Переводъ съ англійскаго М. Ловцовой.
Дождь лилъ не переставая въ долинc Сакраменто. Рcка, протекающая по долинc, вышла изъ своихъ береговъ и переправиться черезъ нее у залива Гремучей Змcи, куда пролегала дорога, не было никакой возможности. Торчащіе изъ воды валуны, указывающіе въ мелководье мcсто переправы въ бродъ около Симсонова Пристанища, были застланы широкой скатертью водъ, простиравшейся до подножья горъ. Дилижансъ для путешественниковъ могъ добраться только до полъ-пути, а почтовый транспортъ былъ снесенъ волнами, причемъ самъ почтальонъ спасся только благодаря тому, что пустился къ берегу вплавь.
Надо признаться, что и въ горахъ погода была не лучше. Дорога тамъ сдcлалась непроходимой отъ липкой грязи и была вся загромождена заброшенными до поры до времени и завязшими въ липкой грязи телcгами и иными экипажами. Мcстечко "Симсоново Пристанище", прицcпившееся къ ущелью одной изъ скалъ Столовой Горы, имcло видъ ласточкинаго гнcзда, рисковавшаго ежеминутно быть смытымъ проливнымъ дождемъ и бурею. По мcрc наступленія ночи въ мcстечкc, отрcзанномъ отъ большой дороги потокомъ грязи, сквозь туманъ мелькали огни изъ хижинъ, расположенныхъ по обc стороны дороги.
Большинство обитателей Пристанища собрались въ мелочной лавкc Томсона, гдc, сидя передъ пылающимъ очагомъ, ограничивались куреніемъ своихъ трубочекъ и отплевываніемъ, какъ бы считая всякіе разговоры излишними. Впрочемъ, всевозможные способы развлеченія уже давно изсякли въ Симсоновомъ Пристанищc; вслcдствіе необычайнаго подъема воды пришлось прекратить работы по промыванію золота, а пріостановка работъ означала для обитателей мcстечка полнcйшее оскудcніе въ деньгахъ, а слcдовательно, и въ развлеченіяхъ. Даже самъ м-ръ Гамлинъ подумывалъ о томъ, чтобы "удрать" изъ Пристанища, имcя въ карманc всего только пятьдесятъ долларовъ, и открыто выражалъ свое неудовольствіе, что "нелегкая занесла Иro въ эту проклятую трущобу".
Молчаніе среди сидящихъ у камина было прервано топотомъ копытъ, но общество впало въ такое состояніе апатіи отъ бездcлья и тоски, что даже и это обстоятельство не произвело, повидимому, никакого впечатлcнія на рудокоповъ. Только одинъ Дикъ Булленъ пересталъ выколачивать пепелъ изъ трубки и взглянулъ на вошедшаго.
Прибывшій представлялъ собою знакомую для собравшихся фигуру и имcлъ даже свое прозвище: его звали "Дядей", а также и "Стариной", хотя ему было не болcе пятидесяти лcтъ и лицо его было румяное и довольно еще моложавое. Онъ, очевидно, только-что покинулъ оживленное общество, побывавъ гдc-нибудь въ окрестностяхъ, и не сразу замcтилъ угрюмое настроеніе собравшихся у камина. Онъ дружески хлопнулъ по плечу одного изъ товарищей и бросился рядомъ съ нимъ на незанятый стулъ.
-- Только-что слышалъ новость, ребята! Пресмcшная исторія! Вы знаете Смайли? Острякъ какихъ мало! Ну, вотъ, онъ сейчасъ разсказывалъ...
-- Смайли -- дуракъ,-- прервалъ его угрюмый голосъ.
-- Обязательно -- дуракъ и къ тому еще вретъ какъ сивый меринъ,-- подтвердилъ другой замогильный голосъ.
"Дядя" молчаливо оглядcлъ группу товарищей и лицо его начало понемногу утрачивать свое оживленное выраженіе.
-- Да, пожалуй, что и такъ -- проговорилъ онъ послc паузы;-- пожалуй, что дcйствительно и дуракъ, и врунъ...
Просидcвъ нcкоторое время молча и точно понявъ преобладающее настроеніе общества, онъ прибавилъ: "Отвратительная погода! Скверное время; безденежье, а завтра, вcдь, Рождество"!
Между собесcдниками у камина произошло маленькое движеніе, выражавшее не то неудовольствіе, не то одобреніе при напоминаніи о великомъ праздникc.
-- Да,-- продолжалъ Дядя, уже совсcмъ унылымъ тономъ, въ который онъ незамcтно впалъ, поддавшись общему тягостному настроенію;-- да, завтра Рождество и сегодня канунъ праздника. Вотъ въ чемъ дcло, товарищи: я тутъ надумалъ, т. е. была у меня этакое маленькое намcреніе... Какъ бы это сказать? Ну, словомъ, будемъ говорить по пріятельски: идемъ-ка всc ко мнc въ мою хижину; тамъ мы устроимъ нcчто въ родc пирушки -- ради кануна Рождества. Что вы на это скажете? Вы тутъ, кстати, всc что-то носы повcсили. Ну, какъ? Идетъ?-- прибавилъ Дядя, съ тревогою всматриваясь въ лица своихъ товарищей.
-- А, чтожъ, по-моему, идетъ,-- отвcчалъ, нcсколько оживляясь, Томъ Флиннъ;-- отчего бы и не пройти къ тебc? Только слушай, Дядя, какъ насчетъ твоей старухи? Что она-то на это скажетъ?
Старикъ замялся; его семейная жизнь сложилась не совсcмъ удачно, и всcмъ обитателямъ Симсонова Пристанища это отлично было извcстно. Первая его жена, красивая молодая женщина, умерла нcсколько лcтъ тому назадъ, оставивъ у него на рукахъ маленькаго трехлcтняго сына. Теперешняя же его жена была раньше его кухаркой -- великанша, строптиваго нрава, съ которой было небезопасно вступать въ пререканія.
Пока Дядя обдумывалъ предложенный ему вопросъ, Джо Димникъ высказалъ свое мнcніе, которое сводилось къ тому, что "Старина" -- хозяинъ въ своемъ домc и что если бы дcло коснулось, напримcръ, его, то ужъ онъ-то всегда сумcлъ бы поставить на своемъ и никакія силы небесныя не помcшали бы ему звать къ себc въ домъ кого и когда ему угодно!
Все это было высказано самымъ рcшительнымъ тономъ и Дядc оставалось только одно -- отвcтить слcдующее:
-- Разумcется; еще бы! Домъ -- мой; я самъ его строилъ; каждое его бревно сложено вотъ этими руками. Да чего, въ самомъ дcлc, ея бояться? Вотъ еще! Конечно, она, можетъ быть, сначала покуражится, какъ это случается съ этими бабами, но потомъ обойдется.
Надо признаться, что въ умc у Дяди вертcлась мысль о подкупc старухи рюмкою-другою водки; онъ надcялся также, что храбрая компанія товарищей поможетъ ему выйти побcдителемъ изъ затруднительнаго положенія.
До сихъ поръ, однако, главный предводитель компаніи -- Дикъ Булленъ не высказалъ своего мнcнія. Онъ вынулъ изо рта трубку и спросилъ: "Ну, а какъ поживаетъ твой Джонни? Мнc показалось, что ему что-то не по себc, когда я его видcлъ на-дняхъ. Вcдь, если твой Джонни боленъ, то мы тамъ у тебя будемъ только мcшать".
Отецъ Джонни, видимо тронутый этою заботою о его мальчикc, поспcшилъ увcрить Дика, что мальчишкc лучше, и что "маленькая пирушка, пожалуй, еще и развеселитъ его".
Тогда Дикъ Булленъ всталъ съ своего мcста, встряхнулся и объявилъ: "Идемте -- я готовъ, хоть сейчасъ. Ну-ка, Дядя, или впередъ, а мы всc слcдомъ за тобой".
Дикъ выскочилъ изъ комнаты и, проходя мимо камина, выхватилъ изъ огня пылающее полcно; его товарищи буквально послcдовали его примcру и, прежде нежели въ лавкc Томсона поняли въ чемъ дcло, уже всc покинули ее.
Ночь была совершенно темна, что называется ни эти не было видно; пылающіе огни всей компаніи погасли при первомъ же порывc вcтра и только раскаленныя ихъ верхушки ярко блестcли, точно блуждающіе огоньки. Пришлось подниматься въ крутую гору по такъ называемой Сосновой тропинкc, которая вела къ низенькой хижинc, примостившейся къ склону горы. Это и была хижина Дяди; тутъ же рядомъ былъ входъ, пробуравленный въ видc туннеля вглубь горы, гдc работалъ Дядя, когда на него вообще нападала охота къ труду. У входа въ хижину толпа рудокоповъ пріостановилась изъ уваженія къ отставшему позади Дядc, который, едва переводя духъ, объявилъ, что ему надо сперва зайти домой одному и посмотрcть, все-ли въ порядкc.
Товарищи посторонились и пропустили его впередъ. Дверь открылась и тотчасъ же захлопнулась за хозяиномъ, а оставшіеся во мракc, столпившись у входа, стали тревожно ожидать рcшенія своей участи.
Нcсколько минутъ прошло въ молчаніи, прерываемомъ только капаньемъ дождевой воды съ крыши и шумомъ деревьевъ, окружающихъ хижину. Но гости начинали тяготиться этимъ промедленіемъ и стали шопотомъ передавать другъ другу свои подозрcнія: "Она, вcрно, заманила его въ туннель и загородила ему выходъ оттуда!" "Ну, а если она намcревается обдать насъ какимъ нибудь горячимъ мcсивомъ?" "Прочь отъ дверей, ребята; кто то идетъ!"
Въ эту минуту дверной засовъ щелкнулъ, дверь тихо открылась и чей-то голосъ проговорилъ: "Ступайте сюда; что вы тамъ мокнете подъ дождемъ".
Судя по голосу, это говорилъ не старикъ и не жена его; то былъ голосъ мальчика, и, дcйствительно, изъ полу-открытыхъ дверей хижины выглянуло лицо мальчика очень небольшаго роста -- лицо, которое можно было бы назвать красивымъ, если бы оно не носило на себc слcдовъ борьбы со всякими внcшними невзгодами и съ грязью окружающей обстановки.
Мальчикъ кутался въ накинутое на плечи одcяло и, повидимому, только-что выскочилъ изъ кровати. "Войдите, продолжалъ онъ, но, смотрите, осторожнcе -- не шумите! Отецъ тамъ споритъ со старухою", прибавилъ онъ, указывая на комнату рядомъ съ кухней, откуда доносился голосъ Дяди, звучавшій умиротворяющими нотами. "Отстаньте! Оставьте меня", сердито крикнулъ мальчикъ, барахтаясь въ сильныхъ рукахъ Дика Буллена, который схватилъ его въ охапку вмcстc съ одcяломъ и дcлалъ видъ, что намcревается бросить его въ пылающій очагъ кухни, куда всc уже вошли. "Говорятъ вамъ -- отстаньте! Что вы дcлаете"!
Дикъ со смcхомъ спустилъ Джонни на полъ, въ то время какъ его товарищи безшумно усаживались у длиннаго стола, занимавшаго середину кухни. Джонни же направился къ шкафу и началъ вынимать изъ него и ставить на столъ различныя яства. "Вотъ тутъ водка, докладывалъ онъ; вотъ сухіе бисквиты; а вотъ и селедки и сыръ". По дорогc изъ шкафа къ столу онъ отломалъ и сунулъ въ ротъ кусокъ сыра; "а вотъ и сахаръ для вашего грога"; Джонни засунулъ грязную, худенькую руку въ сахарницу и загребъ хорошую горсть сахара, которымъ наполнилъ свой ротъ. "А вотъ вамъ табакъ; тамъ есть еще сушеныя яблоки, но я самъ не охотникъ до нихъ; они плохо перевариваются. Чего же вамъ больше; садитесь, господа! Вы только не бойтесь, чего ея бояться? Я на нее не обращаю никакого вниманія; велика важность. Пусть себc тамъ ворчитъ. Она мнc чужая; другое дcло, кабы была родною матерью. Садитесь, господа, угощайтесь. А я пойду вонъ туда".
Онъ подошелъ къ дверямъ крохотной каморки, отгороженной отъ большой кухни; въ углу этого полутемнаго чулана помcщалась узкая кровать. Стоя тамъ, укутанный одcяломъ, изъ подъ котораго выглядывали его голыя ноги, онъ кивнулъ головою, какъ бы прощаясь съ обществомъ.
-- Слушай, Джонни, ты никахъ хочешь опять завалиться въ постель?-- спросилъ Дикъ.
-- Ну, да; а вамъ-то что?-- возразилъ Джонни.
-- Это совсcмъ тебc не полагается.
-- А если я боленъ, такъ какъ же мнc быть?
-- Что такое съ тобою приключилось?
-- У меня лихорадка -- вотъ что; потомъ ревматизмъ -- донесся голосъ Джонни уже изъ глубины чулана, и, послc минутнаго молчанія, онъ прибавилъ, уже изъ подъ своихъ теплыхъ покрывалъ, "и еще у меня желчные камни, понимаете вы теперь?"
Наступило довольно тягостное молчаніе; пришельцы вопросительно поглядывали другъ на друга и на огонь, не прикасаясь къ вкуснымъ яствамъ, и, казалось, надъ всcми уже снова нависла туча прежней тоски, отъ которой они бcжали изъ лавки Томсона, какъ вдругъ до нихъ долетcли звуки голоса Дяди изъ смежной комнаты.
-- Разумcется, ты права; всc они порядочные негодяи; всc до одного! Пьяницы они -- и больше ничего! А этотъ самый Дикъ Булленъ -- хуже всcхъ! Этакая дерзость! Являются сюда ночью, да еще зная, что тутъ у насъ больной мальчикъ! Я ихъ уговарилъ, уговаривалъ, но что съ ними подcлаешь? Да чего ужъ и ожидать отъ здcшняго народа -- всc они тутъ одинъ другого стоятъ!
Взрывъ хохота собравшихся товарищей Дяди прервалъ его предательскія разсужденія. Раздался шумъ отъ хлопнувшей двери и минуту спустя Дядя появился среди товарищей съ самодовольною улыбкою на лицc.
-- Ушла! Рcшила провести вечерокъ у сосcдки,-- объявилъ онъ, усаживаясь у стола.
Любопытно, что подслушанный разговоръ разсcялъ ту мрачную тучу, которая готова была вновь нависнуть надъ компаніей, и всc развеселились при появленіи хозяина. Я не буду распространяться о необычайныхъ продcлкахъ веселой компаніи въ эту достопамятную ночь; скажу только, что было уже около полуночи, когда развеселившіеся товарищи услыхали жалобный голосъ Джонни: "Отецъ, иди сюда ко мнc".
Дядя вскочилъ съ мcста и исчезъ въ смежной каморкc; вернувшись, онъ объяснилъ: "У него сильный приступъ ревматизма и его нужно было бы натереть водкой". Онъ поднялъ бутыль съ водкой, но она была пуста. Дикъ Булленъ, застcнчиво ухмыляясь, подвинулъ къ хозяину недопитую кружку; всc остальные послcдовали его примcру. Дядя собралъ остатки водки въ одну кружку и, объявивъ, что этого будетъ достаточно, удалился въ каморку съ водкою и старою фланелевою фуфайкой. Дверь плохо закрывалась и оттуда донесся слcдующій разговоръ:
-- Ну, мальчуганъ, говори, гдc у тебя тутъ болитъ.
-- То здcсь, то тутъ; но больше ноетъ вотъ тутъ; да ты ужъ три и какъ можно сильнcе; ужъ не разспрашивай!
Наступившее затcмъ молчаніе указывало на то, что Дядя былъ занятъ натираніемъ. Нcсколько времени спустя раздался голосъ Джонни:
-- А что у васъ тамъ весело, отецъ?
-- Да, ничего; мы таки порядочно тамъ подкутили.
-- Завтра, вcдь, Рождество; неправда-ли, отецъ?
-- Да, да; ну, а что тебc не лучше, сыночекъ?
-- Пожалуй, что и лучше; да ты потри еще. А что такое это Рождество? Я все-таки не понимаю въ чемъ тутъ дcло?
-- Рождество? Какъ бы тебc сказать: ну, это такъ... такой это день.
Наступило опять короткое молчаніе, прерванное сново голосомъ Джонни:
-- Старуха тутъ говорила, что вездc, вездc на свcтc, только не здcсь у насъ, всc порядочные люди всегда дарятъ другъ другу подарки на Рождество; потомъ она принялась тебя тутъ костить... Она еще говорила, что есть такой человcкъ, не человcкъ, а такъ, какой-то Святой Клаусъ, и что онъ всегда спускается по трубc; понимаешь -- у камина, и прячетъ подарки дcтямъ въ ихъ сапоги! Вотъ такимъ мальчикамъ, напримcръ, какъ я. Это она все вретъ, должно быть! Такъ я ей и повcрилъ... Да ты полегче, отецъ! Что это какъ ты принялся сильно тереть; вcдь, больно же! Да не тутъ, не тутъ; ты теперь совсcмъ не тамъ трешь, гдc слcдуетъ... А старуха-то все это выдумала; это она нарочно, отъ злости, чтобы меня дурачить... Да не тутъ -- вотъ гдc болитъ!
Опять наступило молчаніе, прерываемое только шелестомъ сосенъ и капаньемъ дождя съ промокшихъ насквозь вcтвей. Голосъ Джонни снова раздался, но уже значительно смягченный:
-- Да ты только не думай, что мнc хуже; это пустяки; понимаешь-ли, право, мнc лучше; я тебc говорю, что лучше, лучше съ тcхъ поръ какъ ты натираешь. Я думаю, я скоро совсcмъ поправлюсь; слышишь, отецъ? Да, кстати, посмотри-ка, что это они тамъ присмирcли; что они тамъ дcлаютъ?
Дядя открылъ дверь и заглянулъ въ сосcднюю комнату; его гости сидcли по прежнему у стола, на которомъ лежало нcсколько серебряныхъ монетъ и чей-то кошелекъ. "Они тамъ затcяли какую-то игру; кажется, объ закладъ заспорили, на пари, что ли", объяснилъ онъ и снова принялся натирать Джонни водкой.
-- Да, я вотъ-что говорю; что это меня очень удивляетъ,-- продолжалъ Джонни;-- я все объ этомъ думаю и понять этого не могу; я все про это самое Рождество! Ты какъ объ этомъ думаешь? Ну, напримcръ, объясни ты мнc хоть одно: что такое Рождество; т. е. почему же этотъ день называется Рождествомъ и почему празднуютъ этотъ день?
Отъ того-ли, что Дядя не хотcлъ, чтобы его слова были разслышаны гостями, или отъ смутнаго пониманій несообразности подобнаго разговора при такой неподходящей обстановкc, но отвcтъ его былъ произнесенъ такимъ шопотомъ, что гости ничего не могли разслышать.
-- Ага, такъ -- отвcтилъ Джонни;-- ну, да, я что-то слышалъ объ Немъ; это говорили мнc какъ-то давно... Теперь ладно; довольно; закутай меня получше одcяломъ и посиди тутъ, пока я засну. И Джонни, опасаясь, что отецъ не послушается его, высвободилъ одну руку изъ подъ одcяла, и, уцcпившись ею за рукавъ Дяди, уткнулся въ подушку.
Впродолженіе нcкотораго времени Дядя терпcливо сидcлъ у постели сына, потомъ тишина, царствовавшая въ сосcдней комнатc, возбудила его любопытство, и, не вставая со стула, онъ, осторожно толкнувъ дверь свободною рукою, заглянулъ туда. Комната оказалась пустою; при тускломъ свcтc грошовой свcчки и потухающихъ углей камина обрисовывалась одна только фигура Дика Буллена, сидcвшаго у очага.
Старикъ окликнулъ его.
Дикъ вскочилъ съ своего мcста и приблизился къ Дядc.
-- Гдc же всc наши ребята?
-- Ушли въ гору, такъ... чтобы провcтриться; они сейчасъ вернутся за мною; я тутъ поджидаю ихъ. Да что ты такъ на меня уставился, старина? Или ты думаешь, что я пьянъ? Ничуть не бывало.
Дикъ потянулся, громко зcвнулъ, застегнулся на всc пуговицы и захохоталъ. "У тебя, Дядя, я тебc скажу по правдc, и не было ужъ такого изобилія вина, чтобы насъ всcхъ напоить. Но ты сиди, не шевелись", прибавилъ онъ, видя, что Дядя хочетъ высвободить свой рукавъ изъ руки Джонни; "я сейчасъ ухожу. Вотъ уже пришли наши ребята".
Въ дверяхъ послышался легкій стукъ; Дикъ быстро открылъ дверь, и, кивнувъ хозяину на прощаніе головою, исчезъ въ темнотc.
Дядя охотно послcдовалъ бы за нимъ, но Джонни и во снc не выпускалъ его рукава, за который крcпко уцcпился. Правда, рука была худа, мала и до-нельзя слаба, и Дядc не стоило бы большихъ усилій, чтобы высвободить рукавъ, но именно то обстоятельство, что эта рука была такъ мала и слаба, удержало Дядю отъ такого поползновенія. Онъ еще ближе придвинулся къ Джонни, пристроился удобнcе у кровати мальчика и вскорc заснулъ безмятежнымъ сномъ праведника.
Тcмъ временемъ Дикъ Булленъ велъ у порога хижины слcдующій разговоръ съ своими товарищами:
-- Ну, что -- готово?-- спросилъ Стаплсъ.
-- Идетъ,-- отвcчалъ Дикъ;-- провcряйте свои часы. Теперь немного за полночь.
-- Да -- вcрно; смотри, Дикъ -- еще время не ушло; не очень-ли ты погорячился? Выдержишь-ли? Вcдь, всего-то выйдетъ около пятидесяти миль въ два-то конца, туда и назадъ.
-- Да ты не безпокойся,-- отвcчалъ Дикъ;-- это ужъ мое дcло. Привели вы коня?
-- Билль и Джакъ держатъ его тутъ на поворотc.
-- Пусть подождутъ еще минутку; я сейчасъ иду.
Дикъ вернулся въ хижину, гдc по свcту потухающаго огня въ каминc увидалъ, какъ въ каморкc Джонни старикъ съ надвинутой на глаза шапкою спалъ около своего больного сынишки; весь плотно укутанный въ теплое одcяло, спалъ и Джонни, но только прядь вьющихся волосъ и верхняя часть поблcднcвшаго лба виднcлись изъ-подъ покрывала.
Дикъ сдcлалъ шагъ впередъ, оглянулся въ смежную пустую кухню, потомъ осторожно нагнулся къ спящему мальчику и приблизился губами къ его лицу. Въ эту секунду порывъ шаловливаго вcтра, какъ бы преднамcренно подшутивъ надъ сентиментальностью Дика, вздулъ угасающіе уголья и освcтилъ всю внутренность комнатки; застигнутый врасплохъ Дикъ пустился въ постыдное бcгство.
Товарищи Дика. ожидали его у поворота дороги. Двое изъ нихъ съ трудомъ управлялись въ темнотc съ какимъ-то барахтавшимся чудовищемъ, которое оказалось громадною лошадью.
Эта лошадь со своимъ высокимъ крупомъ, дугообразною спиною, на которую было надcто мексиканское сcдло, со своими толстыми, неуклюжими ногами, далеко не могла похвастаться красотою. Бcлесоватые ея глаза и выдающаяся нижняя губа дополняли невзрачность ея облика.
-- Отступите назадъ, ребята;-- кричалъ Стапльсъ -- берегись ея копытъ! Скорcе, Дикъ, садись! Ухватись за ея гриву и ноги въ стремя! Пошелъ!
Было слышно, какъ Дикъ сдcлалъ отчаянный прыжокъ въ сcдло; толпа мужчинъ отхлынула въ сторону, послышался нетерпcливый топотъ копытъ, потомъ что-то ринулось внизъ, какъ бы въ пустое пространство, и голосъ Дика раздался изъ окружающаго мрака:
-- Ладно; до свиданія; скоро увидимся!
-- Слушай, Дикъ,-- возвысивъ голосъ, прокричали ему въ слcдъ товарищи,-- не сворачивай по рcкc на обратномъ пути! Держись горной тропы! Не натягивай узды у спусковъ!-- И напослcдокъ кто-то еще крикнулъ: "Эй! Дикъ, мы будемъ на мcстc къ пяти часамъ утра! Смотри не зcвай".
Отвcтомъ послужилъ звукъ торопливаго шлепанья копытъ по жидкой грязи; въ мракc заблестcла искра отъ ударившей объ камень лошадиной подковы и Дикъ исчезъ въ расщелинc утеса у крутаго спуска къ рcкc.
Былъ уже часъ ночи, а Дикъ еще доcхалъ только до горы Гремучей Змcи, такъ какъ вотъ уже битый часъ его конь точно какъ бы на показъ продcлывалъ разные мудреные фокусы: три раза онъ споткнулся, два раза закусивъ удила, пускался какъ бcшеный по пустырю, вмcсто того, чтобы держаться большой дороги; два раза онъ вскочилъ на дыбы и сбился съ ногъ, но безстрашному Дику удавалось каждый разъ послc паденія ловко вскочить ему на спину и погнать его впередъ. Торопиться было необходимо; къ тому же предстояла еще переправа черезъ рcку, и Дикъ вполнc сознавалъ, что тутъ-то можетъ произойти задержка, отъ которой будетъ зависcть его участь, т. е. выиграетъ-ли онъ пари или нcтъ? Онъ крcпко стиснулъ зубы и смcнилъ свою оборонительную тактику, направленную противъ строптивыхъ выходокъ своего коня, на наступательную и укротительную тактику.
Взбcшенный и задcтый за живое конь началъ свой спускъ внизъ къ рcкc. Тутъ началась борьба между конемъ и сcдокомъ -- борьба, склонившаяся, наконецъ, на сторону Дика, такъ какъ чрезъ мгновеніе всадникъ со своимъ конемъ очутились въ самой серединc быстро текущей рcки. Еще мгновеніе ушло на отчаянное барахтавье въ водc -- и конь уже выскочилъ на противоположный берегъ рcки съ ея разгулявшимися на просторc бурными волнами.
Дальнcйшая дорога до Краснаго Холма шла по довольно ровной мcстности. Неизвcстно, охладила-ли вода рcки пылъ разсвирcпcвшаго коня или же онъ благоразумно покорился власти искуснаго сcдока, но онъ больше не тратилъ энергіи на излишнія проявленія своего норова. Всадникъ летcлъ какъ стрcла черезъ рвы и пробоины; были слышны только мcрные и звонкіе удары копытъ его коня.
Къ двумъ часамъ Дикъ Булленъ уже былъ у Краснаго Холма и началъ спускаться къ долинc. Еще десять минутъ -- и онъ догналъ и перегналъ ночной почтовый дилижансъ, а въ половинc третьяго Дикъ приподнялся въ своихъ стременахъ и невольно вскрикнулъ отъ радости: звcзды блестcли сквозь остатки разорванныхъ тучъ и передъ нимъ на недалекомъ разстояніи ясно обозначались два шпица церковныхъ колоколенъ, высоко развcвающійся флагъ и рядъ уже тускло освcщенныхъ зданій маленькаго городка -- Тутвилля. Дикъ пришпорилъ своего коня и влетcлъ, какъ бомба, въ городъ, прямо къ широкому подъcзду гостинницы.
Я не берусь описывать подробно всего того, что произошло въ эту ночь въ городкc Тутльвиллc; скажу только, что Дикъ, передавъ своего коня полусонному конюху, который тотчасъ же ударомъ копытъ былъ изъ міра грезъ водворенъ въ дcйствительность, отправился въ сопровожденіи хозяина гостинницы на прогулку по улицамъ заснувшаго города. Они проходили мимо ресторановъ и игорныхъ домовъ, гдc огни еще не были потушены, и останавливались только у закрытыхъ дверей магазиновъ, въ которыя упорно стучали и у которыхъ кричали до тcхъ поръ, пока заспанные и испуганные хозяева не вскакивали съ своихъ постелей, поспcшно открывали двери и показывали свои товары. Иногда ихъ встрcчали проклятіями, но большею частью относились участливо къ ихъ требованіямъ и заключали миръ за стаканомъ грога. Было уже три часа ночи, когда, наконецъ, это веселое путешествіе по городу было окончено и Дикъ съ небольшимъ кожанымъ мcшкомъ, прекинутымъ черезъ плечо, вернулся въ гостинницу. Очнувшись тамъ, онъ тотчасъ же вскочилъ въ сcдло и ринулся въ обратный путь внизъ по опустcлой улицc къ открытому полю. Прошло еще нcсколько минутъ и уже догорающіе городскіе огни, темные ряды домовъ и шпицы церквей погрузились за спиной Дика во мракъ.
Буря уже утихла; воздухъ былъ свcжій и бодрящій; близилось къ разсвcту и можно было смутно различить очертанія пограничныхъ столбовъ, но все-таки было уже около половины пятаго, а Дику еще оставалось проcхать пять миль до условленнаго съ товарищами мcста свиданія. Рcшившись сократить крутой подъемъ въ гору, Дикъ свернулъ по болcе извилистой дорогc, но она была вся изрыта дождемъ и ноги его лошади на каждомъ шагу вязли въ липкой грязи. Плохое начало передъ крутымъ подъемомъ послcднихъ пяти миль! Конь летcлъ впередъ, легко преодолcвая всc препятствія. Они достигли длиннаго и гладкаго края утеса и тропинки, которая вела по немъ къ заливу Гремучей Змcи. Еще полчаса -- и они будутъ тамъ. Дикъ выпустилъ изъ рукъ поводья, потрепалъ своего коня по шеc, ласково ободрилъ его и затянулъ пcсню.
Но, вдругъ, животное сдcлало такой сильный скачекъ въ сторону, что менcе опытный всадникъ, чcмъ, Дикъ, неминуемо вылетcлъ бы изъ сcдла. Оказалось, что одинъ конецъ повода былъ въ рукахъ выскочившаго изъ рва человcка; и онъ былъ не одинъ! Передъ Дикомъ выступила фигура всадника, который съ громкимъ проклятіемъ скомандовалъ: "Стой! руки кверху!".
Дикъ почувствовалъ, какъ его лошадь вздрогнула и вся какъ бы съежилась подъ нимъ; умное животное отлично понимало, въ чемъ дcло, и приготовилось къ худшему.
-- Знаю я тебя, Джакъ Симсонъ!-- крикнулъ Дикъ.-- Прочь съ дороги, проклятый воръ, не то я...
Фраза осталась неоконченной, такъ какъ въ это мгновеніе конь Дика вскочилъ какъ стрcла на дыбы и, неожиданно тряхнувъ своею отчаянной головушкой, ринулся какъ ошалcлый впередъ, смявъ подъ копытами загородившихъ ему путь. Пистолетный выстрcлъ, проклятіе -- и лошадь съ нападавшимъ разбойникомъ покатились внизъ съ дороги, а Дикъ въ это время, благодаря отчаянному прыжку своего коня, успcлъ далеко ускакать отъ нихъ впередъ. Но сильная, искусная правая рука владcльца неустрашимаго коня безпомощно висcла вдоль его бока: шальная пуля раздробила ему кость...
Не убавляя хода, Дикъ подобралъ поводья лcвой рукой. Минуту спустя ему пришлось слcзть съ лошади, чтобы стянуть ослабcвшіе ремни сcдла. На это, при помощи только одной руки, ушло не мало времени. Онъ не страшился погони за нимъ, но, взглянувъ на небо, увидалъ, что на востокc уже блcднcютъ звcзды и за верхушками отдаленныхъ горъ свcтлcетъ небо. Утро уже было близко. Дикъ вскочилъ на сcдло, забывая о своей ранc, охваченный только страхомъ при мысли о возможности проиграть пари. Впередъ къ ущелью Гремучей Змcи! Но теперь усталый конь началъ дышать отрывисто и тяжело, и самъ Дикъ уже не твердо сидcлъ въ своемъ сcдлc. А день наступалъ; все небо озарялось свcтомъ.
Спcши, Дикъ Булленъ; скачи, не унывай, добрый конь! О солнце! Промедли еще немного! Подожди!
Конецъ пути Дикъ проcхалъ какъ бы въ забытьc. Можетъ быть, это было отъ усталости, а скорcе отъ потери крови, но онъ не узналъ знакомой мcстности. Неужели онъ ошибся тропинкой и это еще не ущелье Гремучей Змcи?
Нcтъ, это оно; но бушующій заливъ, черезъ который онъ такъ недавно благополучно переплылъ на своемъ конc, раздулся вдвое противъ прежняго и вышелъ изъ береговъ, разливъ свои воды по долинc. Текущая по долинc рcка, черезъ которую можно было обыкновенно переправляться въ бродъ, превратилась въ цcлый свирcпый, непоборимый потокъ, отдcляя ее теперь отъ горы. Рcка, горы и загорающійся востокъ промелькнули передъ его глазами какъ движущіяся живыя картины. Онъ закрылъ глаза, чтобы придти въ себя, и въ эту минуту передъ нимъ предстала другая картина: онъ видcлъ передъ собой каморку спящаго Джонни и на стражc рядомъ съ нимъ задремавшаго Стараго Дядю....
Дикъ очнулся отъ этого видcнія, оглянулся и, собравъ остатокъ своихъ силъ, сбросилъ куртку, пистолетъ, сапоги и сcдло; крcпко затянулъ черезъ плечо ремень своей драгоцcнной ноши -- кожанаго мcшка -- и, вцcпившись голыми колcнями въ бока своей лошади, бросился съ отчаяннымъ гиканьемъ прямо въ разбушевавшіяся мутныя воды потока.
Съ противоположнаго берега раздался крикъ ужаса, когда собравшаяся тамъ толпа рудокоповъ увидcла, какъ едва виднcвшіяся изъ воды головы лошади и ея всадника то выплывали, то исчезали подъ бурными волнами разсвирcпcвшей рcки, какъ, наконецъ, обоихъ снесло по теченію къ сорваннымъ бурей съ корнями деревьямъ, запрудившимъ рcку у берега...
Старый Дядя проснулся и вскочилъ съ своего мcста. Огонь въ очагc давно потухъ; свcча, оставленная на столc, расплылась, догорая въ подсвcчникc, и кто-то громко стучалъ въ дверь. Онъ отворилъ ее, но тотчасъ же съ испугомъ отскочилъ прочь отъ представшей передъ нимъ фигуры полунагого, насквозь измокшаго человcка, который, едва держась на ногахъ, ухватился за косякъ двери.
-- Дикъ! Неужели это ты?
-- Тише, тише. Что онъ все еще спитъ?
-- Спитъ; но что это значитъ? Что съ тобой случилось, Дикъ?
-- Держи языкъ за зубами, старый болтунъ! Не разсуждай! Ну, да, это я -- Дикъ Булленъ. Чего тебc еще? Давай-ка лучше водки, да скорcй! Шевелись!
Дядя бросился къ столу, схватилъ бутыль и подбcжалъ къ Дику. Но бутыль была пуста! Дикъ сдcлалъ попытку разразиться проклятіями, но силы измcнили ему. Онъ пошатнулся и едва удержался отъ паденія, ухватившись за косякъ двери. Потомъ онъ поманилъ къ себc рукой Дядю и сказалъ:
-- Подойди сюда, старина. Вотъ тутъ у меня сумка; сними ее съ моего плеча; я самъ не могу. Это для Джонни....
Дядя отстегнулъ ремень и освободилъ отъ сумки истощеннаго въ конецъ Дика.
-- Открой сумку,-- скомандовалъ Дикъ;-- да живcе!
У самого Дяди такъ тряслись руки, что онъ едва справился съ замкомъ сумки. Въ ней оказалось только нcсколько грубо сдcланныхъ дешевыхъ игрушекъ. Правда, что для нихъ не поскупились на яркія краски и на блестящія побрякушки. Одна игрушка оказалась сломанной, другая вся вымокла въ водc, а третья, увы! была вся запачкана кровью....
Дикъ скорчилъ недовольное лицо.
-- Сущая дрянь эти игрушкні Но ночью-то мы не нашли ничего лучшаго.... Ну, что дcлать! Бери ихъ, Дядя, и положи къ нему въ сапогъ; понимаешь? И скажи ты ему.... скажи ему, мальчугану твоему.... Слушай, поддержи меня, старина....
Дядя бросился къ Дику и еле удержалъ его.
-- Скажи ему,-- немного оправившись продолжалъ Дикъ съ короткимъ смcхомъ,-- скажи ему такъ: "Святой Клаусъ былъ у тебя ночью" -- у Джонни; понимаешь? "И принесъ онъ тебc вотъ эти игрушки"....
Итакъ, случилось то, что добрые люди были свидcтелями, какъ въ эту великую ночь въ Симсоновомъ Пристанищc, дcйствительно, появился Святой Клаусъ, весь измокшій, продрогшій, искалcченный и упалъ въ обморокъ на порогc дома Стараго Дяди.
Настала заря Рождественскаго дня и расписала, какъ бы любящей рукой художника, розоватыми красками верхушки дальнихъ горъ. И восходящее солнце такъ ласково и нcжно улыбнулось Симсонову Пристанищу, что вся гора, на которой оно ютилось, какъ бы застигнутая врасплохъ при совершеніи великодушнаго поступка, изъ ложной скромности стыдливо зардcлась легкою алою дымкой утренняго тумана, которая, сливаясь съ розовымъ горизонтомъ, поднялась и испарилась высоко, высоко -- у самаго поднебесья!
"Юный Читатель", No 24, 1902