между
ЧУВСТВИТЕЛЬНЫМЪ И ХЛАДНОКРОВНЫМЪ.
Хладнокровный.
Кажется, любезный другъ, вы занимаетесь чтеніемъ; моду ли знать, какую книгу вы читаете?
Чувствительный.
Одну изъ тѣхъ, которыя вамъ не очень нравятся.
Хладнокровный.
Сентиментальнаго рода?
Чувствительный
Да.
Хладнокровный.
Какъ можете вы любить произведенія изступленнаго разума? Не спорю, для нѣкотораго возраста сего рода сочиненія имѣютъ прелесть; но въ наши лѣта --
Чувствительный.
Сердце мое не состарѣлось; и я, правду сказать, не желалъ бы того.
Хладнокровный.
Молодое сердце и старой разсудокъ!-- Жалѣю объ васъ, любезный другъ! вы вѣрно всегда противорѣчите себѣ.
Чувствительный.
Иногда, но и то не долго. Знаете ли, что я въ такомъ случаѣ дѣлаю? Заставляю разумъ молчать и слѣдую сердцу, и -- чему вы вѣрно удивитесь -- никогда еще въ томъ не раскаивался.
Хладнокровный.
Но многіе ли согласятся бъ вами въ разсужденіи сего?
Чувствительный.
Думаю, что не многіе, и вотъ почему: чувствительность протворѣчитъ егоизму; а егоизмъ есть душа большей части человѣческаго рода.
Хладнокровный.
Справедливо ли требовать, чтобы величайшая часть людей слѣдовала малѣйшей?
Чувствительный.
Не уже ли и въ такомъ случаѣ; когда малѣйшая права?
Xладнокровный.
Докажите, что послѣдняя права, и я соглашусь съ Вами!
Чувствительный.
Постараюсь -- если вамъ угодно будетъ меня выслушать.
Хладнокровный.
Прежде позвольте мнѣ предложить вамъ вопросъ: вы думаете, что?-- по крайней мѣрѣ -- девять изъ десяти частей человѣческаго рода хорошо бы поступили, еслибъ послѣдовали примѣру десятой?
Чувствительный.
Утверждаю это.
Хладнокровный.
Любезный другъ! подумайте о послѣдствіяхъ. Чтобы изъ того вышло, еслибъ каждый человѣкъ, не довольствуясь обыкновенною способностію чувствовать, хотѣлъ быть Вертеромъ, приходящимъ въ отчаяніе при видѣ срубленнаго дерева?-- И вы уже, думаю, замѣтили, что тотъ рѣдко бываетъ, умѣренъ въ своихъ требованіяхъ, кто утончаетъ эту способность?-- Представьте себѣ, что всѣ люди таковы: уживутся ли они вмѣстѣ? Кто захочетъ имѣть дѣло съ человѣкомъ, который, не зная снисхожденія, требуетъ, чтобы всѣ люди были совершенны, который презираетъ Хорошее, уважая только превосходное, который недостатокъ называетъ уже порокомъ и, при малѣйшей неудачѣ, находитъ одно зло въ физическомъ и моральномъ мірѣ; вселенную почитаетъ Хаосомъ, время чудовищемъ, все поглащающимъ и вновь изрыгающимъ, людей -- ефемерами, а себя -- игралищемъ неумолимаго рока или -- слѣпого случая?
Чувствительный.
Чувствительный рѣдко не ипохондрикъ; удивительно ли, если вся природа представляется ему печальною?-- Мнѣ кажется, онъ заслуживаетъ болѣе сожалѣніе нежели негодованіе нате; Но вы говорите, что онъ превосходное предпочитаетъ хорошему: кто сего не дѣлаетъ?-- Вы забыли, кажется, любезный другъ, нравственное предназначеніе человѣка.
Хладнокровный.
Донимаю: вы хотите сказать, что человѣкъ предназначенъ къ дѣятельности ума и сердца и къ достиженію возможнаго совершенства. По этому думаете вы" что, на примѣръ, Гуронъ не достигаетъ цѣли бытія своего? что ему непремѣнно должно сдѣлаться Европейцемъ для полученія права называться человѣкомъ?-- Разсуждать такимъ образомъ можетъ одинъ только надменный.-- Какъ будто природа хочешь, чтобы всѣ люди были Европейцами!
Чувствительный.
Не Европейцами, говорю я, а истинными людьми. Таковъ ли Гуронъ? Онъ не менѣе Европейца одаренъ разсудкомъ и вѣрно не для того, чтобы оставишь его безъ употребленія. Спрашиваю теперь; употребляетъ ли онъ его?-- нѣтъ; слѣдовательно онъ не выполняетъ всего, къ чему предназначенъ; слѣдовательно онъ подобно младенцу, не есть еще человѣкъ совершенный.
Хладнокровный.
Вы слишкомъ скоро заключаете. Основываясь на томъ, что и онъ не менѣе Европейца одаренъ разсудкомъ, и зная, что природа ничего не дѣлаетъ безъ цѣли, вы упрашиваете весьма справедливо; употребляетъ ли онъ разсудокъ свой. Но когда вы потомъ отвѣчаете -- нѣтъ; вы не правы, онъ употребляетъ его такъ же, какъ и Европеецъ -- только на другіе предметы. Или вы полагаете, что каждый человѣкъ долженъ, быть звѣздочетомъ, метафизикомъ, богословомъ, поэтомъ?--
Чувствительный.
Слѣдуетъ ли это изъ моихъ словъ?
Хладнокровный.
Конечно. Въ чемъ упрекали вы Гурона? въ томъ, что онъ не употребляетъ своего разсудка?-- Но это оказалось несправедливымъ. Такъ чѣмъ же можно упрекать его еще, если не тѣмъ, что онъ не занимается умозрѣніями?
Чувствительный.
Прибавьте къ тому еще нравственность и скажите, маловажно ли это? Но для сего не нужно, чтобы каждый человѣкъ былъ непремѣнно звѣздочетомъ и т. д.; нужно только не быть невѣждой. И вы никогда меня не увѣрите, чтобы тотъ, кто разсуждаетъ о вещахъ, служащихъ къ продолженію жизни, столько же соотвѣтствовалъ цѣли бытія своего, какъ человѣкъ просвѣщенный.--
Хладнокровный.
Все это хорошо, любезный другъ; но не уклонились ли мы отъ предмета нашего?
Чувствительный.
Нѣтъ. Если человѣкъ долженъ утончать свои способности; если онъ тогда только бываетъ счастливъ, когда всѣ силы существа его дѣйствуютъ: чувствительность неоспоримо служитъ къ его чести, и предметы, доставляющіе ей пищу, должны въ глазахъ его имѣть цѣну.
Хладнокровный.
Однакожъ древніе, столь просвѣщенные, столь образованные Греки не произвели ничего сентиментальнаго.-- Трагедіи ихъ трогаютъ, это правда; но непосредственная цѣль сихъ твореній состояла у нихъ не въ томъ, чтобы трогать слушателей; а въ представленіи борьбы человѣсеской воли съ неизбѣжнымъ рокомъ. Отъ чего и происходитъ, шло имъ трагедіи болѣе ужасны, нежели трогательны.
Чувствительный.
Соглашаюсь, однако это не опровергаетъ словъ моихъ; ибо если Греки и не произвели творенія, питающаго чувствительность, это еще не доказываетъ, что такое твореніе худо, и что тотъ не хорошо дѣлаетъ, кто имъ занимается. Извѣстно, что Греки -не понимали сердца человѣческаго такъ тонко, какъ ты новѣйшіе.
Хладнокровный.
Вы думаете, что и мудрецы Греціи не знали своего сердца?
Чувствительный.
Признаюсь, я этого мнѣнія, Какая разница между ихъ самопознаніемъ и нашимъ! Вообще, сколь различно судятъ о себѣ два человѣка, изъ которыхъ одинъ не думаетъ, что есть свидѣтель при тайнѣйшихъ его помышленіяхъ; а другой убѣжденъ сердечною вѣрою въ бытіи всезрящаго Ока!-- Какъ надменъ первый! Какъ скроменъ послѣдній! Первый приписываетъ все самому себѣ; послѣдній же напротивъ Существу высочайшему.-- Тотъ цѣнитъ себя высоко, зная сколько онъ приобрѣлъ; сей же думаетъ о себѣ мало, чувствуя, чего ему недостаетъ.-- Греки жили для услажденія чувствъ, для славы, для выполненія обязанностей гражданина- -- Если вы прочитаете Ксенофонта: то увидите, что и лучшій изъ всѣхъ Грековъ, Сократъ, былъ только Грекъ -- что я говорю только Афинянинъ.-- Что такое была его Калокагифія? Судя по нѣкоторому мѣсту въ Ксенофонтовомъ Симпозіонѣ, она была ничто иное, какъ образованіе нравовъ въ соединеніи съ тѣлеснымъ упражненіемъ (Гимнастикой). Возмите теперь Кантово нравоученіе: какая разница!
Хладнокровный.
Чтожъ вы изъ этаго заключаете?
Чувствительный.
Что новѣйшимъ только извѣстно сердце во всѣхъ изгибахъ. чему не мало споспѣшествовало и свободное обращеніе съ женщинами. Вспомните, что такое значили женщины у Грековъ, даже у Римлянъ -- не говорю уже о восточныхъ народахъ.-- Сколь мало участвовали онѣ въ дѣлахъ общественныхъ;-- У насъ женщины сидятъ иногда на престолахъ, споспѣшествуютъ образованію юношества, просвѣщаютъ своими твореніями, украшаютъ собою общежитіе. Сколь много прекраснаго производите а ими! Что бы мы безъ нихъ были?-- Нравы Грековъ и Римлянъ смягчаемы были изящными художествами: въ наши времена художества не у всѣхъ народовъ процвѣтаютъ; а кротость и вѣжливость вездѣ признаются общественными добродѣтелями.
Какъ не чтить женщинъ! онѣ усыпаютъ
Путь нашъ цвѣтами; съ улыбкой сплещаютъ
Щастія узы, святой любви цѣпь;
Чистое пламя въ сердцахъ воспаляя,
Къ вѣчному благу нашъ духъ возвышая,
Въ рай превратить для насъ могутъ и степь.
Такимъ почти образомъ сказалъ объ нихъ Шиллеръ, глубокомысленный, благородный Шиллеръ; знавшій сердце, и власть надъ нимъ сего пола.
Хладнокровный,
Тѣмъ болѣе чести для древнихъ, что они и безъ помощи женщинъ произвели столько прекраснаго. Можешь быть отъ сего, и происходитъ, что мы въ ихъ твореніяхъ не замѣчаемъ той любви къ мѣлочамъ, которыми многіе французы испортили свои сочиненія.--
Чувствительный.
Послѣднее справедливо; но должно ли обвинять за это женщинъ?-- Словесность Англичанъ и Нѣмцовъ утончилась отъ нихъ, не испортилась и можетъ многими важными твореніями поравняться съ древнею.
Хладнокровный.
Уже ли вы думаете, что Словесность Нѣмецкая и Англинская не уступаетъ древней.
Чувствительный.
Съ нѣкоторыхъ сторонъ -- конечно: со стороны жъ изображенія страстей -- превосходитъ. Какой древній поэтъ знакомитъ насъ съ сердцемъ человѣческимъ такъ-какъ Шекспиръ, Ричардсонъ, Фильдингъ, Стернъ, Виландъ, Шиллеръ, а особливо, Гете?-- Всѣ сіи Авторы исполненны чувствительности: вотъ лучшая ей похвала.
Хладнокровный.
Для меня довольно было узнать, какъ вы объ ней мыслите.-- Но что вы скажете, когда въ наше время самыя женщины не уважаютъ ее, -- что я говорю, смѣются надъ нею?
Чувствительный.
Слѣдствіе господствующихъ въ, публикѣ мнѣній, жалкой Философіи просвѣтителей -- Французовъ! Однако въ утѣшеніе себѣ можемъ мы сказать утвердительно, что почтеннѣйшія особы нѣжнаго пола не стыдятся еще чувствительности. Да и что такое женщина, ея стыдящаяся? Не всякая ли желаешь, чтобы ее любили? Чтожъ останется отъ любви, когда чувствительность изчезнетъ?-- Одно то, о чемъ благовоспитанная женщина стыдится и помыслить "Милыя наши красавицы не знаютъ, что презирая чувствительность онѣ унижаютъ самихъ себя" Что бы онѣ подумали, съ какимъ ужасомъ удалились бы онѣ отъ своихъ обожателей, еслибъ сіи послѣдніе сказали имъ откровенно: "Вамъ неугодно, чтобъ мы цѣнили сердцѣ ваше? Признаемся, мы любимъ въ васъ одну только наружность."
Хладнокровный.
Однако это не оправдываетъ тѣхъ жалкихъ чувствительныхъ нашего пола, которые съ книгою въ рукѣ бродятъ по полямъ; взлезаютъ на горы; скитаются по кладбищамъ; какъ будто у нихъ другаго дѣла не было; и наконецъ возвращаются домой усталые, изнуренные, неопрятные, съ пустою головою и пустымъ желудкомъ.
Чувствительный
Вы слишкомъ строги, любезный другъ; по крайней мѣрѣ не всякой, кто бродитъ по полямъ и проч. имѣетъ Пустую голову. Вспомните, что и Петрарка любилъ поля, и Ионгъ и бродили по кладбищамъ: это однако не препятствовало имъ быти великими.
Хладнокровный,
Петрарка, Ионгъ, Клопштокъ любили; а любовь, какъ извѣстно, украшаетъ всѣ предметы: оживляетъ поля, одушевляетъ деревья и рѣки, согрѣваетъ холодныя могилы и находитъ вездѣ что нибуть, достойное вниманія.
Чувствительный.
Можетъ быть и тѣ влюблены, которыхъ вы осуждаете.
Хладнокровный.
Влюбленныхъ я не осуждаю. Но сколько и такихъ, которые за недостаткомъ дѣйствительнаго предмета влюблены -- сами не знаютъ во что. Вы вѣрно, любезный другъ, никогда не бродили по полямъ, лѣсамъ, кладбищамъ -- разумѣется безъ дѣла.
Чувствительный.
Почему вы такъ думаете? напротивъ, я великій любитель полей; такъ же какъ и всего, что можетъ меня трогать: предметовъ почтенія И печали.-- Но вы кажется все еще не примирились съ чувствительностію. Вникните въ сущность ея и вы найдете, что она есть такое состояніе, въ которомъ душа болѣе обыкновеннаго бываетъ способна принимать впечатлѣнія. Чтожъ тутъ худаго? Вы вѣрно согласитесь, что человѣкъ чувствительный способнѣе къ состраданію, нежели хладнокровный. Картины бѣдствій терзаютъ его столько что онъ и для одного уже спокойствія готовъ всѣмъ для нихъ пожертвовать. Это не есть добродѣтель, я согласенъ; но все однако лучше сдѣлать что нибуть доброе хотя для собственной пользы, нежели совсемъ того не дѣлать.
Хладнокровный.
Лучше для того, кому оно сдѣлано, но виновника онаго поступка нельзя назвать достойнымъ человѣкомъ; ибо странно было бы вмѣнить ему въ достоинство то, что онъ сдѣлалъ для самаго себя. Знаете ли, какое изъ этаго можно вывесть заключеніе?
Чувствительный.
Что чувствительность противоположна чистой нравственности?
Хладнокровный.
Такъ точно. Вамъ извѣстно, Что Кантъ и здравой разумъ, требуютъ, чтобы никакія склонности или своекорыстныя побужденія не были виною добродѣтельнаго поступка, если хотимъ назвать его нравственнымъ. Чувствительный же слѣдуетъ во всемъ влеченію своего сердца, отъ чего онъ и производитъ дѣла согласныя съ нравственностью, а не нравственныя.
Чувствительный.
Вы не доказали того, что хотѣли доказать, увѣрьте меня, что чувствительный долженъ слѣдовать влеченію своего сердца; то есть, что онъ можетъ ему противиться и я соглашусь съ вами.
Хладнокровный.
Этаго я и не хотѣлъ доказывать. Чувствительный, равно какъ и всякой другой можетъ произвесть что нибудь нравственное; но на то время онъ перестаетъ быть чувствительнымъ. Однимъ словомъ -- чтобы доказать, что чувствительность и нравственность находятся въ противоположности, довольно уже и того, что одно изъ нихъ изключаетъ другое. Впрочемъ это не препятствуетъ человѣку быть вмѣстѣ и чувствительнымъ и нравственнымъ существомъ.
Чувствительный.
И не убавляетъ цѣны чувствительности.
Хладнокровный.
Почему?
Чувствительный.
Потому, что если чувствительность и нельзя еще назвать добродѣтелью -- въ строгомъ смыслѣ: однако она благороднѣе своекорыстія, основаннаго на грубыхъ выгодахъ. еслибъ каждый человѣкъ принялъ за правило, во всемъ ею руководствоваться, тогда міръ получилъ бы другой видъ; а люди хотябъ и не имѣли еще права называться нравственными, по крайней мѣрѣ могли бы называться добрыми людьми.
Хладнокровный
Въ этомъ я съ вами согласенъ.
Влад. Бриммеръ.
"Соревнователь просвещенія и благотворенія", Ч. 1, 1818.