Во рту. Дуплистые зубы. Слюнные железы. Неожиданная тревога. Обед рабочего и путешествие в желудок. Опять одна. Приключения в желудке. Снова с лейкоцитом. «Топки» организма. Ферменты и их роль. Значение соляной кислоты. Почему желудок сам себя не переваривает. Воротная вена
Наши путешественники снова прошли через правое предсердие, а дальше через правый желудочек в легкие, оттуда они снова попали в левое предсердие, а потом в левый желудочек. Теперь они из левого желудочка двинулись не вниз, а вверх, в рот. (рис. 20).
Рис. 20. Рот (3); глотка (8); дыхательное горло (12); надгортанный хрящ (9); язычок (4): начало носоглотки (2).
Здесь было очень интересно. Сначала Надо было неприятно. Они оказались на внутренней стенке щеки, куда они вылезли из волосного сосуда, по совету лейкоцита, чтобы получше наблюдать. Но как язык, так и щеки и нёбо — все было покрыто слоем слизи. Слизь непрерывно изливалась из массы железок, выводные протоки которых открывались и полость рта. Кроме слизи, во рту было некоторое количество слюны, и она, примешиваясь к слизи, внушала Наде еще большее отвращение. Но это продолжалось недолго; лейкоцит, видимо, чувствовал себя в слизи и слюне как в своей тарелке.
Во рту вдоль внутренней стенки щек шли два ряда зубов. Они были не очень привлекательны; правда, некоторые зубы были белы и целехоньки; но некоторые были черны, как деготь, в них были дупла, из которых шел скверный запах. Лейкоцит, видимо, испытывал удовольствие: тошнотворный запах его привлекал.
— Эх, — сказал он, — жалко, что нам надо отправиться на дальнейшее изучение человека, а то бы я остался здесь надолго. Работы здесь хоть отбавляй.
— Но почему здесь так отвратительно пахнет?
— В этом опять-таки виноват наш хозяин; он не чистит зубов и не следит за ними вообще. В дуплах завелась масса бактерий, которые вызывают гнилостное разложение; их необходимо уничтожить. Не думай, что я тут один; здесь много лейкоцитов и помимо меня. Много нас гибнет здесь в борьбе с бактериями; видишь, в слюне сколько плавает трупиков лейкоцитов? Человек их либо выплевывает, либо проглатывает со слюной, и тогда их трупики перевариваются в желудке. Да, не легко стоять на защите человека.
— Но почему не больно этому человеку? Зубы-то у него гниют.
— Гниют, конечно, но дупла еще не достигли до зубной мякоти; когда они до нее доберутся, тогда человеку станет больно; он заревет белугой, будет ругать «проклятый зуб», но не догадается обругать самого себя за свое невежество и за свою беспечность.
— А нельзя ли ему помочь?
Можно, конечно; надо починить дуплистые зубы и чистить зубы утром и на ночь. Тогда все будет благополучно.
— Когда окончу путешествие, непременно скажу ему об этом; много, о чем надо поговорить с ним, так заодно и об этом поговорю.
— Вот посмотри, сказал лейкоцит, — видишь, внизу, далеко под нами, виднеется отверстие выводного протока. Это проток слюнной железы (рис. 21).
Рис. 21. Слюнные железы человека.
У человека три пары слюнных желез (рис. 21): одна пара околоушных; когда они воспаляются и распухают, лицо делается похожим на морду поросенка; а потому болезнь эта получила название «свинки».
— Так свинка — это воспаление околоушных желез! А я этого не знала.
— Другая пара — это подчелюстные железы: третья — подъязычные. Все они выделяют слюну несколько различного качества. И, заметь, слюна выделяется обычно в очень скромных количествах; но когда человек начнет есть, то ее выделяется много. Попробуй глотать слюну впустую, — предложил лейкоцит.
Надя попробовала; глотнула раз, другой, третий и четвертый глотнула еле-еле; а на пятый глоток слюны никак не набралось. Пришлось глотнуть впустую и то с трудом.
Видя ее бесплодные попытки, лейкоцит весело смеялся.
— А ты попробуй что-либо жевать, хоть сухари, хоть яблоко; увидишь, как весело побежит слюна.
— Да тут ничего такого не найти. А твои клеточки можно есть только тогда, когда очень голодна.
— Смотри! Смотри! — закричал вдруг лейкоцит, — тут холерная запятая! — и он ринулся к тому месту, где лежала бактерия холеры. Скоро он начал обволакивать запятую своими ложноножками. Бактерия сопротивлялась отчаянно; она корчилась и судорожно била своими жгутиками. Надя с интересом и тревогой следила за ходом битвы и успокоилась лишь тогда, когда запятая оказалась целиком внутри лейкоцита и начала замирать.
Успокоился и лейкоцит:
— Теперь она понемногу начнет перевариваться во мне.
— Что значит — перевариваться? Разве у тебя внутри печь и горшки?
— Перевариваться — это значит растворяться внутри нашего тела; она постепенно разложится и растворится, а вещества, из которых она состоит, пойдут в мою пользу.
— Странно, однако, ты не беспокоился так, когда встретил холерную запятую в другом месте.
— Совершенно верно; в другом месте она не опасна почти нисколько; можно ввести довольно много холерных занятых в кровь или под кожу человека: они там не размножаются, так как для этого нет подходящих условий. Опасно, если эта запятая попадет в рот, а оттуда в желудок и кишки; в тонких кишках она находит для себя очень хорошие условия; размножается необычайно быстро и вызывает холеру. Ведь чем опасна эта запятая, как ты думаешь?
— Не знаю, право.
— Да тем, что она живая, и что она способна к размножению.
Если ее не уничтожить, то через пять минут она разделится пополам; размножение бактерий именно так и происходит; вот подсчитай-ка, сколько их получится через сутки.
Надя попробовала и запнулась. Выходило так, что через час их будет 4096 штук; а дальше без записной книжки трудно было высчитывать.
В это время раздался властный рев, и Надя почувствовала равномерные и довольно сильные толчки в левый бок.
Оглянувшись, она ничего не могла заметить, но толчки продолжались. Человек открыл рот, и толчки заметно усилились. Происхождение их разгадалось.
Это гудел фабричный гудок на обед, а человек, в теле которого они были, приоткрыл рот, так как стоял слишком близко к гудку. Воздушные волны от гудка были настолько сильны, что Надя почувствовала их в виде здоровенных толчков.
Через несколько минут рот человека начал наполняться кусками хлеба и картофелинами; зубы начали крошить еду, и рот наполнился громадными количествами слюны.
Надя испугалась, как бы не попасть под зубы, которые ей казались гигантскими жерновами. Ее страхи получили непосредственное подтверждение. Один из громадных кусков хлеба, который рабочий запихал в рот, прошелся вдоль внутренней стенки щеки, снял с нее целый пласт слизи, а заодно и наших приятелей.
Что тут делалось потом, сказать трудно. Наши друзья попали на язык, и пошла писать губерния. Их подбрасывало вверх к небу, а затем они с быстротой молнии летали куда-то глубоко вниз, словно в пропасть; со всех сторон их окружала липкая и скользкая масса хлеба и картошки, насквозь пропитанная слюной.
«Хоть бы под зубы не попасть» — с тоской подумала Надя.
Извиваясь изо всех сил, стараясь уйти из-под жевательных бугров коренных зубов, Надя скоро потеряла из вида своего друга лейкоцита. Все ее усилия сводились к одному: чтобы благополучно уйти из пищевого комка и отдохнуть.
Ее счастье, что человек, видимо, торопился есть; он не прожевывал пищу и глотал ее наспех: иначе ей не миновать бы попасть под зубы и окончить свое существование.
В этот момент человек перестал жевать; он взял в рот бутылку молока, запрокинул голову, и громадная молочная волна, словно лавина, смела пищевой комок, в котором находилась Надя, и отправила его вниз к пищеводу.
Надя потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, оказалось, что она плавает в мутно-кислой жидкости огромного резервуара (рис. 22).
Она сделала попытку пошевелить своими членами и с удовольствием заметила, что они действуют превосходно. «Должно быть, я с молоком была проглочена и через пищевод попала в желудок. Однако, где же лейкоцит? Как я теперь обойдусь без его указаний?» Затем другая мысль, более ужасная, встревожила ее: «Кто же меня теперь защитит от других лейкоцитов? Их так много в организме… Словно патрули и разведчики, бродят они внутри человека, и ничто не может от них скрыться. Они учуют меня, как собаки зайца». Она пробралась к стенке желудка, уселась на крохотный выступ и начала соображать, как быть. Но ничего не могла придумать и в отчаянии тупо смотрела на громадное молочно-хлебное озеро, расположенное у ее ног.
Внезапно на нее полились мутно-грязные горячие потоки. Пришлось заползти в отверстие слизистой железки, чтобы уйти из-под горячего душа. «Верно, он пьет чай».
Довольно долго лились сверху чайные ручьи, подслащенные кусочками сахару. Но, наконец, все утихло. Надя обрадовалась. Но не надолго. Неожиданно вся жидкая масса, находящаяся в желудке, волною нахлынула на нее и вымыла ее из железки.
Опять она потеряла сознание. А когда снова пришла в себя, то сообразила, что после еды рабочий, вероятно, лег на спину, и вся пища в его желудке приняла другое положение. Это-то и был вал, который ее вымыл из железки.
Впрочем, железок кругом было сколько угодно, и в одной из них Надя снова нашла убежище.
Понемногу она успокоилась и начала знакомиться с тем, что в желудке происходит. А происходили очень интересные вещи: частицы молока на ее глазах начали превращаться в творог.
Если бы она не видела этого своими глазами, она не поверила бы. Но число творожных частиц все увеличивалось. Одновременно с этим она заметила энергичную работу желез. Они начали усиленно вырабатывать слизь и различные другие вещества. Все это нужно было объяснить, а спрашивать было не у кого. «Погиб, должно быть, мой лейкоцит», — подумала Надя.
Но в это мгновение она почувствовала на своем плече прикосновение ложноножек и, обернувшись, увидела своего приятеля.
— Откуда ты? — вскричала она, — неужели ты жив?
— Как видишь.
— Но как же ты меня нашел?
— А ты забываешь, что у нас, лейкоцитов, есть химическое чутье. Я тебя не потеряю, не беспокойся; только бы я не погиб.
— А я этого ужасно боялась, — призналась Надя, — но мне хотелось бы получить от тебя объяснения; здесь столько интересного. Давай поплывем.
— Нет, плыть нам не надо. Нам могут повредить желудочные выделения; давай лучше останемся в желудке, и я тебе все разъясню на месте. Видишь, как понемногу начинает светлеть пищевая кашица. Творожные частички тают, словно сахар в чае, и становятся незаметными.
В этот момент все в желудке зашевелилось; это заработали мышцы желудка; они все перемешали снова и привели в соприкосновение с желудочным соком. Случайно нашим приятелям удалось остаться в железке.
Лейкоцит начал объяснять.
— Все внутренности в брюшной полости состоят из трех слоев (рис. 22).
Рис. 22. Схема строения тонкой кишки. Сл. об. — Слизистая оболочка. Ворс. — ворсинка тонкой кишки: а — покровные клетки ворсинки, б — слизистые клетки, в — нервные клетки. Подсл. об. — подслизистая оболочка: г — железы. Мыш. об. — мышечная оболочка. д — мышечные клетки, расположенные по кольцу кишки, е — тоже мышечные клетки, но направленные вдоль кишки (здесь клетки в поперечном разрезе). На правой стороне — кровеносные сосуды, снабжающие кишку кровью (изобр. черными жирными линиями). (Из Боссэ).
Наружный слой — гладкий и блестящий, очень тонкий — это брюшина; он скользкий, так как смазан жидкостью; это необходимо, чтобы кишка за кишку не зацепилась.
Следующий слой — мышечная оболочка. Она состоит из нескольких рядов гладких мышечных волокон, которые работают, не подчиняясь воле человека и вдобавок всю жизнь; даже во сне идет работа, и совершается пищеварение.
Затем внутренний слой — железистый и слизистый. Мы, кстати, находимся в слизистой железе.
Теперь ты меня, верно, спросишь, к чему слизь. Она нужна прежде всего для того, чтобы пищевая кашица гладко продвигалась по желудку и кишечнику, чтобы это шло без трения; затем слизь помогает организму бороться с бактериями.
Подумай только, какую массу бактерий проглатывает человек с пищей, Слизь задерживает их развитие, некоторые же, наиболее слабые из них, гибнут в слизи; различные очень острые предметы, напр. рыбьи кости, обволакиваются слизью, теряют свою остроту и не могут повредить стенке желудка и кишок. Итак, слизь очень нужна и полезна.
— Это мне понятно. Но как идет пищеварение?
— Пищеварение все основано на ферментах. Тебе это слово незнакомо, но ты сейчас поймешь его значение. Ты, конечно, видела, как готовят хлеб: в тесто кладут дрожжи. Дрожжи — это низшие организмы, такие грибки; в их теле находится особое вещество, которое вызывает скисание и пышным подъем теста. Это вещество и есть фермент. Теперь он выделен людьми из дрожжей и действует на тесто также хорошо, как и живые дрожжи. Словом, ферменты — это особые вещества, довольно сложные, благодаря которым пищеварение идет быстрой совершается легко.
Все пищеварение основано на действии ферментов. Известна ли тебе перекись водорода?
— Как же, известна; у меня в прошлом году заболела глотка, так доктор велел полоскать ее перекисью водорода. Потом у меня все прошло, немного перекиси осталось в бутылочке; потом мне понадобилась пробочка; я вынула ее из бутылочки, а она вся белая.
— Это оттого, что перекись водорода обесцвечивает многие краски.
— Ну да; я это знаю; она и волосам придает льняной цвет. А потом и бутылочка мне понадобилась; я вылила остатки перекиси; только это уже была вода.
— Это произошло оттого, что перекись водорода разлагается. Но она разлагается очень медленно; молекула ее состоит из двух атомов водорода и двух атомов кислорода, а вода, как тебе известно, это два атома водорода и один атом кислорода; перекись водорода выделяет атом кислорода и постепенно превращается в обыкновенную воду.
Однако, как я говорил, это происходит очень медленно. Стоит в перекись водорода бросить кусочек губчатой платины, как дело резко меняется. Теперь кислород выделяется быстро и бурно, и превращение перекиси водорода в простую воду совершается в самое короткое время. Здесь кусочек губчатой платины играет такую же роль, как фермент в пищеварении.
В чем состоит суть пищеварения? В том, чтобы сложные химические соединения, составляющие пищу, растворить в соках тела, разложить их на составные части; использовать их по мере возможности и создать из них свое тело, то-есть такие химические соединения, из которых состоит тело едока. Например, и человека и свинью можно кормить хлебом. Но у свиньи из съеденного хлеба образуется свинина, а у человека — его тело. Почему? Материал для построения — еда — был дан один и тот же, это верно; и даже разложение хлеба шло приблизительно по одним и тем же путям, и простые продукты, получившиеся в результате свиного и человеческого пищеварения, были приблизительно одни и те же. Разница только в способе соединения этих продуктов. У человека один способ, у свиньи — другой. Каждый организм создал из одних и тех же продуктов разные вещества и уподобил их именно своему телу.
И тут все разложение идет при непосредственном участии ферментов. При этом каждый фермент строго своеобразен, т. е. он разлагает исключительно одно лишь химическое соединение, он его как бы выбирает себе. Иногда, чтобы очень сложное соединение разложить до самых простых, нужна совместная работа нескольких ферментов подряд.
Перейдем однако к пищеварению. Строение желудка тебе уже известно; слизисто-железистая оболочка его вырабатывает фермент — по названию пепсин. Теперь его добывают из желудков собак или свиней и дают больным людям, у которых своего пепсина мало. Пепсин — фермент, разлагающий белки. Белки — это очень сложные химические соединения, находящиеся преимущественно в мясе, молоке, яйцах. Ты знаешь отлично, что кусок мяса в воде может лежать очень долго, и мясом останется: не растворяется; но мясо, полежавшее в растворе пепсина, значит — в той же воде, к которой добавлен пепсин, растворяется, то-ость начинает перевариваться.
Но пепсин действует, во-первых, при температуре в 37–38 градусов, значит, при температуре тела, во-вторых, только в присутствии соляной кислоты. Поэтому желудок вырабатывает не только пепсин, но и соляную кислоту, так что желудочный сок кислый.
Кроме белков, ничего почти в желудке не переваривается.
Другая составная часть пищи — углеводы (крахмал и сахар) остаются в желудке в полупереваренном состоянии.
— А где же они начали перевариваться?
— Еще во рту; в слюне тоже есть фермент птиалин: он начинает переваривание, то-есть разложение крахмала; но обычно это разложение приостанавливается, так как человек глотает пищу, а в желудке другой фермент.
— Значит, было бы полезней подольше жевать пищу.
— Со всех точек зрения полезней. Человек просто не умеет есть; он торопится, и зря торопится. Пища мало размельчается и задает желудку напрасную и трудную работу; часть ее не переваривается из-за этого вовсе и так и не используется организмом.
— А как ты думаешь, — спросила Надя — если б хорошо разжевывать пищу, пожалуй это бы стоило дешевле, так как понадобилось бы меньше съесть?
— Несомненно, и дешевле и полезнее. Здесь двойная выгода.
Надя подумала: — «Это следует запомнить».
Лейкоцит продолжал свои пояснения.
— Из желудка пища направляется в двенадцатиперстную кишку. Такое название она получила потому, что у человека длина ее равна приблизительно толщине двенадцати пальцев. Из желудка в двенадцатиперстную кишку пища попадает через привратник (рис. 23).
Рис. 23. Желудок в разрезе.
Привратник, собственно говоря, выходная часть желудка. Здесь мускулистый слой особенно сильный; у самого перехода привратника в двенадцатиперстную кишку имеется круговой мускул, в виде жома, который обычно всегда сокращен.
Лишь по временам он расслабляется, и пища проходит в кишечник. Но прежде, чем перейти к тому, что делается в кишечнике, покончим с желудком, а потом покинем его. Ты не догадываешься, какая польза человеку от соляной кислоты?
— Да ведь ты говорил об этом.
— А еще?
— Не знаю.
— А еще то, что соляная кислота — недурное дезинфекционное средство, то-есть она убивает много бактерий. Во время холеры многие пьют сырую воду, несмотря на запрещение врачей, и ничего, остаются живы; этого мало, они даже хвастаются: «врут доктора, что от сырой воды холера, я все время пью сырую воду и здоровехонек».
Это потому, что у них в желудке вполне достаточно соляной кислоты. Но такими словами они подрывают у других доверие к врачам; и те тоже пьют сырую воду, но у них в желудке как раз соляной кислоты может оказаться поменьше; тогда, не все холерные запятые убиваются, а часть из них через привратник попадает в кишечник и там великолепно себя чувствует, размножается и вызывает холеру.
Соляная кислота, во всяком случае, если не способна убить все бактерии, то развитие некоторых она все же на время задерживает, лишает их возможности размножаться.
Желудочный сок, добытый у людей при помощи зонда[1] не загнивает, хотя стоит открытым целыми днями и неделями. Конечно, в него из воздуха попадают самые разнообразные бактерии, но присутствие соляной кислоты не дает им возможности существовать.
— Да, вот что: растолкуй-ка ты мне пожалуйста, как это желудок сам себя не переваривает. Ведь он тоже состоит из клеток, а в клетках белки. Как же это?
Лейкоцит дал ответ:
— Пока стенка желудка жива, она вырабатывает антифермент (противофермент), который противодействует действию пепсина. Этот фермент так и называется антипепсином: благодаря ему пепсин не может переварить «собственный» желудок. Однако при некоторых болезнях антипепсина образуется маловато; тогда пепсин разъедает часть слизистой оболочки, получается язва желудка, очень неприятная вещь. А когда человек умирает, и слизистый слой желудка перестает вырабатывать антипепсин, то пепсин с соляной кислотой всегда успевает полупереварить желудок. У всех трупов желудок не прочен, легко рвется, потому что стенка его уже наполовину переварена.
— Это удивительно интересно, право. Теперь мы покинем желудок?
— Да.
— Я думаю, что мы проберемся в волосной сосуд, а оттуда в сердце, потом опять через легкие в сердце, дорога знакома и легка, — засмеялась Надя.
— Нет, на этот раз ты ошиблась. Из венозной сети желудка мы попадем сначала в печень. Миновать ее мы не можем.
Знай, что венозная кровь всех брюшных внутренностей сначала проходит через особую вену, которая называется воротной веной и впадает в печень. Там она очищается от многих вредных и ненужных вещей, таким образом обезвреживается и лишь после этого идет в основную венозную сеть в так называемую полую вену. Полых вен две: верхняя и нижняя. Так вот из печени кровь идет в нижнюю полую вену, а оттуда в правое предсердие и т. д.
Это было новостью для Нади.
— Чем дольше изучаешь кровообращение, тем больше неожиданностей и интересных сведений.
— Да, это верно, — сказал лейкоцит. Однако, давай пробираться в волосной сосуд. Хотя бы в этот.
Через несколько секунд они по кровяному руслу неслись к печени.