Входя в пролив, увидели на Рагузском берегу несколько солдат; ударили тревогу, зарядили пушки картечью и уже готовы были дать полный залп, как капитан приказал бить отбой; это были австрийцы. Комендант острова Курцолы прислал уведомить нас, что 3000 солдат под командой фельдмаршала-лейтенанта графа Беллегарда, по соизволению государя императора, идут принять Катаро для сдачи оной области французам. 23 судна под конвоем двух военных бригов стояли у Рагузского берега в Порте Розе. Граф Беллегард скоро прислал к нам своего адъютанта спросить, не имеем ли мы от адмирала каких к нему бумаг. Лейтенант Насекин, по болезни капитана, ездил к австрийскому генералу и объяснил, что нет никакого повеления от главнокомандующего, а потому конвой не может продолжать далее своего пути; ибо Рагуза находится в осаде, и все порты республики блокируются; австрийцы принуждены были согласиться дожидать повеления адмирала.

Остров Курцола, в древности известный под именем Черной Корциры, отделяется от полуострова Сабиончелло, принадлежавшего рагузской республике, проливом того же названия. Ширина его версты 4, а местами не более версты. Зимой хотя и дуют здесь боры, но, как на глубине от 25 до 11 сажен, грунт везде ил, то рейд и для больших кораблей довольно удобен. Курцола представляет небольшие горы, покрытые дубовым лесом и кустарником. Сей остров производит знатное количество хорошего красного вина, а лов анчоусов и сарделей составляет главную ветвь торговли. Сверх сего он отпускает много дров, и жители особенно занимаются строением небольших судов. Крепость Курцола лежит на мысу, плохая высокая четвероугольная стена заключает в себе несколько домов и лежит при подошве возвышений, командующих крепостью. Город, полагают, построен Диоклетианом. Положение его близ неприятельских портов и возможность при нашей морской силе защищать одной ротой солдат делают его для нас весьма важным пунктом, ибо корабли, имея у него пристанище и получая тут вино и дрова, которых нет в Катаро, могут во всякое время блокировать порты Далмации. Жителей на всем острове 6000.

Ровное прибрежие Сабиончелли, где в древности находился город Онеум, осеняется высокими бесплодными скалами; прекрасные сады, лежащие у подошв их, и прохлада вечера побудила нас съехать на берег. Не удивляйтесь, что так смело выходим на неприятельскую землю.

Славяне и вообще другие здешние подданные Франции почитают нас своими друзьями; ибо по милосердию российского монарха они имеют в нас истинных своих покровителей. Сколько ни старались внушать им недоверенность к россиянам, сколько ни уверяли их в счастье принадлежать великой и просвещенной нации, однако ж одних русских принимали они с уважением, а французов боялись как чумы. Лишь вышли мы на берег, хозяин первого сада пригласил нас в свой дом; оный стоял на покате зеленого холма, в средине плодовитых дерев, рассаженных широкими рядами. С одной стороны плющ и мирт покрывал стену дома, с другой виноградные лозы осеняли вход в него, одна крытая аллея вела к морю, другая к деревне. Недалеко от дома, мелкий ручеек, пробираясь с журчанием между миндальных, фиговых, рожковых и шелковичных дерев, то показывается, то опять теряется в густой тени. Уютный домик представлял во всем приятную простоту сельской жизни; мебель была грушевого дерева на образец английской; в углу стояла ручная мельница, в другом девушка, одетая довольно щеголевато, разматывала шелк на самопрялке. Розина (так звали девушку), по приказанию отца, вышла и скоро принесла кофе и подала каждому по трубку табаку, потом потчевала ликером и плодами, только что снятыми с дерева. Девушка была очень пригожа и потому мы не хотели, чтоб она была нам служанкой. Догадливый рагузинец, приноравливаясь к нашим обычаям, приказал ей что-нибудь спеть. Опустив вниз глаза, дрожащим, но весьма нежным голосом, начала она итальянский романс (Vieni o nice! amato bene), аккомпанируя себе на гитаре. Подумать можно, что отец ее богат. Напротив сад, несколько птиц и коз, прыгающих по утесам, составляют все его имущество. При сем справедливо можно заметить, что рагузцы много упредили в просвещении соседей своих, одного с ними происхождения, славян. Несмотря на то, что небо покрылось тучами, приятность местоположения и свежесть воздуха поощрила нас идти на гору. Древний монастырь Св. Франческо, окруженный стенами и печальными кипарисами, весьма украшает вершину дикой голой скалы; но как стало очень темнеть и вдали блистала молния, то мы, немного не дошед до вершины, воротились назад. Сошед вниз, гора, которая ниже других, казалась им равной и закрыла собой гораздо ее высочайшие. Не так ли и в свете ничтожный и порочный кажется равным добродетельному человеку? Не так ли дерзкий льстец и невежда затмевает достоинства скромного неискательного человека?