Еще две недели назад Мекси и Фанарет находились в Венеции, но как только Церини известил патрона своей телеграммой, что Язон отыскался в Париже, через два дня Мекси и Медея уже занимали роскошные апартаменты у Ритца.
Сидя в ванне, дистрийский волшебник принимал доклад своего личного секретаря.
Арон Цер, в сиреневом жакете, в руке — сиреневый цилиндр, почтительно стоял перед своим нежащимся патроном. Порою, когда ощущение этой теплой воды было особенно приятно Мекси, он «пофыркивал», жмурясь, как молодой резвящийся гиппопотам.
— Я так и знал. Я ей говорил еще в Монте-Карло: всех сбережений хватит ему всего разве на несколько месяцев. Так и вышло. Церини, вы говорите, у него не было чем заплатить двухнедельный счет?
— И еще как не было, — ухмыльнулся Арон Цер.
— Великолепно. Вот обрадуется Медея. Ну что же, его попросили очистить номер?
— Не совсем. Он получил аванс и заплатил по счету.
— Аванс? Какой, откуда? — и Мекси, удивленный, резко повернулся. Вода пошла через край белой мраморной ванны.
— Ну, так вы ничего не знаете? — обрадовался Цер возможности еще более удивить своего патрона. — Вы ничего не знаете? Он поступает в цирк и будет там ездить верхом.
— В цирк? Верхом? Вы с ума сошли, — новое, еще более резкое движение, мыльная вода забрызгала панталоны Цера, и он поспешил увеличить расстояние между собой и ванной.
— Да, да, это верно. Если я не читал своими глазами контракт, я знаю его содержание. Он выкрутился. Ну хорошенькое дело, а? Чем он кончит, наследный принц Дистрии? Цирк? Цирк, где каждый может его освистать сколько душе угодно. Сенсация, что?
— Да, это сенсация, — повторил как бы про себя Мекси, — мужчина смелый, что и говорить. Он использовал свое искусство ездить верхом. Воображаю, как будет хохотать Медея! Ну, что же! Постараемся испакостить и его новую карьеру. Все это будет забавно… Очень забавно…
Через два-три часа Арон прибежал с новым докладом. Новая сенсация.
— В двух шагах отсюда, в ресторане «Пикадилли», князь Маврос, достойный адъютант своего принца, служит лакеем. Да, лакеем. Салфетка, фрак, все как следует. Подает кушанья, берет чаевые…
На этот раз такое «падение» Мавроса, потомка владетельных князей, не заинтересовало Мекси. Его заинтересовало другое, более важное. Колье.
— Церини, слышите? Необходимо установить две только вещи. Первая — хранит ли Маврос драгоценность у себя или в каком-нибудь банке, это раз, и второе, успел ли он передать колье принцу?
— Думаю, что нет.
— Что нет?
— Я думаю, не успел передать. Я все время их выслеживал. Когда Язон вышел от Мавроса, он вышел с пустыми руками, без ничего, без какого-нибудь свертка, совсем без ничего…
С минуту Мекси напряженно обдумывал что-то. Затем, круто повернувшись к Церу, схватил его за плечи и потряс.
— Церини, сейчас или, или никогда. Слышите, действовать смело, решительно. Берите кого угодно в помощники, не жалейте каких угодно денег, но постарайтесь возможно скорее добыть колье. Инстинкт подсказывает мне — оно у Мавроса. Где он живет? Отель? Квартира?
— Ни в отеле, ни в квартире. В мансарде для прислуги. Я все узнал. Какая это мизерная себе комната…
— Тем лучше. Тем более шансов сделать то, что я вам приказываю. Церини, я никогда не забуду этой услуги, никогда, слышите? — и Мекси еще раз потряс за плечи своего секретаря.
Цер, весь красный, тяжело дышал. Опасение перед возможностью попасть в тюрьму за кражу, боролось в нем с жадностью. В случае успеха Мекси озолотит его. Он знал это. Также, с другой стороны, знал, что тюремный режим в этой республиканской стране — совсем не сладкий.
Но почему тюрьма? Почему это дело должно непременно окончиться тюрьмой? Ему, Ансельмо Церини, всегда и во всем везло. А этот шрам, этот след тяжелой руки гусарского ремонтера — это лишь исключение, подтверждающее правило. Это одно из тех пятен, что и на солнце бывают.
Помолчав, словно взвешивая, ринуться ли ему в зияющую под ногами бездну или не сделать этого, Арон, тряхнув головой и в такт двинув обеими руками, вспомнив свою азартную молодость, когда он играл наверняка, решил попытать счастья на поприще хотя и не совсем чуждом, но менее знакомом, чем карты.
Из ящика письменного стола дистрийский волшебник вынул спрессованный кирпичик склеенных бандеролью тысячефранковых билетов. Арон на лету подхватил этот брошенный ему кирпичик.
— Сто тысяч франков на предварительные расходы. За эти деньги вы можете нанять не только вора, но и убийцу. Хватит?
— Почему же нет? Хватит…
— Ступайте, и без колье не сметь показываться мне на глаза, — отчасти пошутил, отчасти пригрозил Мекси, и Арон понял это именно так.
Он ушел. Боковой карман сиреневой визитки оттопыривался. В этом кармане Цер уносил почти целое состояние, прикидывая, сколько из этих ста тысяч франков сэкономит он в свою пользу.
Патрона Арон оставил в сильнейшем волнении. Мекси за всю жизнь свою никогда еще так не волновался. Не волновался он в такой степени даже накануне дистрийской революции, бывшей делом его собственных рук.
Безумное желание Медеи Фанарет обладать заветным колье из скарабеев превратилось у нее уже в нечто маниакальное. Всю ее поглотили, всю ее целиком, эти двадцать три звена ожерелья, насчитывавшие несколько тысяч лет и украшавшие двух королев.
Она прямо заявила своему любовнику:
— Если ты не добудешь мне этого колье, только ты меня и видел. Брошу тебя.
Фанарет знала цену своим словам, потому что знала цену своих чувственных чар, сделавших Мекси ее рабом. И Мекси знал, что он раб и что разлука с Фанарет была бы невыносима. Напрасно пытался он образумить Медею:
— Ну хорошо. Допустим, нам удалось похитить колье. Допустим. Какой же будет из него толк, если тебе нельзя будет в нем показаться? Оно единственное. Другого такого нет на всем земном шаре. Если ты появишься в нем где-нибудь, об этом заговорят, напишут в газетах, и, ты понимаешь, Язон может возбудить преследование.
— Скажите, пожалуйста, сколь трогательна твоя заботливость. Миленький, не беспокойся, я не буду его надевать. Мне будет довольно сознания, что оно мое, понимаешь, мое. Помни же, я никогда не бросаю обещаний на ветер. Мой ультиматум непоколебим. Мне надоели все эти неисполненные обещания, и я уже начинаю терять веру в твое всемогущество…
Вот почему так волновался дистрийский волшебник. Медея начинала терять веру в его волшебную силу.