ПУЛО-ПЕНАНГЪ и СИНГАПУРЪ

(Изъ записокъ русскаго морскаго офицера во время путешествія 1840, 1841 и 1842 годахъ).

I.

ПУЛО-ПЕНАНГЪ.

Утремъ 15-го мы 1841 года, послѣ медленнаго и тягостнаго перехода отъ Нихоберскихъ-Острововъ, открылась намъ высокіе холмы Пуло-Пенанга или Острова-Принца-Валлійскаго, а вечеромъ мы вошли на рейдъ, образуемый узкимъ проливомъ, отдѣляющимъ Пуло-Пенангъ отъ малаккскаго берега, и которомъ Англичане имѣютъ колонію, называемую Веллеслейскою-Провинціей. Видъ входа на рейдъ очарователенъ въ правой рукѣ высокій островъ, съ горами въ 2000 и 2200 футъ высоты, поросшими сверху до низу густымъ лѣсомъ; въ лѣвой, низменный малаккскій берегъ, покрытый кокосовыми и мангровыми деревьями, и за нимъ въ отдаленія синѣются горы малаккскаго хребта въ шесть и восемь тысячь футъ высоты.

Около солнечнаго заката мы подовіли къ входу. Когда стемнѣло, мы поравнялись съ фортомъ Корнвалисомъ, небольшимъ и незавиднымъ укрѣпленіемъ, выстроеннымъ за выдающемся отъ острова мысѣ того же имена. Въ это время пристала къ намъ большая шестивесельмая лодка или прага (präha) съ лоцманомъ, Мавромъ изъ Мадраса, въ бѣдой чалмѣ и такомъ же халатѣ. На вопросъ мой, какъ его зовутъ, онъ сказалъ, что его имя Ибрамъ, и что онъ лоцманъ и дубашъ, т. е. поставщикъ провизіи и всѣхъ потребностей на иностранныя суда. Разсматривая книжку съ аттестатами, данными ему капитанами разныхъ военныхъ и купеческихъ судовъ, я удивился, что нигдѣ не нашелъ его имени и замѣтилъ ему, что онъ, вѣроятно по ошибкѣ, подалъ мнѣ не ту тетрадь; онъ увѣрялъ, что не ошибся. "Отъ-чего же тутъ нѣтъ твоего имени?" -- Какъ нѣтъ, master? прочитайте. Джонъ Броунъ.-- "Да вѣдь твое имя Ибрамъ?" -- Такъ; но Англичанамъ оно кажется труднымъ, и они назвали меня Джономъ Броуномъ.-- Не у однихъ же православныхъ страсть окрещивать всѣхъ по-своему!

Ночь была лунная. Пройдя крѣпость, мы вскорѣ встали на якорь противъ Джорджъ-Тоуна. На рейдѣ было множество европейскихъ купеческихъ судовъ, китайскихъ джонокъ, малайскихъ ороа, и проч. Часовъ около десяти, небо начало подергиваться самыми зловѣщими тучами, и вскорѣ набѣжалъ довольно-сильный шквалъ. Вся поверхность воды заискрилась зеленоватымъ фосфорическимъ свѣтомъ, и за ней верхушки волнъ горѣли яркими, движущимися полосами бѣлаго огня. Волшебное освѣщеніе казалось тѣмъ сильнѣе, что небо было совершенно-черно, и суда обрисовывались на этомъ свѣтломъ полѣ большими темными пятнами. Черезъ нѣсколько минутъ полился сильнѣйшій дождь; волны улеглись, и рейдъ представлялъ одну колеблющуюся массу фосфорическаго свѣта.

Спустя четверть часа, не осталось и слѣда дивной картины; шквалъ прошелъ, небо прояснилось, и снова настала чудная тишина тропической ночи. Нигдѣ мнѣ не случалось видѣть такого сильнаго фосфоризма воды, какъ здѣсь: шлюпки, рыскающія въ разныхъ направленіяхъ по рейду, оставляютъ за собою огненный слѣдъ; передъ носомъ и съ веселъ летятъ брызги чистаго огня; даже рыбы, которыя держатся ближе къ поверхности воды, оставляютъ за собою яркія, искрящіяся струйки.

На слѣдующее утро пріѣхалъ дубашъ съ свѣжею провизіей, зеленью и фруктами; Китайцы навезли кучу готоваго платья, башмаковъ и т. п., а Гиндусы, въ бѣлыхъ скуфейкахъ, съ распущенными по плечамъ волосами, предлагали вымыть наше бѣлье. Гиндусы и Мавры, безъ сомнѣнія, одно изъ красивѣйшихъ племенъ земнаго шара. Ростъ ихъ нѣсколько-выше средняго; они сухощавы, но необыкновенно-стройны. Темнооливковыя лица ихъ важны, выразительны и совершенно-правильны; всѣ движенія ихъ исполнены величаваго спокойствія. Простой, но живописный костюмъ еще болѣе возвышаетъ благородство ихъ осанки и пріемовъ. Одежда большей части состоитъ изъ обвернутаго вокругъ пояса куска бѣлой или пестрой бумажной матеріи, которой истинно-классическая драпировка доходитъ до колѣнъ и нисколько не стѣсняетъ движеній. На головахъ чалмы, большей частію бѣлыя; мусульмане разнствуютъ отъ Гиндусовъ только тѣмъ, что первые брѣютъ себѣ головы, а послѣдніе отпускаютъ волосы. Каста моющихъ бѣлье носитъ бѣлую кисейную скуфъю; другія касты или собираютъ волосы подъ чалму, или распускаютъ по плечамъ; щеголи намазываютъ ихъ масломъ и тщательно расчесываютъ, подстригаютъ и завиваютъ. Китайцы, какъ всякому извѣстно, брѣютъ себѣ подголовы спереди, а остальные волосы собираютъ, въ косу, куда, для большей длины, вплетаютъ черные шелковые или бумажные шнурки. Купецъ, пріѣзжавшій къ намъ, былъ въ широкихъ синихъ нанковыхъ шальварахъ, сверхъ которыхъ была надѣта бѣлая рубашка, безъ воротника и также съ широчайшими рукавами, а на ногахъ башмаки съ пробковыми, въ полвершка толщины, подошвами. Нарядъ довершался соломенною шляпой съ загнутыми къ верху полями. Плоская, желтая физіономія, съ узкими, дышащими лукавствомъ, довольно-живыми глазками, невольно располагаетъ къ недовѣрчивости -- и дѣйствительно, съ ними надобно торговаться до-зарѣзу. Индійцы всѣхъ кастъ, Мавры и Малайцы чувствуютъ къ Китайцамъ самое глубокое презрѣніе, котораго они нисколько передъ ними не скрываютъ. Разумѣется, строгая честность Индійцевъ, въ особенности въ-отношеніи къ иностранцамъ, также подлежатъ сильному сомнѣнію; но гдѣ же иностранцы не жертвы, которымъ продать вещь за настоящую или только за двойную цѣну, считается продать съ убыткомъ? Возьмемъ для примѣра хоть нашъ Кронштадтъ: найдется ли у насъ хоть одна лавка, въ которой бы задумалось запросить съ какого побудь асея {"I say", послушай; по нашему -- асей.} въ пятеро? Но по-крайней-мѣрѣ въ наружности и пріемахъ Индійцевъ есть что-то, удаляющее всякую идею объ обманъ.

Однако, не смотря на наружную красоту и величавость Индійцевъ, трусость ихъ, и въ особенности Бенгальцевъ, вошла въ пословицу между обитателями Малаккскаго Пролива. Угрюмые Малайцы имѣютъ болѣе благородныхъ качествъ: онѣ честнѣе и надежнѣе Индійцевъ, хотя страсть къ разбоямъ и мстительность и доводятъ ихъ до ужасныхъ злодѣйствъ. Малайцы высшаго разряда крайне-чувствительны къ самымъ легкимъ и даже вымышленнымъ обидамъ, и слѣдствіемъ того бываютъ часто кровавыя возмездія. По нравственнымъ качествамъ, Китайцы стоятъ гораздо-ниже и Гиндустанцевъ и Малайцевъ: деньги -- ихъ идолъ, и нѣтъ мошенничества, отъ котораго бы они отказалась для пріобрѣтенія ихъ. Но за то Китайцы самое миролюбивое, самое трудолюбивое племя изъ всѣхъ обитателей англійскихъ колоній. Послѣ уничтоженія невольничества, при недостаткѣ рукъ для обработыванія плантацій. Китайцы сдѣлалось для нихъ почти необходимыми. При насъ было въ Пуло-Пенангѣ два большія трехъ-мачтовыя судна, которыя должны была доставить на Иль-де-Франсъ нѣсколько сотъ Китайцевъ.

Фрукты здѣшніе превосходны. Пуло-Пенангъ не даромъ называютъ садомъ Индіи, для которой, какъ для балованнаго дитяти, мать-природа не жалѣла своихъ роскошнѣйшихъ даровъ. Произведенія растительнаго царства приводятъ въ восторгъ естествоиспытателей; роскошью и размѣрами оно далеко превосходятъ произведенія Никобарскихъ-Острововъ. Первое мѣсто между фруктами занимаетъ мангустанъ: въ довольно-мягкой, темно-фіолетовой скорлупѣ заключается сочный, нѣжный, прохлаждающій въ жаркомъ климатѣ плодъ самаго восхитительнаго вкуса. Безъ коры онъ походитъ на небольшой очищенный апельсинъ съ нѣжными розовыми жилками.

Манго имѣетъ также весьма-пріятный и нѣсколько-пряный вкусъ, прохлаждающій и утоляющій жажду. Форма его -- форма огурца средней величины, подъ тонкою жолтою кожицей, оранжеваго цвѣта мякоть, а косточка плоская, во всю длину плода.

Ананасы удивили меня своею огромностію: я самъ видѣлъ многіе, въ девять или десять дюймовъ длины (отъ 5 до 6 вершковъ); и какая разница во вкусѣ, запахѣ и цвѣтѣ между этимъ сочнымъ золотымъ плодомъ и петербургскими блѣдными, маленькими, тепличными ананасами! За самый лучшій ананасъ мы платили около десяти или пятнадцати копеекъ. Неумѣренное употребленіе ихъ вредно въ здѣшнемъ климатѣ. Да здѣсь ихъ никто и не цѣнитъ -- ананасы считаются годными только для Китайцевъ, да приходящихъ сюда Европейцевъ. Богатые Китайцы откармливаютъ свиней ананасами и кокосами.

Дуріонъ -- фруктъ, котораго не всякій рѣшится отвѣдать, по причинѣ издаваемой имъ отвратительной вони, зеленая, желваковатая, колючая, толстая и мягкая скорлупа, заключаетъ въ себѣ два или три зерна, величиною съ каштанъ; зерна эти покрыты жирнымъ мякшемъ, которыя и употребляется въ пищу. Малайцы и Китайцы въ-особенности къ нему пристрастны. Многіе Европейцы, преодолѣвъ непріятное впечатлѣніе запаха и рѣшившись его отвѣдать, наконецъ пристращаются къ нему такъ, что предпочитаютъ дуріонъ самымъ лакомымъ фруктомъ Индіи.

Банановъ здѣсь восемь различныхъ сортовъ, изъ которыхъ нѣкоторые превосходны. Бананъ самый сытный изъ тропическихъ плодовъ... Но всѣхъ здѣшнихъ фруктовъ не перечтешь.

На другой день послѣ нашего прихода, я съѣхалъ на берегъ, взявъ себѣ въ проводники одного изъ лодочниковъ, Мавра Хаджимида. Мы пристали къ амбарамъ какого-то богатаго китайскаго купца, въ которые изъ малайской проа выгружали рисъ. Послѣ произнесеннаго мною привѣта: чинъ-чинъ, толстый Китаецъ пригласилъ меня сѣсть и угостилъ чаемъ на китайскій манеръ. Отъ него я пошелъ бродить по городу. Джорджъ-Тоунъ, по-малайски Танджонгъ-Панаикъ, выстроенъ на низменномъ мысу, на восточной сторонѣ острова. Не смотря на британское названіе, наружность его не имѣетъ въ себѣ ничего европейскаго -- это вполнѣ азіатскій городъ. Въ немъ считается около 20,000 жителей Англичанъ, Китайцевъ, Малайцевъ, Индійцевъ и проч. Англичанъ къ городѣ мало: они живутъ больше на своихъ плантаціяхъ. На улицахъ не встрѣчаешь ни одного европейскаго лица, что приводило меня въ полное восхищеніе. Катайцы, Гиндусы и мусульмане живутъ каждые въ отдѣльныхъ улицахъ, гладкихъ и широкихъ, выведенныхъ подъ прямыми углами. Части города, обитаемые Китайцами, представляютъ наибольшую дѣятельность. Въ маленькихъ деревянныхъ сараяхъ, открытыхъ на улицу, производятся всѣ возможныя мастерства. Китайскіе циклопы, обвивъ косу вокругъ головы и обливаясь потомъ, куютъ земледѣльческія и хозяйственныя орудія, разныя вещи на суда и т. п.; каретники, столяры, токаря, портные, башмачники -- все работаетъ усердно, не смотря на нестерпимый полуденный жаръ. Въ цирюльняхъ видно, какъ щеголи подбриваютъ себѣ головы, заплетаютъ косы, выдергиваютъ особеннаго рода щипчиками волосы изъ носу и ушей. Между мастерскими лавки съ фруктами, зеленью, мясомъ; въ каменныхъ домахъ лавка побогаче -- тамъ можно найдти разныя китайскія издѣлія: ткани, посуду и другіе товары. Надъ входомъ въ домы и по стѣнамъ ихъ, снаружи и внутри, красуются китайскія надписи на красной или синей бумагѣ, иногда даже золотыми буквами. Внутри видны не дурно-нарисованныя уродливыя изображенія китайскихъ боговъ или святыхъ, передъ которыми постоянно горятъ восковыя свѣчи и куренія. По улицамъ ходятъ легкою рысью полунагіе носильщики, навѣсивъ на бамбуковые шесты корзины съ разными вещами или спеленанныхъ кокосовыми листьями жирнѣйшихъ кормленыхъ свиней, а передъ домами рѣзвятся голые, темносмуглые, грязные ребятишки. Въ разныхъ мѣстахъ видны испещренныя надписями китайскія молельни, гдѣ передъ небольшими идолами стоятъ на столахъ жертвоприношенія леденцовъ и плодовъ, и горятъ восковыя свѣчи, а на одной изъ главныхъ площадей рисуется странными очерками китайскій храмъ. Крыша его украшена изваяніями драконовъ и самой затѣйливой рѣзьбою; подъ потолкомъ виситъ безчисленное множество большихъ, во весьма легкихъ фонарей, а паперть отгорожена желѣзною рѣшеткой. Противъ храма, на легкихъ столбахъ, украшенныхъ фольгою и разноцвѣтною рѣзьбою театръ, который содержится нѣсколькими богатыми купцами, и на которомъ представленія лаются каждый вечеръ безденежно, а зрители стоятъ внизу за площади. Словомъ, все здѣсь такъ ново, такъ рѣзко отличается отъ всего европейскаго, что самыя простыя вещи невольно приковываютъ къ себѣ вниманіе.

Прочія части города имѣютъ совершенно-различный характеръ. По широкимъ улицамъ, между маленькими домишками, оттеняемыми пальмовыми деревьями, ходятъ мѣрными шагами важные Индійцы; подлѣ колодцевъ правовѣрные производитъ свои омовенія; въ рядахъ лавокъ съ англійскими бумажными или индійскими произведеніями, лежатъ развалившись за цыновкахъ продавцы и напѣваютъ стихи изъ Корана, или молча курятъ изъ гуки благовонный гураку { Гука -- родъ кальяна; гураку -- смѣсь изъ табака, банановъ и сока сахарнаго тростника, которую Индійцы курятъ изъ гуки.}. Между избушками видны мѣстами мечети съ фигурными башенками и гиндусскіе храмы. Въ народѣ особенно замѣтны полицейскіе солдаты или пеоны, въ чалмахъ, курткахъ и шальварахъ, съ тесакомъ, привѣшаннымъ на широкомъ ремнѣ, украшенномъ мѣдною бляхой. Пеоны набираются большею частію изъ Индійцевъ; есть также и Малайцы, но послѣднихъ меньше, потому-что они слишкомъ простодушны для Китайцевъ. Проводникъ мой былъ мусульманинъ, и мы остановились у входа въ одну мечеть, гдѣ сѣдобородый почтенный мулла толковалъ Коранъ нѣсколькимъ слушателемъ, благоговѣйно внимавшимъ священнымъ словамъ пророка. Послѣ "селямъ алейкумъ" и "алейкумъ селямъ" мулла пригласилъ меня сѣсть, и мы начали бесѣдовать черезъ переводчика, хаджимида, понимающаго нѣсколько по-англійски.

-- Вы не Англичанинъ? спросилъ меня старикъ.

-- Нѣтъ; я Русскій.

-- А гдѣ Россія?

-- Очень-далеко отсюда. Россія расположена около тѣхъ мѣсіъ, гдѣ полгода не заходитъ солнце, а другіе полгода вѣчная ночь (около полюса). Въ верхней части моего отечества солнце не заходитъ цѣлый мѣсяцъ въ году и не показывается также цѣлый мѣсяцъ.

-- Какъ же тамъ могутъ жить люди?

-- Аллахъ великъ! Онъ бережетъ свое твореніе; Онъ освѣщаетъ все небо краснымъ огнемъ, и люди видятъ другъ-друга и могутъ различать предметы (сѣверное сіянье).

-- И тамъ растутъ бананы и кокосы?

-- Тамъ растетъ только трава и мелкій кустарникъ; люди питаются рыбой, а зимою одѣваются въ звѣриныя шкуры, чтобъ не замерзнуть отъ холода.

-- А что такое зима?

-- Зимою у насъ очень, очень-холодно; отъ большаго холода дождь застываетъ и упадаетъ на землю въ видѣ кусковъ хлопчатой бумаги, а вода дѣлается тверда какъ камень, такъ-что по морю и рѣкамъ можно ѣздить на лошадяхъ и перевозить самыя большія тяжести.

-- Машаллахъ! А во сколько времени пришли вы сюда?

-- Въ восемь мѣсяцевъ.

-- Валлахъ, билляхъ! Куда же вы идете?

-- На другой конецъ нашего царства.

-- А гдѣ другой конецъ вашего царства?

-- На другомъ концѣ свѣта; намъ осталось еще мѣсяца четыре пути.

-- Иншаллахъ!

Въ выраженіяхъ подобнаго рода происходилъ разговоръ, въ-продолженіе котораго я сохранялъ самый серьезный видъ. Когда же наконецъ я показалъ имъ, что имѣю понятіе о главныхъ догматахъ ихъ вѣры и нѣкоторыхъ религіозныхъ обрядахъ, правовѣрные возъимѣли весьма-высокое понятіе о мудрости молодаго франка, пришедшаго изъ столь дальнихъ и чудныхъ странъ. Краткость времени заставала меня прервать бесѣду; я нанялъ паланкинъ или правильнѣе пальки (palkee-coach) -- небольшую двумѣстную карету, гдѣ пассажиры садятся другъ противъ друга. Маленькая малайская лошадка повезла меня съ хаджимидомъ шибкою рысью; подлѣ нея бѣжалъ полунагой саисъ или возничій, и такимъ образомъ мы отправились къ водопаду, одной изъ первыхъ знаменитостей острова, куда всѣ иностранцы считаютъ долгомъ ѣздить.

Малайскіе домики, построенные за легкихъ сваяхъ, начинаютъ показываться только въ наиболѣе-удаленныхъ отъ центра города улицахъ и отличаются своею неопрятностію. Большая часть Малайцевъ, составляющихъ основу народонаселенія Пуло-Пенанга, живетъ въ деревушкахъ внутри острова или на берегу моря, и преимущественно занимается рыбною ловлей. Малайцы далеко не такъ красивы, какъ Индійцы; въ мрачныхъ, непріязненныхъ взорахъ ихъ, Европеецъ не прочтетъ привѣта: Малайцы ненавидятъ Европейцевъ, конечно не безъ основанія, и не скрываютъ своей ненависти. Въ особенности, теперь настала для нихъ черная година: осѣдлая и земледѣльческая жизнь, къ которой хотятъ ихъ обратить Англичане, не въ ихъ духѣ и нравахъ; а морскіе разбои, главное и любимое занятіе Малайцевъ, начиная съ сыновей раджей и знатныхъ молодыхъ людей и до послѣднихъ бѣдняковъ, сдѣлались теперь крайне опасными и даже почти невозможными. Англійскіе крейсеры истребили въ Малаккскомъ-Проливѣ множество разбойничьихъ проа; но крейсеры, при господствующихъ въ проливѣ безвѣтріяхъ, не такъ опасны для легкихъ проа, отличныхъ ходоковъ на греблѣ, какъ военный пароходъ, содержимый правительствомъ именно съ тою цѣлью, чтобъ предупреждать разбои и истреблять пиратовъ. Отъ этого купеческія суда плаваютъ теперь безопасно по Малакскому-Пролтву. Нѣтъ сомнѣнія, что, обезопашивая торговлю, Англичане дѣлаютъ услугу всему человѣчеству и, разумѣется, во-первыхъ, своимъ купцамъ; но не смотря на то, разбойничество было всегда самымъ любимымъ занятіемъ Малайцевъ, а потому невозможность продолжать его и быть счастливыми по-своему, заставляетъ ихъ ненавидѣть Англичанъ, которые, въ добавокъ, завладѣли ихъ землями и управляютъ ими не по ихъ кореннымъ законамъ и обычаямъ. Кромѣ того, Европейцы, въ глазахъ Малайцевъ и Индійцевъ, не что иное, какъ животныя нечистыя; преступникъ, приговоренный къ смерти за какое-нибудь кровавое преступленіе, никогда не убѣжденъ въ справедливости приговора: онъ считаетъ его неизбѣжнымъ ударомъ судьбы и отправляется за казнь съ безчувственностію и хладнокровіемъ, не показывая ни малѣйшаго признака раскаянія.

Дороги на Пуло-Пенангѣ, какъ и вообще въ большей части англійскихъ колоній, превосходны. По обѣимъ сторонамъ широкаго, гладкаго шоссе растутъ тиковыя деревья, огромные бамбуковые и банановые кусты, жеаѣзвое дерево, кокосовыя и арековыя пальмы, и проч. Длинныя вѣтви деревъ и густая зелень ихъ листьевъ почти-совершенно закрываютъ дорогу отъ солнечныхъ лучей. Подлѣ бамбуковыхъ кустовъ, замѣняющихъ здѣсь плетни и заборы у плантацій, растутъ ананасы, за которыми никто и не думаетъ смотрѣть и которые принадлежатъ всякому прохожему, пожелающему освѣжиться. Низменныя и болотистыя мѣста, въ-особенности около морскаго берега, гдѣ почва состоитъ изъ наносной земли, засѣяны рисомъ, вознаграждающимъ обильными жатвами труды сѣятелей и составляющимъ главную пищу азіатскихъ обитателей острова. Скаты холмовъ покрыты мускатными плантаціями, изъ которыхъ богатѣйшія принадлежатъ одному Англичанину, г. Джорджу Броуну. Плантаціи находятся верстахъ въ пяти отъ города и даютъ около 200,000 піастровъ годоваго дохода (около мильйона рублей ассиг.). Отецъ тепершняго владѣльца началъ разводить мускатныя. плантаціи въ 1810 году, когда никто не надѣялся на успѣхъ, и пріятели его говорили, что онъ ищетъ другаго Эльдорадо. Теперь на его землѣ растетъ болѣе 100,000 мускатныхъ деревъ, дающихъ ежегодно не менѣе 150,000 фунтовъ хорошихъ орѣховъ. Одно дерево, само-по-себѣ, даетъ около 1,000 руб. асс. дохода, а два другіе по 400 р. Надобно замѣчать, что до 1798 года на цѣломъ островѣ не было ни одного хорошаго мускатнаго дерева.

Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ города находится Бамбускверъ, состоящій изъ неопрятныхъ лавокъ и населенный Китайцами, Малайцами и Индійцами самаго низшаго разбора:-- здѣсь кабаки, гдѣ продаютъ дрянной аракъ и ядовитый сомчу, крѣпкій напитокъ, настаиваемый окурками опіума; тутъ же живутъ женщины несомнѣнного поведенія. Проѣхавъ около четырехъ верстъ, я вышелъ изъ паланкина и былъ пораженъ странною стукотнею, раздававшеюся въ одномъ большомъ сосѣднемъ строеніи. Хаджимидъ объяснилъ, что это китайская мельница, и мы вошли въ большія ворота, испещренныя множествомъ надписей. Въ пространномъ сараѣ восемь паръ жернововъ приводились въ движеніе буйволами; нижніе жернова врыты въ землю, къ верхнимъ придѣланы шесты; отъ которыхъ постромки привязаны къ рогамъ буйволовъ. Можно вообразить, какъ медленно должна производиться работа при такомъ устройствѣ! Для просѣванія мук и устроены небольшія будки; внизу ящикъ, куда падаетъ просѣянная мука, а надъ нимъ четвероугольное сито, отъ поперечныхъ стѣнъ котораго оставлено около двухъ вершковъ разстоянія до стѣнъ будки. Сито поставлено по направленію длины на тонкіе бруски, по которымъ оно движется взадъ и впередъ веревками, проведенными сквозь дыры, сдѣланныя въ стѣнахъ будки и черезъ верхъ ея къ концамъ доски, положенной серединою на брусокъ. Китаецъ становится на концы доски и, придерживаясь за нарочно-утвержденный для того бамбуковый шестъ, перекачивается со стороны на сторону, и такимъ-образомъ довольно-скоро шевелитъ сито. Мельница эта существуетъ со времени колонизаціи острова и одна на цѣломъ Пуло-Пенангѣ. Не смотря на медленность работы, этой мельницы достаточно для потребностей жителей, потому-что хлѣбъ ѣдятъ только Европейцы и Китайцы, да еще продаютъ на проходящія суда. Въ другомъ отдѣленіи строенія, пекарня, а на дворѣ сушились вермишели, до которыхъ Китайцы очень-лакомы и которыя въ-самомъ-дѣлѣ хороши. Хозяинъ быть чрезвычайно-ласковъ и предупредителевъ, посвящалъ меня во всѣ таинства своего заведенія и усердно потчивалъ хлѣбомъ и вермишелями. Отъ мельницы до водопада около пяти верстъ. Проѣхавъ это разстояніе, мы очутились въ долинѣ, покрытой сахарными плантаціями, среди горъ, которыхъ у нѣкоторыхъ скатъ покрытъ мускатными деревьями, а другія, самыя высокія, поросли густымъ дѣвственнымъ лѣсомъ, къ которому еще не прикасалась рука человѣка. Между густою зеленью деревъ видѣнъ небольшой водопадъ, показывающійся на высотѣ около 1,000 футовъ и низвергающійся нѣсколькими уступами, которыхъ вышина отъ 50 до 80 футовъ. Водопадъ не замѣчателенъ ни огромностью массы падающей воды, ни высотою ея паденія, но за то онъ придаетъ необыкновенную прелесть мѣстоположенію и безъ того очаровательному. Бѣлая пѣна водопада гармониируетъ какъ-нельзя-болѣе съ окружающею его яркою зеленью, а однообразный шумъ его располагаетъ къ какимъ-то особеннымъ ощущеніямъ. Вершина и истокъ водопада окружены суевѣрными преданіями: Хаджимидъ сказывалъ мнѣ, что давно, очень-давно, ходилъ туда одинъ набожный мулла, но онъ не возвращался, и никто не знаетъ объ его участи. Съ-тѣхъ-поръ правовѣрные, полагая, что Аллаху непріятно суетное любопытство людей, старающихся узнать то, чего имъ знать не слѣдуетъ, -- считаютъ грѣхомъ пробираться въ завѣтныя мѣста, которыя, по волѣ Аллаха, должны быть покрыты непроницаемою тайной:

Выкупавшись въ "холодныхъ струяхъ водопада", я возвратился въ городъ и тамъ утолилъ первый порывъ голода чашкою китайскаго супа, довольно-вкуснаго, приготовленнаго при мнѣ въ переносной кухнѣ; послѣ того я перекусилъ въ трактирѣ, содержимомъ на англійскій манеръ какимъ-то креоломъ, взявшимъ съ меня самую безбожную цѣну за déjeuner à la fourchette. Часовъ около четырехъ по полудни я поѣхалъ верхомъ въ кофейную плантацію одного выходца изъ Цейлона. Докторъ нашъ ѣхалъ въ паланкинѣ вмѣстѣ съ Хаджимидомъ. У воротъ дома, находящагося верстахъ въ трехъ отъ города, по противоположному отъ водопада направленію, встрѣтилъ насъ весьма-привѣтливо почтенный сѣдобородый старикъ, высокаго роста, и показалъ намъ всѣ кофейные кусты, мускатныя и мангустановыя деревья своего сада и проч. Къ-сожалѣнію, я обманулся въ своихъ ожиданіяхъ: вмѣсто обширной кофейной плантаціи, я нашелъ только нѣсколько кофейныхъ кустовъ съ незрѣлыми плодами. Домъ старика выстроевъ на сваяхъ; стѣны состоятъ изъ циновокъ, сплетенныхъ изъ кокосовыхъ листьевъ; изъ оконъ выглядывали смуглыя головки его дѣтей и между-прочимъ дѣвушки лѣтъ тринѣдцати, вѣроятно, также его дочери. Темно-смуглое, нѣжное лицо ея совершенно-правильно; чорные глаза исполнены кроткой задумчивости; прелестный ротикъ, волосы заплетенные въ косу à la Grecque -- все это вмѣстѣ составляло самое очаровательное цѣлое, на которое бы заглядѣлся всякій художникъ. Мы разстались со старикомъ за часъ до заката солнца, и, проѣхавъ мимо казармы сипаевъ, пріостановились около тюрьмы, а потомъ поворотили въ городъ. Посреди лужайки, недалеко отъ тюрьмы, стоялъ на колѣняхъ, на постланной на землю простынѣ, старый мусульманинъ. Вечерняя молитва его возносилась къ престолу Аллаха, и присутствіе гяуровъ не могло разстроить его набожныхъ думъ.

Въ тюрьмѣ ожидали себѣ смертнаго приговора дѣйствующія лица одного кроваваго происшествія, свершившагося незадолго до нашего прихода въ Пуло-Певангъ. Правленіе Остиндской Компаніи имѣетъ обыкновеніе ссылать преступниковъ, приговоренныхъ къ каторжной работѣ, въ мѣста, отдаленныя отъ ихъ жительства, вѣроятно для того, чтобъ устранить возможность попытки къ освобожденію со стороны ихъ родственниковъ или соумышленниковъ. Такимъ-образомъ, преступниковъ, осужденныхъ въ Мадрасѣ или Калькуттѣ, отправляютъ въ Сингапуръ, Пуло-Пенангъ, Малакку и т. п. Англійскій купеческій брикъ съ 25 Гиндусами, закованными какъ слѣдуетъ, отправлялся изъ Калькутты въ Сингапуръ. Малочисленность команды не дозволила имѣть за преступниками должнаго надзора, и они, вѣроятно уговорившись заранѣе, исполнили кровавый замыселъ, пришедъ на видъ Ачема {На сѣверной оконечности Суматры.}. Сбивъ съ себя ночью цѣпи, они напали на сонныхъ капитана и команду, убили всѣхъ, кромѣ повара изъ Ласкаровъ, и пришли въ Ачемъ. Тутъ они каждый день ѣздили на берегъ, чтобъ сбыть находившійся на суднѣ грузъ, оставляя тамъ одного повара и уводя шлюпки, чтобъ онъ не могъ добраться до берега, въ полной увѣренности, что акулы перехватятъ бѣглеца, еслибъ онъ вздумалъ пуститься вплавь. Не смотря, однакожь, на эти предосторожности, повару удалось переѣхать на берегъ на проходившей мимо судна рыбачьей лодкѣ: онъ нашелъ также средство пробраться къ ачемскому султану и увѣдомить его о происшедшемъ. Султанъ, находя удобный случай угодить Англичанамъ, у которыхъ онъ совершенно въ рукахъ, послалъ нарочнаго гонца къ пуло-пенангскому губернатору, а между-тѣмъ велѣлъ задержать убійцъ. Изъ Пуло-Пенанга тотчасъ же послали судно въ Ачемъ и привели оттуда брикъ съ преступниками, надъ которыми немедленно нарядили судъ присяжныхъ. Нѣсколько лѣтъ тjму назадъ, Пуло-Пенангъ не имѣлъ права производства уголовныхъ дѣлъ, и преступники должны были отсылаться въ Калькутту, что чрезвычайно запутывало и замедляло уголовное дѣлопроизводство, которому морскіе разбои и кровожадная мстительность Малайцевъ не давала случая оставаться долго въ бездѣйствіи. Малайцы, не смотря на всѣ усилія Англичанъ, не скоро перестанутъ вѣровать, что добрый ударъ, нанесенный обидчику, есть лучшее наказаніе за обиду. Между Индійцами и Малайцами случаются примѣры особеннаго, весьма-оригинальнаго рода мщенія. Тѣ и другіе твердо увѣрены, что клятвопреступничество или ложная клятва, рано или поздно, не избѣгнетъ заслуженнаго наказанія. Бывали случаи, что въ судѣ челобитчикъ объявлялъ, что онъ будетъ считать себя удовлетвореннымъ, если противникъ его присягнетъ въ своей невинности -- не потому, чтобъ онъ вѣрилъ остинѣ его показанія, а собственно съ тою цѣлью, чтобъ завлечь своего врага къ произнесенію ложной клятвы и отмстить ему карою, которую навлекаетъ на себя это преступленіе. Капитанъ остиндскихъ войскъ, г. Джемсъ Лоу (James Low), разсказываетъ въ своемъ описаніи Пуло-Пенанга объ одномъ случаѣ, которому самъ онъ былъ свидѣтелемъ: "Два солдата, бенгальскіе уроженцы, бывшіе междусобою задушевными пріятелями, поссорились за какую-то бездѣлицу; одивъ изъ нихъ, считая себя обиженнымъ, хладнокровно выстрѣлилъ себѣ въ грудь. Я стоялъ въ то время недалеко отъ него, подбѣжалъ къ несчастному и спросилъ его, что довело его до такого ужаснаго поступка?-- "Пусть кровь моя падетъ на того, кто меня обидѣлъ отвѣчалъ онъ спокойно, и черезъ нѣсколько секундъ испустилъ духъ. Вообще, между Индійцани, примѣры самоубійствъ изъ мщенія не весьма-рѣдки; суевѣрный страхъ не даетъ покоя нечистой совѣсти тѣхъ, на чью главу кровь самоубійцы, должна пасть вѣчнымъ проклятіемъ". И проклятіе это часто сбывается, потому-что тотъ, кого оно постигло, уже заранѣе чувствуетъ всю тягость ожидающей его кары: напуганное воображеніе преслѣдуетъ его своими призраками; онъ не можетъ ни за что приняться, (покидаетъ свою семью, свое имущество, изнываетъ, чахнетъ и наконецъ лишаетъ себя жизни или теряетъ разсудокъ.

Возвратясь въ городъ, мы имѣли случай слышать образчикъ индійской духовной музыки, если только можно назвать музыкою самый дикій и нестройный ревъ, который когда-либо терзалъ уши смертнаго. Въ небольшомъ буддійскомъ храмѣ, состоящемъ изъ тонкихъ столбовъ, покрытыхъ плетенками, сидѣли и стояли пять Индійцевъ и съ изступленіемъ, чтобъ не сказать съ остервенѣніемъ, дули изо всѣхъ силъ въ два кларнета, трубу, барабанъ и мѣдныя тарелки -- что такое?-- этого не рѣшилъ бы и самъ великій Будда! Бѣшеный фанатизмъ горѣлъ въ ихъ глазахъ, пѣна клубилась у рта и потъ лился градомъ по ихъ блестящей темнооливковой кожѣ. Гиндусы исполняютъ въ Пуло-Пенангѣ всѣ свои чудовищные обряды, кромѣ сожиганія вдовъ и процессіи колесницы. Обычныя въ Индіи раскачиванія на крючкахъ, заложенныхъ за ребра, производятся и здѣсь, и народъ часто видитъ отвратительныя зрѣлища религіознаго изувѣрства. Какъ истинный путешественникъ, я пожалѣлъ, что мнѣ не удалось быть свидѣтелемъ подобныхъ сценъ -- должно-быть интересно.

Не дослушавъ духовную музыку, мы отправились далѣе и остановились противъ китайскаго театра, вокругъ котораго многочисленная толпа всѣхъ цвѣтовъ и возрастовъ глазѣла на представленіе, котораго смыслъ невозможно понять непосвященному въ многосложные условленные знаки и сокращенія китайскаго сценическаго искусства. Декораціи остаются всегда тѣ же, въ какомъ бы мѣстѣ ни происходило дѣйствіе; удары въ гонгъ и усиленная игра музыкантовъ, расположенныхъ по обѣимъ сторонамъ сцены, сопровождаютъ объявленіе, что сцена дѣйствія переносится изъ дворца въ лѣсъ, садъ, домъ и проч. Два воина въ полномъ древне-китайскомъ вооруженіи, съ раскрашенными лицами, расхаживали взадъ и впередъ по сценѣ, размахивали руками и что-то съ жаромъ декламировали речитативомъ. По-видимому дѣло шло о красавицѣ, которая, какъ кукла, вставала съ мѣста, оборачивалась то къ тому, то къ другому витязю и фистулою о чемъ-то умоляла ихъ {Роль женщины игралъ молодой Китаецъ.}. Подлѣ нея сидѣлъ на стулѣ, съ завязанными назадъ руками, мужъ ея, какъ мнѣ пояснилъ Хаджимидъ, и съ самымъ неподвижнымъ хладнокровіемъ ожидалъ своей участи. Никто изъ дѣйствующихъ лицъ не обращалъ на него вниманія, а потому я полагаю, что занимаемый имъ уголъ сцены долженъ былъ представлять тюрьму. Воины, сходясь и расходясь, весьма-свирѣпо, поражали воздухъ и по-очереди падали, изъ чего я заключилъ, что они сражались. Кончилось тѣмъ, что послѣ весьма-пискливаго восклицанія красавицы, одинъ изъ витязей, обойдя вокругъ разноцвѣтной рѣшетки, отдѣлявшей сцену отъ закулиснаго царства, разсѣкъ узы мужа, и громкіе удары въ гонгъ на сценѣ и въ храмѣ возвѣстили окончаніе спектакля. При этомъ случаѣ, на чемъ-то похожемъ на жертвенникъ, поставленномъ впереди храма, сожгли множество разноцвѣтной бумаги и хлопушекъ.

Въ ожиданіи, когда смеркнется совершенно, мы зашли къ Ибраму и Хаджимиду, и вмигъ были окружены толпою Индійцевъ и Мавровъ, которые усадили насъ на скамью, предложили мнѣ гуку и потомъ принялись напрерывъ предлагать раковины, крисы, камышовыя и тростниковыя палки, и проч. Не смотря на то, что они безбожно добирались до нашихъ піастровъ, я съ удовольствіемъ смотрѣлъ на эту живую, красивую толпу, вдыхая въ себя ароматный дымъ гураку и запивая его кокосовымъ молокомъ. Когда совершенно стемнѣло, мы опять пошли бродить но городу. Вечеромъ, при лунномъ свѣтѣ, онъ особенно хорошъ. Все, что днемъ производило непріятное впечатлѣніе своею неопрятностью, скрадывалось темнотою. Въ китайской части дѣятельность еще не прекратилась: въ лавкахъ, освѣщенныхъ лампами, трудолюбивые сыны небесной имперіи тачали, шили, стругали и ковали какъ и днемъ; передъ идолами и изображеніяни божествъ горѣли украшенныя фольгою восковыя свѣчи; въ молельняхъ зажжены были легкіе, обклеенные прозрачною бумагой съ изображеніями драконовъ фонари; во фруктовыхъ лавкахъ свѣчи горѣли въ фонаряхъ, сдѣланныхъ изъ очищенныхъ ананасовъ. Далѣе, въ мусульманскихъ и гиндусскихъ улицахъ, стройныя фигуры въ бѣлыхъ чалмахъ прохаживалмсь взадъ и впередъ, или толпилась вокругъ освѣщенныхъ множествомь шкальчиковъ мечетей и храмовъ. Мы остановились у входа въ одну мечеть; знакомцы наши муллы вышили къ вамъ на встрѣчу и вынесли цвѣтовъ, послѣ чего намъ предложили войдти во внутренность мечети съ условіемъ снятъ нашу обувь. Разумѣется, мы не заставили себя проситъ, сняли сапоги и вошли. Сдѣлавъ передъ мусульманскою святыней обычный селямъ, мы положили по піастру въ поставленный предъ нею ящикъ съ отверстіемъ, куда кладется милостыня. Внутренность мечети не представляла ничего особеннаго: стѣны голыя, бѣлыя, на право стояла модель фрегата и Хаджимидъ объяснялъ мнѣ, что ее вооружаютъ разъ въ каждый годъ и носятъ въ торжествѣ во городу во время празднества въ честь Гассана и Гуссейна. Осмотрѣвшись, мы вышли черезъ нѣсколько минутъ, и муллы, которыхъ уваженіе къ намъ возрасло до огромныхъ размѣровъ, посадили насъ на скамью въ преддверіи. Несмѣтная толпа собралась на улицѣ и во входѣ и глазѣла на насъ съ любопытствомъ. Между-тѣмъ главный мулла, Шейхъ-Абдудъ-Кхадыръ, старикъ самой почтенной и благообразной наружности, чтимый пуло-пенангскими правовѣрными какъ святой, угощалъ насъ шербетомъ и поставилъ передъ нами какого-то нагаго урода съ огромнымъ опахаломъ или пункой, который въ потѣ лица обвѣвалъ насъ изо всѣхъ силъ. Пробесѣдовавъ еще нѣсколько минутъ, мы поднялись и пошли далѣе. Театральная площадь кипѣла народомъ; вечерній китайскій спектакль былъ въ полномъ разгарѣ. Площадь, театръ, движущіяся и кривляющіяся ни сценѣ страшныя фигуры въ пестрыхъ костюмахъ съ раскрашенными лицами, и безчисленная толпа разноцвѣтныхъ и разнохарактерныхъ зрителей -- все это, освѣщенное мерцающимъ красноватымъ свѣтомъ плошекъ и факеловъ, казалось чѣмъ-то фантастическимъ, волшебнымъ. Дымъ отъ плошекъ поднимался столбами; музыканты играли изо всѣхъ силъ; частые удары въ гонгъ потрясали воздухъ, и разумѣется, что ухо Моцарта или Россини было бы растерзано самымъ безжалостнымъ образомъ; но для меня, пришельца съ далекаго сѣвера, перенесеннаго въ этотъ чудный, совершенно-новый для меня край, подъ великолѣпнымъ тропическимъ небомъ, для меня все это было очаровательно, все плѣняло воображеніе и поражало странностью и новизною. Поглядѣвъ на эту интересную сцену, мы возвратились на транспортъ. На другой день въ восемь часовъ утра, муллы пріѣхали къ намъ въ гости и привезли съ собою множество плодовъ и цвѣтовъ. Одаривь ихъ и вручивъ имъ значительное число піастровъ въ пользу бѣдныхъ, мы разстались большимъ пріятелями, а въ десять часовъ снялись съ якоря, и съ сожалѣніемъ оглядывались на эти благословенныя. мѣста.

До колонизаціи Сингапура, Пуло-Пенангъ, будучи вольнымъ торговымъ портомъ, былъ въ то же время главнымъ торговымъ пунктомъ между Индіей и Китаемъ. Теперь, хотя ему и предоставлены права вольнаго порта, важность его упала, и получаемыхъ съ него доходовъ недостаточно на содержаніе колоніи. Сингапуръ, выросшій въ-продолженіе послѣднихъ 20-ти лѣтъ, содержитъ не только себя, но и Пуло-Пенангъ и Малакку. Теперь торговля Пуло-Пенанга оживляется тѣмъ, что сюда заходитъ много судовъ для освѣженія и чтобъ запастись живностью и съѣстными припасами, которые здѣсь дешевле, нежели въ Сингапурѣ. Здоровый воздухъ пуло-пенангскихъ холмовъ, которыхъ свѣжая и прохладная температура имѣетъ на здоровье самое благодѣтельное вліяніе, привлекаетъ сюда Европейцевъ, страдающихъ отъ знойнаго и злокачественнаго климата другихъ странъ Индіи.

По богатству своихъ естественныхъ произведеній, Пуло-Пенангъ можетъ почесться едва-ли не первымъ островомъ въ свѣтѣ. Мускатъ, корица, гвоздика и перецъ, растутъ здѣсь изобильнѣе, нежели гдѣ-нибудь; кромѣ того, островъ изобилуетъ кокосами, сахаромъ, индиго, нѣламомъ (Nilam), гамбиронъ, рисомъ, табакомъ, кофеемъ, хлопчатой бумагой, бетелемъ, арековыми орѣхами, непахомъ (Nepah), кукурузой и проч. Доходы, получаемые съ острова, состоять изъ поземельной подати и сбора съ откуповъ бетеля, опіума и крѣпкихъ напитковъ. Доходы, какъ я уже сказалъ, не покрываютъ издержекъ колоніи.

Вотъ какимъ образомъ достался Англичанамъ этотъ великолѣпный островъ:

Въ 1789 году, старый кеддахскій султанъ отдалъ Пуло-Пенангъ въ приданое за своею дочерью, вышедшею замужъ за капитана Лайта (Light), командовавшаго остиндскимъ кораблемъ. Лайтъ уступилъ всѣ свои права компаніи, которая, находя положеніе этого пункта выгоднымъ для устройства складочнаго мѣста торговли между Индіей и Китаемъ, послала туда изъ Бенгала отрядъ солдатъ и нѣсколько купцовъ для занятія острова. Въ 1865 году, на немъ уже было учреждено регулярное правленіе. Кеддикскій султанъ, вскорѣ послѣ передачи Пенанга, тревожимый своими сосѣдями Сіамцами, просилъ помощи Англичанъ, за которую онъ предлагалъ уступать часть своего берега съ нѣсколькими островками, съ уговоромъ, чтобъ ему выплачивали ежегодную пенсію. Джону Буллю того только и хотѣлось! Англичане заключили съ султаномъ договоръ, долженствовавшій сохраняться свято и ненарушимо "доколѣ солнце и луна не перестанутъ обращаться", въ-слѣдствіе котораго кеддахскому султану дана помощь, и Остиндская Компанія обязывалась выдавать ему ежегодно по 16,000 піастровъ (около 50,000 руб. ассиг.). Султанъ уступилъ имъ за это полосу малаккскаго берега за 35 миль въ длину и 4 въ глубину.

Султанъ получалъ свою пенсію и спокойно жилъ въ Малаккѣ до 1835 года. Около этого времени, Англичанамъ, заключавшимъ съ Сіамцаіги союзъ, вздумалось присвоить Малакку себѣ, а законнаго ея государи содержатъ подъ присмотромъ въ Джорджъ-Тоунѣ, на Пуло-Пенангѣ. Въ-послѣдствіи, онъ былъ выпущенъ на слово и жилъ въ Делли, на Суматрѣ. Но и такъ онъ не долго наслаждался свободою: подозрѣвая, что онъ составляетъ союзы для возвращенія себѣ своихъ малаккскихъ владѣній, Англичане послали военный корветъ, которому велѣно было взять стараго султана силою и провезти въ Пуло-Пенангъ. Изъ Пуло-Пенанга его перевезли въ Сингапуръ, гдѣ онъ и умеръ въ глубокой старости. Сыновья его хотѣли похоронить тѣло своего несчастнаго отца въ Малаккѣ и повезли его туда; но тамъ погребальная процессія была встрѣчена солдатами, и начальствовавшій ими англійскій офицеръ объявилъ сыну султана строжайшее приказаніе возвратиться въ Сингапуръ.

II.

СИНГАПУРЪ.

Переходъ изъ Пуло-Пенанга въ Сингапуръ, между которыми разстояніе около 450 морскихъ миль {Морская или итальянская миля имѣетъ 1 3/4 версты.}, длился 15 дней. Безпрестанныя безвѣтрія, легкіе противные вѣтерки, сильныя противныя теченія и болѣзни (лихорадка, начавшаяся еще на Никобарскихъ-Островахъ, которые мы оставили 10-го мая 1841 г.) дѣлили его крайне-тягостнымъ. Наконецъ, въ полдень 2-го іюня, мы положили якорь на сингапурскомъ рейдѣ.

Около 40 купеческихъ судовъ, большей частію трех-мачтовыхъ подъ флагами разныхъ націй; до 10 китайскихъ, сіамскихъ и кохинхинскихъ джонокъ самой допотопной конструкціи, и множество легкихъ малайскихъ и бунгинскихъ проа, стояли вмѣстѣ съ нами. Малакскіе и китайскіе сумпаны, индійскія праги и европейскія шлюпки рыскали по рейду во всѣхъ направленіяхъ; водоналивные боты снабжали нуждающихся; телеграфъ возвѣщалъ городу о прибывающихъ отъ востока и запада судахъ,-- словомъ, всѣ показывало обширную торговую дѣятельность. Еще далеко отъ якорнаго мѣста къ намъ выѣхало нѣсколько лодокъ съ довольно-нарядными Гиндустанцами и нѣсколькими Англичанами, предлагавшими свои разнородныя услуги; но по приходѣ на рейдъ рѣшительно не было отбоя отъ Китайцевъ и Индійцевъ, наперерывъ старавшихся попасть къ намъ въ дубаши. Избравъ изъ нихъ двухъ: китайскаго купца Вамноа, о которомъ намъ наговорили еще на Мысѣ-Доброй-Надежды и въ Пуло-Пенангѣ, и Индійца Баракана, я насилу могъ спровадить остальныхъ.

Первымъ попеченіемъ нашимъ было отъискать квартиру для больныхъ и перевезти ихъ на берегъ. Тамъ, въ просторныхъ комнатахъ, со свѣжею пищей, морскимъ воздухомъ и при неутомимыхъ попеченіяхъ поселившагося подлѣ нихъ доктора, они мало-по-малу стали получать облегченіе.

Сингапурскій рейдъ не подверженъ никакимъ ураганамъ или крѣпкимъ вѣтромъ; по-временамъ только находятъ шквалы съ дождемъ, но они непродолжительны и неопасны; бываютъ также смерчи, которыхъ и намъ часто случалось видѣть на рейдѣ; но, сколько я слышалъ, они не оставляютъ послѣ себя слѣдовъ разрушенія. Низменныя части острова покрываются водою во время приливовъ и обнажаются при отливахъ: почему тамъ множество болотистыхъ мѣстъ. Однако докторъ Беннетъ замѣчаетъ, что, по его наблюденіямъ, болота, происходящія отъ перемѣнъ возвышенія уровня соленой воды, не производятъ злокачественныхъ испареній, выдыхаемыхъ въ жаркихъ тропическихъ климатахъ болотами пресноводными, при изобиліи болотныхъ растеній. Посему, не смотря на свою близость къ экватору (широта Сингапура только 1о,17' сѣверная), климатъ его здоровъ, сравнительно съ другими мѣстами Индіи; еслибъ поселившіеся тамъ и пріѣзжающіе туда Европейцы вели образъ жизни, соотвѣтственные климату и обстоятельствамъ мѣстности, то нѣтъ сомнѣнія, что они избѣжали бы многихъ болѣзней, которымъ ихъ подвергаютъ излишества всякаго рода.

Воспользовавшись первымъ удобнымъ случаемъ, я съѣхалъ на берегъ. Пристань на западномъ берегу узкаго залива соленой воды, который обыкновенно называютъ Сингапурскою Рѣкою. На томъ же берегу находится азіатскій, или правильнѣе, китайскій городъ, а на противоположномъ живутъ въ богатыхъ и роскошныхъ домахъ европейскіе резиденты, большею частію англійскіе купцы, и консулы разныхъ націй: тутъ же, на довольно-возвышенномъ холмѣ, домъ иди бенгало (bungalon) губернатора и гелеографъ. Наружность азіатскаго города далеко не тамъ привлекательна, какъ въ Пуло-Пенангѣ, не смотря на то, что улицы, домы и лавки здѣсь въ гораздо-большихъ размѣрахъ, нежели тамъ. Кто, полагаясь на рисунокъ, приложенный къ всеобщему путешествію Дюмон-д'Юррвиля, понадѣется увидѣть здѣсь огромныя строенія и великолѣпную набережную, къ которой подходятъ вплоть трех-мачтовыя купеческія суда, тотъ сильно ошибется. Строенія набережной западнаго берега суть темные и довольно грязные двух-этажные домы, которыхъ верхніе этажи заняты конторами, магазинами и жильями, а внизу ряды лавокъ европейскихъ и индійскихъ продавцовъ, торгующихъ почти-исключительно англійскими товарами. У пристани же, въ малую воду мелѣютъ даже легкія малайскія проа, слѣдственно, большимъ судамъ туда рѣшительно невозможно подходить.

Въ Сингапурской-Рѣкѣ достоинъ вниманія водяной городъ, могущій дать нѣкоторое понятіе о находящемся въ кантонской рѣкѣ. Множество семействъ Китайцевъ и Малайцевъ живетъ постоянно на лодкахъ, и ребятишки, безпрестанно купающіеся въ знойные дни, совершенно превращаются въ земноводныхъ, такъ, что названіе орангъ-лауть или водяныхъ-людей, какъ ихъ называютъ Малайцы, нисколько не преувеличено. Ширина рѣки въ этомъ мѣстѣ около 300 футъ: она судоходна для лодокъ на нѣсколько миль вверхъ.

Единственная, довольно-красивая площадь въ Китайскомъ-Кварталѣ или кампонгѣ -- Commercial Square, окруженный каменными домами, принадлежащими англійскимъ, китайскимъ и парсійскимъ купцамъ. Въ серединѣ ея разведенъ маленькій садикъ. Остальная часть китайскаго кампонга состоитъ изъ строеній, частію каменныхъ, но больше деревянныхъ, довольно неопрятной наружности. Тамъ, какъ и въ Пуло-Пенангѣ, китайское трудолюбіе рѣзко отличается отъ лѣни другихъ азіатскихъ народовъ: вездѣ мастерскія, гдѣ съ утра до вечера идетъ работа; вездѣ лавки. По-временамъ раздаются частые удары въ гонгъ, возвѣщающіе продажу съ публичнаго торга, и множество народа толпится около мѣста продажи, и жажда прибыли отражается одинаково въ узкихъ, блестящихъ глазахъ Китайца, въ спокойной физіономіи величаваго Гиндустанца и въ мѣдяномъ взорѣ хладнокровнаго Джон-Булля. Выстроенные около взморья китайскій рынокъ и рыбный рядъ представляютъ любопытное зрѣлище: подъ обширнымъ, круглымъ навѣсомъ, около 900 футъ въ діаметрѣ, на столахъ, расположенныхъ параллельными кругами, разложены съѣстные припасы всѣхъ возможныхъ родовъ: зелень, овощи, фрукты, мясо, и въ особенности куски свинины, жирнѣйшей, какую себѣ только можно представить. Для соблюденія порядка, между рядами столовъ прохаживались пеоны въ своихъ живописныхъ одеждахъ; здѣсь, такъ же какъ и въ Пуло-Пенангѣ, полицію составляютъ большей частю Гиндустанцы и Мавры, которые съ отвращенемъ и презреніемъ смотрятъ на нечистую пищу христіанъ и Китайцевъ. Далѣе, на взморье, подъ другимъ навесомъ, выстроеннымъ надъ длинною деревянною пристанью, продавалась рыба, раки и шримсы, столь изобильныя въ здѣшнихъ мѣстахъ. Тутъ большая часть торговцевъ -- Малайцы. Мирная сцена торговли была прервана ссорою двухъ грязныхъ Китайцевъ съ малайскимъ рыбакомъ, у котораго они что-то стянули. Пеонъ пришелъ на шумъ, и, не говоря ни слова, не обращая вниманія на оправданія, крики и брань сыновъ небесной-имперіи, схватилъ ихъ обоихъ за косы и повлекъ за собою. Интересно было видѣть стройную фигуру Гиндустанца, съ правильнымъ, выразительнымъ лицомъ и въ красивой одеждѣ, намотавшаго на одну руку косы двухъ грязныхъ, полунагихъ Китайцемъ, которые кривлялись и морщилась, бранились, умоляли и оправдывалясь крикливыми бабьими голосами. Брань и насмѣшки Малайцевъ и сердитыя восклицанія Китайцевъ сопровождали эту интересную группу. Натуралистъ прогулялся бы не безъ пользы по здѣшнему рыбному ряду, онъ бы увидалъ многіе экземпляры обитателей водъ и дна морскаго, еще невиданные въ Европѣ, и прогулка его могла бы обогатить науку новыми и полезными свѣдѣніями. Отъ рынка ко взморью расположены улицы, обитаемые наиболѣе Чуліами { Choolias, Чулки. Эимъ общимъ именемъ называютъ здѣсь Гиндустанцетъ всѣхъ кастъ и Мавровъ.}, а на самомъ взморьи находится новый, еще недоконченный китайскій храмъ. Я заходилъ въ него. Всѣ идолы и рѣзныя украшенія, деревянныя и каменныя, привезены изъ Кантона; позолота, живопись и рѣзьба здѣсь роскошнѣе и лучше, нежели въ пуло-пенагскомъ храме, однако тотъ выше и обширнѣе. Къ-сожаленію, китайскій жрецъ, встрѣтившій меня весьма-ласково, не говорилъ почти, ни слова по-англійски, а потому я не могъ отъ него добиться поясненій о именахъ и качествахъ идоловъ и живописныхъ изображеній. Пеонъ, изъ Малайцевъ, взялся быть моимъ путеводителемъ; но и отъ его разсказовъ я не чувствовалъ себя нискольно мудрѣе; онъ переходилъ отъ одного идола къ другому, говоря: "This China devil, this China devil, this China good men" {"Вотъ китайскій чортъ, вотъ это китайскій чортъ, а вотъ китайскій добрый человѣкъ". }. Вообще, китайскія божества безобразны и имѣютъ свирепый, карающій видъ, что, вмѣстѣ со множествомъ драконовъ, нарисованныхъ на стѣнахъ и составляющихъ главное украшеніе фонарей и рѣзныхъ карнизовъ, заставляетъ думать, что Китайцы, народъ вообще чувственный и неспособный къ возвышеннымъ религіознымъ идеямъ, болѣе боятся злобы и мщенія своихъ боговъ, нежели благоговѣютъ передъ ихъ премудростью и благостью.

Малайскія части города такъ же неопрятны, какъ на Пуло-Пенангѣ; большинство Малайцевъ здѣсь, такъ же какъ и тамъ, живетъ въ деревняхъ по взморью, въ некоторомъ разстояніи отъ города. Домы европейскимъ резидентовъ находятся на восточномъ берегу Сингапурской-Рѣки. Часть ихъ выстроена на обширной наносной равнинѣ, или эспланадѣ, на западномъ концѣ которой находится зданіе присутственныхъ мѣстъ -- высокое бѣлое строеніе съ двумя башенками, походащими на перечницы; на другомъ концѣ институтъ Раффльса, а въ центрѣ, окруженная оградою англійская епископская церковь. Эспланада служитъ мѣстомъ вечернихъ прогулокъ здѣшняго beau monde; на ней же, подъ навѣсами, крытыми пальмовыми листьями, стоятъ восемь мѣдныхъ пушекъ 18-ти фунтоваго калибра -- вся артиллерія колоніи. Между оконечностями эспланады и за нею, параллельно взморью, тянутся широкія улицы, обсаженныя деревьями, гдѣ живутъ англійскіе и европейскіе негоціанты и консулы. Каждый домъ окружонъ садикомъ и имѣетъ обширный дворъ; большая часть домовъ украшена колоннадами. Жилые покои окружены, или широкими галлереями, защищенными отъ солнечныхъ лучей венеціанскими jalousies: это въ здѣшнемъ климатѣ гораздо удобнѣе стеколъ, потому-что въ экваторіальныхъ странахъ каждая струйка сквознаго вѣтра, котораго у насъ такъ боятся, есть истинное благодѣяніе; а потому всякій старается устроятъ свой домъ такимъ образомъ, чтобъ самое слабое дыханіе вѣтерка не пропадало даромъ. Полы вездѣ каменные и больше кирпичные: ихъ поливаютъ водою, которая, испаряясь, нѣсколько охлаждаетъ воздухъ. За европейскимъ кампонгомъ находится тюрьма, заключающая въ себѣ около 1,000 преступниковъ, приговоренныхъ къ каторжной работѣ, и присланныхъ сюда изъ Калькутты и другихъ мѣстъ, для устройства дорогъ и публичныхъ зданій. Преступники эти почти исключительно Гиндустанцы; между ними, какъ мнѣ сказывали въ-послѣдствіи, множество Т'хагговъ (Thugs), или членовъ секты убійцъ, для истребленія которой правительство Остиндской-Компаніи принимаетъ самыя дѣятельныя мѣры {О нихъ будетъ говорено съ большею подробностью въ приложеніи къ этой статьѣ.}. Недалеко отъ тюрьмы, католическая и армянская церкви -- небольшія, довольно-красивыя зданія. Католики имѣютъ въ Сингапурѣ епископа, весьма-почтеннаго старика; какъ онъ, такъ и остальное католическое духовенство Французы.

У входа въ Сингапурскую-Рѣку, на западномъ мысу (Commercial Point) былъ нѣкогда обломокъ скалы, испещренный надписью, надъ которою тщетно бились изъискатели древностей; извѣстно было одно, что надпись не китайская, не санскритская, не малайская и не арабская. По словамъ профессора Бельчера, ходившаго вокругъ свѣта на американскомъ фрегатѣ "Колумбія", малайскія преданія сохраняли слѣдующую исторію этой скалы:

Жилъ нѣкогда невольникъ одного малайскаго владѣльца, по имени Баіангъ. Однажды онъ закинулъ неводъ, а самъ отправился въ поле, которое обработывалъ для своего господина. Возвратясь къ неводу, онъ увидѣлъ, что въ него попало-было много рыбы, но что отъ нея остались только чешуйки да косточки. То же самое повторялось нѣсколько дней сряду, такъ-что Бадангъ, выведенный изъ терпѣнія, рѣшился караулить неводъ, чтобъ узнать, кто съѣдаетъ его рыбу. Засѣвъ въ тростникъ, онъ увидѣлъ гауту или привидѣніе, которое съѣдало всю рыбу, лишь только она попадалась въ неводъ. Глаза призрака горѣли ярче огня, волосы были жостки и переплетены какъ корзинка, а борода насѣла ниже пояса; въ рукѣ онъ держалъ серпъ безъ рукоятки. Увидавъ эту ужасную фигуру, Бадангъ пріободрился, бросился на гауту и грозился убить его. Гауту сильно струсилъ и хотѣлъ убѣжать: "Не убивай меня; я сдѣлаю все, что прикажешь!" кричалъ онъ жалобно.-- А-га! подумалъ Бадангъ:-- здѣсь можно будетъ поживиться! Однако обѣщаніе призрака навело на него раздумье. Пожелать богатства -- такъ его отниметъ господинъ или кто-нибудь другой; пожелать быть невидимкой -- можно умереть. "Нѣтъ" разсудилъ онъ: "пожелаю себѣ лучше силы, чтобъ я легко могъ дѣлятъ всякую работу, какую бы мнѣ ни задали: это будетъ всего вѣрнѣе. Дай мнѣ силу, призракъ, такую, чтобъ я могъ выдергивать деревья съ корнемъ." Гауту согласился, съ однимъ однако условіемъ, правда, довольно-непріятнымъ, но которое Бадангъ, послѣ многихъ квелыхъ рожъ, наконецъ принялъ. И получилъ Бадангъ силу богатырскую; и пока онъ одись рукой держалъ призракъ за бороду, онъ могъ другою выдергивать самыя большія деревья безъ всякаго усилія. Тогда онъ выпустилъ бороду и пошелъ къ своему удивленному господину, расчищая руками самый густой лѣсъ. Вѣсть о чудныхъ подвигахъ Баданга достигла Сингапура, и Сри-Ранса-Вихрама, тамошній раджа, вытребовалъ его къ себѣ и сдѣлалъ его своимъ бойцомъ. Бадангъ могъ тогда разбивать скалы головою, выдергивать изъ кораблей мачты и употреблять ихъ вмѣсто веселъ, и дѣлалъ много другихъ чудесъ. Тогда вызвали главнаго богатыря клингской страны, не имѣвшаго себѣ дотолѣ равнаго, и заставили его помѣриться съ Бадангомъ въ Сингапурѣ. Семь кораблей назначались въ награду побѣдителю. Долго бойцы боролись, и Бадангъ имѣлъ надъ своимъ противникомъ только слабую выгоду. Но передъ палатами раджи лежалъ огромный камень, и клингскій богатырь предложилъ поднять его, какъ величайшее и окончательное доказательство силы. "Хорошо" сказавъ Бадангъ: "попробуй сперва ты, а ужь я не выдамъ." Клингскій боецъ долго кряхтѣлъ надъ камнемъ и наконецъ, приподнявъ его нѣсколько, опустилъ въ изнеможеніи на землю, сказавъ Бадангу: "Ну, теперь твоя очередь, пріятель!" Бадангъ поднялъ огромный камень безъ всякаго труда, размахнулся имъ нѣсколько разъ взадъ и впередъ и швырнулъ его въ устье рѣки. Теперь, на мысѣ, гдѣ онъ былъ, строится баттарея, а потому скала съ дивною надписью не избѣжала участи прочихъ -- ихъ взорвали порохомъ. Полагаютъ, что надпись заключала въ себѣ описаніе подвига Баданга.

Поздно вечеромъ возвратился я на транспортъ.

Джонка, стоявшая недалеко отъ насъ, должна была уйдти въ скоромъ времена въ Китай. На ней отправлялось на родину около 200 Китайцевъ, болѣе или менѣе разжившихся въ Сингапурѣ. Каждый день прибывали на нее изъ города новые пассажиры; страшнѣйшій разноголосный шумъ сопровождалъ каждую работу; удары въ гонгъ служили предисловіемъ командѣ капитана, котораго никто не слушалъ. Однажды я полюбопытствовалъ посмотрѣть этотъ чудный экземпляръ допотопнаго мореходства. Джонка длиною около 130 футъ, вмѣстительности около 600 тоннъ. Снаружи она выкрашена грязною красною краской съ широкой бѣлой полосою, на которой намалеваны пушечные порты. Въ серединѣ ея, на лѣвой сторонѣ, печь, складенная изъ кирпичей и подлѣ нея обнаженный до пояса Китаецъ, запустивъ вспотѣвшія руки въ котелъ, мѣшалъ въ немъ рисъ; въ бамбуковыхъ пристройкахъ въ нѣсколько этажей, крытыхъ циновками, ползали грязные ребятишки; трюмъ былъ заваленъ тюками товаровъ, мѣшками риса, пожитками и проч. Въ кормѣ, на нѣкотораго рода ютѣ, сидѣлъ за сундукѣ толстѣйшій Китаецъ съ сѣдыми усами и пожиралъ ананасы; подлѣ него, передъ ящикомъ, испещреннымъ разными надписями и уродливыми воображеніями, теплились восковыя свѣчи, и тутъ же висѣлъ огромный гонгъ, въ который, по его повелѣнію, ударялъ молодой Китаецъ, состоящій при капитанѣ въ качествѣ ординарца. На мое "чинъ чинъ", капитанъ осклабилъ заплывшее жиромъ лицо и показалъ мнѣ мѣсто подлѣ себя (говорить ему было некогда), а ординарецъ его, стоявшій съ распущенною въ знакъ уваженія косою, подалъ мнѣ ананасъ и ножъ. Если справедливо, что всякій человѣкъ имѣетъ въ своей наружности хотя легкое сходство съ какимъ-нибудь животнымъ, то китайскій капитанъ походилъ какъ-нельзя-болѣе на откормленнаго борова. Наглядѣвшись досыта на моего новаго знакомца, я сталъ продолжать свой обзоръ. Нѣсколько заржавѣлыхъ чугунныхъ пушекъ безъ станковъ валялись за палубѣ, около огромнаго люка, занимающаго все пространство между гротъ и фок-мачтами {Люкъ -- отверстіе въ палубѣ для схода внизъ; фок-мачта -- передняя мачта, грот-мачта -- средняя.}. Въ носовой части циновки, на небольшомъ полубакѣ, лежали два огромные деревянные якоря, которыхъ лапы окованы желѣзомъ, а штоки состоятъ изъ двухъ бамбуковыхъ шестовъ, крѣпко принайтовленныхъ къ веретену недалеко отъ пятки. Канаты и весь такелажъ сдѣланы изъ травы и могутъ плавать на водѣ -- пеньки Китайцы не употребляютъ. Вооруженіе джонки состоитъ изъ трехъ однодеревыхъ мачтъ, за которыя поднимаются рейковые, сплетенные изъ циновокъ паруса; чтобъ не брать рифовъ, на парусахъ привязаны бамбуковые рейки, футахъ въ шести одинъ отъ другаго, параллельно рею. Мачты укрѣпляются четырьмя парами вантъ, изъ которыхъ по двѣ взяты ближе къ носу, а остальныя къ кормѣ. Блоковъ и талей на джонкахъ не имѣется; единственное механическое пособіе для подъема тяжестей и облегченія работъ -- суть в о роты или брашпили, сдѣланные изъ толстыхъ бревенъ, въ которыя рычаги втыкаются въ гнѣзда, продолбленныя насквозь. Мачты, между прочимъ, бываютъ часто предметомъ спекуляцій. Джонки приходятъ изъ Китая съ худыми, полугнилыми мачтами, а въ Сингапурѣ, гдѣ лѣсъ дешевъ, берутъ новыя и продаютъ ихъ въ Кантонѣ. Для постановки мачтъ Китайцы не употребляютъ ни крановъ, ни стрѣлъ: они строятъ лѣса въ нѣсколько этажей и поднимаютъ мачты, какъ колонны, канатами, проведенными черезъ каждый этажъ на брашпили. Джонки, плавающія не иначе, какъ съ попутнымъ вѣтромъ, отправляются изъ Китая за нѣсколько времени до окончанія Сѣверо-восточнаго муссона и возвращаются назадъ при юго-западномъ. Чтобъ избавиться отъ труда смотрѣть впередъ, за носу каждой джонки и даже каждаго маленькаго сумпана изображены два огромные глаза, которымъ Китайцы приписываютъ какую-то сверхъ-естественную силу. На Мысѣ-Доброй-Надежды я зналъ одного шведскаго капитана, который разсказывалъ, что въ бытность его въ Кантонѣ въ 1838 году, онъ самъ видѣлъ, какъ большую военную джонку побивали палками и сожгли за то, что ядро англійскаго брика пробило ей глазъ. Если она не съумѣла сберечь свои глаза, то какъ же ей довѣрять участь нѣсколькихъ сотъ защитниковъ небесной имперіи? Удивительно, что, имѣя такъ часто передъ глазами образцы современнаго улучшенія мореплаванія, Китайцы не перенимаютъ отъ иностранцевъ никакихъ улучшеній. Не-уже-ли этотъ странный народъ не видитъ и не можетъ понять, какъ далеко онъ отсталъ отъ Европейцевъ? Не-уже-ли уроки безчисленнаго множества крушеній и бѣдствій нисколько на нихъ не дѣйствуютъ? И какія могутъ быть причины такого несообразнаго съ разсудкомъ упорства? Гордость ли это народа, считающаго себя несравненно-выше всѣхъ чужеземцевъ, или опасеніе гнѣва близорукаго и самовластнаго правительства, которое, не заботясь объ участи народа, не хочетъ отступить ни на шагъ отъ укоренявшихся въ-продолженіе многихъ вѣковъ постановленій, каковы бы они ни были -- вотъ вопросы, которые трудно рѣшить.

Китайцы, переселяющіеся въ Сингапуръ, Пуло-Пенангъ, Манилу и въ Молуккскіе-Острова, не смотря на то, что законы центральнаго-царства осуждаютъ ихъ къ смертной казни, рѣдко остаются навсегда въ странахъ " Фан-Куей", т. е. "чужеземныхъ чертей". Каждый прилагаетъ всѣ усилія, чтобъ накопить маленькій капиталъ -- чего при дорого-цѣнимой въ колоніяхъ работѣ, этимъ трудолюбивымъ пчеламъ легко достигнуть -- а потомъ, повергнувъ значительную часть своего имущества, иногда и половину его, къ ногамъ мѣстнаго мандарина, получаетъ позволеніе жить на родинѣ; отлучка же изъ небесной-имперіи и несчастіе жить между "Фан-куей", приписывается бурѣ или какому-нибудь другому бѣдствію. Женамъ, однако, нѣтъ никакой возможности слѣдовать за границу за своими мужьями, и потому большая часть живущихъ въ колоніяхъ Китайцевъ холостые, а остальные женятся на Малайкахъ; Гиндустанки же и Мусульманки считаютъ смертнымъ грѣхомъ и величайшимъ безчестіемъ оскверниться союзомъ съ нечистыми свиноѣдами. Изъ 25,000 Китайцевъ, живущихъ въ Сингапурѣ, не болѣе 7,000 женатыхъ. На плантаціяхъ китайскому работнику платятъ дороже, нежели Малайцу или Чуліѣ; впрочемъ, у американскаго консула, перваго въ Сингапурѣ сахарнаго плантера, нанимающаго около 250 работниковъ, всѣ они Чуліи, а Китайцевъ онъ держитъ только для домашней прислуги. По его словамъ, Китайцы слишкомъ-упрямы и работаютъ хорошо только подъ строгимъ надзоромъ; а когда имъ работы розданы въ разныхъ мѣстахъ, такъ, что хозяину или его помощнику невозможно за ними наблюдать, на нихъ нельзя полагаться.

Вскорѣ послѣ нашего прихода въ Сингапуръ, прибылъ туда португальскій фрегатъ "Магнанимо" (o Magnanimo). Я былъ на немъ, и капитанъ, препочтенный старичокъ, сказывалъ мнѣ, что онъ шелъ изъ Пуло-Пенанга въ Сингапуръ двадцать два дня -- слѣдственно, еще несчастливѣе насъ -- и что у него множество больныхъ. Фрегатъ этотъ посланъ изъ Лиссабона въ Макао, для отвоза рекрутъ въ макаоскій гарнизонъ; по пути онъ долженъ былъ зайдти въ Мозамбику и Гоа. Въ какомъ жалкомъ положеніе находится теперь португальскій флотъ и колоніи! Когда "Магнанимо"былъ въ Мозамбикѣ, у него взяли около 80 матросъ, чтобъ снарядить корветъ, для поимки одного пирита, ограбившаго безнаказанно множество купеческихъ судовъ; когда онъ пришелъ въ Гоа, у него опять взяли столько же людей, чтобъ снарядить судно для отправленія въ Мозамбику, съ тѣмъ, чтобъ смѣнить мозамбикскаго губернатора, который уже давнымъ-давно это заслужилъ. Однимъ словомъ, еслибъ на фрегатѣ не было 300 рекрутъ, онъ бы не зналъ, какъ добраться до Макао, гдѣ ему необходимо будетъ нанять людей для обратнаго пути въ Европу. Въ такомъ ли положеніи былъ португальскій флотъ во времена Васко де-Гамы, Албукерка, Кабраля и другихъ? Въ такомъ ли положеніи была Гоа, лѣтъ двѣсти и болѣе тому назадъ? Фрегатъ "Магнанимо" былъ прежде транспортнымъ судномъ, возившимъ лѣсъ изъ Бразиліи, "передъ тѣмъ временемъ, какъ Португалія лишилась клочка земли, называемаго Бразиліей", прибавилъ съ горестною улыбкою капитанъ.

Стоя на сингапурскомъ рейдѣ, мы имѣли случай видѣть образцы того, какъ формируются коралловые острова. На нашемъ цѣпномъ канатѣ и на подводной части гребныхъ судовъ образовалась мало-по-малу толстая кора изъ безчисленнаго множества мелкихъ ракушекъ, а между ними, изъ звѣньевъ цѣпи, начинали выростать маленькіе кустики черныхъ коралловъ. Дней черезъ пять послѣ того, какъ съ шлюпокъ соскабливали эти наросты, они насѣдали слова, такъ-что еслибъ не снимать ихъ, толщина коры, къ концу вашей стоянки, была бы вѣрно около двухъ дюймовъ. Къ мѣдной обшивка ракушки не пристаютъ, иначе онѣ бы значительно задерживало ходъ судовъ. Малайцы, дорожащіе ходкостью своихъ проа, проводятъ ихъ въ полную воду на мелкія мѣста, и когда вода сбудетъ во время отлива, такъ-что судно обсохнетъ, они безъ труда отскабливаютъ подводную его часть. Другое замѣчательное явленіе въ здѣшнихъ водахъ -- множество водяныхъ змѣй. Однажды, окачивая бортъ снаружи, матросъ нечаянно зачерпнулъ лутнерсомъ змѣю и выбросилъ ее на палубу: спинка ея была иззелена-черная, а брюшко голубовато-серебристаго цвѣта; длина ея была около аршина. Я сохранилъ этотъ экземпляръ въ спиртѣ. Такая же змѣя ужалила, нашего парусника, когда онъ купался около взморья, гдѣ китайскіе и малайскіе ребятишки плещутся съ утра до вечера. Купаясь, онъ вдругъ почувствовалъ, что его что-то кольнуло въ ногу; онъ тотчасъ же вышелъ на берегъ и началъ разсматривать то мѣсто, въ которомъ чувствовалъ боль. Какой-то Индіецъ, цроходя мимо, замѣтилъ это и, сдѣлавъ ему знакъ, привелъ въ свой домъ. Тамъ онъ велѣлъ ему лечь, а самъ, взявъ кокосовую скорлупу, накалилъ ее до-красна и около четвери часа выжогалъ укушенное мѣсто; потомъ онъ натолокъ сѣры, смѣшалъ ее съ водою и натеръ ранку. Черезъ двадцать минутъ, парусникъ нашъ пошелъ на шлюпку и пріѣхалъ на транспортъ какъ ни въ чемъ не бывалъ.

Въ одну изъ первыхъ поѣздокъ на берегъ, я познакомился съ американскимъ консуломъ г. Балестье, весьма-образованнымъ и почтеннымъ человѣкомъ. Однажды, по его приглашенію, я поѣхалъ къ нему обѣдать, вмѣстѣ съ однимъ изъ моихъ товарищей Г., на его сахарную плантацію. Дорога пролегала черезъ Кампонгъ-Гламъ, состоящій изъ малайскаго базара и небольшаго буггискаго селенія. Послѣднее ничѣмъ не отличается отъ малайскихъ деревень: домики на сваяхъ, въ болотной водѣ, стѣны и крыши обиты циновками, а физіономіи жителей такъ же пасмурны и непривѣтливы, какъ малайскія. Въ-сторонѣ отъ дороги, между кустарниками, находится небольшая обсерваторія для метеорологическихъ и магнитныхъ наблюденій. За Кампонгъ-Гламомъ, длинная аллея, протягивающаяся между полями риса и обсаженная высокими бамбуковыми кустами, ведетъ къ дому, или бонгало {Бонгало -- bungaon; такъ здѣсь вообще называютъ загородные домы, которые строятъ больше на возвышенныхъ мѣстахъ, для того, чтобъ пользовался прохладой всякаго вѣтерка.} г-на Балестье, построенному и серединѣ его превосходной сахарной плантаціи! Домъ деревянный, окруженный со всѣхъ сторонъ верандами. Комнаты украшены нѣсколькіяи оригинальными картинами Рембрандта, Фан-Дейка, Вувермана и портретовъ Вашингтона. Отборная библіотека французскихъ, англійскихъ и латкаскихъ классиковъ, съ коллекціей атласовъ, плановъ, эстамповъ и рисунковъ, заняли наше вниманіе въ ожиданіи появленія хозяйки. Черезъ полчаса она вышла и повела васъ въ свой кабинетъ, украшенный превосходнымъ собраніемъ раковинъ Индіи и Индо-Китайскаго Архипелага,-- собраніемъ, замѣчательнымъ даже въ глазахъ ученыхъ натуралистовъ. Кромѣ раковинъ, разложенныхъ въ шкафахъ въ величайшемъ порядкѣ по породамъ, она показывала множество диковинокъ японскаго и китайскаго произведенія. Однимъ словомъ, собраніе рѣдкостей г-жи Балестье было бы важнымъ пріобрѣтеніемъ для любой кунсткамеры. Передъ обѣдомъ, г. Балестье повелъ васъ по своей плантаціи. Онъ изъ числа первыхъ поселенцевъ въ Сингапурѣ и въ предпріимчивости не уступаетъ нисколько своимъ землякамъ-Янькамъ. Изъ 2,000 акровъ привадлежащей ему земли обработано около 200, но зато превосходно. Дорожки между полями, засѣянными сахарнымъ тростникомъ, обсажены по обѣимъ сторонамъ ананасами, и плантаціи расширяются съ каждымъ годомъ болѣе и болѣе. Климатъ Сингапура способствуетъ какъ-нельзя-болѣе успѣхамъ земледѣльческой промышленнсти. Урагановъ и бурь здѣсь не бываетъ и времена года не производять почти никакихъ перемѣнъ въ состояніи атмосферы: только въ январѣ и февралѣ выпадаетъ дождя болѣе обыкновеннаго; а впрочемъ плантатору можно сѣять и пожинать въ-продолженіе круглаго года. Засухи здѣсь также неизвѣстны; растительность освѣжается непродолжительными, но проливными дождями, довольно-частыми, которые въ то же время умѣряютъ зной экваторіальнаго солнца. Кромѣ плантацій, заслуживаетъ замѣчанія заводъ г. Блостре, на которомъ паровая машина высокаго давленія, въ 30 лошадиныхъ силъ, выжимаетъ шестью валами сокъ изъ тростника. Хозяйственныя заведенія много пострадали отъ бывшаго въ 1839 году пожара въ который сгорѣли строенія, гдѣ сокъ тростника переваривается и превращается въ сахарный песокъ, и гдѣ выкуривается ромъ. Не смотря на эту неудачу, г. Балестье не унываетъ: онъ соорудилъ новыя строенія, лучше и прочнѣе прежнихъ, и намѣренъ выписать себѣ машину для очищенія сахарнаго песка посредствомъ паровъ. Земли его обрабатываются самымъ дѣятельнымъ образомъ: непроходимые дѣвственные лѣса и кустарники выжигаются, и сахарныя плантаціи его будутъ со-временемъ источникомъ огромныхъ доходовъ, которыхъ, повидимому, не выпустятъ изъ рукъ сынъ его, молодой человѣкъ, неуступающій въ дѣятельности и предпріимчивости своему отцу.

За обѣдомъ, для освѣженія воздуха, нѣсколько Мавровъ, поставленныхъ вокругъ стола, обмахивали насъ огромными опахалами. Между-прочимъ, я увидалъ на потолкѣ и по стѣнамъ столовой множество маленькихъ ящерицъ. Хозяинъ, замѣтивъ мое удивленіе, объяснилъ мнѣ, что въ Индіи нарочно держатъ въ комнатахъ этихъ животныхъ, для того, чтобъ они истребляли пауковъ, таракановъ и мускитовъ, отъ которыхъ иначе не было бы отбоя. Вскорѣ послѣ обѣда, проведеннаго весьма-пріятно, мы возвратились въ городъ, а я уѣхалъ на судно.

По мнѣнію профессора Бельчера, Сингапуръ былъ въ давно-прошедшія времена центромъ обширной малайской торговли; какъ бы то ни было, передъ основаніемъ на немъ англійской колоніи, онъ служилъ только убѣжищемъ двумъ или тремъ сотнямъ малайскихъ рыбаковъ и пиратовъ, тогда-какъ Пуло-Пенангъ былъ складочнымъ мѣстомъ Малайскаго-Архнпелага. Малайскія лѣтописи говорятъ, что въ 1252 году Сри-Искандеръ-Шахъ, послѣдній малайскій владѣтель Сингапура, сильно тѣснимый двайскимъ царемъ Мажонагитомъ, удалялся на материкъ, гдѣ въ томъ же году основалъ городъ Малакку. Судя по остаткамъ храмовъ и развалинамъ, найденнымъ на островѣ Сингапурѣ, заключаютъ, что послѣ удаленія малайскаго раджи, Голландцы и Португальцы селились на островѣ небольшими партіями и производили дѣятельную торговлю съ Китаемъ и Кохинхиною, или, что еще вѣроятнѣе, что китайскія колоніи существовали на Сингапурѣ съ весьма-давнихъ временъ, что отчасти подтверждаютъ отрываемыя здѣсь по-временамъ китайскія монеты.

Въ "Сингапурской Хроникѣ" (The Singapore Chronicle) можно найдти полное описаніе европейскихъ поселеній на здѣшнихъ островахъ. Тамъ сказано, что еще въ 1772 году одинъ Англичанинъ, г. Дальримиль, основалъ островѣ Балембанганѣ {Въ широтѣ 7о, 16' южной, долготѣ 116о, 58' къ востоку отъ Гринвича.} колонію, на правилахъ вольнаго торговаго порта, сколько въ тѣ времена можно было приблизиться къ этому роду; колонія, однако, не удалась. Онъ же указывалъ на сѣверо-восточный мысъ острова Борнео, какъ на удобнѣйшее мѣсто для устройства центральнаго пункта торговли между Индіей, Китаемъ и Восточнымъ Архипелагомъ. Въ 1789 году, Англичане колонизировали Пуло-Пенангъ по системѣ свободной торговли; на томъ же основаніи, оказавшемся весьма-выгоднымъ, возобновили колонію на Бадембанганѣ въ 1803 году. Но такъ какъ ни одно изъ сихъ мѣстъ не было достаточно центральнымъ для владычества надъ окрестною торговлею, полковникъ Фэркугаръ (Farcuhar) предложилъ Остиндской-Компаніи, въ 1816 и 1817 годахъ, противопоставить имъ какой-нибудь портъ въ восточной части проливовъ голландскимъ торговымъ пунктамъ въ Бенкуленѣ (на западномъ берегу острова Суматры) и Батавіи. Компанія поручила сэру Стамфорду Раффльсу, основателю сингапурской колоніи, полковнику Фэркугару и нѣсколькимъ другимъ коммиссіонерамъ избрать удобнѣйшій пунктъ для устройства выгоднаго торговаго порта. Коммиссія посѣтила Каримонскіе-Острова, владычествующіе надъ четырьмя входами въ Малаккскій-Проливъ; но недостатокъ на нихъ обширной прибрежной равнины для построенія города, заставилъ отъ нихъ отказаться. Послѣ того, они осматривали южную часть Суматры, острова Бнаташь, Сингапуръ и Банка, на которомъ находятся оловянные рудники, и рѣшились избрать Сингапуръ. Въ 1819 году. Англичане купали у малайскаго раджи право на учрежденіе факторіи на южномъ берегу Сингапура, на пространствѣ двухъ миль по берегу и на разстояніи пушечнаго выстрѣла въ глубину, съ тѣмъ, чтобъ не вмѣшиваться въ управленіе остальною частью острова. Малайскій раджа долженъ былъ почитаться владѣтелемъ всего острова, даже въ предѣлахъ британской факторіи, и получать половину доходовъ, которые тамъ будутъ взиматься. Быстрые успѣхи новой колоніи сдѣлали этотъ трактатъ крайне-стѣснительнымъ, и Англичане вскорѣ придумали средство замѣнить его выгоднѣйшимъ.

Сингапуръ и находящіеся около него острова принадлежать къ владѣніямъ джогорскаго султана Мухаммеда, умершаго въ 1810 году и не оставившаго послѣ себя законныхъ наслѣдниковъ. По смерти стараго султана, главные его сановники раздѣлили его владѣнія между собою. Биндагара, или первый министръ, взялъ себѣ восточную часть Джогорскаго Султанства {Джогоръ находятся на южной оконечности полуострова Малакки.}, Пагангъ; тумунгонгъ, нѣчто въ родѣ канцлера, овладѣлъ западною частью Джогора. Сингапуромъ и другими островами; кромѣ того, одинъ владѣтель буггоской крови захватилъ островъ Ріо, а другой, большой островъ Лингипъ. Дѣла была въ такомъ положеніи около 8 лѣтъ, до прибытія Англичанъ. Находя, какъ выше было сказано, договоръ съ тумунгонгомъ невыгоднымъ, Англичане гдѣ-то отъискали двухъ побочныхъ сыновей стараго султана, которые, хотя и не получили послѣ его смерти никакого участка, однако считали себя законными наслѣдниками всѣхъ владѣній своего покойнаго отца. Не имѣя способовъ для поддержанія своихъ притязаній, она жили въ нищетѣ и скитальчествѣ. Во время основанія англійской факторіи, ихъ не было въ Сингапурѣ. Англичане не замедлили выписать туда одного изъ нихъ, Гуссейнъ-Шаха, ободрили его притязанія и въ 1819 году объявили его законнымъ государемъ, всѣхъ владѣній стараго джогорскаго султана. Около того же времени Голландцы, въ намѣреніи пріобрѣсти себѣ Ріо, на островѣ Квитангѣ, убѣдили другаго сына покойнаго султана объявить себя наслѣдникомъ владѣній своего отца и поддерживали его требованія. Они заняли Ріо и даже оспоривали у Англичанъ право на владѣніе Сингапуромъ. Вскорѣ послѣ того, Англичане заключили со своимъ protégé договоръ, въ силу котораго имъ достался весь островъ Сингапуръ съ островами и проливами, находящимися внутри предѣла 10 миль въ окружности; въ вознагражденіе за эту уступку, они заплатили претенденту единовременно 32,000 испанскимъ піастровъ и назначили ему пожизненную пенсію по 1,300 піастровъ въ мѣсяцъ, а тунунгонгу покойнаго султана дали 26,000 піастровъ и пенсію по 700 піастровъ ежемѣсячно. Притязанія Англичанъ оставались, однако, нѣсколько сомнительными до трактата съ Голландцами, заключеннаго въ 1824 г., оставившаго ихъ неоспоримыми владѣльцами пріобрѣтенныхъ такимъ образомъ острововъ. Сингапуръ объявленъ тогда вольнымъ торговымъ портомъ и сдѣлался центромъ торговли между Европой, Индіей, Китаемъ и Восточнымъ-Архипелагомъ.

Малайцы почитали султана, утвержденнаго посредничествомъ Англичанъ, своимъ законнымъ государемъ и воздавали ему царскія почести. Онъ одѣвался въ простой малайскій костюмъ и жилъ въ уединенномъ бонгало, выстроенномъ на одномъ холмѣ около Новой-Гавани { Новая-Гавань (New-Harbour) образуется проливомъ, заключающимся между южнымъ берегомъ Сингапура, островомъ Блаканъ-Мати и небольшимъ островкомъ Пуло-Брапи, находящимся между этими двумя.}. Онъ умеръ въ 1831 году, на пятьдесятъ-первомъ году своей жизни. Вдова и сынъ его и теперь получаютъ назначенную ему пенсію правительствомъ Остиндской-Компаніи, и живутъ въ малайскомъ селеніи, находящемся около Новой-Гавани. Говорятъ, что сынъ покойнаго султана Гуссейна занимся послѣ его смерти крейсерствами на разбойничьихъ проа, какъ дѣлывалъ нѣкогда его отецъ. Я видѣлъ его въ одну изъ моихъ верховыхъ поѣздокъ за городъ: это человѣкъ лѣтъ тридцати, средняго роста, съ мрачною и надменною физіономіей. Нарядъ его состоялъ изъ клѣтчатаго сорта, или пояса бумажной матеріи, куртки на-распашку, или бажу, надѣваемой на голое тѣло, и широкихъ шальваръ; одежда его отличалась отъ костюма простыхъ Малайцевъ только опрятностію. Жены его живутъ за маленькомъ островкѣ, находящемся у южнаго входа въ Новую-Гавань.

Выборъ мѣста для основанія сингапурской колоніи оправдался вполнѣ необычайно-быстрыми, ея успѣхами и благосостояніемъ. Управленіе колоніей основано на вѣротерпимости, самомъ строгомъ и безпристрастномъ правосудіи, и на равенствѣ правъ для всѣхъ и каждаго. Ни одна нація не имѣетъ преимущества передъ другою; порядокъ и собственность частныхъ лицъ охраняются дѣятельною полиціей, и человѣку трудолюбивому открыты кѣ способы для добыванія себѣ съ избыткомъ насущнаго хлѣба. Вотъ причины, почему Сингапуръ, на которомъ въ 1819 году была только горсть малайскихъ рыбаковъ и пиратовъ, служитъ теперь центромъ огромной оптовой торговли, покрывается плантаціями и имѣетъ около 40,000 жителей. Народонаселеніе продолжаетъ увеличиваться, и важность колоніи безъ сомнѣнія возрастетъ со-временемъ до огромныхъ размѣровъ. Главную торговлю производятъ здѣсь англійскіе, китайскіе, парсійскіе {Парсы -- потомки древнихъ огнепоклонниковъ или Гобровъ, слѣдующихъ ученію Зороастра о двухъ началахъ добра и зла. Они поклоняются солнцу, какъ символу божества и главному дѣятелю природы -- источнику свѣта и теплоты, и огню, какъ главной стихіи... Въ Баку есть нѣсколько нефтяныхъ ключей, къ священному огню которыхъ стекаются на поклоненіе благочестивые остатки нѣкогда-могущественнаго племени первобытныхъ обитателей Персіи.} и отчасти португальскіе купцы. Между плантерами есть также нѣсколько Китайцевъ. Кофейная плантація одного изъ нихъ считается первою на островѣ.

Въ числѣ посѣтителей, пріѣзжавшихъ смотрѣть диковинку въ здѣшнихъ моряхъ -- русское военное судно, были также офицеры одного пѣхотнаго полка Остиндской Компаніи, расположеннаго въ Сингапурѣ. Отъ нихъ мы получили торжественное приглашеніе на обѣдъ, въ бонгало, находящійся на одномъ холмѣ за городомъ, недалеко отъ казармъ ихъ полка. Мы отправились на приглашеніе и нашли, какъ должно было ожидать, роскошный столъ, изъисканныя вина и радушный пріемъ. Проѣзжая мимо казармъ въ то время, когда сипаи, въ національномъ своемъ дезабилье, расположились за лугу чистить ружья, нельзя было подумать, чтобъ это были тѣ же люди, которые намъ попадались въ городѣ и казались значительно-неуклюжими въ своихъ красныхъ англійскихъ мундирахъ. Видно по всему, что европейская форма создана не для нихъ: въ суконномъ мундирѣ, нарядѣ вовсе не по экваторіальному климату, они казались даже жалкими, тогда-какъ въ индійскомъ костюмѣ они сохраняли всю свойственную ихъ племени важность осанки и пріемовъ. За обѣдомъ я спрашивалъ одного изъ офицеровъ, каковы сипаи въ дѣлѣ противъ непріятеля? По его словамъ, они не трусливы, хотя далеко уступаютъ настоящимъ англійскимъ войскамъ. Между-прочимъ, онъ разсказывалъ мнѣ, что одинъ пѣхотный полкъ сипаевъ, во время кампаніи Англичанъ въ Афганистанѣ, оробѣлъ и бѣжалъ съ поля сраженія. Главнокомандующій войсками, въ наказаніе за трусость, приказалъ вышитъ имъ на воротники собаку съ поджатымъ хвостомъ: это подѣйствовало; они постаралась въ первомъ же сраженіи смыть съ себя пятно безчестія и за то получили снова свою настоящую форму. Впрочемъ, мнѣ кажется, что нѣтъ ничего мудренаго, если сипаи сражаются неохотно подъ британскими знаменами. Они идутъ часто противъ своихъ единоземцевъ, единовѣрцевъ -- и за кого? за иноплеменныхъ повелителей, которыхъ они едва почитаютъ людьми, которые оскверняли своимъ нечистымъ присутствіемъ священные берега Ганга. Хотя, въ сущности, Гиндустанцамъ, можетъ-быть, и лучше подъ властью Англичанъ, нежели подъ желѣзнымъ игомъ своихъ природныхъ властелиновъ, но Англичане чужеземцы, бѣлые и христіане -- и этого достаточно, чтобъ ихъ ненавидѣть.

Иногда, для развлеченія, я ѣздилъ верхомъ за городъ. Мнѣ, однако, не совѣтовали слишкомъ удаляться въ глушь отъ селеній и обитаемыхъ мѣстъ, потому-что въ дѣвственныхъ лѣсахъ и кустарникѣ Синганура водятся огромные тигры, настоящіе царскіе тигры (Tigre royal). Такого звѣря убили незадолго до насъ на плантаціи г. Балестье; говорятъ, что онъ уже успѣлъ полакомиться человѣками пятью изъ Китайцевъ. Сингапурскія поѣздки уступали въ занимательности и разнообразія пуло-пенангскимъ. Островъ гораздо-низменнѣе Пуло-Пенанга; мѣстоположенія довольно однообразны, а роскошь и красота растительности не такъ поразительны, какъ тамъ. Кромѣ того, Сингапуръ новая колонія, и большая часть острова не воздѣлана: обгорѣлые пни, корни вырубленнаго и выжженнаго кустарника, и поля въ первомъ младенчествѣ обработки -- вотъ на чемъ взоръ останавливается, даже къ довольно-близкомъ разстояніи отъ города. Часть острова къ востоку отъ Сингапурской-Рѣки больше обработана, нежели западная; впрочемъ и на этой послѣдней дѣятельно устроиваются дороги и очищается почва для плантацій. Въ одно утро, не говорю "въ одно прекрасное утро", потому-что въ тропикахъ не-прекрасное утро диковина -- въ одно утро, до восхода солнца, я поѣхалъ на городъ съ двумя товарищами въ сторону Новой-Гавани. Въ концѣ города, въ кампонгѣ, обитаемомъ Чуліями, рисуются одна подлѣ другой, окруженныя высокими деревьями, мусульманская мечеть и гиндусская пагода. Самая мечеть на дворѣ, куда проходятъ подъ аркою, украшенною разными затѣйливыми арабесками, довольно хорошихъ пропорцій, надъ нею маленькая галлерея, съ которой муэззинъ въ урочные часы сзываетъ правовѣрныхъ къ молитвѣ. Подлѣ мечети бассейнъ для омовеній, а у входа лежало нѣсколько благочестивыхъ мусульманъ, которые напѣвали стихи изъ Корана. Входъ въ пагоду имѣетъ видъ довольно-высокаго, также испещреннаго разными изваяніями, обелиска. За этими храмами, дорога идетъ между высокими бамбуковыми кустами и раздѣляется за двое у китайскаго кладбища; одна вѣтвь ведетъ къ Новой-Гавани, а другая къ казармамъ сипаевъ. По сторонамъ дороги, мѣстами видны расположенные на холмахъ красивые бонгало, обитаемые англійскими негоціантами и офицерами. Китайское кладбище находится на скатѣ небольшой возвышенности. Могилы осѣнены деревьями, а надгробные памятники состоять изъ двухъ единоцентренныхъ полукруглыхъ террасъ, выложенныхъ камнемъ. Впалая часть всѣхъ ихъ обращена въ одну сторону; въ серединѣ полукруга небольшой четыреугольный выступъ, испещренный красными, голубыми, а иногда и раззолоченными надписями. На выступахъ нѣкоторыхъ могилъ лежали увядшіе цвѣты и плоды -- вѣроятно приношенія добрыхъ родственниковъ тѣнямъ умершихъ. Недалеко отъ кладбища деревянный китайскій храмъ довольно-бѣдной наружности. Отсюда мы поскакали сумасшедшимъ галопомъ по извиоистой, гладкой и живописной дорогѣ къ Новой-Гавави. Доѣхавъ до малайской деревни, расположенной на прибережьѣ пролива, образующаго Новую-Гавань, мы слѣзли съ покрытыхъ пѣною и потомъ коней, и взявъ у одного Малайца по ананасу, принялись освѣжаться подъ тѣнью банановыхъ кустовъ и кокосовъ. Домы этой деревни, по-видимому служившей нѣкогда убѣжищемъ пиратамъ, построены на сваяхъ, которыхъ основаніе покрывается водою въ приливы; между домами стояло нѣсколько обмелѣвшихъ, подпертыхъ подставами проа подозрительной наружности, изъ которыхъ нѣкоторые были затѣйливо раскрашены голубою, желтою и бѣлою красками. У одного конца деревни возвышается довольно-высокій, выбѣленный деревянный домъ, назначенный вдовѣ покойнаго джогорскаго султана, которая однако въ немъ не живетъ, а предпочитаетъ ему простую малайскую хижину. Насытясь ананасами, мы проѣхали нѣсколько-медленнѣе, а потомъ возвратились въ городъ, усталые до польза.

Вечернія прогулки по Сингапуру были также не безъ занимательности. Подъ завѣсями галлереи, находившейся передъ рядами лавокъ Мавровъ и Гуліевъ, мѣстами сидѣли правовѣрные о напѣвали стихи изъ Корана, которые имъ толковалъ мулла; далѣе, при свѣтѣ плошекъ, нѣсколько Китайцевъ и Малайцевъ играли въ карты, и мѣдныя деньги переходили изъ рукъ въ руки; а пеоны мѣрными шагами прохаживались вокругъ игроковъ для отвращенія безпорядковъ, часто сопровождающихъ эти забавы и кончающихся иногда кровопролитіемъ: въ-особенности, когда накурившіеся опіума игроки разгорячатся. Бывали случаи, что Малайцы, проигравшіеся до-нитки и обезумленные бѣшенствомъ, вскакивали и кололи крисомъ {Крисъ -- малайскій кинжалъ.} всѣхъ попадавшихся имъ на встрѣчу: это называется бѣжать амогъ, гдѣ менгъ-амогъ. Теперь подобные случаи весьма-рѣдки; послѣдній примѣръ былъ въ Сингапурѣ, кажется, въ 1834 году. Вообще, Малайцы и Китайцы самые страстные игроки; проигрышъ, вмѣстѣ съ одурманивающимъ куреніемъ опіума, бывалъ часто причиною кровавыхъ преступленій. Колоніальное правленіе Остиндской-Компаніи издавало много постановленій противъ игры; но строгія пени и тюремное заключеніе вели только къ тому, что игроки дѣятельнѣе старались укрываться отъ присмотра и часто подкупали полицію: усиленныя мѣры противъ игры, вмѣсто того, чтобъ подавлять зло, еще болѣе его увеличивали. Въ-слѣдствіе чего, видя, что зло неотвратимо, Компанія рѣшилась извлекать изъ него возможную пользу, т. е. сдѣлала его источникомъ дохода.

Однажды мы были приглашены на обѣдъ къ сингапурскому губернатору г. Бонгему, которымъ въ управляемыхъ имъ мѣстахъ нахвалиться не могутъ. Ему лѣтъ за пятьдесятъ; онъ высокъ ростомъ; прекрасная наружность, благородство пріемовъ, привѣтливая улыбка и непринужденность въ обращеніи съ перваго взгляда располагаютъ всякаго въ его пользу. Въ тотъ день у него собралось многочисленное общество, состоявшее изъ главныхъ чиновниковъ и резидентовъ колоніи, консуловъ иностранныхъ націй, сухопутныхъ и морскихъ офицеровъ, и проч. Не доставало одного -- дамъ, потому-что губернаторъ старый холостякъ. Обѣдъ былъ роскошный, вина превосходны, а великолѣпный серебряный сервизъ и многочисленная азіатская прислуга, въ бѣлыхъ кафтанахъ и разноцвѣтныхъ чалмахъ, съ правильными темно-оливковыми лицами, еще болѣе возвышала наружную пышность этого истинно-набабскаго обѣда. Для прохлажденія воздуха, пеоны безпреставво раскачивали, повѣшенныя надъ столомъ обтянутыя бѣлымъ коленкоромъ рамы, или пунки (punkah). Судьба ниспослала мнѣ весьма-пріятнаго и занимательнаго сосѣда, молодаго артиллерійскаго офицера съ большими познаніями, завѣдывающаго теперь всѣми производящимися въ Сингапурѣ метеорологическими и магнитными наблюденіями, а равно и наблюденіями надъ приливами и отливами моря. Когда, къ концу обѣда, настало время "to pass the bottles", губернатору и нѣкоторымъ изъ гостей подали великолѣпныя обдѣланныя серебромъ и золотомъ гуки, а остальнымъ манильскія и бенгальскія сигары. Густыя облака дыма вознеслись къ потолку, въ видѣ ѳиміама Комусу. Между разговоромъ, я слышалъ отъ губернатора, что на американскомъ фрегатѣ "Колумбія", бывшемъ въ Сингапурѣ въ 1838 году,-- умерло въ-продолженіе стоянки 60 человѣкъ отъ лихорадки и кроваваго поноса (dyssenteria). Г. Балестье, съ которымъ я объ этомъ разговорился, пояснилъ мнѣ причину такой необыкновенной смертности: она заключается почти единственно въ странной методѣ отпускать команду на берегъ. Въ американскомъ флотѣ положено увольнять на берегъ матросовъ однажды въ годъ на двое сутокъ, партіями, состоящими изъ 30 или 40 человѣкъ. Команды на судахъ состоятъ изъ всякаго сброда: тутъ бываютъ и отставные актёры, и спившіеся съ кругу поэты, артисты, ремесленники всякаго рода, и проч. Мудрено ли же, что эта разнохарактерная публика, у которой въ-продолженіе года наберется много денегъ (потому-что каждый матросъ получаетъ большое жалованье), предается самымъ дикимъ фантазіямъ, и въ краткій срокъ, предоставленный на ихъ произволъ, старается испить по-своему чашу наслажденій до дна? Каждый день находили нѣсколькихъ заснувшихъ на землѣ пьяныхъ матросовъ, которые проспали такимъ образомъ всю ночь; а неизбѣжныя слѣдствія подобныхъ ночлеговъ въ экваторіальныхъ странахъ, гдѣ послѣ солнечнаго заката земля выдыхаетъ самыя сильныя и злокачественныя испаренія, суть лихорадки и диссентерія. Къ этому надобно прибавить, что американскіе матросы напивались ядовитымъ солгу, или весьма-крѣпкимъ аракомъ, который Китайцы настаиваютъ для большей крѣпости табакомъ и окурками опіума.

На слѣдующее утро, сосѣдъ мой за губернаторскимъ обѣдомъ показалъ внѣ обсерваторію, устроенную на мысѣ Commercial Point, для наблюденій надъ приливами и отливами моря. Отъ поршня, подымаемаго и опускаемаго водою, смотря по измѣненіямъ ея уровня, проведена струна на колесо съ шестернею, сдѣланною на его оси; къ шестернѣ приспособленъ на гирѣ карандашъ, который очерчиваетъ кривую линію на обклеенномъ бумагою вертикально-устроенномъ цилиндрѣ, обращающемся на своей оси разъ въ сутки посредствомъ часоваго механизма. Кривая линія, проводимая карандашомъ, соотвѣтствуетъ постепенному возвышенію и пониженію воды, и прямо показываетъ сіи измѣненія въ уменьшенномъ масштабѣ; словомъ, море само обозначаетъ періодическія перемѣны своего уровня и, разумѣется, точнѣе, нежели всякія человѣческія наблюденія, въ которыхъ, при величайшей даже тщательности, все-таки неизбѣжны ошибки. Для метеорологическихъ наблюденій служитъ машина, гдѣ, посредствомъ механизма, также сообщеннаго съ часовымъ, вѣтеръ обрисовываетъ на бумагѣ свою силу и направленіе во всякое время дня, а дождь показываетъ, сколько и въ какое время его выпало. Я видѣлъ такую же машину, еще за годъ до отправленія въ вояжъ въ вашемъ Гидрографическомъ Департаментѣ; она предназначалась, кажется, для метеорологическихъ наблюденій въ Торнео.

Къ исходу нашей стоянки въ Сингапурѣ, туда каждой день приходили транспорты съ войсками, отправлявшимися изъ Мадраса и Калькутты въ Китай. Еще на Мысѣ-Доброй-Надежды получили при насъ извѣстіе о занятіи Англичанами острова Чу-санъ. Въ Сингапурѣ мы слышали, что въ Кантонѣ торговля уже открыта и что Ангоичане намѣрены подступать къ Пекину, чтобъ принудить Китайцевъ къ вознагражденію за издержки войны и убытки и принудить ихъ къ заключенію выгоднаго трактата. Въ Сингапурѣ жаловались, между-прочимъ, на странныя распоряженія начальника войскъ, занявшихъ Чу-санъ; говорили, что онъ, дабы не оскорблять народныхъ предразсудковъ Китайцевъ, не велѣлъ войскамъ располагаться въ китайскихъ городахъ и деревняхъ; а продержалъ своихъ солдатъ почти полгода въ лагеряхъ. Отъ этого произошли болѣзни, истребившія совершенно одинъ прекрасный шотландскій полкъ, въ которомъ изъ 1,000 человѣкъ осталось не болѣе 13-ти. Эскадра, блокировавшая Китайскіе берега, также потеряла весьма-много людей отъ болѣзней и недостатка въ свѣжей пищѣ. Какъ бы то ни было, не смотря на то, что з опіума былъ главною причиною войны Англичанъ съ Китаемъ, капитанъ одного огромнаго купеческаго судна, спѣшившій въ Кантонъ, чтобъ воспользоваться открытіемъ торговля, сказывалъ мнѣ, что въ числѣ прочихъ товаровъ, онъ везетъ туда значительное количество ящиковъ опіума. Вотъ что называется "въ мутной водѣ рыбу ловить".

Купеческія суда, строящіяся въ Индіи и извѣстныя подъ названіемъ "country ships", вообще превосходны. Они большею частію въ 700,1,000, 1,500 и болѣе тоннъ. Корабли, принадлежавшіе Остиндской Компаніи, проданы всѣ въ частныя руки, послѣ уничтоженія привилегіи исключительнаго торга съ Китаемъ, чѣмъ компанія пользовалась до парламентскаго акта, вышедшаго въ 1834 году. Многія изъ этихъ огромныхъ судовъ, изъ которыхъ каждое привозило товаровъ изъ Индія въ Европу на нѣсколько мильйоновъ рублей, имѣютъ два дека и порты для 60, даже 70 пушекъ, которыми вооружали ихъ во время войнъ съ Франціей для защиты отъ корсаровъ и крейсеровъ. Суда здѣшнія строятся изъ тика и служатъ невѣроятно-долго. Экипажи этихъ судовъ состоятъ почти исключительно изъ Ласкаровъ, что между прочимъ довольно выгодно хозяевамъ судовъ, потому-что прокормленіе людей имъ почти ничего не стоитъ. Ласкары, т. е. матросы изъ Индійцевъ, не ѣдятъ ничего, кромѣ рису и не пьютъ крѣпкихъ напитковъ; рисъ варится для всѣхъ въ одномъ общемъ котлѣ; артели раздѣлены по религіознымъ кастамъ, и каждая изъ нихъ составляетъ себѣ отдѣльно отъ прочихъ приправу изъ перца или кари (carry). Въ Сингапурѣ еще не строятъ судовъ; но есть уже предпріимчивые негоціанты, которые намѣрены употребить часть своихъ капиталовъ на сооруженіе обширной верфи.

1-го іюли, Въ день тезоименитства Государыни Императрицы, мы расцвѣтились флагами и отсалютовали 31 выстрѣломъ. Сингапурскій губернаторъ велѣлъ выпалить то же число выстрѣловъ на береговой баттареѣ, а иностранные консулы подняли свои флаги и велѣли сдѣлать то же судамъ своихъ націй.

Стоянка ваша въ Сингапурѣ продолжалась до 6-го іюля и подъ-конецъ значительно намъ надоѣла! Отъ скуки, нѣкоторые изъ нашихъ, надѣленные болѣе-нѣжными сердцами, ухаживали за молоденькими дочерьми мистриссъ Дункезъ, хозяйки "The Singapore Hotel", служившаго намъ на берегу главною квартирой. Развлеченій было мало; образъ жизни Англичанъ, одинаковый въ туманной Британіи и подъ экваторомъ, не позволялъ завести короткихъ знакомствъ, гдѣ бы можно было проводить вечера "sans faèon". Англійскіе обитатели Сингапура почти-исключительно купцы или служащіе въ колоніальной администраціи, а потому они цѣлый день проводятъ за дѣломъ, въ конторахъ или годангахъ, а возвращаются въ нѣдра своихъ семействъ незадолго до заката солнца. Передъ обѣдомъ, т.е. отъ 6 до 7 1/2 асовъ, можно видѣть все сингапурское общество, катающимся по эспланадѣ. Дамы разряжены, затянуты, и сидятъ въ своихъ паланкинахъ какъ куклы, а мужчины, судя по ихъ длиннымъ, неподвижнымъ физіономіямъ, вѣроятно еще заняты разсчетами барышей или убытковъ, протекшаго дня. Словомъ, гулянье по эспланадѣ скорѣе походитъ на предписанное докторомъ лекарство отъ сплина, нежели на сборище людей, желающихъ отдохнуть и разсѣяться отъ дневныхъ заботъ. Глаза ли мои въ томъ виноваты, или они видѣли только то, что есть, но, къ крайнему моему сожалѣнію, прекрасный полъ здѣшній вовсе не показался мнѣ прекраснымъ. Изъ множества катавшихся дамъ, одна только креолка, кажется, жена португальскаго консула, могла назваться истинно-прекрасною. Послѣ катанья они разъѣзжаются по домамъ обѣдать. Здѣсь, такъ же какъ и въ Англіи, обѣдъ есть дѣло важное, церемонное, куда дамы наряжаются какъ на балъ, а мужчины перемѣняютъ куртки {Бѣлая куртка и панталоны изъ полотняной или бумажной матеріи и сѣрая войлочная шляпа -- вотъ въ чемъ состоитъ всегдашній нарядъ живущихъ въ Индіи Европейское щегольство состоитъ въ опрятности. Суконное платье было бы невозможно въ экваторіальномъ климатѣ.}, и куда постороннему человѣку нельзя явиться безъ приглашенія. Обѣдъ, послѣ котораго мужчины, слѣдуя британскому обыкновенію, сидятъ на свободѣ за бутылками, потому-что дамы удаляются послѣ дессерта въ гостиную,-- обѣдъ кончается въ 10 или 11 часовъ, послѣ чего кавалеры, значительно разрумяненные, отправляются къ дамамъ, которыя услажлаютъ ихъ слухъ фальшивымъ пѣніемъ или игрою на разстроенныхъ фортепьяно -- потому-что здѣсь, какъ и въ Англіи, музыка и пѣніе, каковы бы онѣ ни были, считаются необходимымъ украшеніемъ всякаго вечера. По словамъ французскаго консула, общество здѣсь чрезвычайно-скучно, и недостатокъ этотъ былъ для него тѣмъ ощутительней, что онъ пріѣхалъ въ Сингапуръ изъ веселой Манилы, изъ общества очаровательныхъ Испанокъ и испанскихъ креолокъ.

Въ Сингапурѣ, какъ и ко всѣхъ индійскихъ и американскихъ колоніяхъ, аристократическія подраздѣленія основаны на цвѣтѣ кожи: люди чистой европейской крови смотрятъ съ-высока за креоловъ, креолы на метисовъ, а тѣ на цвѣтныхъ туземцевъ. Большая часть живущихъ въ Сингапурѣ умѣетъ говорить по-малайски, что въ здѣшнихъ мѣстахъ почти-необходимо. Малайскій языкъ есть lingua franca почти всего восточнаго архипелага; онъ пріятенъ для слуха и звуками своими сходствуетъ съ итальянскимъ. Китайцы, Гиндустанцы, мавры и проч., переселяясь сюда, выучиваются въ скоромъ времени говорить по-малайски. Англичане, долго жившіе въ Индустанѣ, говорятъ по-гиндустански и такъ привыкаютъ къ этимъ двумъ общеупотребительнымъ въ Индіи языкамъ, что когда имъ приходится говорятъ по-французски (что бываетъ рѣдко, да и говорящихъ по-французски немного), то они примѣшивають къ французскому языку малайскія и гиндусскія слова.

Страсть Англичанъ къ миссіонерству не покидаетъ ихъ и здѣсь. Въ Сингапурѣ, кромѣ англійскихъ, есть также католическіе миссіонеры; но тѣ и другія, хотя у нихъ и есть по нѣскольку прозелитовъ изъ Китайцевъ, Малайцевъ и Чуліевъ, однако вообще жалуются на дурной успѣхъ. Большая часть миссіонеровъ, особливо изъ Англичанъ, предоставляетъ будущее мусульманскихъ и языческихъ душъ ихъ участи, а сами стараются обезпечить собственное земное существованіе. Главная причина ихъ неуспѣха состоитъ въ томъ, что всѣ азіатскіе обитатели колоніи селятся здѣсь на время, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ, наживши здѣсь трудами рукъ своихъ какой-нибудь капиталъ, возвратиться для наслажденія имъ на родину, гдѣ за перемѣну вѣры ихъ ожидаютъ преслѣдованія или по-крайней-мѣрѣ презрѣніе и отчужденіе со стороны ихъ родственниковъ и соотчичей.

Въ числѣ замѣчательныхъ сингапурскихъ жителей, заслуживаетъ особеннаго вниманія снабжавшій насъ провизіею китайскій купецъ Вампоа. Большая часть приходящихъ въ Сингапуръ европейскихъ и американскихъ судомъ избираетъ его своимъ дубашемъ, потому-что онъ, сравнительно съ прочими китайскими и даже многими европейскими купцами, довольно-честенъ и доставляетъ припасы хорошаго качества и по довольно-сходнымъ цѣнамъ. Онъ говоритъ бѣгло по-англійски, португальски и малайски, знаетъ нѣсколько географію и собирался пріѣхать въ Москву черезъ Кяхту а Иркутскъ.

Раффльсовъ Институтъ, о которомъ я упомянулъ мимоходомъ, есть одно изъ достопримѣчательнѣйшихъ, по обширной цѣди своего основанія, заведеній. Въ немъ предположено дать образованіе извѣстному числу Малайцевъ, Китайцевъ и молодыхъ людей другихъ племенъ и индо-китайскаго архипелага. Главное вниманіе обращено и молодыхъ людей знатныхъ азіатскихъ фамилій, которые, возвратясь въ свое отечество, будутъ въ состояніи посѣять тамъ сѣмена просвѣщенія. Прямая же цѣль, кажется, состоитъ въ томъ, чтобъ образовавшіеся въ институтѣ Азіатцы посѣяли, вмѣстѣ съ просвѣщеніемъ и порождаемыми имъ новыми потребностями, также промышленность и торговлю, которыя, разумѣется, перейдутъ въ руки Англичанъ и откроютъ англійскимъ мануфактурамъ новыя мѣста сбыта. Институтъ основанъ въ 1823 году сэромъ Стамфордомъ Раффльсомъ и покойнымъ докторомъ Моррисономъ. Занимаемое этимъ заведеніемъ строеніе, хотя и обширно, однако много мѣста оставлено для его распространенія, на случай, еслибъ оно, со-временемъ, оказалось недостаточнымъ. Теперь въ Раффльсовомъ Институтѣ считаютъ 6 учителей и около 280 учениковъ.

Сингапуръ производитъ обширную торговлю со всѣми странами и островами восточныхъ морей. Одна изъ главныхъ отраслей производятся съ Сіамомъ, на приходящихъ оттуда ежегодно въ Сингапуръ 18 или 20 джонкахъ, изъ которыхъ каждая отъ 100 до 350 тоннъ. Сіамцы, однако, повидимому, чувствуютъ неудобство своихъ джонокъ, совершенно-подобныхъ китайскимъ; при насъ было въ Сингапурѣ большое сіамское трехмачтовое судно, построенное и вооруженное на европейскій образецъ и ходящее съ товарами въ разныя страны восточнаго архипелага подъ командою англійскаго капитана. Изъ Сіама привозятъ сахаръ, рисъ, кокосовое масло, шафранъ, нѣсколько слоновой кости, необработаннаго шолка, и проч. Главная часть груза состоитъ изъ сахара, который почти весь скупается европейскими купцами и отправляется въ Европу; туда же идетъ слоновая кость. Изъ множества посѣщающихъ Сингапуръ Азіатцевъ, Сіамцы вывозятъ больше всего мануфактурныя произведенія. Они берутъ англійскія бумажныя матеріи, кембрикъ, камлотъ, шерстяныя издѣлія, бенгальскія кисеи, индійскія одежды разнаго рода, воскъ, камфору, крученый шолкъ, индійскій тростникъ и проч. Въ Сингапурѣ этимъ торгомъ почти исключительно занимаются Китайцы. Торговля съ Кохинхиною не такъ обширна и важна, какъ съ Сіамомъ. Ее также производятъ на джонкахъ отъ 100 до 200 тоннъ, которыхъ приходитъ отъ 30 до 40 ежегодно изъ разныхъ портовъ Кохинхины и изъ Тонкинскаго Залива. Ввозъ состоитъ наиболѣе изъ соли и рису, привозятъ также въ небольшомъ количествѣ другія естественныя произведенія. Вывозятъ отсюда опіумъ, европейскія и андійскія матеріи, мадрасскія сукна, камлотъ, шерстяныя издѣлія, нѣсколько гамбира и индійскаго тростника. Сингапуръ производятъ значительную торговлю съ Камоаромъ, древнимъ малайскимъ государствомъ, находящимся на восточномъ берегу Суматры. Тамъ нѣтъ китайскихъ переселенцевъ, а потому торгъ этотъ исключительно въ рукахъ Малайцевъ. Малайцы ѣздятъ въ Сингапуръ ежемѣсячно на малыхъ проа, хорошо вооруженныхъ, по 10 или 12. вмѣстѣ, чтобъ защищаться отъ пиратовъ, которыми наполнены узкіе проливы между островками вблизи Суматры; разумѣется, что при удобномъ случаѣ и они съ своей стороны не упускаютъ нападать и грабить тѣхъ, кто имъ прійдется по силамъ. На каждой изъ этихъ проа отъ 15 до 30 человѣкъ и каждая вооружена двумя длинными мѣдными фальконетами съ достаточнымъ запасомъ крисовъ, копій и т. п. Грузъ ихъ наиболѣе состоитъ изъ кофе; онѣ привозятъ также понемногу гамбира, воска, носороговыхъ роговъ и низкаго сорта cassia. Эти предметы Малайцы легко сбываютъ въ Сингапурѣ китайскимъ купцамъ и получаютъ отъ нихъ бѣлый и небѣленый мадрасскій холстъ, хлопчатую бумагу, шолкъ, европейское бумажное бѣлье, платки, кембрикъ, свинецъ, желѣзо, сталь, явайскій табакъ и проч. Сингапуръ имѣетъ также торговыя сношенія съ западнымъ берегомъ Борнео, между Танджотъ-Датт у и Сѣверною оконечностію этого острова, а равно съ находящимися на немъ голландскими колоніями въ Самбасѣ, Мамнавѣ и Понтіазакѣ. Этотъ торгъ производятъ Малайцы и Буггисы на проахъ, хорошо вооруженныхъ на всякій случай; ихъ проходитъ ежегодно отъ 15 до 20 въ Сингапуръ; онѣ дѣлаютъ два рейса въ каждые полгода. Съ Борнео привозятъ перецъ, камфору, воскъ, черепахъ, птичьи гнѣзда, золото, перламутръ и жемчугъ; все это сбывается въ Сингапурѣ богатымъ китайскимъ купцамъ, которые отпускаютъ въ-замѣну синее и бѣлое мадрасское сунно, бенгальскіе и европейскіе ситцы и матеріи, желѣзо, сталь, бумажныя произведенія, нанку разныхъ цвѣтовъ, и проч. Съ голландскими колоніями на Борнео торговля значительнѣе: изъ Самбиса приходитъ въ каждые полгода отъ 15 до 20 проа съ золотымъ пескомъ; прочихъ товаровъ привозятъ въ незначительномъ. количествѣ, по причинѣ большой пошлины, налагаемой Голландцами на товары, вывозимые въ англійскіе порты. Изъ Понтіанака и Маипаны приходитъ дважды въ годъ отъ 30 ли 40 проа съ золотымъ пескомъ, алмазами, оловомъ и камышомъ. Цѣнность всего этого торга полагаютъ до 250,000 испанскихъ піастровъ. Изъ Сингапура вывозятъ туда больше мадрасскія и бенгальскія матеріи и желѣзо; англійскихъ мануфактурныхъ произведеній не вывозятъ въ голландскія колоніи, потому-что на ввозъ ихъ наложены тамъ большія пошлины.

Отъ 10 до 15 китайскихъ джонокъ приходитъ сюда ежегодно изъ Кантона и Аноа, съ чаемъ, фарфоровою и глиняною посудою, черепахами, вермишелью, бумажными зонтиками, нанкою, шолкомъ, табакомъ, леденцами, бумагою и проч.; цѣнность каждаго груза отъ 30,000 до 60,000 піастровъ. Каждая джонка въ 350 или 400 тоннъ и управляется 80 или 100 матросами; не смотря на то, невѣжество Китайцевъ въ мореплаваніи бываетъ причиною частыхъ крушеній ихъ судовъ около бурныхъ кохинхинскихъ и сіамскихъ береговъ. Кромѣ товаровъ, на этихъ джонкахъ вывозятъ ежегодно около 2,000 переселенцевъ, которые ищутъ себѣ работы на кофейныхъ, саговыхъ, перечневыхъ и мушкатныхъ плантаціяхъ. Много Китайцевъ переселяется также на Яву, для обработывянія плантацій, и на Борнео за золотымъ пескомъ и въ золотые рудники.

Иностранные товары, привозимые въ Сингапуръ, не остаются и не потребляются тамъ; Сингапуръ только главное складочное мѣсто товаровъ, ввозимыхъ и вывозимыхъ, для Европы, Индіи, Китая и восточнаго архипелага. Большая часть товаровъ переходитъ черезъ руки Китайцевъ, у которыхъ часто запасаются грузами и Европейцы. Китайцы вывозятъ изъ Сингапура камфору, птичьи гнѣзда, сандальное дерево, слоновую кость, черепахъ, кремни, буйволовыя кожи, трепангъ, европейскія и бенгальскія матеріи, холстъ, перецъ, гамбиръ, олово и, контрабандою, нѣсколько опіума. Приходящія въ Сингапуръ суда не платятъ никакихъ рейдовыхъ и таможенныхъ пошлинъ, и торговля не претерпѣваетъ на какихъ остановокъ и стѣсненія.

Окончу эту статью выпискою цѣнности ввоза и вывоза товаровъ за три года.

Вывозъ.

Ввозъ.

1831--32 года

7,825,786 исп. тал.

8,904,744 исп. тал.

1836--37

-- 7,806,965 -- --

8,243,629 -- --

1837--38

-- 8,024,123 -- --

8.881,195 --

III.

ОТПЛЫТІЕ ИЗЪ СИНГАПУРА. МАНИЛА.

6-го іюля мы снялись съ сингапурскаго рейда и съ легкимъ попутнымъ вѣтеркомъ прошли въ скоромъ времена острова Баттамъ и Бмитангъ, а къ-вечеру миновали Педро Бранко, небольшой каменистый островокъ, находящійся у входа въ Китайское-Море. Тамъ мы на другой же день получали SW муссонъ, съ которымъ черезъ девять дней благополучно пришли на видъ острова Аюцона, и, послѣ однодневнаго штиля, вошли въ обширный Манильскій-Заливъ, утромъ 16-го іюля.

Входъ въ заливъ обозначается высокими горами, покрытыми чудеснѣйшею зеленью; недалеко отъ входа, небольшой каменистый островъ Коррехидоръ съ довольно-сильною баттареею и лоцманскою станціей. Подходя къ нему, мы выпалили пушку и подняли лоцманскій флагъ. Черезъ нѣсколько времени отвалилъ оттуда огромный катеръ подъ испанскимъ флагомъ, и вмѣсто того, чтобъ править на пересѣченіе нашего курса, держалъ прямо на нашу грот-мачту, а потому, весьма-естественно, очутился вскорѣ за нашею кормою, потому что мы имѣли сами семь узловъ хода и не убавляли парусовъ, чтобъ не терять времени для неловкаго лоцмана. Около семи часовъ вечера, мы встали на якорь на манильскомъ рейдѣ. На другой день, послѣ салюта развевающемуся на крѣпости испанскому флагу, я поѣхалъ на берегъ. У входа въ рѣку Пасонгъ, на лѣвой оконечности молы, выходящей далеко отъ берега въ море, для того, чтобъ фарватеръ рѣки не засаривался наноснымъ отъ приливовъ и отливовъ грунтомъ, выстроена небольшая крѣпость, совершенно-почернѣвшая отъ времени и сырости; на противоположномъ берегу, также оканчивающемся молою, находится маякъ. Миновавъ таможню, огромное старинное зданіе, возвышающееся за лѣвомъ берегу Пасонга, не доѣзжая города Манилы, мы пристали къ берегу, противъ трактира La Ailianza, въ которомъ я надѣлъ мундиръ и отправился за городъ къ французскому консулу г. Барро, къ которому имѣлъ письма изъ Сингапура. Monsieur Barrot принялъ меня какъ-нельзя-лучше и пригласилъ къ себѣ обѣдать. Онъ -- прекрасный мужчина лѣтъ 40, съ самою благородною и привлекательною наружностью. Здравыя сужденія и солидность его образа мыслей вовсе не отзываются свойственною его землакамъ jactance franèaiae. Когда я ему замѣтилъ, что газетчики великой націи и до-сихъ-поръ называютъ Россію землею варваровъ, онъ отвѣчалъ: "Чего вы хотите отъ этихъ людей? Они пишутъ вздоръ, чтобъ чѣмъ-нибудь понравиться праздной толпѣ; но люди истинно-просвѣщенные понимаютъ весьма-хорошо, что Россія великая имперія; есть даже нѣкоторые, которымъ кажется, что Россія слишкомъ-могущественна." Онъ былъ, повидимому, весьма-доволенъ, когда я ему сказалъ, что читалъ на русскомъ языкѣ его описаніе Сандвичевыхъ Острововъ, на которыхъ онъ былъ прежде генеральнымъ консуломъ. У него былъ его племянникъ, молодой Парижанинъ, съ самыми водевальными пріемами, которые живо напоминали les jeunes première нашего французскаго театра. Отъ Барро я поѣхалъ къ бельгійскому консулу г. Лануа. Молодой Парижанинъ сѣлъ въ мою коляску, я, разговорившись съ нимъ, я спросилъ, семейный ли человѣкъ г. Лануа? "Est ce que Mr. Lanois eat uo homme de famille?" -- Oui, monsieur, ses ancêtres ont joué un rôle très considerable du temps de Charlemagne.-- Французикъ мой вообразилъ себѣ, по-видимому, что я, какъ русскій дворянинъ, желалъ знать, достоинъ ли г. Лануа чести быть, со мною знакомымъ и достаточно ли аристократическая у него famille. Я едва удержался отъ смѣха: "Mais, monsieur, tous ne m'avez pas compris; je voulais savoir si Mr Lanois а une famille, c'est à dire, s'il est marié, Vil а des filles et si elles sont jolies, car je brûle du désir d'étre conquis." -- Посѣтивъ бельгійскаго консула, съ которымъ я пробесѣдовалъ нѣсколько времени весьма-пріятно, я возвратился въ городъ и, переодѣвшись въ бѣлый тропическій костюмъ, пошелъ гулять пѣшкомъ по Манилѣ и ея предмѣстьямъ.

Манила, собственно городъ и крѣпость, гдѣ живутъ начальствующія лица и аристократія Филиппинскихъ-Острововъ, отдѣляется отъ торговыхъ предмѣстій Бидондо и Санта-Круцъ ракою Пасонгомъ, черезъ которую построенъ старый каменный мостъ. Предмѣстья кипятъ многолюдствомъ и дѣятельностью; народонаселеніе ихъ полагаютъ до 170,000 чел., изъ которыхъ большая часть Мулаты, Китайцы и Тагады, коренные жители Филиппинскихъ-Острововъ. Китайцевъ здѣсь не такъ много, какъ къ Сингапурѣ и Пуло-Пенангѣ; кромѣ того, они здѣсь не такъ опрятны, какъ тамъ. Тагады ходятъ босикомъ, въ бѣлыхъ рубашкахъ, надѣтыхъ сверхъ полосатыхъ или красныхъ шальваръ; шея слегка повязана платкомъ, а на головѣ соломенная или войлочная шляпа. Лица ихъ темно-смуглы и неправильны; но выраженіе исполнено добродушія и кроткой задумчивости; походка ихъ развязна и пріемы непринужденны и благородны. Одежда ихъ всегда опрятна. У щеголей рубашки весьма-тонки; онѣ шьются изъ полотна, дѣлаемаго въ Китаѣ и Манилѣ изъ волоконъ ананасовыхъ листьевъ; воротники обыкновенію вышиваются весьма затѣйливо и часто съ большимъ вкусомъ. Женщины носятъ камба я, или юбки изъ клѣтчатой матеріи туземнаго издѣлія; на головахъ шапочки или платки, а прекрасные черные волосы распущены по плечамъ. Физіономіи ихъ дышатъ кротостью и невыразимо-милы и привлекательны. Въ-особенности замѣчательны ихъ маленькія ножки, выставляемыя съ кокетствомъ и обутыя въ красивыя шолковыя или бархатныя chinelas или туфли, вышитыя большею частію серебромъ и даже золотомъ. Многія блестящія дамы позавидовали бы такимъ ножкамъ. Стройный станъ, легкая походка и непринужденная граціозность движеній, -- вотъ качества, неотъемлемыя у здѣшнихъ женщинъ даже изъ самаго простого званія. Всѣ Тагалы и Тагалки носятъ на шеѣ ладонки или четки. Сигара -- необходимая принадлежность какъ мужчинъ, такъ и женщинъ: тѣ и другія безпрестанно курятъ. Тагалы вообще чрезвычайно-набожны, что съ большемъ стараніемъ поддерживаетъ католическое духовенство, умѣющее взыскать изъ того свои выгоды и, по-видимому, весьма-могущественное на Филиппинскихъ-Островахъ; но безпорядочное поведеніе монаховъ уже значительно потрясло ихъ прежнее неограниченное вліяніе на общественныя и частныя дѣла. Жители Манилы страстные любители пѣтушьихъ боевъ. Правительство, собирая за то подать, дозволяетъ эту забаву по воскресеньямъ, за городомъ, въ отводимыхъ нарочно для того мѣстахъ. Боевые пѣтухи пользуются неограниченною любовью и самыми нѣжными попеченіями Тагаловъ, которые носятъ ихъ всегда съ собою, не разлучаются съ ними безъ крайней необходимости и безпрестанно ихъ гладятъ и холятъ. Боевой пѣтухъ вовсе не то, что нашъ

"Султанъ курятника спѣсивый..."

Они ростомъ гораздо-выше нашихъ пѣтуховъ, складка и ноги показываютъ силу, а въ гордомъ взглядѣ блеститъ непреклонная рѣшимость: "побѣдить или умереть!"

Перейдя черезъ Бидовскій-Мостъ, вступаешь въ городъ Манилу, и тамъ нѣтъ уже и тѣни той дѣятельности, которою оживлены торговыя предмѣстья. Было три часа по полудни -- время сіэсты (la siesta), или созерцательнаго отдыха Испанцевъ, столько же священнаго, какъ мусульманскій кейфъ. На пустынныхъ улицахъ ни души; въ монастыряхъ и большихъ домахъ, похожихъ на монастыри, все мертво. Изрѣдка попадаются на встрѣчу монахи или слуги, и лѣнивая походка ихъ ясно показываетъ, что и они одержимы усыпительнымъ вліяніемъ сіэсты. Жилые покои въ здѣшнихъ домахъ окружены широкими галлереями, какъ и вездѣ въ жаркомъ климатѣ; вмѣсто стеколъ вставлены въ раздвижныхъ рамахъ прозрачныя раковины, пускающія дневной свѣтъ, но защищающія галлереи отъ тропическаго зноя. Иногда рамы раздвигаются, и изъ-за нихъ выглядываетъ прелестнѣйшая головка съ нѣжнымъ, классически-правильнымъ личикомъ, и распущенными по чудеснѣйшимъ плечамъ густыми черными волосами (el pelo suelto); бѣлый капотъ -- обыкновенный костюмъ Испанокъ во время сіэсты.

Часто останавливался я, прикованный къ троттуару обаяніемъ красоты; жадные взоры не могли насытиться очаровательнымъ зрѣлищемъ, такъ давно невиданнымъ; и когда красаанца, замѣтивъ мой нѣмой восторгъ, удалялась, бросая мимоходомъ на покореннаго ею чужеземца взглядъ, исполненный самодовольствія и кокетства, я долго еще не могъ опомниться и нехотя рѣшался идти далѣе.

Домъ, или какъ его здѣсь называютъ, дворецъ генерал-капитана Филиппинскихъ-Острововъ, находится на обширной площади, которой три остальные фаса занимаютъ соборная церковь, дворецъ правосудія (еl раlacio de la jostida) и домъ архіепископа Филиппинскихъ-Острововъ. Соборъ и дворецъ правосудія величественныя зданія, которыя украсили бы любую столицу; дворецъ генерал-капитана и домъ архіепископа огромные неуклюжія строенія: оба они походятъ нѣсколько на канатный заводъ кронштадтскаго адмиралтейства. Въ центрѣ площади поставлена пѣшая статуя императора Карла V. Множество мужскихъ и женскихъ монастырей красуются въ разныхъ частяхъ города; въ нишахъ нѣкоторыхъ разставлены черепа или изображено чистилище, изъ пламени котораго души грѣшниковъ жалобно протягиваютъ руки, умоляя прохожихъ о паннихидахъ за ихъ упокой. Доказательствомъ могущества духовенства на Филиппинскихъ-Островахъ можетъ служить то, что здѣсь испанское либеральное правительство не смѣетъ закрыть монастыри, что сдѣлано по всей Испаніи и въ другихъ испанскихъ колоніяхъ. Правительство понимаетъ очень-хорошо, что безъ опоры духовной власти оно здѣсь не можетъ существовать.

Побродивъ еще нѣсколько по городу, я поѣхалъ обѣдать къ г. Барро. У него собралось многочисленное общество, состоявшее изъ консуловъ разныхъ націй, испанскихъ чиновниковъ, капитана и офицеровъ французскаго фрегата "la Danaide", стоявшаго въ Кавиттѣ, небольшомъ портѣ, находящемся въ манильской же губѣ, въ 7 миляхъ отъ Манилы. Капитанъ Розанель (командиръ корвета) жаловался на скуку долговременной праздной стоянки; онъ говорилъ, что намѣренъ идти въ Кантонъ "pour ne retremper en passant dasa quelque typhon" -- вотъ истинно-французская фраза! Вѣрно ему не случалось испытать ни одного изъ этихъ ужасныхъ бичей Китайскаго-Моря; иначе онъ бы не судилъ о нихъ такъ легко. Я едва не расхохотался, когда одинъ рыжій Англичанинъ подошелъ ко мнѣ съ вопросомъ: "You are going to Kamtschatka? very cold there?" -- вопросомъ, который я слышалъ по десяти разъ въ день отъ всѣхъ Англичанъ, посѣщавшихъ наше судно на Мысѣ-Доброй-Надежды. Послѣ обѣда я поѣхалъ съ однимъ французомъ въ театръ, или, лучше сказать, балаганъ, въ которомъ Тагалы разыгрываютъ испанскія комедіи и, разумѣется, весьма плохо.

Вечеромъ на другой день, я былъ на кальсадѣ или вечернемъ гуляніи, соотвѣтствующемъ сингапурскому катанью по эспланадѣ. Манильская кальсада начинается около солнечнаго заката; тогда выѣзжаетъ изъ города въ предмѣстія все общество въ легкихъ парныхъ коляскахъ (birlochos) и катается рядами на небольшомъ пространствѣ около взморья. Какая разница между сингапурскою и манильскою кальсадами! Тамъ все скучно, холодно, мертво; здѣсь, напротивъ, все дышетъ веселостью, все исполнено невыразимой прелести. Очаровательныяя Испанки, раскинуншясь въ своихъ birlochos съ самымъ милымъ кокетствомъ, одѣтыя просто, но со вкусомъ, съ открытыми головами, украшенными свѣжими розами, вполнѣ наслаждаются всемогуществомъ своей красоты. На нихъ устремлены жадные взоры безчисленнаго множества обожателей. Красавицы вполнѣ чувствуютъ, что каждый ихъ взглядъ, каждая улыбка, которыми они мимоходомъ удостоиваютъ своихъ поклонниковъ, надѣляютъ ихъ блаженствомъ и стоятъ того, чтобъ отличенные счастливцы заслужили ихъ по-крайней-мѣрѣ семью геркулесовскими подвигами. А каково должно быть благополучіе тѣхъ, чье постоянство вознаграждается не однѣми улыбками!.. Манила такъ не, какъ и Вальпараисо, есть "el paraiso de las mugeres y el purgatorio de los borobree", т. e. рай женщинъ и чистилище мужчинъ. Къ концу гулянья пріѣхалъ туда въ колискѣ четвернею генерал-капитанъ съ своимъ семействомъ; три драгуна со значками ѣхали шибкой рысью впереди его экипажа, и еще двое замыкали поѣздъ. Грѣхъ сказать, чтобъ манильскіе кавалеристы были хорошими ѣздоками!

Въ 8 часовъ вечера, два раза въ недѣлю, полковые хоры играютъ передъ домомъ губернатора. Мы были пріятно изумлены, услышавъ хорошо-разъигранныя увертюры изъ "Хана Багдадскаго", "Нормы" и другихъ оперъ. Три хора духовой музыки пѣхотныхъ полковъ, расположенныхъ въ Манилѣ, выстраиваются за площади. Каждый по очереди, съигравъ увертюру, играетъ маршъ, и подъ его музыку отправляется въ казармы, гдѣ продолжаетъ играть до 10 часовъ. Къ музыкѣ, съѣзжается весь городъ; нѣкоторыя изъ дамъ сидягь въ экипажахъ и слушаютъ вмѣстѣ съ музыкой комплименты своихъ обожателей; другія ходятъ взадъ и впередъ по широкой гладкой дорожкѣ передъ домомъ губернатора, и вся эта оживленная толпа освѣщается луною, и сцена происходитъ подъ чудеснѣйшимъ тропическимъ небомъ.

Всѣ хоры музыкантовъ состоятъ изъ Тагаловъ, которые имѣютъ большую способность къ музыкѣ. Они скоро выучиваютъ новыя пьесы, но за то также скоро ихъ забываютъ. Манильскихъ музыкантовъ учитъ капельмейстеръ французъ, нѣкогда служившій въ великой-арміи и участвовавшій во многихъ наполеоновскихъ походахъ. Когда музыка передъ домомъ губернатора кончилась, мы поѣхали дослушивать къ казармамъ музыкантовъ, гдѣ они играли до 10 часовъ.

Многочисленная публика гуляла при лунномъ свѣтѣ на широкому бульвару; оркестры играли прекрасныя пьесы, словомъ, я насладился, въ тотъ вечеръ вполнѣ хорошею музыкою -- а это большое наслажденіе для моряка, который въ-продолженіе цѣлаго года не слыхалъ нечего, кромѣ "гармоніи сферъ", шума моря, да еще изрѣдка пѣнія и стуканья на фортепьяно англійскихъ дамъ.

Кто былъ въ Манилѣ и не посѣтилъ манильской сигарочной фабрики, тотъ былъ въ кунсткамерѣ и не видалъ слова. То же было и со мною; мнѣ не удалось видѣть знаменитую фабрику, въ которой дѣлаются первые въ свѣтѣ сигары; не видѣлъ я также манильскихъ пѣтушьихъ боевъ -- первой потому, что былъ какой-то католическій церковный праздникъ въ тотъ день, когда мнѣ удалось съѣхать на берегъ; а послѣднихъ, потому-что пѣтушьи бои можно видѣть только по воскресеньямъ, а въ воскресенье мы уже были въ совершенной готовности къ походу и только ждали вѣтра, чтобъ сняться съ якоря.

Манильская fabrica de tobaco содержатся иждивеніемъ правительства и составляетъ главную его монополію: поэтому никому не позволяется разводить табакъ безъ особеннаго дозволенія, за которое, разумѣется, надобно платить. Для соблюденія въ строгости этой запретительной мѣры, правительство колоніи содержитъ нарочно особенную стражу, которая обязана вырывать табакъ даже тамъ, гдѣ онъ растетъ въ дикомъ состояніи. Филиппинскіе-Острова, и въ-особенности Люцонъ, производятъ превосходный табакъ; съ малою разработкой онъ могъ бы составить весьма-изобильный предаетъ торговли, и безъ системы монополіи доставилъ бы промышленности богатую отрасль, а слѣдственно, способствовалъ бы значительно увеличенію народнаго благосостоянія. Но близорукіе разсчеты испанскаго колоніальнаго правленія, вмѣсто того, чтобъ способствовать процвѣтанію колоній, стремятся какъ-будто нарочно остановить всякія улучшенія. Еще весьма-недавно иностранцамъ запрещалось селиться во внутренности Люцона и разводить тамъ плантаціи. Лѣнивые Испанцы смотрятъ съ завистью на обогащеніе немногихъ поселившихся здѣсь иностранцевъ, которыхъ трудолюбіе умѣетъ извлекать всю возможную пользу изъ богатствъ земли, неуступающей въ плодородіи и роскоши прозябанія прекраснѣйшимъ странамъ Индіи и Южной-Америки. Больше всего противится нововведеніямъ, какъ бы полезны они ни были, духовенство, которое, какъ я уже сказалъ; пользуется неимовѣрнымъ могуществомъ надъ суевѣрнымъ и невѣжественнымъ народомъ. Теперь, однако, власть его значительно уменьшилась, а потому можно надѣяться на многія полезныя перемѣны, и тѣмъ болѣе, что теперешній генерал-капитанъ человѣкъ твердый и благоразумный. Однако, не смотря на то, при насъ носилась слухи, вѣроятно распускаемые духовенствомъ, что изъ Манилы хотятъ изгнать всѣхъ иностранцевъ. Недовѣрчивость и боязливость правительства колоніи, происходящій, безъ сомнѣнія, отъ внутренняго сознанія своей слабости, невѣроятны. Приходъ какого-нибудь иностраннаго военнаго судна, въ особенности, если оно подъ флагомъ могущественной державы, возбуждаетъ уже опасеніе здѣшнихъ властей. Пустое обстоятельство: нехотѣніе наше убавить ходу для принятія неумѣвшаго пристать лоцмана, было перетолковано съ разными преувеличеніями и перепугало всю Манилу. Тамъ разсказывали, что русскій фрегатъ -- вѣроятно, темнота не дозволила имъ разсмотрѣть насъ -- не принялъ приставшаго къ нему начальника острова коррехидора, а потому полагали и насъ враждебныя намѣренія. Натуралисту французскаго корвета "Данаиды" не позволяли ѣхать во внутренность Люцона для произведенія тамъ ученыхъ изслѣдованій, полагая, что цѣль его совершенно другаго рода, и т. п. Опасенія ихъ, можетъ-быть, и не совершенно неосновательны, потому-что Испанія, разслабленная междоусобіями, не въ состояніи защитить свои колоніи; и ничего нѣтъ мудренаго, что при первой европейской войнѣ они не замедлятъ попасть въ руки Англичанъ, которымъ Филиппинскіе-Острова были бы весьма-лакомымъ кусочкомъ. Очень вѣроятно и то, что Филиппинскіе-Острова увлекутся примѣромъ другихъ испанскихъ колоній и отложатся отъ Испаніи. Лѣность и невѣжество жителей и несообразныя съ здравымъ разсудкомъ стѣсненія со стороны колоніальнаго правительства -- вотъ главныя причины жалкаго состоянія торговли и промышленности Филиппинскихъ-Острововъ. Нѣтъ сомнѣнія, что въ рукахъ Англичанъ или Голландцевъ эта богатая колонія приняла бы совершенно-другой видъ. Теперь же, вся мелочная торговля въ рукахъ Китайцевъ, а оптовая въ рукахъ иностранцевъ и отчасти также Китайцевъ. Хотя, по словамъ Американцевъ, Джонъ-Булль старый джентльменъ, не весьма-разборчивый въ дѣлахъ, касающихся чужой собственности, все-таки Англичане лучше всѣхъ европейскихъ націй умѣютъ управлять своими колоніями, соединяя чрезвычайно-искусно выгоды правительства съ частными выгодами.

Одна только вѣрность испанскому престолу прежняго генерал-капитана Филиппинскихъ Острововъ удержала ихъ во владѣніи испанской короны въ то время, когда всѣ ея колоніи въ Южной-Америкѣ подняли знамя независимости. Если колоніальное управленіе будетъ достаточно благоразумно, чтобъ для своей собственной пользы и для общаго блага отказаться отъ многихъ стѣснительныхъ для народной промышленности мѣръ, то вѣроятно, что Испанія долго сохранятъ владычество надъ Филиппинскми-Островами. Овладѣть ими военною силой довольно-трудно, что уже однажды испытали Англичане. Манила хорошо укрѣплена и можетъ выставить для своей обороны 5000 регулярнаго войска, набраннаго большей частію изъ туземцевъ. Кромѣ того, при могущественномъ содѣйствіи духовенства, нетрудно поднять для защиты испанскаго флага сильную милицію, и тогда для овладѣнія колоніей, понадобятся значительныя военныя силы. Но для успѣшнаго отпора внѣшнихъ враговъ необходимо тѣсное единодушіе защитниковъ. А въ Манилѣ гражданская и духовная власти въ разладѣ: гражданская власть не пользуется приверженностію народа, потому-что она стѣсняетъ развитіе его промышленности; а духовная ослабѣваетъ отъ разврата я безпорядковъ своихъ собственныхъ членовъ, и отъ распространенія просвѣщенія въ народѣ, который мало-по-малу начинаетъ выходить изъ своего ослѣпленіе и понимать несправедливость многихъ притязаній духовенства.

Приложеніе.

(Изъ Edinburgh Review.)

Т'хагги (the T'hags), о которыхъ говорили мы выше, составляютъ совершенно-отдѣльный классъ народа, существующій почти исключительно убійствами, предписываемыми имъ правилами ихъ секты, довольно многочисленной въ Индіи, не взирая на всѣ старанія англійской Остиндской-Компаніи, которой правительство дѣятельно ихъ преслѣдуетъ. Они, по-видимому, получили свое названіе отъ общепринятаго у этой секты обыкновенія заманивать предположенныя ими жертвы въ свое общество, и потомъ, устранивъ ласковымъ обхожденіемъ и предупредительностію всякое подозрѣніе о своихъ умыслахъ, удавливать ихъ. Члены секты убійцъ извѣстны также подъ именемъ П'хансингаровъ; но въ сѣверо-восточной части владѣній Низама ихъ называютъ обыкновенно. Т'хаггами. Секта Т'хагговъ имѣетъ много отличительныхъ особенностей отъ всѣхъ другихъ злоумышленниковъ, какъ въ образѣ умерщвленія, такъ и въ предосторожностяхъ, принимаемыхъ ими для избѣжанія обнаруженія ихъ преступленій.

Можно считать за достовѣрное, что Т'хагги не занимаются мелочными воровствами и мошенничествами, и по-видимому презираютъ всякаго рода грабежъ, если ему не предшествовало смертоубійство.

Т`хагги умерщвляютъ своихъ жертвъ не иначе, какъ посредствомъ удавливанія; для этого имъ обыкновенно служитъ платокъ, или вообще какой-нибудь кусокъ матеріи. Они никогда не ограбятъ путешественника, не лишивъ его напередъ жизни; послѣ того они непремѣнно стараются похоронить мертвое тѣло, если обстоятельства дозволятъ, или какъ-нибудь спрятать его.

Трудно добраться до начала и происхожденія этой секты; если вѣрить показаніямъ Т'хагговъ, она существуетъ съ незапамятныхъ временъ; они думаютъ, что учрежденія ихъ современны сотворенію міра. Преданія ихъ, подобно преданіямъ о многихъ другихъ безчеловѣчныхъ обрядахъ, смѣшаны съ гиндусскими легендами, и Т'хагги утверждаютъ, что, умерщвляя безчисленное множество жертвъ, ежегодно гибнущихъ отъ ихъ рукъ, они только служатъ внушеніямъ божества, которому такія приношеніи угодны.

Предметъ ихъ обожанія богиня Каме или Бхаван и; около Мирзалура есть храмъ въ одномъ селеніи, куда Т'хагги ежегодно присылаютъ значительныя приношенія: жрецы этого храма избираются исключительно изъ ихъ общества. Бхавани, какъ кажется, имѣла нѣкогда намѣреніе истребить весь родъ человѣческій, кромѣ слѣдовавшихъ ея ученію. Къ удивленію своему, она замѣтила, что изъ крови убитыхъ творческая сила возраждала другихъ людей, въ замѣну погубленныхъ ею. Для отвращенія того, она сдѣлала куклу въ видѣ взрослаго человѣка, вдохнула въ нее жизнь, и, собравъ своихъ учениковъ, наставила ихъ какъ надобно убивать безъ проливанія крови, посредствомъ удавливанія платкомъ.

Новый способъ оказался дѣйствительнымъ; богиня велѣла своимъ поклонникамъ принять его и умерщвлять всѣхъ безъ различія, кто только попадется въ ихъ руки, обѣщавъ имъ, что она сама будетъ заботиться о скрытіи тѣлъ своихъ жертвъ, которыхъ собственность она отдавала своимъ послѣдователямъ. Она обѣщала, что будетъ присутствовать при всѣхъ убійствахъ и покровительствовать исполнителямъ ея воли, такъ-что ничто не будетъ въ состояніи имъ противиться

"Такимъ образомъ" говорятъ Т'хагги, "учредился нашъ орденъ, и мы сначала не заботились о тѣлахъ нашихъ жертвъ, но покидали ихъ на мѣстѣ убійства, до-тѣхъ поръ, пока одинъ, полюбопытнѣе прочихъ, не рѣшился подсмотрѣть, что станется съ тѣломъ и какимъ образомъ съ нимъ распорядятся. Богиня спустилась по обыкновенію, чтобъ убрать тѣло; но, замѣтивъ дерзкое любопытство человѣка, она разгнѣвалась, подозвала его къ себѣ, и, выговоривъ ему строго его нескромность, объявила, что она уже больше не можетъ выполнять свое обѣщаніе на-счетъ тѣлъ убитыхъ ей въ угодность, и потому послѣдователи ея должны будутъ сами хлопотать о скрытіи своихъ жертвъ".

"Вотъ отъ чего, говорятъ Т'хагги, "произошелъ у нихъ свято-соблюдаемый обычай -- хоронить умерщвленныхъ ими, и этому обычаю должно приписать непонятное обстоятельство, что такое множество злодѣяній осталось неизвѣстнымъ." Т'хагги дѣйствуютъ съ такими предостороностями и съ такою скрытностію, во всѣхъ ихъ преступленіяхъ такъ много порядка и правильности, что почти-невозможно нападать на слѣды смертоубійствъ.

Въ толпѣ Т'хагговъ можно найдти людей всѣхъ религіозныхъ кастъ Индіи -- и всѣ они связаны между-собою тѣмъ же обдуманнымъ планомъ убійства, всѣ подчиняются одинаковымъ правиламъ и узаконеніямъ, и всѣ, какъ Гиндусы, такъ и мусульмане, поклоняются той же Бхавани. Т'хагги обыкновенно путешествуютъ большими обществами, которыхъ число доходятъ отъ 100 до 200 человѣкъ, и прибѣгаютъ къ обманамъ всякаго рода, чтобъ скрыть свое настоящее ремесло. Если они идуть къ югу то разсказываютъ, что отправляются искать себѣ работы, или хотятъ опредѣлиться на службу въ полки, расположенные въ южныхъ странахъ; если путъ ихъ лежитъ къ сѣверу, они называютъ себя сипаями изъ бомбейской или низанской арміи, идущими въ отпускъ въ Гиндустанъ.

Главный символъ поклоненія Т'хагговъ -- кходали или заступъ; его называютъ также нишанъ касей, или маги. Каждая толпа имѣетъ свой Нишанъ который ей служитъ въ родѣ знамени, и тотъ, кому поручено носить его, пользуется особенными привилегіями. Передъ началомъ экспедиціи, главы каждаго общества празднуютъ пужа нишану, который служить эмблемою ихъ божества; церемоніи при этомъ случаѣ разнствуютъ мало отъ обыкновенныхъ гиндусскихъ обрядовъ. Т'хаггь изъ Гиндусовъ хорошей касты избирается для приготовленія особаго рода пряниковъ, называемыхъ аура, которые освящаются и раздаются всему обществу. Нишанъ купаютъ и окуриваютъ въ дымѣ горящаго бензоина и потомъ передаютъ тому, кто его долженъ нести во время путешествія, или нишанъ вела, обернувъ въ кусокъ сукна, нарочно для того предназначенный. Потомъ его выносятъ въ открытое поле, въ ожиданіе какого-нибудь предзнаменованія. Нишанъ кладутъ въ избранномъ мѣстѣ на дорогѣ, по которой Т'хагги располагаютъ идти, и нѣсколько человѣкъ назначаются къ нему на-часы. По мнѣнію Т'хагговъ, движенія или крикъ нѣкоторыхъ извѣстныхъ животныхъ и птицъ, служатъ для нихъ предзнаменованіями. Въ числѣ животныхъ, между-прочимъ, сова, шакалъ и оселъ; если которое-нибудь изъ нихъ закричитъ или покажется въ правой сторонѣ отъ нишана, то эти считается добрымъ знакомъ и Т'хагги приготовляются къ выступленію. Если экспедиція окажется болѣе-обыкновеннаго успѣшною, то опять дѣлается празднество или пужа богинѣ Бхаван и, и часть добычи откладывается въ сторону для приношенія храму или пагодѣ, о которой выше было сказано.

Во всякой толпѣ Т'хагговъ есть одинъ или нѣсколько жемидаровъ, которые получаютъ это званіе смотря по своему богатству или по вліянію, которымъ каждый пользуется въ своемъ селеніи, и по числу набранныхъ имъ послѣдователей.

Если въ числѣ добычи есть золото, въ кускахъ или монетахъ, то жемидаръ получаетъ изъ него десятую часть; ему же дается десятая доля жемчуга, шалей, вышитыхъ тканей, мѣдной посуды, лошадей и проч. Во время празднованія пужа, жемидаръ исправляетъ должность церемоніймейстера; онъ же назначаетъ каждому Т'хаггу его обязанность при совершеніи предположеннаго убійства.

Послѣ жемидара, первое мѣсто занимаетъ буттоатъ или удавитель, который носитъ при себѣ платокъ, употребляемый Т'хаггами для умерщвленія ихъ жертвъ. Платокъ этотъ обыкновенно не что иное, какъ кусокъ тонкой, крѣпкой бумажной матеріи, длиною около трехъ футъ; на одномъ концѣ сдѣланъ узелъ, и платокъ слегка скрученъ. Его всегда имѣютъ въ готовности и буттоатъ носитъ его спереди на поясѣ.

Старые и опытные Т'хагги называются гуру-бхау, и младшіе считаютъ особенною честью прислуживать, имъ: они приготовляютъ имъ гуки, моютъ ихъ, словомъ, исполняютъ при нихъ самыя низкія обязанности, пока они по немногу не посвятятся сами во всѣ таинства своего ремесла. Если они люди сильные, то ученики гуру дѣлаются буттоатами.

Когда надобно совершить убійство, буттоатъ обыкновенно слѣдуетъ за человѣкомъ, указаннымъ ему жемидаромъ. Удавитель держитъ узелъ платка, называемаго палу или румаль, въ лѣвой рукѣ, а въ правой другой конецъ; по условленному знаку, платокъ накидывается сзади на шею жертвы, руки убійцы скрещиваются, и Т'хагги такъ искусны въ своемъ ужасномъ ремеслѣ, что прежде, нежели тѣло успѣетъ упасть, оно уже безжизненно и глаза выкатываются наружу.

Когда попадется Т'хаггамъ одинокій путешественникъ, то его участь поручаютъ новичку, для испытанія его искусства. При закатѣ солнца путешественники дѣлаютъ привалъ, и, пока не стемнѣло, курятъ, пьютъ воду или отдыхаютъ. Когда всѣ усядутся, жемидаръ спрашиваетъ, какое бы время ночи могло быть? Т'хагги начинаютъ смотрѣть на звѣзды -- а это бываетъ обыкновенно условленнымъ знакомъ; тутъ уже удушитель не зѣваетъ и когда безпечная жертва, не подозрѣвая ничего, смотритъ на звѣзды вмѣстѣ съ прочими, шея его нѣсколько вытягивается и онъ дѣлается легкою добычею своему убійцѣ.

Т'хагги не всегда надѣются на случай для добыванія себѣ добычи и не всегда скитаются, поджидая не попадется ли имъ путешественникъ; они часто располагаются около или внутри городовъ, или большихъ селеній, откуда выходятъ за промыселъ, смотря по свѣдѣвіямъ, доставляемымъ имъ тиллаясами. Люди эти взбираются изъ самыхъ сладкорѣчивыхъ а смышленыхъ изъ ихъ общества; главная ихъ обязанность -- доставлять сведѣнія. Для этого, они одѣваются, какъ почтенные люди, и должны имѣть ловкость казаться такими. Они странствуютъ по базарамъ города, въ которомъ, или около котораго расположены ихъ сообщники, и стараются разузнать, не ждутъ ли прибытія откуда-нибудь товаровъ, или не собираются ли отправить товары; потомъ они увѣдомляютъ объ этомъ жемидаровъ, а тѣ отряжаютъ партіи для перехватыванія каравановъ. Тилл а и стараются также познакомиться съ путешественниками, останавливающихся въ безирахъ; они увѣряютъ ихъ, что идутъ темъ же путемъ, намекаютъ о ненадежности дорогъ, о частыхъ разбояхъ и убійствахъ, или притворяются, что знакомы съ друзьями или родственниками путешественниковъ, и предлагаютъ имъ останавливаться на пути въ извѣстыхъ мѣстахъ; которыхъ удобство и превосходство воды расхваливаютъ какъ нельзя-больше. Слѣдствіемъ этого бываетъ то, что путешественники сходятся какъ-будто нечаянно съ толпою Т'хагговъ, которые вѣжливостью и предупредитѣльностью стараются усыпить всякія подозрѣнія и обворожить своимъ добродушіемъ тѣхъ, на чью жизнь и имущество они разсчитываютъ заранѣе.

Заманивъ путешественниковъ въ свою западню, Т'хагги заботятся объ избраніи мѣста для ихъ умерщвленія; это на ихъ языкѣ называется бхиль, а Т'хаггъ, посланный для этой обязанности, бхилля. Когда бхилля возвратится съ своимъ донесеніемъ, съ нимъ посылаютъ лугга и совъ, или гробокопателей, которыя должны вырыть могилу для обреченныхъ смерти жертвъ. Въ назначенномъ для убійства мѣстѣ, бхилля встрѣчается съ обществомъ; Т'хагги приготовляются, и женидаръ восклицаетъ: "Бх и лля, очистилъ ли ты яму?" Бх и лля отвѣчаетъ: "Манджехъ!", и это слово служитъ смертнымъ приговоромъ несчастнымъ странникамъ, которыхъ тотчасъ же удавливаютъ.

Т'хагги имѣютъ свои условленныя слова и фразы, посредствомъ которыхъ они могутъ разговаривать съ людьми своей секты съ такою безопасностью что человѣку непосвященному невозможно проникнутъ въ ихъ тайну. Привѣтствіе ихъ, по которому незнакомые между собою лично Т'хагги легко узнаютъ другъ друга, слѣдующее: "Али Ханъ Бхаи Селимъ".

Необыкновеннѣе всего покажется то, какимъ образомъ Т'хагги распознаютъ имена и отличительныя примѣты своихъ собратій, они почти чутьемъ узнаютъ другъ друга, и скорость, съ которою это происходитъ, заставляетъ думать, что между ними существуетъ родъ франк-масонства.

Для облегченія своихъ дѣйствій, Т'хагги учредили правильную систему сообщенія между собою свѣдѣній въ странахъ, которыя особенно посѣщаютъ. Они съ удивительною скоростью и вѣрностью узнаютъ о дѣйствіяхъ и движеніяхъ своихъ сотоварищей во всѣхъ направленіяхъ.

Т'хагги имѣютъ еще то отличительное свойство отъ всѣхъ прочихъ злоумышленниковъ, что считаютъ свое ремесло весьма-важнымъ и почтеннымъ и окружаютъ его всѣми возможными наружными знаками уваженія. Они б о льшею частію кажутся людьми кроткими, добродушными и незаносчивыми, съ веселымъ и радушнымъ расположеніемъ духа, что совершенно противоположно сильнымъ страстямъ и свирѣпости убійцъ по ремеслу.: Кругъ дѣйствія ихъ такъ обширенъ, что невозможно составитъ себѣ понятія о числѣ жертвъ, падшихъ подъ ихъ ударами, и огромности богатствъ; пріобрѣтенныхъ ими отъ смертоубійствъ.

Принявъ въ соображеніе, что многіе изъ захваченныхъ Т'хагговъ сознались, что они, въ послѣднія 25 или 30 лѣтъ, дѣлили ежегодныя странствованія съ партіями, больше ста человѣкъ каждая; что они ежедневно умерщвляли отъ десяти до двадцати человѣкъ съ успѣхомъ, и что, по ихъ исчисленію, каждому приходилось присутствовать при нѣсколькихъ сотняхъ и даже тысячахъ убійствъ,-- можно составить себѣ нѣкоторое понятіе объ ужасной истинѣ!

А. БУТАКОВЪ.

1843.

"Отечественныя Записки", No 4, 1843