ВОЛШЕБСТВО

Когда Сара проходила мимо дома индийского джентльмена, в его кабинете ярко горел камин, а сам он сидел около него, опустив голову на руку, и казался таким же больным и грустным, как всегда.

-- Бедный! -- сказала Сара. -- Хотелось бы мне знать, о чем он думает.

А вот о чем думал в эту минуту м-р Кэррисфард.

"Даже и в том случае, если Кармикелу удастся найти этих русских в Москве, -- думал он, -- может легко оказаться, что девочка, которую они взяли из школы m-me Паскаль, -- не дочь Ральфа Кру. Что предпримем мы тогда?"

Войдя в школу, Сара встретилась с мисс Минчин, которая возвращалась из кухни, куда ходила, чтобы сделать выговор кухарке.

-- Где это вы пропадали столько времени? -- спросила она Сару. -- Вам уже давно следовало бы вернуться.

-- Сегодня очень сыро и грязно, -- ответила Сара. -- Мне было трудно идти в моих худых башмаках.

-- Пожалуйста, без отговорок, -- остановила ее мисс Минчин, -- и не лгите.

Сара пошла к кухарке. Ту только что разбранили, и потому она была в отвратительном расположении духа. Приход Сары пришелся для нее как нельзя более кстати: теперь ей было на кого излить свой гнев.

-- Наконец-то! -- воскликнула она. -- Как это вы еще не проходили всю ночь!

-- Вот покупки, -- сказала Сара, положив их на стол.

Кухарка, ворча, взяла к внимательно осмотрела покупки.

-- Можно мне что-нибудь поесть? -- спросила Сара.

-- Чай давно уже отпили, -- отрезала кухарка. -- Неужели вы воображаете, что я стану заваривать его для вас?

-- Я не обедала сегодня, -- после небольшого молчания тихо сказала Сара. Она боялась, что у нее задрожит голос, и потому говорила тихо.

-- Вы будете есть хлеб, -- сказала кухарка, -- Ничего другого нельзя получить в такой час.

Сара открыла буфет и взяла кусок хлеба. Он был совсем черствый. Съев его, она пошла к себе. Когда Сара уставала днем, ей всегда было трудно входить по лестнице на чердак. Лестница была такая длинная и такая крутая! А в этот вечер она стала как будто еще длиннее, и Сара принуждена была останавливаться несколько раз, чтобы перевести дух. Ей казалось, что она никогда не дойдет до верхней площадки. Добравшись, наконец, до нее, Сара с радостью увидала под своей дверью полоску света. Значит, Эрменгарда пришла к ней, слава Богу! Это гораздо лучше, чем прийти усталой и голодной в пустую комнату. От одного присутствия добродушной, толстой Эрменгарды у нее станет легче на душе.

Сара не ошиблась. Отворив дверь, она увидала Эрменгарду, которая сидела на постели, предусмотрительно подобрав ноги. Она никак не могла привыкнуть к Мельхиседеку и его семье, хоть часто с восхищением смотрела на них. Когда она была на чердаке одна, то до прихода Сары всегда сидела на постели, поджав ноги. На этот раз она сильно перепугалась и чуть не вскрикнула, когда Мельхиседек вышел из своей норки и, усевшись на задние лапки, стал нюхать воздух в том направлении, где сидела она.

-- Ах, Сара, как я рада, что ты пришла! -- воскликнула она. -- Мельхиседек так страшно нюхал воздух. Я уговаривала его уйти, но он долго оставался здесь. Ты знаешь, что я люблю его, но я боюсь, когда он смотрит прямо на меня и начинает нюхать. Как ты думаешь, не вспрыгнет он на постель?

-- Нет, не беспокойся, -- ответила Сара. Эрменгарда подвинулась поближе к краю постели и

взглянула на Сару.

-- Ты, должно быть, очень устала, -- сказала она, -- ты такая бледная.

-- Да, я устала, -- сказала Сара, садясь на хромоногую табуретку. -- Ах, вот и Мельхиседек -- он пришел за ужином.

Мельхиседек действительно вышел из своей норки, как будто услыхав ее шаги. Сара была уверена, что он различает их. Она опустила руку в карман, но, не найдя там ничего, вывернула его и покачала головой.

-- Мне очень жаль, -- сказала она. -- У меня нет ни одной корочки, Мельхиседек. Ступай домой и скажи жене, что у меня не было ничего. Я забыла про тебя, потому что кухарка и мисс Минчин были обе очень не в духе.

Мельхиседек как будто понял ее слова и с покорным видом пошел к себе домой.

-- Я не думала, что ты придешь сегодня, Эрми, -- сказала Сара.

-- Мисс Амелия ушла к своей старой тетке и будет ночевать у нее, -- объяснила Эрменгарда. -- А кроме нее никто не приходит в спальни после того, как мы ляжем спать. Сегодня я могла бы остаться у тебя хоть до утра... А знаешь, Сара, -- грустно прибавила она, -- папа прислал мне еще книг. Вот они, -- и она показала на стол, на котором лежало несколько книг.

Сара подбежала к столу и, схватив толстую книгу, стала просматривать ее. Глаза ее заблестели, щеки вспыхнули, и она на минуту забыла обо всех своих огорчениях.

-- Ах, как хорошо! -- воскликнула она. -- Это "История французской революции" Карлейля. Мне так хотелось прочитать ее!

-- А мне не хочется, -- сказала Эрменгарда. -- Но папа рассердится, если я не прочитаю. Он думает, что я могу запомнить все, что здесь написано, и станет спрашивать меня, когда я приеду домой на праздники. Что я буду делать?

Сара положила книгу и взглянула на Эрменгарду.

-- Если ты дашь мне эти книги, -- сказала она, -- я прочитаю их и потом расскажу тебе так, что ты запомнишь все.

-- Ах, Господи! -- воскликнула Эрменгарда. -- Неужели ты сладишь сделать это?

-- Да, я знаю, что слажу, -- ответила Сара. -- Маленькие всегда помнят все, что я рассказываю им.

-- Если ты сделаешь это, Сара, -- сказала Эрменгарда, и круглое лицо ее просияло, -- если ты сделаешь это, я дам тебе все, чего бы ты не пожелала!

-- Мне не нужно всего, -- возразила Сара. -- Мне нужны только твои книги. Я так бы хотела прочитать их!

-- Так возьми их, -- сказала Эрменгарда. -- Хорошо, если бы они были нужны и мне, но они мне совсем не нужны. Я глупая, а мой папа умный, и ему хочется, чтобы я тоже была умная и читала побольше книг.

-- Он хочет, чтобы ты запомнила то, что написано в них, -- сказала Сара. -- Если я расскажу тебе все так, что ты запомнишь, то он будет доволен.

-- Да, он будет доволен, ему все равно, как бы я ни запомнила, -- согласилась Эрменгарда. -- И ты была бы довольна, если бы была моим папой?

-- Ты не виновата, что тебе трудно учиться, -- сказала Сара. -- Одному ученье дается легко, а другому нет -- вот и все.

Она всегда относилась очень нежно к Эрменгарде и старалась не дать ей заметить, насколько велика разница между ними.

-- К тому же, -- прибавила она, -- ум и хорошие способности -- еще не самое главное. Гораздо важнее быть доброй. Если бы мисс Минчин была необыкновенно умна и знала все на свете, то не сделалась бы от этого лучше, и все, как и теперь, ненавидели бы ее. Умные люди часто делали много зла. Например, Робеспьер...

Сара остановилась и пристально взглянула на Эрменгарду, на лице которой появилось какое-то растерянное выражение.

-- Разве ты не помнишь? -- спросила Сара. -- Я недавно рассказывала тебе про него. Ты забыла?

-- Я не помню всего, -- ответила Эрменгарда.

-- Так погоди минутку, -- сказала Сара. -- Я только разденусь, а потом закутаюсь в одеяло и расскажу тебе.

Сара сняла шляпу и кофточку, стащила мокрые башмаки и надела туфли. Потом она завернулась в одеяло и, усевшись на постель, обхватила руками колени.

-- Ну, слушай, -- сказала она.

И она начала рассказывать разные кровавые эпизоды из французской революции так живо, что у Эрменгарды стали от ужаса совсем круглые глаза, а по телу пробегала дрожь. Она слушала с наслаждением, сдерживая дыхание, и после этого уж никогда не забывала ни о Робеспьере, ни о принцессе Ламбаль.

-- Они воткнули ее голову на пику и плясали кругом нее! -- воскликнула Сара. -- У нее были великолепные белокурые волосы. И когда я думаю о ней, она никогда не представляется мне как живая. Я всегда вижу ее вздетую на пику голову с развевающимися волосами и безумных жестоких людей, пляшущих кругом нее!

Эрменгарда жадно ловила каждое слово Сары и сидела, как очарованная, до тех пор, пока та не кончила.

-- Ну, теперь поговорим о другом, -- сказала Сара. -- Как идут твои уроки французского языка?

-- Гораздо лучше с тех пор, как я была у тебя в последний раз и ты объяснила мне спряжения. На другой день я отлично знала урок. Мисс Минчин даже удивилась!

Сара засмеялась и крепче обхватила руками колени.

-- Она удивляется и тому, что Лотти не делает ошибок в сложении. Она не знает, что Лотти приходила ко мне и я занималась с нею. -- Сара огляделась кругом и сказала, усмехнувшись: -- А ведь эта комната могла бы быть красива, если бы не была так безобразна!

Эрменгарда не подозревала, сколько лишений и неприятностей приходится переносить Саре. Та ничего не говорила ей, а у нее самой было не настолько живое воображение, чтобы представить себе это. В тех редких случаях, когда ей удавалось прийти к Саре, она слушала ее рассказы и фантазии и под обаянием их не думала о том, каково живется ее подруге. Иногда она замечала, что Сара бледна, что она как будто похудела, но не придавала этому значения, потому что та никогда не жаловалась и не говорила, что ей часто приходится даже голодать. Сара быстро росла, много ходила, и потому у нее был отличный аппетит; а между тем ее кормили плохо и она очень редко бывала сыта.

"Должно быть, так же приходится голодать солдатам во время похода, -- думала она. -- Папе, наверное, тоже приходилось терпеть голод".

И эта мысль поддерживала ее. Нравилось ей тоже, что она была полная хозяйка в своей комнате на чердаке.

"Если бы я жила в замке, -- думала она, -- а Эрменгарда была владелицею другого замка, она приехала бы ко мне в сопровождении рыцарей и вассалов. Услыхав звуки рога у подъемного моста, я вышла бы к ней навстречу и велела бы приготовить роскошное угощение в торжественной зале и пригласить менестрелей, чтобы развлекать ее музыкой и пением. Теперь же, когда она приходит ко мне на чердак, я не могу угощать ее, но могу рассказывать ей разные интересные истории и скрывать от нее все неприятное".

Сара была гостеприимная хозяйка и щедро раздавала единственное, что у нее было, -- свои мечты и фантазии, служившие ей самой утешением и поддержкой.

И так, когда они сидели рядом на постели, Эрменгарде и в голову не приходило, что Сара страшно голодна, что она даже боится не заснуть от голода в эту ночь.

-- Я бы хотела быть такой же худенькой, как ты, Сара, -- сказала вдруг Эрменгарда. -- А знаешь что? Ты в последнее время очень похудела. Глаза твои кажутся такими огромными, а вот тут, у локтя, у тебя совсем высовываются кости.

Сара опустила приподнявшийся рукав.

-- Я всегда была худа, -- бодро проговорила она, -- и у меня всегда были большие зеленые глаза.

-- Мне нравятся твои глаза, -- сказала Эрменгарда, с любовью и восхищением глядя на Сару. -- Они всегда смотрят как будто куда-то вдаль. Я люблю их, и мне нравится, что они зеленые; впрочем, они почти всегда кажутся черными.

-- У меня кошачьи глаза, -- засмеявшись, сказала Сара, -- но я не могу видеть в темноте. Я пробовала и узнала, что не могу.

В это время легкий шум послышался около окна. Темное лицо заглянуло в комнату и тотчас же исчезло. Сара, обладавшая тонким слухом, оглянулась и посмотрела на крышу.

-- Что это такое? -- сказала она.

-- Про что ты говоришь? -- спросила Эрменгарда.

-- Ты не слыхала ничего?

-- Нет. А ты?

-- Может быть, я ошиблась, -- сказала Сара. -- Мне послышался какой-то шум на крыше, как будто кто-то тихо шел по ней.

-- Кто же это был? -- воскликнула Эрменгарда. -- Уж не воры ли?

-- Нет, -- с улыбкой ответила Сара. -- Здесь нечего укра...

Она остановилась, не докончив слова. Теперь обе девочки услыхали шум, но не на крыше, а внизу, на лестнице. Оттуда доносился гневный голос мисс Минчин. Сара вскочила и задула свечу.

-- Мисс Минчин бранит Бекки, -- шепнула она. -- Она довела ее до слез.

-- Она, пожалуй, придет сюда? -- с ужасом сказала Эрменгарда.

-- Нет. Она думает, что я сплю. Сиди смирно.

Мисс Минчин очень редко поднималась по лестнице до самого верха. Это случилось только раз с тех пор, как Сара поселилась на чердаке. Но теперь мисс Минчин была сильно раздражена и продолжала идти вперед.

-- Ах вы наглая, бессовестная девчонка! -- кричала она. -- Кухарка говорит, что это уже не в первый раз!

-- Это не я, сударыня, -- рыдая, оправдывалась Бекки, -- Я была очень голодна, но это не я!

-- Вас следовало бы отправить в тюрьму! -- крикнула мисс Минчин. -- Вы уже дошли до воровства!.. Утащить половину пирога с мясом!

-- Это не я, -- со слезами уверяла Бекки. -- Я могла бы съесть целый пирог, но я не дотрагивалась до этой половины!

Мисс Минчин задыхалась от гнева. Этот пирог она рассчитывала съесть сама за ужином.

-- Не лгите! -- воскликнула она. -- Ступайте сию же минуту в вашу комнату!

Сара и Эрменгарда услыхали звук пощечины, а затем шаги Бекки, бежавшей в своих стоптанных башмаках на чердак. Она затворила за собою дверь и бросилась на постель.

-- Я могла бы съесть хоть два пирога, -- в отчаянии проговорила она, -- но я не брала ни кусочка. Сама же кухарка съела его!

Сара стояла посреди комнаты, стиснув зубы и сжав руки. Наконец мисс Минчин сошла вниз и все затихло.

-- Злая, жестокая женщина! -- воскликнула Сара. -- Кухарка всегда наговаривает на Бекки. А она никогда не возьмет ничего чужого, несмотря на то, что иногда ест с голоду даже корки из мусорного ящика.

Сара закрыла лицо руками и зарыдала. Эрменгарда окаменела от ужаса. Сара плачет! Сара, которую ничто не могло довести до слез! Что это с нею? А вдруг она... она?.. Страшная мысль промелькнула в уме доброй недогадливой Эрменгарды. Она соскочила с постели, подошла ощупью к столу, нашла спички и зажгла свечу.

-- Сара, -- робко сказала она, с испугом глядя на нее. -- Ты не... Ты никогда не говорила мне... Я не хочу обидеть тебя... Ты тоже бываешь голодна?

Саре было в эту минуту так тяжело, что она забыла свою обычную сдержанность.

-- Да, бываю! -- воскликнула она. -- Я и теперь так голодна, что могла бы съесть даже тебя! А бедная Бекки еще голоднее меня.

-- Господи! -- жалобно проговорила Эрменгарда. -- А я и не знала!

-- Я не хотела, чтобы ты знала, -- сказала Сара. -- Ты тогда сочла бы меня за нищую. Я знаю, что похожа на нищую.

-- Нет, нет, совсем не похожа! -- воскликнула Эрменгарда. -- Твое платье немножко странно, но ты не можешь быть похожа на нищую. У тебя совсем не такое лицо.

-- Раз маленький мальчик подал мне милостыню, -- усмехнувшись, сказала Сара. -- Вот его сикспенс, -- прибавила она, вытащив надетую у нее на шее ленточку. -- Он не дал бы мне своего рождественского подарка, если бы я не была похожа на нищую.

Вид сикспенса подействовал на девочек успокоительно, и они засмеялись, хоть у них были слезы на глазах.

-- Какой же это мальчик дал тебе? -- спросила Эрменгарда.

-- Милый маленький мальчик с толстыми ножками, -- ответила Сара. -- Это один из детей Монморанси -- тот, которого я называю Гюй Кларенс. Его детская была, наверное, набита битком рождественскими подарками и всевозможными сластями, а у меня, как он догадался, не было ничего.

Эрменгарда вдруг вскочила с места. Слова Сары что-то напомнили ей.

-- Ах, Сара! -- возбужденно воскликнула она. -- Как раз сегодня тетя прислала мне разных вкусных вещей. Я еще ничего не трогала, потому что очень наелась пудинга за обедом, да и не до того мне было после того, как я получила книги от папы. Тетя прислала всего-всего -- пирожков с мясом и с вареньем, тартинок с ветчиной, лепешек, апельсинов, конфет, шоколаду и бутылку слабого вина из красной смородины. Я проберусь назад в свою комнату и в одну минуту принесу сюда все.

Сара схватила ее за руку.

-- Ты думаешь, что тебе удастся сделать это? -- спросила она.

-- Я знаю, что удастся, -- ответила Эрменгарда.

Она подбежала к двери, осторожно приотворила ее и, высунув голову, прислушалась.

-- Лампы потушены, -- сказала она, затворив дверь и подходя к Саре. -- Все спят. Я пойду тихо-тихо, так что никто не услышит.

-- Эрми! -- воскликнула Сара, и глаза ее заблестели. -- Представим себе, что это званый вечер. И... разве ты не пригласишь заключенную в соседней камере?

-- Да, да, постучи в стену. Тюремщик не услышит.

Сара подошла к стене и постучала в нее четыре раза.

-- Это значит: "Иди ко мне через потайной проход", -- объяснила она. -- "Мне нужно кое-что сообщить тебе".

Бекки стукнула в ответ пять раз.

-- Она идет, -- сказала Сара.

Через секунду дверь отворилась и вошла Бекки. Глаза ее были красны, чепчик сбился набок. Увидав Эрменгарду, она растерялась и стала тереть себе лицо фартуком.

-- Не бойся меня, Бекки! -- воскликнула Эрменгарда.

-- Мисс Эрменгарда приглашает тебя на вечер, -- сказала Сара. -- Ее тетя прислала ей много хороших вещей, и она сейчас принесет их сюда.

Это известие так взволновало Бекки, что чепчик чуть совсем не свалился у нее с головы.

-- Хорошие вещи, мисс? -- спросила она. -- Хорошие для еды?

-- Да, -- ответила Сара, -- и мы представим себе, что у нас званый вечер.

-- И ты будешь есть, сколько захочешь, Бекки, -- прибавила Эрменгарда. -- Я в одну минуту вернусь.

Она так спешила, что, выходя из комнаты, уронила свой красный платок. Никто не заметил этого. Бекки не помнила себя от радости.

-- Я знаю, мисс, -- прошептала она, -- что вы попросили мисс Эрменгарду пригласить меня. И когда я думаю об этом, мне хочется плакать.

Она подошла к Саре и остановилась, с обожанием смотря на нее. А глаза Сары блестели: ее воображение уже начинало работать. Здесь, на чердаке, в холодную ночь, после того, как ей пришлось так много ходить по грязным улицам, после того, как она видела голодные глаза маленькой нищей, которых не могла забыть, -- совершенно неожиданно, как по волшебству, оказалось возможным так великолепно закончить день!

-- Нет, нет, плакать не нужно! -- сказала она, положив руку на плечо Бекки. -- Мы должны поскорее приняться за дело и накрывать на стол.

-- Накрывать на стол, мисс? -- спросила Бекки, осматриваясь кругом. -- Да ведь у нас нет ничего.

Сара тоже огляделась кругом.

-- Пожалуй, что и так, -- усмехнувшись, сказала она и вдруг увидала платок Эрменгарды. -- Вот волшебная скатерть! -- воскликнула она. -- Мы постелем ее на стол; я знаю, что Эрменгарда не рассердится.

Они выдвинули старый стол и накрыли его платком.

Красный цвет оживил комнату, и она стала гораздо красивее.

-- А теперь я поищу, не найдется ли чего-нибудь в моем старом дорожном сундуке, -- сказала Сара, -- где лежали мои вещи, когда я была принцессой.

Она побежала в угол и опустилась на колени. Сундук поставили у нее в комнате, потому что для него не нашлось места внизу. Теперь в нем лежали разные ненужные вещи и тряпье; но Сара все-таки надеялась, что ей удастся отыскать что-нибудь подходящее. В уголке она увидала маленький сверток. Он был такой скромный на вид, что на него не обратили внимания и оставили его в сундуке. В нем оказалась дюжина носовых платков. Сара схватила их и разложила на красной скатерти.

-- Это тарелки, -- сказала она, -- золотые тарелки. А это украшенные великолепной вышивкой салфетки. Их вышивали испанские монахини в своих монастырях.

-- Неужели, мисс? -- прошептала Бекки.

-- Ты можешь представить себе это. Если представишь хорошенько, то увидишь все.

-- Да, понимаю, мисс, -- сказала Бекки и, когда Сара отошла к сундуку, решила попытаться и представить себе и золотые тарелки, и вышитые монахинями салфетки.

Через минуту Сара, случайно оглянувшись, с изумлением взглянула на нее. Бекки стояла окодо стола, закрыв глаза и делая какие-то странные гримасы. Руки ее были опущены и крепко прижаты к бокам. Казалось, она старается поднять какую-то страшную тяжесть.

-- Что с тобою, Бекки? -- воскликнула Сара. -- Что такое ты делаешь?

Бекки вздрогнула и открыла глаза.

-- Я старалась представить себе, мисс, -- ответила она. -- Я хотела увидать все так же, как вы. И я чуть не увидала, -- с довольной усмешкой прибавила она. -- Но это ужасно трудно.

-- Да, потому что ты не привыкла, -- сказала Сара. -- Потом будет легче. Смотри!

У нее в руках была старая шляпа с гирляндой цветов.

-- Это цветы для украшения стола, -- сказала она. -- Чувствуешь, как хорошо вдруг запахло?.. Дай мне кружку и мыльницу с умывального стола, Бекки!

Бекки почтительно подала их ей.

-- Чем же они сделались, мисс? -- спросила она. -- Кажется, что они фарфоровые, но я знаю, что это не так.

-- Это серебряный кубок, -- сказала Сара, обвивая цветами кружку, -- а это, -- прибавила она, положив в мыльницу несколько роз, -- это ваза из чистого алебастра с инкрустацией из драгоценных камней.

-- Ах, как красиво! -- прошептала Бекки.

-- Нужно бы еще что-нибудь для конфет, -- задумчиво проговорила Сара. -- А, знаю! -- воскликнула она, снова подбежав к сундуку.

В нем лежал моток шерсти, завернутый в белую и пунцовую тонкую бумагу. Через минуту тарелочки из белой бумаги уже лежали на скатерти, а подсвечник был обвит пунцовой бумагой и украшен оставшимися цветами.

Убрав стол, Сара сделала несколько шагов назад и взглянула на него; она совершенно ясно видела все, что представляла себе. Бекки, тоже полюбовавшись на накрытый стол, сказала, понизив голос:

-- Здесь все еще Бастилия, мисс... или теперь это что-нибудь другое?

-- Конечно, другое, -- сказала Сара. -- Совсем другое! Это пиршественная зала.

-- Ах, батюшки! -- воскликнула Бекки. -- Простынная зала!

И еще с большим изумлением стала оглядывать окружающее ее великолепие.

-- Пиршественная зала, -- поправила ее Сара. -- Большая комната, где даются пиры. У нее сводчатый потолок, галерея для менестрелей и громадный камин, в котором пылают дубовые поленья. А по стенам горят смоляные факелы.

-- Ах, батюшки! -- снова воскликнула Бекки.

Дверь отворилась, и в комнату вошла Эрменгарда, с трудом таща большую корзину. Она вскрикнула от удивления. Так приятно было, выйдя из темноты, совершенно неожиданно увидать накрытый пунцовой скатертью стал, с белыми салфетками и украшенной цветами посудой.

-- Ах, Сара! -- воскликнула Эрменгарда. -- Никто, кроме тебя, не сумел бы сделать это!

-- Подождите, мисс Эрменгарда, -- сказала Бекки. -- Мисс Сара расскажет вам сначала, что это такое.

И Сара описала все: золотые тарелки -- сводчатый потолок -- пылающие в камине поленья -- и смоляные факелы.

Затем на столе появились вынутые из корзины пирожки, фрукты, конфеты и вино. Пир обещал быть на славу!

-- Точно настоящий званый обед! -- воскликнула Эрменгарда.

-- У королевы! -- прошептала Бекки.

-- Знаешь что, Сара! -- сказала вдруг Эрменгарда. -- Представим себе, что ты принцесса и угощаешь нас.

-- Ты здесь хозяйка, -- возразила Сара, -- и ты должна быть принцессой.

-- Нет, я не могу, -- сказала Эрменгарда. -- Я слишком толста, и я не умею. Пожалуйста, будь принцессой сама.

-- Ну, хорошо, -- согласилась Сара.

Вдруг какая-то мысль пришла ей в голову, и она подбежала к камину.

-- Здесь много ненужной бумаги и всякого хлама! -- воскликнула она. -- Бели зажечь его, то в продолжение нескольких минут у нас будет яркий огонь, и нам покажется, что камин в самом деле топится.

Она взяла спички и подожгла бумагу. Яркое пламя осветило комнату.

-- Как хорошо! -- воскликнула Сара.

Она подошла к столу и движением руки пригласила Эрменгарду и Бекки следовать за собой.

-- Прошу вас садиться, прекрасные дамы, -- сказала она. -- Мой благородный отец, король, уехал в дальнее путешествие и поручил мне пригласить вас на пир... Что же вы не начинаете, менестрели? Мы хотим послушать вас... Принцессы, -- торопливо объяснила она Эрменгарде и Бекки, -- всегда приглашали на пир менестрелей...

Только что успели принцесса и ее гостьи взять по пирожку, как тотчас же вскочили и, побледнев, стали прислушиваться, смотря на дверь.

Кто-то шел по лестнице. Ошибки быть не могло. Они узнали знакомые шаги и поняли, что пиру наступил конец.

-- Это... хозяйка! -- задыхаясь, прошептала Бекки и уронила на пол свой пирожок.

-- Да, -- сказала Сара, и глаза ее казались огромными на худеньком побледневшем лице. -- Мисс Минчин поймала нас.

Мисс Минчин отворила дверь. Она тоже была бледна, но от гнева. Посмотрев на испуганные лица девочек, она перевела глаза сначала на пиршественный стол, а потом на догоравшую в камине бумагу.

-- Я подозревала кое-что, -- сказала она, -- но этого я не ожидала. Лавиния была права.

И так они узнали, что Лавиния выдала их. Мисс Минчин подошла к Бекки и дала ей пощечину во второй раз в этот злополучный день.

-- Наглая тварь! -- воскликнула она. -- Вы завтра же утром оставите мой дом!

Сара стояла спокойно, только глаза ее становились все больше, а лицо бледнее. Эрменгарда заплакала.

-- Не отказывайте ей, мисс Минчин! -- сказала она. -- Тетя прислала мне вот эту корзину с лакомствами. Мы только... У нас был званый вечер.

-- Да, я вижу, -- грозно проговорила мисс Минчин, -- с принцессой Сарой во главе... Я знаю, что эта ваша затея, -- сказала она, обернувшись к Саре. -- Эрменгарде никогда не пришла бы в голову такая мысль. И вы же, без сомнения, украсили стол этим тряпьем и обрывками бумаги?.. Ступайте в свою комнату!.. -- крикнула она Бекки, и та, закрыв лицо фартуком, проскользнула в дверь. Плечи ее вздрагивали.

Наступила очередь Сары.

-- Я поговорю с вами завтра, -- сказала мисс Минчин, -- но предупреждаю вас теперь же, что вы останетесь без завтрака, без обеда и без ужина.

-- Я и сегодня не обедала и не ужинала, мисс Минчин, -- сказала Сара.

-- Тем лучше. По крайней мере, в другой раз вы не позволите себе ничего подобного. Что же вы стоите?.. Убирайте все опять в корзину!

И мисс Минчин начала сама сбрасывать в нее пирожки, конфеты, фрукты и тартинки.

-- А это что такое? -- вдруг воскликнула она, увидав книги. -- Как могли вы, Эрменгарда, принести ваши хорошенькие, новые книги на этот грязный чердак? Возьмите их и ложитесь в постель. Вы останетесь завтра на целый день в своей комнате, и я напишу вашему папе. Что бы он сказал, если бы знал, где вы были сегодня вечером?

В эту минуту на лице Сары появилось то спокойное, задумчивое выражение, которое так раздражало мисс Минчин.

-- Что вы так смотрите на меня? -- гневно спросила она.

-- Я думала, -- ответила Сара, как отвечала некоторое время тому назад на тот же вопрос.

-- О чем же вы думали?

Сара и теперь говорила не дерзко, а спокойно и грустно.

-- Я думала, -- тихо проговорила она, -- о том, что сказал бы мой папа, если бы мог увидать меня здесь.

Мисс Минчин пришла в страшную ярость и забылась так же, как и тогда в классе. Она бросилась к Саре и ударила ее.

-- Дерзкая девчонка! -- воскликнула она. -- Как вы смеете?

Она схватила книги, сбросила как попало в корзину со стола все, что оставалось на нем, сунула ее в руки Эрменгарде и, толкнув ее к двери, последовала за ней.

-- Теперь вы можете думать сколько угодно, -- сказала она Саре. -- Ложитесь в постель сию же минуту!

Она захлопнула дверь за собой и за бледной, спотыкавшейся под тяжестью корзины Эрменгардой, и Сара осталась одна.

Прекрасный сон кончился. Последняя искорка погасла в камине; золотые тарелки, украшенные роскошной вышивкой салфетки и душистые гирлянды снова превратились в старые носовые платки, обрывки белой и красной бумаги и оборванные искусственные цветы; менестрели исчезли, и музыка смолкла. Эмили сидела, прислонившись к стене, и смотрела очень сурово. Сара подошла к ней и взяла ее в свои дрожащие руки.

-- Никакого пира уже нет, Эмили, -- сказала она, -- и принцессы нет. Остались только две заключенные в Бастилии.

Сара села и закрыла лицо руками.

Не знаю, что бы случилось, если бы она оглянулась и посмотрела на окно. Во всяком случае эта глава была бы тогда написана совсем иначе. Если бы Сара взглянула на окно, то увидала бы в нем лицо Рам Дасса, глядевшего на нее, как в тот вечер, когда у нее была Эрменгарда.

Но Сара не смотрела ни на что.. Она некоторое время сидела, закрыв лицо руками, а потом встала и тихо подошла к постели.

-- Я не могу представить себе ничего, -- сказала она. -- Лягу лучше спать; может быть, увижу что-нибудь хорошее хоть во сне.

Она вдруг почувствовала такую слабость -- должно быть, от голода, -- что должна была присесть на постель.

-- Как хорошо, если бы в комнате горел веселый огонек, -- прошептала она, -- а около него стоял мягкий стул... и стол с горячим, горячим ужином... а постель была бы мягкая, с теплым одеялом и большими пуховыми подушками... и если бы... если бы... -- Сара закуталась в свое тоненькое одеяло, закрыла глаза и заснула.

Сара так устала за день, что спала очень крепко. Она не проснулась бы и в том случае, если бы Мельхиседек вздумал выйти из норки со всей своей семьей и его сыновья и дочери начали бы со страшным писком прыгать, драться и играть.

Но Сара спала недолго. Стук захлопнувшегося окна разбудил ее, хоть она и не знала, отчего проснулась. Окно стукнуло, когда Рам Дасс проскользнул из него на крышу и лег так, что ему была видна вся комната, а Сара не могла увидеть его.

Сара проснулась, но лежала с закрытыми глазами. Ей хотелось спать и -- странно! -- было очень тепло и мягко лежать. Она даже не поверила, что проснулась: так хорошо бывало только во сне.

-- Какой чудесный сон! -- прошептала она. -- Как мне хорошо! Я не хочу просыпаться.

Да, это был, без сомнения, сон. Теплое, но легкое одеяло ее было как будто на гагачьем пуху, а когда она положила на него руку, ей показалось, что оно атласное. Пусть продолжается подольше этот сон -- не нужно просыпаться!

Вдруг Сара услыхала звук, которого до сих пор не замечала. Он был похож на треск разгоравшегося угля.

-- Я проснулась, -- жалобно проговорила Сара, -- теперь я уже не засну.

Она открыла глаза и улыбнулась: то, что она увидала у себя в комнате, никогда не было и не могло быть здесь.

--- Нет, я не проснулась, -- прошептала она, приподнимаясь на локте и осматриваясь кругом, -- я все еще сплю.

В камине горел яркий веселый огонек; над ним кипел и бурлил маленький медный котелок; на полу лежал толстый пушистый пунцовый ковер; перед камином стоял мягкий стул, -- он был складной, -- а около него тоже складной столик с белой скатертью, на котором были расставлены покрытые крышками блюда, миска, чашка с блюдечком, чайник и лампа с розовым абажуром; на постели лежало новое теплое одеяло и атласное на пуху одеяльце для ног; около кровати висел хорошенький шелковый капотик на вате, на полу стояли туфли, на полке лежало несколько книг. Комната стала совершенно такой, какую представляла себе Сара в своих мечтах.

Сара села и оперлась на руку; она дышала часто и отрывисто.

-- Она не исчезает, -- дрожащим от волнения голосом проговорила она. -- Никогда, никогда не видела я такого сна!

Сара боялась пошевелиться и некоторое время сидела неподвижно. Наконец она решилась сбросить одеяло и встать с постели.

-- Я вижу во сне... что я встаю с постели, -- сказала она, прислушиваясь к своему голосу и оглядываясь кругом. -- Я сплю и вижу сон. Все эти вещи снятся мне, а я думаю, что они настоящие. Мне только кажется, что я вижу их!

Она постояла немного и снова оглядела все.

-- Не может быть, чтобы это было на самом деле, -- воскликнула она, -- а между тем все так похоже на настоящее!

Она подошла к камину, опустилась на колени и протянула руки к огню, но от сильного жара тотчас же отдернула их.

-- Если бы я видела огонь во сне, он бы не жегся! -- воскликнула Сара.

Вскочив с колен, она дотронулась до стола, до блюд, до ковра и, подойдя к постели, потрогала одеяло. Потом она взяла мягкий стеганый на вате капотик, прижала его к груди и приложила к щекам.

-- Он теплый! Он мягкий! -- тихо проговорила она. -- Он настоящий!

Она накинула его на себя и надела туфли.

-- Они тоже настоящие! Все здесь настоящее! -- воскликнула она. -- И я... я не сплю!

Она подбежала к книгам и развернула лежавшую наверху. Что-то было написано на заглавном листе -- всего несколько слов.

"Маленькой девочке на чердаке. От друга".

Прочитав эту надпись, Сара положила голову на книгу и заплакала.

-- Я не знаю, кто написал это, -- прошептала она, -- но кто-то заботится обо мне. У меня есть друг.

Она взяла свечу и пошла к Бекки.

-- Бекки! Бекки! -- крикнула она, подойдя к ее постели. -- Вставай!

Бекки проснулась и, приподнявшись, с изумлением устремила глаза на чудное видение в роскошном пунцовом шелковом капотике. Это была принцесса Сара, совершенно такая же, какой была раньше!

-- Пойдем, Бекки! -- сказала Сара. -- Пойдем скорее!

Бекки была так испугана, что не могла произнести ни слова. Она встала и последовала за Сарой молча, широко открыв глаза и рот.

Когда они вышли на площадку, Сара тихонько притворила дверь и ввела Бекки в свою теплую, ярко освещенную комнатку, такую хорошенькую теперь!

-- Это все настоящее! Настоящее! -- воскликнула она. -- Я трогала все вещи. Волшебник приходил сюда, Бекки, пока мы спали, и сделал все это!