Повѣсть во французскомъ параграфическомъ стилѣ.
-- Мадемуазель, клянусь вамъ, кто люблю васъ.
-- Вы, читающіе эти страницы; вы, устремляющіе ваши воспаленные глава на эти слова -- слова, которыя я начертилъ.-- Ахъ, Боже мой, эта мысль сводитъ меня съума.
-- Я буду спокоенъ. Я буду подражать сдержанности веселаго англичанина, который носитъ носовой платокъ съ горошинками, называемыми имъ "Belchio", который питается бифштексомъ и ласкаетъ бульдога. Я покорю себя подобно ему.
-- Ха! Пиво! Отлично -- годдэмъ!
-- Или, я буду вести себя подобно свободно-рожденноиу американцу -- веселому брату Джонатану! Я буду махать палкою. Буду насвистывать "Yankee Doodle" и забывать свои приступы гнѣва, сильно отхаркиваясь.
-----
Міръ раздѣленъ на два отдѣла,-- Парижъ и провинція. Парижъ -- единственный. Провинцій много, между ними можно поименовать Англію, Америку, Россію и Италію.
H. Н. былъ парижанинъ.
Но H. Н. не жилъ въ Парижѣ. Бросьте парижанина и провинцію и вмѣстѣ съ нимъ вы бросите туда частицу Парижа. Бросьте его въ Сенегамбію, и черезъ три дня онъ сдѣлаетъ или omelette soufflée, или pâté de foie gras, поданные самыми миловидными дѣвушками Сенегамбіи, которыхъ онъ будетъ называть mademoiselle. Черезъ три недѣли онъ поставитъ вамъ оперу.
H. Н. былъ заброшенъ не въ Сенегамбію, а въ Санъ-Франциско,-- одинаково неудобно.
Въ Санъ-Франциско добывается золото, но золотить тамъ не умѣютъ.
Н. Н. прожилъ въ этомъ мѣстѣ три года. Онъ облысѣлъ, какъ всѣ парижане. Посмотрите, мадемуазель, изъ вашей ложи въ комической оперѣ и сосчитайте лысины совершенно молодыхъ людей въ партерѣ. А -- вы дрожите. Эти лысины -- доказательство, куда попали и гдѣ прошли стрѣлы любви.
H. Н. былъ очень близорукъ, какъ въ концѣ концовъ бываютъ всѣ парижане. Это природа любезно заботится о томъ, чтобы избавить ихъ отъ горя сознать, что знакомыя ихъ давно состарѣлись. Послѣ извѣстныхъ лѣтъ всякая женщина у парижанина -- красавица.
Однажды H. Н. шелъ по Вашингтонъ-Стритъ. Вдругъ онъ остановился.
Онъ стоялъ передъ дверью портнихи. За конторкою, въ дальнемъ концѣ магазина стояла молодая, изящная женщина. Она стояла спиною къ H. Н. Онъ вошелъ. Съ приличнымъ извиненіемъ и кажущимся равнодушіемъ, онъ любезно вступилъ въ разговоръ съ портнихою, какъ только способенъ это сдѣлать одинъ парижанинъ. Но ему пришлось дѣло имѣть съ парижанкою. Его попыткѣ разглядѣть черты незнакомки за конторкой ловко помѣшала содержательница магазина. Ему пришлось удалиться.
H. Н. пришелъ домой и лишился аппетита. Всю ночь ему мерещились нарядный корсажъ и изящныя плечи красивой незнакомки. На другой день онъ снова сталъ бродить подлѣ магазина портнихи. Ахъ! Боже мой! электрическая искра пробѣжала по всему его тѣлу и странно отдалась въ пальцахъ. Прелестная незнакомка была тутъ. Онъ граціозно приподнялъ шляпу. Онъ не былъ вполнѣ увѣренъ, но ему показалось, что легкое колебаніе ея безупречнаго головного убора давало поводъ думать, что онъ былъ узнанъ. Онъ бы порывисто бросился въ магазинъ, но именно въ эту минуту портниха показалась у дверей.
-- Не угодно ли вамъ чего-нибудь, мосьё?
Несчастье! Отчаяніе! H. Н., купилъ бутылочку синильной кислоты, связку угля и пачку розовой почтовой бумаги и вернулся домой. Онъ написалъ прощальное письмо въ совершенствѣ сидѣвшему корсажу и открылъ бутылочку съ синильной кислотой. Кто-то постучался въ дверь. Это былъ китаецъ, съ своимъ еженедѣльнымъ бѣльемъ.
Эти китайцы покорны, но не умны. Они смышлены, но не умѣютъ создать ничего сами. Они хитры въ придумываніи средствъ, во не имѣютъ такта. Въ любви они просто варвары. Они покупаютъ своихъ женъ открыто, а не черезъ атторнея. Предлагая небольшія суммы за своихъ возлюбленныхъ, они унижаютъ полъ.
Тѣмъ не менѣе H. Н. чувствовалъ, что спасенъ. Онъ объяснилъ все вѣрному монголу, и покивалъ письмо, которое написалъ. Онъ умолялъ его передать его.
Монголъ согласился. Этотъ народъ очень нечистоплотенъ, пахнетъ дурно, но H. Н. бросился ему на шею. Одною рукою онъ обнялъ его, другою зажалъ себѣ носъ. Онъ почувствовалъ черезъ его одежду, что подъ нею онъ сжимаетъ прекрасно сидѣвшій корсажъ.
Слѣдующій день былъ днемъ мученія и ожиданія. Насталъ вечеръ, но надъ нимъ не смилостивились. H. Н. зажегъ уголь. Но чтобы привести нервы въ порядокъ, онъ заперъ дверь и сперва медленно прошелся взадъ и впередъ по Монгомери-Стриту. Когда онъ вернулся, онъ засталъ вѣрнаго монгола у порога.
-- All lity! (Все идетъ хорошо!)
Китайцы произносятъ не вѣрно. Они избѣгаютъ р подобно англійскимъ ноблеменамъ.
У H. Н. захватило дыханіе. Онъ тяжело оперся на китайца.
-- Такъ ты видѣлъ ее, Кингъ-Лонгъ?
-- Да. All lity. (Все идетъ хорошо). Она пришла. На верхъ твоего дома.
Покорный варваръ указалъ на верхъ лѣстницы и засмѣялся.
-- Она здѣсь -- не можетъ бытъ! О небо!
-- Да. All lity. На верху. Прощай, Джонъ.
Это обычное слово монголовъ при разставаніи. Оно равносильно нашему: до свиданья.
H. Н. въ странномъ удивленіи глядѣлъ на удалявшагося слугу.
Онъ прижалъ руку въ своему сильно бьющемуся сердцу. Она здѣсь,-- одна подъ его кровлею. О Боже,-- что за счастье!
Но какимъ образомъ? Оторвана отъ своего дома? Можетъ быть, ее тащили безжалостныя руки неумолимаго дикаря, оторвавъ ее отъ ея вечерней молитвы? Могла ли она простить ему?
Онъ порывисто взбѣжалъ по лѣстницѣ. Онъ отворилъ дверь.
Она, отвернувши лицо, стояла у его постели. Странно, у него закружилась голова. Онъ сталъ на колѣни у порога.
-- Прости, прости. Ангелъ мой, можешь ли ты простъ меня!
Страшная рвота прибавилась теперь въ сильному головокруженію. Ему стало трудно говорить, языкъ не повиновался ему.
-- Говори, говори, обольстительница. Прощеніе, вотъ все, чего я прошу. Моя любовь, моя жизнь!
Она не отвѣтила. Онъ вскочилъ на ноги. Когда онъ вставалъ, глава его упали на сковороду съ горѣвшимъ углемъ. Страшное подозрѣніе мелькнуло у него въ головѣ. Это головокруженіе, эта рвота. Невѣжество варвара! Это молчаніе! О милосердное небо: она умираетъ!
Онъ подползъ въ ней. Онъ дотронулся до нея. Она упала безжизненно на полъ. Онъ пронзительно вскрикнулъ и бросился къ ней.
Полицейскіе нашли его на слѣдующее утро на полу мертвымъ. Они грубо смѣялись -- эти жестокіе служители закона -- и высвободили его руку изъ-подъ тальи деревянной куклы, за которою они пришли отъ портнихи.
Опорожнивъ на него нѣсколько полныхъ ведеръ воды, имъ, наконецъ, удалось вырвать его не только изъ объятій его любовницы, но и смерти, которой онъ добивался безъ нея.
Ахъ, мы живемъ въ странномъ мірѣ, господа.
Е. А.
"Вѣстникъ Европы", No 2, 1883