После описанного разговора с майором сэр Руперт Лисль показал себя полным господином в доме. Он больше не обращался за советами к майору, и последний, по всей видимости, потерял над ним всякую власть. Того, кто противоречил баронету, он начинал считать врагом. Он избегал майора и проводил почти все время в путешествиях в Бокаж и обратно. Оливия Мармэдюк ничуть не изменила своего обращения с ним: она принимала его все так же равнодушно, как и в первый раз, смеялась над его неловкостью, нелепыми речами и попытками любезничать с нею. Несмотря на все это, а может, быть и вследствие этого, он с каждым днем привязывался к ней все сильнее и сильнее. Он следовал за ней, как собака, и при каждом посещении привозил ей какую-нибудь драгоценную вещь. Он как-то заявил, что потребует у банкира хранившиеся у того фамильные бриллианты, но Клэрибелль отказалась брать их до свадьбы.
-- Успеем! -- сказала она. -- Может быть, бракосочетание не состоится!
-- Ничто не в состоянии помешать мне жениться, кроме смерти! -- воскликнул баронет с чувством.
Только однажды он упрекнул Оливию Мармэдюк за ее обращение.
-- Вы обходитесь со мной как с собакой, -- заметил он с обидой, -- вы издеваетесь над моей любовью! Я, право, уже не верю, Оливия, что вы испытываете ко мне хоть какое-то расположение.
Он сидел с Оливией у пианино, между тем как полковник со старшими дочерьми разместились поодаль у камина.
-- Серьезно? -- равнодушно проговорила Оливия, вертя в руках бриллиантовый браслет, подаренный ей Рупертом. -- Я вам и не советую верить чувствам. Вы не могли забыть, как мало слов было сказано между нами в тот день, когда вы предложили мне руку и сердце. "Хотите ли вы, мисс, стать леди Лисль?" -- "Да, хочу, сэр Руперт". Вот и все то, что было сказано! Могу уверить вас, что я от природы далеко не мечтательница!
-- В этом я положительно не сомневаюсь. Мне сдается, что я стал женихом исключительно потому, что я сэр Руперт Лисль, владелец Лисльвуд-Парка.
-- Я тоже так считаю! Но не будем касаться этого обстоятельства. Не думайте, пожалуйста, чтобы в душе моей было намерение обмануть вас! Вы совершенно правы: я выхожу за вас, потому что вы -- баронет, и вдобавок богаты! Не будь этого я, конечно, и не подумала бы выйти за вас замуж... Меня, кажется, нельзя упрекнуть в скрытности? А если вам не нравится такая откровенность, пожмем друг другу руки и простимся навеки. Большего я не желаю.
И она протянула ему нежную руку, на которой сверкали его бриллианты. Вероятно, это бросилось ей в глаза, потому что она миролюбиво заметила:
-- Я, конечно, верну вам все ваши подарки, когда мы расстанемся; пусть вас не удерживают потраченные на меня деньги.
-- Я готов вам отдать все свое состояние до последнего пенни, -- сказал он пылко. -- Мне больно видеть, что вы ничем не отвечаете на мою беспредельную, искреннюю любовь; но я женюсь на вас, хотя и знаю, что вам нужно только мое богатство. Я не могу жить без вас!
Позднее, когда Оливия и баронет играли за маленьким столом в триктрак, старшая из сестер, которая была где-то в гостях, вошла в комнату. Полковник дремал в кресле, Люси и Дженни, вторая и третья сестры, сидели за работой.
-- Хорошо ли ты провела вечер, Лаура? -- спросила ее Дженни.
-- Нет, напротив... Но у ректора я узнала новость, которую хочу сообщить вам и всем остальным!
Она насмешливо взглянула на Оливию.
-- Если у вас есть новости, говорите скорее, -- сказала Оливия, притворно зевая и заканчивая игру. -- Сэр Руперт, я выиграла у вас ровно пять партий. Ну, Лаура, мы ждем, -- добавила она, обращаясь к сестре.
Она была замечательно хороша собой при свете камина: шея и руки ее были покрыты драгоценными подарками баронета, и старшая сестра смотрела на нее с завистью и с ненавистью, готовая убить ее на месте. Полковник проснулся от шума голосов и, быстро оглядевшись, остановил свой взгляд на младшей дочери.
-- Папа, вы помните Вальтера Ремордена, последнего викария мистера Мильварда? -- спросила Лаура.
-- Разумеется, помню. Он уехал отсюда три года тому назад, получив пасторат в окрестностях Чичестера. Вальтер Реморден был истинным другом бедных... Он славный человек, и мы были с ним дружны. Мне бы очень хотелось увидеть его снова!
Лаура пристально следила за выражением лица своей младшей сестры, которое сделалось вдруг чрезвычайно серьезным.
-- Ну, папа, -- продолжала она, -- бедный Вальтер Реморден должен был против воли покинуть свою паству по слабости здоровья, как это объяснила мне нынче миссис Мильвард. Он ведь родился в Лисльвуде и считает воздух родных полей целительным для себя, потому-то и приехал опять к миссис Мильвард, которая была настолько снисходительна, что предложила ему погостить у нее.
-- Что?! -- воскликнул полковник. -- Вальтер Реморден здесь?
-- Да, со вчерашнего дня. Говорят, что он очень и очень изменился. Однако я боюсь наскучить сэру Руперту своей болтовней о несчастном викарии. Оливия, все толкуют о будущей леди Лисль и засыпали меня поздравлениями по поводу блистательной будущности, ожидающей тебя!
С той минуты как старшая мисс Мармэдюк произнесла имя Вальтера Ремордена, Оливия не шелохнулась и не сказала ни слова; но вдруг она встала и со странным нервным смехом быстро вышла из комнаты.
Полковник поспешил вслед за ней.
-- Оливия, что с тобой, моя милая дочь? -- громко спросил он. -- Что случилось?
-- А я знаю, что с ней, -- сказал баронет. -- Ее смутило имя человека, о котором тут шла речь. Я видел, как она изменилась в лице, когда вы упомянули о нем, -- обратился он к Лауре. -- Советую ему поостеречься! Я убью его, кто бы он ни был, если он вздумает стать между нею и мной!
Полковник и Оливия вернулись через несколько минут. Старик вел свою дочь, глаза которой горели лихорадочным блеском. Жених не осмеливался заговорить с ней, но не сводил с нее глаз.
-- Прощайте, Оливия, -- сказал он после того, как встал и раскланялся со всеми присутствующими. -- Сегодня вы сказали мне, что не любите меня; сказали и кое-что другое: я вам очень этим обязан.
Она кинула на него взгляд, полный презрения.
-- Вспомните, что я предоставила вам право решать, -- ответила она. -- Завтра я готова узнать ваше решение.
На другой день сэр Руперт, приехав в Бокаж, попросил позволения поговорить с невестой. Он умолял ее назначить как можно скорее день венчания.
-- Если вы все еще намерены жениться на мне, то свадьба может состояться, когда вы этого захотите, -- ответила невеста.
-- Намерен ли я?! Оливия!.. -- воскликнул он с жаром.
-- Вы слышали и видели столько, что могли легко переменить свое мнение, и, если это так, будьте откровенны и не скрывайте этого... Но помните, что вы должны пенять на одного себя, если союз наш будет не из числа счастливых!
Баронет повторил, что намерение его непоколебимо, и Оливия заявила, что не считает нужным откладывать день свадьбы. Одна из ее теток, старая и богатая, прислала ей сто фунтов, узнав, что ее внучку ждет блистательная партия. В Бокаже то и дело стали появляться модистки и белошвейки, но Оливия не хотела примерять свадебные наряды.
-- Ах, как вы мне надоели со всеми этими уборами и лентами! -- говорила она раздраженно. -- Вы знаете, что я и прежде не обращала внимания на наряды, а теперь и вовсе не забочусь о них! Нельзя ли избавить меня от всей этой дребедени?..
-- Нечего сказать, прелестный характер у будущей леди Лисль, -- заметила Лаура. -- Я всей душой жалею бедного баронета!
-- Жалейте его, Лаура! -- ответила Оливия, устремив свои черные глаза на свою сестру. -- Жалейте сэра Руперта: он нуждается в сожалении!