В кармане мертвеца. -- Доказанная измена. -- Один! -- На кладбище. -- Опять дама в черном. -- Сорви-голова в ожидании. -- Что он слышит. -- Под алтарем русской часовни.
Едва успел Сорви-голова вернуться, как капитан Шампобер сообщает ему о происшедшем. Он внимательно слушает и говорит:
-- Русские ответили часовому по-французски?
-- Да!
-- Назвали себя зуавами и сказали пароль?
-- Да.
-- Следовательно, они знают о существовании адского патруля и знали о нашей экспедиции! Господин капитан, дозвольте мне взглянуть на труп убитого вами русского офицера.
Шампобер указывает ему в угол, где на носилках лежит темная масса. Сорви-голова берет фонарь, просит артиллериста посветить, подходит к трупу и расстегивает запачканный кровью мундир.
-- Сорви-голова! Что ты делаешь? -- кричит капитан укоризненным тоном.
-- Мертвый неприятель! Ты такой великодушный!
-- Капитан! Я начальник разведчиков, и чувствительность не входит в мои обязанности! Этот человек ворвался сюда благодаря предательству. Мы потеряли людей и пушки. Мне кажется, что эта позорная тайна -- в его кармане. Мой долг -- обыскать его, и я обыщу со спокойной совестью!
Болтая, Сорви-голова обшаривает карманы мертвеца, находит сначала пакет с письмами на имя графа Соинова и записную книжку.
-- Не то! -- решает зуав, засовывая книжку обратно в карман. Во внутреннем кармане его пальцы нащупывают бумагу. Сорви-голова вынимает большой конверт с подвижной печатью, обыкновенно употребляемый французским главным штабом, на лицевой стороне которого написано: "Экспедиционный корпус Крыма. Главный штаб".
-- Разве я не прав? -- говорит Сорви-голова, вскрывая конверт.
-- Я-то совершенный дурак! -- восклицает капитан. Зуав вынимает из конверта оттиски плана размещения первой, третьей, пятой и седьмой батарей с подробным указанием количества орудий и орудийной прислуги.
-- Я думаю, вас это заинтересует! -- говорит Сорви-голова, протягивая капитану бумагу. Он находит еще рисунки, чертежи и кричит:
-- Вот и обо мне есть... Почитаем!
"Адский патруль, состоящий из лучших солдат, работает отлично. Невозможно что-либо предусмотреть в данном случае. Командующий патрулем зуав, Жан Бургейль, по прозвищу Сорви-голова, интеллигентный, смелый, выносливый солдат"...
-- Очень благодарен! -- вставляет Сорви-голова.
"Его нельзя купить"...
-- Да, я не продаюсь ни за какие деньги!
"Необходимо уничтожить его!" -- продолжает читать Сорви-голова и добавляет:
-- Это мы еще увидим, потому что Сорви-голова присутствует здесь, смотрит во все глаза и готов защищаться. Что вы скажете об этом, господин капитан?
-- Я поражен!
-- Я -- тоже! Ночь сюрпризов! В огороженном кладбище исчезли, словно провалились, пятьдесят человек!
-- Все это очень странно!
-- Я думаю, что при некотором уме и смелости можно раскрыть эту тайну!
-- Это будет важной услугой французской армии!
-- Завтра же я попытаюсь, пойду один ночью и узнаю!
-- Могу я помочь чем-нибудь?
-- Будьте добры, господин капитан, достаньте мне список всех атташе при главном штабе... Эта измена -- дело рук человека очень осведомленного благодаря роду его службы!
-- А сейчас?
-- Сейчас... я попрошу вас дать мне уголок, где бы я мог выспаться!
-- У меня две охапки соломы и покрывало. Предлагаю вам это от чистого сердца.
-- Принимаю с благодарностью!
День проходит спокойно. Вечером большое разочарование для стрелков. Адский патруль свободен. Начальник его отправился один неизвестно куда. Он выкрасил в черный цвет ствол карабина и штык, заботливо собрал свой меток и молчит, отказываясь сказать, куда идет, даже своим лучшим друзьям. В восемь часов вечера он смело идет в темноту, к русским, через двадцать пять минут достигает кладбища, находит дверь незапертой и входит.
-- Значит, сюда кто-то входил, -- решает Сорви-голова, -- мне остается только открыть глаза и уши!
Он находит защищенное от ветра место, снимает мешок, кладет его на землю, накидывает на себя плащ с капюшоном, берет в руку карабин и вооружается терпением.
Уединение кладбища, шум ветра в решетках и памятниках, шорох кипарисов, угрожающая опасность, таинственность -- все это, наверное, произвело бы тяжелое впечатление на самого спокойного человека. Но Сорви-голова -- образцовый солдат, один из тех, у кого чувство долга берет верх над слабостью, осторожностью и страхом. Он выжидает спокойно и уверенно.
Проходит час. Он развлекается, считая удары городских часов и следя издали за полетом бомб.
Вдруг над Севастополем взлетает ракета, оставляет за собой светящийся след и лопается, разбрасывая во все стороны искры голубого цвета.
-- Это -- сигнал! -- заключает Сорви-голова.
Через тридцать секунд появляется новая ракета, разбрасывающая искры белого цвета.
Наконец, спустя тридцать секунд -- третья ракета, прорезающая темноту ночи. Она лопается, оставляя после себя снопы искр красного цвета.
-- Странно, -- думает зуав, -- голубой, белый и красный. Французские цвета. Для кого же этот сигнал? Не назначается ли он для изменника, продающего кровь своих братьев, славу Франции? Надо узнать, выследить и наказать его за бесчестие!
Сорви-голова, скорчившись на своем мешке, терпеливо ждет. Время идет. Десять часов, одиннадцать... никого и ничего.
Вдруг тонкий слух зуава ловит тихий шорох, заглушенные шаги... Он задерживает дыхание и ждет. Глаза его, привыкшие к темноте, различают какую-то тень, которая входит, останавливается, прислушивается и тихо идет по аллее кладбища. Незнакомец закутан в широкую русскую шинель. Сорви-голова оставляет свой мешок и карабин и, надеясь на свою атлетическую силу, следует по пятам за таинственным посетителем. Шаг за шагом, с ловкостью кошки, он двигается вперед. Они проходят около двухсот метров и приближаются к белому строению, окруженному кипарисами. Это русская часовня.
Слышится легкий свист, и незнакомец останавливается перед часовней, где его ждут.
Я не напрасно потеряю время, -- говорит про себя Сорви-голова, -- узнаю что-нибудь интересное!
Начинается быстрый разговор по-французски.
Зуав прячется за кипарисы, закрывается их ветвями и слушает.
Он узнает голос женщины, звонкий, металлического тембра, и вздрагивает.
-- Дама в черном! -- бормочет он. Ее слова явственно доносятся до него, и Жан холодеет от ярости.
-- Да, мой милый, ваши сведения превосходны... -- говорит княгиня, -- они были очень полезны для нас... К несчастью, бумага осталась в кармане убитого графа Соинова!
Незнакомец глухо вскрикивает.
-- Но тогда... это будет официально доказано... и я рискую, что меня расстреляют!
-- Ну, полно, ободритесь... никто и не подозревает вас, никакой опасности! Продолжайте работать ради спасения святой Руси...
-- Что же вам угодно еще?
-- Прежде всего вознаградить вас за ваши услуги... вот золото... прекрасное французское золото! Тут двести луидоров... маленькое состояние.
Звон золота доказал зуаву, что деньги перешли в руки изменника.
-- Негодяй! -- шепчет Сорви-голова, сжимая кулаки.
-- Вы спрашиваете, что мне угодно? Слушайте! Я хочу, чтобы вы отдали мне связанным по рукам и ногам этого демона, который стоит один всех ваших полков! Я хочу завладеть этим разбойником -- Сорви-головой!
Зуаву очень хочется прыгнуть к ним и крикнуть, что он здесь, но он сдерживается изо всех сил, остается неподвижным, заинтригованный разговором, желая знать, что будет дальше.
-- То, чего вы требуете, -- невозможно! -- отвечает незнакомец.
-- Даже если я заплачу очень дорого?
-- Не все можно купить золотом!
-- Я хочу этого, хотя бы мне пришлось истратить миллион!
Сорви-голова, единственный зритель драмы, разыгравшейся на кладбище, слушает.
-- Мне знаком этот мужской голос, -- шепчет он, -- где я его слышал?
-- Ненависть может совершить даже невозможное, -- продолжает негодяй,
-- надо попытаться!
-- Вы ненавидите его?
-- Да, всей душой, и месть, которую я готовлю ему, будет для Сорви-головы хуже смерти... слышите, сударыня, хуже смерти!
-- Например?
-- Бесчестие... разжалование... стыд и потом казнь, заслуженная изменником!
-- Отлично! Когда вы рассчитываете выполнить этот план?
-- Я уже начал... посеял клевету, она растет быстро, как дурная трава... и буду продолжать в том же духе!
-- Я не понимаю!
-- Будьте добры войти в часовню... я покажу вам... мою находку!
Зуав слышит, что дверь часовни заперлась за ними.
-- Откуда появилась эта проклятая дама? -- раздумывает он. -- Словно призрак из могилы! Нужно все это выяснить. Не останутся же они целый век в часовне. Подождем!
Зуав продолжает лежать под кипарисами и ждет. Никого! Ни малейшего шума, ни луча света в часовне, которая холодна и безмолвна, как окружающие ее могилы.
Время проходит, и Сорви-голова начинает тревожиться, но не решается покинуть свой пост и ждет, не спуская глаз с двери.
Тишина и молчание! Медленно тянутся бесконечные мучительные для зуава часы ожидания.
Наконец брезжит заря, а часовня по-прежнему заперта и молчалива.
-- Гром и молния! -- кричит Сорви-голова, охваченный гневом, оглядывается, замечает обломок креста на могиле, хватает его, сует в скважину двери и слегка нажимает. Дверь отворяется. Сорви-голова бросается в часовню. Она пуста. У него вырывается крик гнева и удивления.
-- Черт возьми! Я одурачен!
Четыре метра в длину и ширину, выложенный мозаикой пол, два стула, алтарь со святыми иконами -- вот весь небогатый инвентарь часовни.
-- Тут и крысе негде спрятаться, -- бормочет Сорви-голова, -- но я сам видел двух людей, вошедших сюда! Стены крепки, другого выхода нет, и никого! Ну, исследуем все не торопясь и приготовимся к сюрпризам!
Он выходит из часовни, находит свой мешок, достает оттуда лепешки, кусок свиного сала, щепотку соли и поедает все это с жадностью волка.
Запив свой завтрак хорошей порцией крымского вина, он бодро кричит:
-- За работу теперь!
Он стучит прикладом карабина по всем стенам и по мозаичному полу. Всюду полный звук, исключающий всякую мысль о потайном входе.
-- Теперь алтарь! Тут что-то новое... увидим! -- Алтарь -- деревянный, с тяжелыми дубовыми панелями, разрисованными под мрамор. Нигде ни малейшего украшении только на верхней части его большой позолоченный крест. Сорви-голова наклоняется, внимательно разглядывает крест, ощупывает его, стучит кулаком по его подножью.
-- Я чувствую тут тайну, -- бормочет он, -- я уверен в этом!
Зуав сильно нажимает большие гвозди у креста. Второй гвоздь подается, углубляется, "крак!" -- стена медленно опускается вниз. Под ней, в глубине, видны ступеньки лестницы.
Сорви-голова потирает руки от радости и выделывает отчаянные прыжки.
-- Конечно! Я узнал все фокусы! Ловко! Славно!
Он роется в мешке, вытаскивает спички и свечку, зажигает ее и задумывается.
-- Я нашел вход... но как же закрыть его?
Оказывается, что это дело не трудное. Под алтарем находится другой такой же крест с такими же гвоздями.
Сорви-голова нажимает их, и стена закрывается. Снова открыв вход, он идет по лестнице, держа в одной руке ружье, а в другой свечу, проходит восемнадцать ступеней и спускался в сводчатый коридор, ведущий в город. Несомненно, что русские проходят здесь, готовясь к ночной атаке.
Зуав проходит еще около двухсот метров и замечает, что коридор суживается до такой степени, что едва дает возможность пройти человеку плотного сложения.
Сорви-голова бесстрашно продвигается дальше по узкому лазу, где едва помещаются его атлетические плечи, помогает себе пальцами, ногами и, наконец, видит перед собой обширную залу, уставленную иконами с горящими перед ними лампадами.
Около двухсот пятидесяти ружей симметрично стоят у стены, тут же мортира и разное оружие. Над своей головой зуав слышит глухие удары, от которых трясется земля, и звенят клинки оружия.
-- Я нахожусь под укреплениями, -- шепчет Сорви-голова, -- да, под бастионом. Это -- пушечные выстрелы! Он осматривает комнату и видит герметически закрытую дверь, утыканную гвоздями. Пора уходить! Вдруг он замечает большой деревянный сундук, из любопытства поднимает его крышку и вскрикивает.
Перед ним лежит полная солдатская форма зуава второго полка. Тут и куртка, и феска, голубой пояс, широкие шальвары, белые гетры, башмаки -- все, даже оружие: карабин, пороховница, сабля-штык.
Но что всего удивительнее -- на левой стороне куртки висит на красной ленте крест Почетного Легиона.
-- Можно с ума сойти! -- вскрикивает Сорви-голова. Что мне делать? Надо уходить, пора! Я вернусь... я предупрежден!
Он быстро складывает все на место, в сундук, как вдруг что-то со звоном падает на пол.
Зуав поднимает "крапод", кожаный кошель, который зуавы носят на груди, наполненный золотом, громко смеется и спокойно перекладывает деньги в свой карман.
-- Военная добыча! -- смеется Сорви-голова. -- Взято у неприятеля! Отлично! Адский патруль славно выпьет сегодня... все до последнего сантима! Теперь домой!