Изъ этюда Бюто въ февральской книжкѣ "Nouvelle Revue" ("Le Cardinal Voltaire") оказывается, что немногаго не хватало, чтобъ Волътеръ сдѣлался кардиналомъ по капризу m-me де Помпадуръ. Исторія этой кандидатуры, разсказанная Бюто, весьма любопытна, какъ свидѣтельство того, что XVIII вѣкъ отличался легкомысліемъ не менѣе, чѣмъ скептицизмомъ, и увлекался необычайными фантазіями. Римскій дворъ легко согласился бы на то, чтобъ сдѣлать Вольтера кардиналомъ. Таково, по крайней мѣрѣ, мнѣніе Бюто... Одна заблудшая овца, возвращенная въ лоно церкви, не пріятнѣе-ли небу, нежели десять праведныхъ, которые никогда не оступались? И въ данномъ случаѣ овца, конечно, стоила цѣлаго стада... волковъ. Папа Бенедиктъ XIV отличался такими широкими взглядами и такой терпимостью, что называлъ Вольтера даже своимъ "cher fils". Между нимъ и Вольтеромъ даже велась переписка. Когда послѣ трехъ представленій сряду трагедія Вольтера "Магометъ" была снята со сцены, по желанію кардинала Флори, то у Вольтера явилась бѣсовская мысль посвятить эту пьесу папѣ. И Бенедиктъ XIV, у котораго всѣ современники его вообще, а неисправимый "насмѣшникъ", въ частности, могли поучиться такту и проницательности, въ видѣ отвѣта, послалъ къ нему поздравительную грамоту, съ привѣтствіемъ и апостольскимъ своимъ благословеніемъ. Нечего и говорить, что послѣ такого поступка папы "Магометъ" торжественно былъ возобновленъ на сценѣ 30 сентября 1751 года.
Но отсюда до мысли сдѣлать изъ Вольтера кардинала -- цѣлая бездна. Только въ женскомъ мозгу могла зародиться подобная мысль, только женщина могла развить ее до предѣловъ богохульства. Для того, чтобы рискнуть на такое дѣло, одновременно надо было обладать безумной смѣлостью и ханжествомъ. Одна только m-me Помпадуръ могла тѣшить себя подобной мечтой, только она способна была пренебречь рискомъ осуществленія этой мечты. На ряду съ капризомъ балованной женщины, она руководилась и болѣе серьезными мотивами. Когда любовницѣ Людовика XV стукнуло сорокъ лѣтъ, то "на половину изъ убѣжденія, на половину изъ ловкаго разсчета, она пожелала примириться съ религіей".
"Это было въ 1752 году. Она осыпана была почестями. Король пожаловалъ ей табуретъ при дворѣ, вмѣстѣ съ титуломъ герцогини"...
Она искала духовника, приличнаго ея положенію, и обрѣла его въ лицѣ нѣкоего іезуита-патера де-Саси. Послѣдній доставилъ ей много горя, съ которымъ она не могла справиться. Свое отпущеніе грѣховъ m-me Помпадуръ онъ ставилъ въ зависимость отъ исполненія его неотступнаго требованія того, чтобы она вернулась къ своему мужу д'Этіолль. Подобная жертва ей была не по силамъ... Она вѣдь не упорствовала въ своемъ грѣхѣ, она порвала съ нимъ безусловно. Теперь же она была только другомъ короля, не болѣе... Въ теченіе полутора года эта кающаяся грѣшница защищалась, просила, умоляла... Духовный отецъ оставался непреклоннымъ, отказывая ей въ какомъ-бы то ни было прощеніи, пока она оставалась въ Версалѣ. Она кончила тѣмъ, что прогнала его, устроивъ, однако, комедію для свѣта. Она написала своему мужу д'Этіолль письмо, въ которомъ выражала ему раскаяніе въ своемъ распутствѣ и просила его взять ее къ себѣ обратно. Но въ то же время маркиза тайно командировала къ нему де-Субиза, который, въ видѣ дружескаго совѣта, имѣлъ предупредить супруга, что "возвративъ въ себѣ обратно свою жену, онъ доставитъ тѣмъ большую непріятность королю".
Въ такой дипломатической комбинаціи не было даже никакой нужды, ибо д'Этіолль не имѣлъ ни малѣйшаго желанія возвращать къ себѣ свою супругу. Когда до него дошло предложеніе маркизы, онъ мирно проводилъ самый сладкій изъ медовыхъ мѣсяцевъ съ одной ех-танцовщицей изъ театра Opéra. За нѣсколько времени передъ тѣмъ онъ даже отказался отъ посольства въ Константинополь, лишь бы не разлучаться съ нею. Этіолль отвѣтилъ, что онъ прощаетъ рѣшительно все, но съ тѣмъ только, чтобы его оставили въ покоѣ... Для m-me де-Помпадуръ этотъ отказъ, выторгованный заранѣе, явился могущественнымъ орудіемъ... Она-де подчинилась, хотѣла снова войти подъ кровлю супружескаго дома... Но мужъ ея не пожелалъ этого... Она получила наконецъ отпущеніе своихъ грѣховъ и... свое назначеніе придворной дамой. Но она не забыла того зла, какое причинилъ ей отецъ де-Сасси... "Мнѣ ужасно хотѣлось-бы знать, -- писала она графу де-Сенъ-Флорентинъ, -- на столько-ли это человѣческое отродье необходимо міру, на сколько оно для него неудобно"...
Затѣмъ въ письмѣ своемъ въ архіепископу парижскому, обратившемуся въ ней съ просьбой объ ея посредничествѣ въ пользу іезуитовъ, которыхъ она, впрочемъ, всѣми силами постаралась изгнать изъ Франціи, -- она говоритъ:
"Что касается іезуитовъ, то ихъ слѣдуетъ предать правосудію Парламента. Одинъ господинъ, который хорошо знаетъ ихъ, разсказывалъ мнѣ вчера, что они ничего не сдѣлали добраго, кромѣ того, что вывезли хину изъ Перу и что ихъ общество было бичемъ королей и государствъ, которые ихъ терпѣли... Повидимому, они заслужили, чтобы ихъ уничтожить: ну! и пусть же ихъ уничтожаютъ! И такъ, прошу васъ, ваше высокопреосвященство, не затѣвать со мной болѣе разговора объ этомъ предметѣ и оставитъ короля въ покоѣ! Помните, что вы прежде всего подданный, а затѣмъ уже епископъ. Но въ то же время вы мой пастырь, и потому прошу у васъ святого вашего благословенія".
Эта-то жестокая ненависть къ ордену іезуитовъ и внушила ей странную идею изъ непримиримаго ихъ врага сдѣлать кардинала Римской церкви. Впрочемъ, Вольтеръ всегда былъ въ отличныхъ отношеніяхъ съ m-me де-Помпадуръ. Онъ воскуривалъ ей ѳиміамъ самыми "забористыми гиперболами". Любопытно по этому поводу трогательное письмо де-Сидевилля, въ которомъ старый сатиръ оплакиваетъ смерть своей "остроумной" пріятельницы. "Я былъ весьма опечаленъ кончиной m-me де-Помпадуръ. Довольно смѣшно, что старый бумагомаратель, который еле таскаетъ ноги, еще живъ, а красивая женщина, сорока лѣтъ, умираетъ въ полномъ разцвѣтѣ жизни"...
Добившись наконецъ столь желаннаго отпущенія своихъ грѣховъ, m-me де-Помпадуръ ударилась въ благочестіе. Но вѣдь не даромъ же она была Помладуршей. Обыкновенныя молитвы обыкновенной вѣры ее не удовлетворяли: для причудливой ея души, для ея изъ ряду вонъ выходившей "набожности" требовалось нѣчто новое, небывалое. Ей нужна была божественная книга, авторомъ которой былъ бы Вольтеръ... Къ тому же, это вполнѣ согласовалось съ другимъ ея проектомъ, проектомъ отмщенія отцамъ іезуитамъ! Сказано, сдѣлано. Она заставила друга своего, герцога де-ла-Валльера, послать Вольтеру слѣдующее письмо, свято сохраненное Ваньеромъ, секретаремъ Вольтера.
"Версаль, 1-е марта 1756 г.
Дорогой Вольтеръ, я получилъ поученіе, которое вы мнѣ прислали. Несмотря на здравую философію его, оно внушило мнѣ еще большее уваженіе къ его автору, нежели къ его морали... Вы обладаете высшимъ геніемъ и самой гармоничной головой. И потому я не задумываюсь обратиться къ вамъ съ просьбой на счетъ псалмовъ, украшенныхъ вашими стихами. Вы единственный были и есть достойны перенести ихъ; вы затьмите Руссо, вы вдохнете назиданіе и вы дадите мнѣ возможность доставить величайшее удовольствіе m-me де Помпадуръ. Мы жаждемъ имѣть что-нибудь въ духѣ Давида. Возьмите его за образецъ, обогатите его. Буду преклоняться передъ вашимъ произведеніемъ, безъ всякой зависти. Удѣлите мнѣ "часъ" въ день, не говорите объ этомъ никому и я тотчасъ же прикажу издать этотъ трудъ въ Луврѣ. Изданіе это доставитъ такую же честь автору, какъ и удовольствіе публикѣ. Повторяю вамъ, что она будетъ отъ этого въ восторгѣ, а я буду счастливъ, что именно черезъ ваше посредство могъ доставить ей столь великое удовольствіе"...
Но Вольтеръ, занятый другимъ дѣломъ, отклонилъ эту просьбу. "Притомъ, -- отвѣчалъ онъ, -- я отнюдь не компетентенъ для трактованія подобной поэмы. Гораздо лучше сдѣлали бы, если бы обратились къ какому-нибудь духовному лицу, который соединялъ бы въ себѣ достоинство искренней вѣры съ искусствомъ по части риѳмы? При дворѣ нѣтъ недостатка въ подобныхъ аббатахъ. Напр. де-Вуазенонъ, да онъ прямо созданъ для такой роли".
Герцогъ, однако, настаивалъ. Аббатъ Вуазенонъ, этотъ непостоянный вѣтренникъ, совсѣмъ не годится для такой задачи! Амуръ похитилъ его у меня, -- писалъ благородный герцогъ Вольтеру. Влюбленный хуже всякаго юнаго школьника, онъ не покидаетъ предмета своей страсти. Герцогъ тѣмъ болѣе опасался за эту страсть, что не считалъ ее уравновѣшенной здоровьемъ аббата. И потому онъ снова съ той же просьбой обратился въ Вольтеру, тѣмъ болѣе, что m-me Помпадуръ желала этого все настойчивѣй и настойчивѣй. Она ведетъ теперь вполнѣ образцовую жизнь, -- говоритъ герцогъ:-- "спектакли болѣе не посѣщаются, въ теченіе поста по три раза въ недѣлю постились... Часы, свободные для чтенія, кажется, дѣйствительно употребляются на хорошія книги. Вотъ теперь какое настроеніе, это-то настроеніе и вызываетъ желаніе имѣть псалмы вашего изготовленія... Васъ знаютъ; вы произвели фуроръ, желаютъ еще почитать васъ; но хотѣлось бы наказать вамъ и самый сюжетъ для чтеній... Повторяю вамъ еще разъ и, по истинѣ, безъ пошлой лести, вы искони вѣковъ предназначены были для совершенія этого дѣла".
Вольтеръ отказалъ вторично. Для этой работы у него не было ни охоты, ни способностей. Полубогъ этого конца вѣка, онъ могъ уже не церемониться съ высокопоставленными людьми. Весь міръ преклонялся передъ нимъ, и онъ кичился своими отказами. Но m-me де-Помпадуръ упрямо стояла на своемъ. И вотъ тутъ-то, -- какъ утверждаетъ Кондорсе ("Vie de Voltaire"), -- она намекнула Вольтеру насчетъ "возможности возведенія его въ кардиналы", въ томъ случаѣ, если бы онъ согласился на ея просьбу.
Но было или слишкомъ поздно, или слишкомъ рано. Вольтеръ не поддался на это заманчивое предложеніе. Впрочемъ, Кондорсе даетъ ему въ томъ грѣхѣ свое отпущеніе... "Погремушками тщеславія не удовлетворишь души, одержимыя честолюбивымъ желаніемъ властвовать надъ умами..." говоритъ онъ. "Болѣе откровенный и менѣе самолюбивый, нежели Сикстъ V, -- въ свою очередь разсказываетъ остроумный Ваньеръ, гордившійся отказомъ своего господина -- Вольтеръ, ни на троякую ворону, будь она даже окружена ореоломъ, не согласился бы надѣть маску и притворяться что думаетъ то, чего онъ не думалъ и не воображалъ".
Переговоры тѣмъ не менѣе не остались безъ результата, явившагося въ видѣ перевода "Экклезіаста" и "Пѣсни Пѣсней". Изъ "Journal historique" Колле узнаемъ, что оба эти "шедевра", въ видѣ рукописей, присланы были въ Парижъ въ концѣ мая 1759 года.
Въ Луврѣ немедленно изготовлено было великолѣпное изданіе этихъ "шедевровъ". И что же вышло? Обѣ передѣлки библейскихъ книгъ были уничтожены постановленіемъ Парижскаго Парламента отъ 3 сентября 1759 года, по донесенію аббата де-Террая и по требованію генералъ-прокурора Омера Жоли де-Флёри.
Отъ этого сна въ лѣтнюю ночь остался лишь весьма ядовитый отрывокъ изъ письма Вольтера къ д'Аржанталю (7 февраля 1761 года).
"А господинъ Омеръ, что онъ сжигаетъ? Какой пошлый клеветническій актъ приказываетъ онъ напечатать? Этотъ человѣкъ сидитъ у меня въ головѣ. Мнѣ милъ "Экклезіастъ": король читалъ его за ужиномъ. Онъ былъ исполненъ для m-me де-Помпадуръ. А Омеръ! Ахъ!
"Эта маленькая обезьяна съ образиной Терсита должна понести кару. Какъ я ненавижу это чудовище! Чѣмъ далѣе я вдумываюсь, тѣмъ болѣе клокочетъ во мнѣ кровь!.."
Такъ и окончилась мечта m-me де-Помпадуръ.
"Вѣстникъ Иностранной Литературы", No 4, 1893