(Уральская легенда)
Первым запел колыбельную песню тёмный, угрюмый лес на вершине горы "Благодать"...
Так гласит одна старинная уральская легенда.
Давно это было... Не помнят люди, когда это было... Жили в лесах, на глухих скатах гор угрюмые люди, отшельники-сектанты, "бегунцы" от соблазнов и греховности мира. Жили мирно, и мать-земля кормила их обильными соками. И лес обогревал их и оберегал их "светёлки" с теплящимися лампадами от северных ветров. И зверь пушной дарил им шубы тёплые. И птицы леса отдавали им и себя, и свои яйца -- яблоки сердца, тёплым пухом согретые.
Прошли по горам несметным полчищем люди незнакомые из Татарвы азиатской. Прошли и оставили после себя слёзы да стоны, проклятия да беды.
И загубили девичье счастье, тёплым пухом матери от северных ветров не прикрытое.
Она была молода, прекрасна и покорна, как покорны голубеющие снега гор пред ярким лицом солнца вешнего. Он был молод как роса утра раннего, силён как Бог, смел и ласков как дьявол.
Нашептал он, басурман, ей, девице-красавице, в ночи ясные, лунные, нашептал слова вещие. И запали те слова в её душеньку и жарким пламенем раскалили в душеньке струны певучие.
Ушёл татарский князь с проклятым полчищем, ушёл и не простился. И загудели в её душе струны певучие, загудели и выдали тайну девичью.
Подслушали старики богобоязненные тайну девичью, и загорелись в их глазах дьявольские искры сердца потревоженного. Встали старики как седые лесные призраки и обступили вокруг неё кольцом недругов. И, не щадя стыда девичьего, крикнули:
-- Опозорила ты нас, окаянная девка!
А она опустила глаза и затрепетала от страха, и заныли в душе её струны певучие, раскалённые князем-басурманом.
И кричали старики:
-- Оскорбила ты нашу веру христианскую!..
-- Ты, проклятая девка!..
-- Ты, поганая девка!..
А она стояла покорная как голубеющие снега гор пред лицом солнца вешнего, стояла и молчала, пряча стыд девичий.
Обступили её старики кольцом недругов... Обступили девку поганую, связали её по рукам и ногам и в ночку тёмную унесли в глухой лес, за балку глубокую, и бросили в пещеру на вершине горы "Благодать".
Плакала она, надрывалась и просила:
-- Помилуйте!.. Простите!..
Как в бурю осени диким воем носились по лесу их грозные голоса и гудели:
-- Проклятая!.. Поганая!..
Плакала она, надрываясь, и просила мучителей отпустить её грех молодости... Ушли старики, уплыли, как уплывают тучи чёрные, разразившись грозой-ливнем.
Осталась она одна и вдруг смолкла... И молчал угрюмый лес на вершине горы "Благодать".
А к ночи поднялась, загудела лесная буря и как будто завалила страшными голосами вход в пещеру, тёмную и холодную... А та пещера холодная была молочным сосцом земли-матери.
Обласкала мать-земля мать-страдалицу и подслушала её души струны певучие, раскалённые князем-басурманом.
И родилось в ту ночь новое древо страданий -- новый человек...
Так гласит одна старинная уральская легенда.
* * *
В глухую, ненастную ночь проснулся лес, стряхнул со своих отяжелевших веток вековую дремоту, пошевелил мохнатыми лапами елей и сосен и загудел-загудел... И запел свою чудную, длинную песню без слов, песню неба...
Родился он во тьме, и крик и стон матери встретил его торжественным гимном страданий.
То был стон матери-земли...
К утру небо прояснилось. Замолкла буря. Ушли за далёкие грани гор ненастные облака. Встало ясное, яркое солнце. Встало, улыбнулось. Улыбнулось и бросило искры света.
Заалели верхушки замолкших елей и сосен. Сползли на дно балки сырые туманы, точно тая в ярких лучах солнца. Прижались в отдалённые углы пещеры ночные тени. И загорелся свет в глазах нового человека.
Зашептались багряные в лучах восхода листья берёз, клёнов и лип. Зазвенели тонкие иглы сосен и елей.
И пошёл по лесу звонкий гул протяжных голосов. Загудел лес и запел свою вечную мелодичную песню без слов.
Прислушалась к песне леса одинокая мать-страдалица и улыбнулась, улыбнулась и запела, вторя лесу. Запела и излила в песне свою радость дню первому малютки...
То была первая колыбельная песня... Песня песней...
Первым запел колыбельную песню тёмный, угрюмый лес на вершине горы "Благодать"...
Так гласит одна старинная уральская легенда...
* * *
И до сих пор та песня как мировая бессмертная мелодия носится в горах. Как бескрылая птица спускается с вершины горы в долину, припадает к журчащему ручью и поёт вместе с ним какую-то новую песню без слов, песню неба и земли...
Но вот бескрылая птица несётся вдоль долины. Пахучие цветы кивают ей головками, и кланяются ей вслед зелёные травы... И опять поднимается та песня леса до вершины горы "Благодать". И повсюду за нею как прозрачная, незримая тень носится чуткое, гулкое эхо, носится и вторит песне леса.
Эхо вторит песне леса и чуть слышно гудит-гудит...
Никогда песня леса не обретёт покоя, никогда не замолкнет. Гордые зоркие орлы не унесут со своим клёкотом всех её непонятных слов к синим тучам. Мрачные вороны, закружившиеся в ненастный день над лесом, не унесут её слов в мрачные ущелья гор. Птицы певчие не перельют её непонятных слов в хрустальные звенящие трели своих мелодий... Вечно будет гудеть песнь леса, пока не умрут вековые ели и сосны, и не поникнут поверженными белостволые берёзы и серые осины с вечно дрожащими листочками...
Не умрёт песня леса, не смолкнет её мелодия и всё будет носиться и гудеть-гудеть...
Переймёт песню леса чуткое гулкое эхо и загудит-загудит...
* * *
В ненастную осеннюю ночь родилась она, первая колыбельная песня...
Родилась вместе с ним, с новым древом страдания, с новым человеком, кого прокляли в утробе матери.
Покинутая, одинокая мать-страдалица подслушала ту песню в ненастную осеннюю ночь. Лежала она в лесу, в холодной каменной пещере и ждала, когда явится он, любимый ребёнок. Как тёмная ночь притаилась в холодной пещере будущая мать и ждала, когда взойдёт солнце ясное.
А лес хмурился и гудел. Чёрные ели стояли у входа в пещеру и точно сторожили брошенную, проклятую мать. Гудели ели, покачивая верхушками, и часто в вое бури доносился зловещий крик ночной птицы... То был крик мрачного, ненастного неба.
Гудели высокие сосны на склоне горы "Благодать"... И часто в вое бури слышался протяжный, жуткий вой шакала... То был крик злобного, голодного зверя, крик земли...
Гудели берёзы и осины в тёмной глубокой балке, и вместе с воем в пещеру доносились пугающие голоса ночи... То был стон пустынного леса.
И ему вторил человеческий стон в холодной и мрачной пещере... То был стон земли... Стон земли, рождающий новое древо страданий, нового человека.
Стояла холодная земля, а тёмные, ненастные тучи проносились над её челом и уносили в страну света и счастья шелест листвы нового древа страданий, плач нового человека...
Источник текста: Брусянин В. В. Опустошённые души. -- М.: "Московское книгоиздательство", 1915. -- С. 263 .