I.

Ну ужь теперь сомнѣнія нѣтъ и не можетъ быть: онъ нашелъ золото.

Всего одну минуту назадъ оно мелькнуло передъ нимъ въ видѣ неуклюжаго куска темнаго кварца съ желтыми, металлическими жилками; минеральная порода была настолько мягка, что его остроконечная кирка могла пробить ея золотоносную сердцевину, но настолько тяжела, что не удержалась на кончикѣ кирки, когда онъ пытался приподнять кварцъ съ красной земли.

Все это онъ ясно видѣлъ теперь, хотя и очутился, самъ не понимая, какимъ образомъ, въ нѣкоторомъ разстояніи отъ мѣста своего открытія, съ сердцемъ безумно бьющимся, съ тяжело вздымающеюся грудью. Онъ медленно и безсознательно пошелъ прочь, по временамъ останавливаясь и безсмысленно озираясь. Онъ надѣялся, что инстинктъ или сила привычки поможетъ ему опомниться и, однако, увидавъ сосѣда, работавшаго на смежномъ пріискѣ, попятился назадъ и затѣмъ повернулся къ нему спиной.

И однако всего лишь мгновеніе тому назадъ онъ готовъ былъ бѣжать къ нему и закричать: -- провалиться мнѣ на этомъ мѣстѣ! а вѣдь я нашелъ! Но это мгновеніе прошло, и теперь ему казалось, что онъ не въ силахъ крикнуть, а еслибы и крикнулъ, то восклицаніе вышло бы принужденнымъ и искусственнымъ. Не могъ онъ также спокойно подойти къ сосѣду и хладнокровно объявить о своей находкѣ: и вотъ частію по какой-то диковинной застѣнчивости, частію въ надеждѣ, что если еще разъ взглянетъ на свое сокровище, то придетъ въ нормальное состояніе, онъ вернулся къ своей шахтѣ.

Да, вотъ она! вотъ та жила, которую онъ такъ долго искалъ. Вотъ она тугъ передъ нимъ, наперекоръ насмѣшливымъ отрицаніямъ враговъ; вотъ практическія доказательства его теорій, награда его упорнаго труда. Тутъ, тутъ она! Но почему-то онъ не только не могъ припомнитъ первой радости открытія, а испытывалъ какое-то смутное сознаніе отвѣтственности и тревогу. Для человѣка въ его положеніи находка равнялась огромному богатству: быть можетъ нѣсколькимъ сотнямъ тысячъ долларовъ, если жилу разработать какъ слѣдуетъ!

Съ рѣшительной тревогой снова вышелъ онъ изъ шахты на солнечный свѣтъ и просторъ. Сосѣдъ все еще виднѣлся на смежномъ пріискѣ; но онъ, очевидно, пересталъ работать и задумчиво курилъ трубку подъ большой сосной. На секунду онъ позавидовалъ его наружному довольству. Въ немъ проснулось даже и необъяснимое желаніе бѣжать къ нему и смутить его безпечную бѣдность сообщеніемъ о найденномъ кладѣ. Но и это ощущеніе быстро прошло, и онъ снова безсмысленно уставился на окрестность.

Какъ только-что открытіе его обнародуется, и его цѣнность будетъ опредѣлена, онъ пошлетъ за женой и дѣтьми въ Соединенные Штаты, онъ выстроитъ прекрасный домъ на противоположномъ холмѣ, если она на это согласится, если она не предпочтетъ, ради дѣтей, поселиться въ Сан-Франциско.

Сознаніе потери независимости, перемѣны въ обстоятельствахъ, лишающей его свободы дѣйствія, начинало тяготить его среди веселыхъ проектовъ. Связь съ другими членами семьи, ослабѣвшая отъ разлуки и его личнаго ничтожества, должна вновь окрѣпнуть. Онъ долженъ помочь сестрѣ Джэнъ, брату Уильяму, бѣднымъ родственникамъ жены. Было бы несправедливо сказать, что онъ думалъ объ этихъ вещахъ съ чувствомъ, чуждымъ великодушія: но все же онъ испытывалъ смущеніе и растерянность,

Тѣмъ временемъ, однако, сосѣдъ докурилъ трубку, выколотилъ изъ нея золу, внезапно всталъ и положилъ конецъ его нерѣшительности, направясь къ нему. Владѣтель клада пошелъ было ему навстрѣчу, но затѣмъ нерѣшительно остановился.

-- Эй, Слиннъ! закричалъ сосѣдь довѣрчиво.

-- Я самый, Мастерсъ, отвѣтилъ слабо Слиннъ.

-- Чего вы тамъ застряли? Въ чемъ дѣло?

И вдругъ, замѣтивъ блѣдное и встревоженное лицо Слинна, прибавилъ:

-- Вы больны?

Слиннъ готовъ былъ сказать ему о своей удачѣ, но промолчалъ. Тревожный вопросъ подтвердилъ его сознаніе о своемъ физическомъ и умственномъ разстройствѣ, и онъ побоялся показаться смѣшнымъ въ глазахъ товарища. Онъ сообщитъ ему позднѣе. Мастерсу не зачѣмъ знать,-- кслда онъ нашелъ золото. Кромѣ того, въ томъ состояніи смущенія и безпокойства, въ какомъ онъ находился, онъ путался торопливыхъ, практическихъ разспросовъ, если сообщить это такому человѣку какъ Мастерсъ.

-- У меня голова кружится, сказалъ онъ, прикладывая руку во лбу.

Мастерсъ пристально оглядѣлъ его сѣрыми, зоркими глазами.

-- Знаете, что я вамъ скажу, дружище! если вы не бросите эту, Богомъ проклятую, шахту, то рехнетесь! Говорю вамъ, что вы идете на гибель.

Вотъ удобный случай сообщить ему все и оправдать вѣрность своихъ теорій!

Но онъ опять промолчалъ, и къ смущенію его примѣшивалась какая-то странная боязнь умственнаго напряженія, связаннаго съ объясненіемъ. Онъ страдальчески улыбнулся я пошелъ прочь.

-- Послушайте-ка, дружище! сказалъ Мастерсъ наставительно, вамъ слѣдуетъ пропустить рюмочку виски для ободренія. Пойдемте со мной! Чортъ побери! выпьемъ вмѣстѣ въ послѣдній разъ! Не глядите такъ растерянно! Я хочу сказать... я порѣшилъ десять минутъ назадъ бросить эту чортову шахту и взяться за новый участокъ. Мнѣ надоѣло попусту терять время и трудъ. Потому-то я и говорю, что мы выпьемъ въ послѣдній разъ. Вы знаете мою манеру: сказано, сдѣлано.

Это была правда. Слиннъ часто завидовалъ быстротѣ и рѣшительности Мастерса. Но теперь онъ съ чувствомъ облегченія поглядѣлъ ему въ лицо. Онъ уходитъ! И ему, Слинну, незачѣмъ объясняться.

Онъ пробормоталъ что-то о недосугѣ. Онъ боялся, что Мастерсъ захочетъ идти въ его шахту.

-- Вы, вѣроятно, хотите отправить это на почту, сухо проговорилъ Мастерсъ. Почта отходитъ только завтра утромъ, и вы успѣете до тѣхъ поръ дописать письмо и вложить его въ конвертъ.

Слѣдуя за глазами Мастерса, Слиннъ въ крайнему своему удивленію, увидѣлъ, что держитъ въ рукѣ недописанное письмо. Откуда оно взялось, когда онъ написалъ это, онъ рѣшительно не могъ сказать; онъ смутно помнилъ, что однимъ изъ его первыхъ движеній было написать женѣ; но что онъ это уже сдѣлалъ, объ этомъ онъ совсѣмъ позабылъ. Онъ поспѣшно спряталъ письмо въ карманъ жилета съ безсмысленной улыбкой. Мастерсъ глядѣлъ на него полупрезрительно, полусострадательно.

-- Не положите въ разсѣянности письма въ древесное дупло, замѣтилъ онъ. Ну-съ, а затѣмъ... такъ какъ вы не желаете со мной выпить... счастливо оставаться.

И повернувшись Мастерсъ ушелъ.

Слиннъ наблюдалъ за нимъ, пока онъ не скрылся изъ вида, а затѣмъ съ облегченнымъ сердцемъ пошелъ своей дорогой.

Онъ былъ теперь одинъ съ самимъ собой и съ своимъ сокровищемъ. Единственный человѣкъ въ мірѣ, знавшій въ точности положеніе его шахты, уходитъ навсегда. Врядъ ли этотъ случайный товарищъ послѣднихъ двухъ или трехъ недѣль, вернется въ эту мѣстность. Онъ остается теперь самъ-другъ съ своимъ кладомъ, пока не составитъ плана или не отыщетъ друга, которому могъ бы довѣриться. Замкнутая жизнь, привычка углубляться въ самого себя создали вокругъ него пустыню. А хотя онъ усидчиво выработалъ теорію нахожденія золота, но никогда не занимался методомъ и способомъ его обработки. И теперь, когда онъ всего болѣе нуждался въ своемъ умѣ, откуда такое странное помраченіе его умственныхъ способностей!

Терпѣніе! ему нужно только немного отдохнуть, чтобы совсѣмъ оправиться. На большой дорогѣ у поселка стоитъ широкая каменная скамья подъ большимъ деревомъ -- тѣнистое убѣжище, гдѣ онъ часто дожидался прибытія почтовой кареты. Онъ пойдетъ туда и когда совсѣмъ отдохнетъ, вернется домой.

Но по дорогѣ онъ завернулъ въ рощу и безъ всякой другой цѣли, повидимому, какъ найти дупло въ деревѣ.

"Дупло въ деревѣ!" Да! объ этомъ говорилъ Мастерсъ; онъ ясно это помнилъ; но что такое надо было сдѣлать съ дупломъ -- этого онъ не помнилъ. Однако онъ сдѣлалъ это -- положилъ туда письмо -- и какъ разъ во-время, такъ какъ, дойдя до скамьи, повалился на нее какъ пластъ.

И теперь, странно сказать, смущеніе и безпокойство, овладѣвшія имъ съ той самой минуты, какъ онъ открылъ свое сокровище, оставили его, точно бремя, которое ему удалось свалить съ плечъ. Безграничное спокойствіе овладѣло имъ и сквозь него проносились чудныя видѣнія о найденномъ богатствѣ, и они больше не тревожили его, а радовали; онъ создастъ счастіе и благосостояніе кругомъ себя. Не только жену, дѣтей, близкихъ и дальнихъ родственниковъ, но всѣхъ знакомыхъ облагодѣтельствуетъ онъ.

Солнце заходило какъ будто въ розовыхъ лучахъ его счастія. Затѣмъ наступили сумерки и смѣнились ночнымъ мракомъ. Онъ терпѣливо сидѣлъ, какъ бы не замѣчая этого.

Но когда на другое утро, при яркомъ свѣтѣ солнца, показалась почтовая карета, при шумѣ проснувшейся жизни кучеръ неожиданно остановилъ свою рѣзвую четверку около укромной скамьи подъ деревомъ. Почтальонъ слѣзъ съ козелъ и подошелъ къ тому, что казалось какой-то кучею платья.

-- Онъ, кажется, не пьянъ, отвѣтилъ онъ на сварливый вопросъ пассажировъ. Не понимаю, что съ нимъ. Глава у него открыты; но онъ не говоритъ и не шевелится. Взгляните-ка, докторъ.

Грубый, совсѣмъ не профессіональнаго вида, человѣкъ вылѣзъ изъ кареты и, безпечно растолкавъ другихъ пассажировъ, наклонился надъ грудой платья.

-- Онъ умеръ? спросилъ одинъ изъ пассажировъ.

Грубый человѣкъ мягко опустилъ обратно безжизненную голову.

-- Нѣтъ, къ несчастію для него, онъ не умеръ, проговорилъ онъ коротко. Его хватилъ параличъ... и знатный. Хитро будетъ, коли онъ когда-нибудь теперь пошевелится или заговоритъ.

II.

Когда Эльвинъ Мольреди объявилъ о своемъ намѣренія сажать картофель и садовые овощи на зеленыхъ скатахъ Лосъ-Гатосъ, золотопромышленники этого округа, и жители прилегающей деревушки, отнеслись къ этому съ презрительнымъ равнодушіемъ, которое питаютъ всѣ авантюристы ко всякаго рода буколическимъ затѣямъ и стремленіямъ.

Никто не протестовалъ противъ занятія двухъ скатовъ холма, который такъ мало обѣщалъ въ смыслѣ добычи золота, что говорили, что его прежній арендаторъ, Слиннъ, когда-то сошелъ съ ума или впалъ въ идіотизмъ отъ неудачныхъ поисковъ.

Единственный протестъ, страннымъ образомъ, явился со стороны первоначальнаго землевладѣльца -- нѣкоего дона Рамона Альваредо, претензіи котораго на семи-верстное протяженіе холмовъ и долинъ, включая цвѣтущіе нынѣ города Савименто и Красный-Догъ,-- встрѣчались хохотомъ и насмѣшками всѣхъ рудокоповъ и скуатеровъ.

-- Туда же, воображаетъ, что мы пришли сюда за семь верстъ киселя хлебать, чтобы его чортова земля давала ему доходы, какъ же! иронически замѣтили они.

Мольреди конечно было извинительно примкнуть къ общественному мнѣнію; но по странному противорѣчію, свойственному человѣку, это не помѣшало ему пойти къ дону Рамону и предложить купить у него землю или же платить ему аренду продуктами.

Говорятъ, что донъ Рамонъ былъ такъ пораженъ этой уступкою, что не только отдалъ землю, но еще завелъ родъ дружбы съ простодушнымъ земледѣльцемъ и его семействомъ.

Врядъ ли нужно прибавлять, что на эту дружбу золотопромышленники взирали съ тѣмъ презрѣніемъ, какого она заслуживала. Ихъ презрѣніе было бы еще сильнѣе, знай они мнѣніе дона Рамона объ ихъ промыслѣ, которое онъ сообщилъ и Мольреди.

-- Они дикари и хотятъ жать, гдѣ не сѣяли; брать изъ земли и ничего не возвращать ей, кромѣ своихъ драгоцѣнныхъ костей; язычники, поклоняющіеся тѣмъ самымъ камнямъ, которые они вырываютъ изъ земли.

-- А развѣ не было испанцевъ, которые бы добывали золото? спросилъ добродушно Мольреди.

-- Ахъ! были испанцы, были и мавры! отвѣчалъ донъ Рамонъ, сентенціозно; золото добывалось и кавалерами, но добра изъ этого никогда не выходило. Не пристало дворянину. пачкаться съ золотомъ, не говоря уже о проклятіи.

-- Проклятіе! повторила Меми Мольреди съ дѣвическимъ суевѣріемъ,-- что это значитъ?

-- Вы не знаете, другъ Мольреди, что когда эти земли были пожалованы моимъ предкамъ Карломъ V, то епископъ Монтерэ наложилъ проклятіе на тѣхъ, кто осквернитъ ихъ. Ну вотъ, слушайте дальше. Изъ трехъ американцевъ, основавшихъ вонъ тотъ городъ, одинъ былъ застрѣленъ, другой умеръ отъ лихорадки -- отравленный, понимаете, почвой,-- а третій съ ума сошелъ. Даже ученый {Донъ Рамонъ намекалъ на натуралиста Дуглоса, посѣтившаго Калифорнію до золотой горячки и умершаго отъ удара на Сандвичевыхъ островахъ.}, пріѣзжавшій много лѣтъ тому назадъ соглядатайствовать за деревьями за травами, былъ наказанъ за свое святотатство и умеръ неестественной смертью. Но, прибавилъ донъ Рамонъ съ степенной вѣжливостью, это васъ не касается. Черезъ меня вы здѣсь у себя, на своей землѣ.

И дѣйствительно казалось, что если не быстрое, то вѣрное благосостояніе было результатомъ владѣльческаго покровительства дона Рамона. Картофель и овощи процвѣтали; роскошная почва вознаграждала за труды сторицей и даже солнце смѣялось надъ обычнымъ раздѣленіемъ временъ года, допуская необычайныя и преждевременныя жатвы.

Поселенцы, сидѣвшіе на соленой свининѣ и сухаряхъ, не смотря на презрѣніе къ труду Мольреди, не пропустили случая перемѣнить діэту. Золото, извлекаемое ими изъ земли, переходило въ его карманы взамѣнъ его болѣе скромныхъ сокровищъ. Избушка, пріютившая вначалѣ его семью -- жену, сына и дочь -- была покинута для болѣе удобнаго и просторнаго дома на противоположномъ холмѣ. Бѣлый заборъ замѣнилъ простую грубую изгородь. Мало-по-малу первые признаки культуры -- вывороченные комки красной земля, грудки хвороста, голая пашня и груды камня исчезли и уступили мѣсто зеленому ковру, превратившему въ оазисъ дикую пустыню. Только въ водѣ отказано было новому Эдему -- и то количество, какое необходимо было для орошенія полей, привозилось изъ дальняго пруда скупо и съ большими издержками.

Въ виду этого Мольреди задумалъ вырытъ артезіанскій колодезь на солнечномъ скатѣ позади своего дома, конечно не безъ серьезной консультаціи съ своимъ испанскимъ патрономъ и сильныхъ возраженій съ его стороны. Съ большой убѣдительностью донъ Рамонъ доказывалъ, что взрывать нѣдра земли было не только преступленіемъ противъ ггрироды, почти равнымъ съ устройствомъ шахтъ и туннелей, но и нарушеніемъ священныхъ интересовъ.

-- Я и мои предки, Санъ-Діего упокой ихъ души! говорилъ донъ Рамонъ, осѣняя себя крестомъ,-- довольствовалась колодцами и цистернами, наполняемыми небомъ въ опредѣленное время; скотъ, даромъ что безсловесный, умѣлъ тоже находить воду, которая ему была нужна. Но ты говоришь правду, прибавилъ онъ, вздыхая, что это было раньше, тѣмъ потоки и дождь были осквернены языческими машныами и отравлены ихъ пѣной. Ступай, другъ Мольреди, рой и буравь, если хочешь, но по-христіански, а не посредствомъ грѣховныхъ землетрясеній, производимыхъ дьявольскимъ порохомъ.

Послѣ этой уступки Эльвинъ Мольреди сталъ рыть свою первую артезіанскую шахту. Но безъ помощи пара и пороха дѣло медленно подвигалось. Огородъ не страдалъ тѣмъ временемъ, такъ какъ Мольреди нанялъ двухъ китайцевъ ухаживать за нимъ, пока онъ наблюдалъ за прорытіемъ колодца. Это пустое обстоятельство составило эпоху въ общественномъ положеніи фамиліи. М-съ Мольреди сразу получила серьезное значеніе среди сосѣдей. Она говорила про "рабочихъ" мужа; она толковала о "предпріятіяхъ" м-ра Мольреди, разумѣя подъ этимъ колодезь; и обуздывала грубоватую фамильярность своихъ покупателей къ хорошенькой Меми Мольреди, своей семнадцатилѣтней дочкѣ. Простодушный Эльвинъ Мольреди съ удивленіемъ глядѣвъ на то, какъ всходили сѣмена, зароненныя въ женскую натуру и дающія пышный цвѣтъ при первыхъ лучахъ солнца фортуны.

-- Послушай-ка, Мальви, ты ужь очень носъ воротишь отъ молодцовъ, что ухаживаютъ за Меми. Точно она имъ не пара.

-- Неужели ты хочешь этимъ сказать, Эльвинъ Мольреди, отвѣчала м-съ Мольреди съ внезапной суровостью, что думаешь выдать нашу дочку за простаго рудокопа, или же что я позволю ей выйдти замужъ за человѣка не нашего круга?

-- Не нашего круга, безпомощно повторялъ Мольредя, уставясь въ изумленіи на нее и затѣмъ переводя глаза то на сына, то на китайцевъ, копавшихъ капусту.

-- О! ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, рѣзво объявила м-съ Мольреди, нашъ кругъ -- это Альфредо и его пріятели! Развѣ старый донъ не приходитъ къ намъ ежедневно и развѣ его сынъ не подходящій женихъ для Меми? И развѣ они здѣсь не первая фамилія... все равно, дворяне? Нѣтъ; предоставь Меми мнѣ и занимайся колодцемъ; еще не родился мужчина, который бы что-нибудь смыслилъ въ этихъ дѣлахъ или зналъ свои обязанности передъ своей фамиліей.

Какъ и всѣ мужчины вообще, Мольреди охотно соглашался съ мнѣніемъ, предоставлявшимъ мелочи жизни въ женскія руки, и пошелъ на свою шахту. Но въ это утро онъ былъ смущенъ. Онъ былъ слишкомъ преданный мужъ, чтобы не гордиться неожиданной проницательностью и сообразительностью жены, хотя, подобно всѣмъ мужьямъ, былъ нѣсколько этимъ озадаченъ. Онъ старался не думать объ этомъ. Но, глядя съ холма на свою небольшую усадьбу, постепенно расширявшуюся и процвѣтавшую подъ его управленіемъ, онъ почувствовалъ приливъ такого же честолюбія, какое проявила его дражайшая половина.

Въ самомъ дѣлѣ, чѣмъ онъ хуже дона Рамона? Но, однако, въ душѣ онъ сомнѣвался, чтобы донъ Рамонъ съ этимъ согласился и вотъ, отравленный женскимъ тонкимъ ядомъ, онъ почти возненавидѣлъ своего стараго благодѣтеля. Онъ глядѣлъ на маленькій Эдемъ, гдѣ его Ева только-что соблазнила его роковымъ плодомъ, и почувствовалъ, что навѣки утратилъ способность мирно и невинно имъ наслаждаться.

Къ счастію вскорѣ послѣ этого донъ Рамонъ умеръ. Невѣроятно, чтобы онъ догадывался о любовныхъ планахъ м-съ Мольреди на счетъ его сына, наслѣдовавшаго отцовскому имѣнію, которое жестоко обкарнали родственники и кредиторы.

Миссисъ и миссъ Мольреди присутствовали на похоронахъ въ дорогомъ траурѣ, выписанномъ изъ Сакраменто. Даже кроткаго Эльвина облекли въ черный сюртукъ, обличившій его добродушную, но безспорно вульгарную наружность. М-съ Мольреди открыто говорила о своей "потерѣ"; объявляла, что старыя фамиліи вымираютъ и внушила женамъ вновь прибывшихъ въ Красный Догъ поселенцевъ мысль, что ея собственная фамилія въ родствѣ съ Альваредами и что здоровье ея мужа не особенно крѣпко. Она выказывала материнское участіе осиротѣвшему дону Цезару. Сдержанный по природѣ, какъ и его отецъ, онъ былъ еще церемоннѣе, удрученный своей потерей. И, быть можетъ, изъ застѣнчивости, чувствуя пристрастіе къ Меми Мольреди, онъ рѣдко пользовался любезнымъ гостепріимствомъ ея матери. Но онъ исполнилъ намѣреніе отца, продавъ за небольшую сумму Мольреди участокъ земли, арендуемый имъ. Мысль о покупкѣ земли подана была м-съ Мольреди.

-- Такимъ образомъ она останется въ роду, замѣтила эта хитрая особа и гораздо приличнѣе, чтобы мы были землевладѣльцами, а не арендаторами.

Прошло нѣсколько недѣль, и вотъ разъ утромъ ее поразилъ голосъ мужа, доносившійся съ холма, откуда онъ опрометью бѣжалъ домой. Меми была въ своей комнатѣ, гдѣ надѣвала новое розовое ситцевое платье, въ честь ожидаемаго визита юнаго дона Цезара, а м-съ Мольреди подметала и прибирала въ домѣ въ виду того же событія. Что-то въ тонѣ голоса мужа, а также и возвращеніе его домой въ необычный часъ, заставило ее бросить половую щетку и выбѣжать къ нему навстрѣчу изъ кухни. Она увидѣла, что онъ бѣжалъ черезъ гряды съ капустой, съ краснымъ и возбужденнымъ лицомъ и съ такими блестящими глазами, какихъ она не видывала у него уже долгіе годы. Она припомнила, хотя безъ всякаго умиленія, что такимъ именно видѣла она его, когда позвала, въ бытность его простымъ батракомъ на фермѣ ея отца въ Иллинойсѣ, чтобы сообщить о согласіи ея родителей на ихъ бракъ. Воспоминаніе было тѣмъ неудобнѣе, что онъ охватилъ ее обѣими руками и звонко поцѣловалъ въ увядшую щеку.

-- Помилосердуй, Мольреди! воскликнула она, сгоняя передникомъ нѣчто въ родѣ румянца, вспыхнувшаго на ея лицѣ, до того ли, когда гости могутъ прійдтя съ минуты на минуту.

-- Мальви! я нашелъ его! и нашелъ здорово.

Она высвободилась изъ его объятій равнодушная, и блестящими, по хитрыми и наблюдательными глазами поглядѣла на него.

-- Я нашелъ его въ колодцѣ. Ту самую жилу, какой доискивались рудокопы. Теперь ты и Меми богачихи: золота видимо-невидимо.

-- Подожди минутку.

Она поспѣшно оставила его и, подойдя къ лѣстницѣ, закричала къ его великому удивленію.

-- Меми, сними новое платье.

Послышалось восклицаніе неудовольствія Меми.

-- Тебѣ говорятъ! еще строже сказала мать.

Меми стихла. М-съ Мольреди вернулась къ мужу. Перерывъ этотъ какъ-то потушилъ его радость. Онъ сразу угомонился и сталъ ждать, что она скажетъ.

-- Ты никому еще не говорилъ?

-- Нѣтъ. Я былъ одинъ, внизу, въ шахтѣ. Видишь ли, Мальви, я никакъ не ожидалъ...

Онъ опять было развеселился.

-- Я копалъ себѣ землю и ни на что не разсчитывалъ...

-- Вотъ видишь, я была права, совѣтуя тебѣ купить землю.

Лицо Мольреди омрачилось.

-- Я надѣюсь, донъ Дезаръ не подумаетъ, началъ онъ, запинаясь, я думаю, можетъ быть, слѣдуетъ мнѣ вознаградитъ его, знаешь.

-- Глупости, рѣшительно проговорила м-съ Мольреди. Не будь дуракомъ. Ты нашелъ золото и, значитъ, оно твое -- таковъ законъ. И ты купилъ землю безъ ограниченій. Кромѣ того, тебѣ и въ голову не приходило это!...

Она умолкла и вдругъ поглядѣла ему въ лицо.

-- Или приходило?

Мольреди широко раскрылъ честные, свѣтлосѣрые глаза.

-- Что ты, Мальви! вѣдь ты же знаешь, что не приходило, хоть побожиться!

-- Не божись и слушай меня, и голосъ ея зазвучалъ повелительно.

-- Прекрати всякую работу въ шахтѣ, и отошли теперь же работника. Надѣнь сюртукъ и ступай съ первымъ омнибусомъ въ Сакраменто, да захвати съ собой и Меми.

-- Меми! слабо повторилъ Мольреди.

-- Прежде всего повидайся съ стряпчимъ Коль и съ моимъ братомъ. Джимомъ, продолжала она, не обращая вниманія на перерывъ. А Меми нужно провѣтриться и заказать себѣ приличное платье. Остальное предоставь мнѣ. Я скажу что нужно Меми и снаряжу ее.

Мольреди провелъ рукой по спутаннымъ волосамъ. Онъ гордился энергіей и дѣятельностью жены, онъ и не мечталъ сопротивляться ей, но былъ немного разочарованъ. Волшебная радость открытія разсѣялась прежде, нежели онъ успѣлъ порядкомъ ослѣпить жену; или, вѣрнѣе сказать, она вовсе не была ослѣплена. Все вышло такъ практично и дѣловито, что ему стало скучно. И при томъ ему пріятнѣе было бы самому сообщить дочери и видѣть, какъ вспыхнутъ ея щеки и засверкаютъ радостью глаза, чего онъ не видѣлъ у жены.

-- Времени терять нечего, оказала она нетерпѣливо, замѣтивъ его колебаніе.

Быть можетъ, ея нетерпѣніе досадило ему; быть можетъ, еслибы она не отнеслась такъ самоувѣренно къ удивительному счастію, достававшемуся ей, онъ бы и не сказалъ тутъ же того, что было у него на умѣ. Какъ бы то ни было, онъ степенно проговорилъ:

-- Постой-ка, Мальви, я не все еще сказалъ тебѣ.

-- Говори, поспѣшно пригласила она.

-- Между обломками кварца я нашелъ кирку и жила какъ будто была открыта раньше; сбоку у подошвы холма виднѣются какъ бы признаки старой шахты, но только обвалилась и засыпана обломками.

-- Ну такъ что жъ? презрительно спросила м-съ Мольреди.

-- А то жъ, отвѣтилъ ея супругъ, какъ бы недовольно, что похоже, какъ будто кто-то открылъ ее раньше.

-- И бросилъ, оставилъ для другихъ! Какъ это похоже на дѣло? перебила жена съ нескрываемой досадой. Вслй знаетъ, что съ этимъ холмомъ не стоило возиться и онъ былъ совсѣмъ заброшенъ, когда мы сюда пріѣхали. Это твоя собственность и ты за нее заплатилъ денежки. Ты, можетъ быть, собираешься вызывать черезъ газеты владѣльца жилы, Эльвинъ Мольреди? А ужь въ Сакраменто не поѣдешь?

Мольреди вздрогнулъ. Онъ серьезно еще не подумалъ, что дѣйствительно кто-нибудь могъ раньше его сдѣлать это открытіе. Но по добросовѣстности характера немедленно принялъ это въ соображеніе. Да, вѣроятно, она права. Но онъ не сталъ вникать въ то, какъ бы онъ поступилъ, будь жена также добросовѣстна, какъ и онъ самъ.

-- Ладно, сказалъ онъ просто. Я сейчасъ отправлюсь въ путь.

-- И когда будешь говорить съ стряпчимъ Колемъ и Джимомъ оставь про себя эти глупыя исторіи про кирку. Нѣтъ никакой надобности внушать другимъ дикія мысли, только потому что онѣ лѣзутъ тебѣ въ голову.

Когда торопливыя приготовленія были окончены и м-ръ Мольреди съ Меми, въ сопровожденіи молчаливаго и скромнаго китайца, несшаго ихъ немудрый багажъ, пошли по большой дорогѣ, на встрѣчу почтовой каретѣ, отецъ тревожно и выжидательно взглянулъ въ лицо дочери. Ему хотѣлось насладиться свѣжестью и наивностью юношескаго восторга и радости Меми и отдохнуть отъ практическаго дальновиднаго реализма жены. На нѣжныхъ щечкахъ дѣвушки игралъ живой румянецъ, полуоткрытый ротикъ дѣвушки улыбался, а въ большихъ сѣрыхъ глазахъ свѣтилось радостное изумленіе,-- все такіе хорошіе признаки.

-- Ну, Меми, весело быть богатой невѣстой?

-- Что?

Она не слыхала вопроса. Нѣжнымъ красивымъ глазамъ рисовались полки съ разнообразнымъ товаромъ на "Дамаскомъ Базарѣ" въ Сакраменто; они читали восхищеніе на лицахъ у прикащиковъ; всматривались въ даль большой дороги, не ѣдетъ ли почтовая карета, и оглядывали, хорошо ли сидятъ новыя перчатки: короче сказать -- они были заняты всѣмъ на свѣтѣ, кромѣ любящихъ взглядовъ человѣка, шедшаго съ нею рядомъ.

Онъ однако повторилъ вопросъ, тронутый ея прелестной разсѣянностью и охватилъ рукой ея тонкую талію.

-- Я очень рада, па!

И ловко высвободилась изъ его объятій, ласково стиснувъ ему локоть, чтобы смягчить свое движеніе.

-- Я вчера была увѣрена, что случится Я думаю, я похожа на пугало, прибавила она, но ма такъ торопила меня; она хотѣла, чтобы я уѣхала прежде, чѣмъ придетъ донъ Цезаръ.

-- А тебѣ не хотѣлось уѣзжать прежде, чѣмъ онъ придетъ? лукаво спросилъ отецъ.

-- Я бы не хотѣла, чтобы онъ меня видѣлъ въ этомъ платьѣ, отвѣчала Меми просто. Потому, вѣрно, ма и заставила меня переодѣться, прибавила она со смѣхомъ.

-- Ну, я думаю, ты для него во всѣхъ нарядахъ хороша, сказалъ отецъ, внимательно наблюдая за ней. А теперь ты къ тому же и выгодная невѣста, прибавилъ онъ съ торжествомъ.

-- Не знаю. Онъ былъ всегда богатъ, и его отецъ и дѣдъ были богаты, а мы были сначала бѣдны и его арендаторы.

Лицо отца измѣнилось; за удивленіемъ, съ какимъ онъ ее слушалъ, выражалась на немъ сначала боль, потомъ гнѣвъ.

-- Неужели онъ говорилъ такія глупости? поспѣшно спросилъ онъ.

-- Нѣтъ. Желала бы я, чтобы онъ это сказалъ! Теперь у меня могутъ быть женихи и получше его.

Они нѣсколько минутъ прошли молча, насупившись, и китаецъ могъ бы подумать, что они поссорились. Но вдругъ бѣлые зубки снова засверкали въ полуоткрытыхъ устахъ.

-- Слушай, па! это все не то! онъ меня любитъ и я его; и еслибы только ма не забрала себѣ въ голову новыхъ идей....

Она вдругъ умолкла.

-- Какихъ новыхъ идей? тревожно спросилъ отецъ.

-- О, ничего! я желала бы, па, чтобы на васъ были другіе сапоги. Всякій можетъ видѣть, что они смазные; а вы вѣдь больше не огородникъ.

-- Что же я такое? засмѣялся Мольреди не то самодовольно, не то смущенно.

-- Вы -- капиталистъ, какъ я говорю; а ма говоритъ, что вы землевладѣлецъ.

Какъ бы то ни было, а новый землевладѣлецъ, когда достигъ скамьи на дорогѣ подъ развѣсистымъ деревомъ, усѣлся на ней, опустивъ голову на грудь и не то задремалъ, не то погрузился въ невеселыя, какъ будто, размышленія. Меми, къ тому времени опять повеселѣвшая, пошла бродить въ нетерпѣніи, что карета не ѣдетъ. Она забрела даже такъ далеко, что каретѣ въ свою очередь пришлось дожидаться, когда она подходила.

Когда наконецъ Меми благополучно усѣлась внутрь кареты, а Мольреди вскарабкался на козлы рядомъ съ кучеромъ, тотъ коротко замѣтилъ:

-- Вы таки порядкомъ напугали меня минуту тому назадъ.

-- Какъ такъ?

-- Да вотъ три года тому назадъ я такъ же подъѣзжаю къ этому мѣсту, а на скамьѣ сидитъ какъ разъ человѣкъ я какъ разъ въ той же позѣ, да и по росту, и по годамъ точь въ точь вы. Я соскочилъ съ козелъ и зову его садиться въ карету, а онъ! вотъ провалиться мнѣ! и не пошевелится и не взглянетъ, и словечка не промолвитъ. Я обругалъ его безъ церемоніи и поѣхалъ дальше. Но на другой день, когда я ѣхалъ назадъ, я, увидѣлъ, вотъ провалиться мнѣ! что онъ уже сидитъ не на скамьѣ, а валяется какъ снопъ на землѣ. Джимъ соскочилъ и подобралъ его. А докторъ Дюшенъ сказалъ, что это обманувшійся золотоискатель, разбитый параличемъ, и мы доставили его, какъ мертвый пластъ, въ окружную больницу. Съ тѣхъ поръ я какъ-то боюсь этого мѣста и когда сейчасъ увидѣлъ васъ въ такой точно позѣ, съ опущенной головой, какъ у того молодца, такъ меня всего и передернуло.

Въ томъ необъяснимомъ и суевѣрномъ смущеніи, которое овладѣло, лишеннымъ фантазіи, умомъ Мольреди, онъ чуть было не похвастался своей удачей передъ кучеромъ, чтобы доказать, что совсѣмъ не похожъ на того несчастнаго, но во-время удержался.

-- Узнали вы, кто это такой? перебилъ одинъ нетерпѣливый пассажиръ.

-- Выздоровѣлъ онъ или нѣтъ? прибавилъ другой.

Помолчавъ съ секунду, чтобы выраеить презрѣніе къ такому безтактному перерыву, кучеръ продолжалъ, обращаясь исключительно къ Мольреди.

-- Я было принялъ васъ за его привидѣніе.

И, снова помолчавъ, безпечно прибавилъ:

-- Говорятъ, онъ такъ и не поправлялся съ тѣхъ поръ, хотя бы на столько, чтобы сказать, кто онъ и откуда пришелъ. Его перевезли въ лечебницу для неизлечимыхъ идіотовъ и тамъ онъ и по сіе время.

III.

Когда извѣстіе о томъ, что Мольреди открылъ золото распространилось, то произвело волненіе еще небывалое въ исторіи страны. Полнаселенія Краснаго Дога повалило на желтоватые холмы, окружавшіе холмъ Мольреди, и ихъ лагерные костры походили на костры арміи, осаждающей его мирное идиллическое жилище и готовящейся брать его приступомъ.

Къ несчастію для себя, они нашли, что различные участки уже снабжены подписями: "заняты" для разработки руды отъ имени различныхъ членовъ фамиліи Альваредо. Это дѣловитое распоряженіе придумала м-съ Мольреди, какъ средство успокоить совѣсть мужа и вознаградить Альваредо надеждой на возможное обогащеніе.

Говоря правду, такое униженіе кастильскихъ отцовскихъ принциповъ было не по душѣ дону Цезару.

-- Зачѣмъ вамъ самимъ разрабатывать ихъ, убѣждала м-съ Мольреди; вамъ стоитъ только продать тѣмъ, кто захочетъ; это единственное средство помѣшать аферистамъ завладѣть ими, не платя.

Донъ Цезаръ въ концѣ концовъ согласился, не столько, быть можетъ, убѣжденный дѣловыми аргументами жены Мольреди, сколько изъ желанія угодить матери Меми. Короче сказать -- онъ получилъ такую сумму денегъ за нѣсколько акровъ земли, которая превосходила десятилѣтній доходъ дона Рамона съ цѣлыхъ семи миль.

Такой же неслыханной и безумной была реализація мѣсторожденія золота въ шахтѣ Мольреди. Говорили, что компанія, наскоро образовавшаяся въ Сакраменто, заплатила ему милліонъ долларовъ, предоставивъ кромѣ того двѣ-трети доходовъ съ рудника. Но съ упорствомъ, доходившимъ до нравственнаго убѣжденія, онъ отказывался включить домъ и картофельное поле въ продажу. Когда компанія уступила и на этомъ пунктѣ, онъ съ такой же настойчивостью не соглашался на самыя безумныя предложенія.

Тщетно м-съ Мольреди протестовала; тщетно указывала она ему, что такое доказательство ихъ первоначальнаго скромнаго положенія въ обществѣ ляжетъ большимъ пятномъ на ихъ карьерѣ.

-- Если хочешь удержать землю, застрой ее и сравняй поле.

Но Мольреди былъ непоколебимъ, какъ скала.

-- Это единственное, что я самъ заработалъ, надъ чѣмъ потрудился и добылъ изъ земли собственными руками, говорилъ онъ. Я съ этого началъ, да, можетъ быть, этимъ и кончу. Можетъ быть, я радъ буду вернуться сюда современемъ и благодаренъ за то, что могу пропитать себя на этомъ клочкѣ земли.

Но вслѣдствіе непрестанныхъ просьбъ и убѣжденій, Мольреди пошелъ на компромиссъ и согласился, чтобы часть огорода превращена была въ виноградникъ и цвѣтникъ, роскошь которыхъ маскировала общую вульгарность мѣста. Другія усилія этой энергической женщины сгладить первоначальную грубость ихъ происхожденія были менѣе удачны. Ей пришло въ голову утилизировать мягкое произношеніе дономъ Цезаромъ ихъ фамиліи, и "Мольредъ" замѣстилъ было Мольреди на ея визитныхъ карточкахъ.

-- Наша фамилія, можетъ быть, испанская, доказывала она; стряпчій Коль говоритъ, что большинство американскихъ фамилій искажены и, почемъ знаешь, что твоя не въ томъ числѣ.

Мольреди, который могъ побожиться, что его предки переселились въ Каролину изъ Ирландіи въ 98 году, не въ силахъ былъ опровергать этого увѣренія.

М-съ Мольреди тотчасъ же усвоила себѣ испанскую вѣжливость, благодаря которой ея мужъ превратился въ "дона Альвино" и иначе не называла его въ его отсутствіе. Но въ присутствіи его низенькой, плотной фигуры, морковно-рыжихъ волосъ, косыхъ сѣрыхъ глазъ и вздернутаго носа, даже эта властолюбивая женщина отбрасывала титулъ. Въ городѣ Красный Догъ составилась легенда, что когда одинъ знаменитый иностранецъ подошелъ къ Мольреди съ обычной формулой:

-- Я, кажется, имѣю честь говорить съ дономъ Альвино Мольреди? то этотъ простодушный гидальго отвѣчалъ:-- можете прозакладывать свои сапоги, чужакъ, и не проиграете, я самый онъ.

Хотя м-съ Мольреди предпочла бы, чтобы Меми оставалась въ Сакраменто до тѣхъ поръ, пока ей самой можно будетъ пріѣхать туда и отправиться въ "Штаты", а оттуда въ Европу, она уступила желанію дочери ослѣпить городъ Красный Догъ до отъѣзда своимъ новымъ гардеробомъ и развернуть въ родимомъ гнѣздышкѣ изящныя и пестрыя крылышки, на которыхъ она собиралась отлетѣть навѣки.

-- Я не хочу, ма, чтобы они помнили обо мнѣ, какъ о дѣвчонкѣ, бѣгавшей въ старыхъ ситцевыхъ платьяхъ, и говорили бы, что мнѣ и одѣться-то не во что, пока я отсюда не уѣхала.

Было что-то до того похожее на мать въ этой тонкой прозорливости дочери, что тронутая родительница поцѣловала ее и согласилась. Результатъ былъ удачнѣе, чѣмъ она ожидала. Въ нѣсколько недѣль своего пребыванія въ Сакраменто молодая дѣвушка совсѣмъ освоилась съ послѣдними модами, превзойдя обычную въ этихъ случаяхъ способность молодыхъ американокъ.

М-ръ Мольреди съ гордостью и страхомъ глядѣлъ на свою дочь. Возможно ли, что это изящное созданіе, казавшееся безконечно выше его, точно отпрыскъ какой-то невѣдомой и старинной расы -- его родная дочь? Возможно ли, что она дочь своей матери, которая даже въ молодости никогда не бывала такъ хорошо одѣта?

Поэтому естественно, что вышитое батистовое платье, которое было надѣто на Меми Мольреди въ одно лѣтнее утро, когда она прогуливалась въ Лосъ-Гатосъ, казавшееся слишкомъ дорогимъ и прихотливымъ для критическихъ женскихъ взоровъ, вовсе не представлялось такимъ парѣ откровенныхъ, насмѣшливыхъ глазъ, обращавшихся на нее по временамъ, въ то время какъ ихъ владѣлецъ, молодой человѣкъ лѣтъ двадцати пяти, прохаживался около нея. То былъ новый издатель "Туземныхъ извѣстій", побывавшій нѣсколько разъ въ ихъ домѣ по приглашенію ея отца, познакомившагося съ нимъ на обратномъ пути изъ Сакраменто. М-съ Мольреди не мѣшала его ухаживанью.

-- Когда я скажу, что мнѣ жаль, что вы покидаете насъ, миссъ Мольреди, сказалъ молодой человѣкъ шутливо,-- то вы поймете мое самоотверженіе, если я откровенно сознаюсь вамъ, что вашъ отъѣздъ будетъ для меня, какъ издателя и мужчины, значительнымъ облегченіемъ. Поэтическій отдѣлъ "Извѣстій" совсѣмъ заваливается стихами, воспѣвающими васъ и, къ несчастью, я не могу отвергать ихъ, будучи самъ вашимъ поклонникомъ.

-- Ужасно, когда служишь мишенью для взглядовъ цѣлаго околодка, сказала Меми, не выражая однако никакого ужаса на лицѣ.

-- Они считаютъ, что очень почтительно относятся къ вамъ, когда называютъ васъ Меми, а нѣкоторые изъ вашихъ поклонниковъ,-- люди зрѣлаго возраста и съ средневѣковымъ слогомъ. Я открылъ, что аматеры-стихотворцы не всегда бываютъ юношами. Полковникъ Кашъ такъ же убійственно владѣетъ риѳмой, какъ и двухствольнымъ ружьемъ и такъ же мало бережетъ заряды. Судья Бутсъ и докторъ Вильсонъ оба открыли въ васъ сходство съ Венерой, а въ самихъ себѣ съ Аполлономъ. Но не презирайте этихъ поклонниковъ -- миссъ Мольреди, прибавилъ онъ болѣе серьезно; у васъ будутъ ихъ тысячи, куда бы вы ни поѣхали, но вы нигдѣ не найдете болѣе честныхъ и почтительныхъ, чѣмъ ваши подданные въ "Красномъ Догѣ".

Онъ умолкъ и затѣмъ прибавилъ еще серьезнѣе:

-- Что, донъ Цезарь пишетъ стихи?

-- У него есть болѣе интересныя занятія, дерзко отвѣтила она.

-- Могу себѣ представить, замѣтилъ онъ насмѣшливо; стихи были бы блѣдной замѣной другихъ преимуществъ.

-- Зачѣмъ вы сюда явились? внезапно спросила она.

-- Чтобы видѣть васъ.

-- Глупости! Вы знаете, что я хочу оказать. Зачѣмъ вы оставили Сакраменто и пріѣхали сюда? Мнѣ кажется, тамъ для васъ гораздо приличнѣе быть, чѣмъ здѣсь.

-- Я, можетъ быть, соблазнился примѣромъ вашего батюшки и захотѣлъ найти золотоносную руду.

-- Люди, какъ вы, никогда ее не находятъ!

-- Что это, комплиментъ, миссъ Мольреди?

-- Не знаю. Но думаю, что вы примете за комплиментъ.

Онъ съ удовольствіемъ поглядѣлъ на нее, точно нашелъ неожиданно симпатичный ему умъ.

-- Неужели? Это интересно. Сядемъ.

Въ своей безцѣльной прогулкѣ они дошли до скамьи на большой дорогѣ подъ развѣсистымъ деревомъ. Меми колебалась минутку, оглядѣла дорогу и, наконецъ, съ привычнымъ уже ей равнодушіемъ богатыхъ людей къ тому, что она можетъ запачкать платье, сѣла на скамью, держа зонтикъ на колѣняхъ двумя маленькими ручками. Молодой издатель не то сѣлъ, не то оперся о камень и принялся чертить фигуры на пескѣ тросточкой.

-- Напротивъ того, миссъ Мольреди, я надѣюсь нажить здѣсь деньги. Вы уѣзжаете изъ Краснаго Дога, потому что богаты, а мы пріѣхали сюда, потому что бѣдны.

-- Мы? повторила Меми, лѣниво глядя на дорогу.

-- Да. Мой отецъ и двѣ сестры.

-- Очень жаль. Я могла бы съ ними познакомиться, еслибы мы не уѣзжали.

И въ ту же минуту у нея мелькнула мысль, что если они похожи на него, то могли бы оказаться непріятно независимыми и насмѣшливыми.

-- Вашъ батюшка въ какомъ-нибудь дѣлѣ?

Онъ покачалъ годовой. И помолчавъ прибавилъ, какъ бы подчеркивая свои слова тросточкой на мягкомъ пескѣ.

-- Онъ разбитъ параличемъ и не въ своемъ умѣ, миссъ Мольреди. Я пріѣхалъ въ Калифорнію, чтобы розыскать его, такъ какъ впродолженіи трехъ лѣтъ мы не имѣли о немъ никакого извѣстія и нашелъ его всего двѣ недѣли тому назадъ одинокаго, безпомощнаго, никѣмъ невѣдомаго нищаго въ мѣстной больницѣ.

-- Двѣ недѣли тому назадъ? Это когда мы поѣхали въ Сакраменто.

-- Очень вѣроятно.

-- Вы, должно быть, очень огорчились?

-- Очень.

-- Вамъ, должно быть, очень тяжело?

-- Бываетъ.

Онъ улыбнулся и положилъ тросточку на скамейку.

-- Вы видите теперь, миссъ Модьреди, какъ необходимо мнѣ богатство, котораго вы считаете меня недостойнымъ. А пока я долженъ устроиться какъ-нибудь здѣсь.

Миссъ Мольреди встала съ мѣста.

-- Намъ пора идти, знаете.

-- Почему?

-- Потому что почтовая карета сейчасъ проѣдетъ.

-- И вы думаете, пассажиры насъ увидятъ?

-- Разумѣется.

-- Миссъ Мольреди, умоляю васъ, останьтесь.

Онъ наклонился къ ней съ такой серьезной мольбой въ голосѣ и жестѣ, что она покраснѣла. Съ минуту она не рѣшалась взглянуть на него, но когда взглянула, то разсердилась. Онъ смѣялся.

-- Если вы хоть сколько-нибудь жалѣете меня, то не уходите, повторилъ онъ. Побудьте еще минутку и я -- богатъ. Пассажиры разскажутъ въ Красномъ Догѣ, что мы помолвлены. Всѣ подумаютъ, что я пользуюсь довѣріемъ вашего батюшки, и новыя компаніи наперерывъ будутъ приглашать меня въ директоры. Число подписчиковъ "Извѣстій" удвоится, поэзія удалится съ ихъ столбцовъ, и мѣсто ея займутъ объявленія, а я буду получать пятью долларами въ недѣлю больше, если не всѣми семью съ половиной. Не заботьтесь о послѣдствіяхъ для самой себя. Увѣряю васъ, что ихъ совсѣмъ не будетъ. Вы можете на другой же день опровергнуть слухъ; я самъ опровергну его... Мало того: "Извѣстія" опровергнутъ его въ экстренномъ изданіи въ тысячѣ экземплярахъ по десяти центовъ за каждый. Побудьте еще минутку, миссъ Мольреди. Не уходите! о! не уходите еще! Вотъ они ѣдутъ!.. Эхъ! это только донъ Цезаръ!

Дѣйствительно то юный отпрыскъ дома Альваредо, голубоглазый, смуглолицый и сутоловатый, скакалъ по направленію къ нимъ на дикой, почти не объѣзженной лошади, необузданныя и порывистыя движенія которой только сильнѣе выдавали степенное и величавое спокойствіе всадника. Не смотря на свою шутовскую озабоченность, издатель "Извѣстій" не могъ не полюбоваться такимъ превосходнымъ наѣздникомъ. Meми, самолюбіе которой было такъ задѣто, что она съ наслажденіемъ отдѣлала бы своего спутника, вынуждена была воздержаться отъ этого удовольствія.

Донъ Цезаръ приподнялъ шляпу и поклонился съ мягкой серьезностью -- дамѣ и съ солидной вѣжливостью -- кавалеру. Въ то время какъ нижняя часть этого центавра вся дрожала, повидимому, отъ бѣшенства и стучала копытами о землю съ очевиднымъ желаніемъ растоптать юную чету, верхняя половина съ спокойнымъ достоинствомъ поглядывала то на одного, то на другаго, какъ бы въ ожиданіи объясненія. Но Meми была слишкомъ умна, а ея спутникъ слишкомъ равнодушенъ, чтобы объясняться. Легкая тѣнь пробѣжала по лицу дона Цезара. Какъ бы для усложненія дѣла въ этотъ моментъ съ трескомъ и стукомъ проѣхала почтовая карета. Съ женской проницательностью Меми схватила выраженіе лицъ кучера и почтальона, отраженное въ насмѣшливыхъ глазахъ ея спутника, говорившихъ о томъ, что онъ угадалъ, какое истолкованіе будетъ сдѣлано при видѣ ихъ пассажирами, которые даже оглядывались на юную чету съ очевиднымъ и многозначительнымъ любопытствомъ.

Юный испанецъ, чуждый какъ юмору, такъ и любопытству, пребывалъ невозмутимъ.

-- Вы знакомы съ м-ромъ Слинномъ изъ "Извѣстій", сказала Меми,-- неправда ли?

Донъ Цезаръ никогда еще не встрѣчался съ сеньоромъ Эслинномъ. Онъ думалъ, что синьоръ Робинзонъ издаетъ "Извѣстія".

-- О! онъ былъ застрѣленъ! отвѣчалъ Слиннъ.-- И я занялъ его мѣсто.

-- Bueno! Тоже, чтобы быть застрѣленнымъ? Надѣюсь, что этого не случится.

Слиннъ зорко и быстро поглядѣлъ въ серьегное молодое лицо дона Цезара. Онъ, казалось, неспособенъ говорить двусмысленно. Какъ бы то ни было, такъ какъ у него не было серьезныхъ поводовъ желать возбудить ревность въ донѣ Цезарѣ и очень мало охоты быть лишнимъ въ бесѣдѣ втроемъ, и даже, чего добраго, въ тягость молодой особѣ, онъ простился съ нею. Съ внезапнымъ женскимъ противорѣчіемъ или же по какому-то тайному побужденію, Меми сказала, протягивая руку:

-- Надѣюсь, что вы найдете квартиру для вашего семейства неподалеку. Мама желаетъ, чтобы на отдалъ внаймы нашъ старый домъ. Можетъ быть онъ будетъ для васъ пригоденъ, если недалекъ отъ вашей конторы. Переговорите объ этомъ съ ма.

-- Благодарю васъ, непремѣнно, отвѣтилъ молодой человѣкъ съ непринужденной привѣтливостью.

Донъ Цезаръ наблюдалъ за нимъ, пока онъ не исчезъ изъ виду.

-- Онъ человѣкъ семейный... этотъ вашъ соотечественникъ?

Ей показалось страннымъ, что простаго знакомаго называютъ "ея соотечественникомъ"... не въ первый и не въ послѣдній, конечно, разъ. Такъ какъ ни въ манерахъ, ни въ голосѣ дона Цезара не было и слѣда ревности, она отвѣчала кратко, но неопредѣленно.

-- Да; это грустная исторія. Его отецъ пропалъ безъ вѣсти нѣсколько лѣтъ тому назадъ, и онъ только-что нашелъ его... безпомощнаго и разбитаго параличемъ... въ больницѣ, въ Сакраменто. Ему надо содержать его... а они очень бѣдны.

-- И такъ, значитъ, они не всегда независимы другъ отъ друга... эти отцы и дѣти американцевъ?

-- Нѣтъ, коротко отвѣтила Меми.

Неизвѣстно, почему манеры дона Цезара обижали ее. Его серьезная степенность, при всей мягкости и благовоспитанности, порою раздражали ее сильнѣе даже, чѣмъ непочтительный юморъ Слинна. Она не безъ нетерпѣнія взяла зонтикъ, собираясь уходить. Но донъ Цезаръ уже сошелъ съ коня и привязалъ его къ дереву.

-- Вернемся домой черезъ рощу, я приду за лошадью послѣ. Я не былъ бы такъ назойливъ, прибавилъ онъ съ гордымъ смиреніемъ, еслибы ваша матушка не показалась мнѣ очень странной за все это время. Объ этомъ, Меми, я и хотѣлъ съ вами переговорить. Она совсѣмъ перемѣнилась. Можетъ быть, я не понимаю американскихъ матерей; можетъ быть... кто знаетъ?.. Я какъ-нибудь оскорбилъ этикетъ, не соблюдя должныхъ церемоній... Но вы говорили мнѣ, Меми, что вовсе не нужно переговорить сначала съ нею, что это не въ американскихъ обычаяхъ...

Меми вздрогнула и покраснѣла.

-- Да, заторопилась она, конечно; но ма была дѣйствительно сама не своя въ послѣднее время; быть можетъ, она думаетъ, знаете, что такъ какъ я теперь такая богатая невѣста, то слѣдуетъ посовѣтоваться съ нею на счетъ приданаго.

-- Если такъ, то посовѣтуемся съ нею немедленно, милое дитя! А что касается приданаго, то пусть она распоряжается имъ, какъ ей угодно. Упаси Боже, чтобы кто-нибудь изъ Альваредо когда-либо гонялся за приданымъ. Да и на что оно намъ, моя крошка? Довольно того, что донья Мемита Альваредо не уступитъ въ знатности никакой богатѣйшей невѣстѣ.

Меми не забыла, что всего лишь мѣсяцъ тому назадъ, хотя бы даже она была такъ же равнодушна къ этому человѣку, какъ и теперь, слова его наполнили бы ее восторгомъ! Даже и теперь они ее тронули... потому что ей пріятно было сознаніе, что "знатность" была къ ея услугамъ, стоило захотѣть!

-- Конечно, мой милый, пролепетала она съ дѣтскимъ удовольствіемъ, придававшимъ ея лицу такое прелестное выраженіе, что оно мѣшало вникнуть въ истинный его смыслъ и значеніе; конечно, во намъ незачѣмъ говорить объ этомъ теперь, и, быть можетъ, возстановить противъ себя ма. Она не хочетъ слышать о томъ, чтобы я теперь же вышла замужъ, и будетъ противъ нашей помолвки.

-- Но вы уѣзжаете?

-- Я поѣду въ Нью-Іоркъ сначала и въ Европу, знаете, наивно отвѣчала Меми, еслибы даже мы и были помолвлены. Мнѣ надо заказать себѣ приданое! Здѣсь и одѣться нельзя прилично.

Припоминая о розовомъ ситцевомъ платьѣ, въ которомъ она впервые призналась ему въ любви, онъ сказалъ:

-- Но вы и такъ прелестны. Для меня вы лучше не станете, и если я доволенъ, малютка, тѣмъ, какъ вы одѣты, то поѣдемъ вмѣстѣ заказывать туалеты, которые должны нравиться другимъ людямъ.

Она не ожидала такой настойчивости. Право же, когда такъ, то ей лучше было бы быть помолвленной съ человѣкомъ, въ родѣ Слинна; тотъ бы понялъ ее. Онъ былъ гораздо умнѣе, и ужь, конечно, практичнѣе и больше зналъ людей. Когда Слиннъ обращался къ ней свысока, то съ юмористической снисходительностью болѣе опытнаго существа, а не съ дидактическими стремленьями опекуна. Но она этого не сказала, и ея хорошенькіе глазки тоже этого не выразили, какъ не выразили гнѣва, когда она разговаривала съ Слинномъ. Она кротко сказала:

-- Я никогда не ожидала, чтобы вы, именно вы, захотѣли, чтобы жена ваша поступала не такъ, какъ требуютъ приличія. Но все равно! Не будемъ больше говорить объ этомъ. Можетъ быть, это васъ такъ стѣсняетъ и затрудняетъ, что лучше совсѣмъ оставить.

Не думаю, чтобы молодая особа намѣренно вывела такое не логическое слѣдствіе изъ словъ дона Цезара или, чтобы она предвидѣла дѣйствіе своихъ словъ, но ей свойственно было ихъ сказать и воспользоваться ихъ дѣйствіемъ. При такомъ несправедливомъ обвиненіи гордость его смирилась.

-- Ахъ! неужели вы не видите, почему я хочу ѣхать вмѣстѣ съ вами? сказалъ онъ съ внезапной и неожиданной страстью. Вы красивы; вы добры; небу угодно было сдѣлать васъ и богатой, но вы дитя по неопытности и сами не знаете своего сердца. Съ вашей красотой, добротой и богатствомъ вы будете привлекать всѣхъ къ себѣ -- какъ вы это дѣлаете и здѣсь -- потому что это естественно. Но вы будете безпомощны, малютка, если они закружатъ васъ и если васъ не будутъ связывать никакія узы.

Замѣчаніе это было, неудачно. Слова говорилъ донъ Цезаръ; но мысль она слышала уже раньше отъ матери хотя и съ другимъ выводомъ. Меми слушала дона Цезара съ сверкающимъ, но мечтательнымъ взоромъ. Должно быть есть правда въ томъ, что онъ сказалъ. Мать говоритъ это м-ръ Слиннъ, хотя шутя, но допускаетъ это. Передъ ней блестящая будущность! Вправѣ ли она лишить себя ея, поспѣшно и опрометчиво связавъ себя? Онъ самъ сказалъ что она неопытна. Она знала это; и однако, что же онъ-то теперь дѣлаетъ, какъ не хочетъ воспользоваться ея неопытностью? Если онъ дѣйствительно ее любитъ, то долженъ согласиться на испытаніе. Она отъ него требуетъ того же и готова выйдти за него замужъ, если вернется свободной.

Въ этой мысли, казалось, было такъ много благородства, что она на минуту увлеклась ею и съ сострадательной нѣжностью улыбнулась ему.

-- Вы согласны, Меми?

И торопливо обнялъ ее за талію.

-- Нѣтъ, не теперь, Цезаръ, высвободилась она. Я должна хорошенько подумать; мы оба слишкомъ молоды не должны дѣйствовать опрометчиво, это будетъ нехорошо относительно васъ; вы слишкомъ мало видѣли дѣвушекъ американскихъ, чтобы жениться на первой, съ которой познакомились. Когда я уѣду, вы больше будете выѣзжать. Вотъ у м-ра Слинна есть двѣ сестры, я не удивлюсь, если онѣ умнѣе и образованнѣе меня... и каково мнѣ будетъ, если я узнаю, что только данное слово удерживаетъ васъ отъ того, чтобы въ нихъ не влюбиться.

Она умолкла и опустила глаза.

То была ея первая попытка къ кокетству, такъ какъ, съ свойственнымъ ей очаровательнымъ себялюбіемъ, она была всегда прямодушна и откровенна.

-- Если вы допускаете такую возможность для меня... то значитъ это возможно и съ вами!

Она поняла свою ошибку.

-- Можетъ случиться, что мы больше не увидимся наединѣ, спокойно отвѣтила она, не будемъ тратить время на обвиненіе другъ друга. Условимся лучше, какъ намъ сообщаться другъ съ другомъ, если что-нибудь помѣшаетъ нашему свиданію. Вспомните, что и сегодня мы встрѣтились случайно. Мама, вѣроятно, уже тревожится. Я должна идти домой. Каждую минуту можетъ кто-нибудь пойти меня разыскивать.

-- Но мнѣ надо такъ много сказать. Мы пробыли вмѣстѣ такъ недолго!

-- Вы можете написать.

-- Но что подумаетъ ваша матушка объ этомъ? съ удивленіемъ спросилъ онъ.

Она покраснѣла.

-- Конечно, дома не должны знать, что мы въ перепискѣ. Вы можете какъ-нибудь иначе доставить мнѣ письмо. Постойте! прибавила она съ дѣтской веселостью. Вотъ вамъ почтовый ящикъ. Поглядите!

Она указала на гнилой стволъ сикомора, росшаго неподалеку отъ тропинки. Въ немъ было дупло, наполненное орѣховой скорлупой и сухими листьями, показывавшими, что оно служило убѣжищемъ для бѣлки, почему-то ею покинутымъ.

Донъ Цезаръ съ восхищеніемъ поглядѣлъ на нее и хотѣлъ обнять.

-- Тсъ! что такое? послушайте!

-- Это бѣлка въ вѣтвяхъ, прошепталъ онъ ей на ухо.

-- Нѣтъ; это кто-то идетъ! пустите меня! пожалуйста, Цезарь, милый! Ну вотъ...

Она отвѣтила на его поцѣлуй, высвободилась изъ его объятій и убѣжала.

Донъ Цезаръ, со вэдохомъ прислушивался къ замирающему звуку ея шаговъ и взглянулъ на дерево, какъ бы желая запечатлѣть его въ своей памяти.

Онъ былъ правъ въ объясненіи причины внезапнаго шороха, помѣшавшаго ихъ свиданію. Пара блестящихъ, милыхъ глазокъ смотрѣла на него съ вѣтки сосѣдняго дерева. То была бѣлка, которая раньше людей собиралась серьезно и дѣловито осмотрѣть дупло, но вѣжливо воздержалась при ихъ появленіи. Теперь, когда они ушли, она привела свое намѣреніе въ исполненіе.

IV.

Очевидно, недовольное результатомъ своихъ изслѣдованій, доказавшихъ, что дупло непригодно для храненія запасовъ скромной бѣлки, хотя и могло хранить любовныя посланія отважныхъ людей, маленькое животное принялось немедленно приводить его въ порядокъ. Она прежде всего разбросала пропасть сухихъ листьевъ, смела гнѣздо древесныхъ пауковъ, разогнала колонію муравьевъ, но вдругъ встрѣтила на своемъ пути болѣе серьезное препятствіе, а именно сложенную вчетверо бумагу, съ которой никакъ не могла справиться. Поэтому она оставила ее на мѣстѣ и только прикрыла свѣжими листьями.

Но каковы же были ея ярость и негодованіе, когда, вернувшись черезъ нѣсколько дней, она нашла въ приготовленномъ ею для себя домѣ другую бумажку, свернутую какъ и прежняя, но только гораздо бѣлѣе и новѣе. Этого бѣлка уже рѣшительно не могла вынести и такъ какъ къ тому же бумажка была меньше первой и не задѣвала за стѣнки дупла, то ей удалось энергическими ударами хвостика вышвырнуть ее изъ дупла и бумажка позорно полетѣла на землю. Тамъ ее замѣтили зоркіе глаза вороны; она немедленно слетѣла съ дерева и схватила бумажку. Бумажка оказалась несъѣдобной, но ворона тѣмъ не менѣе унесла ее въ клювѣ, будучи изъ породы любителей коллекцій. Но усѣвшись на вѣткѣ дерева, она съ обычной разсѣянностью низшаго животнаго забыла о первоначальномъ намѣреніи и равнодушно выронила бумажку изъ клюва. Бумажка попала за сосѣдній кустъ, гдѣ и пролежала до вечера, когда пробѣгавшая мимо дикая кошка, направлявшаяся въ курятникъ къ Мольреди, толкнувъ кустъ, свалила бумажку, и, увидѣвъ, какъ мелькнуло что-то бѣлое, со страху забѣжала въ сосѣдній кустъ.

Но треволненія бѣлки тѣмъ не кончились. На слѣдующій день молодой человѣкъ, сопровождавшій молодую женщину, пришелъ одинъ къ дуплу, и бѣлка только-только успѣла изъ него выскользнуть, какъ онъ запустилъ въ него руку и принялся шарить. Восхищеніе, выразившееся на его серьезномъ и тревожномъ лицѣ отъ того, что письмо исчезло и, значитъ, было кѣмъ-то взято, ясно доказывало, что онъ туда его положилъ и, быть можетъ, пробудило смутное воспоминаніе у вороны и даже угрызеніе совѣсти, такъ какъ она даже громко закаркала. Но молодой человѣкъ скоро ушелъ, и бѣлка опять могла занять свое жилище.

Прошла недѣля. Скучное, тяжкое время для дона Цезара, который ничего не слышалъ о Меми и не видѣлъ ее съ ихъ послѣдняго свиданія. Слишкомъ проникнутый чувствомъ собственнаго достоинства, чтобы идти къ Мольреди послѣ двусмысленнаго поведенія хозяйки дома и слишкомъ гордый, чтобы бродить около него, подкарауливая случайную встрѣчу съ ея дочерью, какъ бы сдѣлалъ обыкновенный влюбленный, онъ скрывалъ мрачныя мысли въ монастырской тѣни усадьбы Лосъ-Гатосъ или же находилъ облегченіе въ бѣшеной скачкѣ днемъ и ночью по большой дорогѣ. Не разъ мимо почтовой кареты проносился вихремъ точно тѣнь, всадникъ, и только огонекъ его сигары показывалъ, что то былъ человѣкъ, а не привидѣніе.

Въ одну изъ такихъ бѣшеныхъ прогулокъ онъ долженъ былъ остановится раннимъ утромъ передъ кузницей въ Красномъ Догѣ и поручить кузнецу укрѣпить ослабѣвшую подкову, а самъ въ ожиданіи взялся за газету. Донъ Цезаръ рѣдко читалъ газеты, но, увидя, что то были "Извѣстія", сталъ проглядывать ея столбцы. Знакомое имя внезапно бросилось ему въ глаза. Съ сердцемъ бившимся и стучавшимъ въ унисонъ съ кузнечнымъ молотомъ, онъ прочиталъ слѣдующее:

"Нашъ именитый согражданинъ, Эльвинъ Мольреди, эсквайръ, уѣхалъ изъ города третьяго дня, чтобы присутствовать на важномъ собраніи директоровъ Краснодоговой минной компаніи въ Сан-Франциско. Общество съ сожалѣніемъ услышитъ, что м-съ Мольреди и ея очаровательная дочка, намѣревавшіяся отправиться въ Европу въ концѣ мѣсяца, воспользовались случаемъ сопровождать м-ра Мольреди до Сан-Франциско по пути на востокъ.

"М-съ и миссъ Мольреди намѣрены посѣтить Лондонъ. Парижъ и Берлинъ и пробудутъ въ отсутствіи три года. Возможно, что м-ръ Мольреди позднѣе съѣдется съ ними въ одной изъ этихъ столицъ. Весь городъ очень сожалѣетъ, что при такихъ обстоятельствахъ не могъ устроить проводы, достойные уважаемой семьи и той симпатіи, какую къ нимъ питаютъ въ Красномъ Догѣ".

Газета выпала у него изъ рукъ. Уѣхала! не написавъ ни единаго слова! Нѣтъ, это невозможно! Тутъ какая-то ошибка; она написала, да письмо еще не дошло. "Третьяго дня!" онъ могъ еще получить письмо изъ Сан-Франциско! Ахъ!.. а дерево-то!

Конечно, письмо лежало въ дуплѣ, онъ не ходилъ туда уже съ недѣлю. Почему онъ не подумалъ объ этомъ раньте. Онъ виноватъ во всемъ, а не она. Быть можетъ, она уѣхала, подумавъ, что онъ измѣнилъ ей! деревенскій медвѣдь!

-- Чортъ васъ возьми! что, вы намѣрены продержать меня здѣсь цѣлую вѣчность!

Кузнецъ выпучилъ на него глаза. Донъ Цезарь вдругъ вспомнилъ, что онъ говорилъ, какъ и думалъ... по испански.

-- Десять долларовъ прибавки, мой другъ, если отпустите меня черезъ пять минутъ.

Кузнецъ разсмѣялся.

-- Вотъ это по-американски. И живѣе принялся за работу. Донъ Цезаръ опять принялся за газету. Тамъ былъ другой параграфъ, напомнившій ему о послѣднемъ свиданіи съ Меми:

"М-ръ Гарри Слиннъ младшій, издатель этой газеты, только-что переѣхалъ въ домъ, первоначально занимаемый Эльвнномъ Мольреди, эсквайромъ, и который уже сталъ историческимъ въ околодкѣ. М-ръ Слиннъ перевезъ съ собой отца м-ра Слинна эсквайра, и двухъ сестеръ. М-ръ Слиннъ, старшій, страдавшій нѣсколько лѣтъ отъ паралича, медленно поправляется и по совѣту врачей предпочелъ живительный воздухъ здѣшнихъ холмовъ разслабляющему зною Сакраменто".

Дѣло скоро уладилось, размышлялъ донъ Цезарь не безъ ревности.

Черезъ пять минутъ онъ уже скакалъ къ дереву. Вотъ онъ опускаетъ руку въ дупло. Нѣтъ! письма нѣтъ! онъ роется въ немъ обѣими руками: и... что это?.. бумага хруститъ подъ его пальцами... Радость охватила его душу, но увы! скоро смѣнилась разочарованіемъ.

Вынутое имъ письмо было, очевидно, не къ нему; конвертъ былъ изъ самой простой сѣрой бумаги, имѣлъ грязный, залежавшійся видъ и былъ надписанъ карандашамъ, который почти стерся; при этомъ въ немъ остались какіе-то твердые кусочки, точно руда или металлъ.

Онъ съ трудомъ разобралъ полустертую надпись: "м-съ Меми Слиннъ", да и то только потому, что это имя въ послѣднее время особенно навязывалось ему. Въ своемъ разочарованіи и досадѣ онъ заподозрилъ, что это неприличная шутка Слинна надъ нимъ, шутка, въ которой, быть можетъ, участвовала Меми: эти американцы такіе вульгарные.

Онъ держалъ конвертъ въ дрожащихъ рукахъ. Онъ могъ разорвать его, если хотѣлъ и ознакомиться съ его содержаніемъ; но оно было адресовано не къ нему, а инстинктъ чести былъ въ немъ всесиленъ, несмотря на бѣшенство. Нѣтъ, Слиннъ вскроетъ письмо при немъ и отвѣтитъ за все.

Онъ поскакалъ къ старому дому Мольреди и, привязавъ коня къ изгороди, вошелъ въ домъ. Дверь была гостепріимно растворена, но когда онъ переступилъ за порогъ, то очутился лицомъ къ лицу съ двумя хорошенькими дѣвушками. То были, очевидно, сестры Слинна, о которыхъ онъ совсѣмъ было и позабылъ.

-- Мы видѣли, какъ вы подъѣхали, сказала старшая непринужденно. Вы донъ Цезаръ Альваредо. Братъ говорилъ намъ о васъ.

Эти слова привели дона Цезара въ себя и напомнили ему о вѣжливости. Не могъ же онъ ссориться съ красивыми незнакомыми дѣвушками при первомъ свиданіи. Онъ долженъ объясниться съ ихъ братомъ въ другомъ мѣстѣ.

-- Братъ Гарри уѣхалъ въ Красный Догъ, продолжала старшая изъ дѣвушекъ, Эсфирь; онъ будетъ очень жалѣть, что вы не застали его; м-съ Мольреди говорила ему о васъ, вы, кажется, были ихъ домашнимъ другомъ. Вы были, конечно, коротко знакомы съ ихъ дочерью Меми; говорить, она прехорошенькая.

Хотя донъ Цезарь убѣдился теперь, что Слиннъ не могъ знать о странномъ поведеніи съ нимъ Меми, его смущалъ этотъ разговоръ.

-- Миссъ Мольреди очень хороша собой, сказалъ онъ серьезно и вѣжливо, какъ и всѣ ея соотечественницы, вообще. Она уѣхала очень неожиданно, прибавилъ онъ съ притворнымъ спокойствіемъ.

-- Они, кажется, разсчитывали оставаться здѣсь дольше, но что-то помѣшало. Я знаю, что братъ былъ очень удивленъ, когда м-ръ Мольреди сказалъ ему, что онъ можетъ, если хочетъ, тотчасъ же переѣхать, такъ какъ самъ онъ займетъ большой домъ.

Донъ Цезаръ всталъ и раскланялся.

-- Вы уже уходите? томно спросила Эофирь; если такъ, то, проходя по саду, загляните къ бѣдному папа. Онъ тамъ гдѣ-то около рощи, и мы не любимъ оставлять его подолгу одного. Если вы увидите, что ему что-нибудь требуется, кликните насъ, пожалуйста. А у насъ теперь столько дѣла, что самимъ бѣжать къ нему некогда.

Донъ Цезаръ хотѣлъ было извиниться; но внезапное сочувствіе въ чужому страданію, проснувшееся въ немъ и сопровождающее всякое благородное горе, остановило его. Онъ поклонился въ знакъ согласія и ушелъ. Дѣвушки слѣдили за нимъ, пока онъ не скрылся изъ вида.

-- Ну, сказала меньшая, уже теперь меня никто не увѣритъ, что между нимъ и Меми Мольреди ничего не было.

Ужь если это не обманутый любовникъ, то у меня нѣтъ главъ.

-- Если такъ, то тебѣ не слѣдовало глядѣть на него такъ нѣжно, точно ты не прочь утѣшить его, уколола ее Эсфирь.

Между тѣмъ донъ Цезаръ отправился на поиски старика Слинна и нашелъ его на скамьѣ подъ развѣсистымъ деревомъ.

Онъ сидѣлъ, положивъ руки на колѣни, и глядѣлъ разсѣянно передъ собой.

Онъ слегка вздрогнулъ, когда донъ Цезаръ остановился передъ нимъ, и перевелъ глаза на него. Молодой человѣкъ былъ удивленъ, увидѣвъ, что бѣдняга былъ вовсе не такъ старъ, какъ онъ думалъ, и что выраженіе его лица было спокойное и даже счастливое.

-- Ваши дочери сказали мнѣ, что вы здѣсь, поклонился ему съ ласковымъ почтеніемъ донъ Цезаръ. Я -- Цезаръ Альваредо, вашъ близкій сосѣдъ; очень радъ познакомиться съ вами и вашимъ семействомъ.

-- Мои дочери? сказалъ старикъ разсѣянно; о, да! онѣ хорошенькія дѣвочки. А сынокъ мой, Гарри? вы видѣли Гарри? миленькій крошка, неправда ли?

-- Я радъ слышать, что вы поправляетесь, поспѣшно сказалъ донъ Цезаръ. Богъ да благословитъ васъ, сеньоръ, и возвратить вамъ скорѣе здоровье и счастіе.

-- Счастіе? съ удивленіемъ сказалъ Слиннъ. Я счастливъ... очень счастливъ. У меня есть все, что мнѣ надо; хорошій воздухъ, хорошая пища, теплое платье, хорошенькія дѣтки, добрые друзья... Ваше имя... васъ зовутъ Ma...

-- Альваредо, поправилъ мягко донъ Цеэаръ... Цезаръ Альваредо.

-- Вы сказали: Мастерсъ, настаивалъ старикъ съ внезапной сварливостью.

-- Нѣтъ, добрый другъ, я сказалъ: Альваредо, серьезно отвѣчалъ донъ Цезаръ.

-- Если вы не сказали: Мастерсъ, то почему же я сказалъ? я не знаю никакого Мастерса.

Донъ Цезарь молчалъ. Черезъ минуту выраженіе счастливаго спокойствія вернулось на лицо Слинна, и донъ Цезарь продолжалъ:

-- Ко мнѣ недалеко, отсюда черезъ холмы, хотя по дорогѣ дальше; когда вы совсѣмъ поправитесь, милости просимъ. Вы дойдете до рощи, а тамъ...

Онъ замолкъ, потому что лицо больнаго выразило безпокойство. Частію, чтобы развлечь его, частію по какой-то необъяснимой идеѣ, вдругъ охватившей его, донъ Цезарь продолжалъ:

-- Тамъ есть странное дерево около дорожки, съ дупломъ. И въ этомъ дуплѣ я нашелъ это письмо.

Онъ снова умолкъ на этотъ разъ въ испугѣ. Слиннъ вскочилъ на ноги съ блѣднымъ, искаженнымъ лицомъ и глядѣлъ на письмо, которое донъ Цезаръ вынулъ изъ кармана. Мускулы его горла напряглись, точно онъ глоталъ что-то; губы шевелились, но не издавали ни звука. Наконецъ, конвульсивнымъ усиліемъ ему удалось пролепетать нѣсколько словъ едва слышнымъ голосомъ.

-- Мое письмо, мое письмо! Оно мое! отдайте его мнѣ! Это мое богатство! все мое! въ шахтѣ... на холмѣ! Мастерсъ укралъ его! укралъ мое богатство! Укралъ все! Видите! видите!

Онъ схватилъ письмо изъ рукъ дона Цезара и разорвалъ конвертъ: нѣсколько желтыхъ песчинокъ выпало изъ него, величиной съ дробь, и упало на землю.

-- Видите, видите, что это правда! Мое письмо! мое золото! моя шахта! Мой... мой... мой Богъ!

Дрожь пробѣжала у него по лицу. Рука, державшая письмо, внезапно упала какъ плеть. Онъ покачнулся и, выскользнувъ изъ рукъ дона Цезара, упалъ на землю.

Донъ Цезаръ поспѣшно наклонился къ нему, но только затѣмъ, чтобы удостовѣриться, что онъ живъ и дышетъ, хотя и недвижимъ.

Послѣ того донъ Цезаръ поднялъ письмо и, пробѣжавъ его сверкающими глазами, сунулъ въ карманъ вмѣстѣ съ образчиками золота. Затѣмъ поспѣшно поглядѣлъ на дорогу. Каждая минута была ему теперь дорога; но онъ не могъ оставить больнаго на большой дорогѣ, не могъ и снести его въ домъ. Но вдругъ онъ вспомнилъ, что лошадь его такъ и осталась привязанной къ изгороди. Онъ пойдетъ за ней и положитъ черезъ сѣдло несчастнаго. Онъ съ трудомъ приподнялъ его съ земли и положилъ на скамью и затѣмъ побѣжалъ къ своей лошади. Онъ недалеко еще ушелъ, какъ услышалъ стукъ колесъ и лошадиный топотъ. То неслась почтовая карета. Онъ хотѣлъ позвать кучера на помощь. Но тотъ привсталъ на козлахъ и хлесталъ изо всей мочи испуганныхъ лошадей, которыя пролетѣли вихремъ мимо скамейки.

Часомъ позже, когда карета подъѣзжала къ гостиницѣ Краснаго Дога, кучеръ сошелъ съ козелъ весь блѣдный, но молчаливый. Когда же онъ проглотилъ рюмку виски залпомъ, то обернулся къ удивленному почтальону.

-- Одно изъ двухъ, Джимъ, сказалъ онъ мрачно,-- или скамейку снесутъ съ дороги, или меня на кладбище. Я опять его видѣлъ!...

V.

Никакихъ подробностей о вторичномъ припадкѣ у старика Слинна, кромѣ того, что коротко сообщилъ объ этомъ донъ Цезаръ, а именно: что онъ нашелъ его въ безчувственномъ состояніи на скамейкѣ подъ деревомъ,-- не было извѣстно. Это никого не удивило. Это согласовалось съ предсказаніями д-ра Дюшена о возможности повторенія перваго припадка. Молодой испанецъ уѣхалъ на другой день изъ Лосъ Гатоса и ушелъ не только изъ рукъ дѣятельнаго издателя "Извѣстій", но и не могъ прочитать благодарственной замѣтки, въ которой сообщалось на слѣдующій день объ его добротѣ и вѣжливости. Предсказанія д-ра Дюшена оправдались однако не вполнѣ: онъ говорилъ, что за вторымъ припадкомъ послѣдуетъ или полное выздоровленіе или смерть. Но старикъ Слиннъ не умеръ; а также не вернулись къ нему и его прежнія умственныя способности. Онъ, повидимому, впалъ въ прежнюю физическую слабость; улучшеніе въ его состояніи, наступившее было за послѣдній мѣсяцъ -- было утрачено, а перемѣны въ умственномъ никакой не произошло, кромѣ того, что онъ не помнилъ о припадкѣ и о присутствіи дона Цезара,-- и это оказалось обстоятельствомъ благопріятнымъ. По крайней мѣрѣ д-ръ Дюшенъ придавалъ особенное значеніе этому симптому, и его разспросы больнаго отличались большей чѣмъ обыкновенно настойчивостью.

-- Вы увѣрены, что не помните, какъ ходили по саду, прежде чѣмъ заболѣли? Смотрите, подумайте хорошенько. Вы должны это помнить.

Глаза старика безпокойно забѣгали по комнатѣ, но онъ отрицательно покачалъ головой.

-- И вы не помните, какъ сидѣли на камнѣ при дорогѣ?

Старикъ съ рѣшимостью уставился глазами въ одѣяло.

-- Нѣтъ! отвѣтилъ онъ не безъ твердости въ голосѣ, совсѣмъ для него новой.

Глаза доктора повеселѣли.

-- Ладно, старикъ, ладно.

Уходя, онъ указалъ старшей миссъ Слиннъ, отведя ее въ сторону.

-- Онъ поправится: онъ начинаетъ врать.

-- Да вѣдь онъ сказалъ только, что не помнитъ?

-- Потому что не хочетъ помнить, съ авторитетомъ объявилъ докторъ. Мозгъ работаетъ подъ впечатлѣніемъ или болѣзненнымъ или непріятнымъ, или такимъ неопредѣленнымъ, что онъ не можетъ его формулировать; онъ это сознаетъ и не хочетъ даже дѣлать попытокъ. Все же это лучше, чѣмъ его прежнее самодовольное безпамятство.

Фактъ признанія кучеромъ омнибуса въ Слиннѣ того самаго человѣка, котораго хватилъ параличъ три года тому назадъ, всѣ уже знали. Докторъ пришелъ сіяющій.

-- Теперь все ясно, рѣшительно объявилъ онъ.-- Второй ударъ произошелъ отъ нервнаго потрясенія, испытаннаго на томъ самомъ мѣстѣ, на которомъ произошелэ первый. Это доказываетъ, что его мозгъ все еще удерживаетъ старыя впечатлѣнія. Первое пробужденіе памяти было для него непріятно, и напряженіе оказалось не подъ силу. Это очень жаль; но это хорошій признакъ.

-- И вы думаете, значитъ...

-- Я думаю, что дѣятельность мозга все еще существуетъ: онъ старается забыть и избѣгаетъ объ этомъ думать. Вы увидите, онъ будетъ уклоняться отъ всякихъ намековъ и сумѣетъ хитро избѣжать ихъ.

И оно такъ и было. Вѣрна или нѣтъ была гипотеза доктора, но фактъ тотъ, что когда онъ впервые повезъ кататься своего паціента, тотъ, повидимому, не обратилъ никакого вниманія на скамью подъ деревомъ и отказался на отрѣзъ говорить о ней. Но что было еще многозначительнѣе для Дюшена и, быть можетъ, даже нѣсколько загадочно, это угрюмая разсѣянность паціента, смѣнившая его прежнее безсмысленное довольство и недовѣріе къ окружающимъ. Дочери видѣли порой, что онъ глядитъ на нихъ внимательно и зорко, чтобы не сказать подозрительно, и даже сынъ замѣчалъ скрытую антипатію къ нему отца при свиданіяхъ съ нимъ.

Приписывая это обстоятельство его несчастной болѣзни, дѣти отчасти оправдывали отчужденіе отъ нихъ отца: они очень мало обращали на него вниманія. Они были болѣе пріятно заняты. Обѣ дѣвушки получили въ околодкѣ положеніе, занимаемое прежде Меми Мольреди, и раздѣляли другъ съ другомъ вниманіе жителей Краснаго Дога. Юный издатель "Извѣстій" дѣйствительно достигъ удачи, какъ шутливо предсказывалъ, благодаря короткости съ Мольреди. Исчезновеніе дона Цезара считали уступкой поля дѣйствія болѣе счастливому сопернику; и всѣ думали, что Гарри обрученъ съ дочерью милліонера и довѣренное его лицо. Двѣ или три удачныхъ спекуляціи явились результатомъ магическаго или счастливаго имени Мольреди. По мнѣнію суевѣрныхъ золотопромышленниковъ, главная сила этой удачи заключалась въ томъ, что онъ поселился въ старомъ домѣ.

-- Подумать, замѣтилъ одинъ изъ авгуровъ Краснаго Дога,-- французъ Петъ, болтливый шутникъ, что когда все это чортово дурачье набросилось на участки земли въ той мѣстности, гдѣ найдено было золото, никому не пришло въ голову залѣзть въ капусту стараго плута!

Послѣднія сомнѣнія въ союзѣ двухъ фамилій были разсѣяны дружбой, возникшей между старшимъ Слинномъ и милліонеромъ, по возвращеніи послѣдняго изъ Сан-Франциско.

Она началась съ страннаго чувства жалости къ физической слабости человѣка, снискавшаго симпатію Мольреди, громадная сила котораго не была подорвана привычкой къ роскоши, и который все еще могъ показать своимъ рабочимъ примѣръ упорнаго труда; дружба поддерживалась страннымъ и суевѣрнымъ уваженіемъ къ умственному состоянію Слинна, въ силу предразсудка невѣжественныхъ людей, заставляющаго ихъ видѣть особенную духовную мудрость въ полоумныхъ.

Когда физическія силы больнаго возстановились, Эльвинъ Мольреди удивилъ однажды его семью, принеся цѣлую груду писемъ и счетовъ, и, положивъ ихъ передъ кресломъ Слинна, пригласилъ его разобраться съ этимъ матеріаломъ. Идея эта показалась забавной, пока не выяснилось, что старикъ вполнѣ способенъ исполнять канцелярскую работу и выказываетъ даже необыкновенную умственную дѣятельность и способность къ этого рода занятіямъ. Д-ръ Дюшенъ былъ въ восторгѣ и восхищался какъ успѣхами своего паціента, такъ и догадливостью милліонера.

И есть еще завистливые люди, говорили кругомъ, увѣряющіе, что этотъ человѣкъ, сообразившій, чѣмъ занять слабоумное существо, не утруждая его памяти или разсудка -- простой дуракъ! А я вамъ скажу, сэръ, вотъ что: быть можетъ не требуется много ума, чтобы найти золотоносную жилу, и это даръ Провидѣнія. Но сколько ни живу на свѣтѣ, никогда не видалъ, чтобы Провидѣніе награждало дураковъ или проливало свои милости надъ болванами...

Когда м-ръ Слиннъ, при помощи костылей, получилъ возможность ежедневно являться въ великолѣпную контору м-ра Мольреди, ему отвели мѣсто съ роскошной конторкой изъ розоваго дерева, позади кресла самого м-ра Мольреди, какъ довѣренному клерку и личному секретарю. Удивленію Краснаго Дога и Сакраменто при этомъ удивительномъ фактѣ не было границъ; но смѣлость и новизна идеи всѣхъ поражала.

Судья Бутсъ, оракулъ въ Сакраменто, высказалъ свое заключеніе:

-- Онъ выбралъ человѣка, который физически не способенъ убѣжать съ его деньгами и настолько лишенъ памяти, чтобы не удержать его идеи. Ничего лучшаго и не придумать.

Даже родной сынъ, Гарри, увидѣвъ отца на его посту, на минуту проникся сыновнимъ почтеніемъ и впродолженіи одного или двухъ дней снисходительно обращался съ нимъ.

Въ своей новой должности Слиннъ сталъ повѣреннымъ не только всѣхъ дѣловыхъ тайнъ, но даже и семейныхъ отношеній Мольреди. Онъ зналъ, что молодой Мольреди изъ оболтуса превратился въ городскаго прощалыгу съ наклонностями къ пьянству и картежной игрѣ. Черезъ руки старика проходили безумные счеты и векселя, по которымъ приходилось уплачивать отцу; онъ же показалъ разъ Мольреди превосходно поддѣланную его сыномъ подпись.

-- Ваши глаза не такъ зорки, какъ мои, сказалъ Мольреди внушительно. Подпись моя, настоящая. Я иногда вывожу такія у. Я совсѣмъ забылъ про этотъ чекъ. Не думайте, что вы одни безпамятны, попытался онъ пошутить.

Черезъ руки же Слинна шли всѣ отчеты о расточительности м-съ Мольреди и хорошенькой Меми, ровно какъ и хроника объ ихъ фешенебельной жизни и тріумфахъ. Такъ какъ Мольреди уже раньше замѣтилъ, что Слиннъ не довѣряетъ своему семейству, то и не пытался скрывать отъ него эти семейныя подробности.

-- Тысяча двѣсти долларовъ хорошая цѣна за платье, но ужь я знаю, что Мальви не ударитъ лицомъ въ грязь въ Тюльери и не захочетъ, чтобы Меми была хуже одѣта разныхъ тамъ графинь и герцогинь. Она пишетъ, что Меми говоритъ уже по-французски, какъ француженка. Онѣ встрѣтили дона Цезара въ Парижѣ. Но, кажется, что съ нимъ у нихъ все покончено. И мнѣ непріятно, что она такъ круто повернула дѣло и знаете ли почему? Потому что я думаю, что донъ Цезаръ опасный врагъ.

-- Кто такой донъ Цезаръ? спросилъ Слиннъ.

-- Человѣкъ, который васъ подобралъ въ тотъ день, какъ съ вами случился припадокъ.

Но Слиннъ непритворно не помнилъ ничего, что съ нимъ было до и во время припадка.

Тѣмъ временемъ дни шли за днями, а Мольреди все богатѣлъ. Деньги точно сыпались на него; самыя рискованныя предпріятія удавались ему. Люди, выше его поставленные, ухаживали за нимъ, равные преклонялись передъ нимъ, а низшіе чуть не молились на него. Но онъ держалъ себя и безъ спѣси, и даже безъ всякаго сознанія своего достоинства. Неизбѣжно вынужденный, въ качествѣ директора и предсѣдателя различныхъ акціонерныхъ компаній, принимать участіе въ роскошныхъ пиршествахъ и банкетахъ, дома онъ велъ самую скромную жизнь и довольствовался самой простой пищей. Онъ ничего не пилъ, кромѣ воды. Не получивъ никакого образованія, онъ, однако, рѣдко бывалъ пошлъ и никогда не бывалъ неделикатенъ. Не будучи пуританиномъ въ манерахъ и разговорѣ, онъ, казалось, столь же былъ далекъ отъ пороковъ цивилизаціи, какъ и отъ ея добродѣтелей. Что такой человѣкъ могъ мало дать и мало получить отъ общества женщинъ -- это само собой разумѣется. А потому, не пользуясь фактически одиночествомъ, онъ былъ грустно одинокъ, въ сущности, среди людей.

Декабрь мѣсяцъ подходилъ къ концу. Наканунѣ Рождества данъ былъ отпускъ всѣмъ служащимъ въ конторѣ, и м-ръ Мольреди только-что подписалъ многое множество чековъ съ обычнымъ дѣловымъ, не хвастливымъ видомъ, и щедрость его была принята служащими также просто, какъ и была оказана.

Слегка юмористическимъ тономъ проговоренное: "благодарствуйте, сэръ", должно было доказать и ихъ благодарность, и ихъ независимость.

Всѣ разошлись, но въ конторѣ тѣмъ не менѣе горѣлъ огонь. Въ ней оставались самъ хозяинъ и его личный секретарь.

-- Могу себѣ представить, какъ веселится теперь моя старуха и Меми, въ раззолоченныхъ салонахъ Петербурга или Берлина. Брилліанты, которые я заказалъ у Тиффани, онѣ должны уже получить теперь. Меми можетъ отпраздновать Рождество, какъ слѣдуетъ, во всѣхъ военныхъ доспѣхахъ. Должно быть, это водится въ чужихъ земляхъ -- дѣлать подарки на Новый годъ, и я писалъ моей старухѣ, что все, что она подаритъ, должно быть въ калифорнійскомъ вкусѣ -- не то что какіе-нибудь поддѣльные каменья, да мѣдные вызолоченные часы. Если она захочетъ что-нибудь подарить тамошнимъ важнымъ господамъ, то пусть выберетъ что-нибудь такое, чтобы Савименто не ударилъ лицомъ въ грязь. Я показывалъ вамъ булавку, которую купила мнѣ Меми въ Парижѣ. Это Рождественскій подарокъ мнѣ и должно быть стоилъ не дешево. Желалъ бы я знать, сколько Меми за нее заплатила?

-- Вамъ легко это узнать; вотъ счетъ; вы по немъ заплатили вчера, сказалъ Слиннъ.

Въ голосѣ старика не было и тѣни ироніи и, точно такъ же не было ея и въ отвѣтѣ Мольреди, спокойно возразившаго:

-- Вѣрно; что-то около тысячи франковъ; но французскія деньги, знаете, дешевле американскихъ долларовъ.

Наступило молчаніе и когда Мольреди снова заговорилъ, то сказалъ:

-- Кстати, Слиннъ, я придумалъ одну штуку для васъ.

Онъ вдругъ умолкъ; всегда зорко слѣдя, чтобы хилый секретарь его не утомился черезъ мѣру, онъ вдругъ замѣтилъ легкую тѣнь на его лицѣ и продолжалъ безпечно:

-- Но мы поговоримъ объ этомъ завтра; одинъ день или два не составятъ для насъ разницы въ этомъ дѣлѣ. Можетъ быть, я зайду къ вамъ. Контору-то запрутъ вѣдь.

-- Значитъ, вы куда-нибудь отправляетесь? спросилъ Слиннъ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Мольреди нетвердо.

Ему вдругъ пришло въ голову, что ему некуда ѣхать, еслибы даже онъ и захотѣлъ, и онъ продолжалъ, какъ бы въ поясненіе:

-- Мнѣ, собственно говоря, нечего дѣлать на праздникахъ. Но вамъ незачѣмъ сюда приходить.

Онъ помогъ старику встать, помогъ ему надѣть пальто и подалъ ему трость, которою тотъ недавно замѣнилъ костыли.

-- До свиданія, старина. Сидите спокойно дома и ждите. Берегите себя.

Онъ слегка потрепалъ его по плечу и вернулся назадъ въ контору. Нѣкоторое время онъ работалъ за конторкой, затѣмъ отложилъ перо, методически свернулъ бумаги и положилъ большой пакетъ на столъ своего личнаго секретаря. Послѣ того отперъ дверь конторы и спустился по лѣстницѣ въ парадныя комнаты дома. Но тутъ было такъ пусто и грустно, что онъ показался здѣсь самому себѣ незванымъ гостемъ. Оттуда онъ направился въ верхній этажъ, на самый конецъ своего новаго великолѣпнаго дома, въ ту часть его, которая еще не была отдѣлана, тамъ отперъ дверь, которая вела въ какое-то помѣщеніе, и настежь раскрылъ ее.

VI.

Комната, въ которую онъ вошелъ, была, вѣрнѣе сказать, родъ чердака или кладовой, куда снесена вся прежняя мебель и домашняя утварь семейства Мольреди. Эта утварь напоминала о скромномъ происхожденіи новоиспеченнаго милліонера и м-съ Мольреди не желала, чтобы кто-нибудь ее видѣлъ, а потому запрятала подальше на чердакъ. Тутъ находились старыя колыбели Абнера и Меми; тусклое зеркальце, отражавшее ихъ дѣтскія, вымытыя на-чисто мыломъ рожицы и нарядная воскресная шляпа Меми; старая швейная машинка, отслужившая свой вѣкъ; старый аккордіонъ, подъ звуки котораго Меми пѣла гимны; старыя картины, книги и старыя дѣтскія игрушки. Въ числѣ картинъ была одна хромолитографія изъ Illustrated London News, изображавшая семейное сборище на Рождествѣ въ старинномъ, англійскомъ деревенскомъ домѣ. Мольреди остановился, поднялъ картинку, примелькавшуюся ему въ былое время, и посмотрѣлъ на нее съ новымъ и страннымъ интересомъ.

Онъ думалъ: увидитъ ли Меми нѣчто подобное въ Англіи и почему онъ не могъ ничего такого устроить здѣсь, въ своемъ собственномъ великолѣпномъ домѣ и провести Рождество въ кругу семьи и дѣтей? Онъ припомнилъ одно былое Рождество, когда онъ привезъ Меми ту самую куклу, которая валялась теперь безъ головы въ углу кладовой. Тамъ же стояла и сломанная деревянная лошадка, подаренная имъ Абнеру также въ одинъ изъ Рождественскихъ праздниковъ,-- Абнеру, который завтра долженъ скакать на кровномъ скакунѣ въ Спрингсѣ! Какъ все перемѣнилось! Всѣ они разсѣялись по бѣлу свѣту... а вѣдь было бы гораздо пріятнѣе снова собраться всѣмъ вмѣстѣ здѣсь? Но было ли бы это пріятнѣе имъ? Нѣтъ! Однако надобно ему придумать себѣ какое-нибудь дѣло, чтобы не чувствовать себя завтра такимъ одинокимъ. Но что же такое ему еще надо? У него есть дѣло: управлять своимъ громаднымъ состояніемъ. Чего еще человѣку требуется? Съ его стороны довольно низко желать еще чего-нибудь, послѣ того какъ онъ могъ доставить женѣ и дѣтямъ все, чего имъ хочется. Онъ осторожно положилъ картину, обмахнувъ предварительно шелковымъ носовымъ платкомъ пыль съ рамы и стола, и медленно вышелъ изъ комнаты.

Стукъ дождя сопровождалъ его по лѣстницѣ, но онъ старался не замѣчать этого и прогнать изъ головы мысль о непогодѣ вмѣстѣ съ другими мыслями, когда снова отворилъ дверь конторы. Тамъ усѣлся онъ за работу при свѣтѣ потухавшаго дня и работалъ до тѣхъ поръ, пока китаецъ не пришелъ сказать ему, что ужинъ -- трапеза, которою Мольреди благоговѣйно замѣнялъ поздній обѣдъ современной цивилизованности -- поданъ въ столовой. Мольреди машинально пошелъ туда, но когда вошелъ въ столовую, то при видѣ одинокаго прибора на пустынной бѣлой скатерти, дожидавшаго его, остановился.

-- Принесите мнѣ лучше ужинать въ контору, внезапно сообразилъ онъ.

И тамъ онъ поужиналъ съ обычнымъ здоровымъ аппетитомъ, который не нуждался для поощренія въ компаніи. Онъ только-что кончилъ ужинать, какъ вошла его кухарка ирландка -- единственная женская прислуга въ домѣ -- и отпросилась въ гости на сегодняшній вечеръ и на весь слѣдующій день.

-- Ваша милость, разумѣется, не будете кушать дома на Рождество? А меня зовутъ двоюродныя сестры и братья къ себѣ въ Савименто.

-- Почему вы ихъ не пригласите сюда? спросилъ Мольреди съ новымъ смутнымъ соображеніемъ. Я готовъ ихъ угостить.

-- Боже благослови васъ за это великодушіе! Но имъ и мнѣ хотѣлось бы провести этотъ день у себя дома.

Это было такое естественное желаніе, что Мольреди подавилъ вздохъ, давая требуемое позволеніе.

Онъ могъ самъ приготовить себѣ завтракъ; онъ и раньше дѣлалъ это; и это даже займетъ его. Что касается обѣда, то, быть можетъ, онъ пойдетъ обѣдать въ трактиръ Савименто. Онъ работалъ, пока ночь не наступила. Затѣмъ какое-то смутное безпокойство заставило его отложить въ сторону книги и бумаги. Дождь то лилъ какъ изъ ведра, то мягко стучалъ въ стекла, точно пальчиками ребенка. Это разстраивало его еще сильнѣе, чѣмъ однообразіе тишины, онъ не былъ нервознымъ человѣкомъ. Онъ рѣдко читалъ книги, а мѣстная газета доставляла ему только финансовыя и торговыя извѣстія, касавшіяся его дѣлъ. Онъ зналъ, что не заснетъ, если ляжетъ въ постель. Наконецъ онъ всталъ, открылъ окно и выглянулъ въ него просто отъ нечего дѣлать. Стукъ колесъ по грязной дорогѣ вдали, и обрывки пьяной пѣсни гуляки, спозаранку уже напившагося для праздника. Ночь была непривѣтливая и не соблазняла на прогулку, но Мольреди вдругъ пришло въ голову навѣстить Слинновъ. У нихъ, конечно, гости, и они будутъ рады его видѣть; онъ разскажетъ дѣвушкамъ про Меми и про ея успѣхи.

Онъ вернулся въ контору, захватилъ пакетъ, приготовленный для Слинна, накинулъ плащъ на плечи и вышелъ вонъ изъ дому. Дорога была ему хорошо знакома и онъ съ увѣренностью шагалъ въ потемкахъ. Безъ малѣйшаго страха или сантиментальности припомнилъ онъ, какъ прошлою зимою одинъ изъ вакеросовъ дона Цезара, переходя ночью черезъ этотъ холмъ, упалъ въ колдобину, образовавшуюся отъ дождя и былъ найденъ на слѣдующее утро мертвымъ. Донъ Цезаръ долженъ былъ обезпечить семью покойника. Предположимъ, что такой случай былъ бы съ нимъ? Ну что жъ, онъ уже составилъ завѣщаніе. Жена и дѣти обезпечены, и дѣло его обставлено такъ, что не погибнетъ съ его смертью. Почувствуетъ ли кто его утрату? Будетъ ли оплакивать его жена, или дочь, или сынъ? Нѣтъ. Его вдругъ охватило такое внезапное и подавляющее убѣжденіе въ этомъ, что онъ остановился какъ вкопаный. Нѣтъ! Это истина. Еслибы онъ исчезъ навѣки во мракѣ этой рождественской ночи, никто не пожалѣлъ бы его. Жена позаботилась бы объ Меми, сынъ позаботился бы о самомъ себѣ... и даже былъ бы радъ, что избавился отъ послѣднихъ слѣдовъ отцовской власти, противъ которой и теперь уже возставалъ. Впервые въ жизни Мольреди почувствовалъ нѣчто въ родѣ отвращенія къ своему семейству, чувство, котораго не могли въ немъ до сихъ поръ пробудить даже расточительность и безпутство сына. Онъ сердито пошелъ впередъ.

Дойдя до стараго дома, онъ постучался. Но тщетно прождавъ отвѣта, снова постучался. Второй стукъ тоже остался безъ всякаго дѣйствія. Тогда онъ толкнулъ дверь, и она оказалась незапертой. Онъ вошелъ въ сѣни и прошелъ въ маленькую комнатку, изъ которой свѣтился огонекъ. То былъ свѣтъ одинокой свѣчи на столикѣ и передъ нимъ, устремивъ глаза въ потухающіе угли очага, сидѣлъ старикъ Слиннъ. Другаго огня или другаго живаго существа не было въ домѣ.

На секунду Мольреди позабылъ собственныя чувства при видѣ безмолвной картины совершенной заброшенности безпомощнаго старика и безъ словъ остановился на порогѣ. Затѣмъ опомнившись, подошелъ къ нему и положилъ руку на его согбенную спину.

-- Ободритесь, старина! Нечего вѣшать носъ! Поглядите, я пришелъ къ вамъ по дождю, чтобы скоротать часокъ, другой.

-- Я зналъ это, отвѣчалъ старикъ, не поднимая головы. Я зналъ, что вы придете.

-- Вы знали, что я приду? переспросилъ Мольредн.

И въ немъ съ новой силой пробудилось чувство благоговѣйнаго страха, которое ему всегда внушалъ недугъ Слинна.

-- Да; вы одиноки... какъ и я... совсѣмъ одиноки.

-- Ну а гдѣ же ваши дочери?

-- Уѣхали въ гости въ Савименто.

-- А сынъ?

-- Онъ никогда сюда не приходитъ, когда можетъ повеселиться въ другомъ мѣстѣ.

-- Ваши дѣти могли бы посидѣть дома въ Сочельникъ.

-- Да и ваши тоже.

Онъ сказалъ это безъ нетерпѣнія, но съ нѣкоторымъ разсѣяннымъ убѣжденіемъ, котораго нельзя было принять за колкость.

Мольреди пропустилъ замѣчаніе.

-- Ну что жъ, я не вижу причины, почему бы намъ, старикамъ, не веселиться промежъ себя, сказалъ онъ съ напускной веселостью. Мы сейчасъ устроимъ пиръ. Постоите, найдется кто-нибудь у васъ, кого бы послать ко мнѣ въ домъ?

-- Они взяли и слугу съ собой, отвѣчалъ Слиннъ коротко. Здѣсь никого нѣтъ.

-- Ладно. Я самъ схожу, не унывалъ милліонеръ. Какъ вы думаете, можете вы достать побольше свѣта и растопить плиту въ кухнѣ, пока я схожу къ себѣ?

Онъ помогъ старику встать съ кресла и какъ-будто вдохнулъ въ него частицу своей энергіи.

И прибавивъ:-- смотрите, не садитесь въ кресло, пока я не вернусь, снова пустился шлепать по грязи, въ темнотѣ.

Черезъ четверть часа онъ вернулся съ большимъ мѣшкомъ на плечахъ, котораго не стащилъ бы безъ натуги любой изъ его слугъ, и свалилъ его у ярко растопленной печи въ кухнѣ.

-- Тутъ припасы, которые старуха запасла для гостей, а они не пріѣхали. Этотъ дьяволъ китаецъ не захотѣлъ идти со мной, прибавилъ онъ со смѣхомъ, потому что, говоритъ онъ, теперь праздникъ и онъ забастовалъ отъ работы. Представьте, Слиннъ, я плачу одного жалованья своимъ наемнымъ людямъ сто пятьдесятъ долларовъ въ день и однако не могъ найдти никого, кто бы помогъ мнѣ принести сюда этотъ мѣшокъ.

-- Само собой разумѣется, мрачно отвѣтилъ Слиннъ.

-- Разумѣется, подтвердилъ и Мольреди. Ну что жъ вѣдь это единственный у нихъ свободный денекъ изъ всѣхъ 365 въ году; и довольно съ меня 364-хъ дней, когда я могу заставить ихъ работать на себя. Я не сержусь, когда человѣкъ проявляетъ независимость, продолжалъ онъ, снимая сюртукъ и принимаясь развязывать мѣшокъ -- простой, посконный мѣшокъ изъ подъ картофеля. Мы сами вѣдь независимые люди, Слиннъ, не такъ ли?

Хорошее расположеніе духа у него изъ напускнаго опять превратилось въ естественное. Слиннъ, глядя на его блестящіе глаза и разгорѣвшіяся щеки, не могъ не подумать, что онъ больше похожъ на самого себя въ настоящую минуту, нежели въ своей великолѣпной конторѣ, несмотря на всю свою простоту въ роли милліонера. Менѣе разсѣянный и болѣе внимательный критикъ, чѣмъ Слиннъ, призналъ бы въ этой способности къ черному труду и практической сообразительности прежняго трудолюбиваго садовника въ свѣжеиспеченномъ милліонерѣ.

-- Господи, оборони насъ быть въ зависимости отъ дѣтей! мрачно произнесъ Слиннъ.

-- Оставимъ молодежь; они сами по себѣ, а мы сами по себѣ, отвѣтилъ Мольреди, снова заглушая проснувшуюся было отъ этихъ словъ тоску, охватившую его сегодня ночью. Давайте лучше пировать.

-- Я не голоденъ, оказалъ калѣка, снова усѣвшійся въ кресло предъ огнемъ.

-- И я тоже, да такъ ужь полагается по времени. Люди никакъ не могутъ веселиться, не жуя чего-нибудь, а мои директора въ Фриско не могутъ и за дѣло приняться, не пообѣдавъ. Выпьемъ прежде всего шампанскаго. Я напишу старухѣ и Меми, какъ мы вдвоемъ кутили подъ Рождество.

-- Одни одинехоньки, замѣтилъ мрачно Слиннъ.

М-ръ Мольреди откашлялся.

-- Ну, конечно, одни одинехоньки. Но пили за то ея шампанское, знаете, прибавилъ онъ со смѣхомъ.

-- Приготовленное не для васъ, а для кого-то другаго, медленно проговорили. Слиннъ, глядя въ огонь.

-- Эка важность! живо подтвердилъ Мольреди, рѣшивъ, очевидно, не поддаваться меланхолическимъ размышленіямъ.-- Слушайте лучше, какой я придумалъ для васъ рождественскій подарокъ.

Онъ вынулъ пакетъ изъ кармана.

-- Человѣкъ, какъ вы, сэръ, не нуждается въ акціяхъ или брилліантахъ; вамъ нужно, сэръ, землю, которая бы могла пропитать васъ, и еслибы я не далъ клятву не разставаться съ этимъ домомъ и огородомъ, я бы отдалъ ихъ вамъ. Но вмѣсто нихъ, я дарю вамъ четыре акра земли на этомъ холмѣ и выстрою вамъ на нихъ домъ, такой же большой, какъ этотъ, чтобы вы имѣли пріютъ на старости лѣтъ, а по смерти онъ достанется вашимъ дѣтямъ...

-- Нѣтъ, только не имъ, страстно перебилъ старикъ, ни за что, ни за что!

-- Потише, старина, потише, какъ же вы говорили, что все забыли и простили?

-- Я ничего не забылъ, сказалъ Слиннъ дрожащимъ голосомъ, вставая съ мѣста. Дай Богъ, чтобы я позабылъ, я желалъ бы все позабыть.

Онъ стоялъ теперь, опираясь на столъ. Вино, выпитое имъ, очевидно, лишило его самообладанія, и онъ порвалъ путы, которыми добровольно сдерживалъ себя въ послѣдніе полгода; шампанское сообщило удивительную живость его крови и нервамъ; лицо его раскраснѣлось, но не исказилось; глаза блестѣли, но не изступленно; онъ глядѣлъ такъ, какъ могъ глядѣть на Мастерса, будучи въ полной силѣ, три года тому назадъ, на этомъ самомъ холмѣ.

-- Выслушайте меня, Эльвинъ Мольреди, сказалъ онъ, устремляя на него жгучій взглядъ,-- Выслушайте, пока у меня есть силы высказаться, и узнайте, почему я научился не довѣрять, бояться и ненавидѣть ихъ! Вы думаете, что знаете мою исторію? Ну такъ выслушайте отъ меня правду, Эльвинъ Мольреди, и не удивляйтесь, что я такой, какъ вы видите:

-- Три года тому назадъ я былъ рудокопъ, но не такой какъ вы! У меня былъ опытъ, у меня были научныя знанія, у меня была теорія и желѣзное терпѣніе и энергія привести ее въ исполненіе. Я выбралъ мѣсто, по моимъ соображеніямъ. оно должно было содержать золото, я провелъ туннель и безъ всякихъ указаній, совѣтовъ и помощи, работалъ цѣлыхъ полгода, безъ отдыха, безъ срока, едва давая себѣ время питаться. Ну, я открылъ золото; не такъ, какъ вы, Мольреди, не случайно, зря или невзначай -- я говорю это не въ упрекъ вамъ -- но какъ осуществленіе моей теоріи, какъ награду за мой трудъ. То былъ не отдѣльный самородокъ, то была настоящая золотоносная жила... цѣлое состояніе. Я не зналъ до того утра, какъ я тяжко трудился; я не зналъ, какія я перенесъ лишенія, пока не замѣтилъ, что не въ состояніи ни думать, ни двигаться. Я съ трудомъ вылѣзъ на открытый воздухъ. Единственное живое существо около меня былъ Мастерсъ, разочаровавшійся аферистъ, у котораго былъ туннель неподалеку отъ моего. Я скрылъ отъ него свою удачу, не довѣрялъ ему.... онъ въ тотъ же день уѣхалъ, мнѣ легко было сохранить свою тайну. Я былъ очень слабъ и разстроенъ, но помню, что написалъ письмо женѣ, сообщая о своей удачѣ и просилъ ее пріѣхать ко мнѣ; и я помню также, какъ уѣхалъ Мастерсъ. Дальше я ничего не помню, меня подняли на дорогѣ около скамьи подъ деревомъ....

-- Знаю, отвѣтилъ Мольреди, припоминая разсказъ кучера.

-- Говорятъ, продолжалъ Слиннъ, дрожа, что я совсѣмъ не приходилъ въ себя съ того дня и ничего не понималъ. Это говорятъ, но знаете, Эльвинъ Мольреди, это ложь! Я все помнилъ и понималъ вплоть до той минуты, какъ увидѣлъ у своей постели Гарри съ его холоднымъ лицемѣрнымъ лицомъ. Понимаете ли вы это! Я, владѣлецъ милліоновъ, лежалъ въ больницѣ нищимъ! Брошенный женой и дѣтьми, любопытный сюжетъ для докторовъ и я зналъ это! Я слышалъ какъ они толковали о моемъ идіотизмѣ, объясняя его виномъ и распутствомъ! Боже мой! а я-то не зналъ ни отдыха, ни покою. Я слышалъ, какъ одинъ проповѣдникъ указывалъ на меня, какъ на человѣка, на которомъ виденъ перстъ Господень! Будь онъ проклятъ!

-- Потише, старина, потише, сказалъ Мольреди кротко.

-- Я слышалъ, какъ они говорили обо мнѣ какъ о бродягѣ, безъ роду и племени, о преступникѣ, до котораго никому нѣтъ дѣла. И они были правы; никто не навѣщалъ меня; къ другимъ приходили знакомые; къ инымъ пріѣзжали родные и увозили ихъ; нѣкоторые выздоравливали; не многіе счастливцы умирали! Я жилъ, одинокій, заброшенный, всѣми позабытый. Въ первый годъ я молился, чтобы семейные мои розыскали меня. Я ежедневно ждалъ ихъ. Я никогда не терялъ надежды. Я говорилъ себѣ: она не получила моего письма; но наконецъ мое молчаніе испугаетъ ее и тогда она пошлетъ кого-нибудь на розыски. Одинъ молодой студентъ заинтересовался мною и, изучая мой взглядъ, пришелъ къ заключенію, что я не идіотъ и кое-что понимаю. Съ помощью азбуки онъ заставилъ меня сообщить свое имя и родной городъ въ Иллинойсѣ и знаками обѣщалъ написать обо мнѣ моей семьѣ.

Но не въ добрый часъ я разсказалъ ему про мое богатство и съ этого момента увидѣлъ, что онъ считаетъ меня сумасшедшимъ и идіотомъ, Онъ ушелъ и я его больше не видѣлъ! И однако все-таки надѣялся.

Но должно быть на второй годъ со мной произошла какая-то перемѣна, потому что я сталъ бояться, что вотъ они пріѣдутъ и найдутъ меня такимъ жалкимъ калѣкой. Страшная мысль, что и они также, какъ и студентъ, сочтутъ меня сумасшедшимъ, когда я заговорю съ ними о моемъ богатствѣ, заставила меня молить Бога, чтобы они розыскали меня не прежде, чѣмъ я поправлюсь... Въ одинъ злосчастный день я узналъ, что мой пріискъ открытъ! Вы понимаете? мое сокровище... мой кладъ, стоившій мнѣ столькихъ лѣтъ труда и здоровья найденъ другимъ, а я... я нищій и забытый калѣка. Говорятъ, что они нашли меня безчувственнымъ на полу, куда я упалъ, когда услышалъ роковую вѣсть -- я не помню. Я ничего не помню до того момента, какъ меня нашелъ въ больницѣ сынъ, газетный репортеръ, случайно забредшій въ больницу. Онъ счелъ меня помѣшаннымъ и идіотомъ. Я не разубѣждалъ его. Я не разсказывалъ ему о моемъ пріискѣ, чтобы не возбуждать его сомнѣній и насмѣшекъ или, хуже того, чтобы онъ не попалъ въ его неблагодарныя руки. Нѣтъ, я ничего не говорилъ. Я дозволилъ привезти себя сюда; этого онъ не могъ не сдѣлать изъ простаго приличія.

-- И какое доказательство есть у васъ, что пріискъ точно вашъ? внушительно спросилъ Мольреди.

-- Еслибы у меня было мое письмо... еслибы я могъ найти Мастерса, отвѣчалъ неопредѣленно Слиннъ.

-- А вы знаете, гдѣ письмо? И гдѣ найти Мастерса?

-- Нѣтъ... не знаю... помню только, что гдѣ-то видѣлъ письмо...

Онъ провелъ, рукою по лбу и вдругъ хлопнулъ парализованной рукой по столу.

-- Я вспомню, гдѣ я его видѣлъ... непремѣнно вспомню.

-- Потише, старина, потише.

-- Вы спрашивали меня про мои грёзы. Ну вотъ это одна изъ нихъ. Я помню человѣка, показывающаго мнѣ это письмо. Я взялъ его у него изъ рукъ и узналъ, что оно мое по образчикамъ золота, завернутымъ въ немъ. Но гдѣ это было... и когда... я что сталось съ письмомъ -- этого я не могу сказать. Но я припомню, навѣрное припомню!

Онъ взглянулъ на Мольреди и увидѣлъ, что тотъ смотритъ на него очень внимательно и серьезно, и съ горечью сказалъ:

-- Вы считаете меня сумасшедшимъ? я это знаю. Этого только недоставало.

-- Гдѣ вашъ, пріискъ? спросилъ Мольреди, не отвѣчая на вопросъ.

Старикъ быстро опустилъ глаза въ полъ.

-- Это, значитъ, секретъ?

-- Нѣтъ.

-- Вы кому-нибудь о немъ говорили?

-- Нѣтъ.

-- Не говорили тому, кто владѣетъ имъ теперь?

-- Нѣтъ.

-- Почему?

-- Потому что я не хочу отнять у него пріискъ.

-- Почему же?

-- Потому что вы тотъ человѣкъ.

Такая тишина наступила послѣ этихъ словъ, что слышалось тиканье часовъ. И дождь пересталъ стучать о крыши.

-- Значитъ, это въ моей шахтѣ и моей землѣ былъ вашъ туннель три года тому назадъ? Это ваша мысль?

-- Да.

-- Тогда я не понимаю, почему вы не хотите искать своего права?

-- Я сказалъ вамъ, почему я не хочу, чтобы оно доставалось моимъ дѣтямъ. Скажу болѣе, Эльвинъ Мольреди, я радъ былъ, что ваши дѣти такіе моты; пусть они промотаютъ это ужасное богатство. Оно было проклятіемъ для меня; пусть будетъ проклятіемъ и для нихъ. Вы сочтете меня озлобленнымъ и жестокимъ, но то, что я увидѣлъ сегодня вечеромъ, раскрыло мнѣ глаза. Вы, владѣлецъ моего богатства, моего клада, не могли купить на свои милліоны любви вашихъ дѣтей, ихъ заботъ и нѣжности, также какъ и я -- бѣднякъ -- не пріобрѣлъ любви своихъ дѣтей. Вы также заброшены и одиноки, какъ и я. Мы сравнялись впервые въ жизни. Еслибы это проклятое золото провалилось сквозь землю, мы могли бы протянуть руки другъ другу, какъ братья.

Мольреди всталъ съ мѣста и послѣ минутной задумчивости взглянулъ на Слинна.

-- Выслушайте меня, старина. Вы ничѣмъ не можете доказать истины своихъ словъ. Письмо затерялось, неизвѣстно куда; Мастерса здѣсь нѣтъ, да еслибы онъ и былъ, вы же сами говорите, что онъ ничего не зналъ про вашу находку. У васъ нѣтъ никакихъ доказательствъ, что пріискъ вашъ, а не мой. Ни одинъ дѣловой человѣкъ, ни одинъ, даже дружески расположенный къ вамъ, человѣкъ, не повѣритъ вашей исторіи и сочтетъ васъ за помѣшаннаго. Слиннъ! я -- дѣловой человѣкъ... и я вашъ другъ... и вашъ соперникъ... но я не думаю, что вы помѣшаны и вѣрю, что въ вашемъ разсказѣ есть правда...

-- Но если вы думаете, прибавилъ онъ, помолчавъ съ минуту, что я на основаніи этого уступлю вамъ свой пріискъ, то вы ошибаетесь. Я не могу этого сдѣлать ради жены и дѣтей прежде, нежели вы докажете, что пріискъ вашъ. Я болѣе чѣмъ удвоилъ доходы, которые вы бы имѣли съ него три года тому назадъ. Когда вы докажете мнѣ такъ или иначе справедливость своихъ словъ, я вознагражу васъ въ томъ размѣрѣ, какой вы признаете нужнымъ.

-- И вы думаете, что я теперь приму отъ васъ деньги? сказалъ старикъ страстно. Вы думаете, что ваша милостыня вернетъ мнѣ покойную жену, три года потерянной жизни, любовь и уваженіе моихъ дѣтей? или же вы думаете, что ваша собственная жена и ваши дѣти, которыя бросили васъ въ богатствѣ, вернутся къ вамъ въ бѣдности? Нѣтъ! пусть проклятіе остается тамъ, гдѣ опредѣлила судьба. Мнѣ ничего не надо!

-- Потише, старина, потише, отвѣчалъ Мольреди спокойно, надѣвая сюртукъ. Вы возьмете пріискъ, если онъ вашъ, и я оставлю его себѣ, если онъ мой. Если онъ вашъ, вы дадите случай вашимъ дѣтямъ показать, что они могутъ сдѣлать для васъ, когда разбогатѣютъ, а я дамъ своимъ случай показать, какъ они поведутъ себя при разореніи и разочарованіи!

Онъ повернулся и отворилъ дверь. Съ быстрой перемѣной настроенія Слиннъ схватилъ руку Мольреди и поднесъ ее къ губамъ.

Мольреди улыбнулся, мягко высвободилъ руку и проговорилъ:

-- Потише, старина, потише! и затворилъ за собою дверь.

На небѣ сверкали звѣзды. Онъ чувствовалъ, что у него словно бремя свалилось съ плечъ, когда онъ вышелъ на свѣжій воздухъ. Онъ скоро и думать позабылъ объ одинокомъ старикѣ, котораго только-что оставилъ. Онъ думалъ только о женѣ и дочери. Въ эту самую минуту и онѣ думали о о немъ въ своей пышной виллѣ на берегу Средиземнаго моря въ Каннѣ, обсуждая возможность для Меми выйдти замужъ за князя Россо-Ингра, если только м-ръ Мольреди заплатитъ двѣсти пятьдесятъ тысячъ долларовъ карточнаго долга за этого злополучнаго джентльмена.

VII.

Когда Эльвинъ Мольреди вернулся домой, онъ уже не думалъ о своемъ одиночествѣ. Разговоръ съ старикомъ Слинномъ вытѣснилъ воспоминаніе объ этомъ изъ его ума и замѣнилъ новыми размышленіями.

Подъ вліяніемъ этихъ размышленій, онъ опять отправился на чердакъ въ кладовую, гдѣ хранились реликвіи его прошлой жизни. Теперь онъ посмотрѣлъ на нихъ совсѣмъ иными глазами. Неужели возможно, чтобы эти реликвіи снова вышли изъ забвенія на Божій свѣтъ? Практическій смыслъ говорилъ ему: нѣтъ! хотя бы онъ этого и пожелалъ. Внезапный холодъ охватилъ его. Жена и дочь никогда не подчинятся! Онѣ уѣдутъ отсюда далеко, далеко, гдѣ бы ничто не напоминало имъ ни прежней бѣдности, ни прежняго богатства. Меми -- его Меми -- ни за что не согласится переступить за порогъ дома послѣ дочерей Слипна и занять ихъ мѣсто. Нѣтъ! Да и зачѣмъ ей это дѣлать? Затѣмъ, что нашелся старый, полоумный, злопамятный старикъ!

Онъ вдругъ вздрогнулъ. Переворачивая кипу стараго, заплеснѣвѣвшаго платья, онъ увидѣлъ старую кирку, ту самую, которую онъ нашелъ въ шахтѣ и про которую совсѣмъ было позабылъ! Почему онъ о ней не вспомнили. раньше? Почему онъ не подумалъ о ней, когда старикъ Слиннъ передавалъ ему свою исторію? Ему стало стыдно, точно онъ намѣренно обманулъ старика. Онъ собирался уходить, какъ вдругъ снова вздрогнулъ...

На этотъ разъ потому, что его окликнулъ какой-то голосъ -- голосъ Слинна. Какъ этотъ искалѣченный человѣкъ добрался сюда и что ему нужно? Онъ торопливо отбросилъ кирку, которую въ первую минуту захватилъ было съ собой и спустился съ лѣстницы.

Старикъ ждалъ его у дверей конторы.

Когда Мольреди подошелъ ближе, то увидѣлъ, что Слиннъ весь дрожитъ и цѣпляется за дверь, чтобы не упасть.

-- Я пришелъ, Мольреди, заговорилъ онъ дрожащимъ голосомъ, просить васъ забыть все, что я вамъ говорилъ. Выкиньте это изъ головы и побожитесь, что никому о томъ не скажете. Все это не стоитъ счастія, какое я нашелъ въ вашей дружбѣ -- дружбѣ хорошаго человѣка -- и я почувствовалъ это въ послѣдніе полчаса, когда имѣлъ несчастіе ея лишиться.

-- Пойдемъ со мной, отвѣтилъ Мольреди, помогая старику взбираться по лѣстницѣ.

-- Узнаете ли вы эту кирку?

-- Да, кажется; однако...

-- Это ваша кирка?

-- Нѣтъ.

-- Почему вы въ томъ увѣрены?

-- У нея не такая ручка.

-- Значитъ, эта кирка не ваша?

-- Нѣтъ; у моей ручка была сломана, но мнѣ не на что было купить новую кирку.

-- Значитъ, вы положительно утверждаете, что кирка, которую я нашелъ въ моей шахтѣ, не ваша?

-- Да.

-- Слиннъ!

Старикъ провелъ рукою по лбу, поглядѣлъ на Мольреди и опустилъ глаза.

-- Нѣтъ, не моя, просто отвѣтилъ онъ.

-- Ладно.

-- И вы не будете больше говорить объ этомъ? робко спросилъ старикъ.

-- Хорошо; обѣщаю вамъ.

Онъ сдержалъ слово, но не прежде какъ заставилъ Слинна описать ему Мастерса такъ подробно, какъ только тотъ могъ это сдѣлать.

Это описаніе вмѣстѣ съ большой суммой денегъ и обѣщаніемъ еще болѣе щедраго вознагражденія, Мольреди передалъ въ руки своего стряпчаго. Послѣ того старыя отношенія съ Слинномъ возобновились; въ одномъ только произошла разница: переписка отца съ женой и дочерью не проходила больше черезъ руки частнаго секретаря.

Протекло три мѣсяца; дождливый сезонъ прекратился, и скаты холмовъ вокругъ шахты Мольреди запестрѣли цвѣтами. Въ воздухѣ носились слухи о фешенебельномъ бракѣ, и въ "Извѣстіяхъ" глухо упоминалось, что, быть можетъ, именитый капиталистъ будетъ вскорѣ вызванъ заграницу. Но лицо этого именитаго капиталиста, во всякомъ случаѣ, совсѣмъ не выражало довольства; напротивъ того въ послѣднія нѣсколько недѣль казалось встревоженнымъ и озабоченнымъ и совсѣмъ утратило свое обычное спокойствіе. Люди качали головой; нѣкоторые говорили про спекуляціи; всѣ толковали про расточительность его семьи.

Въ одно утро, послѣ нѣсколькихъ часовъ работы, Слиннъ, глядя на озабоченное лицо хозяина, всталъ и заковылялъ въ его сторону.

-- Мы обѣщали другъ другу никогда не возобновлять святочнаго разговора, если только я не добуду доказательства тому, что говорилъ. У меня ихъ нѣтъ и не будетъ; да и не надо мнѣ ихъ вовсе, и если я нарушаю обѣщаніе, то потому только, что не могу видѣть васъ такимъ несчастнымъ и не знать, что тому причиной.

Мольреди сдѣлалъ жестъ отрицанія, но старикъ продолжалъ:

-- Вы несчастны, Эльвинъ Мольреди, вы несчастны, потому, что хотите дать за дочерью двѣсти пятьдесятъ тысячъ долларовъ приданаго и не рѣшаетесь тратить деньги, которыя считаете не своими, а моими.

-- Кто говоритъ о приданомъ? спросилъ Мольреди съ гнѣвнымъ румянцемъ въ лицѣ.

-- Донъ Цезаръ Альваредо сказалъ объ этомъ моей дочери.

-- Я вамъ скажу вотъ что, старина. Я былъ бы радъ дать это приданое за дочерью и пусть Меми будетъ княгиней; я былъ бы радъ заткнуть глотку испанцу, но не трону этихъ денегъ... если только вы не дадите мнѣ ихъ взаймы... а я вамъ выдамъ вексель.

-- А если я разорву вексель, то это уже не ваше дѣло, замѣтилъ старикъ.

Въ эту минуту слуга пришелъ доложить о приходѣ дона Цезара Альваредо, который желаетъ переговорить о дѣлѣ.

-- Просите, сказалъ Мольреди коротко.

Дверь отворилась и вошелъ донъ Цезаръ -- прямой какъ тополь, серьезный и важный.

Мольреди не видѣлъ испанца со времени возвращенія его изъ Европы, но даже его неопытный глазъ не могъ не замѣтить, съ какой граціей и ловкостью усвоилъ себѣ юный креолъ стиль и моды старѣйшей цивилизаціи. Можно было скорѣе сказать, что онъ вернулся къ прежнему состоянію, нежели усвоилъ новое.

-- Садитесь, пригласилъ Мольреди.

Молодой человѣкъ значительно поглядѣлъ на старика Слинна.

-- Говорите при немъ, продолжалъ Мольреди, онъ мой личный секретарь.

-- Въ такомъ случаѣ я могу придти въ другой разъ, надменно отвѣтилъ донъ Цезаръ. Долженъ ли я понять ваши слова такъ, что вамъ теперь некогда и я пришелъ не во время?

Мольреди колебался. Онъ привыкъ уважать дона Рамона Альваредо и считать его выше себя по общественному положенію. Теперь очевидно и сынъ претендовалъ на такое же преимущество, хотя чуть было не сталъ его зятемъ. Онъ всталъ, не говоря ни слова, и повелъ дона Цезара въ гостиную.

-- Я надѣялся, что синьора Мольреди избавитъ меня отъ необходимости этого свиданія или по крайней мѣрѣ предупредитъ васъ объ его цѣли. Но изъ того, что вы предложили мнѣ объясняться въ присутствіи несчастнаго синьора Эсслина, я заключаю, что она этого не сдѣлала.

-- Не знаю, на что вы намекаете и какое дѣло м-съ Мольреди до васъ или до Слинна.

-- Долженъ ли я понять, что м-съ Мольреди не писала вамъ ничего про то, что я довѣрилъ въ ея руки весьма важное для м-ра Эслинна письмо?

-- Письмо? у моей жены есть письмо Слинна?

Донъ Цезаръ внимательно посмотрѣлъ на милліонера.

-- Такъ, такъ. Я этого какъ разъ опасался. Она уничтожила письмо, ни слова не сказавъ вамъ про него. Я бы тоже сохранилъ тайну, но я ищу руки дочери синьора Эсслина и считаю себя обязаннымъ выпросить сперва у нея прощенія за ущербъ, причиненный ея отцу.

-- Вы знаете содержаніе этого письма?

-- Я снялъ съ него копію.

-- Пойдемте, сказалъ Мольреди.

И повелъ дона Цезара назадъ въ контору.

-- Донъ Цезаръ нашелъ ваше письмо, сказалъ онъ Слинну и я вамъ его прочитаю вслухъ, чтобы вамъ легче было слѣдить за его содержаніемъ.

"Милая жена, я только-что нашелъ золото въ своемъ туннелѣ, и ты должна тотчасъ же ѣхать сюда съ дѣтьми. Я полгода трудился какъ волъ и теперь очень слабъ... пріѣзжай немедленно... мы теперь богаты. Мы были бы богаты, еслибы даже это была жила, идущая на западъ къ ближайшему туннелю, а не на востокъ, согласно моей теоріи...

-- Постойте! закричалъ Слиннъ громовымъ голосомъ.

Мольреди взглянулъ на него.

-- Невѣрно, что ли? спросилъ онъ тревожно. Надо было сказать на востокъ къ ближайшему туннелю?

-- Нѣтъ, вѣрно! Но я ошибся, мы всѣ ошиблись!

Слиннъ вскочилъ на ноги и выпрямился, точно здоровый.

-- Развѣ вы не понимаете, что вы нашли туннель Мастерса? Не мой, а Мастерса! это его и кирка, я теперь ее призналъ.

-- А вашъ туннель? а ваша кирка?

-- Все тамъ же, гдѣ и были.

И вслѣдъ за тѣмъ Слиннъ бросился вонъ изъ комнаты; за нимъ послѣдовали остальные. Дорога вела мимо шахты Мольреди, и Слиннъ вырвалъ изъ рукъ изумленнаго китайца, рывшаго тамъ землю, заступъ и бросился дальше. Пройдя четверть мили, онъ остановился передъ углубленіемъ въ холмѣ.

-- Вамъ нельзя сунуться туда безъ огня, остановилъ его за руку Мольреди.

-- Я знаю тамъ каждое мѣстечко наизусть и могу ходить въ потьмахъ, какъ днемъ.

И онъ исчезъ въ черное отверстіе. Вскорѣ онъ вернулся назадъ, прижимая что-то къ груди. Они хотѣли поддержать его. Но и самъ онъ и ноша его -- неровный кусокъ золота съ кварцемъ -- упали на землю. Слиннъ нашелъ въ себѣ настолько силы, чтобы обратить взоръ на другаго милліонера, въ Савименто, наклонившагося надъ нимъ.

-- Вы видите, проговорилъ онъ прерывистымъ голосомъ,-- я не... сумасшедшій...

Нѣтъ! Онъ не былъ сумасшедшимъ. Но онъ былъ мертвъ.

"Русскій Вѣстникъ ", NoNo 6--7, 1888