Умирая, Лойола оставил 12 иезуитских провинций и 35 "исповедников четырех обетов"; умно заведенная машина пошла в ход, и, несмотря на громадные препятствия, орден рос, развивался и богател, приобретая земные сокровища во всех частях света, пока единодушный взрыв народного негодования по всей Европе не заставил папу Климента XIV уничтожить это темное царство, эту шайку алчных и развратных интриганов; его булла 21 июля 1773 года "Dominus ас Redemptor noster", прекращавшая официально существование ордена иезуитов, была встречена с восторгом и благословениями, хотя самому папе стоила жизни, так как он скончался от отравы 22 сентября 1774 года. Но орден продолжал существовать, так как его зависимость от папы была лишь пустым звуком. "Черный папа" фактически гораздо могущественнее "белого папы", так как он опирается на мастерски выдрессированную боевую дружину, рассеянную по всему свету и скрывающуюся под самыми разнообразными нарядами. Уже покорный слуга "черного папы", кардинал Чиарамонти, едва вступил на папский престол под именем Пия VII 14 марта 1800 года, как немедленно разрешил существование ордена, но дал свое согласие тайно, опасаясь Наполеона I; 17 августа 1814 года, видя политический хаос в Европе, Пий VII смело обнародовал буллу "Sollicitude omnium ecclesiarum", в которой восстанавливал орден во всех правах и привилегиях.
После буллы Климента XIV только два государства дали иезуитам позволение существовать официально: Пруссия и Россия. Прусский король Фридрих II, друг Вольтера и д'Аламбера, смотрел не очень благосклонно на последователей Лойолы и собирался выгнать их из своего государства; когда в 1772 году иезуиты стали просить позволения расселиться по всей Пруссии, Фридрих II ответил едкими насмешками и категорично отказал. Но при обнародовании буллы он вдруг признал их педагогические способности и дал им, к удивлению всей Европы, права гражданства. Честолюбивый провинциал Силезии, Троиль, возмечтал сделаться главою ордена и принудил провинциальную конгрегацию избрать его генерал-викарием после ареста Риччи в Риме. Конечно, такой мятеж в благоустроенной иезуитской монархии не мог быть терпим, и Троиль вскоре скончался, громогласно каясь в своей дерзкой выходке; но это не спасло силезской провинции ордену. Уже в 1776 году, удовлетворясь унижением римской курии, Фридрих II принялся бесцеремонно выгонять иезуитов, заявляя, что они плохие преподаватели, а в 1781 году силезская провинция прекратила официально свое существование, хотя, конечно, иезуиты существуют там и до настоящего времени.
В Россию иезуиты попали при совершенно других обстоятельствах. Овладев окончательно Польшею при Стефане Батории, они уже с тех пор стали стремиться в Московию, хотя крайне неудачно; иезуит Антоний Поссевин в качестве королевского посла вел богословские споры с Иваном IV, который одержал верх, благодаря сочинениям какого-то книжника Никиты; папский легат Рангони почти создал в России Смутное время, поддерживая Лжедимитрия I, но и тут пропаганда иезуитизма потерпела крушение. Первые Романовы также не впускали это "темное царство" в свое государство, и только при царевне Софии благодаря князю Василию Васильевичу Голицыну иезуиты устроились в Москве; однако указ императора Петра I от 18 апреля 1719 года заставил их покинуть Россию и прекратить свою пропаганду. Признавая вредное влияние ордена, преемники Петра I держались той же консервативной политики до 1772 года, когда состоялся первый раздел политически умиравшей Польши; под скипетром Екатерины II очутилась вся Белоруссия с католическим, униатским и полузадушенным православным населением. То, что казалось естественным и возможным при польских королях в этой издревле русской и православной области, сделалось невозможным при русской императрице, и Екатерина II деятельно принялась за религиозно-политическую реформу.
Весь присоединенный край был разделен на семь провинций, из которых четыре образовали Могилевскую губернию, а остальные три были присоединены к Псковской губернии. В этих семи провинциях процветали все католические духовные ордена, разрешенные папами в числе 23, но наибольшим значением пользовались иезуиты, создавшие пресловутую унию как переходный мостик для легчайшего совращения православных в католицизм. Еще до присоединения Белоруссии скончался 14 октября 1754 года могилевский епископ Иероним Волчанский, и католики хотели упразднить православную кафедру, но св. синод назначил 20 августа 1755 года епископом Георгия Конисского и этим спас "схизматиков" от окончательной гибели. С 1772 года дела, конечно, переменились, и Екатерина II сразу показала, что она не допустит вмешательства папы в ущерб своим самодержавным правам, хотя желала быть вполне веротерпимою. Униатский епископ Смогоржевский уехал в Варшаву и хотел оттуда управлять епархией, но правительство отказалось признавать его и велело избрать Ираклия Лисовского; с католическим епископом Массальским, жившим постоянно в Вильно, поступили точно так же, и на его место был избран могилевским епископом глубокообразованный Станислав Сестренцевич-Богуш. Все иноверное духовенство почувствовало над собою властную руку императрицы, и папы приходили в отчаяние, видя, что целый край эмансипируется от их произвола. В Литве и Белоруссии при польском владычестве числилось официально 1077 иезуитов; после раздела на долю России пришлось 32 "ученика", 98 "духовных кандидатов" и 48 "исповедников"; у них было шесть коллегий: в Полоцке, Витебске, Динабурге, Орше, Мстиславле и Могилеве; кроме того, до десяти миссий и резиденций в других местах. Провинциал Казимир Соболевский имел постоянное местопребывание в Варшаве, откуда управлял Польшею, Литвою и Белоруссией, составлявшими одну иезуитскую провинцию; после обнародования буллы Климента XIV Соболевский скромно отрекся от власти и главою иезуитов в России сделался его вице-провинциал Станислав Черневич. Родом литвин, Черневич получил образование в Вильно и долгое время состоял польским делегатом при генерале Риччи в Риме, где и был допущен в шестой класс; возвратясь из Италии, Черневич поступил ректором полоцкой коллегии и совместно с этим сделался вице-провинциалом. Задача, выпавшая на долю его, была не из легких: он видел надвигающуюся на орден грозу и силою обстоятельств сделался подданным государства, крайне нерасположенного к иезуитам; талантливый литвин блестяще решил сложную задачу.
Черневичу нужно было поддержать во что бы то ни стало существование крайне потрясенного ордена, добиться официального признания самого права на его существование, доказать римскому первосвященнику все его бессилие перед "Товариществом Иисуса" и убедить католический мир в могуществе и несокрушимости общества Лойолы, - а для всего этого необходимо было одурачить властных людей России, начиная с дальновидной и самодержавной императрицы и кончая мелкой сошкою, окружавшею белорусского генерал-губернатора, графа Захара Григорьевича Чернышева. Поэтому первым делом Черневича было внушить правительству, что иезуиты самые вернопреданные подданные императрицы; пока католическое духовенство Белоруссии медлило присягать "схизматической" монархине, Черневич собрал всех иезуитов в своей столице, Полоцке, и торжественно привел их к присяге 24 ноября 1772 года, в день ангела Екатерины II, причем патер Катебринг произнес блестящее похвальное слово русской императрице. Такой всенародный поступок богатого и влиятельного ордена произвел сильное впечатление на католиков, и к Новому году все белорусское духовенство было приведено к присяге. Затем Черневич с Катебрингом и ректором полоцкой коллегии, Ленкевичем, приехали в Петербург присягать не только за свою провинцию, но и за заграничных иезуитов; политический намек на иезуитов Польши и Литвы понравился Екатерине II, граф Чернышев был очарован и вскоре подпал влиянию умного и энергичного Черневича.
Существование ордена было обеспечено вполне своевременно, потому что 23 июля 1773 года грянула булла об уничтожении ордена. Епископ Сестренцевич повез ее в Петербург, но Черневич приехал раньше него, побывал у Чернышева, и в результате явилось распоряжение императрицы, не допускающее обнародования буллы. Папские нунции в Варшаве, Гарампи и Аркетти, поддерживаемые из Рима, напрягали все силы заодно с Сестренцевичем, чтобы сломить явных ослушников папской воли, но все их усилия разбились о стойкость и энергию изворотливого провинциала. Устроив арест священника, подосланного в Полоцк из Варшавы нунцием Аркетти, Черневич воспользовался приездом генерал-губернатора и стал официально хлопотать об устройстве новициата для приема "послушников". В Риме всполошились, и конгрегация "de propagandae fidae" решилась в начале 1777 года на крайнюю меру, предоставив Сестренцевичу, заклятому врагу иезуитов, звание апостолического делегата над всеми католическими орденами в России в расчете, что он сумеет тогда прекратить существование "Товарищества Иисуса". Между тем изворотливый Черневич заручился содействием возвышающегося Григория Александровича Потемкина и устроил так, что императрица прямо приказала Сестренцевичу открыть новициат в Полоцке; злосчастный епископ вынужден был 30 июня 1779 года подписать окружное послание в пользу иезуитов, а 2 февраля 1780 года состоялось самое открытие новициата при торжественной обстановке, и в Полоцк нахлынули "послушники" из Польши, Германии, Австрии, Италии и даже Америки; выбирались, конечно, самые богатые и знатные, причем Черневич ставил обязательным условием изучение русского языка.
Добившись одного, иезуиты задумали восстановить должность генерала ордена. Снова начался ряд интриг: Екатерину II, проезжавшую через Полоцк, приняли утонченной лестью и роскошью, окончательно овладели Потемкиным, который действовал заодно с Чернышевым, и связали руки Сестренцевичу, выхлопотав ему звание могилевского архиепископа, но приставив ему коадъютором иезуита Бениславского. Архиепископия дана была в январе 1782 года, а уже 17 октября Черневич был избран генералом ордена иезуитов, первого же марта 1783 года Бениславский явился в Рим в качестве русского посланника. Для ответного посольства был избран бывший нунций Аркетти, злейший враг иезуитов; он явился через Тульчин, осыпал укоризнами Сестренцевича и принялся беспощадно бранить всех последователей Лойолы, однако в Петербурге и ему пришлось смириться под давлением Потемкина и Безбородко; кроме того, ему обещали выхлопотать кардинальскую шляпу, и сбитый с толку посол передал 18 октября архиепископский паллиум Сестренцевичу, а Бениславского посвятил в епископа гадаринского. За такую покорность Аркетти получил 14 июля 1784 года наперстный крест стоимостью в 10 тысяч руб. и драгоценные меха в подарок от Екатерины П. Волей-неволей, сознавая свое бессилие, римская курия должна была оставить в покое иезуитов, ставших твердой ногой в России.
Со смертью Черневича в июне 1785 года окончился первый, подготовительный период пребывания иезуитов в России. Им нужно было найти место, где они могли бы сплотиться против ватиканских громов, и благодаря Черневичу задача была выполнена блестяще; умирая, он оставил орден сильным и богатым: официально существовали 6 коллегий, 2 новициата, 10 миссий, разного имущества на 3 миллиона руб. с лишком и 14 тысяч крепостных крестьян, освобожденных от казенных налогов. Преемник Черневича, Габриэль Ленкевич, спокойно и уверенно перешел в наступление, следуя традиционному завету Лойолы стремиться ко всемирной монархии. Началась серьезная пропаганда среди униатов и евреев, привлечен в союз орден базилиан, и иезуиты ретиво принялись совращать православных в католичество; первым был совращен граф Чернышев, выстроивший в своем имении Чашниках католическую церковь. Явился венский уроженец Габриэль Грубер с изумительно разносторонним образованием, и пропаганда перебралась незаметно в Петербург, где иезуиты овладели церковью св. Екатерины на Невском проспекте, втерлись в доверие императора Павла I и его супруги, императрицы Марии Федоровны, переполнили собой ряды мальтийских рыцарей, а в то же время иезуит Зенович изготовлял русские фальшивые ассигнации, Шуазель-Гуффье грабил казну, а д'Огард и Чацкий воровали лучшие книги в императорской публичной библиотеке, пользуясь своим официальным положением. Совращая русских аристократов и богачей, иезуиты рассыпались по всей России, не обращая внимания на закон, ограничивающий их пребывание одной Белоруссией; следы их темной деятельности отразились в обеих столицах, на Кавказе, в Сибири, в Новороссии, Поволжье и Лифляндии; в благодарность за поддержку России в тяжелую для них минуту иезуиты по-своему выразили признательность: они перевоспитали в антигосударственном духе Белоруссию, Литву и Польшу.
Когда началась французская революция, в европейском обществе повеяло реакцией против свободомыслия и либерализма; иезуиты воспользовались умело новыми веяниями, и их влияние возросло. Несколько иезуитов основали в бельгийском городе Лувене "Общество св. Сердца" и, спасаясь от французов, перешли в Лейтерсгофен, возле Аугсбурга, где открыто заявили свою солидарность с белорусскими иезуитами, а затем совершенно слились с ними при генерале Бржозовском. Пармский герцог Фердинанд Бурбон, напуганный революцией, попросил у Ленкевича 23 июля 1793 года помощи, и ему дали Паниццони с несколькими сочленами; Паниццони выгнал из герцогства паканаристов, выдававших себя за иезуитов, овладел воспитанием юношества, основав пять коллегий, и сделался всемогущим. Какой-то образованный москвич, возмущенный наглостью иезуитов, издал брошюру, в которой метко очертил всю их деятельность в прошлом и настоящем; оскорбленный Грубер добился полного изъятия этой брошюры из обращения. Преемник его, Тадеуш Бржозовский, стал хлопотать о предоставлении государственных прав кончающим курс в иезуитских коллегиях и достиг того, что 10 июня 1812 года полоцкая коллегия была торжественно переименована в академию, а через два года Пий VII вернул иезуитам все их права и привилегии.
Император Павел I скончался 11 марта 1801 года, и на престол вступил его сын, Александр Павлович, воспитанный Лагарпом и Самборским в религиозном индифферентизме, но с наклонностью к мистицизму. Понятно, что с гуманными воззрениями, заимствованными у Локка и Руссо, не могло связываться покровительство "Товариществу Иисуса", и, действительно, император Александр I никогда не был расположен к ним, но терпел их до поры до времени, тем более что характер императора всегда выражал нерешительность, неуверенность в себе и мнительность. Ректор петербургской коллегии, Грубер, хотел воспользоваться переменою монарха и заговорил грубо и дерзко; в ответ на его письмо последовало высочайшее повеление об освобождении митрополита Сестренцевича от полицейского надзора, под который он попал благодаря иезуитам, потеряв все должности и звания; затем благодаря настойчивости генерал-прокурора Беклешова митрополит был восстановлен во всех своих правах. Груберу приходилось вести тяжелую борьбу также за обладание церковью Екатерины, в чем ему немало помогал купец Пирлинг, отец нынешнего старшины русских иезуитов в Париже. Кончилась на первых порах эта борьба тем, что в России было обнародовано бреве папы о восстановлении ордена, хотя в самой Италии Пий VII не решался обнародовать об этом буллы.
Умер генерал Каре, и благодаря содействию князя Кочубея Грубер был избран генералом 10 октября 1802 года, почти без ведома Сестренцевича. Вскоре он перенес свое местопребывание из Полоцка в Петербург и здесь открыл аристократический пансион аббата Николя, с платой по 1500 руб. с каждого воспитанника; в пансионе очутились князья Юсуповы, Голицыны, Орловы, Гагарины, Меншиковы, Волконские, сын принца вюртембергского, Нарышкины, Бенкендорфы, Полторацкие, Плещеевы, Дмитриевы и другие. Но этот пансион был замаскировано иезуитский, а потому Грубер открыл и явно иезуитский, куда поступили Толстые, Голицыны, Гагарины, Кутузовы, Строгановы, Растопчины, Шуваловы, Вяземские, Северины, Одоевские, Пушкины, Глинки, Рюмины, Новосильцевы и Каменские. После того началась вербовка членов за границею, и все, что было иезуитски умного в Европе, все хлынуло в Россию. Сначала соблюдались церемонии и вежливые обходы законов, но потом перестали заботиться об этом: не принимали русского подданства, являлись с фальшивыми паспортами, занимали должности священников, не имея на то никакого права, и т. д. Грубер случайно сгорел в пожаре, но Бржозовский продолжал деятельно пропаганду окатоличивания России, поддерживая усердно снова рассыпавшихся по Европе иезуитов.
Чаша терпения императора Александра I переполнилась, и 20 декабря 1815 года последовал указ сенату об изгнании иезуитов из пределов России. Ввиду упорства сильно присосавшихся членов "темного царства" этот указ пришлось повторить в 1817 году; но только благодаря энергии министра духовных дел и народного просвещения, князя Голицына, доклад которого был высочайше утвержден 13 марта 1820 года, удалось официально очистить Россию от иезуитов. С этого момента начинается третий период их деятельности в русских пределах, период тайной пропаганды. Из Галиции, из Вены, из Парижа и других мест иезуиты стали вторгаться в Россию под всевозможными видами, с поддельными паспортами, вмешиваясь везде и во все; они до настоящего времени рассеяны по всему нашему отечеству под различными именами и узнают друг друга по условному сгибанию пальцев правой руки. В 60-х годах была обнаружена их пропаганда, направленная из Норвегии к совращению поморов в католичество; обстоятельство это вызвало появление ответных писем Ю. Ф. Самарина иезуиту из русских, Мартынову, в которых мастерски были очерчены последователи Лойолы. История с католическим священником, выпущенным в 1882 году из тюрьмы в Авлонах, после многолетнего заключения снова обратила внимание на иезуитов. Наконец длинный ряд чисто русских имен в списке иезуитов, остановившемся на Рюриковиче, потомке рязанских князей, принявшем в марте 1890 года католичество, постоянно напоминает нам, что Россия не скоро еще избавится от служителей "черного папы", пользующегося каждым случаем, чтобы попытаться вернуть свое прежнее значение в России.