Годъ спустя послѣ исполненія предположеннаго плана, я возвратился домой на время вакацій.
-- Хорошо ли учится Систи? сказала мать. Мнѣ кажется, что онъ совсѣмъ не такъ уменъ сталъ и понятливъ, какъ былъ до отъѣзда въ пансіонъ. Поэкзаменуй его, Робертъ.
-- Я ужъ экзаменовалъ его, милая, и очень доволенъ. Онъ, теперь именно, таковъ, какимъ я надѣялся, что будетъ.
-- Какъ, тебѣ кажется, онъ сдѣлалъ успѣхи? сказала мать.
-- Теперь онъ и не думаетъ о ботаникѣ, сказалъ Г. Скиль.
-- А какъ онъ прежде любилъ музыку! со вздохомъ сказала матушка. Ахъ Боже мой! что это за стукъ!
-- Это пушка сына твоего выстрѣлила въ окно, сказалъ отецъ. И счастливо еще, что въ окно, а не въ голову Скиля, какъ мѣтилъ онъ вчера.
-- Вчера попалъ онъ мнѣ по лѣвому уху, сказалъ Г. Скиль, и теперь еще больно. А вы довольны, мистеръ Какстонъ?
-- Доволенъ; мнѣ кажется, что мальчикъ нашъ сталъ также вѣтренъ и такой же невѣжа, какъ большая часть мальчишекъ въ его лѣта, замѣтилъ отецъ съ радостнымъ лицемъ.
-- Что ты говоришь, Робертъ! невѣжа!
-- Зачѣмъ же другимъ посылалъ я его въ пансіонъ? возразилъ отецъ мой, и замѣтивъ удивленіе, выразившееся на лицахъ жены и Скиля, всталъ, подошелъ къ камину, положилъ руку въ жилетъ, что дѣлалъ онъ всегда, когда готовился изъяснить какую-нибудь философскую свою систему, и сказалъ: Докторъ Скиль, у васъ велика практика?
-- Слишкомъ велика, отвѣчалъ добрый врачъ; я ищу себѣ помощника.
-- Во многихъ домахъ, гдѣ вы лечите, могли вы конечно замѣтить дѣтей, которыхъ отецъ, мать, дяди, тетки, провозглашаютъ необыкновенными чудами?
-- По одному въ каждомъ домѣ, отвѣчалъ смѣясь, Скиль.
-- Легко утверждать, что эти чуда, эти геніи кажутся таковыми родительскому пристрастію; совсѣмъ нѣтъ. Разсмотрите сами ребенка: вы изумитесь, увидя, какое у него алчное любопытство, живая понятливость, быстрый умъ, нѣжное чувство. Случается даже, что какая-нибудь способность широко развернулась: дитя, склонный къ математикѣ, сдѣлаетъ вамъ модель парохода; рожденный съ поэтическимъ ухомъ напишетъ поэму въ родѣ тѣхъ, которыя выучилъ въ хрестоматіи, или будетъ страстнымъ ботанистомъ, какъ Пизистратъ, или хорошо будетъ играть на фортепіано. Вы сами, докторъ, скажете, что такое дитя чудо.
-- По чести, много истины въ томъ, что вы говорите, отвѣчалъ Г. Скиль. Маленькій Томъ Добесъ чудо; маленькій Франкъ Стонингтонъ тоже; а маленькаго Джони Стейксъ приведу когда-нибудь сюда, чтобъ вы послушали, какъ онъ разсуждаетъ объ натуральной исторіи и какъ распоряжается своимъ маленькимъ микроскопомъ.
-- Избави меня Богъ! сказалъ отецъ; но дайте мнѣ досказать. Эти чуда, эти thaumata, на долго ли они? До тѣхъ поръ, пока отправятъ ихъ въ пансіонъ, и тогда эти thaumata исчезаютъ, какъ призраки при пѣніи пѣтуха. Поживетъ годъ въ пансіонѣ, и ни отецъ, ни мать, ни дяди, ни тетки, не станутъ докучать вамъ разсказами о его подвигахъ и рѣчахъ. Необыкновенное дитя сдѣлается обыкновенный дитя сдѣлается обыкновеннымъ мальчишкой. Не такъ ли, Скиль?
-- Вы совершенны правы, мистеръ Какстонъ. Странно мнѣ одно, какъ вы все это замѣтили, когда кажется, будто вы....
-- Тсь, перервалъ его отецъ, и обернувшись къ смутившейся матушкѣ, сказалъ, утѣшая ее: Успокойся, милая! это все премудро устроено, все къ лучшему.
-- Виновата школа, сказала матушка, качая головою.
-- Нѣтъ, полезна школа, милая Китти. Оставь дома одного изъ этихъ необыкновенныхъ дѣтей, это чудо, въ родѣ нашего Систи, что будетъ? Голова выростетъ велика, а тѣло станетъ худѣть больше и больше.-- Не правда ли, Скиль? Голова будетъ отнимать у тѣла питаніе, до тѣхъ поръ, пока, въ свою очередь, болѣзненное тѣло уничтожитъ умъ. Видишь, какой прекрасный дубъ стоитъ посрединѣ этой лужайки? Еслибъ его выращивалъ Китаецъ, то пяти лѣтъ вышло бъ изъ него миніатюрное дерево, а ста лѣтъ, его можно бы поставить на столъ въ хорошенькой вазѣ. Сначала привлекалъ бы онъ любопытство раннимъ своимъ развитіемъ, потомъ двойное еще вниманіе, состарѣвшись карликомъ. Нѣтъ, нѣтъ, школа есть оселокъ таланта; возвратите будущаго карлика въ его дѣтской натурѣ, пусть вырастаетъ онъ здорово, медленно и естественно. Можетъ статься, не будетъ онъ великимъ, но за то будетъ человѣкомъ, а это лучше, чѣмъ всю жизнь остаться Джонни Стенксомъ, или дубомъ въ пилюльной коробочкѣ.
Въ эту минуту я вбѣжалъ въ горницу, запыхавшись, раскраснѣвшись, цвѣтущій здоровьемъ, сильный и чувствуя, что дѣтское сердце бьется у меня въ груди.
-- Маменька, кричалъ я, подите сюда, я пустилъ змѣй,-- высоко, высоко.... подите, посмотрите! Папенька, придите и вы.
-- Охотно, отвѣчалъ отецъ, только не кричи такъ громко; змѣи поднимаются безъ всякаго крика, а видишь, летаютъ высоко надъ нами. Пойдемъ, Китти, гдѣ моя шляпа? Ахъ, благодарствуй, дитя мое.... Китти, сказалъ отецъ, смотря на змѣй, который, привязанный къ воткнутому въ землю колу, тихо плавалъ подъ небесами: кто знаетъ, нашъ змѣй не поднимется ли также на такую же высоту? Въ душѣ человѣческой есть больше способности возвышаться, нежели въ нѣсколькихъ листахъ бумаги накленной на палочки; замѣть, однако, что его надобно нѣсколько придерживать привязать къ землѣ, не то пропадетъ въ пространствѣ, и чѣмъ выше онъ летаетъ, тѣмъ длиннѣе нужно спускать ему веревку.