Въ Эксмондгамѣ состоялся семейный совѣтъ для выбора имени съ коимъ этотъ замѣчательный ребенокъ долженъ былъ вступить въ христіанское общество. Представителями младшей линіи древняго дома были, вопервыхъ, упомянутый уже законный наслѣдникъ -- шотландская вѣтвь -- по имени Чиллингли Гордонъ. Онъ былъ вдовый отецъ единственнаго сына, которому въ настоящую пору было три года и который находился въ счастливомъ невѣдѣніи относительно несправедливости причиненной его будущимъ видамъ появленіемъ на свѣтъ новорожденнаго; чего по совѣсти нельзя было сказать о его отцѣ. Мистеръ Чиллингли Гордонъ былъ одинъ изъ тѣхъ людей которые неизвѣстно для чего являются на свѣтъ. Родители его умерли когда онъ былъ еще ребенкомъ и не оставили ему ничего; родные пристроили его въ Чартеръ-Гаусскую школу; въ этой знаменитой академіи онъ не достигъ замѣчательныхъ отличій. Тѣмъ не менѣе, когда онъ оставилъ ее, государство обратило не него свою особливую заботливость и пристроило его клеркомъ въ одну изъ канцелярій. Съ того времени онъ началъ преуспѣвать въ свѣтѣ и былъ въ настоящее время таможеннымъ коммиссіонеромъ съ жалованьемъ въ 1.500 ф. ст. Какъ скоро онъ пріобрѣлъ такимъ образомъ возможность содержать жену, онъ выбралъ себѣ жену которая доставляла ему подспорье. Это была вдова ирландскаго пера съ двумя тысячами фунтовъ годоваго дохода.

Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ своей женитьбы, Чиллингли Гордонъ застраховалъ жизнь своей жены такъ чтобъ обезпечить себѣ 1000 фунтовъ годоваго дохода въ случаѣ ея смерти. Повидимому она была совершенно здоровая женщина, нѣсколькими годами моложе своего мужа, потому ежегодное отдѣленіе части дохода на уплату страховой преміи казалось съ его стороны слишкомъ большимъ пожертвованіемъ настоящихъ благъ въ пользу будущихъ случайностей. Но результаты подтвердили его репутацію проницательнаго человѣка, когда на второй годъ супружества и черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ рожденія единственнаго сына, его жена умерла отъ болѣзни сердца которая не была замѣчена докторомъ, но которая, безъ сомнѣнія, была тщательно наблюдаема мужемъ прежде чѣмъ онъ застраховалъ жизнь слишкомъ дорогую чтобы не нуждаться въ нѣкоторомъ вознагражденіи за ея утрату. Итакъ онъ сдѣлался обладателемъ 2500 фунтовъ ежегоднаго дохода, и чувствовалъ себя очень хорошо, въ денежномъ значеніи этой фразы. Сверхъ того, онъ пріобрѣлъ репутацію которая давала ему общественное положеніе повыше того какое было ему присвоено разборчивымъ государствомъ. Онъ считался человѣкомъ основательныхъ сужденій, и его мнѣнія о всевозможныхъ дѣлахъ, общественныхъ или частныхъ, почитались вѣскими. Мнѣнія сами по себѣ, разобранныя критически, имѣли мало значенія, но онъ высказывалъ ихъ внушительно. Мистеръ Фоксъ говорилъ что "никогда никто не былъ столь мудрымъ какъ казался лордъ Терло". Лордъ Терло не могъ казаться болѣе мудрымъ чѣмъ мистеръ Чиллингли Гордонъ. У него было четыреугольное отверстіе рта и широкія, рыжія, густо-заросшія брови, которыя онъ хмурилъ съ большимъ эффектомъ когда изрекалъ сужденіе. Онъ имѣлъ еще другое преимущество для пріобрѣтенія своей важной репутаціи,-- онъ былъ чрезвычайно непріятный человѣкъ. Онъ отвѣтилъ бы грубостью еслибъ ему стали противорѣчить; а такъ какъ мало кто желаетъ слушать грубости, то ему рѣдко противорѣчили.

Мистеръ Чиллингли Миверзъ, членъ другой младшей линіи, былъ также замѣчателенъ, но въ другомъ отношеніи. Онъ былъ холостякъ, въ то время ему было около тридцати пяти лѣтъ. Онъ былъ замѣчателенъ своимъ высоко-просвѣщеннымъ презрѣніемъ ко всѣмъ и ко всему. Онъ былъ основателемъ и главнымъ собственникомъ газеты Londoner, которая возникла недавно чтобы служить органомъ этому принципу презрѣнія, и, само собою разумѣется, была чрезвычайно популярна между тѣми передовыми членами общества которые никому не удивляются и ни во что не вѣрятъ. Мистеръ Чиллингли Миверзъ считалъ себя самъ и былъ другими принимаемъ за человѣка который могъ бы достичь самаго блестящаго успѣха въ любой отрасли литературы еслибъ онъ только удостоилъ обнаружить свои таланты. Но онъ не удостоивалъ, и потому имѣлъ полное право полагать что еслибъ онъ написалъ эпопею, драму, повѣсть, исторію или метафизическій трактатъ, то затмилъ бы Мильтона, Шекспира, Сервантеса, Юма, Берклея. Онъ строго держался анонимности, и даже въ основанномъ имъ журналѣ никто не могъ сказать съ увѣренностью что именно онъ писалъ. Но во всякомъ случаѣ мистеръ Чиллингли Миверзъ былъ тѣмъ чѣмъ никогда не былъ мистеръ Чиллингли Гордонъ, свѣдущимъ человѣкомъ и далеко не непріятнымъ въ обществѣ.

Преподобный Джонъ Сталвортъ Чиллингли былъ рѣшительный приверженецъ школы "мускульнаго христіанства" и одинъ изъ отличныхъ ея представителей. Высокій, дюжій, широкоплечій, съ замѣчательнымъ развитіемъ икръ, онъ могъ бы во мгновеніе ока сбить съ ногъ любаго деиста. Г. де-Жуанвиль въ своей исторіи Лудовика Святаго разказываетъ что общество духовныхъ лицъ и богослововъ пригласило Евреевъ одного восточнаго города для собесѣдованія объ истинахъ христіанства, и что нѣкоторый рыцарь, бывшій въ то время калѣкой и ходившій на костыляхъ, просилъ и получилъ разрѣшеніе присутствовать при преніяхъ. Евреи толпами стекались въ собраніе. Одинъ прелатъ, выбравъ ученаго раввина, съ кротостію предложилъ ему вопросъ:признаетъ ли онъ божественное происхожденіе нашего Господа? "Разумѣется нѣтъ", отвѣчалъ раввинъ. Тогда благочестивый рыцарь, оскорбленный такимъ богохульствомъ, поднялъ свой костыль и ударилъ раввина, затѣмъ бросился на другихъ невѣрующихъ, избилъ ихъ и обратилъ въ постыдное бѣгство. О такомъ поведеніи рыцаря было донесено королю, съ просьбой сдѣлать ему приличное внушеніе. Но святой король отвѣчалъ слѣдующимъ мудрымъ разсужденіемъ:

"Если благочестивый рыцарь ученый человѣкъ и можетъ выдвинуть подобающіе доводы противъ ученія невѣрныхъ, то нѣтъ сомнѣнія что онъ долженъ дѣйствовать убѣжденіемъ; если же благочестивый рыцарь не ученый человѣкъ и съ аргументами не сладитъ, то пусть онъ пресѣкаетъ споръ остріемъ своего добраго меча."

Преподобный Джонъ Сталвортъ Чиллингли держался того же мнѣнія какъ и Лудовикъ Святой, впрочемъ онъ былъ человѣкъ кроткій и милый. Онъ поощрялъ крикетъ и другія мужественныя упражненія своихъ сельскихъ прихожанъ. Онъ былъ искусный и отважный наѣздникъ, но не занимался охотой. Онъ былъ хорошій сотрапезникъ и собутыльникъ. Но его литературные вкусы были утонченные и миролюбивые, въ противность тенденціямъ какихъ можно было ожидать при его мускульномъ развитіи. Онъ очень любилъ читать поэтовъ, но ему не нравились Скоттъ и Байронъ, которыхъ онъ считалъ пустыми и трескучими; онъ утверждалъ что Попъ не болѣе какъ стихослагатель, и что величайшій англійскій поэтъ былъ Вордсвортъ. Не много заботился онъ о древнихъ классикахъ; отрицалъ всякое достоинство во французской поэзіи, не зналъ ничего объ италіянской, но зналъ съ грѣхомъ пополамъ по-нѣмецки и могъ надоѣсть всякому съ Германомъ и Доротеей Гёте. Онъ былъ женатъ. Жена его, простая женщина, безмолвно благоговѣла предъ нимъ и была увѣрена что никакого раскола не произошло бы въ церкви еслибъ ея мужъ занялъ подобающее ему мѣсто архіепископа кентерберійскаго: въ этомъ мнѣніи онъ былъ вполнѣ согласенъ съ своею женой.

Кромѣ этихъ трехъ мужскихъ представителей рода Чиллингли, прекрасный полъ, въ отсутствіи хозяйки дома, которая еще не выходила изъ своей комнаты, имѣлъ своими представителями трехъ сестеръ сэръ-Питера Чиллингли; всѣ три были старыя дѣвы. Можетъ-статься причиною ихъ одиночества было ихъ чрезвычайное сходство между собою, такъ что искателю ихъ руки было очень трудно рѣшить которую выбрать, кромѣ того, его могло пугать то обстоятельство что выбравъ одну онъ завтра же могъ быть пойманъ на поцѣлуѣ данномъ другой по ошибкѣ. Всѣ онѣ были высоки, худощавы, съ длинными шеями, а пониже шеи съ сильно развитыми ключицами. У всѣхъ были блѣднаго цвѣта волосы, блѣдныя вѣки, блѣдные глаза и блѣдный цвѣтъ лица. Всѣ онѣ одѣвались совершенно одинаково, и любимый цвѣтъ ихъ былъ ярко зеленый: такого цвѣта платья были на нихъ и въ настоящемъ случаѣ.

Будучи столь схожи по наружности, для обыкновеннаго наблюдателя онѣ представлялись совершенно тождественными и по характеру и по уму. Онѣ держали себя прекрасно, сообразно собственнымъ понятіямъ о томъ какъ прилично держать себя женщинѣ,-- чрезвычайно сдержанно и отдаленно съ чужими, чрезвычайно нѣжно другъ съ другомъ и съ родными или подругами; онѣ были очень добры къ бѣднымъ, на которыхъ смотрѣли какъ на особый родъ существъ и къ которымъ относились съ тою снисходительностью съ какою сострадательные люди обращаются съ безсловесными животными. Онѣ питали свой умъ одними и тѣми же книгами: какую читала одна, ту же читали и другія. Книги которыя онѣ читали раздѣлялись преимущественно на два сорта: романы и что онѣ называли "хорошія книги". Онѣ имѣли обычай читать книги обоихъ сортовъ поочередно,-- одинъ день романъ, другой день хорошую книгу, потомъ опять романъ и т. д. Такимъ образомъ если воображеніе было подогрѣто въ понедѣльникъ, во вторникъ оно снова было охлаждаемо до надлежащей температуры; если же оно было заморожено во вторникъ, оно подогрѣвалось въ среду. Романы которые они выбирали были рѣдко такого свойства чтобы нагрѣть умственный термометръ до теплоты крови: герои и героини были всегда образцами хорошаго поведенія. Романы мистера Джемса были особенно въ ходу, и онѣ единогласно утверждали что "это романы которые отецъ могъ бы позволить читать своимъ дочерямъ". Но хотя обыкновенный наблюдатель могъ не найти различія между этими тремя дѣвицами, и, видя ихъ постоянно одѣтыми въ зеленое, могъ бы сказать что онѣ похожи между собою какъ одна горошина на другую, при болѣе внимательномъ изученіи въ нихъ открывались особенности свойственныя каждой. Миссъ Маргаритѣ, старшей, принадлежало главенство изъ числа трехъ сестеръ; она управляла домашнимъ хозяйствомъ (онѣ жили вмѣстѣ), хранила общую казну и разрѣшала всѣ возникающія недоумѣнія,-- пригласить или нѣтъ мистрисъ Такую-то къ чаю; должна или нѣтъ быть разчитана Мери; поѣдутъ онѣ въ Бродстерсъ или въ Сандгетъ на октябрь мѣсяцъ. Словомъ, Миссъ Маргарита была волей этого соединеннаго тѣла.

Миссъ Сибила отличалась природною мягкостью и болѣе меланхолическимъ характеромъ; она имѣла поэтическій складъ ума и повременамъ писала стихи. Нѣкоторые изъ нихъ отпечатывались на глянцевитой бумагѣ и продавались съ благотворительною цѣлью на благотворительныхъ базарахъ. Газеты графства говорили что "стихи отличались всѣмъ изяществомъ высоко развитаго и женственнаго ума". Остальными двумя сестрами было признано что она была домашнимъ геніемъ, но, подобно всѣмъ геніямъ, недостаточно практична.

Миссъ Сару Чиллингли, младшую изъ трехъ, и въ настоящую пору достигшую сорока четырехъ лѣтъ, остальныя сестры считали "милашкой, немножко шаловливою, но такою прелестною что ни у кого не достало бы духу побранить ее". Миссъ Маргарита говорила: "она вѣтреное созданіе". Миссъ Сибила написала ей поэму озаглавленную: Предостереженіе молодой дѣвицѣ противъ свѣтскихъ удовольствій. Сестры звали ее Салли; другія же двѣ не имѣли уменьшительныхъ именъ. Эти сестрицы, которыя всѣ были на много лѣтъ старше сэръ-Питера, жили въ красивомъ, старомодномъ домѣ изъ краснаго кирпича, съ большимъ садомъ позади, въ главной улицѣ главнаго города ихъ роднаго графства. Каждая изъ нихъ имѣла по 10.000 фунтовъ стерлинговъ; и еслибъ онѣ всѣ три пожелали выйти замужъ, законный наслѣдникъ сэръ-Питера женился бы на нихъ прибравъ къ рукамъ капиталъ въ 30.000 фунтовъ. Но мы не дошли еще до того чтобы признавать законнымъ мормонство, хотя, если соціальный прогрессъ будетъ все идти тѣмъ же путемъ какъ теперь, то одному Небу извѣстно какихъ побѣдъ надъ предразсудками предковъ не одержитъ мудрость нашихъ потомковъ!