Всей этой армии стихотворцев, от крайних правых неоклассиков до крайних левых неофутуристов, молодая пролетарская поэзия может противопоставить небольшой, сравнительно, отряд. В сборнике "Трибуна Пролеткульта" (1922 г.), где собраны образцы творчества пролетарских поэтов за пять последних лет, включено всего 35 имен, причем иными из этих авторов написано вообще очень немногое. К этому перечню, достаточно полному, можно прибавить лишь 8 - 10 поэтов, если оставаться в кругу тех, кто проявил себя более или менее определенно. Разумеется, вообще писавших стихи, печатавшиеся в изданиях Пролеткультов, было, как мы сейчас увидим, много больше (хотя в целом все же значительно меньше, чем поэтов других направлений), но далеко не все могли оставить хоть маленький след в литературе. Это вполне естественно. Для нашей интеллигенции сочинение стихов было обычным упражнением еще в салонах XVIII века; мода на него лишь немного ослабла в 60 и 70 годах, но с конца прошлого века опять чуть ли не каждый гимназист пробовал стать поэтом. Для современной молодежи из рабочего класса писать стихи - дело новое; за него берется не каждый, как потому, что вокруг нет традиции стихописания, так и потому, что относится к литературе бережнее (мы не говорим о полусознательных элементах, хотя бы из рабочего класса, откуда в редакции тоже приходят рукописи со стихами то под Некрасова, то под Апухтина, то под Бальмонта, - кто случайно попался в местной библиотеке). Вступление нашего пролетариата в литературу совершается медленно. Но то, чему суждено существовать долго, вырастает всегда неспешно.
Собственно говоря, какмы уже говорили, пролетарская поэзия возникла у нас с того самого времени, как начал создаваться в России рабочий класс. Но первоначально то были разрозненные выступления отдельных поэтов, как Ф. Шкулев, М. Савин, М. Розенфельд, А. Гмырев (см. В. Фриче, "Пролетарская поэзия", 1920 г.), также Е. Нечаев, впервые выступивший еще в 1892 г. и продолжающий писать поныне, С. Шмонин, стихи которого, 1904 - 1910 гг., напечатаны лишь в 1920 г. ("Красное Знамя", Н.-Новг., 1920 г), и др.; далее следовал ряд поэтов, выдвинутых революцией 1905 года, из которых наиболее талантливым художником был Е. Тарасов. Но только перед Европейской войной начали выступать те авторы, которые затем, после Октября, приняли участие в организации "пролетарской поэзии", как самостоятельного литературного движения, первыми - Самобытник (А. Маширов), В. Кириллов и М. Герасимов. После Октября к ним быстро присоединился ряд других. Началась и организация этих поэтов в двух направлениях, во-первых, вокруг определенных центров, Пролеткультов, Пролетарского отдела Лито Наркомпроса, журнала "Кузница" и т. д., вплоть до Ассоциации пролетарских поэтов; во-вторых, вокруг определенных художественных принципов, что из объединения сначала только идеологического вело к объединению технически-литературному. Пролетарские поэты становились временно литературной "школой", в ряду других школ.
Сравнительно с другими группами, пролетарские поэты стояли в годы 17 - 22 в условиях более благоприятных. Пролеткульты довольно охотно издавали сборники стихотворений за все это пятилетие. Пролеткульты же, время от времени, выпускали альманахи, где помещались и стихи. Таковы сборники Пролеткультов - Петроградского ("Литературный альманах", 1917 г.), Московского ("Завод огнекрылый", 1920 г.), Саратовского ("Взмахи", 1919 г.), Рыбинского, Ярославского, Тверского; также сборники других организаций - "Пролетарский сборник", 1918 г. (изд. ВЦИК), "В буре и пламени" (Ярославль, 1918 г.) и др. Существовали и литературные журналы, выходившие более или менее последовательно: "Грядущее" (Петерб. Пролеткульта), "Горн" (Московского), "Гудки" (то же), "Горнило" (Саратовского), "Грядущая культура" (Тамбовского), "Зарево заводов" (Самарского), "Красное утро" (Орловского), "Пламя" (Петроградского Совета, под ред. А.В. Луначарского), "Творчество" (Московского Совета), "Красный огонек", "Красный пахарь", "Раненый красноармеец" и др.; с 1920 г. стала издаваться "Кузница" (сначала при Лито Наркомпроса). Оценкой стихов пролетарских поэтов внимательно занимался журнал "Пролетарская культура" (с 1918 г.), позже еще "Книга и революция" (с 1920 г.).
Выше напоминалось, что в поэзии может существовать только оформленное содержание, т. е. только идея, воплощенная в ей свойственную форму, что без соответственной формы идея в поэзии не жива и не действенна. Для тех идей, выразителями которых желали стать пролетарские поэты, готовой формы не было; старые формы поэзии классической, поэзии реалистов и поэзии символистов были не по мерке, ни этих идей, ни современных переживаний. Приходилось создавать новые формы, частью выполнять ту же работу, какую делали футуристы, поскольку надо было выразить современность, частью видоизменять эту технику, поскольку содержание должно было быть иным. Так как вся эта грандиозная задача ложилась на круг писателей, не имевших навыка в такой технической работе, к тому же горевших желанием скорее сказать свое слово, то она и не могла решаться с обдуманной равномерностью. Годы после Октября были для пролетарских поэтов не такое время, чтобы спокойно обсуждать вопросы техники и поэтики: надо было говорить, кричать, надо было стать собою.
Поэтому с самого начала в рядах пролетарских поэтов означилось два течения: одни довольствовались случайной, какой бы то ни было формой, только бы попытаться высказать свои чувства и мысли; другие настойчиво добивались соответствия внешности своих стихов с тем новым миром, который они в них втесняли, и, чтобы обрести это соответствие, то сами творили новые формы, новые метры, новый язык, то готовы были брать новую технику у кого бы то ни было, из поэтов других школ, у символистов, у футуристов, даже у имажинистов. Только за самое последнее время это хаотическое смешение разных форм, разных техник стало уступать место сознательному отношению к вопросу, и лишь теперь, на наших глазах, вырабатывается поэтика пролетарской поэзии.
Что до основного содержания стихов, то оно было как бы подсказано термином "пролетарская поэзия". Разумеется, отдельные поэты касались и общих, обычных в поэзии тем: природа, город, смерть, любовь; но наибольшее число стихотворений написано на темы, непосредственно связанные с ролью пролетариата в истории: это - гимны революции и ее вождям, картина восстания, изображения фабрик и заводов и тому под. В этом тоже сказалась ранняя стадия развития; справедливо указывалось (Ф. Калинин), что основным мотивом пролетарского творчества должна стать вообще психология передового рабочего, а она может быть выявлена в подходе к любой теме. К тому же темы, большею частью, брались слишком отвлеченно; изображалось, напр., не определенное "восстание": Октябрь 1917 г. в Москве или другом городе, но восстание вообще, или "победа труда", опять-таки вне эпохи, вне страны. Только за последнее время замечается в пролетарской поэзии поворот к здоровому реализму, стремление, после того, как все желанные слова, наконец, выкрикнуты, конкретизировать свои темы.
Из пролетарских поэтов первого призыва наиболее самостоятелен по форме Илья Садофьев, который не напрасно озаглавил свою книгу "Динамо-стихи" (1918 г.); в его поэзии, действительно, есть нечто динамическое и нечто от динамо-машины. Садофьев - поэт сильных восторженных чувств, великого революционного пафоса, для которых он нашел соответственное выражение; характерны для него - длинные стихи "из двух кол", со смелыми нарушениями метра, и крепкий язык, полный громких слов, не чуждающийся новообразований ("фонтанно", "дирижаблит" и т. под.). Лучшие стихи Садофьева, как "Изменили пролетарской революции", "Факел победы", "К завтра" и др., едва ли не наибольшее приближение к своему идеалу, какое пока имеет пролетарская поэзия.
Самостоятельность формы и речи есть и в стихах А. Гастева, собранных в книге тоже с характерным заглавием "Поэзия рабочего удара" (1919 г.). Внешним образцом этим стихам служили поэмы Уота Уитмена, но лучшие организованы по плану машины, где все - для одной цели, где не должно быть ничего лишнего. Гастеву особенно удались те стихи, где поэт как бы сливается с жизнью машин, становится одной из их необходимых частей. Справедливо Ф. Калинин назвал эти стихи "выкованными из железа". К сожалению, последние годы Гастев не выступает с новыми стихами в печати.
Гораздо менее оригинален А. Поморский ("Цветы восстаний", 1919 г.). Его стих часто неуверен, необработан, в нем много старокнижных шаблонов, давно сданных в архив условностей. Это сильно обесцвечивает поэзию Поморского. Пролетарская критика признала его "поэтом своей стихийной души", но это справедливо лишь по отношению к части стихотворений Поморского; в других он умеет от частного случая, от случайно увиденной картины, которую рисует отчетливыми чертами, перейти к общей идее - метод чисто символический. Хороши у Поморского, в таком толковании, изображения города, к которому он подходит, конечно, с точки зрения нового мировоззрения; хороши "Похороны трибуна", написанные почти верхарновским стихом.
Еще менее самостоятелен в форме своих произведений Самобытник (А. Маширов), ранние стихи которого помечены еще 1910 г. ("Под Красным Знаменем", 1921 г.). Он сам признал себя только предтечей будущей пролетарской поэзии ("Еще не нам, не знавшим солнца, - Вершиной гордою шуметь..."). Самобытник пишет традиционными размерами и так называемым "литературным языком"; картины природы и мечтательные стихи о заре, которая непременно наступит, или об "острове вольных грез" у него большею частью вялы (их техника - от символистов); он оживает, касаясь более жгучих тем: города, завода; совсем хорош (хотя и написан бальмонтовским языком) его "Машинный рай".
Четыре названных поэта, бывшие пионерами новой пролетарской поэзии, не являлись, однако, организаторами движения. Определенным литературным течением, "школой", пролетарская поэзия стала преимущественно в среде писателей, сгруппировавшихся вокруг журнала "Кузница", где заняли наиболее видные места В. Кириллов, М. Герасимов и В. Александровский.
В. Кириллов начал писать еще до Революции, но нашел свою дорогу, как поэт, только после Октября ("Зори грядущего", 1919 г., "Стихотворения", 1920 г., "Паруса", 1921 г.). Наиболее сильные стихи Кириллова написаны в начале пятилетия 17 - 22 гг.; это - те, о которых сказал сам автор: "Я подслушал эти песни... в шуме фабрик, в криках стали, в злобном шелесте ремней"... Тогда же удались ему песни борьбы, как, напр., прекрасное стихотворение "Матросам". В позднейших стихах - которые появляются все реже - Кириллов уже не достигал той же силы (лучшие - "Красный Кремль"). Проблемы формы, по-видимому, мало интересуют поэта, о чем надо пожалеть, так как он мог бы в этом направлении сказать новое слово.
Особенно широко раскинулась поэзия М. Герасимова ("Вешние зовы", 1917 г.; "Монна Лиза", 1918 г.; "Завод весенний", "Железные цветы", 1919 г.; "Четыре поэмы", "Электрификация", "Черная пена", 1921 г.; "Негасимая сила", 1922 г., и др.). За пять лет Герасимов вырос в большого писателя в общем смысле слова, ставящего себе чисто литературные задачи, ищущего правильных методов их разрешения. В начале деятельности Герасимова критика ценила в нем "уменье выражать коллективные чувства", "обобщать картины фабрики" и т. д.; ныне все это вошло лишь как один из элементов в поэзию Герасимова, которая явно растет и которую поэтому оценивать сейчас трудно. В противоположность Кириллову - Герасимов внимательно занят вопросами техники и является в наши дни одним из мастеров свободного стиха, легче, конечно, вмещающим настроения современности, чем традиционные метры.
Менее определенен В. Александровский ("Восстания", "Север", 1919 г.; "Утро", 1921 г.; "Солнечный путь", "Россыпь огней", 1922 г., и др.). У него еще много от старого; рядом со свободным стихом Верхарна у него явные перепевы Некрасова, и т. под. Нередки у Александровского чисто субъективные темы, и в своих песнях любви он доходит до шаблона романсов. Но в лучших произведениях Александровский, несомненно, поэт; "пролетарские" темы у него разработаны сильнее других: образ сознательного рабочего, будущая роль пролетариата, значение Октября, интересная поэма "Москва" и т. под.
Из молодых сотрудников "Кузницы" особенное внимание останавливает Вас. Казин ("Рабочий май", 1922 г.), поэт, обещающий много. В стихах Казина, обладающего подлинным чутьем ритмов, намечаются самостоятельные художественные подходы; у него, например, своеобразно объединены рабочие процессы и картины природы; он оригинально чувствует и изображает город в его интимной жизни (стихотв. "Гармоника"), и т. д. Интересен по своей молодой смелости Ив. Филипченко (Стихи, 1921 г.), тоже, несомненно, одаренный. Заметными участниками "Кузницы" были еще Гр. Санников ("Лирика", 1921 г.), С. Обрадович ("Сдвиг", 1921 г., "Взмах", 1921 г.), С. Родов ("Мой сев", 1918 г., "Перебежка зарниц", "В урагане", "Прорыв", 1921 г.). Там же напечатали свои стихи Н. Полетаев, Я. Тисленко, Дорогойченко, П. Шамов, Н. Дегтярев и др. В "Кузнице" появлялись и новые стихи Е. Нечаева.
Среди поэтов, стоявших вне "Кузницы", во многом самобытен А. Крайский, кажется, поэт старшего поколения. Он - один из тех, кто занят работой и над новой формой. В замыслах у него есть широкий размах, почти космический угол зрения ("Гибель богов"), и в пафосе он приближается к Садофьеву. Напротив, пользуясь всецело техникой символистов, писали Ив. Крошин (сборник "Завод огнекрылый", см. особенно стихотв. "Ромен Роллан") и Борис Николаев (там же). Более самостоятельную технику нашла А. Баркова ( "Женщина", 1922 г.), стихи которой интересны как попытка внести женский голос в хор пролетарских поэтов; книге Барковой предпослано предисловие А.В. Луначарского, горячо рекомендующее начинающего поэта.
Должно отметить, что у многих из этих поэтов особенно удачны именно те стихи, где от общих тем они переходят к конкретному изображению завода, фабрики, определенного производства. Так, напр., Крайский достигает особой выразительности, изображая жизнь машины ("Навстречу грядущему"); выше были отмечены такие стихи Гастева и Самобытника ("Машинный рай"); прекрасные примеры есть и у Садофьева ("В заводе"), и у Кириллова ("Мы"), и у Герасимова ("Песня о железе" и др.); красивую "Песню кузницы" написал и Н. Рыбацкий, автор стихотворений вообще вялых и бесцветных ("На светлом пути", 1919 г.).
Насколько оживляюще влияет на поэтов тема, настолько же иногда пробуждается их самобытность, как только они отходят от традиционных размеров, безнадежно увлекающих их на проторенные тропы. В этом отношении характерны опыты С. Малашкина ("Мускулы", 1918 г.), которому стихом Верхарна и Уитмена удалось резко выявить пролетарские настроения; затем А. Безыменского ("К северу", 1921 г.), М. Голодного ("Сваи", 1922 г.), Н. Шевелева и М. Гришина-Чарта (сборник "Паяльник", 1920 г.), Г. Светлого ("Солнцебунт и ржа", Ташкент, 1920 г.) и др.; Вас. Князев ("О чем пел колокол", 1920 г.), в других стихах бледный, становится ярким, использовав в стихах "Поэтам Пролеткульта" совершенно свободный склад.
Названные поэты не составляют, вероятно, и десятой части всех, выступивших в 17 - 22 гг. как пролетарские. Из числа поэтов, не упомянутых выше, надо назвать Демьяна Бедного, автора злободневных стихотворений, и тех, чьи стихи включены в сборник "Трибуна Пролеткульта": Ив. Логинова, П. Арского, И. Ионова, К. Окского, Я. Бердникова, Л. Циновского, И. Кузнецова, Д. Мазнина, Е. Андреева и др. О некоторых мы затрудняемся здесь говорить, потому что их стихи, по своим узко субъективным темам или по подавленным настроениям, резко выпадали из общего тона; но возможно, что для авторов то было явлением преходящим, которое они впоследствии сумеют преодолеть; таковы некоторые из альманаха "В буре и пламени", как Н. Кустов, Королев и др.; из "Горнила", как Левантовский; из "Сборника ВЦИК", как Е. Конобеев; из других сборников - А. Смирнова, С. Ганьшина и т. д. Также надо было бы назвать Пимена Карпова, М. Козырева ("Легенда о Кремле"), С. Клычкова, Н. Тихомирова и др., но по духу их стихов они скорее принадлежат поэзии "крестьянской".
Некоторые поэты слишком мало определились, чтобы говорить о них: пятилетию 17 - 22 гг. принадлежат лишь их первые ученические опыты (таковы, например, почти все поэты "Паяльника", 1920 г., те, стихи которых ныне печатаются в московских и иных газетах, и т.д.). Некоторые книги стихов, особенно изданные в провинции и в начале революции, несомненно, остались нам неизвестными. Немалое число, наконец, поэтов, чьи сборники до нас дошли или чьи стихи встречались нам в журналах, только по недоразумению стали слагать рифмованные строчки. По крайней мере, критика "Пролетарск. культуры", "Кузницы" и др. пролетарских изданий встречала многие из сборников пролетарских поэтов весьма резкими отповедями: "совершенно слабо", "прочли со скукой", "не способствует насаждению идей пролетарской культуры" и т.п.
Поэты крестьянские стали организовываться позже, чем пролетарские, и нередко участвовали в одних изданиях. Самостоятельной поэтики крестьянские поэты не наметили, и для них поныне характерны перепевы Кольцова и Никитина. Новая крестьянская Русь еще не создала своей поэзии, хотя и пережила в связи с Октябрем глубочайший переворот, изменяющий весь ее уклад.
Значительная часть крестьянских поэтов группировалась вокруг сборников "Чернозем", 1919 г., и "Зарница", 1920 г., отчасти "Ярь", 1920 г. Там печатались стихи поэтов старшего поколения, как С. Дрожжин, М. Артамонов ("Земля родная", 1919 г., "Когда звонят колокола", 1917 г., "Улица фабричная", 1918 г.), так и ряда молодых и начинающих. Подавляющее большинство их совершенно несамостоятельны по форме, а по содержанию состоят из жалоб на то, что гибнет старая деревня, им милая. Такой лейтмотив дал еще С. Есенин ("Я - последний поэт деревни..."). С более оригинальными подходами к темам и с более бодрыми настроениями выступали: А. Галкин ("Венчальные ризы", 1918 г.), Н. Клюев ("Песнослов", 1919 г., "Третий Рим", 1921 г., "Львиный хлев", 1922 г.), поэт, сохранивший долю той свежести, которая пленяла в его ранних книгах, П. Орешин ("Красная Русь", 1919 г., и "Радуга", 1922 г., "Алый храм", 1922 г.), С. Клычков, Пимен Карпов. Последний, впрочем, по своим настроениям, может быть причислен к поэтам пролетарским, так же, как П. Ерошин (восклицающий, однако: "Брошу город я! С песнями вольными - Возвращусь к вам, деревни-поля!"), Н. Тихомиров ("Красный мост", 1919 г.), С. Ефремов-Горемыка (солдат, погибший на фронте) и др. Могут быть еще упомянуты П. Власов-Окский ("Рубиновое завтра", 1920 г.), С. Фомин ("Стихи", 1920 г.), А. Соловьев-Нелюдин ("Полеты", 1920 г.), М. Дудоров, А. Германов, А. Субботин и др.
Подводя итоги этому обозрению, можно утверждать, что годы 1917 - 1922 образовали самостоятельный период в русской поэзии.
За это пятилетие правые течения поэзии показали свое полное бессилие. Символисты постепенно сходили со сцены; главные деятели этой школы частью умерли (А. Блок, Н. Гумилев), частью почти замолкли (Д. Мережковский, Вяч. Иванов), частью утратили всякое значение как поэты (А. Белый, Ф. Сологуб). Вышедшие из символизма акмеисты оказались вне основного русла литературы, оставшись служителями "чистого искусства" (О. Мандельштам и др.).
Главными деятелями пятилетия были футуристы и вышедшие из футуризма течения. Среди них погибли все те, идеология которых опиралась на принципы крайнего индивидуализма (эгофутуристы и т. под.). Удержались и имели возможность развиваться те, которые были способны, в той или иной степени, воспринять дух революции (Маяковский, Хлебников, Асеев, Третьяков, также Пастернак и др.); напротив, имажинисты (В. Шершеневич и др.), менее чуткие в этом отношении, выдвинувшиеся сначала, потом были отодвинуты на задний план. Основная задача футуризма состояла в проведении принципа, что язык, как материал поэзии, подлежит обработке поэта. Футуризм провел этот принцип как теоретически, так и на практике, и тем его роль в русской литературе может считаться тоже законченной.
Для пролетарской поэзии пятилетие 1917 - 1922 гг. было периодом организации. Так как идеология движения была предрешена, то задачами пятилетия было - выработка новой поэтики и новой техники. В рядах основного ядра уже означились поэты значительного размаха мысли и мастера стиха (Садофьев, Гастев, Кириллов, Герасимов и др., среди молодых - Казин). В лучших их произведениях пролетарская поэзия подходит к самобытной форме. Но, повторяя наше сравнение, можно сказать, что пролетарская поэзия - наше литературное "завтра", как футуризм для периода 17 - 22 гг. был литературное "сегодня", и как символизм - наше литературное "вчера".
1922
Впервые опубликовано: "Печать и революция", 1922, N 7.