VI

АЛМАЗНЫЕ РОССЫПИ

Вскоре после этого Сара получила известие, взволновавшее не только ее, но и всю школу и служившее в течение нескольких недель предметом самых оживленных толков.

В своем последнем письме капитан Кру сообщил дочери поразительную новость. Его близкий друг, с которым он в детстве учился в одной школе, неожиданно приехал в Индию, чтобы повидаться с ним. Он купил большой участок земли, на котором были потом найдены алмазные россыпи. Их уже начали разрабатывать, и по всему видно, что друг его станет обладателем такого богатства, от одной мысли о котором может закружиться голова. А так как он любит его, капитана Кру, то и предлагает ему сделаться его партнером и разделить с ним это богатство.

Вот все, что поняла Сара из письма отца.

Всякое другое предприятие, как бы выгодно оно ни было, не представляло бы большого интереса ни для нее, ни для школы. Но алмазные россыпи были как будто взяты из "Тысячи и одной ночи", и никто не мог относиться к ним равнодушно.

Саре они казались чем-то волшебным, и она часто описывала Эрменгарде и Лотти лабиринт перекрещивающихся глубоко в недрах земли галерей, на стенах и потолках которых сверкали драгоценные камни. И странные темнокожие люди с тяжелыми кирками добывали их оттуда.

Эрменгарда приходила в восторг, слушая Сару, а Лотти требовала, чтобы ее приемная мама рассказывала ей про алмазные копи каждый вечер.

Лавиния завидывала Саре, но говорила Джесси, что не верит в существование алмазных россыпей.

-- У моей мамы есть кольцо с бриллиантом, а это тот же алмаз, только иначе граненный, -- говорила она. -- Оно стоит сорок фунтов стерлингов, а между тем камень совсем небольшой. Если бы существовали алмазные россыпи, то люди разбогатели бы до смешного.

-- Может быть, и Сара разбогатеет до того, что станет смешна, -- с улыбкой заметила Джесси.

-- Она смешна и без богатства, -- фыркнула Лавиния.

-- Мне кажется, ты ненавидишь ее, -- заметила Джесси.

-- Нет, не ненавижу, -- отрезала Лавиния. -- Но я не верю в алмазные россыпи.

-- Однако ведь откуда-нибудь да добывают же люди алмазы, -- возразила Джесси. -- А знаешь, Лавиния, что говорит Гертруда, -- прибавила она, снова усмехнувшись.

-- Конечно, не знаю, да и не интересуюсь нисколько, если дело идет об этой вечной Саре.

-- Да, о ней. Ты знаешь, что она любит придумывать что-нибудь необыкновенное. Теперь она представляет себе, как будто она принцесса, и старается держать себя так даже в классе. Она говорит, что это помогает ей лучше учить уроки. Ей хочется, чтобы и Эрменгарда представляла себя принцессой, но та считает себя слишком толстой для этого.

-- Да, она слишком толста, -- сказала Лавиния, -- а Сара слишком худа.

Джесси, конечно, и на этот раз не могла не засмеяться.

-- Сара говорит, что тут дело не в наружности или богатстве, а в мыслях и поступках.

-- Она, вероятно, воображает, что могла бы быть принцессой даже и в том случае, если бы была нищей, -- сказала Лавиния. -- Станем называть ее "ваше королевское высочество".

Уроки в этот день уже кончились, и приятельницы сидели в классе около камина. Это время дня особенно любили все девочки. Мисс Минчин и мисс Амелия пили, по окончании уроков, чай в своей столовой, недоступном святилище для учениц. В эти часы старшие девочки вели самые задушевные разговоры, поверяли друг другу самые сокровенные тайны, в особенности, если маленькие не ссорились и не бегали с визгом и криком, что, надо сознаться, они проделывали почти всегда.

Когда маленькие поднимали шум, старшие обыкновенно останавливали их, причем обращались с ними не особенно вежливо. Они знали, что если шум не прекратится, то явится мисс Минчин или мисс Амелия и расстроит все их удовольствие.

Еще не успела Лавиния окончить свою фразу, как дверь отворилась и вошли Сара с Лотти, которая всюду ходила за ней по пятам, как маленькая собачка.

-- Вот она -- и с этой отвратительной девчонкой! -- шепнула Лавиния. -- Если Сара так любит ее, то почему не держит у себя в комнате? Не пройдет и пяти минут, как она заревет.

Лотти внезапно почувствовала непреодолимое желание поиграть в классной комнате и попросила свою приемную маму пойти туда с нею. Войдя в класс, Лотти присоединилась к маленьким, игравшим в уголку, а Сара села на подоконник и, развернув книгу, стала читать.

Это была история французской революции, и девочка забыла обо всем на свете, читая описание мук, какие выносили заключенные в Бастилии. Эти несчастные провели столько лет в тюрьме, что, когда их, наконец, освободили, они уже забыли, что на свете есть еще что-нибудь, кроме тюрьмы, и чувствовали себя как во сне. А седые волосы и бороды их были так длинны, что совсем почти закрывали им лица.

Мысли Сары унеслись так далеко от школы, что ей было очень неприятно, когда пронзительный вопль Лотти принудил ее вернуться к действительности. Ей всегда было очень трудно удержаться от гневной вспышки, если ее неожиданно отрывали от чтения.

-- Я чувствую тогда, как будто меня ударили, и мне хочется ударить самой, -- признавалась она Эрменгарде. -- И я стараюсь поскорее опомниться, чтобы удержаться от какой-нибудь грубой выходки.

Саре пришлось опомниться как можно скорее, когда, положив книгу на подоконник, она соскочила на пол из своего укромного уголка.

Лотти скользила несколько времени на полу, как по льду, раздражая шумом Лавинию и Джесси, и кончила тем, что упала и ударилась об пол своим пухленьким коленом. Этого, конечно, не было никакой возможности стерпеть молча. Лотти завизжала и начала колотить ногами по полу, между тем как друзья и недруга окружили ее и поочередно то бранили, то старались успокоить ласковыми словами.

-- Молчи, плакса! Перестань плакать сию же минуту! -- скомандовала Лавиния.

-- Я не плакса, не плакса! -- захлебываясь от рыданий, возразила Лотти. -- Сара, Са-ра!

-- Если она не замолчит, мисс Минчин услышит ее, -- сказала Джесси. -- Лотти, моя милочка, я дам тебе пенни.

-- Мне не нужно вашего пенни, -- прорыдала Лотти и взглянула на свое колено. Увидав на нем капельку крови, она заплакала еще громче.

Сара подбежала к ней и, присев на пол, обняла ее.

-- Перестань, Лотти, -- сказала она. -- Ты ведь обещала мне.

-- Она говорит, что я плакса, -- хныкая, проговорила Лотти.

Сара погладила ее по голове, но сказала тем твердым, решительным тоном, какой Лотти хорошо знала:

-- Ты и будешь плаксой, если не перестанешь. Ты обещала мне, Лотти.

Лотти вспомнила свое обещание, но все-таки не сдавалась.

-- У меня нет мамы, -- заявила она, как всегда заявляла в тяжелые минуты. -- У меня нет никакой мамы!

-- Нет, есть, -- весело сказала Сара. -- Разве ты забыла, что я твоя мама? Или ты не хочешь, чтобы я была твоей мамой?

Лотти, утешенная ее словами, прижалась к ней.

-- Пойдем, сядем на подоконник, -- продолжала Сара, -- и я расскажу тебе сказку.

-- Расскажешь? -- всхлипывая, проговорила Лотти. -- Расскажи -- мне -- про алмазные -- россыпи!

-- Алмазные россыпи! -- воскликнула Лавиния. -- Ах ты отвратительная, избалованная девчонка. С каким удовольствием я отшлепала бы тебя!

Сара вскочила с пола. Ей пришлось оторваться от интересной книги и идти успокаивать свою приемную дочку, а тут еще Лавиния вздумала вмешиваться. Сара была не ангел и не любила Лавинии.

-- А я с удовольствием отшлепала бы вас, -- с жаром сказала Сара, -- но я не сделаю этого, -- прибавила она, сдерживаясь. -- Мы обе уже не маленькие и должны знать, как следует держать себя.

Лавиния поспешила воспользоваться удобным случаем.

-- О да, ваше королевское высочество! -- ответила она. -- Ведь мы, кажется, принцессы -- или, по крайней мере, хоть одна из нас. Какая честь нашей школе! Мисс Минчин может гордиться -- у нее учится принцесса!

Слова Лавинии больно задели Сару. Представлять себе что-нибудь доставляло ей большое удовольствие, и она никогда не говорила об этом с девочками, которых не любила. Теперь она представляла себе, как будто она принцесса. Эту новую фантазию она принимала очень горячо к сердцу и лишь очень немногим говорила о ней. Она думала, что это тайна для всех, а между тем Лавиния смеялась над ней при всей школе.

Кровь бросилась в лицо Сары, и у нее зашумело в ушах. Но она снова сдержалась: принцесса не должна выходить из себя и поддаваться гневным вспышкам. Некоторое время Сара стояла молча, а когда она заговорила, голос ее был тверд и спокоен. Все девочки окружили ее и Лавинию и внимательно слушали.

-- Это правда, -- сказала она. -- Я действительно иногда представляю себе, как будто я принцесса. А потому я и стараюсь избегать выходок, не подходящих для принцессы.

В первую минуту Лавиния не могла найти подходящего ответа. Ей очень часто случалось не находить подходящего ответа, когда она говорила с Сарой. Происходило это отчасти оттого, что все слушательницы были, казалось, всегда на стороне Сары. Лавиния видела, что они и теперь слушают с большим интересом. Дело в том, что принцессы, говоря вообще, пользовались их расположением, и, надеясь услышать что-нибудь более определенное о них, они пододвинулись к Саре.

Наконец, Лавиния придумала довольно ядовитый ответ, который, однако, не произвел никакого впечатления.

-- О, Боже! -- воскликнула она. -- Надеюсь, что, сделавшись королевой, вы не забудете нас.

-- Нет, не забуду, -- спокойно ответила Сара и, не прибавив больше ни слова, стояла молча и пристально смотрела на нее. Лавиния взяла Джесси за руку и ушла.

С этих пор девочки часто говорили между собою о "принцессе Саре". Те, которые завидовали ей, произносили этот титул презрительно, а многие, любившие ее, -- с нежностью и гордостью. Мисс Минчин узнала об этом прозвище и не раз упоминала о нем родным воспитанниц. Ей казалось, что оно придает ее школе что-то в высшей степени аристократическое.

Бекки считала Сару самой настоящей принцессой. Знакомство их, начавшееся в туманный день, когда Бекки заснула в мягком кресле в гостиной Сары, продолжалось и крепло. Мисс Минчин и мисс Амелия ничего не знали об этом. Они думали, что Сара "добра" к судомойке, но не подозревали, какие блаженные минуты выпадали на долю Бекки, когда она, с головокружительной быстротой убрав комнаты верхнего этажа, входила в гостиную Сары и с облегченным вздохом ставила на пол тяжелый ящик с углем.

В это время рассказывались по частям чудные волшебные сказки и съедались разные вкусные вещи или же торопливо прятались в карман и съедались уже потом, когда Бекки ложилась в постель на своем чердаке.

-- Но я должна есть очень осторожно, мисс, -- как-то раз сказала она. -- Если останутся крошки, то за ними придут ночью крысы.

-- Крысы! -- с испугом воскликнула Сара. -- Разве там есть крысы?

-- Их целая куча, мисс, -- ответила Бекки, как будто в этом не было ничего особенного. -- На чердаке очень много крыс и мышей. Они постоянно возятся и грызут пол. Я уже привыкла к этому и не обращаю на них внимания, лишь бы они не бегали по моей подушке.

-- Какой ужас! -- сказала Сара.

-- Ко всему можно привыкнуть, -- философски заметила Бекки. -- Вы бы тоже привыкли, мисс, если бы были судомойкой. По-моему, крысы все-таки лучше тараканов.

-- И по-моему, лучше, -- согласилась Сара. -- Мне кажется, крысу можно приручить и подружиться с нею, а дружить с тараканом я бы не хотела.

Иногда Бекки могла провести только несколько минут в светлой теплой комнате. Тогда девочки успевали перемолвиться только несколькими словами, и какой-нибудь небольшой сверток торопливо прятался в старомодный карман Бекки, который она привязывала тесемками у себя на талии, под верхней юбкой.

Разыскивание съестных припасов, имеющих небольшой объем, придало новый интерес прогулкам Сары. Выезжая или выходя на прогулку, она внимательно смотрела на окна лавок. Когда она в первый раз купила два или три пирожка с мясом, ей показалось, что она сделала открытие.

Глаза Бекки заблестели, когда Сара дала ей пирожки.

-- О, мисс! -- прошептала она. -- Они очень вкусны и сытны. Главное хорошо, что они сытны. Пирожное, конечно, страсть как вкусно, но оно как будто тает в желудке, мисс. А пирожки лягут комом и останутся там.

-- Не знаю, хорошо ли будет, если они лягут комом и останутся там долго, -- нерешительно проговорила Сара. -- Но очень рада, если они нравятся тебе.

Да, они нравились Бекки. Нравились ей и тартинки с мясом, и хлебцы, и сосиски. Мало-помалу в Бекки произошла перемена: она уже не чувствовала постоянного голода и утомления, и ящик с углем казался ей не так невыносимо тяжелым, как прежде.

Теперь Бекки терпеливо переносила и нападки кухарки, и тяжелую работу: ее поддерживала надежда, что ей удастся выбрать свободную минутку и увидать мисс Сару в ее гостиной. На самом деле даже одного свидания с мисс Сарой было бы достаточно и без пирожков. Бели времени было мало и приходилось ограничиться несколькими словами, это были всегда дружеские, ласковые слова, придававшие Бекки бодрость. А если хватало времени на разговор или если Сара успевала рассказать ей кусочек какой-нибудь сказки, у Бекки было о чем вспоминать за работой и вечером, лежа в постели.

Сара не подозревала, как много значит она для Бекки и какой благодетельной волшебницей кажется она ей. Если природа наделила вас великодушным сердцем и щедрым характером, руки ваши и ваше сердце всегда открыты для всех. И если иногда ваши руки пусты, сердце ваше всегда полно и в нем найдутся добрые, ласковые, задушевные слова, способные утешить и ободрить, найдется и веселый смех, который иногда помогает лучше всего остального.

Бекки в своей недолгой тяжелой жизни едва ли знала, что такое смех. Сара научила ее смеяться и смеялась вместе с нею. И этот смех был так же "сытен", как н пирожки с мясом, хоть ни одна из них и не подозревала этого.

За несколько недель до дня рождения Сары пришло письмо от ее отца, написанное не так бодро и весело, как обыкновенно. Он был не совсем здоров, и забота, которую он взял на себя, как партнер своего товарища, по-видимому, сильно утомила его.

"Я совсем не деловой человек, моя маленькая Сара, -- писал он, -- и все эти цифры и бумаги надоедают мне. Я никак не разберусь в них, а между тем дело такое огромное. Не будь у меня лихорадки, я, может быть, не ворочался бы с боку на бок половину ночи и меня не мучили бы тревожные сны в другую половину. Если бы моя маленькая хозяюшка была здесь, она, вероятно, подала бы мне хороший, мудрый совет. Ведь так, моя маленькая хозяюшка?"

Отец называл Сару своей "маленькой хозяюшкой", потому что она была серьезна не по летам.

Капитан Кру приготовил ей для дня рождения великолепные подарки. В числе их была новая кукла, заказанная в Париже, туалеты которой должны были отличаться царственной роскошью и изяществом.

На вопрос отца о том, будет ли она рада получить в подарок куклу, Сара послала ему довольно странный ответ.

"Я уже теперь совсем большая -- мне скоро будет одиннадцать лет, -- писала она, -- а потому ты никогда больше не дари мне кукол. Эта будет "Последняя кукла". Не правда ли, как это торжественно. Если бы я была поэтом, то написала бы стихи "Последняя кукла". Мне кажется, они были бы хороши. Но я не умею писать стихи. Раз я попробовала и сама смеялась над своими стихами. Они были совсем не похожи на стихи Кольриджа или Шекспира.

Никто никогда не займет у меня места Эмили, но я буду относиться ласково к "Последней кукле" и уверена, что она понравится девочкам. Все они любят куклы, хоть старшие -14- и 15-летние -- и уверяют, что уже не играют в них".

У капитана Кру была страшная головная боль, когда он читал это письмо в своем бунгало в Индии. Перед ним на столе лежала груда бумаг и писем, приводившая его в ужас и отчаяние, но, несмотря на все это, он рассмеялся так весело, как не смеялся уже давно.

"Она с каждым годом становится все забавнее, -- подумал он. -- Дай Бог, чтобы дело поскорее наладилось и мне можно было вернуться домой, к ней. Чего бы я не дал за то, чтобы ее ручки обвились теперь вокруг моей шеи! Чего бы я не дал!"

Рождение Сары предполагалось отпраздновать необыкновенно торжественно. Класс, назначенный для приема общества, решили украсить зеленью, ящики с подарками распаковать при всех, а в святилище мисс Минчин устроить роскошный пир.

Когда наконец наступил этот день, вся школа была в неописуемом волнении. Утро пролетело быстро, потому что дела было очень много. Класс украсили гирляндами остролистника, пюпитры вынесли, а на скамейки, сдвинутые к стенам, кругом комнаты, надели пунцовые чехлы.

Войдя утром в свою гостиную, Сара увидала на столе небольшой толстенький сверток в темной бумаге. Она знала, что это подарок, подозревала, от кого он, и с теплым чувством развернула его. В нём лежала квадратная подушечка для булавок, сшитая из красной не особенно чистой фланели. В ней были воткнуты черные булавки так, что из них выходило слово "Поздравляю".

"Господи, сколько труда это стоило ей! -- с нежностью подумала Сара. -- Я рада, и вместе с тем мне как-то грустно".

Повернув подушечку, она с изумлением увидала на пришпиленной к ней карточке имя мисс Амелии Минчин.

-- Мисс Амелия! -- воскликнула Сара. -- Не может быть!

В эту минуту она услыхала, что дверь тихонько отворяется, и увидала Бекки, которая осторожно заглядывала в комнату. С нежной и радостной улыбкой на лице Бекки нерешительно вошла и остановилась около двери.

-- Нравится она вам, мисс Сара? -- спросила она.

-- Конечно, нравится, моя милая Бекки! -- воскликнула Сара. -- Неужели ты сделала все это сама?

Бекки радостно всхлипнула, и слезы восторга показались у нее на глазах.

-- У меня была только фланель, мисс, -- сказала она, -- да и фланель-то не новая. Но мне хотелось подарить вам что-нибудь, и я работала по ночам. Я знала, что вы можете представить себе, как будто подушечка атласная, а булавки бриллиантовые. Я очень старалась, чтобы она была покрасивее. А карточка не моя, мисс, -- нерешительно прибавила она. -- Ничего, что я вынула ее из сорного ящика? Мисс Амелия выбросила ее. У меня нет своей карточки, а потому я и пришпилила карточку мисс Амелии.

Сара подбежала к Бекки и обняла ее. Она чувствовала, что какой-то клубок поднимается у нее в горле, но не могла объяснить почему.

-- Благодарю тебя, милая Бекки! -- воскликнула она. -- Я люблю тебя, очень люблю!

-- О, мисс! -- взволнованно прошептала Бекки. -- Спасибо вам! Но за подушечку не стоит: ведь фланель была не новая.