовъ, цѣлые годы трудившихся,-- можетъ-быть, совершенно-безкорыстно, съ тёплою, мученическою любовію къ предмету, -- время тяжкаго испытанія, -- неумолимыхъ приговоровъ -- справедливыхъ или несправедливыхъ, это другой вопросъ, -- приговоровъ, иногда уничтожающихъ во прахъ бѣдное дѣтище ума, чувствъ и воображенія, -- приговоровъ, охлаждающихъ благороднѣйшія стремленія... ни слова уже о надеждахъ, обманутыхъ, поруганныхъ. Короче,-- октябрь, ноябрь, декабрь {Желающіе знать мнѣніе наше о книгахъ, вышедшихъ въ первые девять мѣсяцевъ 1841 года, могутъ обратиться къ тремъ, подобнымъ настоящему, критическимъ обозрѣніямъ, приложеннымъ, въ свое время, къ "Русскому Инвалиду", подъ NNo 1, 2 и 3.}, январь и февраль прелюбопытные литературные мѣсяцы! Посмотримъ-же что новаго и хорошаго принесли они въ кабинеты наши, куда, сказать мимоходомъ, не допустимъ ни одной книги, принадлежащей къ той производительности литературной, которая назначается собственно для передней или лакейской. Въ нашемъ критическомъ обозрѣніи найдутъ мѣсто, по-преимуществу, хорошія книги, -- будемъ упоминать о посредственныхъ, даже о слабыхъ: не хотимъ знать только, какъ вѣроятно и всѣ читатели просвѣщенные, о существованіи тѣхъ уродливыхъ и безграмотныхъ книжицъ, которыми такъ богата промышленная сторона нашей литературы, которыя оскорбляютъ -- не говорю уже -- вкусъ, но и самое приличіе, которыя, наконецъ, издаются Богъ-знаетъ кѣмъ и Богъ-знаетъ для кого,-- вѣроятно для круга читателей, находящихся внѣ всякаго круга ... составляющихъ тёмные уголки Божьяго міра.

Изъ семидесяти сочиненій, ниже разсмотрѣнныхъ, только тридцать бельлетрическихъ, -- гораздо менѣе половины; а если исключить изъ числа ихъ вторыя изданія, переводы и дѣтскія книги, то останется не болѣе пятьнадцати. Остальныя сорокъ книгъ принадлежатъ, большею частію, къ такъ назвѣваемымъ "серьёзнымъ" сочиненіямъ: ученымъ, учебнымъ, спеціальнымъ, историческимъ, и т.н. Значитъ -- господствуетъ стремленіе къ положительному, исключительно и непосредственно полезному, -- работаетъ собственно голова,-- умъ. Прекрасно, но у человѣка есть еще сердце или чувства, есть и воображеніе. Уважая полезное, онъ "любитъ" прмличное, -- въ благороднѣйшемъ, эстетическомъ, значеніи слова,-- любитъ высокое, идеальное: другими словами -- изящное, художественное; душа его жаждетъ впечатлѣній сильныхъ, глубокихъ, которыхъ не сообщитъ вамъ ученое сочиненіе, трактатъ о желѣзныхъ дорогахъ или пароходствѣ -- твореніе, можетъ-быть, величайшей важности, любопытное въ высшей степени, но на положительныя истины котораго не отзовется ни одна струна сердца вашего, которое не сдѣлаетъ васъ ни лучше, ни добрѣе, не возвыситъ нравственной природы вашей. Многіе могутъ ложно понять выводъ нашъ, и подумаютъ, что мы хотимъ унизить ръеное, полезное " положительное. Это былобы нелѣпо. Напротивъ, мы преклоняемся и благоговѣемъ предъ сочиненіями дѣльными; мы сожалѣемъ только, что преобладающее стремленіе къ положительному убиваетъ другую, противоположную, поэтическую сторону ума человѣческаго.-- "А!" -- скажутъ нѣкоторые -- "вы хотите поэзіи -- романовъ, повѣстей, драмъ, стиховъ и сказочной прозы?" -- Именно, съ позволенія вашего, милостивые государи, этого я хочу, и имѣю на то свои причины, убѣдительныя и, какъ мнѣ покрайней-мѣрѣ кажется, неоспоримыя. Дѣло въ томъ, что я имѣю счастіе или несчастіе понимать романъ совершенно иначе, нежели понимаютъ его нѣкоторые, люди впрочемъ очень умные и почтенные. Для нихъ-то я рѣшился сказать нѣсколько словъ о романѣ, потому-что многіе, понимающіе дѣло, конечно, не нуждаются въ объясненіи. Но эти гг. "нѣкоторые" считаютъ романъ, повѣетъ -- сущимъ вздоромъ, и если рѣшаются, отъ бездѣлья (нерѣдко, непремѣннаго условія цѣлой жизни большей части "благосклонныхъ читателей"), прочитать то или другое, -- называютъ это величайшимъ съ своей стороны снисхожденіемъ, жертвою, -- вообще отзываясь съ глубочайшимъ презрѣніемъ о произведеніяхъ поэзіи, бельлетристики.-- И надобно видѣть выраженіе лица ихъ при этомъ отзывѣ, эту убійственно-презрительную гримасу! О, если-бъ я былъ политипажнымъ художникомъ, я непремѣнно изобразилъ-бы эту "типовую" гримасу (нынче-же такая мода на "типы"), которую изобразить словами рѣшительно невозможно! Да, для этихъ господъ романъ, повѣсть ничто передъ вистомъ, преферансомъ, не говоря уже объ аристократическомъ пикетѣ. Что до меня, -- такъ какъ я въ карты, къ-сожалѣнію, не играю,-- что до меня, я, больше всего въ мірѣ (за исключеніемъ однако-жъ хорошенькихъ женщинъ),-- люблю именно повѣсти и романы. Таково ужъ мое забужденіе, или, если позволите, моя истина. Я отнюдь романа, повѣсти, не считаю мелочью, вздоромъ, въ-подражаніе нѣкоторымъ "знатокамъ", ни даже только пріятнымъ развлеченіемъ. Въ романѣ и повѣсти я вижу исторію и философію, даже больше нежели собственно въ исторіи и философіи. Да, и романъ есть своего рода исторія, психологія души и сердца; частныя данности; романа, -- суть частная исторія человѣчества, его внутренней, невидимой жизни: потому-что въ настоящей или политической исторіи проявляется только внѣшняя, общая, государственная сторона жизни народовъ {Пишу эти слова курсивомъ потому, что однажды я имѣлъ уже случай печатно произнесть ихъ: на бѣду "знатоковъ", со мною согласились многіе, отчего я еще сильнѣе укрѣпился въ своёмъ убѣжденіи. Разумѣется, что здѣсь рѣчь не о романахъ, унижающихъ этотъ высокой родъ словесности: здѣсь мы имѣемъ въ виду, напримѣръ, Гёте, Скотта, Купера, Гюго, Динкинса; и другихъ, да, пожалуй, двухъ-трехъ изъ нашихъ романистовъ.}. Историкъ только повѣствуетъ, соображая критически лѣтописи и преданія; романистъ также повѣствуетъ, но въ то-же время черпаетъ матеріалы своего повѣствованія на днѣ сердца человѣческаго, вноситъ факелъ свой въ сокровеннѣйшія глубины его, часто съ кровью отдирая отъ нихъ неподозрѣваемые любителями Пикета тайники. И мало-ли что еще можно сказать о важности и поучительности романа! Но этого нельзя сказать въ нѣсколькихъ строкахъ.-- Сказанное-же здѣсь приводитъ къ тому, что, не причисляя серьёзныхъ и дѣльныхъ сочиненій къ области изящной литературы или "собственно-литературы", мы не будемъ останавливаться долго на сочиненіяхъ этого рода, а преимущественно посвятимъ обозрѣніе наше произведеніямъ чисто-бельлетрическимъ. Притомъ, о книгахъ, принадлежащихъ къ области наукъ или искусствъ, и нельзя говорить кратко съ удовлетворительностію. Имъ должны бытъ опредѣляемы отдѣльные трактаты. Мы-же пишемъ не болѣе какъ критическое обозрѣніе.

Послѣ этого неизлишняго объясненія, приступаемъ непосредственно къ разсмотрѣнію литературныхъ новостей за послѣдніе пять мѣсяцевъ," т.-е. съ октября 1841 по мартъ 1842 г.

Сочиненія духовнаго содержанія.

1. ПРАВДА ВСЕЛЕНСКОЙ ЦЕРКВИ о Римской и ПРОЧИХЪ ПАТРІАРШИХЪ КАѲЕДРАХЪ. 1841. Въ 8-ю долю листа, III и 426 стр. (Цѣна экземпляру, 2. р. 50 к., съ пересылкою 3 р. сереб.)

Это важное сочиненіе принадлежитъ религіозному и высоко-поэтическому перу автора Путешествія ко Святымъ Мѣстамъ; слѣдовательно, нѣтъ надобности распространяться о достоинствѣ книги. Сожалѣемъ только, что объемъ нашего обозрѣнія не позволяетъ намъ украсить его выписками изъ нея. Содержаніе ея, въ нѣсколькихъ словахъ, слѣдующее: о первенствѣ Апостола Петра; отношенія Римскихъ Епископовъ къ Церкви Вселенской; о Вселенскихъ Соборахъ; о Греческихъ Патріархахъ и сношеніяхъ ихъ съ Римскими Первосвященниками, и вообще о предметахъ* соотвѣтствующихъ заглавію сочиненія.-- Какъ оно любопытно и поучительно -- можно судить уже и по одному этому, легкому, намеку на содержаніе его.

2. УРОКИ ИЗЪ СВЯЩЕННОЙ ИСТОРІИ ВЕТХАГО ЗАВѢТА, читанные воспитанникамъ Института Корпуса Горныхъ Инженеровъ, священникомъ Димитріемъ Абрюцкимъ. 1841. Въ 8, 168 стр, (75 к., съ перес. 1 р. сереб.)

5. СТРАСТНАЯ СЕДМИЦА. Изданіе четвертое, исправленное и умноженное. 1841. Въ 8, 245 стр. (1 р. 45 к., съ перес. 1 р. 70 к, сереб.)

4. РУКОВОДСТВО находить въ священныхъ книгахъ Новаго Завѣта Чтеніе Апостола и Евангелія, положенное на каждый день Православною Церковію. 1841. Въ 8, 40 стр. (25 к., съ пер. 40 к. сереб.)

Заглавія этихъ сочиненій достаточно изъясняютъ и содержаніе ихъ, свидѣтельствующее о религіозной потребности народа русскаго, безспорно одного изъ набожнѣйшихъ народовъ христіанскихъ.-- Признательность достойнымъ пастырямъ нашимъ, съ теплотою сердца и. мысли исполняющимъ свои священныя обязанности!

5. ИСТОРИЧЕСКІЯ СВѢДѢНІЯ О ЖИЗНИ ПРЕПОПОДОБНОЙ ЕВФРОСИНІИ, Княгини Полоцкой. 1841. Въ 8, V и 28 стр.-- Крестъ Преподобной Евфросиніи, сдѣланный въ 1161 году. На одномъ большомъ листа, (1 р. 45 к., съ пересылкою 2 р. сереб.)

Это тотъ самый Крестъ, та самая древняя святыня, которой недавно благочестивые жители обѣихъ столицъ нашихъ поклонялись съ такимъ благоговѣніемъ. Теперь, въ небольшой книжечкѣ, они найдутъ достовѣрное и чрезвычайно-любопытное описаніе святой жизни Преподобной Евѣросиніи, а неимѣвшіе возможности видѣть самаго Креста, жители пространной Россіи могутъ пріобрѣсть литографическое изображеніе его, сдѣланное въ натуральную величину, и притомъ съ самою тщательною вѣрностію.

6. ОЧЕРКИ ЖИЗНИ МОСКОВСКАГО АРХІЕПИСКОПА АВГУСТИНА. Съ приложеніями и портретомъ. 1841. Въ 8, 155 стр. (75 к., съ пересылкою, 1 р. серебромъ.)

Архіепископъ Августинъ навсегда останется незабвеннымъ не только въ исторіи Церкви нашей, но и въ гражданской исторіи отечества своего, котораго достойнымъ пастыремъ и сыномъ умѣлъ онъ явить себя въ достопамятный 1812-й годъ. Особенно почитаемый державными особами, онъ имѣлъ счастіе получить въ 1818 г. отъ нынѣ царствующаго Императора, тогда Великаго Князя, Николая Павловича, слѣдующее достопримѣчательное письмо. Оно было писано по случаю рожденія нынѣ здравствующаго Цесаревича и Наслѣдника Престола Всероссійскаго, и отличается высокимъ краснорѣчіемъ умилительнаго чувства супруга и отца: "Со страхомъ, свойственнымъ человѣку слабому, и съ надеждою, не покидающею человѣка вѣрующаго, видѣлъ я приближеніе рѣшительнѣйшей минуты въ моей жизни. Не зная, что опредѣлило мнѣ Провидѣніе, радость или горесть, я подкрѣпилъ душу мою обѣщаніемъ и ожидалъ съ покорностію воли Божіей. Ему угодно было благословить меня счастіемъ отца: Онъ сохранилъ и мать и младеница! Изъявленіе благодарности не нужно Тому, Кто читаетъ въ глубинѣ души: но оно необходимо душѣ благодарной, Обѣщаніе мое, которое спѣшу исполнить, состояло въ томъ, чтобъ во имя "Александра Невскаго воздвигнуть придѣлъ въ церкви Новаго Іерусалима. Это -- смиренное приношеніе счастливаго отца, повѣряющаго Отцу Всемогущему свое драгоцѣннѣйшее благо -- участь жены и сына, Васъ, "преосвященнѣйшій владыко, прошу быть мнѣ помощникомъ и руководимъ во исполненіи сего обѣта, священнаго моему сердцу. Пускай предъ алтаремъ, воздвигнутымъ, благодарностію отца, приносятся молитвы и о матери и о сынѣ: да продлитъ Всемогущій ихъ жизнь для собственнаго ихъ счастія, на службу Государю, на честь и пользу отечества!"

Нынѣ, по прошествіи двадцати-четырехъ лѣтъ, какое глубокое значеніе, какой высокій интересъ заключаетъ въ себѣ это письмо, когда предметъ его -- царственный Младенецъ, не только возросъ, возмужалъ, но и Самъ, подобно державному Отцу, содѣлался счастливымъ супругомъ!

Вообще жизнь Преосвященнаго Августина примѣчательна тѣмъ, что находилась въ связи съ многими, достопамятными событіями отечества, а потому описаніе ея чрезвычайно-любопытно. Въ числѣ приложеній помѣщены подлинныя аффишки графа Растопчина, относящіяся къ происшествіямъ 1812 года, и также весьма любопытныя, какъ по патріотическому ихъ чувству, такъ и по оригинальному слогу графа Растопчина.,

Вотъ еще нѣсколько сочиненій религіознаго содержанія, заслуживающихъ полной хвалы и признательности трудившимся, надъ составленіемъ ихъ:

7. ПИСЬМА О ДОЛЖНОСТЯХЪ СВЯЩЕННАГО САНА. Двѣ части. 1841. Въ 8, 213 и 220 стр. (2 р., 30 к., съ перес. 2 р. 80 к. с.)

Приготовленіе къ священству, священнодѣйствія, исповѣдь, проповѣданіе Слова Божія, законоучительство, обращеніе пресвитера съ людьми, подвигъ благовѣстника -- по собственнымъ выраженіямъ почтеннаго издателя книги, г. Александра Стурдзы, составляютъ содержаніе ея, въ формѣ краснорѣчивыхъ и очень занимательныхъ писемъ.

8. СВЯЩЕННАЯ ИСТОРІЯ въ разговорахъ для маленькихъ дѣтей. Сочиненіе А. Ишимовой. 1841. Въ 16, VII и 35 стр. (50 к., съ пересылкою 75 к. сереб.)

9. О ЛИТУРГІИ. 1842. Въ 16, 61 стр.

10. ИЗЛОЖЕНІЕ СѴМВОЛА ВѢРЫ, православной восточной каѳолической церкви. Изданіе третіе. 1841. Въ 16, 156 стр. (50 к., съ перес. 75 к. сереб., за обѣ книжки.)

Послѣднія двѣ, изящно изданныя, книжки принадлежатъ, если не ошибаемся, столь извѣстному перу автора Путешествія ко Св. Мѣстамъ.

11. О СВИДАНІИ ВЪ ВѢЧНОСТИ. 1841. Въ 8, 55 стр. (50 к., съ пер. 50 к. серсо.)

Жить за гробомъ, единственное утѣшеніе многихъ страдальцевъ, не достигшихъ еще гроба. Существовать за предѣлами его -- надежда и упованіе счастливцевъ. Безсмертіе души человѣческой страшитъ однихъ только злодѣевъ, иногда приводитъ ихъ къ раскаянію и достойнѣйшей жизни. Но никто еще не разрѣшилъ великой тайны: какъ мы будемъ жить въ вѣчности, -- возобновятся-ли тамъ наши земныя Формы, или останется единъ лишь духъ, отлученный Отъ бренной плоти. Слѣдовательно, и свиданіе въ вѣчности съ милыми, родными и друзьями -- суть вопросъ, раждающій тысячу другихъ, равно неразрѣшимыхъ, вопросовъ.

Сочиненія ученыя, учебныя, медицинскія, спеціальныя и т. п.

12. МѢСЯЦОСЛОВЪ на 1842 годъ. Въ 8, 249 стр. (60 к., съ перес. 85 к. сереб.)

Содержаніе мѣсяцослова извѣстно всѣмъ. Книга, или, лучше сказать, вещь -- необходимая каждому, сподручная. Съ нѣкотораго времени календари наши имѣютъ особенный интересъ, украшаясь портретами Особъ Императорскаго Дома. Мѣсяцословъ на 1842 годъ украшенъ отлично-выгравированнымъ на стали портретомъ Великой Княжны Ольги Николаевны.

15. ПАМЯТНАЯ КНИЖКА на 1842 годъ. Въ 64-ю д. л., 56 стр. (2 р., съ пересылк. 2 р. 25 к. серебр.)

Вотъ также книжка необходимая почти для каждаго. Не говоря уже объ изящномъ и роскошномъ ея изданіи и прекрасныхъ 19-ти гравюрахъ ея, по формату своему, она можетъ быть носима въ карманѣ,-- во всякое время и на всякомъ мѣстѣ служишь справочною. Для человѣка служебнаго или дѣловаго, и въ-особенности для военныхъ, -- это просто драгоцѣнность; въ ней, кромѣ полнаго мѣсяцослова, съ пробѣлами для замѣтокъ, какъ и въ обыкновенномъ календарѣ, заключается расписаніе храмовыхъ праздниковъ, дни прихода и отхода почты въ обѣихъ столицахъ, такса для сбора за письма и посылки и, наконецъ,-- важнѣйшая статья Памятной Книжки,-- современное состояніе чиновъ военнаго и другихъ вѣдомствъ, чего ни въ какомъ другомъ изданіи не найдёте и отъисканіе чего, безъ помощи Памятной Книжки, неимовѣрно затруднило-бы васъ. Теперь же, вмѣстѣ съ полезнымъ-житейски и крайне-необходимымъ, вы имѣете въ рукахъ и альманахъ, не уступающій гравюрами своими лучшему кипсеку.

14. НОВЫЙ КАРМАННЫЙ УКАЗАТЕЛЬ С. ПЕТЕРБУРГА съ планами и видами. 1842. Второе исправленное изданіе, на русск. и французск. языкахъ. Въ 16, 55 стр. (1,. съ пер. 1. р. 25 к. сереб.)

Двѣ крошечныя и очень красивыя книжечки, не безполезныя для взрослыхъ и замѣняющія дѣтямъ игрушку, полезную болѣе картонной лошадки или куклы. Первая книжечка заключаетъ въ себѣ наименованіе частей города, учебныхъ и другихъ заведеній, присутственныхъ мѣстъ, главнѣйшихъ зданій, мостовъ, заставъ, гостинницъ, постоялыхъ дворовъ, ресторатёровъ, клубовъ, собраній, конторъ, фабрикъ, заводовъ, магазиновъ, -- статистическую таблицу и, наконецъ, миніатюрный, но вѣрный и очень хорошо сдѣланный, плацъ Петербурга. Въ другой книжечкѣ найдёте двадцать литографированныхъ видовъ примѣчательнѣйшихъ зданій и памятниковъ сѣверной столицы нашей.

15. ЛУЧШЕЕ ПРИДАНОЕ. Соч. О. Фонъ Дейча. Двѣ части. 1841. Въ 12, 199 и 195 стр. (2 р. 50 к., съ перес. 5 р. сереб.)

Утѣшьтесь, бѣдныя дѣвушки! васъ ожидаетъ скорое замужство, хоть вы и не богаты: г. Фонъ Дейчъ даритъ вамъ не только приданое, но и "лучшее приданое" Но въ самомъ-ли дѣлѣ такъ: нѣтъ-ли тутъ обмана, подлога, или, проще, какого-нибудь недоразумѣнія? Именно. Второе заглавіе книги слѣдующее: "Необходимыя наставленія для беременныхъ, роженицъ (?) и родильницъ (?), съ присовокупленіемъ правилъ перваго физическаго воспитанія дѣтей, календаря беременности и двухъ рисунковъ." И такъ, эта книга -- отнюдь не для дѣвицъ: содержаніе ея не должно быть извѣстно невѣстамъ; иначе, онѣ не принесутъ мужьямъ того дѣвственнаго невѣдѣнія, той непорочности знанія, которыя дѣйствительно составляютъ "лучшее приданое". А между-тѣмъ трудъ Г. Фонъ Дейча, независимо отъ неприличнаго и спекулятивнаго заглавія, истинно-полезный трудъ, хорошо исполненный, не только въ медицинскомъ, но и въ литературномъ отношеніи. Почему-же почтенный авторъ не назвать книги своей просто: Наставленіе молодымъ супругамъ. Совѣтуемъ ему перемѣнить обёртку и заглавный листъ.

16. О РАСПОЗНАВАНІИ НАСЧЕТЪ ЗОЛОТУШНОЙ БОЛѢЗНИ. Сочиненіе-медико-хирурга К. Бредова. 1842. Въ 8, 272 стр. (2 р., съ перес. 2 р. 25 к. сереб.)

Книга чрезвычайной важности и полезности, если принять въ соображеніе, сколь многіе въ настоящее время страдаютъ золотушными болѣзнями, пользованіе которыхъ, не-смотря на современные успѣхи медицины, крайне еще затруднительно и рѣдко достигаетъ цѣли. Опытный авторъ исполнилъ дѣло свое съ умѣньемъ и системою. Въ-особенности рекомендуемъ книгу его врачамъ и страждущимъ золотухою.

17. СЕЛЬСКІЙ ДОМАШНІЙ ЛЕЧЕБНИКЪ, или врачебныя наставленія для государственныхъ крестьянъ, по Высочайшему повелѣнію составленныя при Министерствѣ Государственныхъ Имуществъ и Медицинскимъ Совѣтомъ разсмотрѣнныя и одобренныя. Въ двухъ частяхъ 1841. Въ 8, 48 и 78 стр. (1 р., съ перес. 1 р. 25 к. сер.)

Чрезвычайно-полезная для крестьянъ книга, первая часть которой содержитъ въ себѣ правила о теченіи болѣзней людей, а вторая правила о сбереженіи и леченіи домашняго скота. Рекомендуемъ книгу помѣщикамъ и управителямъ, какъ драгоцѣнное пособіе, замѣняющее врача, тамъ, гдѣ нѣтъ его по близости.

18. ПРАКТИЧЕСКАЯ МОРСКАЯ АРТИЛЛЕРІЯ. Соч. Корпуса Морск. Артиллеріи капитана Ильина. 1841. Въ 8, XXX и 577 стр. (5 р., съ пересылкою 5 р. 50 к. сер.)

Въ военно-ученой литературѣ нашей г. Ильинъ извѣстенъ уже переводами: 1) Руководства къ прицѣливанію артиллерійскихъ орудій на морѣ, сочин. испанскаго адмирала Чурруки, и 2) Изслѣдованія артиллерійскаго искусства на морѣ, соч. капитана Монжери {Оба эти сочиненія продаются въ книжномъ магазинѣ Ю. Юнгмейстера; цѣна перваго 5 р., съ пер. 6 руб. ассигн.; втораго 6 р., съ пер. 7 р. 80 коп. ассигнаціями.}. Настоящее сочиненіе г. Ильина есть часть обширнаго и полезнаго труда, предпринятаго по порученію начальства. Желаемъ автору успѣшнаго окончанія, тѣмъ болѣе, что, и въ литературномъ отношеніи, оно отличается чистымъ, яснымъ и правильнымъ изложеніемъ, и тщательною корректурою: немногія погрѣшности съ заботливостію указаны въ концѣ книги. Изданіе ея опрятно и красиво. Вообще надобно замѣтить, что въ послѣднее время рѣдко встрѣчаются книги дурно изданныя, хотя, съ другой стороны, многія. Изъ нихъ хорошею бумагою и печатью могутъ похвастать какъ лучшимъ своимъ достоинствомъ. Роскошь въ изданіяхъ послужила нынѣ предлогомъ къ многимъ спекулаціямъ, которыя съ большею пользою могли-бы быть обращены на предпріятія не минутныя.

19. УЧЕБНЫЯ РУКОВОДСТВА для военно-учебныхъ заведеній. Химія. Составлен. И. Щегловымъ. 1841. Въ 8, 479 стр. (5 р., съ перес. 3 р. 50 к. сереб.)

Лучшею похвалою этой книги можетъ служить общее заглавія. Она составлена по порученію Главнаго Начальника военно-учебныхъ заведеній, Великаго Князя Михаила Павловича, и посвящена авторомъ Его Императорскому Высочеству. Въ концѣ сочиненія приложены объяснительные чертежи и рисунки.

20. РУКОВОДСТВО къ изученію греческаго языка. Соч. И. Л. Бюрнуфа. Переводъ съ двадцать-третьяго изданія (изданіе книгопродавца В. Полякова). 1841. Въ 8, IX и 576 стр. (1 р. 50 к., съ перес. 2 сер.)

21. РОССІЙСКО-АРМЯНСКІЙ СЛОВАРЬ. 1842 г.

22. РУССКО-НѢМЕЦКІЙ и нѣмецко-русскій карманный словарь, Н. Ульянова. Часть первая. Словарь русско-нѣмецкій. Изданіе книгопродавца ІО. Юнгмейстера. Въ 64-ю д. л. 358 стр. (за двѣ части 1 р. 50 к., съ пересылкою 1 р. 75 к. серб.)

Важныя пособія для изучающихъ языки. Конечно, двѣ первыя книги для немногихъ. въ наше время такъ мало охотниковъ до пластическаго языка Гомера, Платона и Демосѳена, -- еще менѣе желающихъ знать языкъ армянскій, столь частный и отнюдь не литературный: за то въ наше время кто не учится языку Гёте и Шиллера, и, въ этомъ смыслѣ, молодой книгопродавецъ нашъ, Ю. А. Юнгмейстеръ, въ-продолженіе одного года снискавшій себѣ довѣріе и расположеніе публики, оказалъ ей большую услугу. Его карманный словарикъ составленъ г. Ульяновымъ добросовѣстно и отчетливо, а изданъ какъ-нельзя-лучше. Вторая часть словарика, первые листы которой мы видѣли уже отпечатанными, выйдетъ въ непродолжительномъ времени; она заключаетъ въ себѣ переводъ и толкованіе не только отдѣльныхъ словъ, но, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, и цѣлыхъ Фразъ. Прибавьте къ этому неимовѣрно-дешёвую цѣну, назначенную издателемъ за двѣ части, и вы согласитесь съ нами, что полезное предпріятіе г. Юнгмейстера заслуживаетъ особенной благодарности: какъ русскій-нѣмецъ, онъ ничего лучшаго не могъ придумать для своего книгопродавческаго дебюта.

23. РОССІЙСКАЯ СТАТИСТИКА, Императорскаго С. Петербургскаго Университета Заслуженнаго Профессора, дѣйств. стат. совѣтника и кавалера Г. Зябловскаго. Въ двухъ частяхъ. 1842. Въ 8, 170 и 188 стр. (1 р. 75 к., съ пересылкою 1 р. серебромъ.;

Второе изданіе извѣстнаго сочиненія, введеннаго во многія казенныя и частныя учебныя заведенія.

24. РУКОВОДСТВО къ естественной исторіи профессора Г. П. Шуберта, съ нѣмецкаго переведенное и примѣненное къ Россіи. Со множествомъ оригинальныхъ политипажныхъ картинокъ. Двѣ части. 1841. Въ 8, 509 и 580 стр. (4 р., съ перес. 4 р. 50 к. сереб.)

"Авторъ этой книги" -- говоритъ въ предисловіи переводчикъ, г. Фонъ-Форестье -- "при(і)обрѣлъ себѣ въ ученой Германіи рѣдкую тѣмъ знаменитость И по двумъ почти несовмѣстнымъ отношеніямъ: какъ глубокомысленный ученый (,) во всей обширности этого слова, и вмѣстѣ какъ популярный писатель, умѣющій выражать свои мысли изящно, просто и вразумительно для каждаго. Многочисленныя сочиненія его такъ проникнуты какимъ-то особеннымъ духомъ, что (,) прочитавъ Одно изъ нихъ, можно бы (это бы совершенно здѣсь лишнее) отгадать сочинителя прочихъ, если бы они и не носили на себѣ имени Шуберта."

Изъ этой краткой выписки читатель можетъ видѣть, что почтенный переводчикъ сочиненіи Шуберта, не вполнѣ усвоилъ себѣ "изящество, простоту и вразумительность выраженія мысли"; впрочемъ переводъ текста нѣсколько получше, даже не дуренъ, и какъ въ подобныхъ сочиненіяхъ слогъ не первое дѣло, то мы и рекомендуемъ книгу любителямъ предмета, столь любопытнаго и поучительнаго.

25. КРАТКОЕ РУКОВОДСТВО къ Познанію изящныхъ искусствъ, основанныхъ на рисункѣ, составленное В. Лангеромъ. 1841. Въ 8, 294 стр. (2 р., съ перес. 2 р. 50 к.)

Одинъ журналъ строго осудилъ это руководство, не соглашаясь съ нимъ въ образѣ и впособѣ воззрѣнія. Не берёмся рѣшить дѣло -- для удовлетворительнаго обсужденія обѣихъ сторонъ потребовался-бы длинный

И предлинный трактатъ, много мѣста и еще больше времени. Предоставляя дѣло знатокамъ, оставляемъ его "въ сильномъ подозрѣніи" и противъ автора и прошивъ критика. Каждый правъ по своему. Скажемъ только, у то, при недостаткѣ у насъ сочиненія по части изящныхъ искусствъ, и руководство г. Лангера далеко не лишнее.

26. ИСТОРІЯ ДРЕВНЕЙ ФИЛОСОФІИ, приспособленная къ понятію каждаго образованнаго человѣка, Карла Зедергольма, Доктора Философіи и Евангелич. Дивизіоннаго проповѣдника. Двѣ части. 1842. Въ 8, XIII, 282 и 197 стр. (2 р. 85 к., съ перес. 3 р. 35 к. сереб.)

Одно заглавіе этой книги показываетъ важность Содержанія ея, о которомъ ничего нельзя сказать удовлетворительнаго въ предѣлахъ краткой библіографіи. Отлагаемъ Отзывъ нашъ до слѣдующаго обозрѣнія, гдѣ мы намѣреній посвятить труду г. Зедерголъма нѣсколько отдѣльныхъ страницъ. Между-тѣмъ рекомендуемъ его книгу, плодъ долголѣтняго, добросовѣстнаго труда, особенно-благосклонному пріему просвѣщенныхъ читателей: если они не поддержатъ "существенно" примѣчательнаго предпріятія г. Зедерголъма, то дальнѣйшее продолженіе изданія, которое авторъ обѣщаетъ не ограничить исторіею древней философіи, не состоится само собою. Книга написана прекраснымъ русскимъ языкомъ; Одно перелистываніе ея уже обличаетъ глубокое изученіе, систему, опытность и необыкновенное знаніе великаго предмета, какова истинная философія или умозрѣніе, совпадающее съ христіанскими истинами -- съ этой именно точки зрѣнія авторъ смотритъ на предметъ свой. Жалѣемъ, что на этотъ разъ не можемъ объясниться подробнѣе; на поверхностный отзывъ въ такомъ дѣлѣ не должно рѣшаться.

27. СОЧИНЕНІЯ ПЛАТОНА, переведенныя съ Греческаго и объясненныя профессоромъ С. Петербургской Духовной Академіи Карповымъ. Часть I. 1841. Въ 8, XXXV и 411 стр. (2 руб., съ пересылк. 2 р. 50 к. серебромъ.)

Выписываемъ напало предисловія русскаго переводника. "Имя Платона избавляетъ меня отъ труда "говорить о цѣли и пользѣ предпринмаего перевода "Платоновыхъ сочиненій. Стоя на заглавномъ листѣ книги, оно само -- и гораздо убѣдительнѣе -- говоритъ за свою книгу. Великіе геніи на поприщѣ науки суть свойственники не народа, а цѣлаго человѣчества; ихъ произведенія суть достояніе всѣхъ вѣнковъ. Посему Русской Литературѣ было-бы стыдно предъ вѣками и человѣчествомъ не усвоить себѣ того, что справедливо почитается лучшимъ украшеніемъ каждой литературы."-- Дѣйствительно г. Карповъ оказываетъ переводомъ Платона великую услугу отечественной литературѣ -- а какимъ переводомъ -- читатель можетъ судить по немногимъ выписаннымъ здѣсь строкамъ, но уже обличающимъ твёрдость, силу и колоритъ выраженія. При выходѣ слѣдующихъ частей сочиненій Платона, мы будемъ еще имѣть случай обратиться къ замѣчательному труду г. Карпова, который переводомъ "Платона" пріобрѣтетъ себѣ прочное имя въ исторіи литературы русской.

28. ОПИСАНІЕ СТАРО ПЕЧАТНЫХЪ КНИГЪ СЛАВЯНСКИХЪ, служащее дополненіемъ къ описаніямъ библіотекъ Грача Ѳ. А. Толстова и купца И. И. Царскаго. Издалъ Павелъ Строевъ. Съ двумя рисунками. 1841. Въ 8, VIII и 276 стр. (2 р. 50 к., съ перес. 2 р. 50 к. сереб.)

Г. Строевъ неутомимо продолжаетъ свои многотрудныя разысканія въ области древней литературы нашей, отдѣлившейся отъ современной и самымъ названіемъ (Русская -- Славянская). Г. Строевъ справедливо замѣчаетъ, что это трудъ неблагодарный и невознаграждаемый. Точно,-- надобно родиться съ этою рѣдкою любовію къ наукѣ скучной и тягостной, съ этою привязанностію къ "старопечатному". Но по педоброй волѣ врядъ-ли кто и согласится посвятить жизнь свою архивной пыли и мудрёнымъ ветхимъ листамъ. Тѣмъ болѣе однако-жъ должно цѣнить полезные, хотя и неблагодарные труды изъискателя древностей -- ими-то и доказывается вся безкорыстность любви къ наукѣ.

Сочиненія, историческаго содержанія.

29. РУКОВОДСТВО КЪ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРІИ. Сочиненіе Фридриха Лоренца, орд. профессора Главнаго Педагогическаго Института и Директора Главнаго нѣмецкаго училища при евангелическо-лютеранской церкви Св. Петра. Часть I. 1841. Въ 8, VII и 687 стр. (2 р. 50 к., съ перес. 3 р.)

Давно-ли учебно-историческая литература наша ограничивалась сочиненіями г. Кайданова, въ которыхъ главное достоинство было болѣе риторическое или стилическое, нежели собственно-историческое,-- и вотъ мы уже имѣемъ передъ собою примѣчательные труды гг. Устрялова, Смарагдова и начало превосходнаго труда г. Лоренца. Сочиненіе его составлено изъ лекцій, читанныхъ имъ въ Главномъ "Педагогическомъ Институтѣ. Оно "написано въ Россіи и на пользу русскаго учащагося юношества", какъ говоритъ авторъ въ предисловіи; "оно должно принадлежать Россіи, если-бъ даже и не явилось на русскомъ языкѣ." Наблюденіе за изданіемъ, въ отношеніи къ чистотѣ слога, имѣли гг. Гречь и Крыловъ, учитель русскаго языка и исторіи. "Не смотря на то (продолжаетъ авторъ), читатель встрѣтитъ еще много недостатковъ; при переводѣ нельзя было избѣжать и при поправкѣ нельзя было совершенно уничтожить шероховатости въ слогѣ, нѣсколькихъ германизмовъ, неловкихъ оборотовъ и выраженій." Впрочемъ за эти недостатки въ формѣ, по собственнымъ и справедливымъ словамъ г. Лоренца, онъ вознаграждаетъ читателя полнотою и точностію содержанія. Трудъ его отличается истинно-историческимъ направленіемъ. При выходѣ слѣдующихъ частей мы надѣемся нѣсколько подробнѣе поговорить о "руководствѣ" г. Лоренца, сколько позволитъ то объемъ обозрѣнія нашего, не допускающаго статей слишкомъ обширныхъ. Впрочемъ, еще разъ повторяемъ, вниманіе наше преимущественно обращается на произведенія, относящіяся къ области романа, повѣсти, драмы, -- изящной прозы и поэзіи. Каждому позволено имѣть свои исключительныя привязанности.

50. ИСТОРІЯ КРЕСТОВЫХЪ ПОХОДОВЪ. Сочиненіе Г. Мишо, Члена Академіи Французской. Переводъ Ивана Бутовскаго (посвященный Его Высокопревосходительству Алексѣю Петровичу Ермолову). 1841. Изданіе второе, исправленное. Въ 8, 608, 708, 742, и 5S7 стран. (7 р. 15 к., на пересылку прилагается за 16 Фунтовъ.)

Новое изданіе въ русскомъ переводѣ извѣстнаго и обширнаго творенія знаменитаго историческаго писателя. Вмѣсто прежнихъ 40 руб., оно стоитъ нынѣ только 25 руб. ассигнаціями. За пять огромныхъ томовъ, это цѣна -- чрезвычайно-умѣренная. Неимѣющіе у себя Французскаго оригинала, безъ-сомнѣнія, поспѣшатъ пріобрѣсти столь любопытную, такъ краснорѣчиво написанную и хорошо переведенную по-русски исторію крестовыхъ походовъ.

51. ИСТОРІЯ РОССІИ въ разсказахъ для дѣтей. 1841. Изданіе второе, исправленное и пополненное. Три части. Въ 8, 577, 566 и 426 стр. (5 р., съ перес. 5 р. 70 к. сереб.)

Второе изданіе этого сочиненія, украшеннаго именемъ Ея Императорскаго Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны, доказываетъ, что рачительный трудъ г-жи Ишимовой оцѣненъ по достоинству. Мы думаемъ, что онъ можетъ быть полезенъ не только для дѣтей перваго возраста, но вообще для молодыхъ дѣвицъ или юношей, не приступавшихъ еще къ обширнѣйшему изученію исторіи. Объёмъ и прекрасное изложеніе г-жи Ишимовой оправдываютъ слова наши.

52. ЗАПИСКИ РУССКИХЪ ЛЮДЕЙ. Событія временъ Петра Великаго. 1841. Въ 8, VIII, 94, 128, 116, VIII и 126 стр. (5 р., съ перес. 3 р. 50 к. сереб.)

Полезность трудовъ г. Сахарова признана уже и просвѣщенною публикой и безпристрастною критикой и наконецъ самымъ Правительствомъ- Собираемая г. Сахаровымъ, съ такимъ усердіемъ и неутомимою любовію, старина русская, по возможной очисткѣ прагматической, обращается въ драгоцѣнные матеріалы не только исторіи гражданской отечества нашего, но и литературной его исторіи. Въ изданной нынѣ г. Сахаровымъ книгѣ заключаются записки графа Матвѣева, Крекшина, извѣстнаго Желябужскаго и Медвѣдева, а въ приложеніяхъ къ ней, между-прочимъ, любопытный дневникъ Гордона. Вообще событія, составляющія предметъ Записокъ, какъ явствуетъ и изъ самаго заглавія книги, относятся къ эпохѣ Петра Великаго, и въ-особенности -- ко времени его юности, правленію царевны Софіи, Стрѣлецкимъ бунтамъ и другимъ того времени происшествіямъ. Желающихъ короче познакомиться съ этими любопытными Записками, отсылаемъ къ самой книгѣ г. Сахарова, а въ нѣкоторое пособіе при чтеніи, ея, и къ дѣльной статьѣ, напечатанной о "Запискахъ Русскихъ людей" во второй книжкѣ 1842 года Отечественныхъ Записокъ, гдѣ читатели найдутъ указаніе и исправленіе немногихъ ошибокъ г. Сахарова, -- ошибокъ, впрочемъ, неизбѣжныхъ при такомъ трудномъ и тёмномъ дѣлѣ, какъ разработка матеріаловъ исторіи нашей до самодержавія Петра. Надобно прибавить еще, что на предметъ этотъ критики наши смотрятъ съ разныхъ сторонъ, и потому не легко согласить ихъ противорѣчія.

53. ПАМЯТНИКИ МОСКОВСКОЙ ДРЕВНОСТИ, съ присовокупленіемъ очерка "монументальной" (это слово имѣетъ двоякое значеніе, и потому не мѣшало-бы замѣнить его другимъ?) исторіи Москвы, древнихъ видовъ и плановъ древней столицы. Соч. Императорскаго Московскаго Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ дѣйствительнаго члена Ивана Снегирева. Изданіе Августа Семена. Выпускъ первый, тетради 1 и 2-я. Въ 4-ю д. л. 112 и 19 стр. (Цѣна за двѣ тетради 28 руб. ассигнаціями, съ пересылк. 52 р. асс.)

Какая дѣятельность въ разработкѣ матеріаловъ и свѣдѣній, относящихся къ старинѣ русской! Съ одной стороны, образцовые труды Археографической Коммиссіи, -- съ другой, неутомимыя старанія частныхъ лицъ: гг. Строева, Сахарова, Снегирева и другихъ; наконецъ, просвѣщенное содѣйствіе и внушенія правительственныхъ лицъ. Въ настоящемъ предпріятіи, заслуживающемъ полной похвалы и признательности, первый виновникъ г. министръ внутреннихъ дѣлъ, предложившій составить описаніе древнихъ памятниковъ во всей московской губерніи. Счастливая мысль г. министра встрѣтила живѣйшее сочувствіе въ именитомъ градоначальникѣ Москвы, князѣ Д. В. Голицинѣ, который немедленно озаботился приведеніемъ ея въ исполненіе, касательно самой столицы, обратясь въ семъ случаѣ къ посредничеству Общества Исторіи и Древностей и пожертвовавъ значительную сумму на осуществленіе предпріятія,-- и вотъ передъ нами уже прекрасное начало его: мастерскіе рисунки примѣчательнѣйшихъ древностей Москвы, объясняемые обстоятельнымъ и ученымъ описаніемъ.

54. ИСТОРИЧЕСКОЙ ОПИСАНІЕ одежды и вооруженія Россійскихъ войскъ, съ рисунками, составленное по Высочайшему повелѣнію. Часть первая. 1841--1842. Въ листъ 200 и LXV стр. (на китайск. бум. 28 р., на простой бум. 21 р. сереб.; за перес. за 21 фунтъ.)

Въ то время, какъ у насъ существуютъ уже: полное собраніе Свода Законовъ; Военная Академія, гдѣ образуются въ высшихъ наукахъ молодые Офицеры; Александровскій Кадетскій Корпусъ, гдѣ дѣти перваго, нѣжнаго, возраста получаютъ начатки воспитанія; губернскіе корпуса; институты: Педагогическій, Технологическій и другіе; новые университеты и множество, также вновь учрежденныхъ, училищъ -- плоды отеческихъ попеченій и неутомимой заботливости о благѣ народа нынѣ царствующаго Монарха Россіи,-- когда по всѣмъ отраслямъ внутренняго распорядка и просвѣщенія безпрестанно появляются новыя благодѣтельныя учрежденія,-- когда съ каждымъ днемъ сѣверная столица наша украшается новыми примѣчательными зданіями, мостами, памятниками, и величественный Соборъ Исакіевскій -- чудо труда, искуства, религіозно-художественной красоты -- приближается уже къ своему окончанію -- когда, наконецъ, состоялся Высочайшій указъ о возведеніи желѣзной дороги между С. Петербургомъ и Москвою, предназначенной, но точному выраженію указа, какъ-бы слить во-едино обѣ столицы наши,-- когда, словомъ, совершаются подвиги, долженствующіе настоящее блистательное и мудрое царствованіе поставить на ряду съ царствованіемъ Великаго Петра, съ именами незабвеннѣйшихъ Монарховъ всѣхъ временъ и народовъ, -- въ то самое время прекрасно начато у насъ и еще одно изъ монументальныхъ предпріятіи, подобнымъ которому, кажется, не можетъ похвалиться ни одно изъ просвѣщенныхъ государствъ Запада. Въ прежнемъ литературномъ обозрѣніи нашемъ, мы имѣли уже случай сказать нѣсколько словъ о первыхъ тетрадяхъ, издаваемаго по Высочайшему Государя Императора повелѣнію, Историческаго описанія Одежды и Вооруженія Россійскихъ Войскъ.-- Нынѣ вышла цѣлая первая часть этой достопримѣчательной книги, заключающая въ себѣ 145 страницъ текста, напечатаннаго въ листъ съ возможною типографской роскошью, и 156 рисунковъ, поясняющихъ текстъ. Эти превосходные, изящно-исполненные, рисунки изображаютъ всѣ подробности мужскихъ княжескихъ и простонародныхъ одеждъ XI вѣка: шапки, охабни, однорядки, тафьи, турскія шубы, горлатныя шапки, терлики, шапку мурмолку, становые кафтаны, платно, опашни,-- костюмы, которыхъ наименованіе такъ часто встрѣчали мы въ романахъ и повѣстяхъ русскихъ, не зная удовлетворительно ни ихъ назначенія, ни ихъ вида: теперь, благодаря этимъ точнымъ рисункамъ, каждый будетъ имѣть понятіе о принадлежностяхъ древней одежды русской. Но главное назначеніе книги -- представить всѣ возможныя вооруженія, пѣшія и конныя, равно какъ и всевозможныя оружія, въ разныя времена въ Россіи употреблявшіяся; и всё это найдете подробно и необыкновенно-отчетливо изображеннымъ -- на рисункахъ и: въ текстѣ, который доведенъ въ первой части (съ 862) до 1700 года. Сколько разысканій предстояло, сколько препятствій должно было преодолѣть, какимъ терпѣніемъ запастись, при составленіи этого текста, свидѣтельствующаго о трудѣ обширномъ и глубокомъ. Но могло-ли и быть иначе въ дѣлѣ, совершаемомъ по велѣнію и мысли Монарха!... Въ-заключеніе скажемъ, что нѣкоторые рисунки представляютъ по-возможности вѣрные портреты слѣдующихъ древнихъ властителей Руси: Іоанна Грознаго, Василія Іоанновича, Ѳеодора Іоанновича, Годунова, Михаила Ѳеодоровича, Алексѣя Михайловича, Іоанна Алексѣевича и Ѳеодора Алексѣевича.

35. ДВАДЦАТИПЯТИЛѢТІЕ ЕВРОПЫ въ царствованіе Александра I. Второе изданіе, исправленное. Двѣ части, 1841. Въ 8, III, IV, 246 и 311 стран. (4 р., съ перес. 4 р. 50 к. сереб.)

"Когда знаменитый романистъ, баронетъ сэръ Вальтеръ-Скоттъ, написалъ свою, не менѣе его романовъ, извѣстную исторію Наполеона, -- всѣ единогласно рѣшили, что авторъ Веверлея гораздо выше какъ романистъ, нежели какъ историкъ. Г. Зотовъ также романистъ и историкъ, но, трудно рѣшить, гдѣ онъ выше -- въ своихъ романахъ или въ своей исторіи?" -- Такъ, можетъ-быть, началъ-бы статью свою иной рецензентъ, по обыкновенію острить и язвительно подшучивать надъ каждымъ произведеніемъ почтеннаго г. Зотова и всячески унижать его литературную личность. Мы, признаёмся, остроту и язвительность считаемъ вещью совершенно-излишнею при критической оцѣнкѣ книгъ. Знаемъ также, что, и у другихъ рецензентовъ, эти похвальныя качества, большею частію не суть слѣдствіе злонамѣренности или, по-крайней-мѣрѣ, недоброжелательства,-- а такъ, просто, невинное желаніе позабавить читателя, или блеснуть собственнымъ остроуміемъ. Что до насъ касается, мы не беремъ на себя труда упоминать даже о сочиненіяхъ совершенно-отрицательнаго достоинства, о которыхъ нельзя сказать ничего добраго, которыя ни для кого не нужны,-- а надъ книгою, гдѣ замѣтна хотя искра дарованія и трудъ сколько-нибудь уважительный, въ какомъ-бы то ни было отношеніи, издѣваться считаемъ не только неприличнымъ, но и непозволительнымъ. Всякой трудъ, тѣмъ болѣе авторскій, мы уважаемъ но мѣрѣ заслуги его,-- а указывая на недостатки и несовершенства сочиненія, имѣемъ въ виду одну лишь истину и непосредственный долгъ критики. Мы не "силимся" открывать слабыхъ сторонъ и погрѣшностей автора: замѣчаемъ ихъ тогда только, когда послѣднія, сами собою, невольно, бросаются въ глаза, т.-е., когда ихъ существованіе очевидно и неоспоримо. Напротивъ, постоянно стараемся отъискивать и показывать выгодную сторону авторскаго труда. Притомъ, гг. рецензенты забываютъ одно, весьма важное, обстоятельство: никто не можетъ произвесть болѣе того, на сколько его надѣлила природа; слѣдовательно, требованія критики не всегда должны простираться слишкомъ далеко, и нѣмъ дарованіе меньшаго объёма, тѣмъ судъ ея долженъ быть снисходительнѣе и ласковѣе. Нелѣпо было-бы желать, чтобы литература состояла исключительно изъ однихъ только геніальныхъ, или, по-крайней-мѣрѣ, первоклассныхъ твореній: послѣднихъ очень немного, и, безъ существованія произведеній второстепенныхъ и даже третье-степенныхъ талантовъ, всё-таки примѣчательныхъ, -- читать было-бы нечего. Только въ общей массѣ разнородныхъ дарованій, всякаго объёма и качества, блистательно сіяютъ звѣзды первой величины, и блескъ ихъ, безъ того, не былъ-бы ощутителенъ и поразителенъ. Процессъ и законъ постепенности такъ мудро проявляется во всёмъ твореніи: почему-же не хотимъ допустить его снисходительно въ области умственнаго или авторскаго творчества?-- При такомъ воззрѣніи на предметъ, неудивительно будетъ, если скажемъ, что мы не совсѣмъ раздѣляемъ, мнѣнія нѣкоторыхъ, рецензентовъ относительно литературнаго значенія г. Зотова. По поводу выхода въ свѣтъ одного изъ романовъ его, мы имѣли уже случай объясниться на-этотъ-счётъ довольно подробно (смотри No 155 "Русскаго Инвалида а за 1840 годъ).-- Не желая повторять однажды уже напечатаннаго, скажемъ здѣсь только, что, неоспоримому въ нѣкоторой степени, дарованію автора, много вредитъ поспѣшность въ трудѣ, крайняя небрежность въ отдѣлкѣ слога и корректурѣ,-- словомъ, большое неуваженіе къ самому себѣ. Въ романахъ своихъ авторъ гораздо больше заботится о приданіи имъ сказочнаго интереса, нежели о психологической истинѣ и достойныхъ очертаніяхъ, великихъ историческихъ лицъ, до которыхъ онъ такой охотникъ,-- громоздитъ происшествія на происшествія, запутываетъ безъ нужды интригу повѣсти и всегда почти неудачно развязываетъ её. Словомъ, ни одинъ изъ романовъ его, изъ которыхъ, относительно, лучшій -- "Леонидъ", дожившій почести втораго изданія,-- не выдерживаетъ самой снисходительной критики. А между-тѣмъ въ нихъ проглядываетъ дарованіе автора, нѣкоторая изобрѣтательность въ вымыслѣ, имѣющая послѣдствіемъ своимъ большую или. меньшую занимательность содержанія. Думаемъ, что, при личномъ уваженіи къ собственному труду, при рачительнѣйшей обработкѣ своихъ произведеній, авторъ могъ-бы пріобрѣсти лучшую литературную репутацію.-- Къ оправданію словъ нашихъ, желательно, чтобы г. Зотовъ, въ новомъ сочиненіи своемъ, если оно послѣдуетъ, обработалъ его -- не торопясь и имѣя въ виду болѣе художественное достоинство, нежели угожденіе грубымъ требованіямъ толпы, у которой авторъ въ чести и милости, что, конечно, не можетъ служитъ ему лестною похвалою.-- Обращаемся, наконецъ, къ сочиненію г. Зотова, заглавіе котораго выписано въ началѣ этой рецензіи. На "Двадцатипятилѣтіе Европы", описанное г. Зотовымъ, не должно смотрѣть какъ на исторію -- это не болѣе какъ часть матеріаловъ для повѣствованія о достопамятной, эпохѣ царствованія Александра, что и самъ авторъ скромно и умно объясняетъ въ предисловіи. Вообще книга написана хорошо, если не въ историческомъ, то въ литературномъ отношеніи; слогъ ея не только чище и лучше обыкновеннаго слога того-же автора, въ его романахъ, но и самъ но себѣ, неотносительно, очень не дуренъ. Уже и въ томъ заслуга г. Зотова, что онъ, первый и покамѣстъ одинъ, описалъ довольно подробно и отчетливо незабвенное царствованіе Благословеннаго, а второе изданіе книги не доказываетъ-ли, что она благосклонно принята публикой, по-крайней-мѣрѣ по ея предмету и содержанію, слишкомъ близкому для сердца каждаго Русскаго. Будемъ надѣяться, что, современемъ, историкъ болѣе даровитый, при помощи матеріаловъ обширнѣйшихъ и лучше очищенныхъ, нежели тѣ, какіе имѣлъ въ виду г. Зотовъ, представить намъ полную и художественную картину достославнаго двадцатипятилѣтняго царствованія Императора Александра, увѣковѣченнаго великими подвигами его и колоссальнымъ произведеніемъ искусства, воздвигнутымъ предъ Домомъ Царей Русскихъ державнымъ Братомъ Александра.-- Уже и нынѣ военная исторія царствованія его превосходно разработана образцовыми трудами генерала Михайловскаго-Данилевскаго. Описанія войнъ 1812, 1815 и 1814 годовъ, финляндской войны въ 1808 и 1809 годахъ, наконецъ, готовимое тѣмъ-же авторомъ къ печати, описаніе Турецкой войны съ 1806 по 1812 годъ, представятъ будущему историку драгоцѣнныя данныя для описанія военныхъ событіи царствованія Императора Александра -- въ общей картинѣ съ мирными дѣяніями незабвеннаго Монарха.

36. ЗАПИСКИ 1814 и 1815 годовъ. А. Михайловскаго-Данилевскаго. Изданіе четвертое. 1841. Въ 8, 245 стр. (1 р. 50 к., съ перес. 1 р. 75 к. сер.)

Эта книга поставила насъ въ большое затрудненіе: долго не рѣшались мы къ какому отдѣленію должно причислить ее: къ историческому или бельлетрическому. Она равно принадлежитъ тому и другому; по міровой важности описываемыхъ въ ней событій -- принадлежитъ первому, по прекрасному литературному изложенію -- ко второму. Въ другихъ сочиненіяхъ своихъ, собственно военно-историческихъ подробно-разсмотрѣнныхъ нами въ "Русскомъ Инвалидѣ за 1841 годъ), А. И. М.-Данилевскій является читателю важнымъ повѣствователемъ описываемыхъ военныхъ происшествіи, судіею событій, совершившихся на полѣ брани. Въ этихъ сочиненіяхъ авторъ скрывался за повѣствуемыми имъ происшествіями, рѣдко выходилъ на сцену с/ь личными мнѣніями, предоставляя говоришь за себя самимъ событіямъ -- наилучшій, искуснѣйшій способъ повѣствованія. Но въ предлежащихъ Запискахъ авторъ, напротивъ, разсказываетъ преимущественно отъ своего лица, часто о себѣ самомъ,-- словомъ, является намъ какъ частный человѣкъ, съ своими непосредственными, личными, впечатлѣніями. А какъ должны быть любопытны впечатлѣнія и замѣтки человѣка умнаго, глубоко чувствующаго,-- какъ должны быть любопытны тѣ и другія, если прибавимъ, что предметомъ ихъ были не обыкновенныя происшествія частной жизни, по событія историческія, по лица знаменитыя -- цари, полководцы, дипломаты, представители своей эпохи -- и какой эпохи!-- когда только-что утихла грозная военная буря, свирѣпствовавшая почти на всёмъ пространствѣ Европы въ-продолженіе 20 лѣтъ, -- только-что утихла и снова поднялось-было съ береговъ острова Эльбы,-- исполнивъ міръ трепетнымъ ожиданіемъ послѣдствій новаго взрыва своего, которому суждено было не возставать болѣе -- съ поля ватерлооскаго.... Но послушаемъ автора.

"Послѣ выступленія нашихъ войскъ изъ Парижа (въ 1814 году) и отъѣзда оттуда Императора Александра Павловича въ Лондонъ" -- авторъ властенъ былъ располагать своимъ временемъ. Какъ теперь помню мою радость -- говоритъ онъ -- когда, оставшись въ Парижѣ одинъ и безъ занятіи по службѣ, я сѣлъ въ Тюльерійскомъ саду подъ тѣнь вѣтвистаго дерева, наслаждаясь увѣренностію, что никто не накрутитъ моего спокойствія. То было неизъяснимое, особеннаго рода наслажденіе послѣ исполинской, выдержанной нами войны, въ продолженіе которой не было ни минуты свободной. Отказавшись отъ путешествія въ Англіи, я думалъ отправиться полуденною Франціею, посѣтить грознаго узника на островѣ Эльбѣ и поклониться гробу Виргилія. Но опасаясь противныхъ вѣтровъ и остановки въ карантинахъ,-- я избралъ другой путь, менѣе тѣшившій воображеніе, но болѣе удовлетворявшій потребности сердца." -- Авторъ отправился въ незабвенный для него, какъ мѣсто воспитанія, Геттингенъ, а потомъ моремъ изъ Любека въ Кронштадтъ. Не можемъ не выписать здѣсь нѣсколькихъ строкъ о посѣщеніи авторомъ Геттингена: "Пріѣхавъ въ Геттингенъ поздно вечеромъ, я почти побѣжалъ по городу, гдѣ я провелъ три счастливѣйшіе года въ возрастѣ, составляющемъ цвѣтъ бытія нашего. Каждый домъ, каждое дерево, всё говорило мнѣ языкомъ знакомымъ, привѣтнымъ. Случалось мнѣ встрѣчать ночную звѣзду на берегахъ Лемана, въ развалинахъ Помпеи и на Капитолійскомъ холмѣ, велико было наслажденіе посреди классической Италіи и Женевскаго озера, но оно уступало удовольствію, ощущенному мною ночью, когда увидѣлъ я "себя опять посреди уединеннаго Геттингена." -- Возвратившись, наконецъ, въ отечество, авторъ не долго оставался въ немъ. 31 Августа 1814, получилъ онъ приказаніе отправиться въ Вѣну, гдѣ назначался конгресъ для общаго примиренія Европы и куда, въ-слѣдъ за тѣмъ, отправился Императоръ Александръ. По объёму статьи, мы не можемъ входить здѣсь въ любопытныя подробности конгреса и пребыванія въ Вѣнѣ почти всѣхъ владѣтельныхъ особъ Европы, живо описанныя авторомъ. Посреди безпрестанныхъ празднествъ въ честь освободителя ея, и занятій по обязанностямъ, авторъ находилъ время для своихъ наблюденій и посѣщенія примѣчательныхъ мѣстъ. Вотъ любопытная и краснорѣчивая страница (26) о посѣщеніи имъ Шенбрунскаго дворца. "Шенбрунскій дворецъ являлъ картину непостоянства и превратности счастія. Въ немъ живалъ Наполеонъ, послѣ двукратнаго покоренія Вѣны, въ немъ подписалъ онъ въ 1809 году миръ, вънудившій Австрію уступить ему пространныя области, населенныя болѣе нежели тремя милліонами жителей, и въ этомъ самомъ дворцѣ помѣстили, во время конгреса, сына Наполеонова. Я просилъ позволенія видѣть ребенка, съ колыбели игралище судьбы, вспоминая то недавнее время, когда его рожденіе, воспѣтое и празднованное во всѣхъ частяхъ свѣта, казалось залогомъ прочности новой политической системы. Меня повели въ комнату, небогато убранную, посреди ея стояли три женщины въ черныхъ платьяхъ. Одна изъ нихъ, госпожа Монтескью, держала за руку малютку, имѣвшаго тогда четыре года отъ рода. Густые бѣлые волосы, падавшіе локонами на плеча, осѣняли прекрасные голубые глаза его и миловидное лице; бѣлизна лица увеличивалась отъ черной гусарской куртки. На Принцѣ была звѣзда почетнаго легіона и три ордена, учрежденные Наполеономъ. Онъ любилъ посѣщенія военныхъ и внимательно осматривалъ мой мундиръ и шпагу.-- Часто, -- сказала мнѣ госпожа Монтескью, -- твердитъ онъ о Фонтенебло и Рамбулье, и каждый день спрашиваетъ о своемъ папенькѣ." -- Сколько высокихъ и трогательныхъ помысловъ возбуждаетъ эта страница, эти немногія строки!-- Изъ другихъ примѣчательныхъ особъ, мимоходомъ описываемыхъ авторомъ, были: Эрцгерцогъ Карлъ, извѣстный Принцъ де Линь, тогда восьмидесятилѣтній, но всё еще живой и остроумный, старецъ,-- Лагарпъ, незабвенный воспитатель Императора Александра, Жераръ, Рамель, Лачанешъ, Сегюръ, Лабедойеръ, Дюсисъ и другіе. Сколько воспоминаній представляютъ автору встрѣчи и разговоры съ нѣкоторыми изъ нихъ, возобновляющіе въ памяти его годы молодости и достопамятныя происшествія, которыхъ онъ былъ участникомъ или очевидцемъ!-- Вдругъ, посреди конгресса, приходившаго уже къ окончанію, разнёсся слухъ о побѣгѣ Наполеона съ острова Эльбы: умъ: взволновались, и вскорѣ Европа снова принялась за оружіе; -- въ ожиданіи и на встрѣчу кровавыхъ событій: громадныя арміи двинулись снова къ предѣламъ Франціи, но дѣло рѣшилось скорѣе, чѣмъ предполагали -- и пустынная скала Св. Елены была роковымъ для Наполеона трофеемъ ватерлооской битвы....... "Почти одинъ, безъ всякаго конвоя, не смотря на угрожавшія опасности, Императоръ Александръ отправился въ Парижъ. Не доѣзжая городка Вуа (Void), появились Французскіе партизаны изъ лѣса, подавали съ возвышеній сигналы другъ другу, и ранили одного изъ нашихъ гусаровъ. Государь поѣхалъ съ Австрійскимъ Императоромъ на ту гору, откуда раздался выстрѣлъ". Замѣчательны, сказанныя при этомъ, случаѣ и приводимыя авторомъ, остроумныя слова, юнаго тогда, Великаго Князя Михаила Павловича: "Въ первый разъ въ свѣтѣ разбойники, нападаютъ на двухъ Императоровъ!" -- выраженіе, достойное бытъ сохраненнымъ исторіей.

Чрезвычайно-любопытны описываемыя авторомъ подробности пребыванія въ Парижѣ Императора Александра, тогдашняго состоянія Франціи, духа журналовъ, народа и военныхъ людей, не могшихъ забыть недавнихъ своихъ торжествъ и послѣдовавшаго за ними уничиженія. Вскорѣ послѣ блистательнаго смотра русскимъ войскамъ при Вертю, для полнаго блеска котораго недоставало только знаменитой и красивѣйшей въ Европѣ гвардіи нашей,-- Императоръ Александръ отправился изъ Парижа. Находясь въ Брюсселѣ, авторъ пожелалъ видѣть поле ватерлооской битвы и осматривалъ его съ тѣмъ самымъ проводниковъ, который во время сраженія находился при Наполеонѣ. "Въ полуверстѣ отъ Лаге-Сентъ -- говоритъ автора,-- не называютъ мѣсто, гдѣ долго стоялъ Наполеонъ. Мой проводникъ разсказывалъ съ жаромъ, какъ Наполеонъ ободрялъ войска, наступавшія на Англійскія батареи, и съ какимъ восторгомъ колонны отвѣчали: на знакомый голосъ своего вождя, даже не измѣнившагося въ лицѣ, когда онъ удостовѣрился, что съ правой стороны, откуда онъ ожидалъ Маршала Груши, показалисъ Пруссаки. Пусть живописецъ выразитъ чувствованія, обуревавшія въ ту минуту Наполеона, убѣжденнаго, что, съ прибытіемъ на полѣ сраженія Блюхеровой арміи, померкала звѣзда его счастія, и вѣроятно на вѣки!-- Я заключилъ прогулку мою у селенія Прекраснаго Союза (Ja Belle Alliance). На трактирѣ написано: фельдмаршалы Веллингтонъ и Блюхеръ, встрѣтясь здѣсь, поздравили другъ друга съ побѣдою.-- Тутъ -- присовокупилъ проводникъ мой,-- де бѣгство французовъ было общее; смятенія ихъ описать невозможно, но Наполеонъ, котораго я не оставилялъ ни на шагъ, сохранялъ совершенное хладнокровіе, и, поворотя лошадь, медленно и молча слѣдовалъ за бѣгущими.-- На нолѣ сраженія находятъ множество картечей, пуль, штыковъ, латъ, пуговицъ съ французскими орлами и тому подобнаго. Жители окрестныхъ селеній продаютъ сіи остатки разгромленной арміи любопытнымъ и путешественникамъ, во множествѣ сюда стекающимся. Платя общую всѣмъ странникамъ дань; я купилъ нѣсколько подобныхъ вещей, и соединивъ съ такими-же, взятыми во время отечественной войны и въ другихъ походахъ моихъ, поставилъ ихъ въ деревенскомъ моемъ домѣ на берегахъ Пьяны: тамъ будутъ онѣ напоминать мнѣ о дняхъ бурь и треволненій, о пламени, пожиравшемъ на великое пространство Россію, и о торжествѣ ея."

Чрезъ Брюссель, Швейцарію и Богемію, Императоръ Александръ прибылъ въ Берлинъ: здѣсь совершилось незабвенное для Русскихъ событіе -- обрученіе, бывшаго тогда Великимъ Княземъ, Императора Николая Павловича съ Дочерію Короля, -- союзъ благословенный Небомъ въ порфирородныхъ Дѣтяхъ и Внукахъ.

Чрезъ Калишь и Варшаву, Императоръ Александръ возвратился наконецъ въ отечество, почти три года разлученное съ своимъ Монархомъ. Если въ-продолженіе этого достопамятнаго и грознаго времени, Россія перенесла много тяжкихъ испытаній и опасеній, то въ какомъ торжествѣ и величіи встрѣтила она Государя своего 18 Ноября 1815! Усопшій поэтъ русскій справедливо сказалъ о виновникѣ кратковременнаго бѣдствія нашего и пятьнадцатилѣтнихъ смуглъ Европы:

Хвала! Онъ Русскому Народу

Высокій жребій указалъ,

И міру вѣчную свободу...

Изъ мрака ссылки завѣщалъ.

37. ИСТОРІЯ НАПОЛЕОНА, украшенная 500 рисунковъ Горація Бернета. Изданіе В. Семененко-Крамаревскаго и А. Красовскаго. 1842. Въ 8, 657 и 58 стр. (10 р., съ пересылк. 11 руб. серебромъ.)

Въ NNo 61 и 62 "Русскаго Инвалида" за 1841 годъ, мы напечатали объ этомъ примѣчательномъ изданіи, когда оно выходило еще листами, отдѣльную статью, которую и намѣрены отчасти повторить здѣсь, не считая, необходимымъ пересказывать одного и того-же мнѣнія разными словами. Теперь это изданіе лежитъ передъ нами въ цѣлой, и толстой, книгѣ, переплетенной въ красивую обвёртку. Вообще, относительно внѣшности, издатели исполнили дѣло свое блистательно.-- Лучшая веленевая бумага, превосходные политипажи съ рисунковъ знаменитаго Горація Бернета (не всѣ однако-жъ чисто отпечатанные), чёткій и красивый шрифтъ, наконецъ, сообразно издержкамъ, довольно умѣренная цѣна книги,-- всё это почти не уступаетъ парижскому изданію. Слогъ также довольно легокъ и пріятенъ, хотя иногда и встрѣчаются галлицизмы, неправильности, ошибки противъ языка и погрѣшности корректурныя. Но это мелочи. Главное- въ разсматриваемомъ изданіи истинно-художественные рисунки Бернета, мастерски характеризующіе описываемое, и многое, безъ словъ, и гораздо лучше нежели словами, объясняющіе въ разсказѣ автора. Странно, однако-жъ: въ нѣкоторыхъ политипажахъ герой исторіи представленъ высокаго роста, а всѣмъ извѣстно, что великій человѣкъ былъ очень не великъ въ физическомъ смыслѣ. Если длиннотою фигуры думали выразить худощавость Наполеона въ молодости его, то это, конечно, способъ -- не совсѣмъ удачно придуманный. Руководствуясь такою теоріей, прійдётся, на-оборотъ, рослыхъ толстяковъ изображать въ предѣлахъ квадрата. Допустивъ это, кажется, справедливое замѣчаніе, должно признаться, что, во всёмъ прочемъ, рисунки -- верхъ искуства. Не смотря на миніатюрность лицъ, бѣглость и неоконченность очерковъ, политипажи необыкновенно-вѣрно опредѣляютъ идею и характеръ представляемыхъ сценъ. Часто, одна лёгкая, но мастерски проведенная, черта,-- одна точка на мѣстѣ глазъ, такъ изображаютъ физіономію лица, что едва-ли удачнѣе можно-бы было вы полнить въ портретѣ оконченномъ и натуральной величины. Въ большей части фигуръ, особенно самого Наполеона, много сходству и, особенно, характеристики извѣстной минуты или случая. Отдавъ должное художественной части, скажемъ нѣсколько словъ и о текстѣ, объ историческомъ значеніи повѣствованія. Оно, по міровому объему и важности описываемыхъ событій, очень кратко, бѣгло и вообще неудовлетворительно: это далеко не исторія, -- болѣе, такъ-сказать, повѣствованіе анекдотическое, но мѣстами очень недурно изображающее эпоху, событія и Дѣйствующія въ нихъ лица. Не поручимся за точность и вѣрность въ описаніи битвъ и вообще военныхъ происшествій. Основываясь на личномъ отзывѣ А. И. Михайловскаго-Данилевскаго, на авторитетъ котораго въ этомъ дѣлѣ можемъ смѣло положиться, скажемъ даже, что въ отношеніи собственно къ военнымъ подробностямъ, исторія эта не чужда многихъ и значительныхъ ошибокъ. Въ остальномъ источники и показанія автора болѣе вѣрны. Нё слишкомъ увлекаясь своимъ героемъ -- героемъ во всѣхъ смыслахъ слова -- онъ судитъ объ немъ безпристрастно, не рѣдко и осуждаетъ, строго, но умно и съ основательностію. Не смотря на то, что жизнь Наполеона вполнѣ и подробно извѣстна изъ множества разныхъ сочиненій, положимъ, и прочитанныхъ вами -- вы не пропустите ни одной страницы въ разсматриваемой книгѣ: такова сила генія, такова удивительная жизнь необыкновеннаго человѣка. Подобнаго ему не было, нѣтъ и, вѣроятно, уже не будетъ. Разсудокъ, сердце, событія -- часто неотразимо-осуждаютъ его -- но изумляться ему не перестаёшь,-- ощущаешь въ себѣ какое-то невольное, непобѣдимое, увлеченіе сыномъ судьбы,-- останавливаешься въ приговорѣ, предоставляя судъ тому таинственному міру, въ которомъ болѣе двадцати лѣтъ уже витаетъ духъ кроваваго героя. Шесть тяжкихъ годовъ душнаго заточенія на скалѣ Св. Елены, печальные дни изгнанника, безъ вѣнца, безъ власти, безъ воли, -- безъ всего, словомъ, что составляло жизнь его, -- безъ чего она угасла, можетъ-быть, ранѣе срока, назначеннаго ей природою,-- не примиряютъ-ли съ нимъ великодушное потомство, если современники и могли сѣтовать противъ него?... Чудная судьба! Невольно приходитъ на мысль, что, въ случаѣ неудачи 18 Брюмера, "генералу Бонапарте", можетъ-быть, предстояла бы казнь, какъ заговорщику, какъ многимъ сынамъ Французской революціи. Но ему посчастливилось -- онъ возсоздалъ монархію, десять лѣтъ носилъ на главѣ своей могущественную корону, и долго вращалъ въ рукѣ своей судьбы политическаго міра. И потомъ палъ.... Подобно солнцу, свершившему дневной путь свой, опустился надъ океаномъ, и угасъ тамъ въ багряныхъ лучахъ славы и-безсмертія своего. Самая любопытная, самая поучительная, и вмѣстѣ съ тѣмъ трогательная, эпоха дивнаго жребія его, начинается со дня его паденія, совпадающаго съ днями изгнанія и наконецъ съ мрачно-величественною катастрофою Печальной смерти героя. Изъ этой эпохи, въ книгѣ нами разбираемой, читаемъ нѣсколько краснорѣчивыхъ страницъ, большею частію повторяющихъ собственныя слова героя ея. Въ концѣ книги приложена брошюра, подробно описывающая перенесеніе во Францію смертныхъ останковъ Наполеона. Теперь, по желанію его, прахъ великаго мужа почіетъ на берегахъ Сены... но уединенная, пустынная могила на островѣ Св. Елены, омываемомъ вѣчными волнами океана, болѣе приличествовала, въ поэтическомъ значеніи, превратной судьбѣ необыкновеннаго человѣка.

38. ИСТОРІЯ ПЕТРА ВЕЛИКАГО. Сочиненіе г. Ламбина. Изданіе Эльснера, украшенное 500 оригинальныхъ рисунковъ. Первые четыре выпуска. Въ 8, 182 стран. или 8 печатныхъ листовъ. (Всё изданіе должно составить не менѣе, а можетъ-быть и болѣе двадцати, выпусковъ; при подпискѣ вносится 60 коп. серебромъ впередъ, и потомъ столько же за каждую тетрадь; за доставку на домъ платится 1 р. сер.; иногородные-же за пересылку всего изданія платятъ 1 р. 50 к. сереб., получая не иначе какъ по пяти тетрадей вдругъ и внося за нихъ впередъ 3 р. сер.)

Мы не безъ намѣренія поставили рядомъ два эти иллюстрированныя изданія: Исторію Наполеона и Исторію нашего Петра. Не говоря уже, что герои ихъ два величайшіе вѣнчанные мужа, величайшіе изъ всѣхъ когда-либо носившихъ на главѣ своей могущественную корону, когда-либо управлявшихъ судьбами народовъ,-- послѣднее изданіе, вѣроятно, не существовало-бы безъ перваго. Успѣхъ перваго породилъ второе, при тѣхъ-же условіяхъ внѣшности, при томъ даже числѣ рисунковъ,-- и г. Эльенеръ ничего не могъ придумать удачнѣе для иллюстрированнаго изданія, какъ исторію безсмертнаго преобразователя Россіи. Было бы еще удачнѣе, если-бъ исполненіе такъ-же удачно согласовалось съ намѣреніемъ.... За нѣсколько мѣсяцевъ до выхода перваго выпуска этой исторіи, явилось объявленіе объ изданіи ея. Нѣкоторая претендательность и хвастливость этого объявленія дала поводъ журналамъ предубѣдить противъ него публику. Въ-особенности, совершенная неизвѣстность имени г. Ламбина, выступающаго вдругъ на поприщѣ литературы и исторіи съ колоссальнымъ именемъ Петра, -- вооружили противъ новаго автора громкіе голоса критиковъ, имѣющихъ-таки похвальную привычку заблаговременно возставать противъ тѣхъ литературныхъ предпріятій, которыя осмѣливаются раждаться безъ вѣдома и внѣ того или другаго журнальнаго прихода. Съ выходомъ перваго выпуска Исторіи Петра почти всѣ критики единогласно отозвались о ней съ самой не выгодной стороны и объявили, что трудъ г. Ламбина не что иное, какъ компиляція и риторика. Послѣднее обвиненіе, въ нѣкоторой степени, -- справедливость требуетъ сказать имѣетъ основаніе: авторъ иногда гоняется за напыщенностію выраженій и пустозвоннымъ высокимъ слогомъ, который такъ мало приличествуетъ спокойному повѣствованію историческому. Посовѣтуемъ автору, въ продолженіи труда его, обратиться къ большей простотѣ изложенія и не мѣнять истинное изящество на мишуру громкихъ фразъ, мало заключающихъ въ себѣ смысла. Рисунки, дѣйствительно не самые изящные, и далеко уступающіе мастерскимъ рисункамъ Горація Бернета, унижены гг., критиками до крайности; въ самомъ-же дѣлѣ, если не всѣ политипажи Исторіи Петра, то нѣкоторые изъ нихъ не дурны, есть нѣсколько и очень удачныхъ. Никто, разсуждая объ этихъ рисункахъ, не потрудился взять въ соображеніе, что Горацію Вернету (помимо его художническаго достоинства) гораздо легче было составить рисунки къ исторіи Наполеона, нежели русскому художнику подобные-же рисунки къ исторіи Петра. Вернетъ имѣлъ въ виду свѣжую, недавнюю, близко ему извѣстную эпоху: русскій же художникъ (не столь притомъ даровитый) долженъ былъ бороться съ важными трудностями и препятствіями, представляемыми столѣтнею давностію событій и неразработанностію эпохи Петровой. Словомъ, критики наши, очень неснисходительно поступили съ предпріятіемъ г. Эльснера, забывъ, что, кромѣ матеріаловъ Голикова да перевода книги г. Бергмана, мы не имѣемъ ничего по части исторіи Петра, и въ этомъ отношеніи трудъ г. Ламбина есть первое оригинальное сочиненіе русское. Мы отнюдь не намѣрены быть панегиристами его и, также находимъ опытъ г. Ламбина далеко неудовлетворительнымъ, -- надѣемся, что исторія Петра, сочиняемая г. Полевымъ, будетъ трудомъ несравненно-превосходнѣйшимъ: но, за всѣмъ тѣмъ, не видимъ въ предпріятіи г. Эльснера значенія чисто-отрицательнаго.... Что-жъ такое, наконецъ, сочиненіе г. Ламбина?-- спросите вы насъ. Отвѣчаемъ. Сколько можно судить по началу книги, -- она есть довольно складное, даже пріятное повѣствованіе о событіяхъ времени Петра Великаго. Трудъ г. Ламбина очень и очень не чуждъ ошибокъ, погрѣшностей и вообще недостатковъ, которыхъ впрочемъ и не такъ легко избѣжать -- описывая жизнь Петра; -- съ другой-же стороны, онъ не чуждъ и достоинствъ порядочно соображеннаго изложенія и кой-гдѣ нѣкоторой критической разработки. Что будетъ далѣе -- не знаемъ, а судя по началу, думаемъ, что если трудъ г. Ламбина -- трудъ, по-крайней-мѣрѣ усердный и добросовѣстный -- и не исторгаетъ полной похвалы, то заслуживаетъ, однако-жъ, снисходительнаго одобренія.

59. КАПИТОЛІЙ, или собраніе жизнеописаній великихъ мужей съ ихъ портретами. 1841.Въ 8, 330 стр. (5 р., съ пересылк. 5 р. 70 к. сер.)

Книга, заключающая въ себѣ двадцать біографій знаменитыхъ людей,-- именно: Лафонтена, Гёте, ГуставаАдолъча, Рачаэля, Леонардо да-Винчи, Тиціана, Шиллера, Шекспира, Микель-Анджелло Буанаротти, Мольера, Генриха IV, Рубенса, Сюлли, Кановы, Ньютона, Корнеля, Карла XII, Фраклина, Фридриха II и Суворова.-- Именуемъ ихъ въ порядкѣ помѣщенія біографій въ книгѣ, украшенной двадцатью портретами великихъ мужей, отлично выгравированными; вообще книга издана роскошно и въ красивомъ переплетѣ. Что касается собственно біографій, то онѣ, большею частію, очень кратки и потому неудовлетворительны, хотя впрочемъ составлены умно, дѣльно и написаны хорошимъ слогомъ. Главнѣйшій, -- лучше сказать, единственный ихъ недостатокъ, какъ мы замѣтили уже, краткость, въ настоящемъ случаѣ отнюдь не составляющая достоинства. Для тѣхъ, кто мало имѣетъ свѣдѣній о жизни поименованныхъ великихъ мужей, біографіи, составляющія "Капитолій", слишкомъ бѣдны содержаніемъ и мало ознакомятъ читателя съ ихъ героями; для тѣхъ-же, кто прежде уже достаточно былъ знакомъ съ ними, біографіи эти, заключая въ себѣ, большею частію, сухой и слиткомъ бѣглый очеркъ, не представляютъ ничего новаго и интереснаго. Въ-особенности показались намъ неудовлетворительными статьи о Шиллерѣ, Генрихѣ IV и Сюлли. Авторъ біографій, при составленіи ихъ, вообще всего менѣе имѣлъ въ виду "частную" жизнь своихъ героевъ, которая, независимо отъ ихъ извѣстнаго, общественнаго, поприща и значенія, всегда чрезвычайно-любопытна; -- признаёмся, удовлетворить этому требованію не легко, потому-что частная жизнь великихъ мужей, особенно давно-жившихъ, большею частію неизвѣстна: всё-таки, однако-жъ, можно было-бы сказать въ этомъ отношеніи болѣе, нежели сколько сказано въ разсматриваемыхъ біографіяхъ. Изъ нихъ удовлетворительнѣйшія біографіи: Шекспира, Фридриха II и Суворова. Послѣдняя написана Н. А. Полевымъ. Намъ могутъ -- и очень справедливо -- замѣтить, что біографія Суворова есть не что иное, какъ краткій историческій очеркъ тѣхъ военныхъ событій, на поприщѣ которыхъ съ такою славою дѣйствовалъ великій полководецъ русскій, и что, въ-заключеніе этой біографіи, читатель находитъ только нѣсколько страницъ, характеризующихъ героя, и такъ-же не представляющихъ ничего новаго. На такое обвиненіе, съ тою-же справедливостью, мы равно можемъ возразить, что, въ тѣсныхъ предѣлахъ статьи, плодовитому и даровитому перу Н. А. негдѣ было разгуляться: онъ сдѣлалъ, въ настоящемъ случаѣ, всё, что могъ -- ни болѣе, ни менѣе. Лучшая статья Капитолія -- Карлъ XII. Авторъ представилъ довольно полную картину Примѣчательной жизни этого монарха-воина, -- вдался, какъ-бы слѣдовало и въ другихъ біографіяхъ, въ нѣкоторыя чрезвычайно-любопытныя подробности, доказывающія храбрость и необыкновенную личную неустрашимость Карла XII. Таковы, напримѣръ, страницы, заключающія въ себѣ описаніе истинно-геройской, хотя и безразсудной, борьбы Карла съ Турками. Съ горстью солдатъ и приближенныхъ особъ, лично и отчаянно защищался онъ противу многочисленной толпы Турокъ, осадившихъ его въ Варницахъ.-- "Три недѣли сряду тщетно блокируя домикъ, въ которомъ, послѣ бѣгства изъ Россіи, Карлъ жилъ въ-продолженіе четырехъ лѣтъ (получая отъ Султана для себя и на содержаніе свиты своей по 500 талеровъ въ день), они рѣшились наконецъ взять этотъ домикъ штурмомъ." По и тутъ Турки, не смотря на соразмѣрное превосходство силъ, ничего не могли сдѣлать. Карлъ заперся въ домикѣ, защищалъ въ Немъ комнату за комнатою, шагъ за шагомъ, самъ приносилъ солдатамъ въ шляпѣ своей порохъ и пули, Собственною рукою убилъ нѣсколькихъ Турокъ,-- былъ раненъ. Запутавшись въ шпорахъ своихъ, Карлъ споткнулся, упалъ -- и тогда только Турки могли наконецъ овладѣть его особою: а то, Богъ знаетъ, чѣмъ бы кончилась эта отчаянная личная битва неустрашимаго короля?-- Сожалѣемъ, что объемъ обозрѣнія нашего не позволяетъ выписать этихъ необыкновенно-любопытныхъ страницъ, во всей ихъ подробности. Жизнь и событія жизни Карла XII вообще привлекаютъ участіе. Жаль, что на геройское имя его на-вѣки пало, хотя и единственное, но мрачное пятно -- казнь Паткуля.-- Нѣкоторые замѣчаютъ, что это вопросъ, еще не рѣшенный юридически: но лучшая юриспруденція -- сердце человѣческое, а оно никогда не перестанетъ обвинять Карла за мученическую, ужасную смерть Паткуля. Хотя-бы послѣдній и былъ виновенъ противу Карла, какъ подданный, противу вѣрности ему, какъ законному своему государю,-- всё-таки Карлъ могъ бы великодушнѣе поступить съ несчастнымъ Паткулемъ, не нарушая при томъ самой справедливости монаршаго долга. Предисловіе къ "Капитолію", написанное г. Булгаринымъ, гласитъ, что отъ благосклоннаго принятія публикою книги зависитъ продолженія ея: просимъ объ этомъ почтеннаго издателя" Капитолія, г. Делакруа, который, вмѣстѣ съ тѣмъ (за исключеніемъ статьи о Суворовѣ) есть и авторъ или переводчикъ біографій великихъ мужей. Подобныя изданія неоспоримо полезны, служа новымъ "Плутархомъ" для юношества....

-----

Наконецъ-то, послѣ долгаго странствованія въ области книгъ ученыхъ, учебныхъ, медицинскихъ и немногихъ историческихъ, также большею частію принадлежащихъ собственно наукѣ,-- послѣ странствованія, мало питавшаго наше воображеніе, еще менѣе наше сердце, живую, трепещущую сторону души человѣческой, -- наконецъ достигли мы обѣтованнаго, тёплаго пріюта повѣстей, романовъ, драмъ,-- поэзіи въ прозѣ и стихахъ. Здѣсь должны заговорить съ нами наши завѣтныя думы, пробудишься страсти, воспламениться Фантазія. Гг. авторы не будутъ уже разглагольствовать съ нами языкомъ менторовъ и профессоровъ: напротивъ, они обратятся въ милыхъ, любезныхъ собесѣдниковъ, нашихъ друзей, раздѣляющихъ интересы, общіе каждому порядочному человѣку, то-есть, просто "человѣку". Мы будемъ, вмѣстѣ съ ними радоваться и, горевать, плакать и смѣяться, страдать и блаженствовать, благословлять жизнь и сознавать ея терніи, ея недоброе. Словомъ, мы будемъ, жить будемъ мыслить, и, что еще важнѣе, чувствовать за-одно съ романистами, поэтами.... О, читатели, васъ ожидаютъ большія наслажденія, по поводу тѣхъ книгъ, которыя сейчасъ мы станемъ въ вами перелистывать, разсматривать, судить!... Но, полно, такъ-ли?-- скажете вы.-- Дѣйствительно-ли насъ ожидаетъ наслажденіе, готовятся намъ пріятные часы въ бесѣдѣ съ гг. романистами и стихотворцами.-- А почему-же и нѣтъ?.... Неужели въ этой грудѣ книгъ, которыя едва помѣщаются на моемъ огромномъ письменномъ столѣ,-- а частію и подъ столомъ -- не найдётся хотя десятка книгъ, достойныхъ вашего благосклоннаго вниманія и участія, вашего любопытства и наконецъ одобренія. Поищемъ-же такихъ книгъ и, можетъ-быть, найдёмъ! Но.... съ чего начать? Это меня затрудняетъ вотъ уже съ добрую четверть часа. Между-тѣмъ не забудемъ выставить "моднаго" заглавія послѣдняго, занимательнѣйшаго, отдѣленія нашего литературнаго отчета:

Бельлетристика.

Романы, повѣсти, Драматическія произведенія, стихотворенія, альманахи...

Альманахи? Чего-же лучше! Съ нихъ-то и начнёмъ,-- именно съ этого прелестнаго альманаха, который называется:

40. УТРЕННЯЯ ЗАРЯ, альманахъ на 1842 годъ, изданный В. Владиславлевымъ. Четвёртый годъ. Въ 12, 572 стр. (4 р. сереб. съ пересылк.)

Прежде заглавнаго листа, книга открывается прекрасно выгравированнымъ портретомъ юной супруги Государя Наслѣдника, Ея Императорскаго Высочества Цесаревны и Великой Княгини Маріи Александровны, портретомъ, столь любопытнымъ для каждаго Русскаго и для каждой Русской, -- портретомъ, составляющимъ лучшее и драгоцѣнное украшеніе альманаха г. Владиславлева. Далѣе слѣдуетъ виньетка, изображающая утреннюю зарю надъ памятникомъ Пожарскаго и Минина. За тѣмъ, въ самой книгѣ найдёте вы портреты: графини Е. 3L Завадовской, графини С. А. Бенкендорфъ, княжны М. И. Барятинской, баронессы K. Н. Менгденъ и А. П. Фрейгангъ, столько-же замѣчательные по мастерской отдѣлкѣ, сколько и по тѣмъ преимуществамъ, какія находилъ художникъ -- пользуясь прекрасными подлинниками. Вообще о достоинствѣ гравюръ достаточно сказать, что онѣ дѣланы въ Лондонѣ лучшими мастерами. Теперь перейдёмъ къ литературной части альманаха г. Владиславлева. Всѣмъ извѣстно, что въ альманахахъ, украшаемыхъ художественными приложеніями, главное дѣло -- именно эти приложенія. Лучше сказать, статьи -- приложенія къ гравюрамъ. По-этому, не будемъ строги къ тексту, въ которомъ впрочемъ есть много очень милаго и занимательнаго. Исчислимъ прозаическія статьи по порядку, въ какомъ онѣ помѣщены въ книгѣ. "Картезіанскій монастырь", М. С. Жуковой, заключаетъ въ себѣ нѣсколько любопытныхъ подробностей объ основаніи его и замѣтокъ путешественницы; въ числѣ послѣднихъ встрѣчаются мысли нѣжныя и поэтическія. Вотъ одна изъ нихъ: ".....Воображеніе ищетъ остатка подъ дёрномъ давно закрытой могилы. Не рѣдко юноша возвращался лучшимъ съ могилы матери: тамъ воздухъ дышетъ святостію послѣдняго завѣта." -- "Талисманъ", разсказъ уланскаго офицера,-- В. А. Владиславлева. Живой, одушевленный разсказъ воина о томъ, какъ палъ подъ нимъ вѣрный боевой конь. Г. Владиславлевъ неподражаемъ въ легкихъ анекдотическихъ разсказахъ, исполненныхъ простодушнаго, наивнаго юмора и какого-то безпечнаго, безпретендательнаго остроумія. Этими именно качествами отличается другая статья его въ "Утренней Зарѣ" -- Разсказъ о томъ, какъ опасно было управителю курляндскаго барона Фонъ-Наукенгофа, Фридриху, топивши въ овинѣ печь, заниматься охотою, и что изъ того произошло. "Джорджіо Фенороли или сердце въ банкѣ, вторая новелла доктора Сильвіо Теста" -- H. В. Кукольника. Эта новелла названа авторомъ "неправдо-подобною былью"; мы прибавимъ, что она не только не -- 40 правдоподобна, по даже и непонятна. Ужъ развѣ предположить, что Фенороли былъ съумасшедшій, отъ любви къ сердцу въ банкѣ, которое нѣкогда принадлежало прелестной дѣвушкѣ, имъ любимой.-- Несмотря на странность и чудесность содержанія, разсказъ читается, потому-что авторъ неоспоримо человѣкъ съ умомъ, талантомъ и чувствомъ.-- Другая повѣсть его въ "Утренней Зарѣ" -- Капустинъ, изъ времёнъ Петра Великаго, гораздо правдоподобнѣе.-- Не знаемъ, сколько въ ней историческаго, но она очень походитъ на быль и разсказана мастерски, если исключить нѣкоторую небрежность въ слогѣ, чѣмъ отличаются почти всѣ прозаическія сочиненія г. Кукольника. Мы не согласны съ тѣми, которые возстаютъ противъ этой повѣсти его, но и не оспариваемъ ихъ -- вкусъ и мнѣніе неотъемлемая собственность каждаго. "Водевиль въ частной жизни" -- Е. П. Гребенки, такъ себѣ, не хуже водевилей, которые даются на Александринскомъ театрѣ, -- даже, если хотите, лучше, но мы думаемъ, что г. Гребенка, авторъ многихъ забавныхъ и занимательныхъ разсказовъ, могъ-бы написать еще лучше: онъ просто полѣнился на этотъ разъ. "Черногорцы", H. И. Надеждина, любопытный отрывокъ изъ воспоминаній автора, какъ путешественника, знакомящій нѣсколько съ нравами этого замѣчательнаго племени славянскаго. Но мы имѣемъ уже объ немъ цѣлую книгу, болѣе удовлетворительную, о которой рѣчь будетъ ниже. Наконецъ, "Приключеніе на желѣзной дорогѣ" -- графа В. А. Соллогуба, лучшая, по нашему мнѣнію, статья альманаха. Какой живой, свободный, ловкій, увлекательный разсказъ, согрѣтый притомъ и живою мыслію и глубокимъ чувствомъ, искусно запрятанными подъ оболочку щегольскаго, небрежнаго слога! Авторъ, кажется, разсказывалъ шутя, беззаботно, а между-тѣмъ въ сердцѣ остаётся какая-то тихая грусть и участіе къ судьбѣ незнакомки, разъѣзжавшей по желѣзной дорогѣ Стихотворенія альманаха, подъ которыми подписаны имена: Лермонтова, Кольцова, Бека, Степанова, Шевцова, Бенедиктова, Подолинскаго, Гребенки, князя Вяземскаго, всѣ вообще не дурны, нѣкоторыя очень милы; лучшія принадлежатъ Лермонтову, Кольцову и князю Вяземскому. Намъ понравилось, своею игривостію, слѣдующее стихотвореніе г. Коренева:

Ты-ль это, Машенька? Тебя-ли вижу а?

Ты-ль это милое, воздушное творенье,

Которымъ такъ полна была душа моя?

О Боги! что за превращенье!

Гдѣ-жъ эта свѣтлая эмаль твоихъ очей?

Гдѣ стройный, гибкій станъ Психеи?

Гдѣ музыкальная плѣнительность рѣчей?

Гдѣ всѣ поэзіи затѣи?

Гдѣ эта милая былая простота --

Что такъ плѣняла насъ заманчивой уловкой?

Гдѣ живость рѣзвая, любезность, острота?

Гдѣ Маша прежняя съ кудрявою головкой?..

Ахъ, Марья Павловна! какой волшебникъ злой,

Провёлъ вамъ на челѣ угрюмыя морщины?

Какъ скоро стали вы помѣщицей простой,

Уѣздной барыней изъ миленькой ундины!

Ахъ, Марья Павловна, не вѣрится всё мнѣ!...

Представить не могу ... да, полно, это вы ли?

Бывало вы цвѣты любили на окнѣ --

А нынѣ тамъ стоятъ -- съ наливками бутыли!...

41. АЛЬМАНАХЪ въ память двухсотлѣтняго юбилея Императорскаго Александровскаго Университета, изданный Я. Гротомъ. 1842. Въ 8, 505 стран. (1 р. 50 к., съ пересылк. 2 р. сереб.)

Торжество двухсотлѣтняго Юбилея Финляндскаго Университета, основаннаго королевою Христиною о мысли и начертаніямъ графа Браге, происходило, какъ извѣстно, 15 іюля 1840 года и послужило поводомъ къ изданію нынѣ альманаха, посвященнаго Августѣйшему Канцлеру Университета, Его Императорскому Высочеству Государю Наслѣднику. Книга открывается большою статьею г. Грота: Воспоминанія Александровскаго Университета, заключающія въ себѣ довольно подробную исторію его и, въ-заключеніе, описаніе юбилейнаго торжества. Статья составлена дѣльно, умно, и, не смотря на односторонній интересъ свой, читается съ удовольствіемъ. Слѣдующія за нею стихи престарѣлаго поэта Францена отличаются чувствомъ какой-то грусти автора, испытанной имъ при посѣщеніи мѣстъ, гдѣ нѣкогда провёлъ онъ юность. Стихи эти, подъ названіемъ Путешествіе на юбилей, помѣщены здѣсь въ переводѣ съ шведскаго, какъ и нѣкоторыя другія статьи, составляющія альманахъ. Вотъ нѣсколько строкъ изъ стихотворенія Францена:

Ахъ! какъ ѣхалъ я предъ древнимъ замкомъ,

Охраняющимъ всё также городъ,

Но гдѣ нынѣ знамена другія, --

Изъ груди моей прокрался тайно

Вздохъ о томъ, что землю дѣлитъ мечъ.

(Францёнъ -- Шведъ и пріѣзжалъ на юбилей представителемъ отъ двухъ Академій отечества своего.)

Я прекраснымъ пиромъ наслаждался

Не какъ сынъ Финляндіи одной,

Но какъ сынъ и Швеціи. Какъ мать, --

Хоть ужъ дочь ея не съ нею бодѣ,

Издалека съ радостью глядитъ

На плоды своихъ уроковъ давнихъ:

Тамъ и Швеція беретъ участье

Въ торжествѣ Финляндіи цвѣтущей,

Подъ скипетромъ державы Русской, --

прибавимъ мы. Далѣе слѣдуетъ статья (П. А. Плетнева, присутствовавшаго на юбилеѣ въ качествѣ депутата отъ С. Петербургскаго Университета): Финляндія въ Русской поэзіи, гдѣ авторъ приводитъ мѣста изъ русскихъ стихотворцевъ, писавшихъ подъ вдохновеніемъ финляндской природы. Статья эта отличается тѣмъ тонкимъ вкусомъ, тою свободою и пріятностію изложенія, какія мы привыкли встрѣчать въ произведеніяхъ г. Плетнева. Нисколько дней въ Лапландіи (г. Кастрена), статья, знакомящая читателя съ оригинальными нравами и родомъ жизни туземцевъ, равно какъ статьи г. Эмана и Лепрота: О національномъ характерѣ Финновъ и Нынѣшніе крестьяне-поэты въ Финляндіи, очень любопытны и весьма тѣсно соединены съ цѣлію и идеею альманаха, чего нельзя сказать о статьѣ графа Соллогуба -- Литературная совѣстливость. Авторъ хотѣлъ, вѣроятно, сказать добросовѣстность: потому-что слово совѣстливость имѣетъ совершенно другое значеніе и часто принимается въ смыслѣ -- церемонность, а тѣ, противъ которыхъ возстаётъ онъ, люди -- вовсе нецеремонные. Кромѣ того, что статья эта рѣшительно не на своемъ мѣстѣ, совершенно не кстати, и ни какъ не вяжется съ общимъ содержаніемъ и характеромъ альманаха, она и сама по себѣ очень слаба, такъ, что мы не узнаемъ пера автора, всегда отличающагося аристократическимъ приличіемъ, большою талантливостію и искусствомъ;-- исполнена несообразностей, ученически-ложныхъ взглядовъ и вообще какой-то болѣзненности воззрѣнія. Мы убѣждены, что она написана просто -- подъ случайнымъ вліяніемъ дурнаго расположенія духа и потому былобы съ нашей стороны несправедливо указывать на ея странности и неловкости разнаго рода сближеній. Что касается до основной мысли статьи, то-есть, крайней несправедливости и недобросовѣстности литературнаго суда, -- авторъ хотя и смотритъ на предметъ въ преувеличенномъ видѣ, однако-жъ онъ и не совсѣмъ не правъ. Дѣло въ томъ, что противъ злоупотребленій журнальнаго мнѣнія -- ужъ если вооружаться, во имя истины, то вооружаться съ силою и съ запасомъ наличныхъ доказательствъ; иначе -- это будетъ голосъ вопіющаго въ пустынѣ, -- и, что еще хуже -- потѣха для тѣхъ-же, кого мы обвиняемъ, хотя-бы и справедливо. Предоставимъ-же времени торжество истины, и будемъ терпѣливо дожидаться того срока, когда вкусъ и непосредственное мнѣніе публики нашей до того образуются, что пристрастіе и недобросовѣстность критики перестанутъ пугать талантъ и благородныхъ дѣйствователей на поприщѣ литературы. И съ чего вздумалось автору нападать на критику, которая всегда такъ привѣтствовала и хвалила его опыты (значитъ и на неё находятъ иногда припадки истины и справедливости!)? Пусть, ужъ если это необходимо, развѣдываются съ нею тѣ, кто дѣйствительно испыталъ тяжкое и несправедливое ея вліяніе. Но и они уже отказались бороться съ соперникомъ, у котораго, вмѣсто благороднаго оружія, въ рукахъ, -- комки грязи и клеветъ, перемѣшанныхъ съ блестками діалектики и такъ называемаго остроумія. Пишите, графъ, ваши прекрасныя повѣсти: мы первые ваши почитатели и хвалители, но не бросайте неосторожно опасному противнику перчатки вашей -- она слишкомъ чиста и благородна для борьбы съ силою ловкой, изворотливой несправедливости.-- Между-тѣмъ мы отдалились отъ альманаха г. Грота, въ которомъ, кромѣ исчисленныхъ статей, заключаются еще двѣ слѣдующія: Необойденный домъ, князя В. Ѳ. Одоевскаго и Макбетъ христіанская-ли трагедія? г. Рунеберга. Первую -- охотники до занимательныхъ сказокъ прочтутъ съ большимъ удовольствіемъ,-- потому-что она написана очень хорошо -- съ извѣстнымъ искусствомъ ея автора, а вторую и съ пользою, какъ учено-критическое разсужденіе о величайшей изъ трагедій. Разсматривая основную ея мысль, авторъ употребилъ свой, особый, способъ воззрѣнія на это превосходное созданіе Шекспира. Результатомъ выводовъ г" Рунеберга разрѣшается вопросъ, что Макбетъ -- есть дѣйствительно христіанская трагедія, или, другими, словами, что, при сочиненіи ея, поэтъ проникнутъ былъ высокими истинами духовнаго міра, и въ извѣстныхъ "вѣдьмахъ" этой трагедіи олицетворилъ зло искушенія земныхъ очарованій надъ духомъ человѣка.

42. РУССКАЯ БЕСѢДА. Собраніе сочиненій русскихъ литераторовъ, издаваемое въ пользу А. Ф. Смирдина. Томъ II. 1841. Въ 8, XXV и 603 стр. (За три тома 10 руб. сереб. и съ пересылкою.)

О первомъ томѣ этого изданія, предназначеннаго, благороднымъ содѣйствіемъ русскихъ литераторовъ, поправитъ, по-возможности, временно-разстроившіяся дѣла почтеннаго книгопродавца, мы говорили уже въ одномъ изъ нашихъ обозрѣній. Разсматриваемый нынѣ томъ, не уступая первому ни въ разнообразіи, ни въ полнотѣ, превосходитъ его внутреннимъ достоинствомъ и изяществомъ исполненія. Начнемъ съ повѣстей. Въ числѣ ихъ первое мѣсто принадлежитъ "Аптекаршѣ", грача Соллогуба. Вотъ основа ея содержанія. Хорошенькая, мечтательная нѣмочка влюбилась въ студента, который также любилъ её, но у котораго житейскіе разсчёты и свѣтскія понятія далеко превышали мечтательность и любовь; "въ слѣдствіе чего" онъ разсчёлъ, что, составивъ счастіе дѣвушки, т.-е., женившись на ней, онъ не составитъ вполнѣ "собственнаго" счастія, какъ разумѣютъ послѣднее люди, принимающіе жизнь въ значеніи спекуляціи. Они разстались. Каждаго изъ нихъ ожидала своя судьба, не равная ни въ какомъ смыслѣ: не равны были и любившіе другъ друга. Проходятъ годы. Студентъ, уже "чиновникъ по особымъ порученіямъ" (видите-ли, онъ и въ службѣ разсчиталъ, какъ эгоистъ, на мѣсто чиновника по особымъ порученіямъ!), и нѣмочка, уже супруга аптекаря, въ уѣздномъ городкѣ,-- короче, молодые люди наши, или, если, угодно, любовники встрѣчаются. Аптекарша вышла за своего аптекаря вовсе не по любви -- несчастная женщина была жертвой, игрушкой роковой судьбы своей; мужъ ея не глупый и честный человѣкъ, но онъ изъ числа тѣхъ чудаковъ и некрасавцевъ, которые не могутъ нравиться женщинамъ. "Изъ сего явствуетъ", что, при неожиданной встрѣчѣ съ бывшимъ студентомъ, нѣмочка по-прежнему воспылала къ нему нѣжною страстію, на которую "чиновникъ по особымъ порученіямъ" Не только соблаговолилъ отвѣчать, но и разсчёлъ, что онъ очень удобно, при этой оказіи, можетъ соблазни ть супругу почтеннаго аптекаря. За столь благороднымъ намѣреніемъ немедленно послѣдовало исполненіе его. Аптекарша Оборонялась слабо и была уже на краю погибели, какъ выразилась-бы, напримѣръ, покойная г-жа Жанлисъ, но случайность и добрый геній, во-время подоспѣвшій, спасли её и разстроили великодушные планы г. чиновника по особымъ порученіямъ, Который, надобно прибавить, былъ не простой чиновникъ но особымъ порученіямъ, но принадлежалъ къ хорошей фамиліи, вхожъ былъ, какъ "свой", въ лучшіе дома Петербурга, словомъ, чуть не аристократъ, -- разумѣется во внѣшнемъ значеніи; я разумѣю аристократа столь-же высоко стоящимъ на степени нравственной, какъ высоко стоитъ онъ на лѣстницѣ общественныхъ преимуществъ. Любовники опять разстались безъ дальнихъ приключеній, тѣмъ болѣе, что мужъ нѣмочки въ-пору догадался о своемъ страдательномъ положеніи,-- убѣдясь, что петербургскаго заѣзжаго привлекаетъ въ его убогую аптеку отнюдь не запахъ медикаментовъ, а прелестная, благоухающая особа его супруги. Между аптекаремъ и чиновникомъ послѣдовало объясненіе, "въ-силу" котораго послѣдній, по-добру -- поздорову, убрался изъ уѣзднаго города, при "каковомъ" объясненіи аптекарь, хоть и чудакъ и уродъ, пожалуй, но заставляетъ себя уважать: онъ на сто градусовъ выше петербургскаго джентельмена въ палевыхъ перчаткахъ, -- съ блѣдною душонкой. Повѣсть оканчивается тѣмъ, что, по прошествіи года, чиновникъ особыхъ порученій проѣзжаетъ черезъ тотъ-же уѣздный городъ, справляется мимоходомъ, такъ, къ-слову, объ аптекаршѣ, и ему говорятъ, что она умерла.... чахоткою, приключившеюся ей, вѣроятно, отъ любви. Такое, по крайней-мѣрѣ, заключеніе мы имѣемъ право выводить изъ представляемаго авторомъ характера его злополучной героини. А что сталось съ чиновникомъ по особымъ порученіямъ? Не знаемъ, да и не хотимъ знать. Онъ, конечно, по-прежнему, проводитъ время въ лучшихъ домахъ столицы.... Кому какое дѣло до аптекарши?.. Умерла!-- Царствіе ей небесное! На ней студентъ жениться не хотѣлъ, жена аптекаря не могла принадлежать чиновнику по особымъ порученіямъ, а чиновникъ по особымъ порученіямъ теперь, вѣроятно, вице-директоръ и замышляетъ, правильнѣе, разсчитываетъ выгодную партію въ одномъ изъ лучшихъ домовъ столицы. Что-жъ новаго въ повѣсти -- Аптекарша? Очень много. Во первыхъ изъ неё узнаемъ, что въ наше время, также какъ въ блаженныя времена Вертера и Шарлоты, умираютъ отъ любви. Да, знаете ли: вѣдь и "аптекаршу" зовутъ Шарлотой! Вы скажете: такъ здѣсь повторился, на-оборотъ, знаменитый романъ Гете? Ни мало, если вы вспомните, что въ мірѣ всё неизбѣжно повторяется, въ различныхъ лишь образахъ и положеніяхъ; слѣдовательно, упрекъ въ подражаніи должно считать однимъ изъ самыхъ неосторожныхъ упрековъ, особенно -- если вздумаютъ отнести его къ такому таланту, какимъ владѣетъ графъ Соллогубъ, безспорно одинъ изъ лучшихъ русскихъ повѣстчиковъ. А каковъ его уѣздный "вѣстовщикъ" -- его "любопытный разспросникъ" -- провинціальный франтъ въ венгеркѣ?-- Ловите его, гг. издатели Нашихъ: это "типъ"!! Ловите, возьмите его себѣ: мнѣ его не надобно. И для себя и для меня, и для большей части читателей и человѣчества, онъ уже исполнилъ свое призваніе: перо автора "Аптекарши" и обезсмертило и погребло его. Съ десятками, его экземпляровъ, въ натурѣ, вы, можетъ быть, еще встрѣтитесь, но въ книгѣ довольно и нѣсколькихъ страницъ, ему посвященныхъ. Нельзя же-цѣлый вѣкъ воспѣвать дураковъ и получеловѣковъ. Они скоро наскучатъ, тѣмъ болѣе, что вокругъ себя, чаще или рѣже, вы всегда найдёте людей, болѣе заслуживающихъ вашего вниманія. Странно! нѣкоторые умные и даровитые бельлетристы наши поставили себѣ какъ-бы за правило быть почти исключительно Гомерами отрицательныхъ героевъ, т.-е. героиковъ, нашего общества, нулей съ лѣвой стороны, и не хотятъ видѣть въ немъ ни одной единицы, даже хотя дробнаго количества. Въ благородной, исполненной человѣческихъ помысловъ, душѣ своей, эти гг. бельлетристы глубоко презираютъ упомянутыхъ нулей, а между-тѣмъ поставляютъ себѣ въ славу такъ называемыя мастерскія изображенія современныхъ петиметровъ и разнаго рода, въ разныхъ одеждахъ, болванчиковъ, съ человѣческими именами, -- влюбились въ нихъ, какъ въ красныхъ дѣвушекъ, безъ ума отъ нихъ!! Каррикатура и смѣшное, облитое жёлчью -- вотъ девизъ нѣкоторыхъ нашихъ повѣстчиковъ, повторяемъ даровитыхъ, но избравшихъ ошибочное направленіе. Не туда, гг., попадаетъ ваша сатира -- мѣта ея не для нулей, а для отрицательныхъ единицъ, сопутствуемыхъ большими числами или нулями съ правой стороны; между-тѣмъ поищите-ка подлѣ себя и суммы положительныхъ величинъ, ужъ если пришлось объясняться математически. Для повѣсти есть еще и другіе элементы, кромѣ каррикатуры и смѣшнаго, которое даже и не жалко, -- какъ жалокъ напримѣръ петербургскій денди въ "Аптекаршѣ". Возьмите, въ этомъ смыслѣ, урокъ у врага Соллогуба -- у него, франтикъ въ вергеркѣ такъ, между прочимъ -- смѣшонъ и не болѣе; у него я не вижу жёлчной ненависти и "величаваго презрѣнія" къ этому франтику, которое было-бы и несправедливо, потому-что послѣдній не въ состояніи возвыситься болѣе, на сколько подняла его прихотливая мать-природа. Отрицательные характеры, возбуждающіе, негодованіе, любопытны въ психологическомъ отношеніи, и представленіе ихъ въ повѣсти имѣетъ назидательную-сторону. Я люблю изучать природу тигра, леопарда, даже лисицы -- но что вы будете разсказывать мнѣ въ цѣлой книгѣ о зайцѣ или ослѣ: одинъ годится на шпигованное жаркое, другой славно возитъ воду и притомъ не такой страдалецъ, какъ Водовозъ въ "Нашихъ";-- скажите же, на милость, изъ-чего я стану задумываться надъ судьбою и свойствами этихъ невинныхъ животныхъ. Вы не любите высокаго, патетическаго, идеальнаго, смѣетесь надъ нимъ: но мнѣ, право, не смѣшны ваши уродцы-героики, которыхъ, во имя человѣчества, клеймите вашею эпиграмою и вѣчною ироніей, равнодушно проходя мимо настоящаго человѣка, не замѣчая его существованія или даже не вѣря въ послѣднее.. Авторъ "Аптекарши" не казнитъ презрѣніемъ; не смѣшнаго своего героя, чиновника по особымъ порученіямъ: но тѣмъ не менѣе вы презираете его отъ всей души, какъ отрицательную величину общества, обремененную численными нулями свѣтскаго значенія,-- и тутъ-то ищите глубокой идеи "Аптекарши". Что касается собственно аптекарши или "Шарлоты графа Соллогуба" (называемъ её такъ для отличія отъ Гётевой Шарлоты) -- мы не понимаемъ, какъ эта возвышенная, благоухающая женщина могла любить человѣка, можетъ быть и красавца, и даже, если хотите, не злаго, не подлаго человѣка, но который ниже ее нравственною природою на неизмѣримое разстояніе. Но въ любви нѣтъ вопросовъ: почему мы этого любимъ, а того ненавидимъ (хотя и существуетъ это скрытное почему?), слѣдовательно, авторъ здѣсь правъ, и мы обращали вопросъ свои только къ бѣдной Шарлотѣ: намъ такъ жаль её, что мы охотно пошли-бы поплакать на ея могилу, если-бъ могли отъискать на картѣ описанный авторомъ уѣздный городокъ. Тамъ мы зашли-бы и къ печальному вдовцу -- аптекарю; тамъ, можетъ быть, повстрѣчались-бы и съ франтикомъ въ венгеркѣ, который, по своему обыкновенію, познакомясь съ ними, непремѣнно-бы спросилъ: "А позвольте узнать, какая это у васъ табакерка: Лутугинская или брауншвейгская, сколько вы заплатили за неё и какой нюхаете табакъ -- березинскій или бергамотный?" -- Но въ-вѣкъ не хотѣлось-бы намъ встрѣчаться съ чиновникомъ по особымъ порученіямъ -- намъ кажется, что отъ него должно пахнуть всѣми благовоніями магазина духовъ и смрадомъ духовнымъ. Богъ съ нимъ!... Теперь нѣсколько словъ объ исполненіи, въ художественномъ смыслѣ, разсматриваемой повѣсти. Здѣсь мы не позволимъ себѣ никакого замѣчанія, потому-что здѣсь всё прекрасно, всё блещетъ вкусомъ, тончайшимъ приличіемъ и отдѣлкою руки, на которой видимъ печать таланта и мастерства; однако-жъ относимъ всё это къ внутреннему достоинству расположенія: внѣшность, наружная обработка слога иногда измѣняютъ автору; но и это припишемъ не болѣе, какъ къ небрежности, недосмотру. Между-тѣмъ посовѣтуемъ автору обратить вниманіе и на эту незначительную, повидимому, часть тоалета мысли. Погрѣшности противъ чистоты и гладкости слога непріятно поражаютъ читателя и вредятъ общему впечатлѣнію, производимому повѣстью. Чтобъ упрекъ нашъ не показался неосновательнымъ, подкрѣпимъ его сильнымъ доказательствомъ, обрѣтаемымъ нами, напримѣръ, на стр. 15 разсмотрѣнной повѣсти: "Оглядѣв шись со всѣхъ сторонъ, напив шись пьянъ на пріемномъ торжествѣ, надѣв ши пеструю фуражку, заплативши за коллегіи, испы тавъ (эхъ! за чѣмъ-бы ужъ и послѣднему слову не дать окончанія на ши?) силу руки своей въ маханіи рапи ры, молодой баронъ разсудилъ, что, чтобы быть "полнымъ студентомъ, ему оставалось еще одно -- "влюбиться." -- Подумаешь, что авторъ написалъ это нарочно -- въ примѣръ какафоніи.... Мичманъ Поцѣлуевъ, или "живучи оглядывайся", повѣсть, -- если хотите -- цѣлый романъ В. Луганскаго, похожа болѣе на практическія замѣтки человѣка умнаго, наблюдательнаго, много испытавшаго, много ѣздившаго, много видѣвшаго и изъ всего видѣннаго, слышаннаго, извѣстнаго ему, извлекающаго данныя для разсказа въ родѣ повѣсти, -- нежели на настоящую повѣсть, въ которой жизнь, быстрота движенія и страстей, въ соединеніи съ инстинктивною догадкою таланта, выкупаютъ недостатокъ опытности и наглядности. Такъ или не такъ, но Мичманъ Поцѣлуевъ непосредственно навёлъ насъ на это сближеніе: мы читали его безъ скуки, даже съ удовольствіемъ, но легко могли-бы и не дочитать его -- насъ ни что не приковывало къ нему живымъ участіемъ, тёплыми интересами; намъ даже повѣсть г. Луганскаго показалась растянутою, безконечною, безъ единства идеи и общности интриги. Согласны, что многія вводности и очертанія характеровъ любопытны, но тѣ и другія приклеены и не составляютъ необходимости. Были и небылицы, по нашему мнѣнію, лучшее изъ всего, что написалъ г. Луганскій, какъ повѣстчикъ.... Маріетта,-- "записки русскаго живописца", были-бы довольно занимательны, если-бъ авторъ не хотѣлъ сдѣлать изъ нихъ повѣсти, а повѣсть не удалась потому, что въ ней нѣтъ конца, начало-же затерялось въ какомъ-то уѣздномъ русскомъ городѣ, протянувшись до Италіи серединою Душа женщины, "Перотское мистическое преданіе" (K. B. O.), пренесчастная душа, -- была необыкновенно-добродѣтельна на землѣ, но райской обители не удостоилась, за то, что какой-то злой демонъ укорилъ её въ гордости смиренія. Черезъ чуръ тонко! Авторъ перехитрилъ, и ради внезапной, неожиданной читателемъ катастрофы, нѣсколькими окончательными строками, испортилъ высоко-психологическую идею и драматическій разсказъ, обличающій руку искушенную и талантливую.-- Случай изъ жизни Гете и зимняя его поѣздка на Гарцъ, статья А. Струговщикова, любопытна, какъ всё, что относится къ частной жизни великаго поэта -- философа, и притомъ особенною занимательностію своею обязана извѣстной даровитости автора.-- Захарушка добрая душа и каменная баба -- какой-то винегретъ, и, надобно прибавить, очень не вкусный. Дурачекъ Захарушка воспитывается у какихъ-то равномѣрно-глупыхъ супруговъ.... потомъ, вдругъ, ни съ того, ни съ сего, является каменная баба, змѣй Горыничъ и разная чертовщина. Удивительно, что такой умный писатель, какъ г. Вельтманъ, пишетъ иногда Богъ-знаетъ какія чудесности! Если это отрывокъ изъ большаго сочиненія, то за чѣмъ печатать выдержки безъ смысла и всякаго значенія. Вчужѣ досадно за автора, тѣмъ болѣе, что и въ этомъ Захарушкѣ разсѣяны блестки неоспоримаго таланта, блуждающаго, къ сожалѣнію, въ какомъ-то странномъ, неудобопонятномъ направленіи -- Два дня въ Демутовомъ трактирѣ, очень лёгкій, но пріятный разсказъ барона Ѳ. Корфа, также какъ и Разсказъ г. Основьяненки, который, съ извѣстнымъ своимъ юморомъ и добродушіемъ повѣствованія, изъ простого анекдота умѣлъ сдѣлать забавную, юмористическую быль-сказку. Двѣ главы изъ романа, А. Башуцкаго, обѣщаютъ романъ эффектно-патетическаго содержанія, сколько можно судить по отрывку, а потому и не пускаемся въ дальнѣйшій судъ: вкусы и требованія нашихъ критиковъ и читателей такъ различны, что на всѣхъ не угодишь. Юморъ, сатиру, насмѣшку, холодное предпочитаютъ нынѣ жаркимъ чувствованіямъ -- чувствительность, даже истинную, честятъ именемъ сентиментальнаго и смѣшно-плаксиваго, -- самое глубокое чувство и драматизмъ смѣшиваютъ иногда съ театральною риторикою. Критики-ли ошибаются, или авторы попадаютъ не въ тактъ?.... Записки Д. В. Давидова, во время поѣздки его, бъ 1826 году, изъ Москвы въ Тифлисъ, любопытны, особенно въ началѣ, а оканчиваются тамъ, гдѣ-бы хотѣлось видѣть самое военное участіе автора на поприщѣ за-кавказской войны, куда онъ призванъ былъ милостивымъ довѣріемъ Государя Императора къ его ратнымъ дарованіямъ. Наконецъ, во второмъ томѣ Русской Бесѣды заключаются три серьёзныя и дѣльныя статьи, любопытныя не менѣе бельлетрическихъ. Архангельскій Соборъ (автора Путешествія къ Святымъ Мѣстамъ), гдѣ описываются, съ историческими размышленіями, гробницы древнихъ властителей Руси; Пекинское дворцовое правленіе, Отца Іакинѳа, и Графъ Андрей Ивановичъ Остерманъ (князя И. Долгорукова) чрезвычайно-интересная и очень хорошо написанная біографія. Мы не желали-бы видѣть въ ней, однако-жъ, мысли, выраженной слѣдующими строками, на стран. 12: "Многіе удивляются горькимъ слезамъ, проліяннымъ Петромъ Великимъ при полученіи извѣстія о внезапной гибели Карла XII, и замѣчательному восклицанію: Жаль мнѣ тебя, братъ Карлъ! Кончина Карла XII лишала Петра всякой надежды на немедленный миръ и возвѣщала ему "продолженіе борьбы кровавой и утомительной...." -- И такъ: слезамъ, участію Петра къ судьбѣ Карла придано значеніе корыстное! Высокой душѣ Петра отказано въ побужденіи чистѣйшемъ, благороднѣйшемъ!!-- Обмолвка слишкомъ неосторожная и непростительная..... Въ разсмотрѣнной книгѣ есть еще и стихотворенія извѣстнѣйшихъ нашихъ поэтовъ, или, правильнѣе, стихотворцевъ: здѣсь имена ручаются, что стихи должны быть очень хороши, и мы сожалѣемъ, что не имѣемъ мѣста на отдѣльное указаніе піитическихъ красотъ ихъ.

45. СКАЗКА ЗА СКАЗКОЙ. Томъ I. 1841. Въ 8, 302 стр. (2 р. 25 к., съ перес. 2 р. 75 к. сереб.)

Это собраніе повѣстей и разсказовъ, или, слѣдуя титулу книги, "сказокъ", началось анекдотомъ, давнымъ-давно извѣстнымъ, но изъ котораго г. Кукольникъ сдѣлалъ нѣчто художественное -- расплодивъ его мастерскою завязкой или присказкой. Время дѣйствія этого анекдота начало XVIII вѣка. Мѣсто дѣйствія деревня близъ Костромы, и потомъ въ Петербургѣ. Яркими и вѣрными красками изображаетъ авторъ недоросля-дворянчика тѣхъ блаженныхъ времёнъ, утопающаго въ невѣжествѣ и развратѣ, разумѣется -- безсознательно, именно по причинѣ невѣжества и крайней грубости понятій, воспитанныхъ на заднемъ дворѣ, въ конюшнѣ и дѣвичьей. Хороша также вышла изъ-подъ кисти г. Кукольника почтенная родительница этого милаго недоросля, горько сѣтующая на новый порядокъ вещей, вводимый Петромъ. Какъ неутѣшно плачетъ она о сынѣ, насильно вытребованномъ на службу! Ей-бы хотѣлось, чтобы ея ненаглядный Володя цѣлую жизнь прожилъ недорослемъ на заднемъ дворѣ своего боярскаго дома, съ собаками и поломойками. Теперь, конечно, нѣтъ уже ни такихъ недорослей, ни такихъ чувствительныхъ матушекъ. Великій Петръ всему у насъ положилъ начало, довершенное достойными его Преемниками. Въ томъ-то и заключается идея или основная мысль разсказа: Сержантъ Иванъ Ивановичъ Ивановъ. Другой анекдотъ г. Кукольника Эдуардъ и Кунигунда, не удался какъ первый. Дѣло въ томъ, что супруги, праздновавшіе, серебряную свадьбу, разошлись изъ-за будущей судьбы ребёнка, котораго у нихъ никогда не было; помнится, кто-то разсказалъ уже этотъ анекдотъ несравненно лучше: за чѣмъ-же старую почтенную картину подновлять блѣдными красками? Третья повѣсть г. Кукольника: Полковникъ Лесли, изъ времёнъ Михаила Ѳедоровича, была-бы очень хорошая историческая повѣсть, если-бъ въ ней было меньше огня, пожаровъ, крови, убійствъ, эффектовъ и "блистательныхъ декорацій",-- которыя могутъ годиться для бенефисовъ Александринскаго театра, но слишкомъ "раздираютъ" душу въ тихомъ кабинетномъ чтеніи. Шахъ и Матъ, историческая повѣсть XIV столѣтія, г. Александра Грамотова, переноситъ воображеніе подъ небо живописной Гренады и къ живо-говорящимъ, восточно-поэтическимъ, развалинамъ Альгамбры. Дуняша, разсказъ О. П**, отличается неестественною завязкою и проситъ развязки, которой какъ будто не достаетъ; тоже почти можно сказать и на счетъ плохой отчетливости въ интригѣ повѣсти. Короче,-- всѣ эти сказки, относительно, не безъ упрековъ и не безъ достоинствъ, не говоря уже о слогѣ, усвоенномъ въ порядочныхъ книгахъ. Но что это такое? Мертвыя головы, или Русскіе въ Чечнѣ, повѣсть П. Каменскаго. Воля ваша,-- обыкновенною, живою, здоровою головою, мы понять этой повѣсти не можемъ. Давно-ли, разбирая первый томъ Русской Бесѣды, читали мы въ ней премилую повѣсть того-же автора, Фультонъ, которая, по-крайней-мѣрѣ, доказала, что у него есть дарованіе, и что онъ, когда захочетъ, можетъ писать просто и занимательно. Только-что успѣли мы сказать это, какъ авторъ вдругъ опять принялся за старую и любимую привычку свою: вздувать, a la Марлинскій, выраженіе и фразу -- до того, что въ нихъ наконецъ не остаётся ни какого смысла: самъ фразистый учитель и образецъ автора "Мертвыхъ головѣ" содрогнулся-бы въ могилѣ, если-бъ могъ услышать -- до какого злоупотребленія доведена его манерность и фигура. У него это была природа, ни отъ кого не заимствованная,-- у него это нравилось, потому-что выходило иногда чрезвычайно ловко и складно: у подражателей-же и копіистовъ его, которые, на зло вкусу и просвѣщенію, являются еще въ 1842 году -- эта манерность и вздутая фраза походятъ на какую-то лоснящуюся опухоль, непріятную для глаза....

44. НАШИ, списанные съ натуры Русскими. 1842. Первые восемь выпусковъ. Въ С., 62 стр. (Цѣна каждому выпуску 40 коп. серебр. При полученіи каждаго выпуска вносятъ за него деньги (?) и платятъ впередъ за слѣдующій.)

Стоустая молва повсюду разнесла уже вѣсть объ этомъ роскошномъ изданіи, -- объ его великолѣпныхъ политипажахъ, бѣлоснѣжной и атласно-гладкой бумагѣ, узорчатыхъ украшеніяхъ текста, напечатаннаго разпрекрасивымъ шрифтомъ; -- слѣдовательно, угрюмой критикѣ, которая не смягчается ни какими нѣжностями внѣшности, не преклоняется ни передъ какимъ великолѣпіемъ, остаётся только сказать нѣсколько словъ о содержаніи и достоинствѣ текста. И такъ, позвольте спросить: кто эти Наши, списанные съ натуры Русскими -- Французы, Нѣмцы -- или, можетъ быть, лондонскіе джентельменты? Ни мало -- это русскіе типы: петербургскій водовозъ, петербургская барышня, которая, мимоходомъ сказать, очень можетъ быть, безъ всякой почти перемѣны, парижскою и вѣнскою барышней, и армейскій офицеръ,-- не тотъ русскій офицеръ, который, въ грозную годину испытанія, дрался на Бородинскомъ полѣ, потомъ съ торжествомъ подъ стѣнами Парижа,-- офицеръ, котораго знаетъ Европа, который переходилъ Балканы, видѣлъ Эривань и проливалъ кровь подъ стѣнами Варшавы за права своего Государя, -- нѣтъ, это офицеръ, полусозданный, полускопированный съ необщаго оригинала затѣйливою кистью автора. Пора-бы перестать типовать офицеровъ и чиновниковъ! На нихъ привыкли смотрѣть въ невѣрное стекло, представляющее однѣ лишь каррикатуры и смѣшное, -- тогда-какъ, въ числѣ тѣхъ и другихъ, есть многіе, стоющіе кисти артиста-психолога, а не малярной вывѣски надъ цирюльней въ Гороховой улицѣ. Пишущій эти строки родился и выросъ на бивуакѣ, въ лагеряхъ, въ походахъ съ отцомъ-ветераномъ, и потому знаетъ русскаго Офицера лучше нежели тѣ, которые въ-полъ глаза смотрятъ на него съ напрасною улыбкою сожалѣнія, а не знакомы съ нимъ коротко, во всѣхъ случаяхъ и подробностяхъ его кочевой жизни; при составленіи-же своихъ типовъ руководствуются только общими мѣстами и принятымъ способомъ юморическаго малеванія, расписывая, безъ строгаго разбора, черными красками и то, въ чёмъ красуются иногда неподдѣльные цвѣты высохшихъ доблестей, затѣняемыхъ недостаткомъ воспитанія и еще болѣе свѣтскости. Молодое, новое поколѣніе нашихъ офицеровъ, образуясь въ кадетскихъ корпусахъ и другихъ отличныхъ военно-учебныхъ заведеніяхъ, чуждо даже и послѣдняго упрека -- въ недостаткѣ воспитанія.... Глупцы, невѣжды, истинно-смѣшные, существуютъ во всѣхъ классахъ, во всѣхъ сословіяхъ, на всѣхъ путяхъ и отпрыскахъ цивилизаціи -- за чѣмъ-же непремѣнно хотите находить ваши типы именно тамъ и тамъ, -- потому только, что это принято издавна. Между чиновниками, особенно петербургскими, служащими въ министерствахъ, большая часть -- люди образованные, дѣльно-полезные, часто понимающіе истинное благородство и жизнь не хуже много ранняго философа. Мы согласны, что въ числѣ армейскихъ офицеровъ есть оригиналы, презабавные, преуморительные, -- но эти нѣкоторые, эти немногіе суть частности, исключенія, а отнюдь не цѣлое, не типъ -- не представители общаго; вспомните, что вы рисуете не одинъ портретъ, а нѣчто, заключающее въ себѣ множество портретовъ. Перестаньте-же каррикатурить то, въ чёмъ гораздо болѣе свѣтлыхъ сторонъ, нежели темныхъ, требующихъ исправленія сатирою. Не туда, не туда попадаетъ она, гг. юмористы и памфлетисты. Ошибка въ воззрѣніи, недостатокъ въ пристальнѣйшемъ, ближайшемъ изученіи, и вотъ отчего ваша, иногда мастерская, кисть рисуетъ невѣрно,-- и ваши типы болѣе -- собственныя ваши, преинтересныя, но въ разладѣ съ дѣйствительностію, изобрѣтенія досужей фантазіи... Здѣсь, напримѣръ слишкомъ безобразятъ армейскаго офицера, а рядомъ съ нимъ воспѣваютъ водовоза, не узнаннаго яко-бы страдальца человѣчества. Въ отношеніи къ водовозу одинъ авторъ исполненъ самой чувствительной филантропіи, а другой ѣдкимъ сарказкомъ и ироніей казнитъ немилосердо члена общества, которое потому развѣ должно быть гонимо, что проливаетъ свою кровь, а не воду. Дѣло въ томъ, что, помимо водовоза, въ чернорабочемъ классѣ есть множество горемыкъ, завидующихъ водовозу, какъ счастливцу, а въ сословій дворянъ или, такъ называемомъ, благородномъ сословіи есть типы почище вашихъ мнимыхъ армейскихъ офицеровъ и чиновниковъ. Покойный Лермонтовъ представилъ намъ въ своемъ "Максимѣ Максимычѣ" истинный типъ закавказца-офицера, котораго вы глубоко уважаете, не смотря на его странности, грубую, дикую оболочку, и недостатокъ образованія. Пишите типы съ такою истиною и съ такимъ уваженіемъ къ истинѣ!-- У г. Башуцкаго пріятное, патетическое перо, исполненное теплоты душевной и прекраснаго сердца -- но оно собственно не для типовъ. Въ Водовозѣ есть превосходныя страницы, но онѣ не на мѣстѣ, не къ лицу водовозу. Про послѣдняго можно было сказать, что, не смотря на безпрестанное обращеніе съ водою, у него всегда не чисты руки, но не должно было дѣлать его героемъ, величавымъ представителемъ своего "сословія" -- съ непоколебимою силою воли, самоотверженіемъ, вѣрою въ свое призваніе и другими высокими качествами, свойственными не водовозамъ. Гораздо правдоподобнѣе и удачнѣе исторія лошади водовоза -- лучшее мѣсто въ статьѣ. Армейскій офицеръ въ Нашихъ, кромѣ невѣрности съ подлинникомъ, исполненъ безпрестанныхъ несообразностей и противорѣчій автора; за всѣмъ тѣмъ, у него нельзя отнять ни дарованія, ни комизма: но то и другое не достигло цѣли, потому что ея и не было. Барышня -- дѣйствительно, типъ. Это, изволите видѣть, перезрѣлая барышня, лѣтъ за тридцать. На похоронахъ, крестинахъ на свадьбѣ -- она непремѣнно полезная гостья: здѣсь помогаетъ шить траурное платье, тамъ подвѣнечное, а на крестинахъ, она, пожалуй, позаботится и о пелёнкахъ.-- Добрая барышня! Ей очень еще хочется замужъ, она всё надѣется и умираетъ съ этою надеждою.-- Бѣдная барышня! Но это типъ не одной русской барышни, какъ замѣчено уже выше, и притомъ она "барышня" въ укорительномъ смыслѣ. Мы лучше желали-бы познакомишься въ Нашихъ съ настоящей русской барышней, лѣтъ девятьнадцати, у которой глаза голубые, щёчки розовые, русые локоны,-- съ барышней, пожалуй, провинціальной, деревенской. Разскажите намъ, какъ она мила, весела, уныла, какъ она гадаетъ о суженомъ, какъ ока любитъ, страдаетъ? Напомните намъ Татьяну Пушкина! Кстати о Пушкинѣ. Кто лучше его рисовалъ и въ прозѣ и въ стихахъ русскую жизнь: но впадалъ-ли онъ въ каррикатуру, тамъ, гдѣ на самомъ дѣлѣ нѣтъ каррикатуры? Лучше прибавьте лишнихъ добродѣтелей, какъ, напримѣръ, сдѣлалъ съ водовозомъ г. Башуцкій, нежели пороковъ, потому-что послѣднее -- клевета Какъ-бы то ни было, -- Наши затѣйливая игрушка. Желаемъ имъ успѣха -- и успѣхъ будетъ, если, во-первыхъ, возможно продавать ихъ подешевле, а во вторыхъ, вмѣсто обѣщаемой перепечатки старыхъ, давно уже извѣстныхъ, давно уже прочитанныхъ статей -- сочинятся новые типы.

45. СЕМЕЙСТВО ХОЛМСКИХЪ. Нѣкоторыя черты нравовъ и образа жизни, семейной и одинокой, Русскихъ дворянъ. Изданіе третіе, вновь разсмотрѣнное и исправленное.-- 1841. Въ 8, I XXI, 255, 500, 512, 556, 547 и 578 страницъ. (6 р., съ перес. 7 р. сер.)

Въ новомъ изданіи своей книги авторъ помѣстилъ отвѣтъ критикамъ; но, по нашему мнѣнію, за исключеніемъ нѣсколькихъ опрометчивыхъ и не основательныхъ обвиненій, критики, на этотъ разъ, большею частію, правы.-- Я также былъ, по-несчастію, въ числѣ тѣхъ рецензентовъ, которые замѣтили автору, что романъ много-бы выигралъ, если-бъ, вмѣсто шести томовъ, ограничился четырьмя. Вотъ, почти отъ слова до слова, что было сказано мною, мимоходомъ, о Семействѣ Холмскихъ, по поводу выхода въ свѣтъ Провинціальныхъ Сценъ, того-же автора (No 171 Русскаго Инвалида за 1840 годъ) Семейство Холмскихъ -- одно изъ самыхъ любимыхъ нашею публикою сочиненій -- читается и перечитывается съ удовольствіемъ. Рядъ характеровъ, исполненныхъ жизни, интереса, не рѣдко оригинальныхъ, не рѣдко слишкомъ обыкновенныхъ, но самою обыкновенностію своею останавливающихъ вниманіе; происшествія занимательныя, любопытныя, иногда живо трогающія участіе читателя; слогъ пріятный и обработанный -- вотъ достоинства этого романа, доставившія ему почетное мѣсто между русскими романами. Но если-бъ изъ шести томовъ авторъ сдѣлалъ четыре, сочиненіе выиграло-бы и въ художественномъ значеніи и въ самой занимательности; растянутость, чрезвычайное обиліе вводныхъ лицъ и эпизодовъ,-- безъ которыхъ легко-бы обойтиться, и которые, большею частію, ни мало не связаны съ главною интригою драмы,-- много вредятъ ходу ея и развлекаютъ, безъ нужды, вниманіе читателя. Авторъ, конечно, имѣлъ въ виду представить въ обширномъ объёмѣ картину нравовъ и жизни русскаго дворянства: но невозможно въ предѣлахъ одной рамы соединить всѣ положенія, всѣ частности, всѣ любопытныя и разнородныя стороны этой многосложной, почти безконечной картины, -- невозможно безъ того, чтобы центръ ея, или собственно драма, безъ которой нѣтъ романа, не погрязла въ омутѣ безчисленныхъ обстановокъ и приложеній; другими словами, изъ матеріаловъ этой картины, неумѣстимой на самой огромной стѣнѣ любаго манежа, -- изъ матеріаловъ, напрасно собранныхъ въ одно цѣлое, лучше-бы было автору составить нѣсколько отдѣльныхъ картинъ или сочиненій меньшаго объёма, по въ которыхъ, зато, сохранилось-бы единство, вѣчно-неизмѣнное условіе всего истинно-изящнаго и гармоническаго. Нѣкоторымъ доказательствомъ справедливости такого заключенія можетъ быть другое сочиненіе автора Семейства Холмскихъ -- Провинціяльныя Сцены. Эта книга служитъ какъ-бы продолженіемъ, эпилогомъ перваго сочиненія, хотя время дѣйствія послѣдняго и отнесено авторомъ къ концу прошедшаго столѣтія. Тѣ-же лица, тотъ-же колоритъ характеровъ, даже тѣ самыя имена дѣйствующихъ лицъ: кажется, -- встрѣчаемся съ старыми знакомыми и видимъ, что они ни сколько не перемѣнились. Сундуковъ такой-же отвратительный богачъ, какимъ представленъ въ Семействѣ Холмскихъ; Вронскій такъ-же уменъ, честенъ, безкорыстенъ и, по-прежнему, немножко педантъ, т.-е., представленъ слишкомъ совершеннымъ; а мы думаемъ, что люди никогда не бываютъ ни совершено добродѣтельными, ни совершенно порочными. Нашъ авторъ, напротивъ, любитъ изображать ихъ въ состояніи одной изъ этихъ крайностей; его благородные характеры доведены до высшей степени нравственныхъ достоинствъ; зато, въ контрастъ имъ, негодяи и бездѣльники поставлены на самомъ днѣ низости и черноты душевной. Порокъ и безъ того слишкомъ непривлекателенъ -- зачѣмъ-же придавать ему, для вящшей яркости или эффекта, черты слишкомъ ужъ рѣзкія. Писатель долженъ остерегаться наговаривать на природу человѣческую: обязанность романиста представлять людей такими, каковы они есть; иначе, читатель въ-правѣ не повѣрить сбыточности описываемыхъ явленій..... Къ этому прибавимъ, что Софія автора, какъ онъ ни оправдываетъ ея нравственное совершенство -- всё-таки остается нравственною невозможностью, и, слѣдовательно, при неограниченномъ нагнемъ уваженіи къ ея образцовымъ добродѣтелямъ,-- скучною женщиною, въ которую, хоть-бы она была и въ самомъ дѣлѣ красавица перваго разряда -- человѣкъ со вкусомъ никогда не влюбится. Если такъ, то спросите любую женщину -- захочетъ-ли она быть Софіею, или, иначе, самою мудростію? Всѣ справедливыя и несправедливыя замѣчанія критиковъ не помѣшаютъ, однако-жъ, Семейству Холмскихъ -- быть примѣчательнымъ твореніемъ; оно сдѣлалось у насъ народнымъ, и, вѣроятно, будетъ имѣть еще нѣсколько изданій. Но, знаетели, что именно привлекаетъ большинство къ этому роману?-- Несчастный Аглаевъ и его бѣдное семейство, его кроткая, любящая, хоть и не столь совершенная какъ Софія, -- Катерина. Въ характерѣ, въ судьбѣ Аглаева сосредоточивается, даже помимо желанія самого автора, весь интересъ, вся истинная драма романа, а Софія только расхолаживаетъ её.-- Это переслащенное, отлитое въ затѣйливой формѣ мороженое, которое всегда должно уступить мѣсто стакану простой ключевой воды, хотя-бы микроскопъ и открылъ въ ней нѣкоторыя нечистоты. Что касается до замѣчанія критиковъ, будто-бы авторъ Семейства Холмскихъ воспользовался для своего сочиненія англійскимъ романомъ, который во Французскомъ переводѣ именуется le Pour et le contre, -- мы не раздѣляемъ этого упрека, -- или подобный упрёкъ можно сдѣлать и автору слѣдующаго романа:

46. ЭВЕЛИНА ДЕ ВАЛЬЕРОЛЬ. Романъ въ четырехъ томахъ. Сочиненіе Н. Кукольника. Второе, исправленное изданіе. 1841. Въ 8, 249, 264, 274 и 350 стран. (3 р., съ пересылк. 4 руб. сереб.)

Да, мы не рѣшимся замѣтить г. Кукольнику, что въ его романѣ есть много сходства съ романами: графа Альфреда де Виньи -- Сенъ-Марсъ, Джемса -- Кардиналъ Ришелье, г-жи Рейбо -- Мазарини,-- и съ другими сочиненіями изъ той-же эпохи и съ тѣми-же дѣйствующими лицами, какъ и въ его "Эвелинѣ". Талантъ, равный таланту г. Кукольника, не долженъ быть обвиняемъ въ подражаніи -- онѣ, подражая, рисуя по-своему давно уже нарисованные портреты,-- является новымъ художникомъ, пробующимъ свое искуство и дарованіе въ возсозданіи того, что уже создано другими; онъ придаётъ своимъ портретомъ новыя, неугаданныя прежними живописцами черты, и такимъ образомъ дополняетъ ликъ человѣка, котораго дѣянія, высокія отрицательно или положительно, живутъ въ потомствѣ. Ришелье, Мазарини, Сенъ-Марсъ, Людовикъ XIII изображены уже и историками и романистами: г. Кукольникъ также романистъ -- почему-жъ онъ не имѣетъ права увлечься тѣми-же лицами и написать романъ, по внѣшности содержанія нѣсколько сходный съ извѣстными уже вамъ романами. Но въ самомъ-ли дѣлѣ г. Кукольникъ сочинилъ романъ? Не просто-ли сработалъ онъ какую-то мозаику, очень замысловатую, по всё-таки не болѣе какъ мозаику -- мозаичную картину, въ которой мы не видимъ ни общаго плана, ни единства идеи, ни главнаго лица. Сочиненіе г. Кукольника рядъ занимательныхь, порою, сильно-драматическихъ, но разрозненныхъ сценъ;-- многихъ изъ нихъ могло быть гораздо больше или меньше, могло даже совсѣмъ не быть. Лучшія сцены въ книгѣ -- Римскія главы, но онѣ не вяжутся съ цѣлымъ, потому что цѣлаго и нѣтъ: самъ авторъ это чувствовалъ и проситъ не читать его римскихъ главъ. Офиціяльная героиня романа, Эвелина, существуетъ только по имени; её даже нельзя назвать безцвѣтнымъ характеромъ, потому-что у нея нѣтъ ни какого характера. Многое остаётся неоконченнымъ, недосказаннымъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ, въ другихъ случаяхъ, насказано много лишняго. Депорта хотѣли выдать намъ за политическаго злодѣя, а изъ него вышелъ даже не плутъ, а плутишка, который кончилъ очень неудачно фальшивою игрою въ кости. Гойко и Гаръ-Піонъ мечтаютъ быть оригиналами или своеобразными, типическими созданіями -- по для настоящихъ оригиналовъ они слишкомъ пересолены, т.-е., черезъ чуръ оригинальны. Въ грозномъ Ришелье мы не замѣтили ничего новаго; Сенъ-Марсъ является въ-продолженіе всего романа мимоходомъ и изчезаетъ въ родѣ пропавшаго безъ вѣсти; лучше всѣхъ у г. Кукольника -- Мазарини. Конецъ романа напоминаетъ счастливыя катастрофы романистовъ блаженнаго стараго времени: три свадьбы вдругъ, съ благополучнымъ торжествомъ добродѣтельныхъ. За всѣмъ тѣмъ, самозванка Эвелина преинтересная вещь или книга, которую не оставишь -- не дочитавъ до послѣдней страницы. Много умнаго, тёплаго; разсказъ живой, непринужденный, даже самобытный, или, проще, свой. Во почему Эвелина названа вторымъ изданіемъ? Мы не знаемъ перваго. Извѣстно, что она тянулась почти цѣлый годъ по "Библіотекѣ для чтенія", какъ тянутся во Франціи фейльетонные романы, и отъ этого-то, можетъ быть, сочиненіе г. Кукольника изобилуетъ и достоинствами и еще болѣе недостатками фейльетонныхъ твореній.

41. СОЧИНЕНІЯ ОСНОВЬЯНЕНКИ. Жизнь и похожденія Петра Степанова сына Столбикова, помѣщика въ трёхъ намѣстничествахъ. Рукопись XVIII вѣка. Три части. С.-П.-б. 1841. Въ 8, 184, 195 и 200 стран. мелкой печати. (2 р. 50 к., съ перес. 5 р. сер.)

Г. Основьяненко, въ-теченіе четырехъ или пяти лѣтъ, успѣлъ пріобрѣсти нѣкоторую извѣстность и даже одно не изъ послѣднихъ мѣстъ въ современной, или, правильнѣе, текущей литературѣ нашей, которое, однако-жъ, онъ рискуетъ потерять, если не измѣнитъ нѣсколько характера и направленія своихъ созданій. Вотъ въ чёмъ дѣло. Г. Основьяненко началъ очень удачными повѣстями или разсказами изъ малороссійскаго простонароднаго быта; успѣхъ былъ увѣнчанъ усердными похвалами критиковъ. По эти самыя похвалы не повредили-ли автору въ дальнѣйшихъ его произведеніяхъ. Послѣ прекрасной, истинно-трогательной повѣсти своей -- Маруся -- авторъ написалъ другую повѣсть въ томъ-же родѣ, почти съ тѣмъ-же сюжетомъ; слѣдовательно, повторился -- а повторенія вообще скучны; одностороннее, какъ-бы ни было хорошо, скоро лишается достоинства, еще скорѣе интереса. Съ трогательнымъ, съ чувствительнымъ, у автора соединялся элементъ комизма; это также было замѣчено критикою -- и онъ ударился въ юморъ, юморъ безконечный, безпрестанный, слишкомъ ужъ не разборчивый, не стѣснявшійся, порою, искать матеріаловъ своихъ въ тёмныхъ уголкахъ самыхъ грязныхъ, самыхъ гизкихъ положеній жизни. Если отъ высокаго къ смѣшному одинъ только шагъ, -- по выраженію Наполеона,-- то отъ смѣшнаго къ пошлому и плоскому -- еще ближе. Авторъ сталъ брать своихъ героевъ изъ среды жалкаго быта, лучше сказать, животнаго прозябенія нѣкоторыхъ малороссійскихъ помѣщиковъ прошедшаго столѣтія. Такой выборъ доставилъ автору нѣсколько сценъ дѣйствительно-смѣшныхъ, забавныхъ, истинно-комическихъ, исполненныхъ неподдѣльнаго юмора: но, въ то-же время, и вовлёкъ автора въ преувеличенія, неправдоподобности. Вмѣсто того, чтобы вѣрною, но осторожною, кистью изображать предположенные нравы описываемаго времени, ограничатъ данными, оставленными преданіемъ, -- онъ, буквально, сталъ сочинять, наговаривать и на своихъ героевъ и на свое время; хотѣлъ безпрерывно смѣшить читателя, а оттого вдался въ изъисканность, въ насильственную изобрѣтательность комизма; по-необходимости, становился скучноватымъ, монотоннымъ, однообразнымъ: извѣстно, что нѣтъ ничего несноснѣе, какъ неудачная попытка производить безпрестанный смѣхъ, если только можно безпрестанно смѣяться. Такимъ образомъ, явилось нѣсколько юмористическихъ произведеній разсматриваемаго автора, въ томъ числѣ знаменитый Панъ Халявскій. Первая часть этого романа была напечатана въ Отечеств. Запискахъ, потомъ отдѣльною книгою, гдѣ находится и вторая часть его. Признаёмся, есть мѣста, способныя заставить расхохотаться самаго несмѣшливаго читателя, но за ними часто слѣдуютъ страницы неизъяснимо-скучныя, водянистыя; надобно-ли прибавлять, что цѣлое сочиненіе, оттого именно, растянуто и необыкновенно однохорактерно въ частностяхъ и колоритѣ. Но вотъ новое произведеніе г. Основьяненки -- Столбиковъ. Это тотъ-же "Панъ Халявскій", такой-же дурачекъ, такой-же невѣжа, который своею, невыносимою, навязанною ему авторомъ, глупостію и крайнею грубостію понятій, хочетъ смѣшить васъ безпрестанно, разсказывая, съ утомительною подробностію и длиннотами, также какъ и Панъ Халявскій, отъ своего лица, свою необыкновенно глупую жизнь и похожденія. Тѣ-же положенія, ьѣ-же характеры, тотъ даже порядокъ повѣствованія. Но нѣсколько мѣстъ, нѣсколько сценъ показываютъ умъ, опытность, наблюдательность сочинителя, его дарованіе живописать нравы и личности того круга и того времени, къ которому относится романъ. Слогъ вообще живъ (хотя часто неправиленъ, необработанъ) и постоянно оригиналенъ тою оригинальностію, какою отличаются всѣ произведенія г. Основьянепки, писанныя языкомъ, престранно образовавшимся изъ смѣшенія нарѣчій малороссійскаго съ великороссійскимъ. Что-же касается до основной идеи романа, новаго ничего не оказывается. Злодѣй опекунъ глупаго дитятки, гнусныя дѣла одного и дурачества другаго -- вотъ на чёмъ вертится сочиненіе. Въ пользу автора нельзя однако-жъ не замѣтить, что нѣкоторыя черты частнаго быта русскихъ дворянъ исхода XVIII вѣка, ихъ вступленіе въ военную службу, наконецъ тогдашніе полковые нравы, тогдашнее офицерство, означены ярко и отчетливо, хотя и не безъ преувеличеній, до которыхъ авторъ страстный охотникъ. Не смотря на всѣ вышеуказанные недостатки и излишества, должно признаться, сочиненія г. Основьяненки, читаются охотно и многимъ могутъ нравиться. Въ ненастную осень, у камина, -- въ длиные зимніе вечера, подлѣ благодѣтеля-самовара, тамъ гдѣ-нибудь въ саратовской глуши, сочиненія г. Основьяненки, просто, кладъ. Пусть сугробы снѣга занесли ваше уединенное жилище, пусть бушуетъ непогода, воетъ вѣтеръ, скрыпитъ морозъ подъ ногами сторожеваго челядинца дома: въ тёпломъ кабинетѣ, запрятавшись въ глубокое дѣдовское кресло, съ романомъ г. Основьяненки въ рукахъ, можете наслаждаться всѣмъ наслажденіемъ читателя. Въ смыслѣ сказки, сочиненія этого писателя имѣютъ свое неотъемлемое достоиство; иногда-же, мѣстами, въ нихъ есть и смыслъ высшій.-- Всё это было сказано нами по поводу выхода въ свѣтъ первой части Столбикова. При выходѣ и по прочтеніи второй, мы замѣтили, что описываемыя въ ней приключенія правдоподобнѣе, нежели въ первой. Герой романа не такъ ужъ глуповатъ -- онъ поумнѣлъ немножко; время и опыты нѣсколько подѣйствовали и на его ограниченную личность. Впрочемъ Столбиковъ и не такъ глупъ, какъ усиливается представить его авторъ, думая тѣмъ сдѣлать героя своего интереснѣе. Правда, Столбиковъ не бойкаго десятка: но онъ умѣетъ отличать доброе отъ злаго, благородное отъ низкаго; онъ честенъ, гнушается пороками и презираетъ всё, недостойное порядочнаго человѣка -- спіало-быть, онъ не глупъ. Въ концѣ второй части есть очень удачно выведенный на сцену характеръ гнуснаго скряги. Но вотъ, наконецъ, третья и послѣдняя часть.... Что это? Столбиковъ сталъ еще умнѣе, за то нравственность его какъ будто пострадала: онъ меньше честенъ, нежели во второй части!! Погодите, однако-жъ -- въ срединѣ послѣдней части Столбиковъ опять становится рѣшительно глупъ!!! Откуда эти противорѣчія, эти неправдоподобности въ поступкахъ и характерѣ одного и того-же лица?... Вотъ, наконецъ, Столбиковъ нашъ, послѣ многихъ, неисчислимыхъ приключеній, въ качествѣ управителя чужихъ имѣній, получилъ свое богатое наслѣдство, долго оттягиваемое у него злодѣемъ-опекуномъ... Вотъ Столбиковъ и женился: но не на той, на которой хотѣлъ, не на молодой дѣвушкѣ, которая ему нравилась, а на какой-то старой Фуріи, противной ему. Чудакъ, право, этотъ Столбиковъ!

48. ОЛИВЕРЪ ТВИСТЪ. Романъ Диккинса (Boz) Переводъ съ Англійскаго А. Гарковенко. 1841. Въ 8, большаго формата и сжатаго набора, 261 стр. (1 р. 50 к., съ пересылк. 2 р. сереб.)

Мы съ намѣреніемъ прервали на-время разборъ собственно русскихъ романовъ, чтобъ не утомить читателя однообразіемъ. Послѣ "Столбикова", мы ничего не могли придумать удачнѣе, какъ представить читателю "Оливера Твиста" -- одно изъ лучшихъ произведеніи необыкновенно-талантливаго и умнаго романиста англійскаго. Оливеръ Твистъ, герой романа -- дитя, отъ колыбели до юности, жертва, игралище всевозможныхъ бѣдствій и гоненій судьбы. Не смотря на то, что послѣдняя бросала его въ вертепы самыхъ ужасныхъ пороковъ и потрясающихъ самую желѣзную душу преступленій, Оливеръ вышелъ чистъ и невиненъ изъ этого горнила тяжкихъ испытаній, превышающихъ силу и разсудокъ ребёнка. Разсматриваемое сочиненіе Диккинса было уже напечатано въ Отечественныхъ Запискахъ, и теперь издано отдѣльно въ томъ же переводѣ (очень хорошемъ, надобно прибавить), -- слѣдовательно, давно уже знакомо читателямъ; но они вѣрно не забыли еще характеровъ: жида Феджина, злобнаго душегубца Сайкса, несчастной Нанси, смотрителя богоугоднаго заведенія, мистера Бомбля, и другихъ болѣе или менѣе примѣчательныхъ лицъ романа, которыхъ видишь какъ живыхъ; еще, вѣрно, не совсѣмъ остыли у читателя -- глубокія, сильныя, нерѣдко возмущавшія душу и сердце впечатлѣнія, испытанныя при чтеніи бѣднаго "Оливера". Первая половина романа исполнена живѣйшаго, трепетнаго интереса; но чѣмъ ближе дѣло къ развязкѣ, тѣмъ какъ будто-бы интересъ ослабѣваетъ -- и это потому, что, въ началѣ книги, мѣра страданій Оливера слишкомъ переполнена.

49. ЧУДНЫЯ ПОХОЖДЕНІЯ ПЕТРА ШЛЕМИЛЯ. Сочин. Алберта Фонъ Шамиссо. Съ четвертаго изданія перев. Левъ Самойловъ. 1841. Въ 12, X и 147 страницъ. (1 р. 75 к., съ перес. 2 р. сереб.)

Сказка дѣтская -- не больше, но её съ удовольствіемъ прочитаете въ одинъ присѣетъ. Дѣло въ томъ, что Шлемиль продалъ тѣнь свою какому-то странному человѣку, если это былъ не самъ чортъ. Говорятъ, что въ сказкѣ Шамиссо скрывается глубокая аллегорія: ко мы, въ простотѣ своей, -- признаёмся, что-то очень дурно понимаемъ аллегорію. Какъ-бы то ни было, а книга въ свое время имѣла необыкновенный успѣхъ, переведена на всѣ языки -- и въ русскомъ переводѣ оттого не потеряла. Замѣчательны шесть литографированныхъ картинокъ, изображающихъ чудныя похожденія чуднаго Шлемиля, и художнически исполненныхъ. Читая сказку, безпрестанно обращаешься къ замысловатымъ картинкамъ.

50. ТРИ ПОВѢСТИ г-жи Ребо. Переводъ съ французскаго Александры Зражевской. 1841. Въ 8, 207 стран. (1 р. 45 к., съ перес. 1р. 70 к. сереб.)

Изрядно переведенныя повѣсти извѣстной писательницы. Одна изъ этихъ повѣстей сентиментальная; другая неистовая; третья заключается въ томъ, что злую кокетку выдаютъ замужъ за съумасшедшаго,-- слѣдовательно, какъ она ни зла, а ужъ съ ума его не сведётъ. Съ такими разнообразными повѣстями какъ ни провесть пріятно вечеръ. Мастерица разсказывать эта г-жа Рейбо (а не Ребо, какъ угодно называть её г-жѣ Зражевской)!

Та-же прекрасная переводчица даритъ вамъ (51) Очеркъ Новой Италіянской Литературы, соч. г. Пранди; но г. Юнгмейстеръ, который ничего не даритъ, утверждаетъ, что эту маленькую книжку нельзя пріобрѣсть иначе, какъ заплативъ за нее 1 р., а съ пересылкою 1 р. 25 к. сереб., что, за 72 крошечныя страницы крупнаго шрифта, очень умѣренно!! Книгопродавецъ Поляковъ издалъ, переведенное съ англійскаго, сочиненіе Марріэта -- (52) Пиратъ; изъ двухъ томовъ сдѣлалъ два томика миньятюрнаго формата и мелкой печати,-- два томика, которые очень удобно можно уложить по карманамъ жилета. Вѣроятно, вы, читатель, вскорѣ отправитесь на пароходѣ въ Кронштатъ; если я угадалъ, -- возьмите съ собою Пирата: самое приличное мѣсто читать его -- на палубѣ. Тамъ качка не позволитъ вамъ замѣтить нѣкоторыхъ качекъ перевода -- вы не увидите какъ очутитесь въ Кропштатѣ, и за всѣ эти удобства заплатите только 5 р. ассигнаціями.-- Г. Поляковъ, должно-быть, съ нетерпѣніемъ ожидалъ открытія навигаціи. Но для тихаго кабинетнаго чтенія позвольте предложить вамъ первые восемь выпусковъ (55) Шекспира, въ русскомъ переводѣ г. Кетчера (каждый выпускъ 2 р. ассигнаціями), и первый выпускъ (54) Сочин. Гете (1 р. сереб). Переводчикамъ послѣдняго посовѣтуйте какъ можно осторожнѣе обходиться съ знаменитымъ оригиналомъ -- онъ такой великій стилистикъ, что какъ-разъ не узнаемъ его въ переводѣ.

Намъ хотѣлось-бы поговоришь не слегка о судьбѣ знаменитаго (55) Александра Даниловича Меньшикова, по поводу примѣчательной драмы г. Неелова (1 р. 45 к., съ перес. 1 р. 70 к. сереб.): но, увы, предѣлы нашей библіографіи не допускаютъ большихъ статей; и потому, покамѣстъ, скажемъ только, что стихи драмы очень хороши -- стихи впрочемъ бѣлые, иначе называемые -- рубленая проза. Куда какъ не любятъ её люди со вкусомъ и истиннымъ понятіемъ объ изящномъ. Стихи такъ стихи, проза такъ проза; предоставьте первые элегіямъ, одамъ, поэмамъ: но для драматическихъ сочиненій, гдѣ лучше всею натура, проза -- лучшій языкъ. Какой гекзаметръ, какіе бѣлые стихи, за исключеніемъ однако-жъ Пушкинскихъ, могутъ сравниться съ настоящимъ стихомъ, стройнымъ, сладостнымъ, нѣжащимъ слухъ вашъ музыкальнымъ созвучіемъ въ концѣ стиха или стиховъ, подобныхъ, напримѣръ, слѣдующимъ:

Когда ложится тѣнь прозрачными клубами

На нивы жёлтыя, покрытыя скирдами,

На синіе лѣса, на влажный злакъ луговъ;

Когда надъ озеромъ бѣлѣетъ столпъ наросъ,

И въ рѣдкомъ тростникѣ, медлительно качаясь,

Сномъ чуткимъ лебедь спитъ, на влагѣ отражаясь,

Иду я подъ родной соломенный свой кровъ,

Раскинутый въ тѣни акацій и дубовъ;

И тамъ, съ улыбкой на устахъ своихъ привѣтныхъ,

Въ вѣнцѣ изъ яркихъ звѣздъ и маковъ темноцвѣтныхъ,

И съ грудью бѣлою подъ черной кисеей,

Богиня мирная, являясь предо мной,

Сіяньемъ палевымъ главу мнѣ обливаетъ

И очи тихою рукою закрываетъ,

И, кудри подобравъ, главой склонясь ко мнѣ,

Лобзаетъ мнѣ уста и очи въ тишинѣ...

Что это! Ужъ не безсмертные-ли пѣвцы древней Эллады, оставивъ свои тысячелѣтнія могилы, заговорили вдругъ ira русскомъ языкѣ и сообщили ему пластическія красоты языка великихъ Грековъ? Нѣтъ, пѣвцы боговъ земныхъ навсегда смолкли, и отзвуки ихъ пѣсенъ не повторяются даже въ устахъ отдаленныхъ ихъ потомковъ, новыхъ Грековъ! Или недавній покойникъ, который такъ творчески сочувствовалъ древнему искуству -- Пушкинъ -- написалъ это прелестное стихотвореніе?-- Но мы Пушкина знаемъ всего наизустъ... у него нѣтъ этого стихотворенія. Чьё-жъ оно?... Какъ! Вы не знаете развѣ, что на туманномъ небѣ Петербурга загорѣлась свѣтлая звѣздочка, не недостойная классическаго неба древнихъ Аѳинъ -- явился новый, юный, поэтъ русскій -- Аполлонъ.... Майковъ? Передъ нами лежитъ цѣлая (56) книжка его прекрасныхъ опытовъ, одинъ изъ которыхъ вы сейчасъ прочитали, и, вѣроятно, прочитаете всѣ XXXVI стихотвореній, составляющихъ изящно изданный въ 8-ю долю листа томъ... О XIX вѣкъ! я долженъ прибавить здѣсь, что этотъ томъ стоитъ 1 р. 50 к., съ пересылкою 2 р. серебромъ: иначе вамъ нельзя будетъ пріобрѣсти стихотвореній г. Майкова, которыми не простительно было-бы не пополнить вашей библіотеки. И посмотрите -- что еще напишетъ вамъ г. Майковъ, когда юная муза его, съ лѣтами, къ пластическимъ красотамъ своей поэзіи присоединитъ поэзію глубокаго чувства, опыта и позднѣйшихъ размышленій о судьбѣ человѣка. Теперь, покамѣстъ, онъ вдохновляется, большею частію, красотами одной матеріальной природы. Но всему будетъ череда, и русская поэзія, сиротѣющая послѣ Пушкина и Лермонтова, должно многаго ожидать отъ дарованія г. Майкова, или это будетъ одна изъ тѣхъ надеждъ, которыя такъ прискорбно обманываютъ насъ... Если-бъ прежде стихотвореній г. Майкова попались намъ подъ руку (57) Стихотворенія г. Бочарова (і р., съ пересылк. 1 р. 25 к. серебромъ: за 51 стран. весьма и весьма посредственныхъ стиховъ!!) и (58) Повѣсть Ангелина, также въ стихахъ, г. Молчанова (которой по-крайней-мѣрѣ не назначено ни какой цѣны), -- мы, статься можетъ, и сказали-бы о нихъ слова два-три, но какъ это случилось именно послѣ, то -- что, скажите, было дѣлать мнѣ?-- собственный стихъ г. Бочарова на послѣдней страницѣ его дорогихъ стихотвореній {Можетъ быть, читатель пожелаетъ знать причину -- почему, вдругъ, мы нарушили общепринятый, и собственный свой порядокъ рецензированія, и говоримъ о послѣдне-поименованныхъ книгахъ вскользь, не выставляя ни полнаго заглавія ихъ, ни числа страницъ и т. п. Это случилось по двумъ причинамъ.-- Обозрѣніе наше назначено къ выпуску въ свѣтъ въ послѣднихъ числахъ апрѣля или въ первыхъ мая; между тѣмъ, наступившіе праздники, прекративъ работы въ типографіяхъ, какъ и вездѣ, могли остановить печатаніе Обозрѣнія, и потому мы рѣшились, сколько возможно, сократить окончаніе его. А какъ одна причина всегда отъискиваетъ другую, то и въ настоящемъ случаѣ нашлось оправданіе нашей поспѣшности и краткости: заглавія нѣкоторыхъ книгъ бываютъ длиннѣе, нежели самая рецензія, т.-е., нѣтъ нужды слишкомъ объ нихъ распространяться; исключаемъ изъ этой категоріи немногія изъ предъидущихъ и послѣдующихъ сочиненій, болѣе значительныя, о которыхъ въ слѣдующемъ обозрѣніи объяснимся нѣсколько удовлетворительнѣе.}. (59) Сочиненія Акима Нахимова (въ 8, 225 стран. 1 р. 50 к., съ перес. 1 р. 75 к. сереб.), въ стихахъ и прозѣ, напечатанныя по смерти его, съ присовокупленіемъ краткаго жизнеописанія автора, любопытны болѣе для исторіи русской литературы, нежели для современнаго чтенія. Послѣ стиховъ Пушкина, Жуковскаго, Лермонтова и другихъ новѣйшихъ поэтовъ нашихъ, послѣ прозы модныхъ нашихъ бельлетристовъ,-- сочиненія Нахимова, хотя и не дурныя сами по себѣ, не могутъ быть слишкомъ привлекательны. Правда и то, что нѣкоторыя изъ новыхъ романовъ, въ слѣдъ за симъ предлагаемыхъ, также не перваго разбора: но именно потому, что они новые, ихъ прочтутъ скорѣе, нежели умную, порою, старину Нахимова. Такъ, напримѣръ (60), Автоматъ (1 р. 50 к., съ перес. 2 р. сереб.), сочиненіе г. Калашникова, вѣроятно, нашло себѣ многихъ читателей, благосклонно принявшихъ прежніе романы того-же автора: Дочь купца Жолобова и Камчадалку. Слышали мы, однако-жъ, что Автоматъ поотсталъ отъ нихъ, да куда-же и угоняться автомату за купеческою дочкою, и еще пуще за Камчадалкою, которая, по обычаю своихъ соотечественниковъ, прытко ѣздитъ на собакахъ -- а автоматъ ни съ мѣста безъ творческой силы. Нѣкто, г. К. Г., сочинилъ романъ, подъ заглавіемъ (61): Человѣкъ съ высшимъ взглядомъ или какъ выдти въ люди (четыре части -- 4 р. сереб). Незрѣлость и незначительность мыслей обличаютъ молодую, неопытную руку, и потому не будемъ строги къ первому ея произведенію, тѣмъ болѣе, что слогъ книги, хотя и не выдерживающій критики, свидѣтельствуетъ о дарованіи автора. Для того, чтобъ второй опытъ его былъ удачнѣе, надобно г. К. Г. внимательнѣе заняться чтеніемъ лучшихъ новѣйшихъ романовъ, и понять -- въ чёмъ состоятъ новѣйшія требованія искусства.-- (62). Два Призрака, романъ Ѳ. Фанъ-Дима, въ четырехъ частяхъ (5 р., съ перес. 5 р. 70 к. сереб.), возбудилъ вниманіе публики и разнорѣчивые толки журналистовъ: одни превозносятъ дарованіе новаго автора, другіе отказыватъ ему въ этомъ дарованіи, по-крайней-мѣрѣ ограничиваютъ послѣднее. Желая избѣгнуть крайностей, мы, въ отношеніи къ новому романисту, будемъ держаться середины, и скажемъ, что г. Фанъ-Димъ многое обѣщаетъ. Перо новаго русско-голландскаго автора, какъ намъ кажется, образовалось подъ сильнымъ вліяніемъ знаменитой француженки, герцогини д'Абрантесъ, и знаменитаго русскаго разскащика повѣстей, Марлинскаго. Покойники соблазнили новаго романиста. У герцогини онъ занялъ пріятную женскую болтовню, у Марлинскаго принаряженную фразу, и мы думаемъ, что если г. Фанъ-Димъ оставитъ соперничество съ г-жею Жюно, у которой, кромѣ болтовни, были еще кой-какія авторскія достоинства, и перестанетъ кокетничать съ Марлинскимъ, у котораго также, кромѣ фразы, было много ума, мысли (да и фраза-то его не всѣмъ даётся), то новый романистъ, можетъ быть, въ состояніи будетъ дать русской публикѣ произведеніе гораздо совершеннѣйшее. При отмѣнномъ знаніи г. Фанъ-Димомъ женскаго тоалета (и женскаго сердца, надобно прибавить), нельзя отрицать у него и обладанія вкусомъ; слѣдовательно, стоитъ только захотѣть г. Фанъ-Диму -- и онъ напишетъ новую книгу безъ болтовни и фразы, замѣнивъ послѣднюю художественною простотою и истиннымъ изяществомъ выраженія. У г. Фанъ-Дима замѣтно много ума, начитанности и разнообразныхъ свѣдѣній -- запасъ, съ которымъ какъ не успѣть! Въ самой интригѣ романа есть интересъ и, слѣдственно, искуство занимательнаго повѣствованія. Надѣемся, что г. Фанъ-Димъ, какъ честный Голландецъ, приметъ нашу условную похвалу лучше, нежели безусловные восторги вѣжливыхъ кавалеровъ-критиковъ. Во всякомъ случаѣ, мы старались ему понравиться, сколько онъ самъ намъ понравился, и увѣрены, что при дальнѣйшемъ знакомствѣ съ милымъ авторомъ, m.-е. при новыхъ его опытахъ, даже влюбимся въ него -- у г. Фанъ-Дима есть недостатки, но вмѣстѣ съ тѣмъ и много прелести въ разсказѣ, которую нельзя объяснить словами: она осталась у насъ въ сердцѣ, и, вѣроятно, мы долго не измѣнимъ этому обаятельному увлеченію -- по-крайней-мѣрѣ, сохранимъ его до слѣдующаго нашего обозрѣнія, гдѣ намѣрены еще поболтать о Двухъ Призракахъ. Говорятъ, что Фанъ-Димъ -- псевдонимъ, скрывающій одно изъ тѣхъ имёнъ, которыя не склоняются въ мужескомъ родѣ, и мы также думаемъ, что многія очаровательныя страницы въ романѣ Фанъ-Дима могли быть начертаны только женскою ручкою.... а женская ручка -- это такая для насъ святыня, что мы готовы обречь себя самому тяжкому вздыханію, если осмѣлились, можетъ быть,-- и несправедливо, замѣтить кое-что ея произведенію, которымъ тѣмъ не менѣе, навсегда, украсили нашу библіотеку. О, мы никогда не разстаёмся съ тѣмъ, что однажды насъ очаровало, хотя-бы это было не болѣе какъ призракъ..... Вотъ и всѣ новые русскіе романы!... А (63) Мирошевъ, М. П. Загоскина, любимаго нашего романиста?.... Увы, Мирошева нѣтъ ни въ одной петербургской книжной лавкѣ: небольшое число экземпляровъ, присланныхъ изъ Москвы, расхватана почитателями таланта г. Загоскина, и мы опоздали пріобрѣсть себѣ экземпляръ послѣдняго его романа. До слѣдующаго обозрѣнія!-- (Мирошевъ -- въ четырехъ частяхъ, и продается, т.-e., будетъ продаваться, когда явится вновь въ Петербургѣ, по 3 р., съ пересылкою 5 р. 70 к. серебромъ)..... Но утѣшьтесь! Вотъ три замѣчательныя и любопытныя книги: (64) Парижъ въ 1838 и 1839 годахъ, умныя и презанимательныя путевыя записки и замѣтки Владиміра Строева (двѣ части; 2 р., съ перес. 2 р. 50 к. сереб.); (65) Четыре м&# 1123;сяца въ Черногоріи, г. Ковалевскаго (въ 8, 151 стр.; 2 р., съ перес. 2 р. 25 к. сереб.),-- еще болѣе любопытныя, по малоизвѣстности этой дикой страны и оригинальнымъ нравамъ и обычаямъ ея жителей; въ книгѣ находятся карты и рисунки, изображающіе черногорцевъ (обоего пола) въ ихъ одеждѣ и вооруженіи; и -- (66) Жизнь и описаніе путешествія казака Назимова, (1 р., съ перес. 1 р. 25 к. сереб.) изъ восточной сибири, съ границъ китайской имперіи, пѣшкомъ пришедшаго въ С. Петербургъ, съ единственною безкорыстною цѣлію узрѣть Государя Императора и Его Августѣйшее Семейство..... Наконецъ, намъ остаётся наименовать: (67) Театральной Альбомъ, съ портретами артистовъ (3 р. сереб., на пересылку прилагается за три фунта), и слѣдующія дѣтскія книги: (68) Три комедіи для дѣтей, сочни. Анны Зонтагъ, изданныя г. Юнгмейстеромъ (1 р. 25 к. сереб. съ перес.), -- очень хорошо составленныя для маленькихъ читателей пьесы; (69) Дѣтское зеркало, съ 35 картинками (1 р. 50 к., съ перес. і р. 75 к. сереб.), содержащее въ себѣ, согласно заглавію, нравоучительныя сказки, о томъ, напримѣръ, какъ опасно играть съ перочиннымъ ножичкомъ, лазить по деревьямъ, глотать иголки и т. п.-- и наконецъ,-- это уже конецъ концовъ, какъ говоритъ Баронъ Брамбеусъ, -- (70) игрушку, называемую Секретъ Маши (2 серебромъ) или средство выучиться музыкѣ безъ помощи учителя. Мы еще не пробовали этого средства, и потому, покамѣстъ, не можемъ дать ему привиллегіи.

-----

Вотъ всё, что произвела литература наша въ-продолженіе полугода почти. Если мы, неумышленно, пропустили какую-нибудь книгу, заслуживающую разсмотрѣнія, просимъ покорно, до кого это относится, увѣдомить насъ о томъ, и въ слѣдующемъ выпускѣ Обозрѣнія ошибка будетъ исправлена. Разбиратъ-же прочее -- дѣло журналовъ и газетъ, а не одновременной брошюры, каково обозрѣніе наше.

-----

Всѣ разсмотрѣнныя здѣсь книги -- желающіе могутъ пріобрѣсти въ книжномъ магазинѣ Ю. А. Юнгмейстера, въ С. Петербургѣ, на Невскомъ проспектѣ, близъ полицейскаго моста, въ домѣ Котонина. Въ этомъ-же магазинѣ, исключительно, будетъ приниматься подписка на новый романъ:

-- ЖИЗНЬ, КАКЪ ОНА ЕСТЬ --

Записки Неизвѣстнаго,

издаваемыя Л. Брантомъ.

Время дѣйствія романа между 1814 и 1840 годомъ, мѣста дѣйствія -- первоначально, уединенное убѣжище на рубежѣ Франціи съ Швейцаріей, потомъ въ Веймарѣ, Іенѣ и, наконецъ, въ Парижѣ. Историческія событія 1814 и 1815 годовъ косвенно дѣйствуютъ на ходъ нѣкоторыхъ происшествій жизни Неизвѣстнаго, -- вообще-же она обращается въ предѣлахъ частнаго быта, ни нравоописательность, ни особенныя черты мѣстностей не составляютъ первыхъ условій романа, сосредоточеннаго болѣе на психологическихъ интересахъ, или, другими словами, созерцаніе внутренней жизни человѣка -- водило перомъ неизвѣстнаго автора записокъ. Изъ историческихъ лицъ, мимоходомъ, являются на сцену Гёте и герцогиня д'Абрантссъ. Названіе книги -- Жизнь, какъ она есть -- не должно принимать въ значеніи слишкомъ обширномъ: это не болѣе какъ на намекъ на естественное, обыкновенное теченіе событій, хотя и не совсѣмъ обыкновенныхъ, -- это автобіографія одной жизни, одного человѣка -- не столько романъ, сколько дѣйствительныя записки извѣстнаго или неизвѣстнаго лица, приведенныя въ порядокъ стройнаго повѣствованія, матеріаломъ для котораго служилъ веденный въ свое время дневникъ. Объёмъ "Записокъ" -- три части, составляющія отъ 50 до 55 печатныхъ листовъ. Первая часть вышла уже изъ ценсуры; по разрѣшеніи къ выпуску въ свѣтъ остальныхъ двухъ частей, рукопись поступитъ въ печать, и будетъ издана въ концѣ настоящаго или въ самомъ началѣ слѣдующаго 1845 года. Цѣна за всѣ три части романа три рубля серебромъ, съ пересылкою; по выходѣ-же въ свѣтъ книги, на пересылку ея назначается особо 50 коп. серебромъ.