Андрей Белый: pro et contra
Мы сами творим наш мир, -- в том смысле, что формы длящейся во времени, протяженной в пространстве, подчиненной закону причинности вселенной обусловлены свойствами нашей воспринимающей способности. Мы лишь смутно угадываем, какими-то еще темными силами духа, иное миропонимание, иной, второй план вселенной, сознавая, что вся окружающая нас "реальность" -- лишь его проекции. Особенность творчества Андрея Белого -- в смешении этих двух планов. Он подобен человеку, который видит сон, но продолжает слышать все происходящее вокруг него. Житейское врывается в видение мечты, но и все повседневное озарено фантастическим светом грезы. Андрей Белый сумел обличить в образах всю призрачность, всю "трансцендентальную субъективность" нашего отношения к вещам. Он вынул какие-то связи между событиями, выпавшие легко, как ненужные украшения, -- и вдруг вся эта строгая последовательность нашей обыденной жизни обратилась в бессвязный чудовищный хаос, в бесцельно мятущийся водоворот, которому нет выхода. Несколькими, с первого взгляда незначительными, но в первый раз вполне угаданными словами он как-то сдвинул, покачнул ту недвижную основу трехмерного пространства и никогда не возвращающегося времени, к которым мы привыкли, как к вечной незыблемости. Читателя охватывает такое же головокружение, как при начале землетрясения, когда вдруг начинает шевелиться наша твердая земля. В полукомических описаниях магистранта Евгения Хандрикова, ползающего на карачках, чтобы потешить ребенка, и дивящегося на самого себя, "ползающего в пространстве", уверенного, что "нет ничего, что бесконечная пустыня протянулась вверх, вниз и по сторонам, и что звездные миры тихо вращаются в его комнате", -- или того же Хандрикова, сидящего перед зеркалом, откуда глядит на него другой Хандриков, и думающего, что "где-то в иных вселенных отражаюсь я, и там живет Хандриков, подобный мне, и во времени не раз повторялся этот Хандриков", -- в этих, вызывающих сначала улыбку, описаниях есть настоящий ужас. Но в то же время А. Белый показал нам, как все мелочи этой обыденности проникнуты, пронизаны светом иного бытия, -- как все они получают новый и глубокий смысл, если смотреть на них с иного плана. А еще дальше, в почти непроизнесенном, священном намеке, встают дали третьего плана вселенной, последней истины. "Возврат" должен быть признан лучшей, наиболее совершенной из трех симфоний А. Белого. Многое, о чем ему только мечталось в первой, чего он еще неумело искал во второй, здесь исполнено. Как все истинно значительные произведения искусства, симфонии А. Белого создают свою собственную форму, не существовавшую до них. Достигая музыкального строя истинной поэмы, они сохраняют всю свободу, всю широту, всю непринужденность, которые доставили в свое время роману его преобладающее положение в литературе.
КОММЕНТАРИЙ
Впервые: Весы. 1904. No 12. С. 59--60. Перепечатано по тексту первой публикации в кн.: Брюсов Валерий. Среди стихов. 1894--1924: Манифесты. Статьи. Рецензии / Составители Н. А. Богомолов и Н. В. Котрелев. Вступ. статья и комментарии Н. А. Богомолова. М., 1990. С. 126--127.