(1834-1850).

* Окончаніе. См. Русск. Вѣстн. 5, 6, 7, 8, 9 и 10.

XXIV.

Вся тогдашняя журналистика отнеслась къ книгѣ моей Описаніе Удѣльнаго Земледѣльческаго Училища какъ нельзя ласковѣе и любезнѣе, конечно не потому чтобы книга эта была безукоризненно хороша, а больше, кажется, потому что всѣмъ извѣстно было что книга эта удостоилась вниманія Высочайшаго двора и что свѣтлѣйшій князь Петръ Михайловичъ Волконскій ею интересовался не на шутку и имѣлъ у себя въ кабинетѣ на видномъ мѣстѣ тотъ экземпляръ въ богатомъ бархатномъ переплетѣ съ золотыми тисненіями какой былъ мною представленъ господину министру, вмѣстѣ съ подобными же экземплярами для поднесенія государю императору и государынѣ императрицѣ. Одна только Библіотека для Чтенія хранила осторожное молчаніе, не взирая на тѣ пріятныя отношенія въ какихъ Сенковскій находился къ Байкову, котораго посѣщалъ и у котораго съ полнымъ знаніемъ любителя-гастронома услаждался превосходными тонкими обѣдами. Онъ удовольствовался пока лишь нѣсколькими строчками въ общемъ библіографическомъ перечнѣ, гдѣ было слегка сказано объ этой книгѣ такъ: "Заглавіе этой книги достаточно знакомитъ съ ея содержаніемъ, а имя автора свидѣтельствуетъ о томъ въ какомъ тонѣ она изложена. Впрочемъ, мы еще надѣемся поговорить объ этой книгѣ, не брошенной нами подъ столъ." Этого рода макіавелистическое заявленіе Брамбеуса предоставляло широкое поле его эластичной критикѣ высказаться о моей книгѣ такъ или иначе. Это обстоятельство поистинѣ не слишкомъ-то тревожило меня, вполнѣ убѣжденнаго въ томъ что Сенковскій, большею частію ругавшій, по-своему, все то что издаваемо было подъ моимъ псевдонимомъ "Бурьянова", а отчасти и "Бориса Волжина", отнесется не слишкомъ-то любезно и объ этой книгѣ, на которой выставлено было вполнѣ мое настоящее имя, хотя и то правда что за нѣсколько времени предъ тѣмъ онъ ласково отнесся о моихъ Бесѣдахъ о сельскомъ хозяйствѣ, вслѣдъ за тѣмъ отпоромъ какой, по поводу нелѣпой на эту книгу рецензіи Булгарина, былъ, по моему настоянію, напечатанъ Гречемъ въ Сѣверной Пчелѣ. Впрочемъ, какъ водилось у почтеннаго редактора Библіотеки для Чтенія въ то время, въ библіографической его статьѣ вмѣстѣ съ похвалою довольно ярко между строкъ проглядывала сатирическая гримаса и нѣсколько сдерживаемое желаніе трунить, причемъ рецензентъ менѣе говорилъ объ авторѣ книги, поистинѣ созданной по запискамъ директора Удѣльнаго Земледѣльческаго Училища, чѣмъ о "почтеннѣйшемъ" М. А. Байковѣ, лакомые обѣды и лакомыя обѣщанія котораго, въ эти минуты, повидимому, имъ приводились съ любовью на память и руководили его остроумнымъ, но далеко не безпристрастнымъ перомъ. Какъ бы то ни было, но все-таки въ тѣ давно былыя времена, за 33 года предъ симъ, мнѣніе Осипа Ивановича Сенковскаго считалось весьма вѣскимъ, и безъ его поддержки не могло имѣть прочнаго успѣха ни одно изданіе. Это молчаніе Сенковскаго коробило Байкова, который разъ какъ-то у себя разговорился съ нимъ о томъ какъ бы пріятно было его свѣтлости князю Петру Михайловичу видѣть дѣльную статью объ этой интересующей его книгѣ на страницахъ уважаемой господиномъ министромъ двора Библіотеки для Чтенія, единственнаго русскаго Журнала читаемаго его свѣтлостью. Само собою разумѣется что говоря все это Осипу Ивановичу, "почтеннѣйшій" Матвѣй Андреевичъ не хуже самого барона Брамбеуса пускалъ во весь карьеръ свое воображеніе, взводилъ напраслину на своего высшаго начальника, сколько извѣстно, русскихъ книгъ и журналовъ почти не читавшаго, и употреблялъ всю эту игру своей живой фантазіи чтобы лучше подойти къ чувствамъ "достойнѣйшаго" Осипа Ивановича, который всегда плѣнялся вниманіемъ къ себѣ сильныхъ міра сего и готовъ былъ употреблять свое обоюдоострое перо съ величайшимъ "патріотическимъ" усердіемъ на все этимъ милостивцамъ угодное. Байковъ разчиталъ довольно вѣрно и, замѣтивъ эффектъ своихъ словъ, тотчасъ коснулся стороны болѣе вещественной, заговоривъ о томъ что какъ только князь-министръ прочтетъ объ этой моей книгѣ статью въ Библіотекъ для Чтенія, то подготовленный уже проектъ составленія Энциклопедіи русскаго простолюдина, которою такъ интересовался Сенковскій, восприметъ начало и осуществится ассигнованіемъ тѣхъ 100.000 р. какіе по разчету послѣдняго необходимы на это благотворно-превосходное предпріятіе, немыслимое де безъ иниціативы Осипа Ивановича. Что еще по предмету рецензіи о моей книгѣ потолковали тогда между собою эти почтенные мужи не вѣдаю; но знаю что вслѣдъ за симъ Байковъ на другой день утромъ сидѣлъ въ моемъ скромномъ кабинетикѣ (въ Большой Морской, въ домѣ Барбе, куда въ 1838 году я переселился изъ далекой Фурштадтской) и велъ со мною слѣдующую бесѣду.

-- Вчера, говорилъ Байковъ,-- у меня обѣдалъ Осипъ Ивановичъ Сенковскій. Мы между прочимъ говорили, Владиміръ Петровичъ, о васъ. Онъ очень уважительно отзывался о вашей многообразной дѣятельности.

-- Значитъ, засмѣялся я,-- у него два противоположныхъ обо мнѣ мнѣнія, одно лестное и любезное для меня, послѣ вашего очаровательнаго обѣда съ дорогимъ лафитомъ и іоганисбергомъ, а другое пасквильное, въ ночной тиши его кабинета, гдѣ, какъ онъ печатно выражается, онъ куритъ ѣдкое зѣлье строгой критики.

-- Ну, да мало ли что бываетъ у Журналистовъ ради краснаго словца! Не всяко лыко въ строку! хихикалъ Байковъ.-- А вотъ вчера я какъ заговорилъ съ нимъ объ Энциклопедіи русскаго простолюдина, то онъ и..-.

-- Растаялъ, договорилъ я,-- и принялся хвалить меня, зная ваши ко мнѣ хорошія отношенія, причемъ показываемый вами ему постоянно "клокъ сѣна" имѣлъ свое весьма не малое значеніе.

-- Какой "клокъ сѣна"? спрашивалъ Байковъ.-- Я что-то не понимаю васъ на этотъ разъ, безцѣнный Владиміръ Петровичъ, право не понимаю.

-- Да развѣ вы не знаете той замѣчательной въ своемъ родѣ басни, запрещенной къ перепечатыванію, которая была въ началѣ 1825 года помѣщена въ Сѣверной Пчелѣ? пояснялъ я.-- Содержаніе басни этой то что у пахаря работаютъ въ плугѣ волы превосходно. Сосѣдъ спрашиваетъ его: какимъ образомъ онъ, кормя воловъ своихъ хуже всѣхъ другихъ крестьянъ, достигаетъ такихъ изумительныхъ результатовъ? Пахарь указываетъ ему на своего малолѣтняго сынишку, который постоянно впереди воловъ ходитъ съ клокомъ сѣна, къ которому волы усиленно стремятся и чрезъ то тянутъ плугъ съ необыкновеннымъ успѣхомъ. "А къ сѣну сунутся, говоритъ хозяинъ воловъ, такъ палкой по рогамъ!" Понявъ легко тайну этой задачи, сосѣдъ замѣчаетъ:

Хозяинъ добрый ты, Абрамъ,

Да каково водамъ?

-- Ха, ха, ха! захохоталъ Байковъ.-- Такъ по-вашему выходитъ что Энциклопедія русскаго простолюдина, составленіе и изданіе которой, по мнѣнію Сенковскаго, должно обойтись не меньше какъ во 100.000 руб., и быть предоставлено, изволите видѣть, въ его безотчетное распоряженіе, -- это "клокъ сѣна пахаря Абрама!" А что вы думаете, Владиміръ Петровичъ, вѣдь вы лопали-таки довольно мѣтко и вѣрно. О, вы мастеръ подмѣчать! Съ вами держи ухо остро! Скажу же вамъ откровенно, со свойственнымъ мнѣ моимъ казацкимъ "простосердечіемъ", что Сенковскій къ этому клоку сѣна нынче напираетъ ужь черезчуръ сильно, почему неминуемо надо отжарить его по рогамъ, потому что нельзя же, согласитесь, пожертвовать сѣномъ ради чортъ знаетъ какой тамъ его фантазіи. Но, изволите видѣть, нельзя однако и шарахнуть-то по рогамъ прежде того какъ волъ проведетъ ту борозду какою мы въ особенности теперь-то и интересуемся, а борозда эта, понятное дѣло, не что иное какъ самая пышная, какая только быть можетъ, на десяти или двѣнадцати страницахъ, статья объ Описаніи Удѣльнаго Земледѣльческаго Училища въ Библіотекѣ для Чтенія. Статья эта возобновитъ на всю Русь собою тотъ эффектъ какой въ 1834 году, за четыре съ половиною года, произвела ваша тогдашняя статья въ Сѣверной Пчелѣ. Разъ статья эта напечатана, намъ Сенковекій не нуженъ, клокъ сѣна можетъ быть швырнутъ въ сторону, а вздумаетъ ужь больно тянуться за нимъ, такъ можно тогда "безопасно" и по рогамъ. Говорю "безопасно", потому что однажды Сенковскій сильно расхвалитъ наше дѣло на своихъ страницамъ, онъ самъ заклепаетъ себѣ языкъ и перо говорить противъ насъ; а что вѣроятно не будетъ уже больше насъ хвалить, то Христосъ съ нимъ: наша слава сдѣлана окончательно и прочно. До сихъ поръ онъ одинъ намъ сколько-нибудь опасенъ еще въ публицистикѣ, потому что онъ одинъ макіавелистически помалчиваетъ о насъ, отдѣлываясь общими мѣстами со своею сатанинскою улыбочкой. Итакъ, его большая статья необходима намъ, еще qua non, въ теперешній моментъ; но то-то и дѣло, дорогой Владиміръ Петровичъ, что напечатаніе ея отъ васъ зависитъ.

-- Какимъ же это образомъ, Матвѣй Андреевичъ? спросилъ я съ изумленіемъ.

-- А очень простымъ, отвѣчалъ Байковъ, очень простымъ.-- Дѣло въ томъ что вы никогда не дѣлали ни единаго визита Сенковскому, а горделивый и тщеславный этотъ Сарматъ именно Желаетъ чтобъ вы сами явились замолвить о статьѣ по поводу вашей книги. Статью срою, уже имъ приготовленную, онъ мнѣ показывалъ. Она вся написана его собственною рукой. Статья вышла первый сортъ! Настрочена мастерски, и что всего важнѣе, чрезвычайно чистосердечно, со множествомъ цитатъ изъ книги, давая притомъ самую вѣрную и сжатую картину нашего училища. Онъ наживописалъ его живьемъ. Просто прелесть! Нигдѣ рѣшительно нѣтъ Брамбеусовской усмѣшки. Дѣльно, разумно, толково и въ высшей степени заманчиво. Статья выйдетъ почти въ листъ печатный. У насъ ее переведутъ на три иностранные языка и пошлютъ въ три лучшія изданія: къ Нѣмцамъ, Французамъ и Англичанамъ, да даже къ Шведамъ и къ Полякамъ пошлемъ. Это ужь наше дѣло, точно такъ какъ по нашей же части тотъ молочный телецъ и та пара индюшекъ, откормленныхъ грецкими орѣхами, какіе посланы будутъ автору статьи отъ училища, а золотая табатерка съ фасадомъ нашего заведенія на эмали -- отъ министра. Но все-таки надо, необходимо надо чтобы вы сами отвезли экземпляръ Сенковскому. Я на всякій случай вамъ и экземпляръ въ зеленомъ сафьянѣ съ золотомъ привёзъ. Бога ради, пожалуйста, побывайте сами у Осипа Ивановича. Вы увидите какъ онъ любезно васъ приметъ.

-- Вы знаете, Матвѣй Андреевичъ, сказалъ я,-- что я готовъ сдѣлать все что только могу для васъ и для вашего училища и дѣлаю, по возможности. Но, право, не понимаю что за интересъ Сенковскому видѣть меня у себя въ качествѣ автора-просителя, какихъ у него дюжины ежедневно бываютъ и отъ которыхъ онъ, всячески отдѣлывается, какъ неоднократно при мнѣ разказывалъ у Н. И. Греча, гдѣ я его бывало встрѣчалъ, и у васъ, гдѣ я съ нимъ раза два даже обѣдалъ. Не могу отдать себѣ никакаго отчета какая ему отъ моего личнаго визита можетъ быть утѣха.

-- А та утѣха, настаивалъ Байковъ,-- что вы никогда у него не бывали. Онъ понимаетъ что вы дѣлаете это изъ самостоятельности и даже гордости....

-- Ни мало не изъ гордости, замѣтилъ я, перебивъ Байкова,-- а изъ простаго чувства самоуваженія, особенно послѣ того мнѣнія какое онъ неоднократно выражалъ при мнѣ о тѣхъ которые думаютъ что, являясь лично къ нему, доставляютъ ему тѣмъ удовольствіе, не понимая того что отнимаютъ этими своими посѣщеньями только у него дорогое время и надоѣдаютъ ему своими толками, которыхъ онъ никогда и слышать не хотѣлъ бы.

-- Экіе вы, право, какіе, уговаривалъ Байковъ,-- не хотите понять что онъ для однихъ одно, для другихъ другое, и что васъ собственно,-- я въ томъ порука,-- приметъ онъ превосходно. Ежели бы вы нашли въ его пріемѣ что-нибудь вамъ не совсѣмъ по шерсти, то въ правѣ будете сказать мнѣ что я безсовѣстный обманщикъ и не достоинъ затѣмъ больше вашего знакомства. Вонъ какой кушъ я, батинька, ставлю въ этой игрѣ! Шутка ли? Иду на рискъ потерять ваше, расположеніе къ себѣ, расположеніе пятилѣтняго пріятеля, лучше какого я въ теченіи всей моей сорокалѣтней жизни не встрѣчалъ. Скажите мнѣ только, въ которомъ часу вы завтра у него будете? Онъ раньше часа пополудни не просыпается, потому что всю ночь пишетъ; такъ часа въ два самая лучшая пора.

-- Хорошо, сказалъ я,-- завтра въ два часа пополудни принесу себя въ эту жертву, ради нашей пріязни.

И мы разстались, какъ всегда, обнимаясь и лобызаясь.

На другой день въ два часа пополудни я быль въ домѣ барона Даля, тестя Сенковскаго, въ Почтамтской улицѣ, сказавъ на площадкѣ лѣстницы, густо устланной дѣйствительно изящными коврами, слугѣ въ черномъ фракѣ, бѣломъ жилетѣ и бѣломъ галстукѣ, свою скромную фамилію. Едва я произнесъ ее, какъ слуга съ словомъ: "Пожалуйте", повелъ меня чрезъ двѣ залы, полы которыхъ были покрыты пушистыми коврами, а стѣны огромными картинами въ позолоченныхъ рамахъ, между которыхъ въ промежуткахъ бѣлѣлись мраморныя статуи на пьедесталахъ. Всѣ двери были настежь, но одна, послѣдняя, была завѣшана тяжелою портьерой. За этою портьерой былъ парадно-пріемный, но нерабочій кабинетъ Сенковскаго. Тутъ сдуга остановился и тихонько хлопнулъ въ ладоши. Черезъ минуту изъ-за портьеры послышался такой же звукъ, и вслѣдъ за симъ слуга отдернулъ портьеру, поддерживая ее съ одной стороны и пропуская меня чрезъ отверстіе въ аршинъ шириною. Я увидѣлъ тогда себя въ комнатѣ устроенной по образцу восточнаго кіоска, описывать которую не могу, осмотрѣвъ ее тогда только вскользь; да здѣсь и не мѣсто этимъ Бальзаковскимъ подробностямъ, которыя будутъ приличнѣе въ той моей статьѣ какую я приготовляю для печати подъ общимъ названіемъ: Петербургскія редакціи тридцатыхъ и сороковыхъ годовъ. На передней стѣнѣ пробивъ входной двери была въ золотой рамѣ огромная картина, изображавшая турецкую комнату, и въ этой комнатѣ портретъ (сильнѣйше польщенный живописцемъ) Осипа Ивановича Сенковскаго, въ чалмѣ и полномъ восточномъ одѣяніи, лежащаго на массѣ бархатныхъ подушекъ и курящаго изъ кальяна. Подъ самою картиной устроенъ былъ низкій диванъ изъ безчисленнаго множества сафьянныхъ зеленыхъ, красныхъ и желтыхъ подушекъ, и на этихъ подушкахъ полусидѣлъ, полулежалъ самъ Осипъ Ивановичъ Сенковскій, желто-кофейный, рябой, съ приплюснутымъ носомъ, съ широкими губами, искривленными въ какую-то квеловатую улыбку, которой словно вторила пара небольшихъ заспанныхъ бѣло-голубоватыхъ глазъ съ желчными, какъ бы шафраномъ выкрашенными, бѣлками. Голова великаго Брамбеуса покрыта была темно-красною суконною феской съ синею кистью, а вся особа его облечена была въ какую-то албанскую темносинюю куртку повергъ розоватой канаусовой рубашки, въ широчайшіе кирпичнаго цвѣта шальвары, изъ-подъ которыхъ виднѣлись носки ярко-желтыхъ сафьянныхъ бабушей. Да, еще забылъ я сказать, въ дополненіе этого пестро-арлекинскаго туалета, что шальвары опоясаны были свѣтло-зеленою каш мирскою шалью съ пестрымъ до нельзя бордюромъ. Лѣвая рука барона Брамбеуса придерживала тонкій, гибкій стволъ чубука, янтарный мундштукъ котораго былъ у искривленнаго рта, и изо рта этого чрезъ черные зубы исходила струйка ароматнаго дыма, наполнявшаго комнату своимъ дѣйствительно нѣжно-упоительнымъ запахомъ. На коврѣ стоялъ матовый хрустальный кальянъ, съ золочеными арабесками. Впереди помѣщался небольшой столъ, покрытый вышитою суконною салфеткой, на которомъ небрежно брошено было нѣсколько газетъ, преимущественно англійскихъ и французскихъ. Сбоку, было довольно низкое кресло съ зелеными сафьянными подушками. Когда я вошелъ, то Осипъ Ивановичъ, улыбаясь, но молча, по-восточному, правою рукой указалъ мнѣ на это кресло и поздоровался со мною англійскимъ рукопожатіемъ. Я подалъ ему экземпляръ моей книги съ обычною надписью "отъ автора" и пробормоталъ при этомъ какое-то стереотипное привѣтствіе.!

-- Книга ваша, господинъ, Б--въ, сказалъ онъ,-- такъ занимательна что я, какъ исключеніе дѣлаемое мною для немногихъ русскихъ книгъ, уже прочелъ ее отъ доски до доски, и очень благодаренъ вамъ что вы вашимъ личнымъ теперешнимъ посѣщеніемъ даете мнѣ пріятную возможность, прежде чѣмъ стану говорить о замѣчательномъ трудѣ вашемъ съ публикой, выразить личную мою вамъ признательность зато рѣдкое удовольствіе какое я имѣлъ читая ваше образцовое описаніе этого образцоваго же учрежденія. Къ сожалѣнію, въ Россіи не умѣютъ ничего создавать самостоятельно, и потому я моею статьей о вашей книгѣ заставлю "ихъ всѣхъ тамъ" (?) понять всю важность этого дѣла, тѣсно связаннаго съ благоустройствомъ "здѣшней" страны, которой пора устроиться на началахъ обще-европейскихъ.

Не передавая здѣсь всего разговора какой въ теченіи цѣлаго часа велся между мною и Сенковскимъ, надѣясь привести его въ другомъ мѣстѣ, скажу только что "конецъ концовъ", какъ обыкновенно Брамбеусъ выражался, этого разговора былъ тотъ что мы очень любезно разстались, причемъ онъ увѣрялъ меня что въ слѣдующей книгѣ Библіотеки для Чтенія явится отдѣльная статья подъ названіемъ Удѣльное Земледѣльческое Училище, не въ библіографическомъ отдѣлѣ, а въ рубрикѣ сельскаго хозяйства, гдѣ у него постоянно пашутъ господинъ Шелеховъ а баронъ Унгернъ* Штерибергъ; но что на этотъ разъ онъ самъ, взявъ меня въ проводника, займетъ тутъ ихъ мѣсто и прочтетъ, благодаря мнѣ, русскому люду образцовую лекцію сельскаго хозяйства вполнѣ примѣнимаго къ Россіи, гдѣ, по мнѣнію его, къ сожалѣнію, имѣютъ очень слабое понятіе о настоящемъ и разумномъ примѣненіи началъ раціональной агрономіи.

-- Въ Россіи все вѣдь такъ, прибавилъ онъ,-- вездѣ люди не на своихъ мѣстахъ и всѣ они сидятъ только для Жалованья. Хоть бы здѣшняя Земледѣльческая Газета, которую поручили почтенному старику Энгельгардту. Онъ, Егоръ Антоновичъ, конечно, очень образованный человѣкъ, спору нѣтъ, и въ настоящемъ 1839 году одѣвается такъ какъ одѣвались въ 1809, почему и далъ поводъ Сперанскому оказать что онъ тридцать лѣтъ не переодѣвался. Но онъ, просто, понятія не имѣетъ о сельскомъ хозяйствѣ, даже о томъ какое ведется каждымъ мужикомъ въ Россіи. Онъ не умѣетъ отличить всходовъ ярицы отъ всходовъ овса. Умора!... Мнѣ про это говорилъ Матвѣй Андреевичъ, у котораго въ училищѣ этотъ старикъ въ шелковыхъ чулкахъ, короткихъ штанахъ, башмакахъ съ семилоровыми пряжками и въ допотопномъ синемъ своемъ фракѣ съ пуговицами въ пятачокъ, былъ по рекомендаціи и убѣжденію Канкрина. Вотъ кстати Канкринъ. Это единственный дѣловой и вполнѣ умный человѣкъ въ русской администраціи, да и тотъ, къ сожалѣнію, изъ Германіи, да и тотъ дѣлаетъ Энгельгардта директоромъ Земледѣльческой Газеты, цѣль которой, казалось бы, не на шутку озарить всю Россію. Мы намедни хохотали объ этомъ съ Матвѣемъ Андреевичемъ. Вотъ Матвѣй-то Андреевичъ могъ бы быть безукоризненно дѣльнымъ министромъ государственныхъ имуществъ! Чинъ малъ, не генералъ-адъютантъ! Презабавно! Будете "видать" Матвѣя Андреевича, прошу ему мой привѣтъ передать, искренній, "горяче-кровный" привѣтъ. Надѣюсь, и твердо надѣюсь что статья о вашей книгѣ будетъ фундаментальнымъ камнемъ важнаго предпріятія составленія Энциклопедіи русскаго простолюдина. Я въ этомъ энциклопедическомъ сборникѣ докажу, посредствомъ механизма простой оси телѣжной, нашему мужику, какъ дважды два четыре, все то что составляетъ столько затрудненій въ школахъ, когда надо уразумѣть механику вселенной. Это будетъ дѣло обширное, получше всякаго Энциклопедическаго Лексикона. {Въ эту пору онъ успѣшно и быстро велъ Энциклопедическій Лексиконъ Плюшара къ конечному паденію, замѣтивъ изсякновеніе матеріальныхъ средствъ издателя.} Мы непремѣнно васъ, господинъ Б--въ, прицѣпимъ въ это предпріятіе, потому что безъ васъ, какъ хотите, нельзя.

Явилась, наконецъ, столь вожделѣнно об;иданная книга Библіотеки для Чтенія со статьей пера самого Осипа Ивановича. Статья была большая и представляла собою мастерское воспроизведеніе и сокращеніе всей моей объемистой книги, съ разсужденіями автора необыкновенно дѣльными и основательными, безъ малѣйшей и тѣни даже обычной его шутливости, съ которою онъ не разставался большею частью въ самыхъ серіозныхъ предметахъ. А между тѣмъ статья читалась съ величайшею легкостью и, конечно, легче чѣмъ читалась самая книга, далеко не такъ гладко и не такъ увлекательно изложенная. Не говоря уже о Байковѣ и всемъ удѣльномъ начальствѣ, публика, вся публика прочла статью журнала и чрезъ это чтеніе пріобрѣла множество любопытныхъ свѣдѣній о Земледѣльческомъ Училищѣ, процвѣтавшемъ за двѣ версты отъ городской черты сѣверной столицы, въ мѣстности совершенно, казалось, не способной для какого бы то ни было воздѣлыванія земли подъ сколько-нибудь сносное хозяйство. Байковъ, разказывая мнѣ что статья полна цитатъ, ошибался или видѣлъ вчернѣ совершенно не ту статью какая явилась въ печати: ссылки въ статьѣ на автора, правда, были частыя, а прямыхъ цитатъ вовсе почти не было: рецензентъ вездѣ говорилъ обо всемъ самъ и своимъ живымъ и образнымъ языкомъ. Вообще, по мнѣнію читателей, разумѣется читателей хотя мало-мальски знатоковъ, статья эта была однимъ изъ мастерскихъ произведеній талантливаго редактора, Левъ Алексѣевичъ Перовскій распорядился переводомъ ея на многіе иностранные языки, и она явилась въ хозяйственной прессѣ Германіи, Франціи, Англіи, Швеціи и Царства Польскаго.

Въ домахъ моихъ знакомыхъ о книгѣ моей знали преимущественно потому что читали въ газетахъ о томъ что авторъ удостоился получить за нее Высочайшіе подарки; но едва ли экземпляры мною этимъ знакомымъ подаренные были ими прочитаны, между тѣмъ какъ всѣ они ознакомились съ моею книгой благодаря статьѣ Библіотеки для Чтенія, составлявшей въ 1839 году принадлежность каждаго мало-мальски грамотнаго русскаго дома.-- Я уже гдѣ-то, кажется въ "Четвергахъ у Н. И. Греча", упоминалъ о томъ что я въ тѣ времена былъ коротко, съ малолѣтства, знакомъ въ домѣ генералъ-лейтенанта А. И. Хатова (умеръ въ 1842 году, въ чинѣ генерала отъ-инфантеріи, совершенно слѣпымъ), предсѣдателя, такъ-называвшагося тогда, военно-ученаго комитета. Въ числѣ лицъ особенно близкихъ къ семейству Хатовыхъ былъ, извѣстный своимъ громаднымъ богатствомъ, владѣлецъ знаменитыхъ рудниковъ и металлическихъ заводовъ, не уступавшихъ Демидовскимъ,-- Алексѣй Ивановичъ Яковлевъ, отставной гвардіи корнетъ, тогда уже лѣтъ за шестьдесятъ, но бодрый, убѣленный сѣдинами старецъ, одѣвавшійся по старинной модѣ, въ штанахъ подъ сапоги и въ сапогахъ гусарскихъ съ кисточками. Онъ всегда носилъ пребольшой орденъ Св. Владиміра 3й степени на шеѣ, пожалованный ему императоромъ Александромъ I за то что онъ, движимый чувствомъ патріотизма, на собственномъ своемъ иждивеніи, желѣзомъ своихъ заводовъ покрылъ всѣ казенныя каменныя строенія, при перестройкѣ ихъ послѣ разгрома 1812 года. Этотъ сановитый и почтенный гость генерала Хатова былъ вовсе не разговорчивъ и всегда больше слушалъ чѣмъ говорилъ. Разъ какъ-то однако за вечернимъ чаемъ въ гостиной, гдѣ въ это время изъ почетныхъ гостей были только онъ, да графъ К. Ѳ. Толь (тогдашній главноуправляющій путями сообщенія, другъ дѣтства хозяина дома, сынъ котораго, мой ровесникъ, былъ у него адъютантомъ), вдругъ совершенно неожиданно для меня,-- находившагося тутъ поодаль съ тремя или четырьмя такими же молодыми людьми, какъ я,-- у стариковъ зашла рѣчь о предметѣ для меня интересномъ, заговорили объ Удѣльномъ Земледѣльческомъ Училищѣ. Иниціатива принадлежала графу К. Ѳ. Толю, который, обращаясь какъ къ А. И. Хатову, такъ къ А. И. Яковлеву, сказалъ:

-- Давно слышалъ я разныя чудеса объ Удѣльномъ Земледѣльческомъ Училищѣ, которое учредилъ старинный камрадъ мой по свитской службѣ Левъ Алексѣевичъ Перовскій. Онъ нѣсколько разъ приглашалъ меня туда, да только то то, то сё, недосугъ, нездоровье, непогода задерживали, и я все прособирался. Главное же то что графъ Петръ Андреевичъ Клейнмихель повсюду провозглашаетъ что это заведеніе перещеголяло Аракчеевскія поселенія. Ну, признаюсь, нѣтъ охоты смотрѣть на новую "аракчеевщину": довольно зла надѣлала намъ и прежняя. Однако на этихъ дняхъ весьма толковый и солидный человѣкъ, человѣкъ къ тому же со вкусомъ, совѣтовалъ мнѣ прочесть статью самого Сенковскаго объ этой школѣ, написанную имъ по поводу какой-то книги. Указаніямъ этого совѣтчика я люблю слѣдовать, и, улучивъ часъ времени, прочелъ статью, которая меня превосходно ознакомила съ этимъ заведеніемъ. Если все это такъ какъ описано въ статьѣ, повидимому, по книгѣ, то остается только удивляться тому какое сходство находитъ Клейнмихель въ этомъ учебномъ заведеніи съ "аракчеевщиной". Впрочемъ, ему вездѣ мерещатся военныя поселенія. C'est son dada! {Это его потѣха.} Я поѣду посмотрѣть это заведеніе, непремѣнно поѣду въ первый свободный, т.-е. вполнѣ свободный часъ.

Затѣмъ графъ обратилъ глаза въ нашу сторону и сказалъ своему адъютанту и съ тѣмъ вмѣстѣ крестнику:

-- Смотри же, Сережа, въ первый разъ что я буду совершенно свободенъ, напомни, братецъ, мнѣ о намѣреніи моемъ совершить эту загородную прогулку.

Сергѣй Александровичъ Хатовъ, вставъ со стула, сказалъ:

-- Слушаю, ваше сіятельство. Только ежели надо для этого ожидать свободный часъ, то едва ли графъ Карлъ Ѳедоровичъ когда-нибудь будетъ въ Удѣльномъ Земледѣльческомъ Училищѣ, прославленномъ моимъ пріятелемъ В. П. Б--вымъ, которому за его книгу столько надавали перстней, что и пальцевъ не хватитъ носить ихъ.

Тогда графъ, услышавъ мою фамилію, взглянулъ на старика Хатова и сказалъ вопросительно:

-- Во времена Прейсишъ-Эйлау и Фридланда мнѣ памятенъ одинъ нашъ свитскій этой фамиліи, былъ, помнится, адъютантомъ сначала у Бенингсена, а потомъ у графа Штейнгеля и нѣсколько мѣсяцевъ послѣ Аустерлица провелъ въ плѣну въ Брюнѣ. Помню даже какъ мы его размѣнивали. Книгу объ Удѣльномъ Училищѣ написалъ какой-то Б--въ, и Сенковскій его до небесъ превозноситъ.

-- Книгу эту, сказалъ Александръ Ильичъ Хатовъ,-- написалъ и издалъ не тотъ о которомъ ты, графъ, вспоминаешь, а сынъ его. Самъ же Петръ Алексѣевичъ, старинный нашъ камрадъ, теперь служить предсѣдателемъ казенной палаты въ Орлѣ. Сынъ же его служитъ здѣсь въ военномъ министерствѣ. Вотъ онъ и самъ здѣсь налицо: этотъ бѣлокурый юноша во фракѣ, что сидитъ подлѣ нашего Серезки.

Я, разумѣется, т.-е. разумѣется по понятіямъ о приличіяхъ бывшимъ за 32 года предъ симъ, а не по сегодняшнимъ,-- всталъ, и Александръ Ильичъ представилъ меня графу Толю, который, повидимому, очень внимательно прочелъ статью Сенковскаго, потому что разспрашивалъ меня о многихъ подробностяхъ, интересовавшихъ его, и когда я увѣрялъ что въ этомъ училищѣ, гдѣ около 300 воспитанниковъ, все крестьянскихъ сыновей,-- розги не въ употребленіи, графъ нѣсколько скептически къ этому отнесся, сказавъ:

-- Блазкенъ кто въ это заявленіе вѣруетъ, и лотомъ, взглянувъ на часы и убѣдясь что ему пора домой сбираться, сталъ прощаться и вышелъ, сопровождаемый хозяевами, въ приходую; а Алексѣй)Ивановичъ Яковлевъ, тогда, вставъ съ креселъ, обратился ко мнѣ и сказалъ:

-- Тесть моей дочери, президентъ Вольнаго Экономическаго Общества, графъ Николай Семеновичъ Мордвиновъ, разговаривая вчера со мною, между прочимъ, повелъ рѣчь о статьѣ Библіотеки для Чтенія, о которой сейчасъ графъ Бардъ Ѳедоровичъ такъ любезно отзывался. Графъ Николай Семеновичъ также весьма интересуется подробностями Удѣльнаго Земледѣльческаго Училища и читалъ какъ статью, такъ вашу книгу, какъ говорилъ мнѣ, съ удовольствіемъ. Вы бы очень потѣшили старичка, который изъ своихъ комнатъ никуда не выходитъ, ежели бы навѣстили его и потолковали бы съ нимъ объ Удѣльномъ Земледѣльческомъ Училищѣ, которое нынче въ такой модѣ. Лучшею для васъ рекомендаціей у графа Николая Семеновича ваша книга, возьмите экземпляръ и явитесь съ нимъ къ графу. Онъ живетъ въ своемъ домѣ противъ Николы Морскаго. {Нынче этотъ домъ статсъ-секретаріата Царства Польскаго.} Въ пріемной скажите только камердинеру что вы такой-то и пріѣхали вслѣдствіе разговора съ вами Алексѣя Ивановича Яковлева.

XXV.

Не собственно знакомство съ графомъ Мордвиновымъ, какъ съ однимъ изъ высокопоставленныхъ сановниковъ, было мнѣ интересно; а для меня составляло большую важность лично узнать одно изъ значительнѣйшихъ умственныхъ свѣтилъ нашего отечества, гражданина-вельможу, постоянно а усердно пекшагося о благѣ нашего отечества, наконецъ, человѣка имя котораго занимаетъ одну изъ весьма видныхъ и почтенныхъ страницъ нашей отечественной исторіи. Подъ всѣми этими впечатлѣніями я отправился на другой день, по указанію А. И. Яковлева, къ графу Николаю Семеновичу Мордвинову, который въ это время находился въ состояніи уже совершеннѣйшаго одряхлѣнія. Меня провели въ огромную длинную комнату въ шесть оконъ въ рядъ, всю уставленную столами, на которыхъ находились картонники съ многоразличными надписями, а именно: "Государственный Совѣтъ", Вольное Экономическое Общество"; "Благотворительныя учрежденія"; "Банки"; "Проекты"; "Вотчины"; "Домашія дѣла"; "Корреспонденція частная"; "Корреспонденція родственная" и пр. и пр. Въ комнатѣ было много стульевъ, креселъ, а стѣны покрыты были шкафами, гдѣ подъ стеклами виднѣлись переплетенныя спинки книгъ съ золотыми титлами. Въ промежуткахъ шкафовъ были ландкарты, планы, глобусы, модели разнаго рода и физическіе и астрономическіе инструменты. Въ глубокихъ, низкихъ креслахъ на мѣдныхъ колесцахъ, съ доскою подъ ногами, окруженный подушками, около дивана, у стѣны направо отъ входа, подулежалъ старецъ, бѣлый съ желтоватою сѣдиной еще густыхъ волосъ, но весь словно восковой, изжелта-бѣдый съ блѣдными губами и померкнувшими глазами. Однако на этомъ старцѣ, который былъ никто иной какъ графъ Николай Семеновичъ, былъ синій адмиральскій старинной формы, въ видѣ фрака, мундиръ съ золотыми якорями на отложномъ воротникѣ и со звѣздами по обѣ стороны груди. Поверхъ мундира въ рукава надѣта была голубая атласная на лебяжьемъ мѣху дульетка, откинутая нѣсколько назадъ и обнаруживавшая на плечахъ узенькія, маленькія кованые эполеты, съ орломъ чернымъ, но безъ генеральской канители. Особенный механизмъ, приспособленный къ креслу, выдвигалъ двѣ столовыя доски съ боковъ, и доски эти скрещивались спереди, образуя собою письменный столикъ, на который секретарь тотчасъ клалъ всѣ письменныя принадлежности. Графъ былъ роста средняго; но онъ сидѣлъ такъ глубоко въ подушкахъ что казался ребенкомъ въ старческомъ образѣ.

Я подалъ почтенному старцу довольно изящно переплетенный экземпляръ моей книги. Онъ принялъ его, прочелъ надпись и, положивъ книгу на столикъ, пригласилъ меня сѣсть противъ себя, на подвинутое мнѣ слугою кресло. Разговоръ начался съ общихъ мѣстъ, но вскорѣ перешелъ на различныя подробности о Земледѣльческомъ Училищѣ которыхъ не было въ книгѣ и въ статьѣ. Графъ дѣлалъ мнѣ нѣкоторые чисто-техническіе вопросы, на которые я отвѣчалъ какъ могъ; но признаюсь откровенно что не безъ нѣкоторой запинки по временамъ, когда я не былъ увѣренъ въ правильности отвѣта, и даже нѣсколько разъ просто отозвался что это мнѣ неизвѣстно, особенно когда маститый любитель сельскаго хозяйства, знакомый, повидимому, хорошо съ системою англійскихъ ротацій или сѣвооборотовъ, интересовался подробностями мнѣ мало знакомыми, потому что я зналъ только то что дѣлается въ училищномъ хозяйствѣ, а не то что введено въ усовершенствованныхъ хозяйствахъ на Западѣ, хотя однако я довольно смѣло, опираясь на знакомые мнѣ опыты, говорилъ о турнепсѣ, о ратабагѣ, о бѣлой свеклѣ, о различныхъ видахъ картофеля, о компостномъ удобреніи и пр. и пр. Когда рѣчь зашла о скоторазведеніи, мнѣ было легче, потому что предметъ этотъ былъ мнѣ больше другихъ знакомъ, и я не утерпѣлъ чтобы при этомъ случаѣ не развить теорію усовершенствованія мѣстныхъ породъ. Меня поражала та бодрость слова и ясность мысли которыми отличался разговоръ этого, повидимому, полуразрушеннаго и одною уже ногой въ могилѣ стоящаго старца. Предъ окончаніемъ бесѣды нашей графъ Николай Семеновичъ вдругъ обратился ко мнѣ съ словами:

-- Вы, мой милый, должны быть чрезвычайно молоды. Который вамъ годъ?

-- Двадцать семь лѣтъ, ваше сіятельство, былъ мой отвѣтъ.

Онъ вынулъ изъ какого-то ящичка въ столикѣ преогромныя очки, въ родѣ двухъ лупъ, и надѣвъ ихъ, поглядѣлъ на меня внимательно, сказавъ:

-- Для вашихъ лѣтъ вы необыкновенно моложавы. Судя по наружности, я вамъ далъ бы не больше 20 лѣтъ, даже меньше. Вы, кажется, даже еще не брѣетесь?

Я невольно засмѣялся этому вопросу и сказалъ что въ нынѣшнемъ 1839 году въ первый разъ приступилъ къ этой важной операціи.

Старецъ улыбнулся, сложилъ очки, видимо его утомлявшія, и сказалъ:

-- Будь вы на видъ постарше, я бы предложилъ васъ въ наши члены Вольнаго Экономическаго Общества, то-есть въ члены безплатные; но, право, у васъ такая еще отроческая наружность что наши ученые члены, при первомъ вашемъ появленіи въ собраніяхъ Общества, выразили бы удивленіе, какъ это президенту вздумалось мальчика безбородаго членомъ Общества дѣлать. Конечно, можно бы было этимъ господамъ отвѣчать извѣстнымъ во всѣхъ, кажется, букваряхъ анекдотикомъ о томъ безбородомъ испанскомъ грандѣ который при какомъ-то папскомъ дворѣ отозвался что его король прислалъ бы посломъ козла своей конюшни, ежели бы зналъ что такъ высоко цѣнится борода. Но за этимъ дѣло не станетъ, вы повозмужаете, и тогда мы васъ къ намъ завербуемъ непремѣнно въ наши соучастники, а теперь, ежели хотите, мы васъ будемъ приглашать въ качествѣ безгласнаго гостя, чтобы вы моглц поболѣе ознакомиться съ ходомъ нашихъ занятій.

Я, разумѣется, благодарилъ почтеннаго президента Вольнаго Экономическаго Общества за эту честь, которою, впрочемъ, никогда не воспользовался, а въ послѣдствіи, по оставленіи мною уже службы Удѣльнаго Земледѣльческаго Училища, я былъ избранъ въ члены этого Общества, когда вице-президентомъ и предсѣдателемъ совѣта Общества былъ знаменитый въ исторіи нашего флота адмиралъ Грейгъ, имя котораго и на моемъ членскомъ дипломѣ прописано.

Прежде однако чѣмъ я совершенно разстался съ графомъ Николаемъ Семеновичемъ, котораго мнѣ суждено было тогда видѣть въ первый и въ послѣдній разъ въ жизни, онъ сказалъ что будь онъ на мѣстѣ Матвѣя Андреевича Байкова, то непремѣнно воспользовался бы моею любовью къ сельскому хозяйству вообще и къ этому заведенію въ особенности и пригласилъ бы меня въ свои помощники.

-- Впрочемъ, прибавилъ онъ,-- чуть ли не отъ члена нашего Общества Степана Михайловича Усова я слышалъ на дняхъ будто вы и впрямь поступаете туда на службу съ нынѣшней весны.

-- Степанъ Михайловичъ, объяснилъ я,-- совершенно справедливо говорилъ объ этомъ вашему сіятельству, потому что дѣйствительно таковы мои намѣренія, вслѣдствіе настоятельныхъ убѣжденій Льва Алексѣевича Перовскаго и Матвѣя Андреевича Байкова, столь снисходительныхъ ко мнѣ. Мое начальство военнаго министерства, гдѣ я теперь состою на службѣ, такъ благодушно и справедливо что хотя и знаетъ о моихъ намѣреніяхъ перейти въ удѣльное министерство, намѣрено къ будущей Пасхѣ (этотъ разговоръ былъ на Вербной нѣдѣлѣ) наградить меня за отличіе чиномъ коллежскаго ассесора, съ какимъ уже послѣ Святой, не теряя времени, именно на Ѳоминой недѣлѣ, и думаю окончательно переселиться въ Удѣльное Земледѣльческое Училище, гдѣ надѣюсь вполнѣ предаться сельскохозяйственному дѣлу практически, и откуда уже трудно мнѣ будетъ посѣщать городъ.

Старикъ, расхваливъ меня за это намѣреніе, простился со мною, велѣвъ камердинеру записать мой адресъ, чтобы доставить мнѣ экземпляры всѣхъ его печатныхъ мнѣній и проектовъ, что дѣйствительно на другой день и было исполнено въ точности.

Въ четвергъ на Страстной недѣлѣ, какъ водилось по канцеляріи военнаго министра, для всѣхъ состоявшихъ въ ея вѣдѣніи, въ видѣ особеннаго къ нимъ вниманія,-- фельдъегерь привезъ ко мнѣ на квартиру большой конвертъ съ офиціальнымъ меня лично увѣдомленіемъ директора этой канцеляріи, статсъ-секретаря М. М. Брискорна, о томъ что въ такой-то день текущаго апрѣля мѣсяца, то-есть наканунѣ, по всеподданнѣйшему докладу его сіятельства господина военнаго министра, генералъ-адъютанта графа Чернышева, я (такой-то) за "отличноусердную" мою службу по званію помощника правителя дѣлъ общаго присутствія провіантскаго департамента, всемилостивѣйше удостоенъ пожалованіемъ меня въ чинъ коллежскаго ассессора. Стереотипное форменное увѣдомленіе директора канцеляріи, въ формѣ весьма учтиваго письма, оканчивалось радушнымъ поздравленіемъ и подписью, а пониже подписи былъ собственноручный post-scriptum съ любезными словами его превосходительства: "Къ сожалѣнію, по вѣдомству ввѣренной мнѣ канцеляріи, мнѣ не придется поздравлять васъ съ монаршими милостями, ибо сегодня поступило о вашемъ переходѣ въ удѣльное вѣдомство отношеніе свѣтлѣйшаго князя министра двора и удѣловъ. Желаю вамъ всего наилучшаго въ новой вашей службѣ, на старую же, кажется, пороптать не можете."

И точно что только величайшая неблагодарность могла бы заставить меня быть недовольнымъ моею трехлѣтнею службой въ военномъ министерствѣ, въ теченіи которой я получилъ за службу, поистинѣ, далеко не трудную и не изнурительную, два чина за отличіе, при ежегодныхъ довольно крупныхъ денежныхъ наградахъ; ежели же я не получалъ, подобно всѣмъ моимъ сослуживцамъ, орденовъ, то лишь потому что самъ всячески старался чтобы вмѣсто орденскихъ наградъ выдаваемы мнѣ были денежныя, въ которыхъ я, по семейнымъ моимъ обстоятельствамъ, всегда болѣе ну Ждался, чѣмъ многіе изъ моихъ, такихъ же какъ я тогда былъ, молодыхъ товарищей.

Само собою разумѣется что тотчасъ надо было "въ послѣдній разъ" облечься въ мои воинскіе доспѣхи, при шпагѣ и шпорахъ, и явиться съ выраженіями благодарности, сначала къ М. М. Брискорну и къ М. П. Позену, воспоминаніе о которыхъ осталось и поднесь для меня вполнѣ пріятнымъ. Эти господа статсъ-секретари, пользуясь пріѣздомъ въ это время военнаго министра, нашли возможнымъ доложить его сіятельству что новопроизведенный коллежскій ассессоръ Б--въ Желаетъ имѣть честь какъ благодарить, такъ откланяться. Я былъ введенъ въ кабинетъ министра Максимомъ Максимовичемъ Брискорномъ, и удостоился тѣхъ нѣсколькихъ чрезвычайно любезныхъ и вѣжливыхъ фразъ, на которыя графъ Александръ Ивановичъ былъ столько же мастеръ, какъ и щедръ. Между прочимъ, онъ сказалъ: "Когда-нибудь удосужусь исполнить приглашеніе князя Петра Михайловича и посѣщу ваше знаменитое Удѣльное Училище, гдѣ мнѣ пріятно будетъ встрѣтить моего прежняго подчиненнаго." Изъ военнаго министерства, какъ былъ, въ шитомъ мундирѣ, я поѣхалъ къ добрѣйшему Николаю Александровичу Бутурлину, который, разумѣется, съ полнымъ знаніемъ дѣла побесѣдовалъ со мною о превосходной телятинѣ, о молочныхъ поросятахъ и объ индѣйкахъ, кормленныхъ фисташками, этихъ лакомыхъ произведеніяхъ фермы Удѣльнаго Земледѣльческаго Училища. Я сказалъ что предъ переселеніемъ изъ столицы въ Земледѣльческое Училище, откуда чаще одного раза въ мѣсяцъ не придется мнѣ бывать въ Петербургѣ, я надѣюсь у себя на квартирѣ сдѣлать маленькій пріятельскій обѣдъ, на которомъ явятся всѣ "удѣльныя прелести гастрономіи", какъ называлъ ихъ Николай Александровичъ, который, льщу себя надеждою, не откажется подарить меня своимъ посѣщеніемъ въ этотъ день. Добрѣйшій Николай Александровичъ принялъ приглашеніе съ радостью человѣка искренно расположеннаго ко мнѣ, а съ тѣмъ вмѣстѣ и съ чувствомъ страстнаго гурмана. При этомъ однако нѣкоторая туча омрачила его добрую, толстую, раздутую и обвислую физіономію, и онъ не утерпѣлъ чтобы не сказать:

-- Вѣрю, любезнѣйшій Владиміръ Петровичъ, что у вашей матушки кухарка настоящій cordon bleu, да вѣдь Жарить такую телятину и такихъ индѣекъ сможетъ развѣ только Ѳома Матвѣя Андреевича или мой артистъ-французъ. А то бѣда, неминучая бѣда! Къ тому же и кухня, и очагъ, все это должно быть принаровлено.

-- Кухню, сказалъ я въ успокоеніе Николаю Александровичу,-- на этотъ день предоставляетъ мнѣ домовый хозяинъ, негоціантъ Барбе, свою, устроенную по всѣмъ законамъ кулинарисгики, а что касается до Вателя, то также не безпокойтесь: Матвѣй Анреевичъ пришлетъ ко мнѣ съ утра своего Ѳому, и самъ будетъ у меня обѣдать въ этотъ день, именно въ субботу на Святой.

-- Прекрасный день, буду, буду непремѣнно, говорилъ облизываясь гурманъ Бутурлинъ, въ виду кулинарнаго наслажденія.-- У насъ, правда, въ субботу членскій обѣдъ въ Англійскомъ клубѣ. Но я ему измѣню. Только вотъ вѣдь что: я не знакомъ съ вашими дамами. На Святой я къ вамъ заѣду поутру, et vous me présenterez.

-- Ради Бога, воскликнулъ я,-- безъ этихъ церемоній! Мы люди простые, безъ всѣхъ придворныхъ тонкостей. Съ матушкой и сестрой моими я васъ познакомлю предъ снятіемъ крышки съ суповой миски.

-- Да, да, кстати супъ, замѣтилъ докторально Николай Александровичъ.-- Une purée ou une julienne, n'est ce pas?

-- L'une et l'autre, засмѣялся я, и мы хотѣли уже разстаться, когда милѣйшій Николай Александровичъ посовѣтовалъ мнѣ сдѣлать визитъ и генералъ-провіантмейстеру Ивану Григорьевичу Желѣзнову.

-- Да вѣдь, замѣтилъ я,-- его превосходительство Иванъ Григорьевичъ, я думаю, относительно чина моего совершенно невиненъ: отъ него наши представленія не зависятъ, да и вообще онъ не имѣетъ ко мнѣ большой нѣжности, кажется, хотя я его очень уважаю, какъ наиумнѣйшаго и наихитрѣйшаго человѣка и преискуснаго администратора.

-- Конечно, сказалъ Бутурлинъ, -- оно правда, что онъ и Круглаго, и васъ не слишкомъ-то обожаетъ, особенно послѣ вашей исторіи съ обнаженною вами шпагой. {Исторія со шпагой, обнаженною въ присутствіи до половины, была не задолго предъ тѣмъ и имѣла основаніемъ дерзость одного изъ подрядчиковъ, знаменитаго тогда Ф--ва, любимца Желѣзнова, позволившаго себѣ открыто предлагать канцеляріи общаго присутствія взятку.} Но все-таки, пожалуйста, сдѣлайте старику эту вѣжливость, да къ тому же вы можете не то чтобы благодарить его за чинъ, а проститься съ нимъ въ служебномъ отношеніи.

Согласно желанію Николая Александровича, я былъ въ Измайловскомъ полку у Ивана Григорьевича Желѣзнова, который только-что пріѣхалъ изъ церкви отъ выноса плащаницы и былъ со мною, какъ всегда, любезенъ, вступивъ въ пространный разговоръ о Земледѣльческомъ Училищѣ и о хозяйствѣ вообще. Между прочимъ, онъ мнѣ сказалъ:

-- Пользуясь вашею, Владиміръ Петровичъ, протекціей, я надѣюсь добыть чрезъ васъ изъ Удѣльнаго Училища сѣмянъ той прославленной вами ржи какую тамъ разводятъ. У меня въ Новгородской губерніи имѣньице, гдѣ мнѣ хотѣлось бы замѣнить стародавнія сѣмена свѣжими новыми.

XXVI.

Въ субботу на Святой 1839 гола, въ домѣ Барбе въ Большой Морской, въ моей квартирѣ, окна которой въ третьемъ этажѣ выходили на обширный чистый и красивый дворъ, былъ мой "прощальный петербургской жизни" обѣдъ, которымъ такъ интересовался гастрономъ изъ гастрономовъ Николай Александровичъ Бутурлинъ, имѣвшій слабость тщеславиться тѣмъ что онъ не ѣстъ чтобы жить, а живетъ чтобы ѣсть. Кромѣ его и Матвѣя Андреевича Байкова, разсыпавшагося въ любезностяхъ и въ описаніяхъ моей матушкѣ и сестрѣ всѣхъ прелестей жизни въ Удѣльномъ Земледѣльческомъ Училищѣ, были: мой послѣдній предъ Байковымъ непосредственный начальникъ, добрѣйшій и честнѣйшій, но малоразговорчивый и угловатый статскій совѣтникъ Иванъ Степановичъ Круглый, да еще членъ общаго присутствія, отмѣнно умный и образованный, дѣйствительный статскій совѣтникъ Алексѣй Александровичъ Зубовъ, о которомъ я упоминалъ уже въ No 9 Русскаго Вѣстника, при описаніи моего поступленія въ 1836 году на службу военнаго министерства. Это былъ человѣкъ стариннаго suprême bon ton, почему восхитилъ своимъ пріятно-галантнымъ разговоромъ мою покойную родительницу, имѣвшую слабость къ людямъ съ тѣмъ изысканнымъ воспитаніемъ, какое составляло отличительную черту начала царствованія императора Александра Павловича, когда моя мать, будучи еще очень молодою особой, блистала въ довольно избранномъ кругу. Изъ знакомой и интимной со мною по свѣтской жизни молодежи были: А. И. Синицынъ, тогда уже ротмистръ Л.-Гв. Коннаго полка, о которомъ въ статьѣ моей: "М.Ю. Лермонтовъ въ разказахъ его гвардейскихъ однокашниковъ" (No IX Русскаго Архива 1872) я вошелъ въ большія подробности, и сверхъ того двое бывшихъ лицеистовъ Царско-Сельскаго лицея, веселый, остроумный, мастеръ на каламбуры и живые разказы изъ свѣтской жизни, Левъ Львовичъ Карбоньеръ, служившій въ это время въ канцеляріи военнаго министра, и Петръ Ивановичъ Фридбергь, блестящій танцоръ, неумолкаемый говорунъ, имѣвшій въ себѣ много французскаго, какъ въ типѣ, такъ въ обликѣ оживленной и открытой физіономіи, что было и довольно естественно, потому что мать его, добрѣйшая и милѣйшая женщина, была природная Парижанка, передавшая языку всю огненную игривость своего очаровательнаго характера.

По мнѣнію знаменитаго Брилья-Саварена, число гостей бывшихъ за моимъ обѣдомъ было не превосходящее то какое этимъ диктаторомъ кулинарныхъ обычаевъ было назначено въ его кодексѣ. Къ тому же превосходныя блюда и отборныя, хотя и умѣренно предложенныя, вина и вообще сервировка простая, но правильная, безъ малѣйшей путаницы и суматохи дѣла, дѣлали нашъ маленькій пиръ, при содѣйствіи такихъ любезныхъ гостей, каковы были Алексѣй Александровичъ Зубовъ и Левъ Львовичъ Карбоньеръ, поистинѣ препріятнымъ, такъ что Николай Александровичъ Бутурлинъ, обыкновенно и особенно за обѣдами и ужинами молчаливый,-- увлекался самъ, слыша около себя презабавную стрѣльбу французскими остротами и каламбурами. Я однако всячески старался сворачивать разговоръ на русскую рѣчь, зная что ни Байковъ, ни Круглый, посаженные рядомъ нарочно, ни слова не понимаютъ изъ всей этой фейерверочной, хотя и забавной трескотни. Два сорта супа оба были испробованы Николаемъ Александровичемъ, нашедшимъ что пюре изъ помидоровъ не оставляетъ ничего желать лучше, а Жюльенъ съ на рожками-карликами -- chef d'oeuvre. Поросенокъ во весь ростъ, тщательно разрѣзанный на ломти и сложенный мастерски, съ оскаленными бѣлыми зубами, облитый густою сметаной, въ которой тонулъ и захлёбывался,-- при появленіи своемъ восхитилъ такъ Николая Александровича, что онъ, какъ ни былъ свѣтскій человѣкъ, зааплодировалъ, глазки его заискрились, жирное лицо радостно смѣялось.

-- Vous permettrez de vous servir, monsieur Boutourline? сказала моя мать, неисправимая съ своею страстью не иначе говорить какъ по-французски.

-- Comment dono, madame, de grace! восклицалъ Жирный гурманъ, пожирая поросенка глазами и подавая свою тарелку. Но въ это время забавникъ Карбоньеръ всталъ во весь свой, правда небольшой, ростъ и съ легкимъ заиканьемъ, ему свойственнымъ, сказалъ по-русски:

-- Прошу глубокоуважаемую хозяйку остановиться на минуту вонзеніемъ вилки въ прелестную головку этого очаровательнаго четвероногаго воспитанника фермы Удѣльнаго Земледѣльческаго Училища, хотя я и вижу что достопочтеннѣйшему Николаю Александровичу головка эта и крайне любовна.

-- Qu'est-ce que c'est que cette farce, monsieur Léon? спросила, полусмѣясь-полухмурясь, моя мать.

-- Никакого фарша, продолжалъ неумолимый каламбуристъ Карбоньеръ,-- въ поросёночкѣ, этомъ сынѣ какой-нибудь Хавроньюшки дѣдушки Крылова, не имѣется, Любовь Осиповна! я же также не фарсъ намѣренъ учинить; по сему дивному поросѣ похвальное слово имѣю сказать здѣсь въ присутствіи зиждителя его воспитанія, господина директора, и при такомъ знатокѣ и дегустаторѣ тѣлесъ сего милаго образца "угнетенной невинности", сирѣчь поросенка въ мѣшкѣ, или въ сметанѣ.

Бутурлинъ отставилъ свою тарелку, матушка моя остановила движеніе вилки, и изъ устъ Карбоньера полилась презабавная шуточная рѣчь, пересыпанная славянскими и латинскими фразами, съ похвалами поросенку, имѣвшими въ основаніи похвалу Земледѣльческому Училищу и два, три чрезвычайно ловкіе комплимента директору М. А. Байкову, который видимо былъ въ восхищеніи и присоединилъ свои рукоплесканія къ апплодисментамъ всего общества, по моей иниціативѣ, при общемъ хохотѣ. Зубовъ при этомъ замѣтилъ что это холодное будетъ казаться еще вкуснѣе, благодаря смѣху и оживленію общества, съ чѣмъ согласился Николай Александровичъ, которому, въ награду за выжиданіе, мать моя на тарелку положила всю головку вмѣстѣ съ однимъ изъ окорочковъ. Онъ былъ въ восхищеніи.

Блюдо картофельныхъ "примёровъ", маленькихъ, кругленькихъ, чисто ярко-желтаго цвѣта, съ безподобнымъ сливочнымъ масломъ, произведеніе парниковъ Земледѣльческаго Училища, было принято очень уважительно и любезно обществомъ, {Относительно этихъ картофельныхъ "примеровъ", составлявшихъ рѣдкость въ тѣ времена, не лишнимъ считаю замѣтить что нынче въ мартѣ и апрѣлѣ молоденькій картофель, не знаю какъ въ Москвѣ, а въ Петербургѣ никакой рѣдкости особенной не представляетъ, хотя и то правда что въ 1839 году еще не было у насъ и идеи о той губительной "картофельной болѣзни" которая такъ сильно и такъ Жестоко повсемѣстно губитъ этотъ превосходный и драгоцѣнный овощъ, принявшій съ нѣкотораго времени далеко не тотъ мучнистый характеръ какимъ онъ въ прежнія времена отличался. Нынѣшній картофель, почти повсемѣстно, даже славившійся нѣкогда "парголовскій" и "мурайскій", сдѣлался какъ-то мылообразенъ, компактенъ, не разсыпчатъ. Одинъ изъ знаменитѣйшихъ петербургскихъ огородниковъ, г. Глушковъ, того мнѣнія что причиною этогоперерожденія -- усиленная, слишкомъ искусственная его культура. Къ тому же нынѣшній "примерный" картофель большею частью не что иное какъ результатъ торговаго обморочиванія и обмана, въ особенности привозный, который не что иное какъ тщательно собранныя одна къ одной меленькія картофелины обыкновеннаго гряднаго картофеля, продаваемыя за рано произращенный въ парникахъ.} причемъ Алексѣй Александровичъ Зубовъ назвалъ это простое, но въ апрѣлѣ весьма рѣдкое блюдо "сельскимъ яствомъ", сказавъ по поводу его нѣсколько какихъ-то стиховъ, кажется изъ какого-то стихотворенія слѣпца Козлова, въ честь сельской жизни, что было à propos, по случаю моего переселенія въ деревенскій бытъ, о которомъ завелась довольно оживленная рѣчь, заключенная мнѣніемъ веселаго Фридберга что ежели бы всякая сельская жизнь представляла такія гастрономическія совершенства, какихъ образцы здѣсь сегодня явились, то можно бы было оставить столичную жизнь. Но неумолимый его преслѣдователь своими шутками, товарищъ-лицеистъ Карбоньеръ, замѣтилъ что сельская жизнь однако не можетъ доставить такихъ лайковыхъ перчатокъ какія другъ его, Фридбергъ, пріобрѣтаетъ не еженедѣльно уже, а ежедневно изъ магазина Дюшона, Почему придется ему просить своего высшаго начальника, статсъ-секретаря по дѣламъ императрицы Маріи Ѳеодоровны, Николая Михайловича Лонгинова, о значительной прибавкѣ жалованья, не въ видѣ столовыхъ или обмундировочныхъ, а въ видѣ "перчаточныхъ". Это заставило снова всѣхъ и самого Фридберга смѣяться; но Байковъ, всегда неразлучный съ пусканіемъ утилитарныхъ идей, сталъ увѣрять что такая потребность въ перчаткахъ даетъ ему мысль разводить козлятокъ и изъ ихъ кожи дѣлать перчатки. Въ это время явилось жареное, по поводу котораго Байковъ сказалъ, обратясь къ Бутурлину, взиравшему на блюдо съ какимъ-то удивленнымъ созерцаніемъ:

-- Прежде чѣмъ сдѣлать опытъ приготовленія перчатокъ изъ кожи козлятъ, мы попробуемъ мясцо того козличка котораго у насъ "мальчики" собственно для Владиміра Петровича отпоила молокомъ отъ двухъ козъ и двухъ коровушекъ. Что же касается до тельца упитаннаго, то такого я взялъ смѣлость препроводить сегодня на кухню его превосходительства Николая Александровича.

-- За хлѣбосольнымъ столомъ котораго мы тельцомъ этимъ объѣдимся, воскликнули почти въ одно слово А. А. Зубовъ и Л. Л. Карбоньеръ.

Николай Александровичъ, сидѣвшій подлѣ Байкова, за которымъ сидѣлъ Круглый, обнялъ и облобызалъ Матвѣя Андреевича, говоря что не находитъ словъ достаточно благодарить Матвѣя Андреевича за эту драгоцѣнность. Одновременно почти съ козленочкомъ, бѣлизны и нѣжности поразительной, появилась Жареная индѣйка, откормленная фисташками. Различные салаты и маринованные плоды и овощи сопровождали этотъ антре, приведшій въ неимовѣрное восхищеніе Николая Александровича, воскликнувшаго:

-- Не знаю что и брать! И козленочка надо попробовать, и индюшечка заманчива.

-- Позвольте, замѣтилъ я, -- Николай Александровича, разрѣшить этотъ гордіевъ узелъ, ежели не ударомъ меча, то двумя ударами вилки, то-есть слѣдуетъ пробовать то и другое и потомъ рѣшить что лучше, и говоря это, я наполнилъ предъ Бутурлинымъ двѣ тарелки, одну съ кускомъ жаренаго козленка, другую съ крыломъ индюшки, ничѣмъ не начиненной, но поражавшей своею сочностью и бѣлизной необычайною. Бутурлинъ былъ весьма доволенъ такимъ разрѣшеніемъ его сомнѣнія, а Карбоньеръ, кушая того и другаго, восклицалъ:

-- Оба лучше, право оба. Но какъ только я съ ними управлюсь, то сказку имъ, съ разрѣшенія честной компаніи, благодарственный спичъ.

И въ самомъ дѣлѣ, едва онъ покончилъ, гораздо скорѣе Николая Александровича, то снова всталъ и началъ рѣчь, въ родѣ первой, но еще болѣе живую и оживленную, причемъ сумѣлъ изобразить всю знаменательность Удѣльнаго Земледѣльческаго Училища, всю полезную дѣятельность Матвѣя Андреевича Байкова, исполнителя видовъ высшаго начальства и труженика на пользу общественную, которому, заключилъ онъ, "Богъ посылаетъ теперь, въ лицѣ нашего любезнѣйшаго Владиміра Петровича, такого помощника что всѣ пальчики облизать можно, какъ я не облизываю, а вытираю салфеткой, мои немножко засаленные изумительною индюшечкой и очаровательнымъ козленочкомъ."

Въ этотъ моментъ явилось шампанское, и Алексѣй Александровичъ Зубовъ провозгласилъ: "Здоровье новаго помощника директора Удѣльнаго Земледѣльческаго Училища!"

Байковъ быстро опорожнилъ свой бокалъ и, вскричавъ ура, бросился обнимать меня. Бутурлинъ выпилъ также свое вино, отозвавшись: "Удачно заморожено!" притянулъ меня къ себѣ и мокрыми губами напечатлѣлъ искренній поцѣлуй на лицѣ моемъ, сказавъ: "Желаю, душа моя, вамъ всего наилучшаго!" Поздравленія сыпались, я отвѣчалъ благодарностью, и въ это время явился мороженый маседуанъ, на который напустились: сестра моя, Синицынъ, Фридбергъ и Карбоньеръ, восклицавшій: "Хотѣлось бы, право, поспичировать и этому ледяному salmigondis изъ фруктовъ эдема или аріаднина сада.

-- Гдѣ безъ нитки вы заблудитесь, замѣтила моя сестра-монастырочка.

-- Путеводною ниткой мнѣ будетъ служить музыка Софьи Петровны, любезно усмѣхнулся Карбоньеръ.

-- Mademoiselle est, à ce qu'on dit, bonne musicienne, замѣтилъ А. А. Зубовъ, -- nous aurions été heureux de l'entendre.

Матушкинъ взглядъ повелѣвалъ сестрѣ идти къ роялю въ гостиную, куда принесенъ былъ кофе и гдѣ полились громкіе звуки какой-то тогда модной pièce de salon. Николай Алексадровичъ Бутурлинъ, съ чашкою кофе въ рукахъ, учтивости ради прослушалъ піесу и сталъ вдѣвать саблю въ сюртучное отверстіе, говоря что онъ еще остался бы, но торопится въ Англійскій клубъ, чтобы заявить тамъ старшинамъ что онъ сейчасъ ѣлъ такія вещи, картофельные "примёры" и жареный козленочекъ, о какихъ они и понятія не имѣютъ и какими они должны непремѣнно угощать, отъ времена до времени, членовъ клуба.

Пока Зубовъ и молотые люди были въ гостиной, я предложилъ И. С. Круглому сигару "упланъ", какою онъ занялся въ моемъ маленькомъ кабинетѣ, на сафьянномъ диванѣ, куда помѣстился и Матвѣй Андреевичъ Байковъ, вкушавшій кофе съ пуссъ-кафе безъ всякой курки, такъ какъ онъ положительно ничего не курилъ. Вслѣдъ за кофе имъ обоимъ поданъ былъ чай, въ томъ обиліи въ какомъ этотъ китайскій напитокъ обыкновенно консоммировался этими двумя страстными чаефилами. Между ними завязался разговоръ служебнаго колорита, часть только котораго я слышалъ. Круглый хвалилъ Байкову меня, а Байковъ, похихикивая, говорилъ ему что онъ меня давно знаетъ и лучше чѣмъ кто. Въ гостиной остался только не курящій Синицынъ, а Алексѣй Александровичъ Зубовъ, Фридбергъ и Карбоньеръ пришли въ мой кабинетикъ, гдѣ табакокуреніе произвелось сильное до того что моя матушка, всегда враждовавшая противъ привычки къ куренію табака, предложила гостямъ, безъ церемоніи, перейти въ залу-столовую, гдѣ въ это время запылалъ каминъ. Гости освободили мою маленькую комнату и перешли въ ту гдѣ мы обѣдали, усѣвшись на кресла у камина. Среди общаго разговора, въ которомъ все-таки преобладалъ нѣсколько чиновничій элементъ, Байковъ исчислилъ выгодность моей новой службы:

Полторы тысячи въ годъ, кромѣ тѣхъ ежегодныхъ денежныхъ наградъ, съ которыми цифра доходитъ до 2.000 руб. Обширная семейная квартира со всѣми удобствами и другая совершенно отдѣльная, какъ бы въ видѣ кабинета и спальни Владиміра Петровича, и эти квартиры съ полнымъ отопленіемъ и освѣщеніемъ. Затѣмъ фуражъ на три лошади. Столъ стоить будетъ немного: всѣ произведенія фермы идутъ на столъ помощника директора. Хлѣбъ, квасъ и пищу для трехъ душъ прислуги онъ получаетъ изъ общей кухни и застольной. Да кромѣ того даромъ ковка лошадей и всѣ разнаго рода домашнія подѣлки. Словомъ, ежели сосчитать все на деньги, то съ жалованьемъ содержаніе равняется по крайней мѣрѣ пята тысячамъ.

Всѣ меня отъ души поздравляли съ пріобрѣтеніемъ такого прекраснаго и выгоднаго мѣста. М. А. Байковъ, собирай жь домой и дерзка уже фуражку въ рукѣ, передалъ мнѣ о томъ что онъ ожидаетъ моего къ нему водворительнаго пріѣзда въ четвергъ на Ѳоминой недѣлѣ, объясняя что большая моя квартира, по освобожденіи ея моимъ предмѣстникомъ (Ѳ. И. Сухомлиновымъ), будетъ окончательно приготовлена для пріема моей матушки и сестры не раньше первыхъ чиселъ мая, моя же маленькая, "собственная", устроенная въ такъ-называемомъ "учительскомъ корпусѣ", совершенно готова къ принятію своего новаго жильца. При этомъ, обратясь къ моимъ матери и сестрѣ, сталъ имъ толковать о томъ какими именно цвѣточными растеніями онъ распорядился усадить тотъ широкій палисадникъ который противъ ихъ оконъ и въ которомъ онъ велѣлъ утрамбовать дорожки и усыпать ихъ краснымъ пескомъ. Затѣмъ Байковъ, при всѣхъ бывшихъ тутъ моихъ добрыхъ пріятеляхъ, сказалъ съ своимъ обычнымъ хихиканьемъ;

-- Впрочемъ, все это водвореніе Владиміра Петровича въ настоящемъ видѣ только временное, не больше какъ на годъ развѣ, потому что въ будущемъ году, повидимому, съ производствомъ меня въ превосходительный рангъ, высшему моему благодѣтельному начальству угодно непремѣнно назначить меня членомъ департамента удѣловъ, съ попечительствомъ надъ всѣми образцовыми усадьбами и надъ Училищемъ, директоръ котораго, хочетъ не хочетъ, а вѣдь у насъ воля начальства -- одиннадцатая заповѣдь, будетъ теперешній мой помощникъ, угостившій насъ сегодня такъ что я не знаю какъ только доѣду до моего захолустья, гдѣ съ будущаго четверга у меня начнется совершенно новая эра жизни моей и жизни всего училища.

Сказавъ это, онъ, по тогдашнему обычаю, не дозволявшему какъ нынче трясти у дамъ руки по-товарищески, чмокнулъ въ руку какъ мою мать, такъ сестру, расшаркиваясь съ нѣсколько комическимъ апломбомъ, заставлявшимъ насмѣшливаго Карбоньера изобразить своею оживленною французскою физіономіей преуморителѣную Гримасу, къ счастью однако не замѣченную Байковымъ, который, прощаясь съ гостями, выразилъ Карбоньеру свою признательность за тѣ ловкіе комплименты какими онъ умѣлъ подарить его во время обѣда.

-- Вотъ, Владиміръ Петровичъ, сказалъ Байковъ, обращаясь ко мнѣ,-- вотъ когда мы васъ сдѣлаемъ директоромъ, то пригласите-тка Льва Львовича быть вашимъ помощникомъ.

-- Это невозможно, замѣтилъ я смѣясь,-- онъ носитъ не русскую фамилію, да къ тому же и римскій католикъ.

-- Ну фамилію, захихикалъ Байковъ,-- мы ужь какъ-нибудь сладили бы передѣлать, хоть на Карбонеева что ли, а религія... точка съ запятой. Но утро вечера мудренѣе. До свиданія, въ четвергъ. Вѣдь борщъ и вареники мы вамъ приподнесемъ?

-- Едва ли, замѣтилъ я уже въ прихожей, гдѣ Байковъ облекался въ камлотовую шинель,-- едва ли, Матвѣй Андреевичъ, въ четвергъ мнѣ удастся пріѣхать къ вамъ на водвореніе раньше вечера, а потому борщемъ и варениками займусь лишь въ пятницу.

Мы снова облобызались и разстались. Когда я возвратился въ комнаты, то услышалъ что гости мои разсуждаютъ съ моею матерью о Байковѣ.

-- Прожженая провинціальная штука! замѣтилъ Алексѣй Александровичъ Зубовъ.

-- Этому гусю пальца въ ротъ не клади, произнесъ молчаливый Иванъ Степановичъ Круглый.

-- Это не герой моего романа, сказала моя мать, и мнѣ страшно за Владиміра, что онъ связалъ свою судьбу съ этимъ господиномъ.

-- Я, вмѣшался ротмистръ Синицынъ, разсматривавшій въ это время ноты у рояля,-- знаю Матвѣя Анреевича съ давняго времени, когда, будучи четырнадцатилѣтнимъ мальчикомъ, былъ отвезенъ покойнымъ отцомъ моимъ, воронежскимъ помѣщикомъ, въ Харьковъ и приготовлялся тамъ къ университету, гдѣ пробылъ три года, до пріѣзда въ 1832 году въ Петербургъ для поступленія въ юнкерскую школу. Я жилъ у Матвѣя Андреевича, который былъ тогда профессоромъ чистой математики и инспекторомъ студентовъ. Ему приводилось обнаруживать иногда большую строгость, и онъ былъ ненавидимъ студентами, разумѣется тѣми которые имѣли основаніе бояться его строгостей. Многіе въ то время изъ-за Байкова понадѣвали бѣлыя лямки. Это правда; но я лично ничего другаго не могу о немъ сказать, по чувству долга, чести и справедливости, кромѣ хорошаго. Насъ, молоденькихъ людей, жило въ ту пору у него нѣсколько, и онъ умѣлъ всѣхъ насъ, даже самыхъ лѣнивыхъ, пріохотить къ труду, къ занятіямъ и заставать незамѣтно полюбить науки. Моего отца, а потомъ моего опекуна, а наконецъ самого меня, онъ рѣшительно на въ чемъ не обманулъ, исполнивъ свято все что обѣщалъ намъ. Въ домашнемъ быту онъ добрый мужъ и весьма чадолюбивый отецъ и вообще семьянинъ, во всемъ значеніи этого слова. Но опять не могу не сказать откровенно, и объ этомъ я неоднократно предупреждалъ Владиміра Петровича, что Байковъ эксплуататоръ и эгоистъ въ высшей степени и что съ нимъ надо всегда держать ухо востро, какъ говорится.

-- То-есть, пояснилъ Зубовъ,-- это та щука при которой въ морѣ карась не дремли.

-- Карасемъ тутъ нашъ любезнѣйшій Владиміръ Петровичъ, замѣтилъ Круглый.-- Его Байковъ уже успѣлъ порядкомъ поэксплуатировать для извѣстности и славы своего заведенія.

-- Позвольте, почтеннѣйшій Иванъ Степановичъ, мой недавній начальникъ, перебилъ я, -- всѣ эти эксплуатаціи, ежели хотите такъ называть мои совершенно добровольныя статьи и разныя литературныя, на пользу училища, работы, были превосходно вознаграждены, даже, всякую скромность въ сторону, право гораздо выше ихъ достоинства. Но впрочемъ, я рѣшился поступить на службу въ Удѣльное Земледѣльческое Училище, чтобы, по истеченіи нѣсколькихъ лѣтъ, сдѣлаться не только писачкой и бюрократомъ, какихъ у насъ тысячи тысячъ, а опытнымъ практическимъ хозяиномъ, не рутинистомъ, а раціоналистомъ, въ какихъ у насъ въ Россіи такой ощутительный недостатокъ.

XXVII.

Въ четвергъ на Ѳоминой недѣлѣ, какъ было условлено между мною съ М. А. Байковымъ, я прибылъ въ Удѣльное Земледѣльческое Училище, въ первый разъ въ офиціальномъ, а не прежнев^ъ партикулярно-офиціозномъ значеніи. Въ апрѣлѣ въ шесть часовъ пополудни въ Петербургѣ свѣтлехонько, почему въ кабинетѣ директора, куда я вошелъ, не было еще свѣчей. Директоръ только-что возвратился съ своего частаго и обычнаго обхода по заведенію и принялъ меня съ крѣпкимъ рукожатіемъ и со стереотипною своею осклабленно-привѣтливою миной.

-- Ну, теперь, сказалъ онъ,-- вы вполнѣ нашъ. Мы васъ окончательно закрѣпостимъ. Съ завтрашняго же дня число моихъ рейсовъ по училищу и по участку значительно уменьшится, благодаря тому что у меня есть "настоящій* помощникъ, а не автоматъ въ вицъ-мундирѣ удѣльнаго вѣдомства. Да, кстати, а отчего же это вы, батенька, не въ форменномъ одѣяніи?

-- Признаюсь, отозвался я, -- мнѣ и въ голову не пришло что это нужно, когда я еще не вполнѣ при отправленіи моихъ новыхъ служебныхъ обязанностей?

-Ну, конечно, пробормоталъ Байковъ,-- сегодня еще пусть такъ, а завтра поутру я сдѣлаю нарочно большую перекличку, за которою вамъ надо будетъ быть въ форменномъ фракѣ, а лотомъ можно повсюду бывать въ форменномъ сюртукѣ, фракъ же необходимо будетъ надѣвать всегда въ воскресные и праздничные нерабочіе дни. А нельзя не пожалѣть о томъ что вы не воспользовались, во время вашей службы въ военномъ министерствѣ, орденками, которые тамъ ни почемъ получать. У насъ это потяжеле.

-- Отчего это, Матвѣй Андреевичъ, спросилъ я,-- начиная съ первыхъ минутъ ощущать какую-то нравственную неловкость въ новыхъ моихъ сношеніяхъ съ Байковымъ,-- вамъ вздумалось сожалѣть о томъ что я не декорированъ, тогда какъ нѣсколько разъ, кажется, я вамъ, по предмету орденоманіи, высказывалъ мои понятія, которыя, помнится, вы одобряли неоднократно? Мнѣ это что-то загадочно.

-- Я и теперь, объяснилъ Байковъ,-- не отступаюсь отъ прежняго моего мнѣнія по этому предмету, въ отношеніи къ вамъ, какъ къ человѣку, но сожалѣю что удѣльный чиновникъ, мой помощникъ, безъ знаковъ отличія, такъ обаятельно дѣйствующихъ на простонародье. Оно, знаете, все бы лучше было. "Мальчики", не понимая значенія солдатскихъ орденовъ и медалей, какими увѣшанъ нашъ экономъ-полицеймейстеръ Малаховъ, считаютъ его не на шутку кавалеромъ и питаютъ къ нему отъ этого больше уваженія.

-- Плохо, засмѣялся я,-- ежели начальникъ только этими знаками можетъ вселять къ себѣ расположеніе. Къ тому же, Матвѣй Андреевичъ, ежели быть Чулятовымъ {Чулатовъ былъ въ екатерининскія времена самодуръ помѣшавшійся на орденоманіи и носившій на себѣ, внѣ всякаго права, всѣ какіе были въ это время орденскіе знаки. Державинъ упоминаетъ объ немъ въ своей Фелицѣ, кажется.} считается въ глазахъ нашихъ воспитанниковъ главнѣйшимъ достоинствомъ, о чемъ я до сей минуты и понятія не имѣлъ, то, конечно, я здѣсь преплохую роль долженъ разыгрывать. Остается жалѣть что готовя меня въ ваша помощника уже нѣсколько лѣтъ, о чемъ такъ часто мнѣ заявляли и на словахъ и въ письмахъ, вы не приняли этого важнаго обстоятельства въ соображеніе.

Въ это самое время, какъ я оканчивалъ эти слова, звучавшія нѣкоторою сдержанною досадой, въ кабинетъ вошла, противъ обыкновенія не постучавъ въ дверь, супруга Матвѣя Андреевича, благодушнѣйшая Катерина Андреевна, пришедшая звать насъ къ самовару. И тутъ Байковъ, ласково обнимая жену, сталъ ей говорить о томъ что вотъ Господь Богъ наконецъ-то внялъ ея молитвамъ, и теперь даровалъ ея мужу, въ лицѣ Владиміра Петровича, такого помощника съ которымъ служба станетъ для него легче и пріятнѣе.

-- А только, восклицалъ Байковъ съ своимъ обычнымъ похихикиваніемъ,-- какой же недотрога мой новый помощникъ. Я, ты вѣдь, Катенька, знаешь, люблю иногда потрунить надъ самымъ лучшимъ пріятелемъ: ужь напримѣръ какъ я труню надъ Остроградскимъ и надъ Букановскимъ; а это мои, извѣстное дѣло, задушевнѣйшіе. Теперь я раздразнилъ Владиміра Петровича орденами, которыхъ онъ не имѣетъ, впрочемъ, по собственному желанію. Я его увѣрять сталъ что "мальчикамъ" необходимъ начальникъ покрытый орденами, разумѣется, въ шутку; а онъ принялъ за наличную монету и даже разсердился.

-- Вы, заявила успокоительнымъ тономъ Катерина Андреевна, обращаясь ко мнѣ,-- не думайте что все то что говоритъ Матвѣй Андреевичъ настоящее: когда онъ въ хорошемъ духѣ, то пошутить любитъ.

Само собою разумѣется что я, пользуясь оборотомъ даннымъ Байковымъ, поспѣшилъ всему этому дать шуточный и веселый характеръ, и мы прокалякали за чаемъ самымъ дружескимъ образомъ; но все-таки, я не могъ не задать себѣ вопроса: "Почему это Байковъ никакихъ этого рода шуточекъ со мною не выкидывалъ, пока я не сдѣлался его подчиненнымъ сослуживцемъ?" Этотъ первый вопросъ, мною себѣ сдѣланный въ этотъ вечеръ, былъ предшественникомъ сотни другихъ вопросовъ, какіе мнѣ пришлось себѣ задавать въ послѣдствіи неоднократно и получать ни нихъ далеко не пріятные и не радостные отвѣты.

Сидя за чайнымъ столомъ, мнѣ Байковъ объяснилъ что маленькая моя, такъ-сказать, "офиціальная" квартира, въ учительскомъ флигелѣ, готова совершенно и, подъ личнымъ его, Байкова, при помощи смотрителя Сергѣева, наблюденіемъ, снабжена всѣми моими, присланными мною изъ города, вещами.

-- Вы эту ночь, говорилъ Байковъ,-- будете тамъ ночевать. Обѣдать прошу покорно всегда, безъ церемоніи, у васъ, потому что, пока не водворятся въ большой, не "офиціальной", а семейной вашей квартирѣ ваши дамы, у васъ, конечно, никакого не можетъ-быть здѣсь хозяйства. Инструкцій мнѣ вамъ давать нечего, потому что вамъ всѣ наши порядки, въ пять лѣтъ вашего знакомства съ училищемъ, отмѣнно хорошо извѣстны. Скажу только одно: мы здѣсь и вездѣ остаемся съ вами пріятелями, какими были; но, ради наружнаго чинопочитанія, необходимо уговориться что сколько бы разъ мы съ вами въ заведеніи, при воспитанникахъ, ни встрѣтились, вы всегда слегка приподнимите фуражку и будете говорить со мною съ тою дозой подчиненной вѣжливости которая вамъ присуща по воспитанію, я знаю, но которая въ служебныхъ сношеніяхъ, изволите видѣть, имѣетъ тотъ особенный оттѣнокъ какой, какъ ни просты и сивы наши "мальчики", они тотчасъ раскусить сумѣютъ.

-- Мы, помнится, Матвѣй Андреевичъ, замѣтилъ я опять съ нѣкоторымъ неудовольствіемъ,-- на счетъ всего этого условились съ вами на дняхъ, именно когда во время праздниковъ Пасхи я пріѣзжалъ васъ приглашать на мой прощальный съ городскою жизнью обѣдъ.

-- Да, да, конечно, сказалъ Байковъ, но....

-- Смотритель Сергѣевъ, доложилъ вошедшій разсыльный изъ воспитанниковъ.

-- И кстати, воскликнулъ Байковъ, повидимому довольный что ему не дали договорить того что онъ началъ,-- ко мнѣ сейчасъ наберутся всѣ мои народы съ рапортицами; а я съ Сергѣевымъ предъ вашимъ пріѣздомъ все уже покончилъ, такъ онъ пусть проводитъ васъ въ вашу новую обитель, и приметъ ваши приказанія, ежели вы найдете нужнымъ что измѣнить у васъ. Завтра утромъ предъ перекличкой жду васъ съ чаемъ и бубликами. На перекличку мы пойдемъ вмѣстѣ. Вѣдь вы надѣнете вицъ-мундиръ?

Такъ-называемая моя "офиціальная" квартира, въ одномъ изъ многихъ одноэтажныхъ корпусовъ училищныхъ деревянныхъ зданій, состояла изъ прихожей въ одно окно, дверь которой отворялась въ длиннѣйшій корридоръ, и изъ двухъ комнатъ, каждая въ два окна, обращенныхъ въ одинъ изъ тѣхъ наполненныхъ цвѣтами палисадниковъ, какихъ въ заведеніи было множество. Въ передней моей съ шести часовъ утра до десяти вечера находился постоянно разсыльный изъ младшихъ воспитанниковъ, исполнявшій у меня различныя по слуги и порученія, а вмѣстѣ съ тѣмъ имѣвшій при себѣ книжки и тетрадки для занятій въ свободное время, какого у него было очень много. Предоставленіе мнѣ такого казеннаго вѣстоваго деньщика основано было на той вѣрной идеѣ Байкова что такимъ образомъ большая часть новыхъ воспитанниковъ перебываютъ въ этой должности при мнѣ, и черезъ то пріобрѣтать будутъ нѣкоторую выправку и снаровку, я же буду, отъ времени до времени, съ ними разговаривать и узнавать ихъ характеры, понятія, способности, стараясь, по страсти моей къ практической педагогіи, развивать ихъ не хуже, ежеди не лучше ихъ надзирателей, учителей и "дядекъ", то-есть тѣхъ воспитанниковъ изъ старшихъ пѣстунству которыхъ были поручаемы новички, только-что привезенные для поступленія въ число воспитанниковъ. Байковъ не ошибся въ этомъ разчетѣ, потому что я моими, ежедневно перемѣнявшимися, разсыльными занимался во всѣ мои мало-мальски свободные часы, повторялъ съ ними ихъ уроки, давалъ имъ читать книжки, разспрашивалъ о томъ что они уразумѣли изъ прочитаннаго, сообщалъ имъ любопытныя для нихъ свѣдѣнія о различныхъ доступныхъ имъ предметахъ и даже завелъ особенную книжку въ которую записывалъ свои наблюденія надъ "мальчиками", точно, впрочемъ, мальчиками, такъ какъ изъ новаго набора воспитанниковъ было много, съ отступленіемъ отъ кореннаго правила, 14--15лѣтнихъ, ибо начальство убѣдилось опытомъ что ихъ легче было переформировать чѣмъ 16--17лѣтняго возраста, опредѣленнаго уставомъ заведенія. Тетрадь мою о "разсыльныхъ" я еженедѣльно, по воскресеньямъ, представлялъ М. А. Байкову, который, нельзя не отдать ему этой справедливости, стараясь слѣдить за развитіемъ всѣхъ воспитанниковъ, самъ говорилъ мнѣ не разъ что изъ этихъ моихъ подробныхъ наблюденій о младшихъ воспитанникахъ, назначаемыхъ ко мнѣ въ разсыльные, онъ получаетъ такія данныя о ихъ способностяхъ и качествахъ какихъ не могли доставить ему ни учителя, ни смотрителя, ни надзиратели, относительно воспитанниковъ прежняго, то-есть первоначальнаго курса, въ продолженіи всѣхъ шести лѣтъ. Это подало поводъ Матвѣю Андреевичу вскорѣ пригласить меня къ веденію еженедѣльнаго журнала, долженствовавшаго быть "извѣстнымъ только ему одному", моихъ личныхъ наблюденій о всѣхъ воспитанникахъ заведенія, журнала который въ теченіи четырехъ лѣтъ я еженедѣльно аккуратно каждое воскресенье ему доставлялъ для прочтенія. Въ слѣдующее воскресенье онъ возвращалъ мнѣ тетрадь, при полученіи отъ меня новой, и возвращалъ всегда, вмѣняю себѣ въ обязанность сказать, съ своими личными замѣтками, носившими характеръ практическаго знанія людей и русскаго простолюдина въ особенности. Мнѣ крайне жаль что въ 1864 году, во время моего отсутствія на 3 1/2 года изъ Петербурга въ юго-западный край, гдѣ я тогда служилъ предсѣдательствующимъ въ мировомъ съѣздѣ по крестьянскимъ дѣламъ,-- сундукъ съ моими бумагами, оставленными въ Петербургѣ, сдѣлался жертвой пламени при пожарѣ, случившемся на квартирѣ) тогда занимаемой моими домашними, оставленными мною въ столицѣ. Въ числѣ этихъ, драгоцѣнныхъ для меня бумагъ было все собраніе 225 тетрадей, въ четвертку, которыя заключали въ себѣ эти мои наблюденія и тѣ дѣльныя, раціональныя замѣтки Байкова, какими онѣ были снабжены. Теперь конечно эти тетради могли бы быть для меня превосходнымъ средствомъ восполненія моихъ воспоминаній, основанныхъ лишь на памяти, способной иногда и измѣнять мнѣ.

Однако отступленіе это нѣсколько отдалило меня отъ нити моего повѣствованія. Итакъ, вотъ я въ моей новой квартирѣ, наполненной преимущественно собственными моими вещами и мебелью, съ прибавкой однако нѣсколькихъ вещей изготовленныхъ въ столярной заведенія и носившихъ нѣсколько казенный характеръ. Во второй, послѣ прихожей, комнатѣ была перегородка и за перегородкой большая и прочная желѣзная кровать съ тюфякомъ соломеннымъ и вообще самаго спартанскаго типа. Это устройство было сдѣлано по моему желанію, чтобы показать воспитанникамъ что ихъ новый начальникъ, котораго до тѣхъ поръ они знали только какъ "друга", не нѣженка и не лежебокъ какой-нибудь. Здѣсь былъ также мой письменный столъ и вся моя библіотечка, разставленная тщательно Сергѣевымъ на полкахъ, нарочно изготовленныхъ. На столѣ горѣла моя небольшая карселевская лампа, а въ подсвѣчникахъ на коммодѣ вставлены были, присланныя мною, каллетовскія свѣчи, подлѣ которыхъ лежало нѣсколько свѣчей "казенныхъ", изготовленія училищнаго свѣчелитнаго заведенія, правда, далеко не совершенныхъ; но вѣдь мнѣ по положенію квартира предоставлялась съ отопленіемъ и освѣщеніемъ, а потому и выдаваемы были мнѣ эти освѣтительные матеріалы вмѣстѣ съ масломъ для кенкетовъ и ночниковъ.

-- Ну, любезный Сергѣевъ, сказалъ я, улыбаясь и разсматривая свѣчи училищной фабрикаціи,-- у насъ еще неочень-то искусны въ свѣчелитномъ дѣлѣ.

-- Не все же вдругъ, ваше в--діе, замѣтилъ преданный мнѣ Сергѣевъ,-- курочка по зернышку клюетъ, да сыта бываетъ. Это у насъ дѣло еще новое. Господинъ директоръ лично мнѣ его поручилъ, приказавъ мнѣ прочесть внимательно все что есть по предмету свѣчной фабрикаціи домашними способами въ Журналѣ Общеполезныхъ Свѣдѣній и въ лексиконѣ Двигубскаго. Я изучилъ это дѣло вполнѣ и устроилъ свѣчелитню. Для г. директора и для васъ мы попробовали сдѣлать свѣчи литыя изъ чистаго сала, перевареннаго съ желтымъ воскомъ. Онѣ горятъ очень свѣтло, только не красивы на видъ. Но дѣло это требуетъ аккуратности и спеціальности. Вотъ наблюдете все сами, ваше в--діе, такъ можетъ-быть склоните г. директора чтобъ онъ назначилъ одного воспитанника въ спеціальные свѣчелиты; а то съ этими, еженедѣльно перемѣняющимися страхъ трудно, да и безтолочь ужасная. Русскій нашъ мужикъ, извѣстное дѣло, аккуратности терпѣть не можетъ и все дѣлаетъ на авось.

-- Ну, замѣтилъ я,-- любезный Степанъ Ивановичъ, надо брать терпѣніемъ.

-- Нѣтъ, ваше в--діе, съ однимъ терпѣніемъ здѣсь далеко не уйти. Безъ "березовой каши", само собою разумѣется, мы ничего не сдѣлали бы здѣсь съ этими деревенскими ослопами. Я самъ какъ воспитанникъ солдатскихъ школъ, понимаю всю дурную сторону розогъ; но убѣдился здѣсь что безъ ежедневныхъ розогъ -- мы не достигли бы и сотой доли тѣхъ результатовъ какими всѣ такъ восхищаются.

-- Что это, воскликнулъ я,-- ты за вздоръ несешь, Сергѣевъ! До сей минуты я былъ увѣренъ что здѣсь и помина нѣтъ о розгахъ. Я даже неоднократно говорилъ это печатно. Значитъ, говоря это, я лгалъ?

-- Вы не лгали, а повторяли то что вамъ говорили другіе, т.-е. г. директоръ, который сумѣлъ въ этомъ даже графа Петра Андреевича Клейнмихеля увѣрить. Одинъ только генералъ Скобелевъ Ѳома невѣрный въ этомъ отношеніи и слышать не хочетъ чтобы здѣсь не были розги въ ходу, какъ оно и есть на дѣлѣ, какъ оно и не можетъ не быть.

-- Ну, замѣтилъ я съ горечью,-- какъ ужь вы здѣсь хотите, а по моему распоряженію или по моему представленію никогда ни одинъ воспитанникъ не получитъ ни одного лозана. Даю мое честное слово.

-- Душевно желаю вашему в--дію, отозвался Сергѣевъ съ недовѣрчивою улыбкой,-- успѣха; но едва ли это вамъ удастся: лѣность, нерадѣніе, невнимательность нельзя не искоренять; а ихъ разговорами не уничтожишь.

-- Кромѣ однихъ разговоровъ, пояснялъ я,-- существуютъ и нравственныя наказанія. Надо для этого стараться пріобрѣсти расположеніе и довѣренность.

-- Въ пятилѣтнее ваше знакомство съ училищемъ, сказалъ Сергѣевъ,-- вы, Владиміръ Петровичъ, сумѣли дѣйствительно такъ расположить къ себѣ воспитанниковъ старшаго курса что они подучили къ вамъ какое-то чувство обожанія и теперь сѣтуютъ лишь о томъ что вы не раньше были назначены помощникомъ директора, теперь же часть изъ нихъ разъѣхалась по усадьбамъ, часть остается на короткое время еще, не долѣе будущей осени, и мы останемся съ невыправленнымъ людомъ.

-- Посредствомъ того расположенія старшихъ воспитанниковъ которое, какъ ты говоришь, я пріобрѣлъ отъ нихъ, впрочемъ, право, безъ всякаго съ моей стороны усилія,-- я буду дѣйствовать на младшихъ и надѣюсь этою закваской сдѣлать добрый заторъ въ нравственномъ отношеніи. Я постараюсь чтобы мое слово было сильнѣе всякихъ этихъ унизительныхъ тѣлесныхъ Наказаній и непремѣнно добьюсь до этого. Ежели старшій выпускъ любилъ и чтилъ меня какъ посѣтителя, то второй будетъ любить и чтить меня какъ начальника.

Тогда Сергѣевъ, осмотрѣвшись на всѣ стороны, сказалъ мнѣ:

-- Ваше в--діе, вы мнѣ спасли жизнь и доставили это очень хорошо вознаграждающее труды мои мѣсто, которое способно устроить мою будущность. Всей остальной жизни моей мало для доказательства вамъ моей благодарности, но именно движимый этимъ чувствомъ, зная вашу довѣрчивость, долгомъ считаю сказать вамъ теперь же, чтобы не потерять времени: будьте какъ можно осторожнѣе съ Байковымъ и не вѣрьте ни единому его слову. Ежели вы, въ чемъ я и не сомнѣваюсь, успѣете въ вашихъ предположеніяхъ, то-есть доведете отношенія ваши къ воспитанникамъ до того до чего хотите, то само собою разумѣется, вамъ употребленіе тѣлесныхъ наказаній сдѣлается безполезнымъ; но тогда тѣмъ сильнѣе разовьетъ его Байковъ и получитъ къ вамъ чувство зависти, а это чувство онъ вскорѣ обратитъ въ другое, -- личной къ вамъ ненависти, которымъ отравитъ вашу здѣсь жизнь. Года на три, на четыре, а можетъ-быть и больше, вы ему необходимы здѣсь, какъ потому что онъ постоянно будетъ извлекать изъ васъ выгоды для веденія воспитанниковъ съ большею для себя легкостію, такъ и потому что онъ очень хорошо знаетъ что тѣ ежегодныя, съ августа до ноября, его поѣздки какъ инспектора образцовыхъ усадьбъ, имѣющія начаться съ нынѣшняго года, могутъ имѣть мѣсто лишь при васъ, потому что другой, пожалуй, сумѣлъ бы воспользоваться его отсутствіемъ чтобы вмѣсто розовыхъ очковъ приподнести начальству самыя ярко-свѣтлыя, въ которыя начальство тотчасъ усмотрѣло бы всю надлежащую суть здѣшнюю. Я даже знаю навѣрное чрезъ учителя Максимова, дающаго уроки сынку Байкова и слышавшаго нѣсколько интимно-семейныхъ разговоровъ Матвѣя Андреевича въ его домашествѣ, что вы здѣсь на четыре года съ небольшимъ, а по истеченіи этого времени будете замѣщены однимъ изъ его родственниковъ изъ Хохландіи. Ради Бога, Владиміръ Петровичъ, будьте какъ можно во всемъ и со всѣми здѣсь осторожнѣе. Вы не отнесете къ моей неблагодарности къ вамъ, когда замѣтите что при людяхъ я всегда буду къ вамъ почтительно холоденъ и никогда ни при комъ изъ всего здѣшняго люда не буду говорить съ вами иначе какъ весьма серіозно и сухо. Проявленіе сколько-нибудь инаго видимаго чувства можетъ повредить мнѣ, безъ пользы вамъ. Пусть лучше считаютъ меня существомъ неблагодарнымъ къ вамъ. Тогда я буду въ большей возможности служить вамъ гдѣ нужно будетъ указаніемъ на тѣ подводные камни какими здѣшнее житейское наше море изобилуетъ.

Въ это время въ передней послышался нѣкоторый шорохъ: повидимому кто-то вошелъ туда. Сергѣевъ замолчалъ и сдѣлалъ мнѣ глазами знакъ приглашавшій къ осторожности. На меня, не терпящаго всѣхъ этихъ продѣлокъ таинственности, все это, вмѣстѣ съ первымъ разговоромъ Байкова за чаемъ и до чая, произвело не совсѣмъ пріятное впечатлѣніе, подъ тягостію какого я находился нѣсколько минутъ, въ теченіе которыхъ Сергѣевъ вышелъ въ переднюю и доложилъ мнѣ что ко мнѣ отъ г. директора пришелъ учитель Сафоновъ, завѣдующій канцеляріей его высокородія. Я вышелъ во вторую комнату, куда уже вошелъ краснолицый, тщательно примазанный Сафоновъ и чинилъ предо мной поклоны, дерзка портфель въ правой рукѣ.

-- Что тебѣ, любезный Сафоновъ, нужно? опросилъ я.

-- Его высокородіе г. директоръ приказать мнѣ изволили, говорилъ, жеманясь, Сафоновъ,-- представить вашему в--дію вотъ-съ экземпляръ инструкціи помощнику директора училища. Ваше в--діе потрудитесь дать мнѣ росписочку вотъ въ этой-съ книгѣ. Я вспомнилъ что за часъ или полтора предъ тѣмъ Байковъ мнѣ говорилъ что, при моемъ короткомъ знакомствѣ съ заведеніемъ, мнѣ никакая инструкція не нужна, да и къ тому же я имѣю у себя экземпляръ устава съ приложеніями, гдѣ эта инструкція включена. Однако, взглянувъ на исписанный листъ, за подписью Байкова, мнѣ представленный теперь, и пробѣжавъ его глазами, я убѣдился въ томъ что тутъ включено нѣсколько новыхъ параграфовъ, въ числѣ которыхъ одинъ гласилъ: "Въ случаѣ болѣзни или отсутствія директора изъ заведенія, помощникъ вступаетъ вполнѣ въ отправленіе его обязанностей, слѣдуя во всемъ уставу и подчиняясь духу онаго, не дозволяя себѣ никакихъ измѣненій, хотя бы таковыя, по его мнѣнію, могли быть полезны. Главное, помощникъ обязанъ во всемъ что касается методы воспитательной, принятой въ заведеніи, слѣдовать наставленіямъ директора, не увлекаясь никакими теоріями."

"Утро вечера мудренѣе", подумалъ я, ложася спать, и рѣшилъ въ своемъ умѣ завтра, по поводу этого совершенно новаго и, видимо для меня написаннаго параграфа, объясниться категорически съ Байковымъ, готовый, смотря по результатамъ бесѣды этой, или остаться на новой моей должности, или бросить ее немедленно.

Такъ заключился первый вечеръ моего четырехлѣтняго пребыванія на службѣ въ Земледѣльческомъ Училищѣ.

Разказу эпизодовъ изъ этого періода моей дѣятельности я намѣренъ посвятить отдѣльную статью, подъ названіемъ: Моя служба въ Удѣ;льномъ Земледѣльческомъ Училищѣ, съ ея послѣдствіями.

ПЕТЕРБУРГСКІЙ СТАРОЖИЛЪ.

"Русскій Вѣстникъ", No 12, 1872