(Вымышленная Повѣсть).

Первый день странствованія.

Кто изъ насъ не бывалъ въ переднихъ? Это не только неминуемая дефилея въ кабинеты, въ гостиныя, въ столовыя, но во многихъ случаяхъ, крѣпкая позиція, изъ которой искусные искатели блокируютъ Фортуну, и даже принуждаютъ ее сдаваться на капитуляцію.-- Не всякому открытъ входъ въ домъ по задней лѣстницѣ: это привиллегированный путь для домашнихъ друзей, а чтобъ быть домашнимъ другомъ во многихъ домахъ, надобно имѣть особенныя качества, пріобрѣтаемыя также по большей части въ переднихъ. Самое названіе передней показываетъ, что чрезъ нее люди подвигаются впередъ на поприщѣ свѣтской жизни. Мнѣ право наскучило быть всегда вмѣшаннымъ въ толпу, зѣвать снизу на любимцевъ счастія, ловишь ихъ небрежные взгляды, и отвѣчать поклонами на легкое склоненіе головы. Мнѣ хочется сдѣлаться чѣмъ нибудь въ свѣтѣ. Служите, трудитесь! скажутъ мнѣ строгіе моралисты. Но это большая и для всѣхъ открытая дорога къ почестямъ и богатству, на ней тѣсно, и къ тому же итти по ней далеко. Нельзя ли испытать проселочной -- чрезъ рвы, плетни, заборы и подземные ходы?-- Впередъ! впередъ! чрезъ переднія!

Ударило 9 часовъ утра, и я уже на лѣстницѣ вельможи. Я пришелъ пѣшкомъ, и потому самъ долженъ отворить двери; рука швейцара не прикасается къ привѣтному колокольчику, чтобы извѣстить вверху о моемъ прибытіи. "Принимаетъ ли Его Сіятельство?" -- "Ступайте въ переднюю!" отвѣчаетъ мнѣ швейцаръ, перебирая визитные билеты. Съ его позволенія, я устанавливаю мои калоши въ темномъ уголкѣ, кладу шинель на запыленное окно, и поправивъ галстухъ, отряхнувъ платье, и пригладивъ волосы, вхожу въ переднюю.

Здѣсь я долженъ сдѣлать общее замѣчаніе. Передняя въ домѣ есть зеркало, въ которомъ отражающей характеръ хозяина и хозяйки, ихъ привычки и страсти, домашнее управленіе, образъ жизни, и все, что, обнаруживаетъ человѣка. Не бывши въ домѣ далѣе передней, всякъ можетъ узнать вдоль и поперекъ хозяевъ дома. Стоитъ только наблюдать со вниманіемъ. Читатели увидятъ это на опытѣ.

Я осмотрѣлся: на большомъ комодѣ стояло дюжины двѣ подсвѣчниковъ съ полусгорѣвшими свѣчами; лежало множество кусковъ полуисписаннаго мѣлу и куча картъ. Дюжій лакей прибиралъ карты по колодамъ, и согнутыя бросалъ въ особую корзинку. Нѣсколько лакеевъ дремало поджавши руки: одинъ толстый, низкій лакей съ лоснящимся лицемъ вязалъ чулки; трое играли въ три листика, а два мальчика въ орлянку. Нѣсколько человѣкъ въ Русскихъ кафтанахъ смиренно дожидались свиданія съ хозяиномъ. Четыре просителя, съ торчащими изъ за пазухи бумагами, прохаживались медленными шагами. Я стоялъ среди комнаты, посматривалъ во всѣ стороны, и любовался грязнымъ великолѣпіемъ передней будущаго моего покровителя.

Вдругъ вбѣгаетъ миловидная служанка. "Иванъ! что жъ ты нейдешь въ модный магазинъ за платьемъ барыни?" -- "Мнѣ баринъ велѣлъ сходить къ Англійскому конюху." -- "Но ты знаешь, что прежде подобно слушаться барыни: ступай же скорѣе!"" -- "Иду, иду, сударыня!" сказалъ Иванъ, зѣвая и потягиваась -- и вышелъ изъ передней.

"Доложи, пожалуйста, барину, что мы ходимъ сюда двѣ недѣли сряду, и не можемъ не только получить денегъ, но даже расчитаться за передѣлку дома Его Сіятельства!" -- сказалъ въ полголоса подрядчикъ, съ сѣдою бородою. "Я вамъ дамъ за труды, батюшка!" -- примолвилъ онъ. Разбиравшій карты лакей обернулся при сихъ послѣднихъ словахъ. "Что жъ вы не кончите съ дворецкимъ?" сказалъ онъ. "Намъ, сударь, нельзя взять векселя: мы платили работникамъ наличными деньгами." "Ну, хорошо, погоди." -- Въ это время зазвенѣлъ колокольчикъ, и дюжій лакей побѣжалъ къ барину. Всѣ посѣтители привстали, а прогуливавшіеся остановились, и каждый началъ оправляться, въ надеждѣ, что его позовутъ. Между тѣмъ отворились двери, и вошелъ пожилой Французъ, ярко напудренный, съ широкимъ галстуховъ и съ улыбающеюся физіономіею. Я около десяти лѣтъ встрѣчалъ его на толкучемъ рынкѣ и у подъѣздовъ знатныхъ людей, но не зналъ ни его ремесла, ни имени. Поклонившись фамиліярно лакеямъ, онъ только спросилъ, проснулся ли баринъ, и получивъ утвердительный отвѣтъ, безъ докладу пошелъ прямо въ спальню. "Какъ зовутъ этого господина, и кто онъ таковъ?" спросилъ я мальчика. "Мусье Грипусье; а кто онъ таковъ, не знаю: говорятъ, отставной гувернеръ или учитель." -- "Часто ли онъ бываетъ здѣсь?" -- "Онъ безпрестанно таскается съ письмами, вещами и, Богъ вѣсть, съ чѣмъ." -- Наконецъ дюжій лакей возвратился. Мы устремили на него вопросительные взоры наши, но онъ не удостоилъ даже взглянуть на насъ. "Господа!" сказалъ онъ лакеямъ: "сегодня у насъ обѣдъ: къ дѣлу, извольте-ка отправляться. А вы приходите завтра. Его Сіятельство занятъ, и никого не принимаетъ." -- Послѣ этого приговора, мы съ печальными лицами обратились вспять. Я съ четверть часа долженъ быль отыскивать одну мою калошу, которую молодая собаченка швейцара забросала соромъ, и утащила подъ лѣстницу, и надѣвая шинель, замѣтилъ, что Г-жа швейцарша изволила обтирать о нее кофейникъ или кастрюлю.-- Все это небольшія бѣды на поприщѣ искательства: я благодарилъ Бога, что мена не заставили дожидаться до вечера, и побрелъ къ любимцу вельможи.

На пути я сдѣлалъ свои заключенія изъ видѣннаго и слышаннаго. Мои будущій покровитель азардный игрокъ: это доказываютъ куча полуисписаннаго мѣлу и ломаныя карты или поншерки. Онъ находится подъ властію достопочтенной своей супруги: это я постигаю изъ словъ служанки. Онъ дурно управляетъ своими дѣлами: это обнаружили подрядчики. Онъ мало занимается должностью: этому доказательствомъ служили мы, просители. Онъ, кажется, любитъ пустыхъ людей -- потому, что пускаетъ къ себѣ безъ доклада этою переметнаго Француза. Хорошо: на первый случай, я довольно коротко познакомился съ Его Сіятельствомъ, и не видавъ его. Чѣмъ далѣе, тѣмъ узнаю лучше; но вижу, что мнѣ надобно прежде прибѣгнуть къ покровительству Ея Сіятельства, и въ этомъ мнѣ поможетъ Мадамъ Тупурделоръ, содержательница знаменитаго моднаго магазина, впередъ! впередъ!

Отъ скуки на пути, я повторялъ про себя извѣстный монологъ изъ Комедіи А. С. Грибоѣдова, Горе отъ ума:

"Кто наши строгіе цѣнители и судьи!" --

Но вотъ домъ моего подпокровителя, т. е. любимца вельможи, избраннаго мною въ покровители: войдемъ.

На лѣстницѣ, встрѣтилъ а моего стараго знакомца, который столько разъ перемѣнялъ свой образъ мыслей и жизни, что я при каждой встрѣчѣ, боюсь назвать его по имени, не зная, перемѣнилъ ли онъ его, или удержался при старомъ. Того и жди, что онъ назовется Хацкелемъ или Ибрагимомъ. Я вспомнилъ, какъ онъ недавно бранилъ нынѣшняго любимца Вельможи, когда онъ былъ безъ мѣста, и потому весьма удивился, встрѣтивъ его на лѣстницѣ этого же самаго человѣка. "Куда, вы почтеннѣйшій?" сказалъ мнѣ этотъ живой барометръ фортуны, "къ почтеннѣйшему, благороднѣйшему, честнѣйшему, великодушнѣйшему, умнѣйшему Фалалею Фалалеевичу?" -- "Да, къ нему." -- "Онъ дома: почтеннѣйшій и великій человѣкъ!-- Откуда вы?" -- "Отъ Князя." -- "Отъ Князя!-- А приняли васъ?" "Нѣтъ." -- "Отъ того, что рано пришли. Впрочемъ тамъ хоть принимаютъ -- но.... здѣсь, здѣсь батюшка, самое жерло милостей; здѣсь, у почтеннѣйшаго, благороднѣйшаго, честнѣйшаго, великодушнѣйшаго, умнѣйшаго Фалалея Фалалеевича. Но увы! онъ неприступенъ, по крайней мѣрѣ, для меня, этотъ почтеннѣйшій и великій человѣкъ. Ступайте, попробуйте счастья." Отвѣсивъ поклонъ живому барометру фортуны, я вошелъ въ переднюю новаго жреца слѣпой богини.

Мебели, украшавшія нѣкогда гостиную, стояли теперь въ передней, и возвѣщали о перемѣнѣ участи хозяина. Истертый бараканъ на софѣ служилъ доказательствомъ, что на немъ уже пересидѣло много просителей. Я засталъ человѣкъ десять искателей, посматривавшихъ изъ подлобья другъ на друга, и на пріемной зады; подошелъ къ мужиковатому лакею который вывинчивалъ восковые огарки изъ подсвѣчниковъ, и въ забывчивости обтиралъ руки на своемъ тупѣе, по старой привычкѣ, какъ водится съ сальными свѣчами. "Можно ли видѣть барина?" -- "Видите, что дожидаются, прежде васъ!" -- отвѣчалъ грубо лакей. Худое предзнаменованіе, подумалъ я: у вельможи принимали меня только небрежно, а здѣсь грубо. Но подождемъ конца. Мальчикъ въ казацкомъ платы, чистилъ клѣтки и насыпалъ кормъ птицамъ. Я подошелъ къ нему. "Принимаетъ ли баринъ сегодня?" -- "А мнѣ почему знать?" отвѣчалъ онъ, не удостоивъ меня взглядомъ. Въ это время отворились двери съ лѣстницы: выказалась рыжая борода и часть огромной корзины. "На черную лѣстницу!" заревѣлъ мужиковатый лакей, и дверь поспѣшно захлопнулась. Между тѣмъ я прохаживался по передней тихими шагами, и осматривалъ окружавшіе меня предметы. Въ одномъ углу комнаты лежала куча сору, прикрытая щеткою; въ другомъ были дрова; въ третьемъ у дверей стояла вычищенные калоши хозяина, и на стулѣ лежалъ его сертукъ; въ четвертомъ стоялъ сундукъ, какъ видно, лакейскій, на которомъ краска давно уже поистерлась. Изъ за него торчали бумаги разнаго формата, тряпки и пучокъ розогъ. На стѣнахъ висѣло нѣсколько гравированныхъ картинокъ, представляющихъ сраженія 1812 года. Рамки краснаго дерева свидѣтельствовали, что эти картины имѣли нѣкогда честь украшать комнаты. Вдругъ раздался стукъ кареты у подъѣзда, вошелъ человѣкъ въ галунахъ, дружески поздоровался съ мужиковатымъ лакеемъ, и спросилъ, принимаетъ ли баринъ. "Постой, я спрошу." -- Чрезъ минуту онъ возвратился, и сказалъ: "милости просимъ!" -- Мужиковатый лакей отперъ двери настежь и поклонился вошедшему господину, за которымъ слуга несъ связку бумагъ. Этотъ господинъ взялъ бумаги, и торжественно пошелъ въ пріемную залу, приглаживая лѣвый карманъ, который у него оттопырился самымъ примѣтнымъ образомъ.

Дверь въ передней снова отперлась, и служитель въ ливреѣ (держа въ рукѣ связку, изъ коей блестѣлъ серебряный уголокъ какой-то посудины), вошелъ быстро. "На черную лѣстницу!" воскликнулъ грозно мужиковатый лакей, и лакей въ ливреѣ стремглавъ бросился назадъ. Входитъ человѣкъ порядочно одѣтый, вѣжливо кланяется на всѣ стороны, подходитъ на цыпочкахъ къ лакею и, всунувъ ему въ руку что-то, проситъ доложить о себѣ. "Радъ бы душею, сударь, да нельзя: баринъ занятъ въ кабинетѣ съ просителемъ." -- "Такъ отдай ему это письмо." Тутъ порядочно одѣтый человѣкъ вынулъ толстый пакетъ, вручилъ лакею, а самъ съ потупленными взорами остановился посреди комнаты. Чрезъ нѣсколько минутъ лакей возвратился, и сказалъ порядочно одѣтому человѣку съ поклономъ: "Извольте пройти на половину барыни, и подождать, пока баринъ выйдетъ съ вами переговорить." Обрадованный вручитель письма проскользнулъ въ двери, а мужиковатый лакей, обратясь къ намъ, проворчалъ: "Баринъ сегодня никого не принимаетъ: извольте приходишь завтра". Мы въ безмолвіи вышли на улицу.

Между тѣмъ ударило 12 часовъ, и я, не надѣясь болѣе застать дома нужныхъ мнѣ людей, отложилъ мое путешествіе до слѣдующаго дня.

Второй день странствованія.

По передней любимца вельможи, я заключилъ, что мнѣ нѣчего отъ него надѣяться. Серебряный уголокъ сосудины, корзина, письмо и оттопыренный карманъ, видѣнные мною мелькомъ, объяснили мнѣ, какъ по писанному, какія качества имѣть должно, чтобы понравиться Фалалею Фалалеевичу. Нельзя ли найти приступа къ его сердечку чрезъ добрыхъ его пріятелей? Попробуемъ!

Я весь день перебиралъ по адресъ-календарю всѣхъ моихъ знакомыхъ, и наконецъ рѣшился начать съ земляка и дальняго родственника. Этотъ землякъ, одинъ изъ богатѣйшихъ людей нашей провинціи, умѣлъ удвоить свое состояніе выгодною женитьбою. Вмѣсто того, чтобы пользоваться своимъ богатствомъ, заниматься благосостояніемъ своихъ крестьянъ, воспитаніемъ дѣтей, и наслаждаться уваженіемъ, оказываемымъ обыкновенно въ провинціи людямъ богатымъ, землякъ мои выстроилъ въ деревнѣ каменныя палаты, отдалъ ихъ подъ постой мышамъ и крысамъ, а самъ переселился въ столицу, а вступилъ въ сословіе искателей. Его честолюбіе и умственныя способности составляютъ двѣ противоположности, и потому двадцать слишкомъ лѣтъ, онъ безъ всякой пользы смотритъ, облизываясь, на почести, какъ лиса на спѣлый виноградъ. Но погребъ его (наполненъ хорошими винами, поваръ у вето искусный, комнаты обширныя, и потому къ нему собираются иногда порядочные люди, какъ говорится, откушать хлѣба-соли, поиграть въ вистъ, и поговорить между собою, незаботясь о головѣ хозяина, какъ о посудѣ, въ которой стряпаютъ обѣдъ въ его кухнѣ. Къ нему-то я направилъ путь, въ надеждѣ получить рекомендательное письмо, или побудить его замолвить за меня доброе словцо.

Въ 8 часовъ утра, я уже былъ въ передней моего земляка. "Всталъ ли баринъ?" -- "Спитъ." -- Надобно подождать. Дверь въ залу была отворена, во тамъ выметали, чистили, и облака пыли, какъ по проѣзжей дорогѣ, заставали меня подождать въ передней. Гдѣ положить шинель? На лоснящихся скамьяхъ лежатъ кенкеты, въ ручьяхъ ламповаго масла; на большомъ столѣ двое портныхъ починиваютъ ливрею и обшиваютъ ее вывороченными галунами, а мальчикъ, недавно вышедшій изъ ученья, шьетъ для барина жилетъ. На одномъ окнѣ, голодная дворня завтракаетъ изъ черной кастрюли, въ которой перемѣшано нѣсколько соусовъ, оставшихся отъ вчерашняго пиршества. Не дурно, подумалъ я: это родъ жидкаго паштета. На другомъ окнѣ, мальчикъ въ утреннемъ нарядѣ, (т. е. въ засаленой курткѣ и шараварахъ изъ сѣраго сукна домашней фабрики), чиститъ сапоги барина, и взорами пожираетъ лакомый завтракъ взрослыхъ лакеевъ. Входитъ служанка съ обстриженною головою, въ платьѣ изъ полосатой набойки, въ шемизеткѣ парусинной, и грозно восклицаетъ областнымъ нарѣчіемъ: "Давайте самоваръ, барышни встали!" -- "Погодзи!" -- отвѣчаетъ ей лакей. Вбѣжала босоногая дѣвчонка, также обстриженная, въ набойчатомъ платьицѣ. "Баринъ звонитъ!" вскричала она, и лакеи разбѣжались въ разныя стороны, оставивъ съ сожалѣніемъ кастрюлю, на которую напалъ мальчикъ, чистившій сапоги, и довершалъ поспѣшно ея опустошеніе. Въ это время входятъ согнутый и наморщенный подьячій, извѣстный своимъ ябедническимъ краснорѣчіемъ, посматриваетъ на меня изъ подлобья однимъ глазомъ, снимаетъ шинель, бросаетъ ее небрежно на столъ портныхъ и, не спросивъ, всталъ ли баринъ, принимаетъ ли -- идетъ прямо во внутреннія комнаты. Между тѣмъ я подвигаюсь впередъ, начинаю разоблачаться, но лакей въ дверяхъ удерживаетъ меня извѣщеніемъ, что баринъ приказалъ всѣмъ отказывать. "Ну какъ же этотъ подьячій вошелъ безъ доклада?" -- "Баринъ приказалъ впускать только нужнымъ людей и гостей, къ которымъ мы разносимъ билеты съ приглашеніями къ обѣду." -- "Доложи барину, что я его землякъ и родственникъ." -- "Не смѣю, сударь: онъ принимаетъ только тѣхъ земляковъ и родственниковъ, которые ѣздятъ въ каретахъ или находятся при хорошихъ мѣстахъ." -- Я не хотѣлъ продолжать разговора съ лакеемъ, и вышелъ на улицу.

Чего мнѣ ожидать отъ этого человѣка? думалъ я. Его передняя, принадлежащая къ самымъ мрачнымъ картинамъ фламандской школы, не есть ли самое вѣрное изображеніе его жизни и характера? Это бореніе роскоши со скупостью, голода съ пресыщеніемъ, нечистоты съ великолѣпіемъ, не обнаруживаютъ ли эгоиста, который дышитъ и движется единственно для собственныхъ выгодъ. Если бъ онъ могъ, то солнечный свѣтъ закупорилъ бы въ шампанскія бутылки, чтобы подчивать имъ только нужныхъ ему людей!-- Свободный пропускъ подьячему довершалъ мое отвращеніе отъ передней моего земляка -- я рѣшился никогда къ нему не являться.

Куда направить путь? Неудача моего путешествія возбудила во мнѣ самыя непріятныя чувствованія. Лакейская важность, уничиженіе просителей и искателей, черныя подробности переднихъ, на которыхъ отражались мрачныя черты человѣческаго сердца, все это возбудило во мнѣ природную мою чувствительность, и я пролилъ нѣсколько слезъ, весьма горькихъ! -- Тихими шагами возвращался я къ моему жилищу, но поравнявшись съ домомъ одного вельможи , еще вздумалъ попробовать счастья, и взошелъ къ нему на лѣстницу.

Швейцаръ встрѣтилъ меня съ вѣжливымъ поклономъ, и просилъ войти вверхъ. Я вошелъ въ опрятную переднюю: кругомъ были чистые ящики, и одинъ только дежурный лакей ожидалъ приказаній. Онъ всталъ, услужливо пособилъ мнѣ снять шинель, свернулъ и положилъ ее па скамью. "Дома ли Его Превосходительство?" -- "Извольте войти въ комнаты, я сей часъ доложу." -- "Я подожду здѣсь." -- "Нѣтъ-съ , баранъ этого не любитъ: пожалуйте войдите въ комнаты." Лакей отворилъ мнѣ двери, и я встрѣтилъ Секретаря вельможи, выходившаго изъ кабинета съ бумагами. Этотъ молодой , благовоспитанный человѣкъ, (съ которымъ мы нѣсколько разъ видались у общаго нашего знакомца), въ самыхъ вѣжливыхъ выраженіяхъ спросилъ меня о причинѣ моего Прихода. "Я хотѣлъ бы попросить Его Превосходительство о доставленіи мнѣ какого нибудь мѣста, или о рекомендаціи." -- "Его Превосходительство не откажетъ вамъ въ этомъ," -- отвѣчалъ мнѣ Секретарь: ,,и приметъ васъ непремѣнно. Но если вамъ угодно послушать моего совѣта, не безпокойте его сегодня. Онъ самъ обработываетъ всѣ важныя дѣла, и теперь занятъ. Пріидите въ другое время, а я между тѣмъ предувѣдомлю его о вашемъ посѣщеніи, впрочемъ, если вы непремѣнно хотите видиться съ Его Превосходительствомъ, то человѣкъ тотчасъ доложитъ." -- Я былъ приведенъ въ такое недоумѣніе ласковостью и вѣжливостью Секретаря, услужливостью слуги, чистотою , порядкомъ , тишиною въ домѣ , что въ минуту не могъ страться съ отвѣтомъ. Наконецъ, поблагодаривъ Секретаря, я объявилъ, что не хочу мѣшать занятіямъ его начальника, и пріиду въ другое время.

Лакей подалъ мнѣ шинель, надѣлъ калоши, и отворивъ двери на лѣстницу, вѣжливо поклонился. Швейцаръ проводилъ меня точно съ такими же обрядами, какъ званаго гостя, и увѣдомилъ, въ которое время могу видѣть барина, не мѣшая ему заниматься дѣлами.

Какое заключеніе должно сдѣлать о характерѣ вельможи, который самъ занимается дѣлами, и сверхъ того находитъ время допускать къ себѣ ищущихъ его помощи и совѣтовъ? Вѣжливость и внимательность слугъ, не есть ли отпечатокъ добродушія господина? Слуги вообще стараются подражать господамъ, и такъ сказать, выкраиваютъ свои характеры по образцу господскихъ. Tel maitre, tel valet (каковъ баринъ, таковъ и слуга), твердитъ Французская пословица; и это неоспоримая истина. Любовь къ порядку, къ чистотѣ въ домѣ обнаруживаетъ чистоту; спокойствіе души. Доступность есть самое вѣрное доказательство возвышенныхъ чувствованій, состраданія къ ближнему, познанія сердца человѣческаго. Иногда одно ласковое слово вельможи служитъ цѣлебнымъ бальзамомъ для растерзаннаго сердца; совѣтъ мудраго спасаетъ насъ часто отъ отчаянія.

Съ сими мыслями , утѣшенный и обрадованный, я возвращаюсь домой, и, представьте себѣ мое удивленіе: нахожу нѣсколько чуждыхъ лицъ въ моей передней! Одинъ изъ нихъ шаркалъ и кланялся передъ моимъ лакеемъ, который въ изумленіи и съ непривычки не зналъ что дѣлать, шаркалъ еще громче и еще ниже кланялся. Другой искалъ мѣста переписчика; третій просилъ рекомендаціи къ книгопродавцамъ въ качествѣ переводчика Романовъ и издателя Сонниковъ о гадательныхъ книжекъ; четвертый принесъ въ подарокъ дурно раскупаемую книгу, пятый принесъ грозную антикритику на справедливую критику. "Милости просимъ, господа, ко мнѣ въ кабинетъ!" -- воскликнулъ я. Послѣ моего чувствьтельнаго путешествія по переднимъ, думалъ я, должно выломать вовсе двери, раздѣляющія мою переднюю съ залою. Отрекаюсь вовсе отъ вторичнаго путешествія по переднимъ и отъ всякаго искательства. Если жъ вздумаю заглянуть въ чью либо переднюю то это будетъ въ такомъ только случаѣ, когда мнѣ надобно будетъ узнать характеръ хозяина, не заводя съ нимъ знакомства.

Ѳ. Б.

"Сѣверная Пчела", NoNo 119--120, 1828