Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней в переводе русских поэтов.
Под редакцией, со вступительным очерком и примечаниями Валерия Брюсова
Издание Московского Армянского Комитета, 1916
Вряд ли я ошибусь, если скажу, что армянская поэзия, особенно поэзия прошлых веков, составляет для большинства русских читателей то самое, что на старинных географических картах означалось белым местом с лаконической надписью: terra incognita -- область неведомая. Тем смелее я могу высказывать такое предложение, что еще очень недавно и сам я был в положении таких читателей: и для меня поэзия Армении была чем-то неизвестным, с чем я был знаком лишь по смутным и неопределенным слухам. Мне случалось читать произведения некоторых новоармянских писателей (в переводе Ю. Веселовского и др.); мне приходилось, среди моих исторических занятий, знакомиться с эпизодами из истории Армении, показавшими мне, какого высокого культурного уровня достиг армянский народ уже в древности и в начале средних веков; наконец, по статье Я. Полонского и по его подражаниям стихам Саят-Новы я мог составить некоторое понятие о высокой художественности поэзии лучших ашугов (народных певцов Армении). Но все эти сведения были разрознены и далеко не давали представления об истинном богатстве армянской литературы. Впрочем, и нельзя было ставить мне и другим русским читателям такую неосведомленность в вину, так как на русском языке почти неоткуда было почерпнуть более основательные сведения по истории Армении и не существовало сочинений, которые могли бы познакомить с художественными сокровищами прошлого армянской литературы {В другом месте (в моей отдельной брошюре "Очерк исторических судеб армянского народа") я более подробно рассматриваю русские сочинения об Армении. Здесь же ограничусь замечанием, что на русском языке литература по истории Армении сводится: 1) к работам строго ученым, требующим подготовки для ознакомления с ними, каковы, напр., университетские лекции проф. Г. А. Халатьянца, труды по отдельным, специальным вопросам проф. Н. Я. Марра, еще более специальные работы г. Эзова, еп. Месропа Тер-Мовсесяна и т. п.; или 2) к статьям в энциклопедических словарях, весьма дельным, но сухим и кратким, каковы, напр., статья Н. Адонца, И. Орбели и др.; или 3) к сочинениям, хотя и популярным, но частью совершенно устаревшим и крайне наивным, как напр., книга г. Шопена, частью -- непростительно поверхностным, как, напр., недавно изданная брошюра г. Лагова. Во всех перечисленных сочинениях собственно о художественных достижениях армянской поэзии в прошлом говорится очень немногое, большей частью -- три-четыре строки. Добавлю, что в последнем отношении лишь немногим богаче литература на других языках -- французском, немецком, английском.}.
Вот почему, когда в июле прошлого года ко мне обратились представители Московского Армянского Комитета с просьбой принять на себя редактирование сборника, посвященного армянской поэзии в русском переводе, я сначала ответил решительным отказом. С одной стороны, мне представлялось невозможным редактировать книгу, относящуюся к той области знания, которая мне была едва знакома; с другой (сознаюсь в этом откровенно) -- я не предвидел, чтобы подобная работа могла дать что-либо важное, что-либо ценное мне самому. Только после долгих настояний отдельных представителей Комитета, -- которым за это я обязан глубокой благодарностью, -- согласился я сделать опыт, пробу: присмотреться к работе ближе и, лишь вникнув в нее, дать окончательный ответ. Между прочим, непременным условием своего согласия я поставил одно: чтобы мне дана была возможность ознакомиться с армянским языком и изучить, хотя бы в общих чертах, как историю армянского народа, так и историю его литературы. После этого один из представителей Комитета, любезно приняв на себя обязанности быть моим учителем, моим профессором, начал давать мне уроки языка и читать мне курс лекций по истории армянской литературы....
С того времени прошло немногим больше полугода, -- срок, конечно, крайне недостаточный, чтобы получить сколько-нибудь основательные сведения об истории народа, обнимающей 2 1/2 тысячелетия, и об истории литературы, начало которой восходит, по меньшей мере, к V столетию нашей эры. Но с твердым сознанием своей правоты я могу сказать, что время не было мною потеряно даром. Мною была прочитана целая библиотека книг на разных доступных мне языках (русском, французском, немецком, английском, латинском, итальянском), и я успел ознакомиться как до некоторой степени с армянским языком, так с тем из армянской литературы, что мог найти в переводе. Это теоретическое изучение закончил я поездкой по областям русской Армении, по Кавказу и Закавказью, -- поездкой, во время которой мог лично познакомиться со многими представителями современной армянской интеллигенции, с ее выдающимися поэтами, учеными, журналистами, общественными деятелями. Мне удалось также, хотя и бегло, видеть современную армянскую жизнь, посетить развалины некоторых древних центров армянской жизни и побывать в Эчмиадзине, этом священном для всех армян месте, где, по справедливому выражению, "бьется сердце Армении". Мое маленькое путешествие как бы увенчало первый период моих работ по Армении, позволив мне подтвердить живыми впечатлениями кабинетные соображения и проверить по критике или по одобрению авторитетных лиц те выводы, к которым я пришел, работая самостоятельно...
Все это я сообщаю отнюдь не для того, чтобы похвалиться достигнутыми мною результатами или своим трудолюбием: напротив, я хорошо знаю, что сделанного мною еще слишком недостаточно, чтобы иметь право выставлять себя человеком, осведомленным в вопросах арменоведения, что, напротив, откровенно указывая даты моего первого знакомства с историей и литературой Армении, я скорее подрываю доверие к своим утверждениям. Но, перечисляя свои работы, я хочу подчеркнуть тот живой и глубокий интерес, какой возбудило войне изучение Армении. Конечно, никакие обязательства перед издателем (а в данном случае никаких формальных обязательств с моей стороны не было вовсе), никакие внешние соображения не могли бы заставить меня,-- или кого другого,-- совершить весь этот труд, прочесть все эти книги, столько учиться и так углубиться в дело! Побудить к этому могло лишь одно: то, что в изучении Армении я нашел неиссякаемый источник высших, духовных радостей, что как историк, как человек науки, я увидел в истории Армении -- целый, самобытный мир, в котором тысячи интереснейших, сложных вопросов будили научное любопытство, а как поэт, как художник, я увидел в поэзии Армении -- такой же самобытный мир красоты, новую, раньше неизвестную мне, вселенную, в которой блистали и светились высокие создания подлинного художественного творчества. И работа, начатая мною неохотно, принятая мною как одна из очередных литературных задач, какие мы, писатели по профессии, должны бываем иногда выполнять, постепенно превратилась для меня в заветное-страстно любимое дело, которое заняло все мои помыслы, которому я уже мог отдаться и не мог не отдаться всей душой.
Чем глубже я вникал в изучение Армении, чем яснее вырисовывались предо мною очертание ее исторических судеб и образы ее великих людей, прежде всего художников (ибо на литературе, в частности на поэзии, были преимущественно сосредоточены мои работы), -- тем все настойчивее вставал предо мною укор в том, что раньше я мог так равнодушно проходить мимо этого мира. Уже давно судьбы древней Армении связаны с судьбой великой России; уже целое столетие значительная часть армянского народа живет в пределах Российской империи; армяне -- наши сограждане, а еще не освобожденные от мусульманского ига армянские области именно от русских ждут своего освобождения. И, тем не менее, мы -- громадное большинство из нас -- ничего, или почти ничего, не знаем об армянах и Армении. Нужны мировые катастрофы, нужны беспримерные ужасы турецкой резни или дикого преследования целой нации (что имело место, напр., в начале нынешней великой войны), чтобы мы вновь обратили внимание на бедствия "многострадального народа". Мы, русские, как и вся Европа, вспоминаем об армянах лишь в те дни, когда им нужна бывает рука помощи, чтобы спасти их от поголовного истребления озверевшими полчищами султана. Между тем, есть у армян более высокое право на наше внимание и на внимание всего мира: та высокая культура, которую выработал армянский народ за долгие века своего самостоятельного существования, и та исключительно богатая литература, которая составляет драгоценный вклад Армении в общую сокровищницу человечества.
Дальше, во вступительном очерке, я сделал попытку вкратце охарактеризовать различные этапы в развитии армянской поэзии и отметить высшие достижения отдельных армянских поэтов прошлого и современности. Здесь довольно будет сказать, что, изучая поэзию Армении, я много раз останавливался прежде всего в изумлении перед исключительным совершенством ее отдельных созданий. Народная армянская поэзия принадлежит к числу наиболее замечательных среди всех, какие мне известны: немногие народы могут гордиться, что их народные песни достигают такого же художественного уровня, так изысканно-пленительны, так оригинально-самобытны при всей их непосредственной простоте и безыскусственной откровенности. Религиозная поэзия армянской церкви сохранила много созданий истинных поэтов -- гимны, которые дышат тем же одушевлением, как лучшие образцы греческих и римских гимнотворцев, но утонченностью своих художественных приемов приближаются уже к стихам нового времени, вплоть до вдохновений Верлэна. Средневековая армянская лирика есть одна из замечательнейших побед человеческого духа, какие только знает летопись всего мира. Поэзия совершенно своеобразная, новая для нас по своим формам, глубокая по содержанию, блистательная по мастерству техники, армянская поэзия средних веков в своих лучших образцах может и должна будет еще многому научить современных поэтов: к ней еще предстоит обратиться за уроками и за художественными откровениями. Истинно прекрасное создали и лучшие из ашугов, среди которых первое место занимает Саят-Нова, поэт XVIII в., величественный, многообразный, по-тютчевски чуткий и, как Мюссе, страстный: один из тех "первоклассных" поэтов, которые силой своего гения уже перестают быть достоянием отдельного народа, но становятся любимцами всего человечества. Наконец, в новоармянской поэзии есть ряд имен и ряд созданий, которые по праву могут стоять рядом с чтимыми именами и прославленными созданиями западных литератур.
Давая этот восторженный отзыв, я, конечно, имею в виду лучших представителей армянской поэзии, наиболее удачные ее создания, ибо в любой литературе вокруг выдающихся талантов неизбежно группируются писатели рядовые и даже лица, обделенные дарованием. Но и ряда тех поэтов, которых армянская литература имеет право выдвинуть в своей истории на первые места, совершенно достаточно, чтобы обеспечить ей внимание на все века, пока люди будут ценить достижения искусства. Каждый век последнего тысячелетия, без исключения, имеет в армянской поэзии своих достойных представителей: один -- больше, другой меньше, в зависимости от общей эволюции литературы. Григорий Нарекский (X в.), Нерсес Благодатный (XII в.), Фрик (XIII--XIV вв.), Константин Ерзынкайский (XIII--XIV вв.), Мкртич Нагаш (XV в.), Ованес Ерзынкайский (XIV--XV вв.), Григорий Ахтамарский (XVI в.), Наапет Кучак (XVI в.), Нагаш Ионатан (XVII в.), Саят-Нова (XVIII в.) и лучшие поэты современной Армении, все это -- имена, которые должно помнить и чтить всем, кому дорога поэзия, наравне с именами любимых лириков других народов: Сапфо и Овидия, Гафиза и Омара Хайама, Петрарки и Ронсара, Шелли в Тютчева, Гейне и Верлэна...
Но в то же время армянская поэзия, взятая в ее целом, представляет другой, также выдающийся интерес: исторический. Поэзия всегда--верное зеркало народной души; поэт, даже думая, что воспевает свои личные, скромные радости, свои личные, маленькие скорби, бессознательно, неприметно для самого себя, всегда поет о великих торжествах или о великих печалях всей своей родины; в созданиях художников всегда воплощены переживания родного народа. И многообразная история Армении, сплетенная за двадцать пять столетий с судьбами всех народов нашего мира: ассиро-вавилоиян, древне-персов, греков, римлян, парфов, византийцев, ново-персов, арабов, монголов, турок-сельджуков и турок-османов, народов новой Европы, русских, отчасти также с судьбами Индии, Китая, Африки, Америки,-- эта история живыми отголосками, далекими эхо живет в армянской поэзии. Народы, давно сошедшие с мировой сцены, оставили следы в народной душе Армении, и эти следы таинственно оживают в стихах армянских поэтов. Прислушиваясь, мы слышим в средневековой армянской лирике отзвуки седой, нам еле ведомой старины... А в созданиях новоармянской поэзии оживает перед нами жизнь современной Армении, тоже малоизвестная нам жизнь целого народа, своеобразная, красочная, также связанная незримыми нитями с отдаленнейшими веками.
Для русского читателя армянская поэзия, в ее целом, есть новый мир, в котором путник видит неизвестные ему цветы и деревья, неведомых птиц и животных, впервые наблюдаемые обычаи и церемонии. Такой была армянская поэзия для меня, и я надеюсь, что сходное впечатление испытают и все другие читатели. Но важнее, что армянская поэзия есть именно мир красоты, что она обогащает новыми сокровищами тот пантеон поэзии, который каждый культурный человек воздвигает в своей душе, чтобы хранить в нем прекрасные создания поэтов всех стран и всех веков. В этом пантеоне мирно стоят рядом творения гения французского и гения немецкого; поэмы индусских поэтов или японские тайки со стихами классиков Эллады и Рима; песни первобытных скандинавов, грозная Эдда, песнь о Нибелуигах с утонченными строками Китса, с загадочными балладами Эдгара По; достижения певцов, живших на заре нашей эры, с попытками поэтов последних дней. В этом же храме по праву должны занять свое место и лучшие создания гения армянского, -- прежде всего поэмы средневековых поэтов Армении и пленительные песни ашуга Саят-Новы. Знакомство с армянской поэзией должно быть обязательно для каждого образованного человека, как обязательно для него знакомство с эллинскими трагиками, с "Комедией" Данте, драмами Шекспира, поэмами Виктора Гюго. Поскольку издание, редактированное мною, сделает это доступным для русского читателя, судить, конечно, не мне,-- но задача, которую я себе ставил, была именно такова: открыть перед русскими читателями поэтический мир Армении.
Мне хотелось бы еще, чтобы предлагаемая книга не оказалась лишней и для читателя-армянина, владеющего русским языком. Прежде всего, произведения армянских поэтов прошлых веков до сих пор не собраны в популярных легкодоступных изданиях, но рассеяны по разным специальным сборникам и журналам, а частью остаются еще в рукописи. В нашем издании читатель-армянин найдет подбор образцов поэзии разных эпох, что может впоследствии, до некоторой степени, быть руководством при чтении подлинников. Кроме того, произведения прошлых веков Армении написаны на языке, который требует уже особого изучения от современного армянина. Не все имели случай и возможность заняться таким изучением. Несомненно, в среднем кругу армянского общества, среди тех, кто посвятил себя научным работам, найдутся лица, которые впервые прочтут на русском языке некоторые поэмы армянских средневековых поэтов. Если это чтение побудит таких лиц заняться изучением классическго и староармянского языка, чтоб в подлиннике насладиться красотой стихов, неизбежно побледневшей в переводе, -- я, как редактор данного издания, уже сочту себя нравственно удовлетворенным и вознагражденным за свой труд. Наконец, даже лицам, знакомым с армянской поэзией в оригинале, может быть, небезынтересно будет перечесть те же стихи в том истолковании, которое пытались им дать мы, русские поэты, отнесшиеся к поставленной нам задаче со всей серьезностью, со всем вниманием, со всей любовью. Такие создания, как лирика армянского средневековья, никогда не устаешь перечитывать, в какой бы одежде ни представали они перед нами. И я не могу, в заключение, не повторить слов, сказанных мною в другом месте, когда я применил к этой лирике четверостишие Фета о поэзии Тютчева: эти стихи вправе повторять каждый армянин, думая о расцвете лирической поэзии в средние века своей роднон страны:
Вот наш патент на благородство,--
Его вручает нам поэт:
Здесь -- духа мощного господство,
Здесь -- утонченный жизни цвет.
Далее тот же поэт говорит:
У чукчей нет Анакреона,
К зырянам Тютчев не придет.
И, действительно, есть народы, даже среди тех, которых превратности исторической судьбы делали временными господами над армянами, -- народы, которые не могут назвать в числе своих писателей ни одного имени, достойного стоять рядом с лучшими лириками армянского средневековья, даровавшими раз навсегда "патент на благородство" родному армянскому народу.
ЗАДАЧИ ИЗДАНИЯ
Поэзия Армении за последние десятилетия не раз привлекала внимание русских поэтов, и в различных изданиях,-- в журналах, газетах-альманахах,-- было напечатано немало произведении армянских поэтов в русском переводе: Я. Полонского, К. Бальмонта, И. Бунина, Ю. Веселовского, И. Белоусова, С. Головачевского, П. Сухотина, С. Потресова-Яблоновского, Л. Уманца, И. Гриневской, О. Чюминой и др.; был также издан ряд отдельных книг, в которых собраны русские стихотворные переводы с армянского: сборники, посвященные Р. Патканьяиу, Смбату Шах-Азизу, Ов. Туманьяну ("Парвана" и др.), А. Исаакиану ("Цветы Араза" и др.), "Современные армянские поэты", "Армянские беллетристы и поэты", "Современная армянская литература, вып. I, поэзия", "Армянская Муза" и др., -- перечень которых дан в нашей "Библиографии". Большинство этих переводов и изданий было сделано со вниманием и с любовью к делу, и можно сказать, что переводчики и издатели большею частью вполне достигали поставленных ими себе целей. Однако русские переводчики, за весьма немногими исключениями (напр., переводы Я. Полонского, А. Гарденина, Аврелиана -- стихов Саят-Новы, поэта XVIII в.), обращались только к новой армянской поэзии, т. е. к деятельности армянских поэтов последнего столетия. Поэтические богатства средневековой лирики и народных песен оставались незатронутыми. Кроме того, многие издатели и переводчики при выборе образцов более стремились, по-видимому, ознакомить читателей с настроениями народа, с идеями поэтов, нежели дать представление о художественном уровне армянской поэзии.
Сборник, ныне предлагаемый вниманию читателей, в отличие от изданных ранее, имеет две задачи: во-первых, представить в характерных образцах, в русском переводе, по возможности всю поэзию Армении от древнейших времен до наших дней, на всем протяжении ее полуторатысячелетнего существования; во-вторых, положить в основу выбора художественную ценность как творчества отдельных поэтов, так и каждого отдельного произведения, чтобы стихи, объединенные в книге, были высшими художественными достижениями армянской поэзии в различные периоды ее развития. Можно надеяться, что этим будут в то же время охарактеризованы и настроения народа, идеи, руководившие его жизнью, потому что знакомство с поэзией народа в его целом всего вернее знакомит и с самим народом, и произведения, наиболее совершенные в художественном отношении, всегда оказываются и наиболее характерными. Помимо того, высокие достижения в области искусства служат лучшим показателем культурного уровня народа и дают благородное право на внимание других наций, независимо от тех или иных превратностей исторической судьбы.
Сообразно с таким общим замыслом сборник "Поэзия Армении" разделен на три части или отдела: 1) Народная поэзия 2) Поэзия средневековья и поэзия ашугов; 3) Новая поэзия.
Первая часть обнимает народную поэзию старого и нового времени и распадается на два подотдела: лирических песен и эпических созданий. Во главе лирических песен поставлены стихи, которые можно датировать более отдаленными эпохами: песня о рождении Ваагна, сохраненная Моисеем Хоренским и относящаяся еще к языческой поре; отрывок, представляющий, по-видимому, христианскую переработку также еще языческого гимна; лирический отрывок исторической песни о царе Арташесе и др. Далее идут народные песни, время возникновения которых установить затруднительно, но которые все и поныне живут в памяти и в устах народа. Нами взяты они из различных сборников как в научных изданиях, так и популярных, -- из "песенников" ("ергаран" и "тагараш", в том числе и рукописных, еще не напечатанных, хранящихся в библиотеке Эчмиадзина). При выборе стихотворений мы в этом отделе, кроме общеэстетического принципа, руководились еще желанием представить различные типы армянской народной песни. Поэтому рядом с песнями любовными мы поместили песни обрядовые, свадебные, колыбельные, заплачки, наконец, -- военные, создавшиеся в новое время, каков, напр., Зейтунский марш. Произведений эпического склада дано нами два: стихотворная сказка о владыке Аслане и значительная часть (почти вся первая половина избранного нами варианта) эпопеи о Давиде Сасунском.
Вторая часть, поэзия средневековья и песни ашугов, распадается на три подотдела. В первом подотделе собраны образцы ранней религиозной поэзии (V--XII вв.) -- в стихах Григория Нарекского, в церковных "шараканах" и в произведениях (лирических и эпических) Нерсеса Благодатного. Во втором подотделе представлены лирики армянского средневековья и позднейшие поэты, тесно примыкающие к ним по характеру своей поэзии (XIII--XVII вв.), причем особое внимание обращено на эпоху XV--XVI вв., когда творчество армянских лириков достигло своего высшего расцвета. В третьем подотделе даны песни ашугов; центральное место занимает здесь замечательнейший и знаменитейший среди них -- Саят-Нова (XVIII в.), но сохранены образцы также более раннего и более позднего времени, вплоть до стихов нашего современника -- ашуга Дживани. При выборе стихотворений в этом втором отделе мы, останавливаясь на лучшем, художественно наиболее значительном, постоянно стремились показать также поступательный ход развития армянской поэзии, ее эволюцию от простейших форм к более сложным, постепенное утончение и углубление как тем, так и творческих приемов автора. Ввиду этого мы старались дать образцы творчества каждого отдельного столетия (от XIII до XVIII) и каждого обособленного периода. Наконец, по мере возможности, мы заботились и об отражении в избранных стихах исторических моментов, переживавшихся Арменией в различные эпохи.
Третья часть, новая поэзия, разделена на два подотдела: поэзия русских армян и турецких (константинопольских) армян. Эволюция этих двух школ в первое время их существования шла настолько раздельно, и их художественные устремления настолько разнились между собой, что мы не сочли возможным расположить всех новоармянских поэтов в одной общей хронологической последовательности. При всем том, мы задавались целью дать в этой части характеристики всех новоармянских поэтов, к какой бы школе они ни принадлежали, если только их творчество представлялось нам имеющим художественный интерес. Само собой разумеется, что при выборе стихотворений в этой части мы никогда не теряли из виду исторической точки зрения, давая широкое место поэтам, деятельность которых оказала определенное влияние на художественное развитие армянской литературы, но не могли, однако, во всем следовать сложившимся традициям в оценке отдельных писателей. В частности, мы считали необходимым руководствоваться установившимися взглядами преимущественно по отношению к поэтам старших поколений, деятельность которых уже стала достоянием истории. Напротив, по отношению к поэтам более молодым, многие из которых еще не успели вполне определиться и деятельность которых еще всецело подлежит критике, мы считали себя вправе дать больше простора нашим личным суждениям. Так, напр., мы поместили в конце этой части несколько стихотворений поэтов, имена которых еще не пользуются известностью, что, однако, отнюдь не показывает отрицательного отношения к другим, чьи стихи не нашли себе места в сборнике. Касаясь новейших явлений литературы, каждая антология неизбежно становится до известной степени зыбкой, и читатели должны смотреть на несколько стихотворений молодых поэтов, включенных в нашу книгу, лишь как на образчики новейшей армянской поэзии, избранные более или менее случайно среди ряда других, не менее достойных внимания.
Выбор всех стихотворений, включенных в нашу книгу, был сделан, конечно, по подлинникам, после внимательного просмотра всего написанного в данную эпоху или данным поэтом. В тех случаях, когда историческое и художественное значение писателя позволяло, мы старались в самом подборе стихов одного поэта характеризовать различные стороны его дарования и даже ход его развития. Так могли мы поступить по отношению к таким, напр., поэтам, как Наапет Кучак, Саят-Нова, И. Иоаннисиан, А. Цатуриан, Ов. Туманьян, А. Исаакиан. В других случаях, выбирая у поэтов одно или два стихотворения, мы не рассчитывали, конечно, дать полное понятие об их поэтической деятельности, но имели в виду охарактеризовать определенное направление в литературе или определенный тип творчества. Это равно относится как к поэтам прошлых веков, напр., к стихотворению Иеремии Кемурджиана, так и к авторам нового периода, напр., стихам г-жи Ш. Кургиньян. Однако при всех условиях мы давали место в книге лишь тому, что удовлетворяло требованиям художественности.
Нет сомнения, что при всем нашем желании как можно полнее представить эволюцию армянской поэзии в нашем выборе сказалась известная доля субъективности. Но в свое оправдание мы должны указать, что в осуществлении нашей задачи встречалось немало и внешних затруднений. Так, иные стихотворения, которые мы желали бы видеть в нашем сборнике, не помещены потому, что мы не могли получить их переводы, которые нас удовлетворяли бы. Другие имена отсутствуют в книге потому, что мы не могли получить самих сочинений некоторых поэтов. Это относится, напр., к стихотворениям Егия Демирчибашьяна, до сих пор не соединенным в отдельном сборнике, но рассеянным по старым, ныне недоступным, журналам и газетам. Значительным препятствием служили нам и обстоятельства военного времени, по которым совершенно прекратились сношения с Константинополем и весьма затруднились -- с Западной Европой. Наконец, самые размеры нашего сборника заставляли нас ограничивать свой выбор только наиболее важным и наиболее характерным, оставляя в стороне, напр., авторов, которые лишь изредка писали стихи и главное значение которых в романе, как, напр., Хачатура Абовьяна, Раффи и др. Некоторые объяснения нашего выбора даны нами в "Примечаниях", где перечислены имена тех более известных армянских поэтов, произведения которых по разным причинам не включены в наш сборник.
Что касается самого перевода, то, во-первых, оценка его достоинства принадлежит не нам, а во-вторых, мы можем говорить лишь о том идеале, который ставили себе в этом отношении. Прежде всего мы заботились об том, чтобы переводчик как можно лучше был ознакомлен с подлинником. Так как от громадного большинства русских поэтов нельзя было требовать знания армянского языка, то в основу всех переводов положен буквальный подстрочный перевод и правильная транскрипция армянского текста, осведомлявшая переводчика о ритмической и звуковой стороне оригинала. Каждый исполненный перевод затем вновь проверялся по подлиннику и, в случае надобности, подвергался (самим переводчиком или редактором) новой переработке, исправлениям и усовершенствованиям. Нашей конечной, идеальной целью было получить на русском языке точное воспроизведение оригинала в такой мере, чтобы читатель мог доверять переводам и был уверен, что по ним он знакомится с созданиями армянских поэтов, а не русских переводчиков.
В частности, мы считали, что стихотворный перевод должен не только верно передавать содержание оригинала, но и воспроизводить все характерные отличия его формы. Первой задачей по отношению к форме являлся выбор стиха, соответствующего метру и ритму подлинника, насколько это осуществимо при разнице стихосложения русского (тоническое) и армянского (силлабическое). Однако мы не доводили своих требований до педантизма и не настаивали на сохранении тех особенностей, которые зависят от свойств самого языка: напр., вместо постоянной мужской рифмы, господствующей в армянских стихах (так как в армянском языке, в литературном произношении, почти все слова имеют ударение на последнем слоге), допускали чередование рифм мужских и женских, обычное в русских стихах. Напротив, мы искали строгого соблюдения техники оригинала в построении стихотворений, т. е. формы строфы, чередования рифм и т. п., так что число стихов в переводе (за немногими исключениями, которые были вызваны особыми соображениями) всегда соответствует оригиналу. Наконец, настойчивое внимание обращалось на соблюдение звуковой стороны стиха, т. е. как ассонансов, аллитераций, звукоподражаний, так особенно "звукописи" или "словесной инструментовки", составляющей особое очарование средневековой лирики. Что касается содержания, то здесь идеалом было: сохранить и в стихотворной передаче подстрочную близость к тексту, поскольку она допускается духом языка, сохранить все образы подлинника и избегать всяких произвольных добавлений.
Определенно отказались мы от воспроизведения различий в языке разных эпох и отдельных поэтов. Стихи, собранные в книге, можно разделить по языку на несколько групп. Небольшая часть (гимны Григория Нарекского, Нерсеса Благодатного и др.) написаны на древнем классическом языке (грапар); произведения средних веков -- на средневековом; народные песни и песни ашугов--на различных диалектах; стихи новых поэтов -- на двух, несколько отличных один от другого, наречиях новолитературного языка, иногда с преднамеренной примесью местных говоров и т. п. Все наши переводы сделаны на одном современном литературном русском языке (в том числе и переводы народных песен). Поступая так, мы имели в виду соображение, что в конце концов все наши оригиналы также написаны на одном армянском языке, только в разных стадиях и формах его развития. В те дни, когда писал тот или другой поэт, напр., данный лирик средневековья, -- к языку, который он употреблял, его читатели относились совершенно так же, как относится теперь русский читатель к современному литературному языку. Что же касается диалектических особенностей, вводимых некоторыми поэтами для придания своим стихам "местного оттенка" (couleur locale), то от их передачи мы также отказались по трудности отыскать в русском языке соответствующие эквиваленты.
Необходимо, однако, сделать ко всему сказанному о переводе одну существенную оговорку. Ввиду того, что в переводе участвовало значительное число лиц, и среди них -- поэты, имеющие свою, резко выраженную индивидуальность, между отдельными переводами оказались некоторые различия не только в исполнении, но и в самих приемах работы. То, что говорилось выше о принципах стихотворного перевода, вполне приложимо лишь к переводам, исполненным самим редактором или под его непосредственным руководством. Ряд лучших русских поэтов, которые оказали огромную услугу делу, посвятив свое дарование переводу армянских стихов, пользовался, само собой разумеется, полной свободой в своей работе. Такие имена, которыми подписаны многие переводы, как. напр., К. Бальмонт, Вяч. Иванов, Ив. Бунин, Ф. Сологуб, А. Блок (называем только нескольких), служат достаточной порукой, что все красоты, все достоинства оригинала сохранены в их передаче. Но в целях правильного отношения к предлагаемым образцам армянской поэзии должно отметить, что приемы перевода некоторых из названных поэтов в известной степени отличались от приемов, положенных в основу других (значительного большинства) переводов" Особенно приходится это отметить по отношению к переводам К. Бальмонта и Вяч. Иванова. Впрочем, различие это смягчается тем, что в переводе Вяч. Иванова представлены преимущественно произведения одного поэта (ряд лирических поэм Ов. Туманьяна).
Переводам предпослан (кроме данного "объяснения") вступительный очерк редактора, дающий очерк истории армянской лирики. Задачей этой статьи было ознакомить читателей с возникновением и эволюцией лирической поэзии в Армении, указать на взаимоотношения отдельных поэтов, дать краткие характеристики их творчества, отметить основные течения армянской поэзии, особенно в новое время, и, наконец, предложить ее общую историко-литературную оценку. Статья строго замыкает свои пределы именно историей лирики, и не только не рассматривает хода всей армянской литературы, но и касается лишь попутно других форм поэзии (напр., созданий драматических, произведений, написанных прозой, а также всего, что новые поэты писали на классическом грапаре). Также лишь бегло говорится в статье об общеисторических условиях, при которых возникала и развивалась армянская лирика, причем автор отсылает интересующихся к другой своей статье, посвященной истории Армении и изданной отдельно. В предлагаемом издании поэзия Армении должна говорить сама за себя, и автор вступительного очерка счел себя обязанным ограничиться лишь самым необходимым.
Такой же характер носят помещенные в конце книги объяснительные примечания, относящиеся: 1) к каждому из семи подотделов; 2) к отдельным поэтам; 3) к отдельным стихотворениям. Примечания к подотделам содержат важнейшие сведения общего характера о данном роде поэзии или данном литературном течении в Армении, его возникновении, судьбе в истории, оценке у критиков и историков и т. под. Примечания к отдельным поэтам содержат биографические сведения о них, сжатую характеристику их поэзии, необходимейшую библиографию их сочинений и переводов на русский язык. Примечания к отдельным стихотворениям содержат нужные реальные пояснения, касающиеся малоизвестных обычаев, предметов обихода армянской жизни и т. под., и перечень других русских переводов того же произведения; иногда здесь же приводится другой перевод того же стихотворения, по разным соображениям не получивший места в самом тексте книги. Все издание заключается общей Библиографией, дающей перечень русских книг, которые посвящены •поэзии Армении.
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РАБОТ
Ради правильного распределения ответственности редакция считает нужным указать, как была распределена работа между сотрудниками книги.
Вопрос об издании сборника, посвященного армянской поэзии в русском переводе, был принципиально решен Московским Армянским Комитетом под председательством С. Г. Мамиконьяна, причем было постановлено организовать особую редакционную комиссию и пригласить редактора сборничка из среды русских писателей.
Редакционная комиссия работала в составе: К. Б. Кусикьяна (скончался), Карэна Микаэляна, А. И. Цатуриана и П. Н. Макинциана; на последнего редакцией был возложен выбор произведений поэзии народной, средневековой и ашугов.
Выдающиеся услуги сборнику по отделу средневековой поэзии оказал своими обширными познаниями и постоянной готовностью давать все необходимые разъяснения проф. К. Костаньянц, которому редакция считает своим приятным долгом принести глубокую сердечную благодарность.
К. Костаньянц оказал также ценную услугу редакции, способствуя ей в получении необходимых книг как из его собственной библиотеки, так и из библиотеки Лазаревского Института. Редакция выражает свою глубокую признательность также заведующему библиотекой Лазаревского Института -- проф. Атая.
Общую редакцию русских переводов принял на себя В. Я. Брюсов, участвовавший также и в окончательном выборе произведений, назначавшихся для перевода. Кроме того, В. Я. Брюсову было предложено написать вступительный очерк к сборнику (исторический обзор армянской поэзии).
Работа над стихотворным переводом была распределена следующим образом: В. Я. Брюсов переводил преимущественно произведения поэзии народной, средневековой и ашугов, а также отдельные произведения новой поэзии, в том числе поэму А. Исаакиана "Абул Ала Маари"; Вяч. И. Иванов переводил преимущественно лирические поэмы Ов. Туманьяна, в том числе "Ануш", "Голубиный скит", "Сердце девы", затем отдельные стихотворения И. Иоаннисиана, Ов. Туманьяна и А. Исаакиана; К. Д. Бальмонт перевел стихи Ваана Тэриана и г-жи Сипил, а также дал разрешение перепечатать исполненные им ранее переводы стихов И. Иоаннисиана и А. Цатуриана; Федор Сологуб перевел два стихотворения Наапета Кучака; А. А. Блок перевел ряд стихотворений A. Исаакиана; Ю. К. Балтрушайтис -- стихи А. Цатуриана и B. Тэкэяна; Ю. Н. Верховский -- стихи А. Цатуриана и И. Иоаннисиана; С. В. Шервинский -- стихи Д. Варужана и Сиаманто, а также Р. Патканьяна и др.; В. Ф. Ходасевич -- сказку Ов. Туманьяна, стихи С. Шах-Азиза и др. Акад. И. А. Бунин и Ю. А. Веселовский дали разрешение перепечатать исполненные ими ранее переводы, первый -- стихов А. Исаакиана, второй -- стихов Р. Паткаиьяна и С. Шах-Азиза. Другие сотрудники сборника: Н. С. Ашукин, В. Я. Бакулин, С. П. Бобров, К. А. Большаков, Е. В. Выставкнна, А. П. Глоба, К. А. Липскеров, В. В. Спасский, Е. А. Сырейщикова, В. Г. Шершеневич и др. -- переводили стихотворения отдельных поэтов исключительно из эпохи новой литературы.
Рисунок для обложки -- воспроизведение армянской миниатюры из рукописи XI века -- исполнил художник М. С. Сарьян; рисунок для фронтисписа, -- по образцам древних армянских миниатюр,-- художник В. Я. Суреньян.