Сказка
Это был очень большой и совершенно запущенный сад. Кусты цветущей сирени, жимолости и калины разрослись здесь на свободе, без призора, чередуясь с белыми колоннами берез, зелеными стволами осин и коричневыми липами. Садовые дорожки заросли травою; у подгнившего плетня щетинился жесткий бурьян, откуда выползали в полдень погреться на солнышке серые, с злыми глазами гадюки и ленивые ужи с золотыми венчиками на приплюснутых головах.
Посреди сада лежало озеро, тихое и глубокое, с заросшими камышом берегами. У берега неподвижно стояла полузатопленная лодка. Дальше, в углу сада, чернел разрушенный домишко с размытыми дождем трубами и подгнившими крыльцами. Стекла его окон получили крапины фиолетового, зеленого и коричневого цвета, а ставни висели на ржавых петлях серые и дуплистые. Был вечер, какой-то особенный розовый вечер. Огненные тучи, закрывавшие на закате солнце, поглощали его золотые лучи, превращали их в розовые и осыпали ими весь сад. Можно было подумать, что сад стоял в красном зареве пожара.
На деревьях и кустах сада чирикали птицы. Первой отозвалась ласточка. Она только что проглотила несколько мошек и сидела на березовой ветке, опрятно вычищая свой клюв. Затем она сверкнула черными, как бисер, глазками и защебетала:
-- Хорошо, когда есть на свете мошки и любовь! Любовь -- это деятельность. Если бы не было мошек, я умерла бы с голоду, а без любви я не знала бы, как убить время. Любовь это деятельность.
Ласточке откликнулся воробей.
-- Любовь -- это конопляное семя. Главное, надо остерегаться кошек и ястребов!
Затем отозвалась цапля. Она ходила по берегу озера, долговязая и сухопарая, как англичанка, и глотала жирных головастиков. Услышав воробья, она пронзительно крикнула:
-- Любовь -- это половой подбор. Она необходима для поддержания вида; нужно только соблюдать известные приличия. Я строго отношусь к себе и горжусь этим; ни один молокосос-куличишка не видал, когда я несу свои яйца. Любовь -- это половой подбор.
Цапля замолчала. Над серебристыми кистями черемух загудели пчелы. Но они не знали, что такое любовь; им некогда любить; они обязаны всю жизнь добывать воск для паркетных полов гостиных.
В это время с кочки под берегом озера прыгнула в воду лягушка. Она шлепнулась раздутым животом в воду и квакнула, точно подавилась:
-- Любовь -- это жратва! Недурно скушать какую-нибудь этакую жирную стрекозельку и потом прополоскать рот. Любовь -- это жратва!
Лягушка заворочала глазами. На осине закуковала кукушка:
-- Любовь -- это кукованье вдвоем. Для разнообразия я переменяю мужа каждую весну.
Кукушка поклонилась птицам. На широком листке камыша застрекотала стрекоза:
-- Любовь -- это "ах!"
Она прищурила глазки, посмотрела на водяного паука, бежавшего по воде на длинных ногах, как на ходулях, и подумала: "чисто драгун!"
В саду все на минуту затихло.
И тогда зеленый камыш на озере зашевелился, и по тихому саду пронесся медный протяжный звук:
-- Любовь -- это страдание!
Из тростника медленно выплыл лебедь белогрудый, с оранжевым клювом. Он гордо поднял голову и повторил медный звук:
-- Любовь -- это страдание. Слушайте!
Птицы притихли. Пчелы с недовольным гудением расселись по цветам. Им некогда, работы по горло, а тут изволь слушать какую-то сказку. Но медный звук требовал от них внимания и так настоятельно, что они не смели протестовать.
Лягушка сантиментально завела под перепонку выкатившиеся глаза. Сухопарая цапля перестала глотать головастиков. Лебедь продолжал:
-- Любовь -- это страдание. Слушайте, я расскажу вам печальную историю. Видите ли вы разрушенный домишко в углу сада? Там живет человек; он уже стар, и люди зовут его безумным, а когда-то он был молод, любил и был любим, но никогда не был счастлив. Часто он приходил сюда, на берег озера, и горько плакал. Я слышал его вопли и понимал их. Да, он не был счастлив, потому что любовь -- страдание. Он жаловался здесь. Любить -- значит желать проникнуть все существо любимого, насытив его собою, как вода насыщает губку, и самому раствориться в нем. Но это невозможно, и невозможность повергает в муки. Много любить -- значит много страдать.
Лебедь на минуту замолчал, как бы вспоминая о чем-то. Его белая грудь заволновалась. Наконец, он раскрыл оранжевый клюв и продолжал:
-- Я помню, он пришел сюда на берег с любимой женщиной. Они сидели на берегу и глядели друг другу в глаза. Был вечер такой же, как и теперь. Огненный тучи стояли на закате, и сад казался розовым; даже серебряные кисти сирени просвечивали розовым светом, точно в их атласных гвоздиках бежала алая кровь. Мужчина и женщина долго сидели на берегу, называя друг друга ласковыми именами. И женщина заснула, опустив голову на плечо мужчины. Она дышала ровно и спокойно, полураскрыв розовые губы. На ней было белое платье, и она казалась белой лебедкой с высокой грудью и розовым клювом. Они сидели долго, счастливые и неподвижные. В саду темнело, огненные тучи гасли, а розовая вода озера становилась фиолетовой...
Лебедь на минуту замолчал. С чердака дома раздался дикий хохот.
-- Любовь -- это безумие!
Птицы дрогнули в испуге. Кукушка затрепетала крыльями; лягушка шлепнулась с кочки, стрекоза упала в воду, паук навострил лыжи к берегу. Безумный смех повторился. Это хохотал филин.
-- Любовь -- это безумие!
Лебедь раскрыл клюв и негодующе испустил медный, как из трубы звук:
-- Любовь -- это страдание!
Сад затих. Лебедь продолжал:
-- И вот однажды ночью этот человек прибежал к берегу озера с диким видом и окровавленными руками. Он не выдержал страданий любви и умертвил ту, которую любил. Долго он стоял на берегу озера неподвижно и вдруг зарыдал; а я пропел ему свою песню:
-- Любовь -- это страдание!
-- С тех пор я не пел этой песни, я боялся разбудить безумного человека в его доме, но сегодня я раскрыл клюв, чтобы восстановить истину.
-- Любовь -- это страдание!
Медный звук в последний раз пронесся над садом, и в доме кто-то заплакал.
Сад не шевелился. Птицы не смели чирикнуть. И вдруг дверь домика скрипнула и, сорвавшись с перержавевших петель, упала на мохнатые листья репейника. В дверях показался человек. Он был стар, сед, худ и нечесан. Он услышал крик лебедя и побежал заросшей тропинкой к озеру. Фалды его грязного халата раздувались от поспешных шагов, а туфля с правой ноги осталась на полусгнившем крыльце.
Сад замер; воробей, как комок, упал с ветки в траву. Лягушки попрыгали в воду. Человек подбежал к озеру, поискал глазами лебедя и, увидев в камышах его белое тело, крикнул скрипучим, как ржавые петли, голосом:
-- Любовь -- это прощение. Я узнал об этом только сейчас!..
Человек задрожал и ухватился рукою за грудь. Его губы улыбнулись, и на них показалась кровь. Он ничком упал на песок...
Сад задрожал, как в агонии. Осины затрепетали сверху донизу, сирень зашумела, ракиты забили листьями:
-- Любовь -- это прощение!
В зеленых камышах пропел лебедь:
-- Любовь -- это прощение!
Тихий ветерок пробежал над садом и уронил, как вздох:
-- Любовь -- это прощение!
Источник текста: Сборник рассказов "Распря". Санкт-Петербург: тип. Спб. т-ва "Труд", 1901 г.