Хорутане или словенцы живутъ на крайнемъ западномъ рубежѣ славянскаго міра, въ точкѣ его соприкосновенія съ романцами и германцами. Хорутанская географическая площадь ограничена рѣками Рабой, Мурой и Дравой -- на сѣверѣ, Карнійскими Альпами, Ломбардскою низменностію и Тріестскимъ заливомъ -- на западѣ, равнинами Истріи и истоками рѣки Купы -- на югѣ и Ускоцкими горами -- на востокѣ. Географическій и этнографическій центръ этой народности находится въ Брайнѣ. Отдѣльныя поселенія хорутанъ разсѣяны въ Хорватіи, юго-западной Угріи и италіанскомъ Фріулѣ. Численность хорутанъ простирается до 1,260,000 (по Фиккеру). По языку хорутане составляютъ какъ-будто связующее звѣно между болгарами и сербами, а съ другой стороны нѣкоторыя грамматическія примѣты роднятъ ихъ со словаками и мораванами, то-есть съ отпрысками нарѣчій сѣверо-западныхъ славянъ. Благодаря тысячелѣтнему почти коснѣнію этой народности на первобытной ступени развитія, вслѣдствіе неблагопріятныхъ историческихъ обстоятельствъ, хорутане, вмѣстѣ со многими другими чертами самаго древняго быта, сохранили и языкъ въ неизмѣнномъ почти видѣ, на очень древней ступени его грамматическаго и фонетическаго развитія. Но, съ другой стороны, отсутствіе въ странѣ политическаго единства и ея разорванность горами, слѣдовательно обособленная жизнь населеній разныхъ мѣстностей, содѣйствовали раздѣленію нарѣчія на множество отдѣльныхъ говоровъ, которыхъ насчитываютъ до девятнадцати, на милліонъ съ небольшимъ населенія! На степень нарѣчія литературнаго возвысился говоръ горной Брайны, или горенскій, такъ-какъ большая часть хорутанскихъ писателей происходила изъ этой поэтической мѣстности.
Въ былое время область этого племени была гораздо обширнѣе. Если правда, что большинство населенія паннонской державы блатенскаго князя Боцела составляли предки теперешнихъ хорутанъ, то они занимали всю юго-западную Угрію до Дуная, соприкасаясь на востокѣ съ болгарами, а на сѣверо-востокѣ съ Моравской державой, въ составъ предмѣстниковъ которой они повидимому даже входили при полумиѳическомъ славянскомъ князѣ Само. Но изъ этой паннонской долины они были оттѣснены на западъ, въ горы, сначала аварами, а потомъ мадьярами. На сѣверъ границы хорутанскихъ поселеній забѣгали далеко въ глубь Австріи и даже Баваріи, гдѣ онѣ могли уже соприкасаться съ южными побѣгами великаго племени славянъ полабскихъ. Но какъ полабы, такъ и хорутане не могли долго противустоять напору съ запада германцевъ и должны были податься первые -- на востокъ, а вторые -- на югъ, причемъ удержали за собою лишь южныя части своихъ обширныхъ земель. На западѣ хорутане забирались глубоко въ Альпы Тирольскія, а на юго-западѣ въ долины, можетъ-бытъ имъ родственныя въ отдаленную старину, венетскія или венеціанскія. Но обстоятельства были очень неблагопріятны дальнѣйшему развитію и распространенію этого племени. Съ запада, сѣвера и юга шли на него грозы и несчастія, а востокъ былъ еще слабъ и разорвалъ и племя было предоставлено своимъ собственнымъ силамъ. Въ 788 году сюда проникли франки Карла Великаго -- и Хорутанія была подчинена восточной маркѣ, а по ея распаденія она не могла отстоять своей независимости отъ герцоговъ баварскихъ на сѣверѣ и фріульскихъ на западѣ. Въ отношеніи церковномъ она тоже не могла развиваться самостоятельно. Лучь, такъ неожиданно и ярко блеснувшій на южныхъ славянъ изъ Моравіи и Болгаріи въ IX вѣкѣ, лишь очень слабо отразился въ Хорутаніи и случайнымъ его отблескомъ былъ, повидимому, тотъ загадочный и одинокій памятникъ старославянской письменности, который теперь извѣстенъ подъ именемъ фрейзингенскихъ статей. Есть основаніе думать, что это латинская копія X вѣка съ глаголической рукописи, содержащей двѣ формулы исповѣдной молитвы и одну гомилію. То обстоятельство, что и этотъ памятникъ долженъ былъ перемѣнить здѣсь свою славянскую одежду на латинскую, показываетъ, подъ какимъ вліяніемъ находилась уже тогда духовная жизнь народа. Съ двухъ центровъ проникала въ Хорутанію латинская проповѣдь: изъ нѣмецкаго Зальцбурга и италіанской Аквилеи. Въ обоихъ случаяхъ она была руководима одинаково несправедливою враждою къ хорутанской народности и преслѣдовала одни и тѣ же цѣли: поглощеніе ея нѣмецкими стихіями на сѣверѣ, и италіанскими на западѣ. Отъ православнаго востока Хорутанія была отрѣзана католической Хорватіей; но все-таки оттуда проникали но временамъ памятники церковно-славянской письменности, только въ глаголическомъ облаченіи.
Между-тѣмъ политическія условія оставались все тѣ же: мѣнялись личности, названія, фамиліи, но система не измѣнялась. Феодализмъ утвердился здѣсь казалось бы окончательно и навсегда, но на чуждой и враждебной ему славянской почвѣ онъ не могъ пустить глубокихъ корней и скользилъ, такъ сказать, надъ поверхностію народной жизни, задѣвая его лишь на столько, на сколько льготное положеніе однихъ слоевъ народа вообще предполагаетъ и требуетъ порабощенія другихъ. Какъ бы то ни было, въ продолженіе почти пятивѣкового періода мы не слышимъ здѣсь народнаго голоса и готовы были бы усомниться въ самомъ существованіи здѣсь хорутанскаго народа, если бы онъ не вынырнулъ и не заявилъ себя совершенно неожиданно въ половинѣ XVI вѣка. Протестантизмъ и здѣсь, какъ въ Хорватіи, долженъ былъ пролагать себѣ путь въ народную среду посредствомъ печатнаго и проповѣднаго слова на народномъ языкѣ. Не продолжительна и не блистательна была эта проснувшаяся въ странѣ литературная дѣятельность, не разнообразны были ея произведенія и не рѣшительно вліяніе на народъ; но все жъ это минутное пробужденіе долго спавшаго языка и народа не было безплодно: оно возродило въ немъ самомъ увѣренность, что онъ не умеръ въ многовѣковой летаргіи, что онъ имѣетъ еще жизнь и будущность. Вотъ почему, какъ ни скромно литературное достоинство переводовъ Трубера и Далматина, и грамматическаго труда Богорича, но все жъ ихъ издательская дѣятельность, поощряемая благороднымъ патріотизмомъ Унгнада, имѣетъ важное значеніе въ исторіи народнаго и литературнаго возрожденія хорутанъ. Но ему не скоро еще суждено было совершиться. Міръ западный понялъ грозныя для него послѣдствія отъ возрожденія міра восточнаго и рѣшился во что бы то ни стало потушить опасное пламя славянской письменности и народности. Эту миссію въ области религіозной приняли на себя іезуиты, а въ политической -- Габсбурги. Дружными усиліями имъ удалось въ Хорватіи, Угріи и Чехіи возстановить господство папизма и германизма. Почти всѣ остатки литературной дѣятельности періода реформаціи были тщательно собраны и уничтожены. Въ 1600 году іезуиты сожгли въ одномъ стирскомъ Градцѣ 10,000 хорутанскихъ еретическихъ книгъ. Въ 1616 году мрачной памяти Фердинандъ II выдалъ въ жертву іезуитамъ всѣ хорутанскія книги, хранившіяся гдѣ бы то ни было въ земскихъ библіотекахъ.
Если же кой-что и уцѣлѣло послѣ этого вандальскаго опустошенія, то не иначе, какъ съ вырванными заглавіями и введеніями, чтобы истребить всякую память о мѣстахъ и лицахъ, бывшихъ притонами и дѣятелями реформы.
XVII вѣкъ былъ бы совершенно безплоднымъ для хорутанской науки и литературы, если бы онъ не произвелъ одного замѣчательнаго учонаго, по имени Вальвасора, который положилъ основаніе научной обработкѣ исторіи Крайни. Но онъ писалъ на нѣмецкомъ языкѣ. Точно также поступилъ и другой знаменитый хорутанскій учоный, Иванъ Поповичъ, авторъ "Untersachaogen vom Meere". Другіе, какъ напримѣръ Маркъ Полинъ, писали свои филологическія и историческія изслѣдованія большею частью по-латыни и лишь изрѣдка по-хорутански. То была пора доктринерства, что видно изъ тѣхъ многочисленныхъ опытовъ грамматическихъ и лексикальныхъ изслѣдованій хорутанскаго языка, безъ котораго не обошолся ни одинъ почти хорутанскій писатель. Достаточно назвать Мегизера, Гутсмана, Зеленко, Поповича, Бумердея, Япеля, Дебевда, Водника, Копитара, Арника, Даинко, Метелко, Мурко, Поточника, Миклошича.
Первые хорутавскіе стихи вышли во второй половинѣ XVIII вѣка изъ-подъ пера Япеля. Эти стихи были большею частію переводные съ нѣмецкаго, итальянскаго и французскаго, и не отличались особенными достоинствами содержанія и формы; но все жь этотъ опытъ замѣчателенъ, какъ первый на своемъ нарѣчіи. Достойно замѣчанія, что Япель писалъ свои стихи тоническимъ размѣромъ. Вторымъ по времени хорутанскимъ стихотворцемъ былъ Антонъ Лингартъ, болѣе извѣстный своей "Исторіей австрійскихъ юго-славянъ". Но настоящимъ отцомъ хорутанской поэзіи признается Валентинъ Водникъ, происходившій изъ той горенской части Брайны, которая справедливо считается колыбелью хорутанской поэзіи. Водникъ писалъ въ лирическомъ, эпическомъ, особенно же въ сатирическомъ и эпиграмматическомъ родѣ; лишь необработанность хорутанскаго нарѣчія мѣшала ему развернуть всю силу своего обширнаго и разносторонняго дарованія.
Водникъ вызвалъ на поэтическое поле много охотниковъ, изъ которыхъ нѣкоторые пріобрѣли извѣстность, какъ, напримѣръ, Ярникъ, Даинко, Метелко, Бастелицъ и Жупанъ; а одинъ нашолъ въ поэзіи настоящую свою стихію и заслужилъ себѣ славу замѣчательнѣйшаго лирика и остроумнѣйшаго сатирика. То былъ Францъ Прешернъ. Онъ оставилъ значительное число прекрасныхъ элегій, балладъ, романсовъ, сатиръ, эпиграммъ и сонетовъ, изъ которыхъ нѣкоторые справедливо сравниваются съ произведеніями Петрарки и Гейне. Многія его пѣсни увѣковѣчились въ народной памяти. Преобладающій сюжетъ -- любовь и міръ надеждъ, чувствъ и волненій съ ней неразлучныхъ. Оттѣнокъ легкой грусти и раздумья роднитъ отчасти думки Прешерна съ нашими украинскими; не чуждъ хорутанскому лирику и малороссійскій юморъ, простодушная, но нерѣдко ѣдкая, иронія и сарказмъ.
Новое литературное движеніе стало распространяться въ Хорутаніи съ 1843 года, когда въ "Новицахъ" Блейвейса хорутанскіе писатели нашли общій литературный центръ и органъ развитія народной мысли. Этотъ журналъ поставилъ своею задачею писать къ народу и для народа, примѣнительно къ его потребностямъ и степени развитія; но онъ умѣлъ соединить съ популярностію изложенія оригинальность содержанія.
Въ кругу писателей этого времени и направленія принадлежали: Вертовецъ (популярная химія и исторія), Малавашичъ (Новеллы и пѣсни), Терстеньякъ (археологія), Гицнигеръ (исторія) и другіе. Во главѣ новой поэтической хорутанской школы стоитъ Иванъ Босескій, самый крупный, послѣ Прешерна, поэтическій талантъ своего народа. Его поэзія болѣе тенденціозна, чѣмъ Прешерна; она нѣсколько напоминаетъ панславистскія мечты Боллара; она дышетъ любовью къ славянству и вѣрою въ его историческое призваніе. Косескаго, какъ лирика, сравниваютъ съ Клопштокомъ; нѣкоторыя изъ эпическихъ его произведеній стоятъ на высотѣ эпоса Мажуранича. Косескому обязана еще хорутанская литература многими прекрасными переводами съ языковъ нѣмецкаго и русскаго. Въ поэтической даровитости Босескій, быть-можетъ, уступаетъ Прешерну; но за-то его вліяніе на народъ гораздо сильнѣе, благодаря самому роду его произведеній и присутствію въ нихъ политической тенденціи.
Изъ плеяды ново-хорутанскихъ поэтовъ и писателей отмѣтимъ: Вильхара, Цегнара, Томана, Прапротника и, въ особенности, Левстика, даровитѣйшаго и симпатичнѣйшаго изъ современныхъ хорутанскихъ писателей.
Дѣло народнаго образованія въ Хорутаніи пошло успѣшнѣе особенно съ-тѣхъ-поръ, какъ основана была Люблянская Матица, ревностно взявшаяся за дѣло изданія и распространенія въ народѣ полезныхъ книгъ и учебниковъ, а также пробужденія въ немъ народнаго сознанія. Успѣшное же пробужденіе народнаго сознанія ручается за-то, что существованіе этого небольшого, но даровитаго племени можетъ считаться обезпеченнымъ. Итальянская и нѣмецкая стихіи сильны еще лишь въ городахъ и высшихъ сословіяхъ; но и здѣсь онѣ быстро таютъ отъ теплаго дыханія народной жизни, и есть надежда, что скоро вся Хорутанія будетъ возвращена славянству.