Что поражает в Пушкине и на что, кажется, все еще недостаточно обращали внимание, это -- изумительная разносторонность его интересов, энциклопедичность тех вопросов, которые занимали его.
Достаточна бегло пересмотреть сочинения Пушкина, чтобы отметить, что в его стихах, повестях, драмах отразились едва ли не все страны и эпохи, по крайней мере, связанные с современной культурой.
Античный мир восстает в переводах из поэтов древнегреческих (Сафо, Анакреонт, Ион, Афеней, Ксенофан) и римских (Катулл, Гораций), в подражании Ювеналу "К Лициниго", в образе Овидия из "Цыган", в таком замысле, как "Египетские ночи". Древний Восток звучит в подражаниях "Песни песней", в отрывке "Юдифь", в "Гаврилиаде". Мир ислама жив в "Подражаниях Корану", в подражаниях арабскому, Гафизу, турецкому; мусульманский Крым, мусульманский Кавказ -- в поэмах, посвященных им ("Бахчисарайский фонтан", "Кавказский пленник", "Галуб"), во многих лирических стихотворениях. Европейское средневековье ярко изображено в "Скупом рыцаре", в "Сценах из рыцарских времен", намечено в программах неоконченных произведений.
Почти все страны и народы новой Европы представлены в образах их поэзии или в самостоятельных созданиях: Испания -- в трех испанских "романсах", в "Каменном тосте", в отрывках "Родриг", "Альфонс"; Италия -- в переводах из Ариосто, Пиндемонте, Альфиери и др., в "Подражаниях Данту", в "Анджело", в стихах о Венеции и др.; Франция -- в стихах ряда ее поэтов, Кл. Маро, Вольтера, Парни, А. Шенье и др., в 1-й главе "Арапа Петра Великого"; Англия, не говоря уже о "байронизме" и "шекспиризме" у Пушкина, -- в подражаниях Барри Корнуэлю, Т. Муру, Вордсворту, Соути, в "Пире во время чумы"; Германия, казалось бы, чуждая Пушкину, -- в "Сцене из Фауста", в "Моцарте и Сальери", в набросках "Мария Шонинг"; Шотландия -- в "Шотландской песне"; Португалия -- в песне Гонзаго; Литва и Польша -- в переводах из Мицкевича; западное славянство -- в его "Песнях", и т.д. Вникая подробнее, можно было бы присоединить к перечню и Финляндию ("Вадим"), и Американские Соединенные Штаты ("Дж. Теннер"), и дикие страны ("Анчар"), и многие другие.
Естественно, что с еще большей полнотой захвачена в творчестве Пушкина его родина. В поэзии Пушкина проходят картины всех областей России, не только ее центральной части, которую он особенно хорошо знал (длинный ряд лирических стихотворений, "Евгений Онегин", "Граф Нулин", повести и пр., и пр.), но и всех ее окраин, от берегов Финского залива ("Медный Всадник") и от Немана (из Мицкевича) до Черного моря, Крыма, Кавказа и Закавказья (Грузия, Арзрум), через Малороссию ("Полтава"), через Бессарабию ("Цыгане"), по Дону, по Уралу, по Волге, сливаясь иногда в одной роскошной панораме ("Путешествие Онегина").
Так же полно представлена вся русская история. Мы видим древнейшую, былинную Русь -- в "Песне о вещем Олеге", в сказках, отчасти в "Вадиме" (Новгород); Русь московскую -- в "Русалке", в "Борисе Годунове"; восстание Разина -- в песнях о нем; революцию Петра -- в "Медном Всаднике", в "Полтаве", в "Арапе" и др.; пугачевщину -- в "Истории Пугачева", в "Капитанской дочке"; 1812 год к затем годы Александра I и Аракчеева -- в ряде стихотворений и эпиграмм, в наброске "Рославлев", в том же "Всаднике"; общий обзор русской истории -- в "Родословной моего героя"; наконец -- Россию современную Пушкину.
Эту Россию 20-х и 30-х годов Пушкин сумел изобразить, за краткое, в сущности, время своего творчества (20 лет), со всех сторон. Один "Евгений Онегин" может служить энциклопедией всей русской жизни 1817 -- 1825 годов. Быт дворовых и крестьян (образ няни Татьяны, "песня девушек" с объяснением к ней, попытка Онегина облегчить барщину и многое другое), помещичья жизнь, старая "грибоедовская" Москва (гл.VII), купечество ("Путешествие"), придворный круг (гл. VIII -- IX), освободительное движение, приведшее к 14 декабря (сожженная X гл.), и еще многое иное вместилось в рамки "свободного романа". Рядом мы находим мелкое чиновничество в "Медном Всаднике" и в "Домике в Коломне"; находим нравы военного класса в "Выстреле", в "Пиковой даме"; -- новую вольницу в "Дубровском"; типы духовных, актеров, литераторов, разных "простолюдинов" и др., рассеянные там и здесь; -- замысел изобразить все вообще классы общества, сверху донизу ("Русский Пелам"), наконец, несчетное число черт для характеристики русской жизни, -- в балладах и лирических стихотворениях (например, "Утопленник", "Гусар", "Осень", "Каприз" и т.д.).
При этом Пушкин-художник как бы намеренно спешит испробовать на русском языке все формы, все виды поэтического творчества. Не только он пишет и чисто лирические стихотворения, и поэмы, и эпиграммы, и сатиры, и повести, и романы, и трагедии, и драмы, и комедии, и т.д.; но он как бы ревниво хочет усвоить себе все встречаемые им образцы. То он подражает арабской песне, то испанскому романсу, воспроизводит то терцины Данте, то октавы Байрона, то сонеты Вордсворта; рядом со складом народных русских и сербских стихов пробует сложные строфы Б. Корнуэля; подражает речи раешника ("Сказка о Балде"); перенимает манеру португальской частушки ("Из Гонзаго"); пробует писать комедию стихом лжеклассиков ("Отрывки из комедии"); начинает переводить то "Девственницу" Вольтера, то монолог из трагедии Альфиери; сам, наряду со стихами, мастерство которых в безыскусственности ("Птичка Божия", "Кто при звездах"), строит изысканнейшие строфы, где, например, рифмы чередуются через две ("Не розу пафосскую"), и т.д.
Все это -- в пределах художественного творчества Пушкина. Но почти половина (по объему) всего написанного Пушкиным принадлежит его "прозе", работам историческим, критике, журнальным статьям, заметкам, письмам. Если обратиться к этому материалу, мы найдем все ту же "всеобъемлемость" пушкинского гения.
Можно утверждать, что по заметкам и письмам Пушкина, по суждениям, оброненным им в стихах и в прозе, легко восстановить всю историю литературы от ее истоков до начала XIX века, от Гомера до В. Гюго и А. де-Мюссе. Мало найдется значительных писателей, о которых Пушкин, там и здесь, не высказал своего мнения. Тем более это верно для русской литературы, современной Пушкину: над всеми писателями своих дней, так или иначе, он произнес свой суд, строгий, но оправданный историей. Вспомним, что Пушкин перед всеми отстаивал поэзию Боратынского; открыл Тютчеву свой "Современник", приглашал в него Белинского, приветствовал дарование Гоголя; всячески старался напомнить русскому обществу о Радищеве; напротив, не захотел обратить внимания на Бенедиктова, и т.п.
Но Пушкина привлекала не только история литературы (напомним его исследования о "Слове о полку Игореве") и критика; в равной мере он интересовался вопросами языка и грамматики (ряд заметок) и вопросами поэтики (например, его глубокие замечания о драме). В то же время Пушкина вообще увлекала журнальная деятельность: работая в "Литературной газете", составляя план "Вестника" (предполагавшейся им политической газеты), создавая "Современник", он показал, как понимал значение прессы и как надеялся через нее поднять культурный уровень русского общества.
Всего этого мало: не забудем, что Пушкин был также историк; состав его библиотеки доказывает, как широко и как внимательно он ее изучал. Многие месяцы, вернее годы, своей краткой жизни отдал Пушкин работе в архивах и иным историческим изысканиям. Нетрудно критиковать "Историю Пугачева", но должно помнить, что перед автором стоял призрак цензора -- Николая I (запретившего, например, пушкинское заглавие). Во всяком случае, в своем труде Пушкин собрал материал огромный, так же, как позднее для первых глав "Истории Петра". В то же время он мечтал писать историю Малороссии, историю Камчатки; усердно собирал черты из быта нашего прошлого ("Анекдоты", "Table Talk"); набрасывал очерк западного феодализма; записывал сведения о ходе греческого восстания, и т.д.
Пришлось бы говорить слишком долго, если бы захотеть перечислить все вопросы, которых касался Пушкин в своих трудах, заметках, письмах. Много места отведено в них политике. Революционер в своей юности, не отказавшийся до конца жизни от "вольнолюбивых" идей, как то показывают и новейшие исследования (X глава "Евгения Онегина" и др.), Пушкин живо и метко судил, -- поскольку то было возможно в пределах цензуры и перлюстрации писем, -- о всех политических событиях своего времени. Но рядом мы встречаем заметки полугеографические и полуэтнографические ("Путешествие в Арзрум", "Джон Теннер"), по вопросам изобразительных искусств, по психологии, даже по медицине (о холере), по математике (форма цифр) и т.д.
В этом беглом обзоре мы рассматривали сочинения Пушкина только с их внешней стороны. Но не меньшее, вернее -- большее, богатство представилось бы нам, если бы мы попытались вскрыть их идейное содержание. Пушкин за свою жизнь пережил как бы три литературных школы: в юности еще платил дань лжеклассицизму, в 20-х годах был борцом за романтизм, во вторую половину деятельности положил начало русскому реализму. Но Пушкин как бы предугадывал дальнейшее развитие литературы; у него уже есть создания, по духу, по настроениям близкие к поэзии символистов конца XIX века ("В начале жизни", "Гимн чуме", "Не дай мне Бог" и др.); более того -- в одной заметке он как бы предупреждает доводы современнейших "левых" течений ("Есть два рода бессмыслицы..." и т.д.).
Очень многие, замечательнейшие создания позднейшей русской литературы -- лишь развитие идей Пушкина. Сами того не подозревая, литературные борцы за эмансипацию женщины 60-х годов -- подхватывали призыв Пушкина: он наметил эту тему в "Рославлеве", в отрывке "Гости съезжались", в "Египетских ночах", особенно в программе драмы "Папесса Иоанна". Зависимость от Пушкина Гоголя -- очевидна ("Ревизор", петербургские повести). Основная идея "Преступления и наказания" и "Братьев Карамазовых" Достоевского -- та же, что "Медного Всадника", основная идея "Анны Карениной" Толстого -- та же, что "Цыган"; так называемые "богоборцы" начала XX века -- сами признавали свое родство с Пушкиным, и т.п. Пушкин словно сознавал, что ему суждена жизнь недолгая, словно торопился исследовать все пути, по которым могла пойти литература после него. У него не было времени пройти эти пути до конца; он оставлял наброски, заметки, краткие указания; он включал сложнейшие вопросы, для разработки которых потом требовались многотомные романы, в рамку краткой поэмы или даже -- в сухой план произведения, написать которое не имел досуга. И до сих нор наша литература еще не изжила Пушкина; до сих пор по всем направлениям, куда она порывается, встречаются вехи, поставленные Пушкиным, в знак того, что он знал и видел эту тропу.
1922
Впервые опубликовано: "Известия ВЦИК", 1922, No 34, 12 февраля.