Изъяснение в любви. Уличитель. Палач. Условия с M нишехом.
После роскошного обеда, за которым Лжедимитрий был вежливее обыкновенного с Мариною и, подражая молодым полякам того времени, говорил в глаза ласкательства насчет ее ума и красоты, он, проводив супругу воеводы в залу, подал руку Марине и просил ее показать ему сад, примыкавший к дому. Свободное обращение обоих полов в Польше позволяло эти уединенные прогулки, особенно когда предложение сделано было явно, при родителях. Каждому было известно, что почетный гость, особенно холостой, не мог иначе обнаружить внимания к родителям, как оказанием необыкновенного уважения к их дочери. Волокитство и любезничанье с девицами почиталось тогда высшею утонченностью общежития. Молодые люди, сохраняя некоторые обычаи рыцарства, почитали обязанностью объявлять себя прислужниками избранной дамы в обществе. Из особенного предпочтения мужчины к женщине, из взаимных вежливостей никто не заключал о любви или будущем браке. Это почиталось игрою, занятием общества. Все удивлялись одному только, что Московский царевич, воспитанный в стенах монастырских, проведший жизнь в бедствиях, был так ловок и вежлив в обхождении с красавицами.
– - Я вам покажу мои цветы, принц,-- сказала Марина.-- Я сама их насадила, сама лелею и позволяю срывать только тем, кого люблю или уважаю. Это заветные цветы!
– - Цветы блаженства, если только тот может срывать их, кого вы любите! -- сказал Лжедимитрий, нежно посмотрев на Марину и продолжая с нею путь к цветнику.
– - Вы придаете слишком большую цену моим цветам, еще не видав их,-- примолвила Марина, притворяясь, будто не поняла лестного для нее выражения.
– - Какая мне нужда до цветов! -- воскликнул Лжедимитрий.-- Важны не цветы, но их значение. Если б горсть сырой земли означала, что вы любите того, кому позволяете взять ее в вашем саду, то я бы назвал ту землю землею блаженства.
– - Вы слишком вежливы, принц!
– - Не угадали моего порока, скажите: слишком откровенен и простодушен.
– - Но искренность в таком умном человеке, как вы, принц, должна иметь пределы. Между хвалою и насмешкою пролегает такая неприметная черта, что ее легко переступить без умысла.
– - Вы можете требовать, чтоб я удерживал в пределах мою искренность; можете повелеть, чтоб я не хвалил вас… но не можете запретить мне чувствовать, точно так же, как я не могу истребить ощущений. Закон природы сильнее законов приличия.
– - Лучший истребитель -- время! -- примолвила Марина.
– - Не всегда,-- возразил Лжедимитрий.-- Время изгоняет страсть из души слабой и утверждает в мощной. Верьте мне: я говорю по опыту!
– - Вы, любили, принц?
– - Я любил, люблю и буду любить пламенно во всю жизнь! -- воскликнул Лжедимитрий и, ведя Марину под руку, он при сих словах так сжал ее, что Марина остановилась, выхватила руку и побежала в куртину, как будто за цветком. Она скрылась в кустах, а Лжедимитрий продолжал идти аллеей и, дошедши до конца ее, остановился и сел на скамье. Он сожалел, что потерял случай к объяснению, но вдруг Марина выбежала из кустов, села на скамье и, подавая ему букет цветов, примолвила с улыбкою:
– - Вот мои заветные цветы! отдайте той, которую вы так пламенно любите, принц!
Лжедимитрий бросился на колена пред Мариной и, возвращая ей букет, сказал:
– - Вы сами повелели мне открыться, итак, выслушайте терпеливо: я люблю вас нежно, пламенно, люблю более моей жизни, от вас ожидаю приговора моей участи и умру от отчаянья, если вы отвергнете любовь мою!
– - Что это значит, принц! -- возразила Марина тихим голосом.-- Вы только вчера меня увидели!..
– - Не вчера, но уже три года, как я увидел вас в первый раз при освящении храма в Сендомире,-- сказал Лжедимитрий.-- И с тех пор любовь снедает меня. Часто, не будучи примечаем вами, я наслаждался, смотря на вас во время ваших прогулок и даже в этом самом саду. Нарочно для вас я проживал по нескольку недель в Самборе, ездил в Краков, чтоб видеть вас и, принужден будучи странствовать, носил повсюду в сердце ваш образ. Так, клянусь вам, прекрасная Марина, что я в моем изгнании, в злосчастии жил только любовью и для любви! Принужден будучи скрывать мое происхождение, я не смел оскорбить вас признанием в любви в лице бедного дворянина без имени и состояния. Но теперь, когда престол Московский ожидает меня, когда Россия призывает меня на царство, я думаю, что могу открыться в любви моей и просить мою возлюбленную разделить со мною царский венец, украсить собою престол обширного царства и повелевать сердцем того, который будет повелевать миллионами людей. Прекрасная Марина! Россия у ног ваших в моем лице! Жизнь или смерть?
– - Встаньте, принц, встаньте; из окон дома вас увидят в этом положении и Бог знает что подумают!
– - Пусть смотрят, пусть видят! Я паду к ногам вашим пред целым миром и возглашу, что, если вы отвергнете мою любовь, я погибну!
Марина задумалась и наконец сказала:
– - Вы слишком умны, принц, чтоб могли поверить мне, если б я сказала, что влюбилась в вас страстно с первого взгляда. Но я вас уважаю -- и соглашусь быть вашей женою, если позволят мои родители.
Лжедимитрий поцеловал с восторгом руку Марины и воскликнул:
– - Теперь только признаю, что все несчастия мои кончились! Прелестная Марина, невеста царя Московского! Тебе народ мой будет обязан своим счастием. Ты, услаждая жизнь мою на престоле в трудах государственных, будешь предметом благодарности миллионов сердец. Прекрасная и добрая царица есть милость Божия для народа и драгоценнейшее его сокровище.
Лжедимитрий встал, подал руку Марине и повел ее в дом. В безмолвии она возвратилась в комнаты. Зоркие глаза подруг Марины открыли смятение на ее лице, и она поспешила удалиться с матерью во внутренние покои. Лжедимитрий был хладнокровен по обыкновению, но в эту самую пору предлежало величайшее испытание твердости его характера. Едва он преступил чрез порог в другую залу, наполненную гостями, где находился сам Мнишех и князья Вишневецкие, как вдруг остановился и невольно вздрогнул. Он увидел человека в русском платье посреди знатнейших дворян, которые с нетерпением ожидали, чтоб он прервал молчание.
– - Нет, я должен говорить с ним самим в вашем присутствии,-- сказал русский и, увидев Лжедимитрия, подошел к нему, остановился и, измерив глазами, горько улыбнулся.
– - Кто ты таков и как осмеливаешься предстать пред меня с такой наглостью! -- сказал Лжедимитрий.-- Если ты русский, как догадываюсь по твоей одежде, то как дерзнул преступить обычай твоего отечества? Пади к ногам твоего государя и проси помилования!
– - Ты мой государь? -- воскликнул русский надменно с презрительною улыбкою.-- Разве ты забыл меня? Я, углицкий дворянин Яков Пыхачев (13), знал тебя в доме твоих родителей и принес тебе поклон от матери твоей, Варвары Отрепьевой. Перестань дурачиться, Гришка! скинь с себя этот шутовской наряд, покайся и воротись в свой монастырь. Не вводи добрых людей во искушение! Как ты смеешь думать, чтоб россияне покорились беглому монаху, расстриге Гришке Отрепьеву, преданному проклятию? Повторяю: образумься, Гришка!
Все присутствовавшие при этом необыкновенном явлении стояли в безмолвии, как громом пораженные, и все смотрели с величайшим вниманием в глаза Лжедимитрию. Но лицо его было спокойно. Он горько улыбнулся и сказал равнодушно:
– - Бесстыдный лжец! Много ли заплатил тебе Борис Годунов за мою голову?
– - Не царем Борисом, но совестью моею послан я уличить тебя в обмане и самозванстве!-- сказал Лихачев.
Лжедимитрий, не говоря ни слова, оборотился к толпе поляков и, увидев между ими Меховецкого, бледного, с отчаянием на лице, подозвал его к себе и сказал:
– - Вели заключить в темницу этого бессмысленного: он не первый и не последний продал стыд и совесть цареубийце!
– - Как ты смеешь, обманщик, заключать меня в темницу! По какому праву? -- воскликнул Пыхачев.-- Я подданный России и гость в Польше; никто не смеет посягнуть на мою свободу!
– - Потому именно, что ты подданный русский, я, царь русский, повелеваю заключить тебя в темницу. Господин канцлер, призовите стражу и исполняйте свое дело!
– - Насилие! -- воскликнул Пыхачев и выхватил большой нож из-за пазухи.
– - Схватите убийцу! -- закричал Лжедимитрий. Польские дворяне, окружавшие Пыхачева, пораженные хладнокровием Лжедимитрия и его присутствием духа, бросились на Пыхачева, опрокинули его на пол и связали кушаками. Вошедшая стража Лжедимитрия вытащила за двери несчастного, который вопиял громко:
– - Насилие! Злодей, самозванец, расстрига, Гришка Отрепьев!
– - Если б я сомневался в истине вашего происхождения,-- сказал воевода Мнишех, подошед к Лжедимитрию,-- то этот случай убедил бы меня в том, что вы истинный сын царский. Только чистая совесть может придать силы к сохранению такого хладнокровия в деле столь Щекотливом!
Лжедимитрий улыбнулся и, посмотрев кругом спокойным взором, сказал:
– - Этот случай ничего не означает, и друзья мои должны приготовиться к подобным явлениям. Борис Годунов владеет престолом потому только, что уверил народ, будто царское племя пресеклось. Разумеется, что он должен теперь убеждать народ, что тот, который требует от него своего достояния, есть не царевич, а обманщик. Если бы он говорил иначе, то бы должен был немедленно отказаться от престола и отдать голову свою под меч правосудия за цареубийство. Мудрено ли, что он, владея всеми моими сокровищами, может подкупить смелого человека, который, забыв страх Божий, решился на отчаянное предприятие -- отвлечь от меня друзей моих мнимыми уликами! За деньги он даже найдет какую-нибудь развратную бабу, которая назовется моею матерью. Но что значат хитросплетения и козни человеческие противу судеб Вышнего! Мне суждено было от младенчества терпеть преследования и ссылку от Годунова; он обрек меня даже на смерть! Ныне испытания мои кончились, и если Богу угодно возвратить мне наследие мое, престол Московский, то все козни Годунова распадутся, как паутина от дуновения ветра.
– - Истинный царевич! -- воскликнули многие голоса в толпе.
– - Виват, да здравствует царевич Димитрий Иванович! -- раздалось в зале.
Лжедимитрий взял за руку воеводу Мнишеха и, отведя его на сторону, сказал:
– - Дочь ваша, панна Марина, откроет вам важную тайну моего сердца. Если вы согласитесь исполнить мое желание, то объявите об этом канцлеру моему Меховецкому. Вы знаете, что цари не могут делать никаких явных предложений, не быв сперва уверены в успехе.
Мнишех хотел объясниться, но Лжедимитрий пожал ему руку и, сказав: "Поговорим после!" -- удалился в свои комнаты.
В полночь, когда все спали в замке, Лжедимитрий ходил большими шагами по своей комнате и с нетерпением поглядывал на стенные часы. Постучались у дверей; Лжедимитрий отпер задвижку и впустил Меховецкого и Бучинского. Они были печальны и в безмолвии смотрели на Лжедимитрия.
– - Ну, что? Соглашается ли Пыхачев признаться, что он научен и подослан Годуновым? -- спросил Лжедимитрий.
– - Нет. Он упорствует в своих показаниях,-- отвечал Меховецкий.-- Ни льстивые обещания, ни угрозы не могут поколебать его. Он повторяет одно и то же. Вот собственные слова его: "Добрые люди могут заблуждаться, и в убеждении, что этот прошлец истинный царевич, они даже могут проливать за него кровь свою; им простит Бог и потомство. Но кто, подобно мне, уверен, что этот самозванец Гришка Отрепьев, тот умрет, но не поклонится идолу! Таковы русские!"
– - Пыхачев говорит это? -- спросил Лжедимитрий.
– - Слово в слово! -- примолвил Бучинский.
– - Итак, он должен быть казнен для примера другим! -- сказал Лжедимитрий хладнокровно.
– - Но кто станет его судить? Русских опасно употребить для этого дела: они и так ненадежны. А мы не знаем московских законов,-- сказал Меховецкий.
– - Я суд и закон! -- воскликнул Лжедимитрий.
– - Положим, что ты осудишь его на смерть; но неужели нам должно влачить его за собою в Краков для казни? -- возразил Бучинский.-- Наши воины ни за что не согласятся быть исполнителями смертного приговора над человеком, который не осужден на казнь по законам нашего отечества. Для казни надобен палач.
– - Я сам буду палачом! -- воскликнул Лжедимитрий, затрепетав от злобы.
– - Ты! -- сказали в один голос Меховецкий и Бучинский.
– - Да, я! -- возразил Лжедимитрий.-- Оставленный людьми и ведомый судьбою к великому моему предназназначению, я должен быть всем для себя: воином, судьею -- а в случае нужды и палачом. Это название испугало вас. Переменим его. Я буду сам мстителем за оскорбление моего величества и исполнителем моего приговора!
– - Делай, что хочешь, мы умываем руки! -- воскликнули Меховецкий и Бучинский.
– - Делайте и вы, что хотите! -- возразил Лжедимитрий с досадою.-- Но если бы я решился сохранить руки чистыми, то никогда бы не исторгнул скипетра из обагренных кровью рук Годунова. Понимаете ли меня, господа философы?
Лжедимитрий заткнул кинжал за пояс, взял молоток от конского прибора (14), накинул на себя плащ и вышел из комнаты.
– - Подумай о славе своей! -- сказал Меховецкий, провожая его на лестницу.
– - Прежде надобно думать о власти,-- отвечал Лжедимитрий и скорыми шагами сбежал вниз.-- Добрая ночь, господа,-- примолвил он.-- Приказываю вам удалиться и оставить меня в покое.
– ----
В погребе замка лежал Пыхачев, скованный по рукам и по ногам цепью, прикрепленною к стене. Стража находилась у входа в подземелье, в нижнем жилье. Лжедимитрий взял ключ от погреба у начальника стражи, засветил фонарь и спустился один вниз. Войдя в темницу, он поставил фонарь на землю и запер за собою дверь.
– - Послушай, Пыхачев! Мне жаль тебя. Привязанность детских лет отзывается во мне, и я хочу тебя спасти. Подпиши бумагу, что ты прислан сюда Годуновым, что ты подговорен им уличить меня, что ты признаешь меня истинным царевичем Димитрием -- и ты свободен. Ты будешь первым боярином в России, первым другом моим, когда я воссяду на престоле; отдам тебе все вотчины рода Годуновых. Образумься! Ты видишь, что я повсюду признан царевичем, честим, уважаем. Король зовет меня в Краков, польские вельможи за меня вооружаются, все мне благоприятствует -- и здесь, и в Москве. Бояре, синклит, духовенство и народ зовут меня на царство. Что значит твое упорство? Безумие! Покорись, и я разделю с тобою власть и сокровища.
– - Не я безумец, а ты! -- сказал Пыхачев.-- Сознайся: разве я не знал тебя в отроческих летах в доме Богдана Отрепьева; разве он и мать твоя Варвара не называли тебя своим сыном?
– - Какая нужда до этого? Они могли называть меня своим сыном; ты мог быть уверен, что я сын Отрепьева, и все это не доказывает еще, что я не истинный царевич. Ты знал меня в летах отроческих, а не был при моем рождении. Разве царевич, спасенный от убиения, не мог быть укрываем некоторое время добрыми людьми под именем их сына? Помни, что ты меня знал один только год. Рассуди все это хорошенько и покорись! Время дорого.
– - Не погублю души моей преступлением святой заповеди: не буду лжесвидетельствовать! Я сам видел в Угличе труп царевича и, будучи ребенком, горько плакал в церкви над останками последней отрасли Рюриком поколения!
– - Ты мог обмануться. Ты сам был дитятей. Я царевич Димитрий!
– - Ты самозванец и обманщик! Григорий! не губи души своей, избегни прельщения дьявольского, прими снова ангельский образ и посвяти жизнь покаянию. Ударит час мщения Господня -- и ты почувствуешь тяжесть позднего раскаяния. Не смущай спокойствия России. Я уверен, что ты найдешь легковерных и злых людей, которые могут доставить тебе средства терзать Россию междоусобиями. Но и одна капля крови русской, пролиянная в бранях междоусобных, возжженных обманом, не смоется ручьями слез раскаянья. Откажись от безумного своего умысла и примирись с Богом и людьми, Григорий!
– - Итак, нет надежды к смягчению твоего каменного сердца! -- сказал Лжедимитрий.
– - Примирюсь с тобою, если ты откажешься от дьявольского прельщения и покаешься,-- отвечал Пыхачев.
– - Нечего делать: приготовься к смерти, Пыхачев! Помня детскую дружбу, я даю тебе несколько минут на покаяние. Если б я оставил тебя в живых после этого упорства, то был бы безумнее тебя. Чтоб я жил -- ты должен умереть. Этот закон необходимости сильнее всех других законов.
– - Не бери на душу нового греха! Кровь, невинно пролиянная, падет на твою голову! Отпусти меня в Россию, там я тебе не страшен. Там миллионы думают и верят так, как я.
– - Эти миллионы людей будут верить тому, что я захочу. В этих миллионах не много таких, которые, подобно тебе, станут уличать меня детскою дружбою, знакомством с мнимым моим родом! Покорись--или приготовься к смерти!
– - Покоряюсь Богу, совести и царю законному,-- сказал Пыхачев,-- и гнушаюсь тобою, бесчеловечным обманщиком. Господи! прости прегрешения мои, да совершится святая воля твоя!
– - Аминь! -- воскликнул Лжедимитрий и, устремясь на неподвижную жертву, поразил Пыхачева кинжалом. Кровь брызнула и оросила светлую солому, на которой лежал Пыхачев. Последние слова его были: "Господи, спаси Россию!".
– ----
Лжедимитрий, совершив гнусное злодеяние, расковал труп, возвратился в сторожевую палату и велел начальнику дружины следовать за собою. Пришед в свою комнату, он сбросил с себя окровавленную одежду, сел за стол и написал следующее:
"При ночном допросе русского изменника Пыхачева он признался царевичу Димитрию, что был научен Годуновым клеветать на своего законного государя. Царевич, тронутый его раскаянием, снял с него цепи и дал свободу. Но подкупленный убийца, слуга Годунова, не мог верить великодушию и быть признательным за милость. Он бросился на царевича, вырвал у него кинжал и уже готов был пронзить его сердце -- Господь спас его вторично. Царевич обезоружил злодея и лишил его жизни. Так Господь Бог карает изменников и предателей!"
– - Возьми эту бумагу и завтра поутру прибей к стене замка возле дверей, ведущих в подземелье, чтоб все могли читать ее. Русский изменник хотел убить меня в темнице. Защищаясь, я убил его. Сейчас вынесите тело его и похороните во рву. Вот тебе золото, раздай его своей дружине.-- Воин поклонился и вышел. Лжедимитрий, не раздеваясь, завернулся в плащ и бросился на постелю.
– ----
Утром пришел к Лжедимитрию иезуит патер Савицкий, друг Мнишеха, который нарочно прибыл из Львова в Самбор, чтоб действовать в пользу питомца своего ордена.
– - Почтенный отец! -- сказал Лжедимитрий.-- Ты, верно, уже слышал о смерти Пыхачева. Скажи, что мне должно было делать с этим ожесточенным, непреклонным гордецом? Он хотел моей погибели, но не имел к тому силы; я был сильнее -- и погубил его. Это силлогизм, не правда ли, почтенный патер?
– - Без сомнения,-- отвечал патер.-- Что сделано, то доказано.
– - Пожалуйте же, успокойте моих нежных приятелей, Меховецкого и Яна Бучинского. Они еще неопытны в делах и не привыкли к сильным средствам,-- сказал Лжедимитрий.
– - Я уже переговорил с ними,-- отвечал иезуит.
– - Что же они говорят?
– - Молчат и пожимают плечами,-- сказал иезуит.-- Это романические головы: им понравилась твердость Пыхачева. Они сожалеют о нем.
– - Дети! -- сказал Лжедимитрий.-- Но говорил ли Меховецкий с воеводою о моем намерении жениться на Марине?
– - Говорил, и воевода в восхищении. Супруга его уже надулась, как пава, а у панны Марины закружилась голова от царского титула,-- отвечал иезуит.-- Но вот идет сам воевода! Мне надобно скрыться, чтоб он не подумал, что я в согласии с вами…
Иезуит вышел в другие двери, а воевода Мнишех с Меховецким вошли в комнату.
– - Царевич! -- сказал воевода.-- Я за честь себе поставляю войти с вами в родственные связи. Род мой хотя и не владетельный, однако ж не посрамит вашего. Дед ваш, Василий Иоаннович, женат был на родственнице нашей, Елене Глинской; следовательно, внук не унизит себя сим браком…
– - Перестаньте считаться предками и союзами! -- сказал Лжедимитрий, взял воеводу за руку.-- Сядьте, и мы поговорим о деле. Садись, Меховецкий. Послушайте, воевода! Муж возвышает жену, а не жена мужа. Ваша дочь знатного происхождения -- ни слова! Но если б она была и простая поселянка, то одно прикосновение короны превознесет ее превыше всех родов шляхетских и сравняет с державными. Это дело, решенное не нами. Я женюсь на панне Марине, как скоро воссяду на престоле предков моих, и это обещание подтвержу клятвою и записью. С этой поры судьба вашего рода соединяется с моею участью неразрывными узами, и вы должны употребить все средства к скорому окончанию моего предприятия.
– - Я жертвую всем: доверием, которым пользуюсь при дворе и в народе, сокровищами, недвижимым имением -- только б король признал вас и позволил воевать с Россиею,-- сказал воевода.
– - Не заботьтесь о короле,-- примолвил Лжедимитрий.-- Думайте более о себе. Я вам обещаю возвратить вдвое суммы, которые вы употребите в мою пользу, и сверх того дарю вам в вечное и потомственное владение княжество Северское с титулом удельного князя!
– - Государь! -- воскликнул восхищенный Мнишех.
– - Мало этого,-- продолжал Лжедимитрий,-- Смоленское княжество разделяю пополам: одну половину дарю королю Сигизмунду, а другую с городом -- вам, любезному моему тестю, и на первое обзаведение обещаю миллион злотых польских. Господин канцлер, составьте дарственную запись (15).
– - Подниму целую Польшу, паду к ногам короля, соберу войско! -- воскликнул Мнишех в восторге.-- Но прошу вас, чтоб Северское княжество приняло герб моего рода…
– - Как вам угодно,-- примолвил Лжедимитрий с улыбкою.
– - Чтоб я был независим от России и от Польши,-- продолжал знаменитый гражданин республики,-- чтоб мог держать свое войско, носить княжескую корону, иметь престол, быть неограниченным самовластителем; чтоб я имел право высылать послов,-- сказал Мнишех.
– - Все, что вам угодно! -- отвечал Лжедимитрий.-- Как тесть могущественного царя вы должны быть независимым. Я вам выхлопочу инвеституру (16) на княжество от папы и императора. Но вы не помните о дочери своей, почтенный воевода! Я дарю ей княжество Псковское и Новгородское. Жена моя должна быть также владетельною особой. Теперь обнимите меня, отец мой, владетельный князь Смоленский и Северский!
У воеводы в глазах потемнело от радости; он бросился на шею Лжедимитрию и воскликнул:
– - Располагайте мною! Дети мои, имущество, я сам -- все ваше! Клянусь равенством шляхетским, что я подниму на ноги всю Польшу. Кто не вооружится, чтоб доставить княжескую корону такому гражданину республики, как я!