Тулугал и Му-То-Они. -- Австралийская легенда. -- Что вышло из мочка бороды, брошенного на землю Байаме. -- Несчастья Луны. -- Голоса из преисподней говорят по-английски и по-португальски. -- Огромный самородок. -- Жадность двух негодяев. -- Появление мистера Холлидея и сеньора Бартоломео ди Монте. -- Взятка. -- Как Холлидей понимает отношение к людям. -- Сеньор Бартоломео разыгрывает роль падающей звезды. -- Таинственная лодка. -- Выстрел на озере.
Испуганные крики дикарей: "Виами! Виами!" и хриплые звуки голосов внизу ни на минуту не смутили Фрике. Он не был склонен к суеверию ни по своему характеру, ни по воспитанию и сразу же догадался, что все это значит.
Снизу слышались то вопли ужаса, то мольбы, то крики о помощи, то брань и угрозы двух человек, которые, очевидно, боролись. Фрике прислушался хорошенько и понял все. Он даже догадался, что соперники принадлежат к различным национальностям, и в конце концов по голосам узнал обоих.
Один из голосов, который, дрожа от страха, молил о чем-то, был с португальским акцентом. Другой голос, охрипший от пьянства, но резкий, как стальной клинок, произносил страшные ругательства с интонацией чистокровного янки.
Фрике подполз к самому краю утеса и заглянул вниз. Его глазам представилось любопытное зрелище.
-- Виами! Виами! -- продолжали жалобно кричать дикари, убежденные, что их нового друга потащил за волосы злой дух Тулугал, чтобы сбросить с утеса в воды озера.
Религия австралийских дикарей состоит из сплетения всевозможных нелепостей. Ее главная отличительная черта состоит в том, что туземцы гораздо больше верят в духа зла, чем в доброго гения Байаме, или Му-То-Они.
Такой пессимизм религиозных воззрений легко объясняется теми ужасными условиями жизни, в которых находятся несчастные туземцы Австралии, проводящие жизнь между голодом и английскими штуцерами. Позволю себе несколько дольше остановиться на догматах туземного богословия, так как оно представляет значительный интерес своим крайним сумасбродством. Заранее прошу у читателя снисхождения к грубому невежеству несчастных дикарей.
Замечу, что в простых преданиях большинства туземных религий -- а их в Австралии много, как и везде, -- встречаются нередко весьма разумные нравственные принципы и почти всеобщая вера в загробную жизнь.
Аборигены верят в награду и наказание после смерти. Особенно интересно их представление об аде, или, как они называют его, о Виами, делающее большую честь их фантазии.
Представьте себе бесконечную песчаную пустыню, без малейшей тени, без воды, без единой капли росы, окруженную голыми утесами, безжалостно палимую тремя огромными солнцами, расположенными в виде треугольника. Тут пребывают грешники, осужденные на вечное горение за оскорбление жрецов, за побои, нанесенные старикам, за убийство вождей и за похищение молодых девушек.
Каракулы, или колдуны, являются хранителями преданий австралийской книги бытия.
Байаме, или Му-То-Они (гений добра), -- чернокожий великан с огромными руками и ногами, с белыми волосами и огненными глазами -- сначала создал кенгуру, казуара и вомбата, а потом растения, которыми они кормятся, и солнце, которое им светит.
Довольный началом, Байаме взошел на вершину гор Варра-Ганг, известных у европейцев под именем Австралийских Альп, и плюнул на все четыре стороны. От этого произошли реки и озера. Он населил их рыбами.
Что касается способа, которым Байаме создал моря и озера с соленой водой, то предание рассказывает об этом с такими грязными подробностями, что я не решаюсь повторить их.
Сначала Байаме довольствовался своим творением, но потом оно показалось ему недостаточным. Он пожелал создать нечто большее, чем казуары и вомбаты. Он спустился с Варра-Гангских вершин и целый день занимался созданием мужчины и женщины, которые сделались прародителями черного племени с гладкими волосами.
Утомившись, Байаме несколько дней отдыхал от трудов своих, но потом, видя, что созданные им люди изнывают под палящими лучами солнца, вызвал из недр земли камедные деревья и араукарии, которые густо покрыли почву и распростерли над землей прохладную тень.
Сделав это, он вырвал у себя из бороды клок волос и бросил его на землю.
Эти тонкие волосы принялись расти и стали маррою (матерью) теперешних лиан.
Тогда Байаме решил, что все сделано очень хорошо и что прародители черных людей будут счастливы. Он вернулся на Варра-Ганг, топнул ногой об утес и поднялся в заоблачное пространство, где и пребывает до настоящего времени.
Австралийский создатель уселся за солнцем и, заботясь о счастье своих тварей, только и делает, что поворачивает дневное светило вокруг пальца.
А вот как австралийская космогония представляет историю Луны. Богиня ночи была прежде красивой женщиной, которая счастливо жила на Земле, занимаясь охотой. В наказание за целый ряд самых невероятных похождений эту австралийскую Диану прогнали с земли, пригвоздили к темному небу и обрекли ее жить исключительно в темноте.
Теперь она оплакивает свое вдовство и одиночество. Ее слезы стынут и твердеют. Их накопилось так много, что они усеяли небесный свод и стали звездами.
Вера в выходцев с того света, то есть в туземцев, приходящих из гроба под видом белых людей, появилась уже впоследствии, лет сто тому назад как дополнение к этим странным верованиям.
Но вернемся к парижанину, который, не боясь головокружения, преспокойно лежал на утесе, свесив голову вниз. Он слушал оживленный и в высшей степени назидательный разговор двух лиц, присутствие которых в подобном месте явилось для Фрике полнейшей неожиданностью. Стоя на узком выступе мыса на пятьдесят футов ниже вершины, какой-то человек с американским акцентом бранился с другим человеком, висевшим над бездной на веревке, которая отчаянно качалась и крутилась.
Конец этой веревки выходил из круглого отверстия в базальтовой скале. Внутри, очевидно, была пещера, имевшая выход на другую сторону скалы и, возможно, куда-нибудь очень далеко.
Фрике не совсем понимал, зачем пришли сюда эти люди. Он медленно приподнялся, знаком попросил Жана подержать его за ноги и высунулся еще дальше. Он смог яснее рассмотреть выступ, на котором стоял человек, державший веревку.
Там находилась узкая трещина, из которой текла говорливая струйка воды и падала в озеро, поднимая белые клочья пены. Мелкая водяная пыль вилась около утеса, и сквозь нее, точно сквозь ореол, сверкал огромный самородок золота, застрявший среди базальтовых частиц. Ручей, словно природный диггер, вечной своей струей промыл и обнажил этот удивительный слиток, который сделал бы честь любому австралийскому музею.
Постоянно омываемый водой каскада, самородок блестел на солнце, как зеркало, и, казалось, каждую минуту готов был исчезнуть с того места, куда его посадила фея приисков. Но это только казалось. На самом деле самородок, может быть, не одну сотню лет сидел в углублении базальтовой скалы, не тронутый жадным человеком.
Фрике смотрел, затаив дыхание. При всем его бескорыстии, и его ослепил этот чудовищный самородок. Но его волнение продолжалось недолго. Вскоре внимание его отвлекла драматическая сцена, разыгравшаяся из-за самородка. Два человека, спорившие внизу, тоже заметили золото и решили завладеть им. Один из них, полагаясь на честное слово другого, спустился на веревке к самородку и, рискуя жизнью, с огромным усилием вытащил его из углубления.
"Отлично! -- подумал Фрике. -- Наши плуты сделали выгодное дело. Только я сильно сомневаюсь, что они поделят это золото без ссоры".
В эту минуту и раздались те громкие возгласы, которые вторично испугали туземцев. То был крик ужаса и одновременно торжества, так как человек, висевший на веревке, едва не уронил слиток, но потом подхватил его и обрадовался.
Этот крик гулко пронесся над озером, повторенный многократным эхом. Золотой слиток сверкал в руках человека на веревке.
-- Поднимите же меня, сеньор Холлидей, -- сказал он.
"Так... Так... Холлидей. Это он, -- сказал себе Фрике. -- Этот пират определенно мастер на все руки. Хорошо бы его повесить на другом конце веревки. Но подождем... это становится любопытным..."
-- Скорее же, сеньор... Ради бога, я не могу больше. Золото меня давит.
Голос был разбитый, надтреснутый, но слова были прекрасно слышны.
Американец быстро потянул вверх веревку, на конце которой болтался его товарищ. Потом у него возникла дьявольская мысль, и он стал тащить все медленнее и медленнее.
-- Поскорее, сеньор... ради бога... у меня потемнело в глазах... Ай! Что вы делаете?.. Побойтесь Бога!
Американец совсем перестал тянуть.
-- Не лучше ли нам сначала поговорить по душам, сеньор Бартоломео ди Монте?
Фрике забавлялся, точно в ложе драматического театра: "Что, приятель? Ты, знать, здесь не так важен, как в Макао? Видно, торговля живым товаром не пошла тебе впрок. Кажется, тебя погубит любовь к желтому металлу".
-- Поговорить! -- взвыл не своим голосом несчастный. -- Да разве вы не видите, что я выбился из сил и сейчас упаду в озеро?
-- А вы вот что сделайте: передайте мне золото. Тогда вам легче будет подняться.
Сердце мулата сжалось от смертельной тоски. Он понял, что погиб.
-- Ни за что. Я знаю, что вы меня сбросите в бездну, как только получите золото.
-- А вы не боитесь, что я сброшу вас сию минуту?
-- Вы не захотите лишиться самородка. Пока он у меня, я уверен, что вы ничего со мной не сделаете.
-- Болван! Трудно вынуть золото из углубления, а достать его со дна озера пустяк для такого пловца, как я. Ну, скорее. Отдадите вы мне золото или нет?
-- Негодяй!
-- Подавайте сюда золото!
-- Разбойник, варвар!
-- Подавайте!
-- Вы грабите товарища, это подло...
-- Самородок сюда!
-- Он мой... он наш... мы разделим его пополам.
-- Ваша жизнь в моих руках. Это выкуп. Отдайте мне все, или я брошу веревку.
Португалец заскрипел зубами. Дрожь охватила его, на губах показалась беловатая пена. Он не отвечал.
Американец вспыхнул. Кровь бросилась ему в лицо.
-- Слышали вы? -- прохрипел он яростно. -- Давайте сюда золото, или я бросаю все...
-- Вы... меня... все равно... убьете... так я... лучше умру... с золотом...
-- А! Хорошо! -- ответил американец, быстро спуская вниз веревку, но не бросая ее совсем, словно для того, чтобы показать дону Бартоломео всю прелесть падения в бездну.
Несчастный завыл диким голосом и еще крепче обхватил самородок руками.
-- Ну что же? Не надумали еще?
-- Сжальтесь!.. Мистер Холлидей! Старый друг! Сжальтесь! Ведь в этом золоте моя жизнь... Мы можем взять его себе тайно от атамана мы его нашли вдвоем, без него... в ожидании его прибытия...
"А! Следовательно, скоро сюда явится и сам атаман", -- подумал Фрике.
-- ...Неужели вы не боитесь, что вам придется ответить перед атаманом за мою смерть? Перед ним мы все равны, а наш устав строго карает за убийство товарища.
-- Мы одни, никто ничего не узнает, -- ответил американец, начиная смягчаться.
-- Сжальтесь! Это золото наше общее.
Фрике следил за сценой с возрастающим любопытством.
Теперь для него стало ясно многое. Атаман -- это был, очевидно, Винсент Боскарен. Торговец людьми и пират стали лесовиками, когда ступили на австралийскую землю.
Парижанину оставалось теперь только узнать, где находятся его друзья.
Сойдутся они, придет атаман -- и развязка не заставит себя ждать. Фрике не помнил себя от восторга.
В ту минуту, когда дон Бартоломео ди Монте закричал: "Сжальтесь! Это золото наше общее!", вдали, на серебряной глади озера, появилась чуть заметная черная точка.
Эта точка быстро увеличивалась. Она скользила все ближе и ближе к мысу. Как она двигалась, невозможно было разглядеть. Но можно было сказать с уверенностью, что это была не лодка. Туземные лодки выдалбливаются из дерева и далеко не так широки. Быть может, это был плот? Но плот не мог бы двигаться с такой быстротой.
Мистер Холлидей поднял случайно глаза, увидел плывущий предмет и разразился ругательствами. Не понимая, в чем дело, дон Бартоломео лепетал какие-то несвязные фразы, прерываемые предсмертной икотой. Ужас овладел им всецело, даже алчность отошла на задний план.
Близилась развязка.
Американец еще раньше привязал веревку к небольшому выступу скалы. Как ни был он силен, но у него устали руки держать мулата вместе с огромным слитком.
Он вынул из кармана большой складной нож и, яростно заскрежетав зубами, воскликнул:
-- Околевай же, собака! Убирайся к черту со своим проклятым самородком!
И он так сильно ударил ножом по веревке, что она сразу оборвалась.
Португалец испустил ужасный вопль, два раза перевернулся в воздухе и, сжимая в руках самородок, полетел вниз головой. Послышался глухой всплеск, и все стихло.
Парижанин и бровью не повел.
-- Одного не стало, -- проговорил он саркастическим тоном. -- Ах, если бы все они истребили друг друга! Туда им и дорога. Меньше было бы работы палачу.
Минуту мистер Холлидей стоял неподвижно, держа в руке нож и сосредоточенно глядя на круги, расходившиеся по воде. Обрезанная веревка вертелась и извивалась, точно змея.
Выйдя из задумчивости, он беззаботно махнул рукой, закрыл ножик, схватился за веревку и приготовился лезть в черное отверстие, зиявшее на гладкой поверхности скалистого мыса.
Но таинственная лодка, как птица, подлетела к утесу. Это был не плот, не обыкновенная лодка, а то и другое вместе. Это плавучее сооружение соединяло в себе обе системы и было очень устойчиво, вместительно и быстро.
В лодке сидело четыре человека. Двое гребли необыкновенно легкими веслами, третий стоял у кормы с подзорной трубой в руках, а четвертый целился из карабина.
Человек с подзорной трубой сделал знак. Легкий дымок белой струйкой вырвался из дула ружья, резко и быстро прожужжала пуля, и мистер Холлидей подскочил, как ужаленный.
-- Теперь твоя очередь! -- вскричал Фрике в ту минуту, когда прогремел выстрел. -- Но, черт возьми, я, кажется, узнаю этот звук!
Он побледнел и замер от волнения. Потом вдруг отскочил назад, толкнул Жана и еще одного дикаря.
-- Конечно! Понятно! Могли я так ошибиться? Это они, разумеется, они!