Самымъ раннимъ воспоминаніемъ моего дѣтства ясно рисуется большой дикій утесъ и слышится шумъ морскихъ волнъ, разбивающихся о него. На утесѣ стоятъ три пеликана съ вызывающимъ видомъ. На заднемъ планѣ низко нависли темныя тучи небосклона, а на первомъ планѣ -- двѣ морскія чайки и гигантъ бакланъ зорко посматриваютъ на тѣло утопленницы. Нѣсколько браслетовъ, коралловыя ожерелья и другія драгоцѣнности дополнятъ картину.
Одна изъ этихъ картинъ, рисующихся воображенію, непремѣнно, по моему мнѣнію, согласуется съ характеромъ человѣка. Почему -- я никогда не была въ состояніи объяснить причину. Вѣроятно, ребенкомъ я видѣла эту картину въ какой-нибудь иллюстраціи, или мать моя видѣла ее во снѣ до моего рожденія.
Я была очень некрасивый ребенокъ. Когда я глядѣла на себя въ треугольный зеркальный осколокъ, который всегда носила съ собою, въ немъ отражалось блѣдное лицо, усѣянное веснушками, съ желто-зелеными волосами цвѣта водоросли, когда солнце прямо ударяетъ на нее надъ водою. Говорили, что глаза мои безцвѣтны; они были свѣтло-сѣрые; единственнымъ украшеніемъ моего лица былъ большой, высокій, открытый лобъ съ висками бѣлыми и блестящими какъ фарфоръ у дверныхъ ручекъ.
Всѣ въ вашей семьѣ были гувернантками. Матъ моя была гувернанткою, и сестра также. Когда мнѣ минуло тринадцать лѣтъ, и моя старшая сестра подала мнѣ объявленіе м-ра Рожестера эскв., вырѣзанное изъ "Times'а" того дня, я уже приняла это какъ свое назначеніе. Тѣмъ не менѣе таинственное предчувствіе чего-то въ будущемъ чудилось мнѣ во снѣ всю ту ночь, когда я лежала на своей бѣлоснѣжной постелькѣ. На слѣдующее утро, связавъ двѣ картонки въ два шелковыхъ платка и захвативъ ящичекъ съ гребенками, я покинула навсегда котэджъ Минервы.
-----
Блундерборъ-Голлъ -- мѣстопребываніе Джемса Рожестера эсквайра было окружено со всѣхъ сторонъ мрачными соснами и печальными кипарисами. Вѣтеръ уныло завывалъ въ длинныхъ аллеяхъ парка. Когда я подошла къ дому,-- я замѣтила какія-то таинственныя фигуры мелькнувшія въ окнахъ, а дьявольскій ревъ и хохотъ раздался въ отвѣтъ на мой звонокъ. Пока я старалась побороть въ себѣ мрачныя предчувствія, экономка, застѣнчивая и запуганная старушка, впустила меня въ библіотеку. Я вошла подъ тяжестью разнообразныхъ ощущеній. На мнѣ было узенькое платье изъ темной саржи, отдѣланное чернымъ стеклярусомъ. Толстая, зеленая шаль была заколота у меня на груди. На рукахъ были черныя полу-миттеньки, отдѣланныя стальными пуговками; на ногахъ -- широкія резиновыя галоши, принадлежавшія ранѣе моей бабушкѣ. Въ рукахъ я держала синій зонтикъ. Проходя мимо зеркала, я не могла удержаться, чтобы не взглянуть на себя и не могла не замѣтить, что была некрасива.
Я взяла стулъ, сѣла въ уголокъ и, сложивъ руки, спокойно ожидала прихода хозяина дома. Разъ или два, тишину нарушилъ страшный гулъ, точно звонъ цѣпей, пронесшійся по всему дому, слышались проклятія, произносимыя глухимъ мужскимъ голосомъ. Внутренно я старалась приготовить себя ко всякой случайности и неожиданности.
-- Вы, кажется, испугались миссъ? Вы ничего не слышите милая моя?-- сказала нервно экономка.
-- Ровно ничего,-- отвѣтила я спокойнымъ голосомъ; но въ ту минуту ужасающій крикъ и шумъ передвигаемыхъ стульевъ въ комнатѣ надъ тою, въ которой я находилась, заглушилъ мой отвѣтъ.-- Наоборотъ, здѣшняя тишина сдѣлала меня такъ страшно нервною.-- Экономка одобрительно взглянула на меня и тотчасъ заварила мнѣ чай.
Я выпила семь чашекъ; когда я принималась за восьмую, я услыхала трескъ, и слѣдомъ за тѣмъ въ разбитое окно въ комнату кто-то прыгнулъ.
-----
Этотъ трескъ отнялъ у меня самообладаніе. Экономка наклонилась ко мнѣ и шепнула.
-- Успокойтесь. Это м-ръ Рожестерь, онъ предпочитаетъ входить иногда такимъ образомъ. Онъ шутитъ, ха! ха! ха!
-- Это и замѣтно,-- спокойно возразила я. Свободный порывъ возвышенной души, порывающей нити, накладываемыя обычаемъ. И я обернулась къ нему. Онъ ни разу не взглянулъ на меня. Онъ стоялъ спиною къ камину, ярко освѣщавшему его геркулесовскую фигуру. Лицо его было мрачно и выразительно; нижняя его челюсть была широкая и замѣчательной величины. Я была поражена его громаднымъ сходствомъ съ гориллою. Внимательно слѣдила я затѣмъ, какъ онъ своими мускулистыми пальцами разсѣянно вязалъ узлы изъ кочерги. Вдругъ онъ повернулся ко мнѣ.
-- Находите ли вы меня красивымъ, юная барышня?
-- Вы не классически красивы,-- возразила я спокойно, но въ васъ есть, если я могу такъ выразиться, отвлеченное мужество, искренній, цѣльный барбаризмъ, который, поглощая естественность...-- но я остановилась, потому что онъ зѣвнулъ въ эту минуту и показалъ при этомъ чрезмѣрную величину нижней челюсти; я замѣтила, что онъ уже забылъ обо мнѣ. Онъ обратился къ экономкѣ.
-- Оставьте насъ.
Старуха съ поклономъ удалилась.
М-ръ Рожестеръ умышленно повернулся ко мнѣ спиною и молчалъ въ теченіи двадцати минутъ. Я крѣпче завернулась въ свою шаль и закрыла глаза.
-- Вы гувернантка?-- сказалъ онъ, наконецъ.
-- Да, сэръ.
-- Существо, преподающее географію, ариѳметику и обращеніе съ глобусами, ха!-- несчастное женское отродье, жалкій образецъ дѣвичества съ преждевременнымъ запахомъ чайныхъ листьевъ и нравственности... Уфъ!
Я молча наклонила голову.
-- Слушайте, барышня!-- сказалъ онъ мнѣ сурово; -- ребенокъ, котораго вы будете обучать -- моя воспитанница -- незаконный. Она родилась отъ моей любовницы,-- простой дѣвки... А! миссъ Миксъ, что вы теперь думаете обо мнѣ?
-- Я восхищаюсь -- возразила я спокойно -- вашею откровенностью. Презрѣнная деликатность заставила бы васъ утаить это. Въ вашей откровенности я узнаю полную общность мысли и чувства, какая должна существовать у оригинальныхъ натуръ.
Я подняла глаза; онъ уже позабылъ о моемъ присутствіи и стаскивалъ съ себя сапоги и сюртукъ. Исполнивъ это, онъ опустился въ кресло у камина и лѣниво водилъ кочергою по волосамъ. Я не могла удержаться, чтобы не пожалѣть его. На дворѣ страшно шумѣлъ вѣтеръ, дождь съ силою стучалъ въ окна. Я тихо подошла къ нему и сѣла на низенькомъ стулѣ подлѣ него.
Онъ повернулся и, не примѣтя меня, въ разсѣянности положилъ мнѣ ногу на колѣни. Я сдѣлала видъ, что не примѣчаю. Но онъ вздрогнулъ и посмотрѣлъ внизъ.
-- Вы еще все здѣсь... Tête de carotte! Ахъ, я забываю. Вы говорите по-французски?
-- Oui, monsieur.
-- Taisez-vous!-- сказалъ онъ рѣзко, съ замѣчательно-чистымъ акцентомъ. Я послушалась. Вѣтеръ страшно завывалъ въ трубѣ, свѣча слабо горѣла. Я невольно вздрогнула.
-- А, вы дрожите, барышня!
-- Ужасная ночь!
-- Ужасная! Вы это называете ужаснымъ, ха! ха! ха! Смотрите! вы, жалкій, ничтожный атомъ, смотрите!-- онъ ринулся впередъ и, выскочивъ въ окно, сложилъ руки и замеръ, точно статуя среди бушующей бури. Онъ простоялъ не долго и черезъ нѣсколько минутъ вернулся обратно черезъ каминную трубу. Глядя, какъ онъ вытираетъ ноги о мое платье, я примѣтила, что онъ забылъ о моемъ присутствіи.
-- Вы гувернантка? Чему вы можете учить?-- спросилъ онъ неожиданно, вдругъ заглянувъ мнѣ въ лицо.
-- Хорошимъ манерамъ!-- отвѣтила я спокойно.
-- Ха! учите меня!
-- Вы ошибаетесь,-- сказала я, натягивая миттенки.-- Ваши манеры не требуютъ искусственной, особенной выдержки, въ сущности вы вѣжливы; эти порывы и суровое обращеніе естественны, а естественность -- настоящая основа умѣнья прилично держать себя. Ваши инстинкты нравственны; я вижу, вы религіозны. Какъ замѣчаетъ св. Павелъ -- см. главы 6, 8, 9 и 10...
Онъ схватилъ тяжелый шандалъ и пустилъ имъ въ меня. Я покорно, но ловко увернулась отъ удара.
-- Извините меня,-- замѣтилъ онъ, причемъ его нижняя челюсть немного отвалилась.-- Извините меня, миссъ Миксъ -- но я не переношу св. Павла. Впрочемъ, довольно -- вы поступаете ко мнѣ.
-----
Я послѣдовала за экономкою, застѣнчиво указывавшею мнѣ дорогу въ мою комнату. Когда мы вступили въ темную залу во флигелѣ, я примѣтила, что она была заперта желѣзными дверями и окружена рѣшеткою. Три двери въ корридорѣ тоже имѣли рѣшетки. Странный шумъ -- точно кто-то ходитъ -- и ревъ разсвирѣпѣвшихъ животныхъ проносился по залѣ. Пожелавъ экономкѣ покойной ночи и взявъ свѣчку, я вошла въ свою спальную.
Я сняла платье и, надѣвъ желтый фланелевый капотъ, вовсе не подходившій въ цвѣту моего лица, собралась заснуть, читая "Риторику Блера" и "Нравственную философію" Пэля. Только-что я погасила свѣчу, какъ въ корридорѣ раздались голоса. Я внимательно вслушивалась, и узнала грубый голосъ м-ра Рожестера.
-- Вы дали кормъ No 1-му -- спросилъ онъ.
-- Да, сэръ,-- отвѣтилъ угрюмый голосъ, видимо принадлежавшій слугѣ.
-- Что съ No 2?
-- Теперь она мало ѣстъ, но черезъ день иди два поправится.
-- No... А No 3?
-- Въ страшной ярости, сэръ. Нѣтъ силы справиться съ дурнымъ расположеніемъ ея духа.
-- Тсъ!
Голоса смолкли, и я заснула крѣпкимъ сномъ. Мнѣ снилась тропинка въ лѣсу, по которой я иду. Вдругъ ко мнѣ подошла горилла; когда она близко стояла подлѣ меня, я узнала черты м-ра Рожестера. Онъ придерживалъ рукою бокъ, точно отъ боли. Я примѣтила, что онъ раненъ. Онъ узналъ меня и назвалъ по имени, но въ ту же минуту видѣніе исчезло; мнѣ снилось теперь, что я въ селеніи Ашантіевъ; вокругъ огня плясали группы негровъ, принимая участіе въ дикомъ празднествѣ Оби. Я проснулась, но въ умѣ у меня все еще звенѣла ихъ музыка.
-- Гока-пока-воки-фумъ!
-- Боже мой! неужели я сплю!.. Я ясно разслышала голоса подъ поломъ и почувствовала запахъ гари. Я встала съ неяснымъ предчувствіемъ чего-то дурного, и поспѣшно положивъ вату въ уши и обвязавъ полотенцемъ голову, завернулась въ шаль и побѣжала внизъ. Дверь въ комнату м-ра Рожестера была открыта. Я вошла.
М-ръ Рожестеръ, повидимому, крѣпко спалъ; онъ не просыпался, несмотря на клубы дыма отъ пылавшихъ занавѣсокъ его кровати. Вокругъ комнаты негритянка высокаго роста и сильнаго сложенія полуодѣтая,-- на головѣ ея красовались перья -- бѣшено плясала подъ звуки костяныхъ кастаньетъ,-- картина имѣла сильно языческій характеръ.
Я не потеряла присутствія духа. Смѣло опрокинувъ рукомойникъ, лоханку и ведро съ помоями на пылавшую постель, я побѣжала въ садъ, и вернувшись оттуда съ трубою для поливки, направила слабую струю на м-ра Рожестера. При моемъ появленіи, гигантъ-негритянка убѣжала. М-ръ Рожестеръ зѣвнулъ и проснулся. Капли воды струились съ него, когда онъ всталъ съ постели; я объяснила ему причину моего присутствія. Онъ нисколько не казался возбужденнымъ, испуганнымъ или разстроеннымъ. Онъ съ любопытствомъ взглянулъ на меня.
-- И такъ, вы рисковали жизнью, чтобы спасти меня? о, милая наставница дѣтей!
Я сильно покраснѣла и крѣпко закуталась въ шаль, надѣтую поверхъ моего капота изъ желтой фланели.
-- Вы любите меня, Мери Дженъ,-- не отрицайте этого! Вы дрожите, и это доказываетъ, что я правъ.
Онъ прижалъ меня и сказалъ нѣжно своимъ чуднымъ глубокимъ голосомъ:
-- Что ножки,-- не промочили ли вы ихъ?
Я поняла, что онъ намекаетъ на мои ноги. Я взглянула внизъ и увидала, что въ своей поспѣшности я надѣла его на старыя, резиновыя галоши. Мои ноги были не крошки и вовсе не малы, и эта обувь не прибавляла имъ красоты.
-- Пустите меня, сэръ,-- сказала я спокойно. Это совершенно не прилично; дурной примѣръ для вашего ребенка.-- И я съ твердостью, но осторожно, высвободилась отъ него. Я подошла въ двери. На минуту онъ, казалось, погрузился въ глубокую думу.
-- Вы говорите, что здѣсь была негритянка?
-- Да, сэръ.
-- Гмъ! No 1, полагаю.
-- Это первый нумеръ, сэръ?
-- Моя первая,-- возразилъ онъ, значительно и саркастичеси улыбаясь. Затѣмъ онъ сталъ обращаться со мною по прежнему, швырнулъ мнѣ сапоги въ голову и велѣлъ убираться. Я спокойно удалилась.
-----
Воспитанница моя была прелестная дѣвочка, говорившая великолѣпно по-французски. Вѣроятно потому, что мать ея была француженка танцовщица. Хотя ей всего шесть лѣтъ, тѣмъ не менѣе видно было, что она уже разъ шесть влюблялась. Однажды она сказала мнѣ:
-- Миссъ Миксъ, питали ли вы къ кому-нибудь сильную страсть? Чувствовали ли вы когда-нибудь здѣсь трепетъ?-- и она положила свою рученку на узкую грудь и мило вздохнула;-- при этомъ чувствовали ли вы полнѣйшее отвращеніе къ конфектамъ и карамелькамъ, и казался ли міръ вамъ пустымъ, неинтереснымъ, какъ разбитый флаконъ отъ лавровишневыхъ капель.
-- Такъ вы испытали это, Нина?-- сказала я спокойно.
-- О, да, милая. Вотъ, напримѣръ, Буттонъ нашъ пажъ, вы знаете, я очень любила его, но папа прогналъ его. Затѣмъ грумъ Дикъ,-- но онъ смѣялся надо мною, и я такъ была несчастлива!-- говоря это, она приняла, совсѣмъ по-французски, трагическую позу.-- Завтра утромъ будутъ здѣсь гости,-- прибавила она, болтая наивно по-дѣтски,-- возлюбленная папы Бланшъ-Марабу будетъ тоже. Знаете, говорятъ, она будетъ моею мамою.
Эти слова какъ ударъ поразили меня! Но я спокойно приподнялась со стула и, погладивъ слегка ребенка, вышла изъ комнаты.
Слѣдующая недѣля въ Блундерборъ-Гаузѣ прошла вся въ удовольствіяхъ и увлеченіяхъ. Гдѣ была рѣшетка, тамъ эту часть замка заложили камнями, и полуночные крики меня болѣе не безпокоили. Но я сильнѣе созвала свое унизительное положеніе. Я должна была прислуживать леди Бланшъ при ея туалетѣ, помогать ей украшать себя. Зачѣмъ? Чтобы плѣнять его? О, нѣтъ, нѣтъ! но къ чему эта дрожь, эта слабость? Неужели онъ въ самомъ дѣлѣ ее любитъ? Я видѣла, какъ онъ щипалъ ее, какъ билъ дерзокъ съ нею. Но я вспомнила, что онъ швырялъ и въ меня подсвѣчникомъ, и мое сумасбродное сердце успокоилось.
Мы пировали ночью, какъ вдругъ неожиданное посланіе вынудило м-ра Рожестера покинуть своихъ гостей.-- Веселитесь, дураки,-- прибавилъ онъ вполголоса, проходя мимо меня.-- Дверь за нимъ затворилась, и онъ уѣхалъ.
Прошло полчаса. Во время танцевъ раздался пронзительный крикъ, и среди разступившейся толпы падавшихъ въ обморокъ женщинъ и испуганныхъ мужчинъ, вошла въ комнату страшная мужская фигура. Сразу въ немъ можно было признать разбойника, сильно вооруженнаго: онъ держалъ въ каждой рукѣ по пистолету.
-- Чтобы ни одинъ человѣкъ не выходилъ изъ этой комнаты!-- сказалъ онъ громовымъ голосомъ.-- Домъ окруженъ, вы не можете спастись. Первый, который переступитъ вонъ тотъ порогъ, будетъ убитъ какъ собака. Господа, прошу васъ идите другъ за другомъ въ линію и подавайте мнѣ ваши кошельки и часы.
Находя ослушаніе безполезнымъ, всѣ хотя весьма неохотно, но подчинились ему.
-- Теперь, сударыни, прошу васъ передать мнѣ ваши брилліанты и драгоцѣнности.
Это приказаніе еще менѣе охотно исполнили. Бланшъ, подавая разбойнику браслетъ, старалась спрятать подъ лифомъ брилліантовое ожерелье, подарокъ м-ра Рожестера. Но съ дьявольскимъ хохотомъ силачъ вырвалъ его у нея и, сильно дернувъ молодую дѣвушку за ухо, оттолкнулъ ее въ сторону. Настала моя очередь. Съ трепещущимъ сердцемъ я пробиралась къ разбойнику и упала къ его ногамъ.-- Сэръ, я бѣдная гувернантка, пощадите меня.
-- Ого! гувернантка! Дайте мнѣ ваше жалованье за послѣдній мѣсяцъ. Отдайте мнѣ то, что вы украли у вашего господина,-- и онъ чертовски засмѣялся.
Я спокойно взглянула на него и сказала тихо:-- Я ничего не украла у васъ, м-ръ Рожестеръ!
-- А, узнали! Тсъ! слушайте, барышня,-- онъ сердито шепнулъ мнѣ:-- скажите еще одно слово, чтобы помѣшать моимъ планамъ -- и вы умрете; помогите мнѣ, и...
И онъ исчезъ.
Черезъ нѣсколько минутъ все общество, за исключеніемъ меня, заперли въ погребъ. Въ слѣдующій моментъ приблизили факелы къ богатымъ драпировкамъ, и весь домъ запылалъ. Я почувствовала, какъ сильная рука схватила меня, кто-то тащилъ меня на пригорокъ, откуда можно было смотрѣть на пожаръ замка. Это былъ м-ръ Рожестеръ.-- Гори! -- сказалъ онъ,-- грозя кулакомъ на горѣвшій замокъ. Затѣмъ, упавъ на колѣни передо мною, торопливо произнесъ:
-- Мери-Дженъ, я люблю васъ; то, что служило помѣхой нашему соединенію, уже исчезло, или скоро исчезнетъ. Въ томъ замкѣ были заключены мои три сумасшедшія жены. Одна изъ нихъ, какъ вамъ извѣстно, пыталась убить меня... Ха! вотъ мое мщеніе. Но будете ли вы моею?
Я безъ словъ бросилась къ нему на шею.
Е. А.
"Вѣстникъ Европы", No 11, 1882