Мнѣ кажется, что слово толкъ происходитъ первоначально отъ глагола толкать, такъ точно, какъ и большая часть отвлеченныхъ понятіи объясняется словами, означающими физическія дѣйствія. Чернь изливаетъ гнѣвъ кулаками, а такъ называемые люди образованные языками. Спрашиваю: что сноснѣе, дать толчокъ въ бокъ въ минуту перваго порыва гнѣва, или дать толчокъ доброй славѣ, чести, поведенію человѣка?-- Толки нравственные гораздо чувствительнѣе толковъ физическихъ.
Вейсъ говоритъ: "нѣтъ ни одного человѣка почтеннаго и заслуженаго, нѣтъ ни одного съ отличнымъ характеромъ, котораго бы достоинства, заслуги, и характеръ не были представляемы въ сомнительномъ видѣ хулителями. Эврипидъ, въ сбояхъ Трагедіяхъ, вывелъ лице, обвиняющее Геркулеса въ трусости. Сократъ былъ обвиненъ въ безбожіи и въ" развращеніи правокъ. Сципіона обвиняли въ томъ, что онъ расхитилъ казну народную, и т. д." -- Послѣ этого должно ли удивляться слухамъ, вѣстямъ, расказамъ на счетъ ближнихъ? Малѣйшая извѣстность въ свѣтѣ есть цѣль, въ которую безпрестанно мѣтитъ люди, склонные порицать все безъ разбора.
Давно извѣстно, что зависни", злоба и мщеніе сушь матеріалы, изъ которыхъ составляются типографскія чернила въ школѣ злословія. Не рѣдко клевета печатала свои вѣсти на языкахъ людей слабыхъ и легкомысленныхъ, которые, разсѣвая ихъ, прибавляли къ тому свое словцо, свою мысль, свою Догадку, свое предположеніе, что составляетъ толки. Данію уже сравнивали вѣсть съ снѣжнымъ шаромъ, который увеличивается по мѣрѣ пробѣгаемаго имъ пространства. Въ вѣстяхъ, предположенія и догадки суть тоже, что снѣгъ, пристающій къ массѣ и увеличивающій оную. Что умному и честному человѣку не придетъ въ голову, то мнится вѣроятнымъ людямъ легкомысленнымъ, или недоброжелательнымъ: ибо каждый судитъ но своимъ собственнымъ чувствамъ.
Сократъ направлялъ буйное Аѳинское юношество на путь добродѣтели, и самыхъ развратныхъ приводилъ къ раскаянію. Праги его не замѣчали этого, и указывая на учениковъ его, закоснѣвшихъ въ порокахъ, обвинили его въ развращеніи правокъ, какъ выше сказано. Сократъ не хотѣлъ оправдываться. "Изслѣдуйте жизнь мою," сказалъ онъ судьямъ: "она есть лучшее мое оправданіе."
Вы видѣли двухъ человѣкъ, бесѣдовавшихъ между собою дружески. На другой день одинъ изъ нихъ бросился въ воду и утопился. Языкъ вашъ чешется, вы хотите сдѣлать свои предположенія о другомъ. Удержитесь: онъ въ это время женился. Вотъ видите, что одно не походитъ на другое.
Вы слышали, что у вашего пріятеля взбѣсилась собака. Вы безпокоитесь объ его участи: прекрасно. Но удержитесь отъ предположеніи, ибо лишь только вы изъявите сомнѣніе на щетъ здоровья пріятеля, то на другомъ концѣ города будутъ называть его бѣшенымъ, между тѣмъ, какъ въ его отсутствіи чужіе люди убили его собаку.
Люди въ гражданской жизни мѣшаются и сталкиваются между собою, какъ волны океана, по хребту коего носятся обломка разбитыхъ кораблей. Одна волна несетъ книгу мудраго, другая чепецъ развратницы. Вѣтеръ, а не добрая воля гонитъ ихъ въ одну сторону.
Каждое общество имѣетъ свою соблазнительную хронику, и ведетъ изустный протоколъ вѣстей и толковъ на счетъ людей извѣстныхъ. Герой одного общества записанъ въ малодушные въ другомъ, и часто Ахиллъ является въ одномъ домѣ Ахилломъ, а въ другомъ принимается Терситомъ.
Что жъ должно дѣлать вг подобныхъ случаяхъ человѣку благоразумному? Мнѣ кажется, лучше всего молчать или по крайней мѣрѣ смѣяться, а если кому смѣхъ не идетъ на умъ, то читать почаще статью: О злословіи, въ сочиненіи Полковника Вейса, которая кончается слѣдующимъ образомъ: "Въ отвѣтахъ четырехъ мудрецовъ Древности, жившихъ въ разныя эпохи, заключаются образцы, какъ должно сносишь злословіе. Имъ говорили, что люди толкуютъ о нихъ дурно. Платонъ отвѣчалъ: "я буду вести себя такимъ образомъ, чтобъ имъ не повѣрили." Аристотель сказалъ: "пускай подчиваютъ меня хоть палочными ударами, только чтобъ я не былъ при этомъ." Эпиктетъ говорилъ: они не знаютъ моихъ другихъ пороковъ, а то бы не удовольствовались этими. Титъ сказалъ: "если люди обо мнѣ говорятъ дурно изъ легкомыслія, я равнодушенъ къ этому; если изъ злобы, я сожалѣю объ нихъ; если они оравы, а благодаренъ; если виновны -- я прощаю." -- Этого кажется довольно.
Ѳ. Булгаринъ.
20 Декабря 1825.
"Сѣверная Пчела", No 153, 1825