Основание колонии. -- С 1788 по 1885 год. -- Каким образом в течение века из одной тысячи жителей стало три миллиона. -- Царица южных морей. -- Несообразности австралийской природы. -- Усилия, увенчавшиеся успехом. -- Влияние губернатора сэра Томаса Брисбена. -- Золотая земля. -- Австралийская федерация. -- Колониальная полиция, ее устройство и бюджет. -- Негры как сыщики. -- Проворнее!.. -- Бегство.
В мае 1787 года, по совету знаменитого Джеймса Кука, была отправлена из Англии эскадра из одиннадцати кораблей под командованием капитана Филиппа. Через восемь месяцев плавания эскадра встала на якорь в Ботани-Бее, под 33°332 южной широты и 148°352 восточной долготы.
На кораблях эскадры находились семьсот пятьдесят семь каторжан-мужчин, четыреста девяносто две женщины и восемнадцать детей при команде из двухсот солдат и офицеров. Всего же до нового местожительства добралась одна тысяча сто шестьдесят человек.
Англия выслала в эту неисследованную страну изгоев своего общества, закладывая таким образом начало новой исправительной колонии. У новых колонистов было четыре коровы с теленком, один бык, жеребец с тремя кобылами, тридцать три овцы с пятью баранами да несколько коз и свиней.
И что же? Факт невиданный, неслыханный, поражающий даже экономистов: из этой небольшой кучки людей, пополняемой новыми колонистами, выросло население в три миллиона человек, а несколько единиц домашнего скота, заброшенных на пустынный берег, произвели миллион лошадей и восемь миллионов голов рогатого скота.
Таково в настоящее время положение Австралии, способной смело соперничать со старой европейской цивилизацией и не без гордости требовать себе звания Царицы южных морей.
Любые комментарии излишни, когда налицо факт такого поразительного развития. Поневоле приходится признать, что вечным преуспеванием англичане обязаны своим природным качествам -- настойчивости, терпению, трудолюбию, упорству в борьбе и удивительной житейской хватке.
У англичан определенно "счастливая рука". Где бы ни водрузили они свой флаг, там сейчас же начинается процветание. Бесплодные, пустынные поля, населенные голодными туземцами, словно чудом превращаются в зеленые нивы, в цветущие луга; пустыни заселяются, вырастают, словно из земли, города; развиваются торговля и промышленность... Замечательные колонизаторские способности! Удивительная удача!
Австралия -- наглядный тому пример. Казалось, это самая неблагоприятная страна для колонизации. Правда, первые путешественники, восхищенные ее могучею флорой, громадными размерами деревьев, мягкостью и умеренностью климата, сгоряча объявили страну настоящим Эльдорадо, но очень скоро наступило разочарование.
Пятая часть света была впервые открыта в 1601 году португальским мореплавателем Мануэлем Годино де Эредия, причалившим к ее северо-восточному берегу. Потом Австралию посетил голландец Виллем Янсзон, высадившийся в 1606 году на полуостров Кейп-Йорк, и, наконец, она была исследована Дерком Хартогом, тоже голландцем, который открыл некоторые из близлежащих островов. В то время новый материк был назван Terra Australis incognita [ Неизвестная южная земля (лат.) ] и в принципе должен был считаться голландским. И действительно, два голландца, Ян Карстенс и Абель Янсен Тасман, открыли: первый -- залив Карпентария на севере, названный в честь Питера де Карпентира, генерала-губернатора Нидерландской Индии, а второй -- остров Тасманию, отделенный от материка Бассовым проливом.
Но ни голландцы, ни англичане, заглянувшие на западный берег в 1668 году, ни прибывшие в 1670 году французы не водрузили здесь своего флага. В течение целого столетия мореходы трех наций приезжали на неведомый материк, но дело ограничивалось основанием нескольких факторий, влачивших жалкое существование вплоть до 1770 года, когда капитан Кук неожиданно объявил Австралию владением английского короля Георга.
Спустя восемнадцать лет капитаном Артуром Филиппом была сделана упомянутая нами в начале главы попытка основать там колонию.
Трудно было первое время подневольным колонистам, но в этих тяжелых трудах первых пионеров и проявился во всем блеске колонизаторский талант англосаксонской расы. Сначала для пришельцев все было удивительно, все приводило их в недоумение.
Прежде всего, сказался недостаток в реках. Австралийские реки, быстро спускаясь с гор, прокладывают глубокие русла в долинах, растекаются в болотах, теряются в песках и с трудом добираются до моря, не имея больших притоков, которые бы усиливали и поддерживали их.
Из-за отсутствия естественных водных путей колонисты попробовали проникнуть в глубь материка по суше. Новая неудача. Всюду росли огромные деревья с тусклой, темной зеленью без цветов и плодов. Всюду был избыток бесполезных растений и обилие ненужных животных, как будто назло европейским порядкам. Австралия действительно страна нелепостей, доходящих до крайности. Приведу отрывок из сочинения англичанина Уллаторна, писателя XVIII века, рассуждающего об этом предмете.
"Австралия, -- пишет Уллаторн, -- представляет контраст с Европой не только по географическому положению, но и во многих других отношениях. Начнем с природы. В то время, когда у нас зима, в Австралии царствует лето. Барометр поднимается перед дождем и опускается перед хорошей погодой. Лебеди там черные, а орлы белые. Там есть животное вроде крота, имеющее утиный нос, но кормящее молоком своих детенышей. Собаки в Австралии, с головой волка и телом, как у лисицы, никогда не лают. Там водится птица с языком в виде метелки. Треска там ловится в пресной воде, а окуни -- в море. Встречаются крылатые змеи и летучие рыбы с крыльями, как у летучих мышей. Крапива вырастает там с большое дерево, а тополь не превышает размерами обычного кустарника. Громадные папоротники имеют стволы в двадцать пять и даже тридцать футов, и их широкие листья торчат горизонтально в виде зонтика.
Там живет огромная птица-казуар, напоминающая страуса, только вместо перьев кожа у нее покрыта как будто шерстью. Голос одной птицы похож на свист и щелканье кучерского кнута, голос другой напоминает серебряный колокольчик. Крик некоторых птиц похож на детский плач, а крик других -- на хохот человека. Листья на некоторых деревьях никогда не опадают, зато у них периодически меняется кора, и так далее.
Немецкий ученый Блуменбах, -- пишет дальше простодушный автор прошлого столетия, -- предположил, что материк Австралия сотворен после того, как были созданы остальные части земного шара. Но, -- добавляет он еще наивнее, -- по мнению других ученых, несообразности австралийской природы объясняются тем, что воды потопа пребывали на этом материке дольше, чем в других местах, и лишь сравнительно недавно ушли оттуда под кору полярного льда".
Легко представить себе удивление первых путешественников при виде гигантских деревьев из семейства миртовых и, между прочим, при виде красных и синих эвкалиптов, стволы которых достигают шестидесяти и даже восьмидесяти метров в высоту. А громадные сосны долины Муррея, целые рощи мимоз, заросли сирени, араукарий, казуарин, банксий и прочих растений? А фауна, подобной которой не встретишь нигде: ни толстокожих, ни жвачных, но зато есть животные, снабженные утробною сумкой. В Австралии почти у всех животных есть эта сумка, за исключением тюленя, нетопыря и собаки.
Понятно, что при таких условиях начальная колонизация вызывала едва преодолимые трудности. К природным неудобствам добавилось еще то обстоятельство, что в качестве первых поселенцев правительство прислало каторжников, присутствие которых в стране отбивало у порядочных людей охоту отправляться туда.
Несмотря на старания капитана Мак-Артура, который первым заметил, что под влиянием мягкого климата грубое и жесткое руно овец становится в Австралии нежным и тонким, скотоводством долгое время не занимались, и колония развивалась медленно. Лишь в 1822 году сэр Томас Брисбен, назначенный губернатором, дал решительный толчок колониальной активности во всех отраслях. Он заявил британскому правительству, что обширные плодородные земли колонии только дожидаются рабочих рук, чтобы начать приносить несметные богатства. Сообщение губернатора как лица государственного и авторитетного произвело впечатление в Англии, и колонисты нахлынули со всех сторон. Развилось и упрочилось скотоводство, или, как его здесь называли, скваттерство, и промышленное развитие Австралии пошло вперед исполинскими шагами.
С 1830 до 1836 года на юге материка, около заливов Спенсер и Порт-Филипп, были открыты новые громадные пастбища. Новость быстро облетела колонию, и эмигранты, пастухи и скваттеры, покинули Новый Южный Уэльс, столицей которого был Сидней, и переселились на берега Ярры, где теперь находится юрод Мельбурн. В 1836 году этот зародыш колонии, окрещенной впоследствии именем Виктория, насчитывал уже двести восемьдесят четыре человека, в том числе тридцать восемь женщин. В стадах насчитывалось семьдесят пять лошадей, полтораста голов рогатого скота и сорок одна тысяча овец.
Промышленно-торговый гений англосаксов с каждым днем изыскивал все новые ресурсы, и колонии постоянно процветали и богатели. Английское правительство, всегда замечательно понимавшее интересы государства, сумело уничтожить все препятствия, мешающие свободной деятельности. Оно избавило страну от язвы чиновничества и заблаговременно даровало ей самоуправление. В 1848 году австралийские колонии получили представительное правительство.
В 1851 году Виктория насчитывала семьдесят пять тысяч жителей. Какие чудеса творит труд! Благодаря ему и колонизаторским способностям англичане за полвека создали процветающее государство. Вскоре их разумная настойчивость была вознаграждена тем, что у нас обыкновенно зовется "счастьем в делах". Австралия, богатая скотоводством, разбогатела вдруг еще больше после открытия в ней золота.
Третьего апреля 1851 года Харгрейв нашел золотую россыпь в Саммер-Хилл.
Четырнадцатого августа того же года у одного возчика завязла в грязи телега. Вытаскивая ее из глины, он нашел слиток в тридцать две унции [ унция -- 28,35 грамма. -- Прим. ред. ].
Весть об этом разнеслась с быстротою молнии. Всех обуяла золотая лихорадка, все кинулись на россыпи и начали потрошить внутренности земли. Скваттер бросил свой скот, моряк -- корабль, адвокат -- практику, купец -- торговлю, даже доктор -- пациентов. Город опустел, словно вымер. Началась безумная погоня за быстрой наживой, ни дать ни взять как в Сан-Франциско. Произошло настоящее столпотворение: кто -- нажился, кто -- разорился, были случаи убийств и самоубийств.
До открытия золота в Виктории было семьдесят пять тысяч жителей. В 1854 году эта цифра возросла до трехсот двенадцати тысяч. Только в этом году на двух тысячах пятистах кораблях прибыло восемьдесят четыре тысячи пассажиров.
В любой другой стране такой внезапный прилив населения вызвал бы страшный голод. Не то было в Виктории. Скота оказалось здесь так много, что в мясе не почувствовалось ни малейшего недостатка. Англичане, с обычной своей сметливостью, сейчас же организовали своевременный подвоз и поставку всего необходимого, так что беспорядок если и был, то лишь самое короткое время, и то на первых порах. Золотопромышленность очень быстро была поставлена на ноги, и за какие-нибудь два года в колонии возникли даже мануфактуры.
В настоящее время Виктория имеет около миллиона жителей и ее столица насчитывает триста тысяч душ.
Закончим сравнением: как дерево, разрастаясь, дает многочисленные ветви, точно так же маленькая колония близ Сиднея менее чем за век произвела от себя пять новых провинций. После Виктории образовалась Южная Австралия, затем -- Западная Австралия, потом -- Квинсленд и Северная Австралия. Новые колонии живут каждая своей жизнью, у каждой собственные средства и отдельное управление, сообразное с местными условиями. Но в международной жизни они не идут вразброд, а составляют крепкую федерацию под верховенством Старой Англии, их общей метрополии. И залог прочности их преуспевания коренится в том же, что положило им основание: в твердом и предприимчивом духе английской нации и ее способности к труду...
Поучительна и увлекательна история прогресса в этой роскошной стране, но нам надо остановиться. Пора вернуться к нашему герою, которого, как помнит читатель, мы оставили в положении очень скверном, если не безнадежном.
Много еще предстоит сказать об Австралии, очень много, потому что она недаром зовется страной чудес, но это мы сделаем после и при случае. Так как действие драмы, которую мы описываем, происходит в провинции Виктория, то мы, разумеется, посвятим немало страниц самому подробному обзору этой провинции в научном, промышленном и экономическом отношении. А теперь вернемся к нашим героям.
Будь у Фрике с собой деньги, он бы не избежал смерти. Вместо бокса разбойник угостил бы его ружейной пулей и ограбил до нитки.
Но он попал из огня да в полымя. Избежав опасности от Сэма Смита, он попался полицейским за то, что оказался с ним рядом. Полицейские окончательно и бесповоротно решили, что Фрике -- один из подручных бандита.
Полиция никогда не ошибается -- это известно всем и каждому и в Старом, и в Новом Свете. Полиция непогрешима. Ее соображения бесспорны. Поэтому Фрике заранее был обречен. Правда, сокол улетел, но зато поймали дрозда -- и это хорошо. Так думали господа полисмены, а, стало быть, это было правильно. Фрике предстояло явиться перед мельбурнскими судьями. Отвертеться не было ни малейшей возможности.
С аппетитом уплетая вкусный кусок бифштекса, любезно предложенный полисменами, парижский гамен принялся обдумывать план бегства из-под бдительных очей блюстителей порядка. Они были народ дюжий и зоркий, и замысел Фрике с первого взгляда мог показаться совершенно нелепым.
Он, впрочем, хорошо знал, что эти полисмены не настоящие. Хотя каторжный элемент давно перевелся в Виктории, но дороги там довольно широки и пустынны, так что вполне справедливо могут называться большими дорогами. На этих дорогах встречаются очень часто разные неизвестные личности, вроде Сэма Смита, которым ничего не стоит освободить проезжих и прохожих от багажа и денег. Для наблюдения за безопасностью, а также для предотвращения кровавых стычек европейцев с китайскими кули колония содержит пешую и конную жандармерию. Пешие жандармы несут службу исключительно в городах, а конные назначаются для разъездов по горам и долинам провинции. Личный состав жандармерии невелик, но жалованье платится им довольно сносное, что видно из финансового отчета за любой из последних годов. Общий расход на содержание жандармерии сводится в этих отчетах приблизительно к двумстам тысячам фунтов стерлингов.
Зато количество уравновешивается качеством. Такую деятельную, бодрую и ловкую полицию едва ли еще можно встретить. Конные полисмены вечно в разъездах и очень быстро переезжают с места на место. Сегодня их видели в Сандхерсте, Каслмейне или Эмерагш-Хилс, а завтра они уже уехали верст за девяносто, послезавтра еще дальше, потом еще дальше.
При них состоят полуцивилизованные негритосы, сохранившие от прежней дикой жизни удивительный нюх по части выслеживания своих бывших врагов -- белых и китайцев. Австралиец никогда не собьется со следа, чей бы он ни был. Следует отметить ту странность, что негритос гораздо скорее и легче выслеживает своего собрата, нежели человека другой расы. Если он напал на след и помчался за беглецом верхом на лошади, тому нечего ждать пощады: неумолимый преследователь с отвратительной радостью наведет на него жандармов, при которых состоит.
Задача жандармов -- очистка дорог от разбойников. Они исполняют свое дело добросовестно и, можно сказать, с усердием, хотя и не всегда удачно.
Два полисмена, уложенные на землю кулаками бандита, хотя и вынуждены были отказаться от преследования, но утешились при виде Фрике, в котором видели сообщника Сэма Смита. Австралийский арест отличается от французского тем, что полисмены относятся к задержанному не грубо, а с уважением и добродушием. Там не знают menottes, как французы называют ручные кандалы, а предоставляют задержанному относительную свободу, справедливо полагая, что бежать по дороге бесполезно, а бежать в лес, где из-за отсутствия дичи можно умереть от голода, бессмысленно. Если же вспомнить, ко всему этому, о черном следопыте, то станет очевидно, что бегство при таких обстоятельствах почти немыслимо.
Поэтому наши полисмены, с чисто английским аппетитом подкрепившись сытной закуской, преспокойно легли отдохнуть и крепко заснули под сенью деревьев, громадные очертания которых скоро потонули во мраке. Фрике, которому гуманно предложили большое одеяло, завернулся в него и улегся, как человек, собирающийся изрядно выспаться после треволнений дня.
Лошадей стреножили и привязали к дереву, задав корму.
Ночь надвигалась быстро. На небе появились звезды. Тишину маленького лагеря нарушал только храп спящих. Хотя полисмены спали настороженно, вполглаза, глубокое дыхание показывало, что сон очень крепок и что их не скоро добудишься.
Вдруг одна из лошадей прекратила есть и шарахнулась в сторону.
-- Тпру!.. -- окрикнул ее хриплым голосом один из отдыхающих.
По густой траве послышался быстрый галоп. Англичане и негритос моментально вскочили. На земле смутно виднелся черный силуэт Фрике, завернувшегося в одеяло.
-- Эй!.. Лошади ушли!..
-- Вместе с арестантом, -- проворчал один из полисменов, пиная ногой пустое одеяло.
Лошади, кроме одной, стояли на прежнем месте. Англичане проворно распутали их и, вскочив в седло, дали лошадям шпоры, решив не править, а довериться инстинкту животных. Негритос остался один, так как его лошадь была угнана.
Почувствовав шпоры, несчастные лошади вскочили на дыбы, жалобно заржали и повалились на землю, увлекая за собой всадников.