Рождественскій разсказъ, по Чарльсу-Диккенсу.

I. Первое привидѣніе.

Не говори мнѣ, что это не былъ "стукальщикъ" {"Knocker" -- дверной молотокъ, замѣняющій въ Англіи звонки; а также тотъ, кто стучится.}. Я достаточно часто видѣлъ эту вещь и знаю, въ чемъ тутъ дѣло. Такъ же хорошо знаетъ это мальчикъ пивоваръ, разносящій пиво въ три часа,-- онъ усиленно машетъ за рѣшеткою дома или выкидываетъ бѣшеныя штуки ногами у дверей; также долженъ быть знакомъ съ нимъ и мясникъ, хотя мясники вообще пренебрегаютъ такими пустяками; также знакомъ съ нимъ и почтальонъ, для котораго стукальщики самой необыкновенной формы суть только человѣческія слабости, о которыхъ нужно сожалѣть, но приходится пользоваться. И знать также должны объ этомъ дѣлѣ и пр. и пр.

Но это былъ особенный стукальщикъ. Странный, особенный, невообразимый стукальщикъ,-- такой таинственный и подозрительный, что полицейскій, нумеръ No 37, когда тотъ впервые попался ему на глаза, тотчасъ хотѣлъ взять его подъ арестъ, но, вступивъ въ соглашеніе съ инстинктами своей профессіи удовольствовался тѣмъ, что взглянулъ на него строгимъ взглядомъ, не допускавшимъ шутокъ, я твердо надѣялся еще открыть его секретъ. Стукальщикъ былъ безобразный; онъ имѣлъ форму человѣческаго лица съ злымъ выраженіемъ, какое себѣ только можно представитъ; это было олицетвореніе злости. Онъ держалъ въ губахъ мѣдный прутъ. Впослѣдствіи, въ непроницаемомъ будущемъ, и т. д. и т. д.

Но если при дневномъ свѣтѣ это лицо имѣло свирѣпое выраженіе, вы бы посмотрѣли на него ночью, когда, выглядывая во мракѣ, оно имѣло видъ фигуры, сидящей въ засадѣ; когда свѣтъ отъ уличныхъ фонарей падалъ на него и придавалъ какое-то зловѣщее выраженіе его чертамъ; когда оно, казалось, значительно подмигивало глазами на закутанную фигуру, которая при наступленіи ночной темноты тихо пробѣжала по ступенямъ лѣстницы, шмыгнувъ въ таинственный домъ; когда дверь, отворяясь, показывала темный проходъ, въ которомъ фигура, казалось, терялась, какъ бы сливаясь съ таинственнымъ мракомъ; когда въ бурную ночь сильный вѣтеръ жестоко колыхалъ стукальщика, точно желая сорвать его и съ торжествомъ унести съ собою. Эта ночь была именно такая.

Вѣтеръ бушевалъ дико, немилосердно. Этотъ вѣтеръ началъ свое существованіе легкимъ деревенскимъ вѣтеркомъ, но странствуя по промышленнымъ городамъ, развратился и достигнувъ большого города ринулся въ круговоротъ жизни безъ удержа. На углахъ улицъ бурный вѣтеръ предавался вакхическимъ кликамъ, срывалъ шляпы съ обезсиленныхъ прохожихъ, и затѣмъ, исполнивъ свою обязанность, торопился далѣе, какъ всѣ молодые кутилы -- къ морю.

Онъ сидѣлъ одинъ въ мрачной библіотекѣ, прислушиваясь къ завываніямъ вѣтра въ каминѣ. Вокругъ него въ изобиліи были разбросаны историческія книги и романы; въ рукахъ онъ держалъ только-что разрѣзанную книгу и лѣниво переворачивалъ листы, пока глаза его не остановились на портретѣ, повѣшенномъ на Главной стѣнѣ. Когда вѣтеръ забушевалъ еще сильнѣе, а темнота на дворѣ стала еще непроницаемѣе, странная фигура, имѣющая роковое сходство съ портретомъ, появилась за его стуломъ, опираясь ему на плечо. Человѣкъ этотъ взглянулъ на портретъ и вздохнулъ. Фигура также взглянула и тоже вздохнула.

-- Опять здѣсь?-- сказалъ человѣкъ, которому являлись видѣнія.

-- Опять здѣсь,-- повторила фигура тихо.

-- Новый разсказъ?

-- Новый.

-- Старая исторія?

-- Старая.

-- Я вижу ребенка,-- сказалъ человѣкъ, переводя глава со страницъ книги на огонь камина,-- самый ненатуральный ребенокъ, образецъ дитяти. Онъ преждевременно созрѣлъ и философъ. Онъ умираетъ въ бѣдности, подъ тихую музыку. Онъ умираетъ въ роскоши, подъ тихую музыку. Передъ смертью онъ пишетъ завѣщаніе; онъ повторяетъ молитву Господню, онъ цѣлуетъ свою няню. Этотъ ребенокъ...

-- Мой,-- сказало привидѣніе.

-- Я вижу женщину, небольшого роста, я вижу нѣсколько прелестныхъ женщинъ, но онѣ всѣ небольшого роста. Онѣ всѣ болѣе или менѣе глупы и идіотки, но всегда привлекательны и малы ростомъ. Они носятъ кокетливые чепчики и передники. Я примѣчаю, что женская добродѣтель неизмѣнно стоитъ ниже средняго уровня, и что онѣ всегда просты и женственны. Эти женщины...

-- Мои.

-- Я вижу гордую, высокомѣрную и злую леди. Она высокаго роста, имѣетъ видъ королевы. Я замѣтилъ, что всѣ гордыя и злыя женщины высокаго роста и имѣютъ видъ королевъ. Эта женщина...

-- Моя,-- сказало привидѣніе, ломая руки.

-- Я вижу постоянно что-то угрожающее. Я примѣтилъ, что когда должно случиться несчастье, убійство или смерть, есть что-то въ обстановкѣ, въ мѣстности, въ воздухѣ, что даетъ предзнаменованіе, предсказываетъ событіе на цѣлые годы впередъ. Я не могу сказать, чтобы я замѣтилъ это въ дѣйствительной жизни ощущеніе этого поразительнаго факта принадлежитъ...

-- Мнѣ!-- сказало привидѣніе.

Человѣкъ продолжалъ безнадежнымъ тономъ:

-- Я вижу вліяніе его въ журналахъ и газетахъ; я вижу слабыхъ подражателей, которые обезсиливаютъ міръ безмысленною формулою. Мнѣ начинаетъ это надоѣдать. Это не годится, Чарльсъ! не годится!-- И человѣкъ опустилъ голову, закрывъ лицо руками и застоналъ. Фигура строго наклонилась и посмотрѣла на него; портретъ на стѣнѣ насупилъ брови, когда онъ взглянулъ.

-- Несчастный,-- сказало привидѣніе,-- и какъ это могло случиться съ тобой?

-- Когда-то я плакалъ и смѣялся, но тогда я былъ моложе. Теперь, я желалъ бы забыть объ этомъ, если бы я могъ.

-- Да исполнится твое желаніе. И возьми это съ собою, человѣкъ, я отказываюсь отъ тебя. Отъ этого дня ты будешь жить съ тѣми, кого я замѣняю. Не забывая меня, ты долженъ будешь пройти жизненной путь, какъ будто мы не встрѣчались. Но сперва ты увидишь то, что будетъ твоимъ. Въ часъ ночи приготовься принять привидѣніе, которое я вызову. Прощай!

Звукъ его голоса, казалось, замеръ въ утихавшемъ вѣтрѣ; человѣкъ остался одинъ. Огонь весело пылалъ и свѣтъ пламени, отражаясь на стѣнахъ комнаты, рисовалъ на ней безобразныя тѣни.

-- Ха, ха,-- засмѣялся человѣкъ, весело потирая руки:-- теперь примемся за пуншъ изъ виски и за сигару.

II. Второе привидѣніе.

Часъ! Ударъ отдаленнаго колокола еще не успѣлъ замереть, какъ дверь у входа захлопнулась съ перекатистымъ гуломъ. Въ корридорѣ раздались шаги; дверь библіотеки сама собою отворилась настежь и Стукальщикъ -- да Стукальщикъ -- медленно вошелъ въ комнату. Человѣкъ протеръ рукою глаза,-- нѣтъ! невозможно было ошибиться,-- это было лицо Стукальщика, посаженное на туманное, едва примѣтное туловище. Мѣдный прутъ былъ перемѣщенъ изо рта въ правую руку, державшую его какъ дубину.

-- Очень холодный вечеръ,-- сказалъ человѣкъ.

-- Да,-- сказалъ домовой рѣзкимъ, металлическимъ голосомъ.

-- Должно быть, на дворѣ довольно прохладно,-- сказалъ человѣкъ, стараясь быть учтивымъ.-- Пьете ли вы -- не хотите ли выпить кипятку и вина?

-- Нѣтъ,-- сказалъ домовой.

-- Можетъ быть, для перемѣны вы хотите выпить холоднаго?-- продолжалъ человѣкъ поправляясь, вспомнивъ температуру, къ которой, вѣроятно, привыкъ домовой.

-- Время летитъ,-- сказалъ холодно домовой.-- У насъ нѣтъ времени для пустой болтовни. Пойдемъ! Онъ протянулъ свой жезлъ по направленію окна и положилъ свою руку на руку того, у кого былъ. При его прикосновеніи тѣло человѣка, казалось, сдѣлалось такое же тонкое и безтѣлесное какъ самъ домовой, и они вмѣстѣ исчезли въ окнѣ въ ночномъ мракѣ и бурѣ.

Такъ быстро они неслись, что человѣкъ, казалось, потерялъ сознаніе. Наконецъ, они вдругъ остановились.

-- Что ты видишь?-- спросилъ домовой.

-- Я вижу зубцы средневѣкового замка. Храбрые воины въ кольчугахъ переѣзжаютъ цѣпной мостъ и пальцами рукъ, одѣтыхъ въ стальныя рукавицы, посылаютъ поцѣлуи красавицамъ-дамамъ, которыя въ отвѣть машутъ имъ лилейными руками. Я вижу сраженіе, бой и турниръ. Я слышу, какъ герольды выкрикиваютъ похвалы прелестямъ хорошенькихъ женщинъ и безстыдно провозглашаютъ имена ихъ любовниковъ. Остановись. Я вижу, какъ жидовка хочетъ соскочить со стѣны башенки. Я вижу рыцарскіе подвиги, насиліе, грабежъ и рѣки крови. Я видѣлъ почти то же самое въ Астлеѣ.

-- Смотри опять.

-- Я вижу пурпурныя степи, долины, женщинъ съ видомъ мужчинъ, босоногихъ мужчинъ, подлыхъ книжныхъ червей, еще болѣе насилія, физическое превосходство и кровь. Все кровь,-- и господство физической силы.

-- А какъ ты теперь себя чувствуешь?-- спросилъ Гоблинъ.

Человѣкъ пожалъ плечами.-- Нисколько не лучше отъ того, что меня вернули назадъ и хотятъ, чтобы я сочувствовалъ временамъ варварства.

Домовой улыбнулся и стиснулъ его руку; они снова быстро полетѣли въ ночномъ мракѣ и снова остановились.

-- Что ты видишь?-- спросилъ домовой.

-- Я вижу баракъ и артельный столъ, группу пьяныхъ кельтскихъ офицеровъ, разсказывающихъ смѣшныя исторіи и дѣлающихъ вывозы на дуэль. Я вижу молодого джентльмена-ирландца, способнаго совершить чудеса храбрости. Я случайно узнаю, что высшая степень героизма, это быть корнетомъ драгунскаго полка. Я слышу много разговоровъ по-французски! Нѣтъ, благодарю васъ,-- сказалъ поспѣшно человѣкъ, останавливая движеніе руки домового:-- я бы не хотѣлъ отправляться на полуостровъ, и нисколько не ищу частнаго свиданія съ Наполеономъ.

Снова домовой полетѣлъ съ несчастнымъ человѣкомъ; слыша страшный ревъ внизу, человѣкъ рѣшилъ, что они несутся надъ океаномъ. Въ виду показался корабль, и домовой остановилъ его ходъ.-- Смотри,-- сказалъ онъ, сжимая руку своего товарища.

Человѣкъ зѣвнулъ.-- Не думаешь ли ты, Чарльсъ, что ты погубишь все это? Конечно, это все очень нравственно и поучительно, и такъ далѣе. Но не слишкомъ ли много пантомимы во всемъ этомъ? Пойдемъ теперь!

-- Смотри!-- повторилъ недовольный домовой, ущипнувъ его за руку. Человѣкъ застоналъ.

-- О конечно, я вижу корабль ея величества, Аретузу. Конечно, я отлично знаю на немъ суроваго старшаго лейтенанта, и эксцентричнаго капитана, одного очаровательнаго и нѣсколькихъ несносныхъ мичмановъ. Конечно, великолѣпно -- смотрѣть на все это и не страдать морскою болѣзнью. А вотъ молодежь хочетъ сыграть штуку съ коммиссаромъ. Ради Бога уйдемъ,-- и несчастный положительно потащилъ за собою домового. Они остановились у начала широкаго, безконечнаго луга, среди дубовой аллеи.

-- Я вижу,-- сказалъ человѣкъ машинально, не дожидаясь вопроса, точно онъ повторялъ урокъ, которому его выучилъ домовой,-- я вижу благороднаго дикаря. На него пріятно смотрѣть! Но я вижу подъ его воинственной татуировкой, подъ перьями и живописною одеждою, грязь, болѣзни и несимметричный контуръ. Я замѣчаю подъ его напыщенными рѣчами обманъ и ложь; подъ его отважностью жестокость, злонамѣренность и мстительность. Благородный дикарь -- хвастунъ. Я тоже замѣчалъ м-ру Катлину.

-- Пойдемъ,-- сказало привидѣніе.

Человѣкъ вздохнулъ и вынулъ свои часы.

-- Не можемъ ли мы остальное продѣлать въ другой разъ?

-- Мой часъ почти окончился, непочтительное созданіе, но есть еще шансъ для твоего исправленія. Пойдемъ!

Они снова полетѣли въ ночномъ мракѣ и снова остановились. Ихъ ушей коснулся звукъ прелестной, но грустной музыки.

-- Я вижу,-- сказалъ преслѣдуемый духами человѣкъ, съ нѣкоторымъ интересомъ,-- я вижу за лѣниво текущею рѣкою старую мызу, покрытую мохомъ. Я вижу роковые образы: вѣдьмъ, пуританъ, священниковъ, малолѣтнихъ дѣтей, судей, магнетизированныхъ дѣвушекъ, движущихся подъ звуки мелодіи, которая поражаетъ меня своею чистотою и прелестью. Но хотя эти фигуры несутся по спокойному и ровному теченію рѣки, онѣ очень странны и страшны: злокачественная язва видна на сердцѣ каждой изъ этихъ фигуръ. Не только у священника, но у вѣдьмы, у дѣвушки, у судьи, у пуританина у всѣхъ на сердцѣ выжжены ярко-красныя буквы. Я не могу оторвать отъ нихъ глазъ, я весь дрожу, но я чувствую, что какое-то болѣзненное чувство меня охватываетъ. Прошу... вашего извиненія.-- Домовой страшно зѣвалъ. Быть можетъ, не лучше ли намъ отправиться.

-- Еще одно и послѣднее,-- сказалъ Домовой. Они направлялись домой. На востокѣ появились красноватыя облака. Вдоль береговъ рѣки, мрачно протекавшей по пустырямъ и стоячимъ болотамъ у новенькихъ домишекъ, сидѣвшихъ въ уровень съ водою и точно молюски выползшихъ ни берегъ, чтобы немного просохнуть, вдоль темныхъ барокъ, которыя еще труднѣе было разглядѣть сквозь таинственное покрывало, медленно подымался туманъ, окутывая всю окрестность. Такъ поднималось и сглаживалось я въ сердцѣ преслѣдуемаго духами человѣка и т. д. и т. д.

Они остановились у красиваго домика, выстроеннаго изъ краснаго кирпича. Домовой, не говоря ни слова, махнулъ рукою.

-- Я вижу,-- сказалъ преслѣдуемый духами человѣкъ, хорошенькую гостиную, вижу моихъ старыхъ клубныхъ друзей, товарищей по школѣ, знакомыхъ, именно такъ какъ они жили и что дѣлали. Вижу честныхъ и несебялюбивыхъ людей, которыхъ я любилъ, и фатовъ, которыхъ ненавидѣлъ. Я вижу, какъ между нами проходятъ, иногда сливаясь съ ихъ образами, наши старые друзья Дикъ Стиль, Аддисонъ и Конгривъ. Примѣчаю, что эти господа имѣютъ привычку слишкомъ часто становиться другъ другу поперегъ дороги. Королевскій штандартъ королевы Анны, самъ по себѣ не представляющій хорошаго украшенія, немного черезчуръ выдается въ мой картинѣ. Длинныя галерея изъ чернаго дуба, старинная мебель, старинные портреты очень живописны, но наводятъ уныніе. Домъ сырой. Мнѣ гораздо пріятнѣе здѣсь на лугу, гдѣ устраиваютъ "Ярмарку Тщеславія". Вотъ колокольчикъ звонитъ, занавѣсь поднимается, принесли маріонетки для новаго представленія. Дай мнѣ поглядѣть.

Преслѣдуемый духами человѣкъ въ своемъ рвеніи торопился впередъ, но рука домового остановила его и указала ему внизъ: у ногъ своихъ, между собою и поднимавшимся занавѣсомъ онъ увидѣлъ свѣжую могилу. Въ сильномъ горѣ прильнувъ къ могилѣ, преслѣдуемый духами человѣкъ увидалъ привидѣніе прошлой ночи.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Онъ пошевелился и проснулся. Яркіе лучи солнца врывались въ комнату. День былъ свѣтлый, морозный. Онъ весело подбѣжалъ къ окну и отворилъ его. Маленькій мальчикъ привѣтствовалъ его: съ веселымъ праздникомъ. Преслѣдуемый духами человѣкъ тотчасъ же подарилъ ему билетъ англійскаго банка. "Какъ похожъ былъ этотъ мальчикъ на Тини Тима и Бобби,-- Боже мой, что за геній у этого Диккенса!

Стукъ въ дверь и вошелъ Бутсъ.

-- Ваше жалованье вамъ удваивается. Читали вы Давида Копперфильда?

-- Да, сударь.

-- Ваше жалованье увеличивается въ четыре раза. Что вы думаете объ "Old Curiosity Shop?"

Вошедшій человѣкъ тотчасъ же залился слезами и затѣмъ началъ страшно смѣяться.

-- Довольно! Вотъ вамъ пять тысячъ фунтовъ. Откройте пивную и назовите ее "Нашъ общій другъ". Ура! я такъ счастливъ! И онъ началъ плясать по комнатѣ.

При яркихъ лучахъ солнца, наполнявшихъ комнату, и весь сіяющій счастьемъ отъ содѣяннаго имъ добраго дѣла, человѣкъ тотъ уже болѣе не имѣлъ видѣній, развѣ только видѣлъ онъ во снѣ то, что снится въ прекрасныхъ дѣтскихъ снахъ, онъ сѣлъ опять въ свое кресло и дочиталъ "Нашего общаго друга".

Е. А.

"Вѣстникъ Европы", No 4, 1883