(Эпизоды, сцены, характиристики, отдѣльныя извѣстія и пр.).
Гибель трехъ русскихъ батарей.
Однимъ изъ наиболѣе трагическихъ эпизодовъ боя на Шахе является гибель артиллерійскаго дивизіона 9-й артилерійской бригады полковника Смоленскаго въ ночь съ
29-го на 30-е сентября. Послѣ отхода корпуса дивизіонъ сталъ въ заранѣе приготовленныхъ ложементахъ, съ хорошо устроенными ровиками и блиндажами для прикрытія. Впереди батарей деревня и сопка были заняты нѣсколькими ротами пѣхоты отъ полка, который съ 26-го сентября находился въ непрерывной перестрѣлкѣ съ непріятелемъ и послѣдніе двое сутокъ не имѣлъ возможности отдохнуть.
Весь день 30-го сентября на батареяхъ кипѣла боевая работа. Обстрѣливали шрапнелями впереди лежащую деревню, гдѣ, по свѣдѣніямъ, собирались въ большихъ силахъ японцы. Стрѣльба не мѣшала обычному теченію жизни и на батареѣ пили чай, обѣдали, разговаривали, смотрѣли въ бинокль и работали непрерывно. Передки подъѣзжали и отъѣзжали, носили патроны, бѣгали со снарядами, заряжали, наводили и стрѣляли. Устать было отъ чего. День былъ душный. Послѣ страшной грозы и ливня, бывшихъ ночью съ 29-го на 30-е сентября, утромъ парило, земля стала вязкая и скользкая, прилипала къ ногамъ и медленно сохла. Вечеромъ горѣлъ чудный закатъ, и прохладная ночь смѣнила душный день. Отдыхать не пришлось. Вечеровъ прислало изъ штаба корпуса извѣстіе, что ожидается атака непріятеля. На батареяхъ напились чаю, поужинали сухарями и консервами. Орудія зарядили картечью и около орудій поставили по два лотка патроновъ, установленныхъ на картечь. Зарядные ящики были выкачены, лошади объамуничены, передки запряжены.
Съ наступленіемъ темноты ихъ придвинули къ батареямъ. Половина прислуги бодрствовала у орудій. Въ блиндажахъ были зажжены потайные фонари. Роты прикрытія выслали впередъ отдѣльные сторожевые посты. Несмотря на сильное нервное возбужденіе, утомленіе брало свое, и свободные люди крѣпко спали, а бодрствовавшіе тихо переговаривались между собою у орудій. Ночь была прохладная, ясная; молодая луна кротко свѣтила.
До разсвѣта еще было далеко, всего было 3 часа ночи, когда впереди батареи раздались ружейные выстрѣлы. Въ ночной тишинѣ они отдались гулко и громко и, смѣшавшись со свистомъ пуль, нарушили тишину ночи и напряженное молчаніе батареи. Батарея проснулась. Появились офицеры. Номера стали при орудіяхъ. Черезъ минуту немолчно затрещали пачками японцы и начались сухіе и отрывистые залпы нашихъ. Ночное нападеніе состоялось. Полковникъ Смоленскій приказалъ вынуть установленные на картечь патроны, поставить прицѣлы на 50--65 дѣленій и открыть стрѣльбу по площадямъ впереди лежащихъ деревень съ цѣлью обстрѣлять могущіе тамъ скрываться резервы атакующаго непріятеля.
Вскорѣ все стихло. Отбили наши атаку японцевъ и отошли -- на батареяхъ не знали. На батареѣ воцарилась тишина. Трудно было бороться съ предутренней дремой.
Наступалъ туманный разсвѣтъ. Гасли одна за другою звѣзды. У деревни впереди опять затрещали ружья, батареи открыли бѣглый огонь съ установкой за 40 дѣленій и сейчасъ же замолчало. Огонь стихъ. Прошло нѣсколько томительныхъ минутъ. Мимо батарей проворно отходила измученная пѣхота. Полковникъ Смоленскій приказалъ бывшемъ при нихъ офицерамъ собрать людей и оставаться при батареяхъ.
Чувствовалось, что впереди что-то произошло, но что -- никто не зналъ. Теперь вся батарея была на готовѣ. Полковникъ Смоленскій и батарейные командиры стояла на брустверахъ и вглядывалась въ даль, вдругъ въ волнахъ тумана показалась темная линія надвигавшихся людей. Прошло двѣ -- три томительныя минуты. Силуэты обратились въ людей, стали видны краски. Это были солдаты въ шинеляхъ и фуражкахъ съ бѣлыми околышами, между ними виднѣлись люди въ бѣлыхъ папахахъ.
Они шла къ батареямъ быстрымъ шагомъ, постепенно загибая правымъ флангомъ впередъ. Ружья они несли на плечо. Сзади нихъ виднѣлись еще темныя линіи людей и оттуда раздавались выстрѣлы.
-- Ваше высокоблагородіе, это японцы! воскликнулъ кто-то изъ солдатъ, бывшій близко отъ Смоленскаго.
-- Нѣтъ это свои, это наша пѣхота,-- отвѣчалъ командиръ дивизіона и, спустившись, набросалъ донесеніе, что наша пѣхота отходитъ и онъ но считаетъ возможнымъ оставаться съ батареями на этой позиціи. Подпоручикъ Гудима открылъ огонь своей Полуротой и отправилъ кухню назадъ. Но его огонь сейчасъ же былъ остановленъ но приказанію полковника Смоленскаго, все еще увѣреннаго, что это наша пѣхота.
Опасаясь поражать ее и желая обстрѣлять тѣхъ, которые шли сзади, полковникъ Смоленскій приказалъ батареямъ открыть бѣглый огонь съ установкой прицѣла не менѣе 30 дѣленій...
Между тѣмъ цѣпи спустились съ сопки и быстро охватывали лѣвый флангъ 6-й батареи. Разстояніе между ними и батареей быстро уменьшалось а недоразумѣніе продолжалось. "Это японцы,-- говорили одни" "Нѣтъ, наши, смотрите бѣлые околыши -- вашего пѣхотнаго полка". И вотъ ближе и ближе, уже всего полтораста шаговъ отдѣляютъ ихъ отъ орудій. Теперь ясно видно, что его японцы. Однотипныя темныя морды, одинаковые черные усы...
-- Бѣглый огонь, трубки на валы... раздается команда, но уже поздно... Шрапнель не картечь, она рвется сзади и наноситъ слишкомъ мало пораженій, она не въ силахъ остановить стремительную атаку японцевъ. Прикрытія кидаются въ батареѣ и открываютъ жестокій огонь по японцамъ. На секунду они сдержали порывъ японцевъ, но въ слѣдующій мигъ японцы уже были на батареяхъ. Батареи, какъ самостоятельныя единицы, умерли и начали порознь умирать тѣ лица, которыя одушевляли ихъ, которыми жили и дѣйствовали пушки...
По Мандаринской дорогѣ двигались густыя колонны японцевъ, батареямъ и прикрытію оставалось одно изъ двухъ: или бѣжать, бросивъ все, укрываясь балками, или умереть. Никто не колебался. Вѣрные своему долгу, офицеры и солдаты остались на батареяхъ.
Однимъ Изъ первыхъ, пораженный пулею, упалъ Смоленскій. Къ нему кинулись его солдаты, но онъ не позволилъ нести себя, а приказалъ убирать затворы и стрѣляющія приспособленія. Самъ же, въ смертельной агоніи, вползъ на брустверъ и оттуда смотрѣлъ, какъ умирала 4-я батарея. Теперь уже никто не стрѣлялъ изъ орудій. Не было ни пачекъ, ни залповъ, а шла страшная штыковая работа. Иногда раздастся одинокій выстрѣлъ и прерветъ чье-либо тяжелое хрипѣніе.
Первые проблески зари освѣтили отчаянную рукопашную схватку. Одинаково одѣтые люди дрались до изнеможенія. Дорого продавало свою жизнь артилеристы и прикрывавшіе артилерію пѣхотинцы, и японцы пробивали штыками и прикладами черепа уже лежащимъ на землѣ солдатамъ.
Каждый человѣкъ сталь героемъ. Тутъ передъ лицомъ смерти все позабылось. Домъ, семья, всѣ радости жизни. Тутъ или дрались до безумія, съ пѣной у рта, или спасали раненыхъ, обезцѣнивали орудія, вынимая изъ нихъ затворы, прицѣлы, стрѣляющія приспособленія.
Смертельно раненый штабсъ-капитанъ Исаевъ бросился за брустверъ и выпустилъ всѣ патроны изъ своего револьвера погружавшимъ его со штыками японцамъ.-- "Не бросайте орудія! "-- въ предсмертныхъ судорогахъ говорили офицеры. Передки кидались въ эту кипѣнь людской борьбы, и раненые люди поднимали хоботы орудій и падали тутъ же среди страшной бойни. Видя гибель лошадей, командиръ роты капитанъ Петкевичъ приказалъ своимъ людямъ увозить орудія на себѣ. Младшій офицеръ его роты подпоручикъ Ждановъ уже кинулся въ самую сѣчу, ведя за собою людей, уже взяли и повезли они два орудія, но убитый палъ Ждановъ, пали и тѣ, кто потащилъ эти орудія.
Штабсъ-капитанъ Лунскій раненый однимъ изъ первыхъ, наскоро перевязавшись у Сахепу, бросился снова къ уже занятой японцами батареѣ и, съ оставшимися въ живыхъ поручиками Студенцовымъ, Животовскимъ и Брянчаниновымъ, собиралъ отходившихъ людей и снова велъ ихъ въ бой, пытаясь отнять дорогія орудія. Тутъ не было чиновъ, не было частей. Артилеристы, пѣхотинцы всѣ равно бились за русскія пушки, за честь своего мундира. Неохотно уходили раненые. Живые старались, если не увезти, то дорого отдать свои орудія.
4-я батарея, какъ нѣсколькими мгновеніями позже охваченная потокомъ японской атаки, успѣла унести всѣ замки и стрѣляющія приспособленія. Взводный фейерверкеръ этой батареи, Павелъ Калачникъ, оставшись за старшаго при передкахъ этой батареи и, видя, что попытки сосѣдей увезти орудія кончились гибелью лошадей, подъ сильнымъ огнёмъ, отвелъ передки, искусно лавируя по балкамъ, и тѣмъ спасъ конскій составъ батареи отъ неминуемой гибели. Канониръ 4-й батареи, Кириллъ Левада, схвативъ у убито солдата винтовку и патроны, прикрывать своею стрѣльбою товарищей, уносившихъ замки отъ орудій. Бросавшіеся на него японцы, всѣ были поражены его мѣткими и спокойными выстрѣлами. Батарея пустѣла постепенно. Медленно и неохотно уходили съ нея люди. Фельдшеръ Семенъ Дмитренко до конца оставался въ окопѣ, перевязывая раненыхъ, и ушелъ послѣднимъ.
5-й батареи канониръ Гордѣй Кормухинъ поднялъ на могучія плечи своего раненаго въ ногу поручика Крамарева и несъ его на себѣ до тѣхъ поръ, пока самъ не упалъ, раненый въ обѣ ноги... Ему помогалъ канониръ Логинъ Роговъ, но когда Кормухинъ былъ раненъ, Роговъ одинъ донесъ своего офицера до перевязочнаго пункта.
И все это дѣлалось подъ градомъ пуль, дѣлалось тогда, когда подойти къ раненому было идти на вѣрную смерть, на вѣрныя раны. Канониры Модестъ Перчукъ и Михаилъ Протоцкій, увидѣвъ, что охъ фейерверкеры ранены, вынесли каждый своего фейерверкера.
Когда 5-я батарея потеряла убитыми и ранеными всѣхъ офицеровъ и почти всю прислугу, а японцы были въ нѣсколькихъ шагахъ отъ батареи, взводные фейерверкеры Семенъ Кротковъ, Василій Маховъ и канониры Николай Чеченъ и Ефимъ Пындекъ остались одни при своихъ орудіяхъ и, работая сами, успѣли еще дать по нѣсколько выстрѣловъ по японцамъ и отошли отъ орудій только тогда, когда японцы бросились въ штыки и вскочили на брустверы ложементовъ. Въ той же батареѣ фельдфебель Андрей Дайвиченко и младшій фейерверкеръ Архипъ Кондратенко, увидѣвши, что лошади подававшія передокъ, испуганныя окружавшей свалкой, опрокинули его, несмотря на то, что кругомъ были японцы, выпрягли лошадей и тѣмъ спасли ихъ.
Больше и скорѣе всего пострадала 6-я батарея. Потерявши всѣхъ офицеровъ, кромѣ поручика Животовскаго, поскакавшаго за передками, она осталась безъ начальниковъ и безъ прислуги. Но тѣ, что остались еще въ живыхъ, частью уже раненые, не теряли надежды на спасеніе батареи. Взводный фейерверкеръ Маркъ Калишевскій, вмѣстѣ съ раненымъ фейерверкеромъ Иваномъ Старченко и бомбардиромъ-наводчикомъ Лаврентіемъ Шалашикомъ, собирали отступавшую пѣхоту въ свой окопъ, и вмѣстѣ съ нею отстрѣливались отъ японцевъ, пока не были выбиты штыками, причемъ Шимашикъ былъ убить. Доведенныя до отчаянія, сознавши, что уже нѣтъ больше спасенія, люди хотѣли сдѣлать хотя что-либо. 6-й батареи бомбардиръ-лаборатористъ Иванъ Диденко, вынувъ рукоять затвора изъ орудія понесъ ее съ батареи, но въ это время замѣтилъ раненаго младшаго фейерверкера Григорія Морозова. Несмотря на то, что кругомъ уже завершался финальный акордъ кровавой драмы, Диденко остановился, закопалъ рукоять затвора и вынесъ изъ огня Морозова.
Даже раненые, въ тяжелыхъ мученіяхъ, люди помнили свой долгъ и не думали о личномъ спасеніи. Канониръ Федоръ Гусаровъ вынулъ стрѣляющій механизмъ изъ своего орудія и пошелъ съ батареи, занимаемой японцами, но въ это время услышалъ окликъ -- "помоги". Его звалъ бомбардиръ-наводчикъ Присяжнюкъ, несшій изъ окопа раненаго поручика Лещинскаго. Они проходили подъ перекрестнымъ огнемъ японцевъ и Присяжнюкъ вскорѣ былъ убитъ. Гусаровъ понесъ одинъ трупъ уже скончавшагося у нихъ на рукахъ Лещинскаго и несъ его до тѣхъ поръ, пока не получилъ самъ мучительной раны въ мочевой пузырь. Тогда только оставилъ онъ трупъ убитаго Лещинскаго, но стрѣляющій механизмъ донесъ все-таки до перевязочнаго пункта, гдѣ и сдалъ его фельдшеру. Ѣздовыя Петръ Гришкинъ и Степанъ Пелевинъ прорвались со своимъ передкомъ въ самую чащу боя, канониръ Матвѣй Сивковъ подавалъ имъ орудіе... Но лошади были убиты подскочившими японцами, а сами они ранены и, отбиваясь саблями, проползли на перевязочный пунктъ. Батарейный фельдшеръ Павелъ Медяникъ перевязалъ въ батарейномъ окопѣ всѣхъ раненыхъ и вынесъ на себѣ всѣ переданныя ему части орудій....
Славно и честно сражались батареи полковника Смоленскаго, мстя за смерть своего начальника. Достаточно сказать, что 5-я батарея потеряла 4-хъ изъ 5-ти офицеровъ и 59 человѣкъ прислуги; 4-я батарея во время этой суматохи дала 10 залповъ, привела орудія въ негодность и потеряла командира батареи, одного офицера и 16 человѣкъ прислуги; ѣздовые пятой батареи, пытавшіеся подать передки, потеряли 100 лошадей изъ 114...
Въ эту тяжелую ночь пѣхотное прикрытіе умирало вмѣстѣ съ артилеристами на батареяхъ. Находившаяся при 6-й батареѣ рота подъ командою подпоручика Гудима и при прапорщикѣ Казначеевѣ, имѣя въ своемъ составѣ 158 человѣкъ, бросилась на японцевъ въ штыки. Подпоручикъ Гудима былъ убить, но рота не дрогнула; ее продолжалъ вести Казначеевъ и велъ, пока его не ранили въ колѣно. Тогда команду принялъ фельдфебель Бугайцевъ, но и онъ вскорѣ палъ, тяжело раненый... Рота дралась безъ начальника.
Когда разсвѣло, и солнце освѣтило унылую картину мертвыхъ батарей, къ нашему резерву пришло 7 человѣкъ пѣхотнаго прикрытія. Это были послѣдніе, которые ушли вмѣстѣ съ артилеристами. Раньше уносили раненыхъ, но и такихъ было немного. Къ вечеру отъ одной изъ ротъ прикрытія набралось 35 человѣкъ; 80% потерь вынесла эта доблестная рота, свято погибшая на своемъ посту.
Остальныя двѣ роты прикрытія держались еще нѣкоторое время. Когда капитанъ Петкевичъ, командиръ одной изъ двухъ ротъ былъ взять въ плѣнъ, а подпоручикъ Ждановъ, смѣнившій его былъ убить, ротами командовалъ командиръ другой роты заурядъ-прапорщикъ Лабунецъ. Но и онъ былъ раненъ. Роты принялъ фельдфебель Черкашинъ, отведшій жалкіе остатки ихъ къ резерву...
Умерли батареи... Въ разныхъ позахъ, сидя, лежа, прислонившись къ облитымъ кровью и мозгомъ орудіямъ, лежали ихъ славные защитники. Немногіе изъ нихъ дышали. Ихъ добивали, проламывыя черепа озвѣрѣлые, позабывшіе долгъ солдата японцы. Солнце всходило красное, будто омоченное людскою кровью. Мертвая тишина царила кругомъ. И цѣлый день стояли мертвыя батареи, обстрѣливаемыя съ обѣихъ сторонъ нашими и японцами. Упорный бой кипѣлъ по всей линіи...
