РОМАНЪ

I.

За восемь лѣтъ до вступленія въ должность президента, при которомъ произошли событія, составляющія предметъ этого разсказа, прибылъ въ Уашингтонъ, съ цѣлію проститься съ родственникомъ, молодой офицеръ, покидавшій образованный міръ и отправлявшійся на отдаленный западный военный постъ. Его звали Филиппъ Треденнисъ, а родственникъ его былъ извѣстный энтомологъ, профессоръ Геррикъ. Въ ученыхъ кружкахъ смотрѣли на профессора Геррика съ уваженіемъ и завистью. Онъ поселился въ Уашингтонѣ потому, что тамъ были люди одинаковыхъ съ нимъ вкусовъ, и климатъ мягкій, здоровый. Онъ имѣлъ достаточно средствъ, чтобъ пользоваться полной независимостью и продолжать свои ученыя занятія для своего удовольствія, а не ради куска хлѣба. У него былъ спокойный, уютный домъ, хорошая, практичная жена и единственная дочь, которая воспитывалась въ одномъ изъ сѣверныхъ городовъ.

Объ этой дочери профессора Треденнисъ зналъ очень мало. Она была, по слухамъ, блестящимъ, привлекательнымъ существомъ, много веселилась, но рѣдко пріѣзжала домой на вакаціи, такъ какъ чаще уѣзжала съ матерью въ горы или на морской берегъ. Самъ профессоръ, повидимому, зналъ ее очень мало. Это былъ тихій, трудолюбивый человѣкъ, мало интересовавшійся окружающимъ міромъ и всегда приходившій въ удивленіе, когда жена заговаривала съ нимъ; однако, онъ обходился съ нею такъ нѣжно и внимательно, словно она была рѣдкимъ, единственнымъ въ своемъ родѣ жукомъ. Она не была блестящей или дальновидной женщиной, а ея идеи объ энтомологіи и другихъ наукахъ были очень смутны и не шли далѣе инстинктивной ненависти къ витринамъ, маленькимъ коробкамъ, длиннымъ булавкамъ, хлороформу и коллекціямъ.

Замѣчая отношенія профессора къ женѣ, Треденнисъ не удивлялся, что онъ слышалъ отъ него такъ мало о дочери. Почему онъ пользовался любовью своего родственника, онъ самъ не зналъ и объяснялъ себѣ это своей наклонностью къ молчанію, чтенію и научнымъ изслѣдованіямъ. Но что профессоръ его любилъ -- онъ ни мало не сомнѣвался. Онъ пригласилъ его къ себѣ въ Уашингтонъ, посѣтилъ съ нимъ Смитсонскій институтъ и, показывая ему всѣ драгоцѣнныя коллекціи, доставилъ ему массу драгоцѣнныхъ свѣдѣній. Онъ давалъ ему самыя рѣдкія книги изъ своей библіотеки и съ удовольствіемъ сидѣлъ подлѣ него, когда молодой человѣкъ занимался. Такимъ образомъ, между ними несомнѣнно существовали самыя дружескія отношенія, и еслибъ профессоръ имѣлъ привычку говорить о своей дочери, онъ непремѣнно говорилъ бы о ней съ своимъ юнымъ родственникомъ. Но Треденнисъ впервые услыхалъ ея имя въ устахъ мистрисъ Геррикъ, по прошествіи нѣсколькихъ дней послѣ пріѣзда въ Уашингтонъ.

-- Натанъ, сказала она однажды за обѣдомъ: -- Берта вернется домой во вторникъ.

Профессоръ положилъ ложку, словно убѣдившись, что не хочетъ болѣе супа.

-- Берта! произнесъ онъ:-- неужели! Въ будущій вторникъ? Намъ надо сдѣлать необходимыя приготовленія. Тебѣ нужно денегъ? Конечно, и много, потому что, какъ ты мнѣ кажется говорила, она вышла изъ школы.

-- Да, мнѣ понадобятся деньги для уплаты по ея счетамъ, отвѣчала мистрисъ Геррикъ:-- она привезетъ ихъ съ собою. Тетка заказала въ Нью-Іоркѣ все, что ей нужно.

-- Да, тамъ лучше; но что именно она заказала, Катринъ? спросилъ профессоръ.

-- Платья и прочія принадлежности туалета. Ты знаешь, что ей надо будетъ выѣзжать въ нынѣшній сезонъ.

-- Выѣзжать, повторилъ профессоръ:-- надѣюсь, что это доставитъ ей удовольствіе, если она до сихъ поръ не выѣзжала. Но я не совсѣмъ это понимаю.

-- Выѣзжая въ свѣтъ, молодая дѣвушка посѣщаетъ балы, вечера, обѣды, завтраки, чего она не дѣлаетъ, находясь въ школѣ. Тетка ея, Марайя была очень строга въ этомъ отношеніи, и Берта тѣмъ болѣе будетъ наслаждаться своими выѣздами, что они ей въ диковинку. Она, вѣроятно, будетъ много веселиться зимой. Уашингтонъ лучшій городъ для выѣзда въ свѣтъ молодой дѣвушки.

Послѣ обѣда профессоръ удалился съ Треденнисомъ въ библіотеку, и первое его замѣчаніе, какъ ожидалъ молодой человѣкъ, касалось его дочери:

-- Странно, какую перемѣну производитъ нѣсколько лѣтъ, сказалъ онъ:-- маленькая рыжая дѣвочка превратилась теперь въ молодую дѣвицу, возвращающуюся изъ школы и готовящуюся выѣзжать. Въ дѣтствѣ она не была интересна, хотя увѣряли, что это былъ удивительно умный ребенокъ. Въ послѣдніе годы я очень рѣдко ее видалъ. Доктора сказали, что уашингтонскій климатъ нездоровъ для нея. Признаюсь, я ожидаю ее съ любопытствомъ. Мой взглядъ на молодыхъ дѣвушекъ очень смутный. Я всегда былъ библіотечной крысой. Я не знаю молодыхъ дѣвушекъ; я никогда ими не занимался. Нѣтъ, одну я знавалъ, но очень давно. Я былъ тогда молодымъ человѣкомъ. Она, кажется, была годомъ старше Берты. Она представляла очень любопытный предметъ для изученія. Она часто приводила меня въ тупикъ.

Онъ подошелъ къ столу и сталъ перебирать лежавшія тамъ бумаги.

-- У нея были сѣрые глаза, продолжалъ онъ, понижая голосъ:-- сѣрые глаза.

Онъ замолчалъ, и Треденнисъ думалъ, что профессоръ забылъ, о чемъ говорилъ, но тотъ продолжалъ послѣ трехъ минутъ молчанія:

-- Я былъ бы не прочь, чтобъ Берта походила на нее. Онѣ я думаю всѣ походятъ другъ на друга болѣе или менѣе, неправда ли?

-- Я думаю, отвѣчалъ Треденнисъ.

Онъ не считалъ себя авторитетомъ по этому вопросу.

-- У нея были сѣрые глаза, повторилъ снова профессоръ, смотря на огонь въ каминѣ:-- сѣрые глаза.

Съ этими словами онъ сѣлъ за свой письменный столъ и принялся за работу.

На слѣдующей недѣлѣ пріѣхала Берта и нагрянула, какъ вихрь, на мирное жилище профессора, съ своими сундуками, чемоданами, радостными надеждами на веселый сезонъ и только что проснувшимся сознаніемъ своихъ чаръ. Мистрисъ Геррикъ приняла материнское участіе въ предстоявшихъ ея дочери удовольствіяхъ, и даже слуги приняли участіе въ общей суматохѣ, которая объяла весь домъ и, проникнувъ, наконецъ, до кабинета профессора, разбудила его самого отъ энтомологическихъ мечтаній.

Въ продолженіи нѣсколькихъ дней, во время обѣда онъ пристально смотрѣлъ въ очки на свою дочь и она, наконецъ, весело воскликнула:

-- Я надѣюсь, что вы меня полюбите, папа, когда меня классифируете.

-- Что? промолвилъ профессоръ въ смущеніи.

-- Да, я жду каждую минуту, что вы меня тихонько повернете на спину, и пока я буду барахтаться, подробно опредѣлите всѣ мои признаки, потомъ хлороформируете и проткнете булавкой съ ярлыкомъ. Я знаю, что хлороформъ и булавка мнѣ не понравятся, но ярлыкъ возбуждаетъ мое любопытство. Нельзя ли, папа, вамъ удовольствоваться однимъ ярлыкомъ, безъ булавки.

-- Не знаю, отвѣчалъ профессоръ, смотря на нее еще пристальнѣе. Послѣ этого онъ сталъ поощрять ее высказываться въ разговорахъ, что было не трудно, такъ какъ она была чрезвычайно искренняя особа, питала самыя нелогическія пристрастія, имѣла безконечныя романтическія фантазіи и живое представленіе объ интересовавшихъ ее предметахъ. Надо сознаться, что профессоръ ради ея веселой болтовни оставлялъ на время Соleoptera и Lepidoptera и цѣлыя утра проводилъ въ гостинной, среди легкомысленныхъ принадлежностей женскаго туалета. Кромѣ того, у него явилась привычка говорить о дочери, сидя съ Треденнисомъ.

-- Она привлекательная дѣвушка, сказалъ онъ однажды очень серьёзно: -- и по временамъ поглощаетъ все мое вниманіе. Она хаотична, нелогична, непрактична, не имѣетъ ни малѣйшаго понятія о томъ, что говоритъ, но ея нелѣпости отличаются умомъ. Да, ея глупости умны, хотя она этого не сознаетъ. Я все думаю объ ея будущемъ и о томъ, какъ потребности будущаго разовьютъ ея.

-- Я надѣюсь, что ее ожидаетъ въ будущемъ одно хорошее, отвѣчалъ Треденнисъ, смотря на огонь въ каминѣ: -- она теперь очень счастлива. Я никогда не видывалъ такого счастливаго существа.

-- Да, она очень счастлива, согласился профессоръ:-- это теперь только веселый, здоровый, молодой звѣрокъ. Она поетъ, смѣется и наряжается по непреодолимому инстинкту. Года черезъ два она совершенно измѣнится. Тогда она не будетъ уже такъ счастлива, но за то станетъ интереснѣе.

-- Интереснѣе! повторилъ тихо Треденнисъ.

-- Да, интереснѣе, продолжалъ профессоръ:-- она тогда узнаетъ многое о себѣ самой; но жаль, что подобныя открытія мѣшаютъ быть совершенно счастливыми. Никто изъ насъ не счастливъ.

Онъ замолчалъ, провелъ рукой по лбу и, неожиданно обратившись къ Треденнису, спросилъ:

-- Вы счастливы?

-- Д...да... Н...нѣтъ, отвѣчалъ онъ послѣ минутнаго колебанія.

Еще недавно онъ сказалъ бы рѣшительно да, но въ послѣдніе дни онъ какъ-то менѣе прежняго былъ увѣренъ въ своемъ счастьи, хотя не могъ ясно опредѣлить, чего ему недоставало.

-- Быть можетъ это потому, что я не смотрю на жизнь въ розовыя очки, прибавилъ онъ.

-- Но она смотритъ въ розовыя очки, замѣтилъ профессоръ:-- ко всему относится съ дѣтскимъ довѣріемъ, и этого довѣрія ничемъ не пошатнешь.

-- И не надо, сказалъ съ жаромъ Треденнисъ.

-- Но оно само пошатнется, отвѣчалъ профессоръ, снимая очки и обтирая ихъ кончикомъ бѣлаго платка:-- она будетъ умная женщина, и это большое несчастье для нея. Ея умъ будетъ такого рода, который приноситъ удовольствіе другимъ, а горе себѣ. Она одарена совѣстью и чуткими чувствами, а они будутъ дѣйствовать противъ нея.

-- Противъ нея? воскликнулъ Треденнисъ.

-- Она будетъ дѣлать ошибки и страдать за это сама, а не заставлять другихъ страдать. Она никогда не будетъ святой, но можетъ сдѣлаться мученицей.

Онъ поправилъ огонь въ каминѣ, и, снова обернувшись къ Треденнису, медленно прибавилъ:

-- Вамъ, не нравятся мои слова? Вы, вѣроятно, сердитесь на меня. Я въ ваши годы также разсердился бы на стараго ученаго, который вздумалъ бы подвергать анатомическому сѣченію хорошенькое молодое существо.

-- Я не хочу думать, чтобъ она могла быть несчастной, или дурной женщиной, произнесъ съ нетерпѣніемъ Треденнисъ.

-- Она не будетъ дурной женщиной, это не въ ея натурѣ, отвѣчалъ профессоръ:-- но счастлива она можетъ быть при одномъ условіи.

-- При какомъ?

-- Выйти замужъ за хорошаго человѣка, котораго она глубоко и страстно любила бы, но это такъ рѣдко случается.

Треденнисъ почувствовалъ, что покраснѣлъ и былъ очень доволенъ, что помѣщался въ темномъ углу, такъ какъ профессоръ смотрѣлъ на него, хотя и разсѣянно.

-- Она, вѣроятно, выйдетъ замужъ за человѣка, котораго будетъ любить, сказалъ Треденнисъ не совсѣмъ твердымъ голосомъ.

-- Да, если она не сдѣлаетъ ошибки, выйдя за человѣка, который будетъ ее любить. А такихъ людей она встрѣтитъ много, и если въ числѣ ихъ попадется человѣкъ привлекательный, то ея судьба будетъ рѣшена.

Онъ помѣшалъ уголья въ каминѣ и, посмотрѣвъ съ прежнимъ разсѣяннымъ видомъ на Треденниса, направился къ своему письменному столу.

Лично эту молодую дѣвушку Треденнисъ зналъ очень мало. Столько предметовъ интересовали ее въ одно время, что она не могла сосредоточить своего вниманія на одномъ изъ нихъ, а любимецъ отца врядъ ли и возбуждалъ ея интересъ. Ей было не до него. Она считала его серьёзнымъ молодымъ человѣкомъ, который, хотя и былъ далеко не глупъ, но болѣе слушалъ, чѣмъ говорилъ.

-- Индѣйцы будутъ ему подъ пару, сказала она однажды своей матери:-- и онъ навѣрное имъ понравится. Онъ не сочтетъ ихъ легкомысленными, какъ меня. Я видѣла, что онъ такого обо мнѣ мнѣнія, когда надняхъ говорила при немъ о моихъ новыхъ платьяхъ. Какъ вы думаете, мама, я слишкомъ много говорю о платьяхъ? Во всякомъ случаѣ, я думаю о нихъ еще болѣе. Я право умру съ горя, если они не будутъ хорошо сидѣть. Вѣдь это натурально, мама, и современемъ пройдетъ.

Она причесывалась, стоя передъ зеркаломъ и, обернувшись къ матери съ гребенкой въ рукахъ, повторила:

-- Вѣдь это пройдетъ. Я теперь точно въ лихорадкѣ. Я хочу, чтобъ все было хорошо, хочу веселиться, но не желаю быть слишкомъ легкомысленной, т. е. глупой.

Она откинула назадъ свои рыжевато-каштановые волосы и уставилась на мать большими глазами.

-- Всѣ дѣвушки, я думаю, легкомысленны, не правда ли, мама? прибавила она.

-- Я не называю это легкомысліемъ, отвѣчала ея мать, добрая, но простая женщина, не обижавшаяся, что дочь ея, равно какъ и мужъ, гораздо умнѣе ея.

Въ эту минуту она понимала лишь одно: что распущенные волосы увеличивали красоту дочери, и поспѣшила это сказать.

-- Тебѣ это очень идетъ, Берта, прибавила она:-- и надо придумать прическу въ этомъ родѣ.

-- Я не могу выѣзжать въ свѣтъ съ распущенными волосами, сказала задумчиво Берта:-- я уже пережила возрастъ распущенныхъ волосъ, какъ вѣроятно переживу и свое легкомысліе.

Она снова повернулась къ зеркалу и продолжала причесываться. Вскорѣ прическа, самая простая и граціозная, была окончена.

-- Я постараюсь не быть такой легкомысленной, промолвила молодая дѣвушка.

Спустя часъ, она сошла внизъ къ обѣду, вѣроятно, еще подъ впечатлѣніемъ своей рѣшимости. Треденнису показалось, что она никогда не была такъ обворожительна.

Онъ стоялъ одинъ у камина и сомнительно смотрѣлъ на что-то, находившееся у него рукахъ. Она вошла въ комнату такъ тихо, что, увидавъ ее, онъ вздрогнулъ. На ней было гладкое свѣтло-сѣрое платье изъ очень мягкой матеріи съ кружевной косынкой на шеѣ.

-- Папа еще не вернулся? спросила она, и потомъ быстро прибавила, смотря во всѣ стороны:-- гдѣ здѣсь геліотропъ?

Дѣйствительно, въ комнатѣ сильно пахло геліотропомъ.

-- Вотъ, отвѣчалъ Треденнисъ, подавая букетъ геліотроповъ:-- я увидѣлъ ихъ на окнѣ у садовника и принесъ домой. Право не знаю, можно ли носить эти цвѣты, но я очень люблю ихъ запахъ.

Она взяла букетъ и прильнула къ нему лицомъ.

-- Я очень ихъ люблю! воскликнула она: -- они такіе прелестные.

Вдругъ она подняла голову и покраснѣла.

-- Я не знаю, промолвила она въ смущеніи:-- вы не сказали, что... они для...

-- Для васъ, закончилъ ея фразу Треденнисъ: -- да, они для васъ, если вы желаете. Я не знаю почему, но, смотря на нихъ, я подумалъ о васъ.

-- О, вы очень добры. Я, право, рада этимъ цвѣтамъ. Я всегда ихъ любила.

Она снова прильнула лицомъ къ букету и онъ, смотря на нее, спрашивалъ себя мысленно, отчего онъ вдругъ почувствовалъ себя счастливымъ.

Черезъ нѣсколько минутъ, она снова посмотрѣла на него.

-- Жаль, что сегодня не первый мой балъ, сказала она:-- я бы надѣла эти цвѣты. Отъ васъ я получила первый свой букетъ. Я очень этому рада.

-- Если я буду здѣсь въ день вашего перваго бала, отвѣчалъ Треденнисъ:-- то я вамъ принесу такой же букетъ, если вы позволите.

-- Развѣ вы уѣзжаете? спросила она невиннымъ, безсознательнымъ тономъ сожалѣнія, отъ котораго сердце его забилось.

-- Меня могутъ потребовать каждую минуту, отвѣчалъ онъ.

Черезъ нѣсколько минутъ, онъ сидѣлъ въ креслѣ профессора, а она подлѣ него на табуреткѣ съ геліотропами въ волосахъ и въ корсажѣ. Она болтала со своей обворожительной прелестью, и хотя Треденнисъ зналъ, что его присутствіе не производило никакого впечатлѣнія на молодую дѣвушку, но былъ доволенъ, что впервые попалъ въ заколдованный кругъ ея невинныхъ радостей и интересовъ.

Въ ея голосѣ звучала непривычная мягкость и это придало храбрости Треденнису. Она даже выказала сочувствіе къ его будущности. Профессоръ часто называлъ свою дочь итальянскимъ словомъ "simpatica", и Треденнисъ теперь вполнѣ соглашался съ нимъ.

-- Мы, вѣроятно, васъ не увидимъ нѣсколько лѣтъ, сказала она подъ конецъ:-- я не хочу даже объ этомъ думать, прибавила она съ свѣтлой улыбкой.-- Когда мы съ вами снова увидимся, то вы, конечно, будете важной особой, покрытой звѣздами, лентами, и кожей съ череповъ индѣйцевъ.

-- А что съ вами случится въ это время?

-- О, много, очень важное для меня, но, въ сущности, пустяки. Я все это время буду веселиться и чувствовать себя очень счастливой.

-- Я бы желалъ застраховать вамъ это счастье, сказалъ тихо Треденнисъ, чувствуя, что все его существо какъ бы просыпается къ новой жизни.

Она слегка вздрогнула, и на лицѣ ея показалась тѣнь тревоги.

-- О, отвѣчала она:-- развѣ вы думаете, что я не буду счастлива? Нѣтъ причины, чтобъ я не была счастлива. Я надѣюсь, что буду счастлива. Я, право, не знаю, что станется со мною, если я не буду счастливой. Я даже не могу себѣ этого представить.

-- Не всѣ счастливы, промолвилъ Треденнисъ почти дрожащимъ голосомъ.

-- Но я всегда была счастлива, отвѣчала она, жалобно смотря на него:-- конечно, это не причина, но мнѣ кажется этого достаточно.

-- Не смотрите на меня такъ, я не могу видѣть васъ грустной. Еслибъ я могъ цѣною какихъ бы то ни было жертвъ или страданій...

Пламенная искренность его тона заставила ее вздрогнуть.

-- Берта! продолжалъ онъ:-- Берта...

Онъ самъ не зналъ, что скажетъ далѣе, но въ эту минуту вошелъ въ комнату профессоръ, голодный, разсѣянный, и слова замерли на губахъ Треденниса.

-- Здѣсь цвѣты, сказалъ старикъ, съ удовольствіемъ вдыхая въ себя благоуханіе геліотроповъ:-- какіе цвѣты?

Берта встала и подошла къ нему. Треденнисъ смотрѣлъ на ея граціозную фигуру съ какимъ-то смутнымъ сознаніемъ, что онъ потерялъ нѣчто, чего ему никогда уже не найти.

-- Это геліотропы, сказала она:-- мнѣ принесъ ихъ Филиппъ. Это мой первый букетъ, и я сохраню его до старости.

Прошла еще недѣля и Треденнисъ покинулъ Уашингтонъ. Случайно его отъѣздъ совпалъ съ первымъ баломъ Берты. Онъ приготовлялся къ отъѣзду, она -- къ первому балу, и въ эту недѣлю они видѣлись очень мало. За обѣдомъ она была такъ весела и счастлива, что профессоръ нашелъ ее болѣе, чѣмъ когда достойной спеціальнаго изученія. Онъ даже обнаружилъ большой интересъ къ ея бальному платью, какъ будто оно было рѣдкимъ научнымъ предметомъ.

-- Она очень счастлива, повторилъ онъ нѣсколько разъ Треденнису въ этотъ вечеръ.

Экипажъ, который долженъ былъ отвезти Треденниса на желѣзную дорогу, прибылъ къ дверямъ профессорскаго дома въ одно время съ каретой для Берты.

Она была уже готова и смотрѣлась въ зеркало, держа въ рукѣ букетъ розановъ и геліотроповъ, посланный ей Треденнисомъ.

-- Карета готова, миссъ, доложилъ слуга:-- и мистеръ Треденнисъ желаетъ съ вами проститься.

Черезъ нѣсколько секундъ, Треденнисъ, стоя въ сѣняхъ, увидалъ на лѣстницѣ Берту. Она бѣжала въ своемъ бальномъ бѣломъ платьѣ, съ блестящими, какъ звѣзды, глазами и его букетомъ въ рукахъ.

-- Благодарю васъ, сказала она, подойдя къ нему: -- я этотъ букетъ также сохраню. Посмотрите, что я сдѣлала, прибавила она, указывая на завядшій цвѣтокъ, засунутый въ свѣжій букетъ:-- я хотѣла имѣть одинъ цвѣтокъ отъ перваго букета.

И она протянула ему руку съ нѣжной улыбкой.

-- Такъ вы дѣйствительно сохранили букетъ? спросилъ Треденнисъ.

-- Да, отвѣчала она просто: -- я его сохраню до своей смерти. Но какъ жаль, что вы уѣзжаете. Какъ бы я желала отправиться съ вами на этотъ балъ.

-- Мнѣ нельзя терять на минуты. Прощайте.

Минутное облако омрачило ея счастливое лицо.

-- Какъ жаль, что на свѣтѣ бываютъ разлуки, промолвила Берта.

Нѣсколько мгновеній они смотрѣли другъ на друга, и ея рука лежала въ его рукѣ. Потомъ явились мистеръ и мистрисъ Геррикъ.

-- Поѣзжайте вы впередъ, сказалъ Треденнисъ:-- я хочу видѣть васъ по долѣе въ послѣдній разъ.

-- Это не послѣдній разъ, а первый, воскликнула Берта: -- это мой первый балъ и сердце мое сильно бьется.

Она весело засмѣялась и, выйдя на улицу за матерью, на минуту остановилась въ дверяхъ, освѣщенная свѣтомъ лампы изъ сѣней.

-- Папа, воскликнула она:-- я васъ не спросила, нравится ли вамъ платье?

-- Да, дитя мое, очень нравится, отвѣчалъ профессоръ, но голосъ его дрожалъ.

Берта вскочила въ карету.

Черезъ минуту уѣхалъ и Треденнисъ, и въ глазахъ его долго мерещилась лучезарная фигура молодой дѣвушки, въ бѣломъ платьѣ и съ букетомъ въ рукахъ.

II.

Слѣдующія восемь лѣтъ были полны событіями для Треденниса. Мало-по-малу онъ сталъ пользоваться въ военныхъ кружкахъ славой храбраго, хладнокровнаго и дальновиднаго человѣка. Среди враждебнаго индѣйскаго округа и всякаго рода опасностей, передъ нимъ открылась двойная карьера. Мужество, стойкость и физическая сила, не знавшая усталости, были неоцѣнимы въ критическія минуты, а постоянное изученіе всѣхъ сложныхъ условій индѣйскаго вопроса придавало ему въ мирное время значеніе человѣка мыслящаго, логичные, основанные на фактахъ взгляды котораго были чрезвычайно полезны лицамъ, стоявшимъ въ болѣе отвѣтственномъ положеніи, чѣмъ онъ. Онъ никогда не унижался до рутины праздной аванпостной жизни. Въ простомъ, солдатскомъ помѣщеніи своей главной квартиры онъ много работалъ, много читалъ. Въ первый годъ онъ чувствовалъ себя одинокимъ, несчастнымъ. Время, проведенное имъ въ домѣ профессора, было плохой подготовкой для пограничной военной жизни, возбудивъ въ немъ мысли о возможности такого существованія, о которомъ прежде онъ и не думалъ. Дѣтство онъ провелъ въ школѣ, гдѣ былъ пансіонеромъ, а юность -- въ Вест-Пойнтскомъ военномъ училищѣ, и по природѣ сосредоточенный, застѣнчивый, онъ не имѣлъ даже тѣхъ узъ дружбы, которыя служатъ единственной утѣхой одинокой жизни молодого офицера, скитающагося по необходимости съ одного мѣста на другое. Мирная, счастливая, пріятная даже въ своемъ однообразіи семейная жизнь и привѣтливое женское общество открыли для него новый міръ, съ которымъ ему было бы очень тяжело разстаться, еслибъ даже въ сердцѣ его не проснулось никакого иного чувства. Правда, это чувство было очень смутное, неопредѣленное, но въ глазахъ его постоянно носился одинъ образъ, въ головѣ мелькало одно воспоминаніе. Конечно, онъ не принадлежалъ къ числу натуръ, способныхъ въ три недѣли сдѣлаться жертвой безнадежной страсти. У него была натура, медленно пробуждавшаяся, но чувство, однажды въ немъ развившееся, достигало такой могучей силы, что для него было возможно полное счастіе или полное отчаяніе. Но если судьбѣ было бы угодно подвергнуть его послѣднему, онъ не впалъ бы въ мрачную апатію; это было бы отчаяніе, мужественно, стойко переносимое. Впродолженіи перваго года уединенной аванпостной жизни Треденниса въ сердцѣ его медленно росло нѣжное чувство къ тому очаровательному существу, воспоминаніемъ о которомъ онъ теперь жилъ. Иногда онъ недоумѣвалъ, зачѣмъ не пошелъ далѣе и не высказалъ только-что зарождавшагося чувства, но тотчасъ же ему приходило въ голову:

"Тогда было неудобное время, рано. Она не поняла бы... я самъ едва понималъ себя, а если мы когда-нибудь снова встрѣтимся, то, по всей вѣроятности, будетъ поздно".

Послѣ подобныхъ размышленій онъ принимался съ новой энергіей за свои книги. Вообще Треденнисъ основательно изучалъ индѣйскій вопросъ и, ради собранія практическихъ свѣдѣній, подвергался не одному опасному приключенію. Онъ вступалъ въ дружескія отношенія со всѣми индѣйцами, съ которыми это было возможно, учился ихъ языку и составилъ себѣ такую лестную популярность среди дикихъ племенъ, что они, вполнѣ вѣря его честности и благородству, охотно заключали съ нимъ договоры.

Поэтому имя его часто упоминалось въ министерствѣ, и газеты приводили его мнѣнія, какъ имѣющія большой вѣсъ, такъ что семья Геррикъ чаще слыхала о Треденнисѣ, чѣмъ онъ о нихъ. Правильной переписки онъ не велъ съ профессоромъ, но послѣдній, прочитавъ въ газетахъ извѣстіе о дѣйствіяхъ или теоріяхъ Треденниса, иногда писалъ ему длинное письмо, выражавшее то одобреніе, то строгую критику. Въ концѣ каждаго изъ этихъ посланій онъ говорилъ нѣсколько словъ о своей дочери, отличавшихся его обычнымъ своеобразіемъ.

"Берта счастливѣе, чѣмъ когда либо", писалъ онъ въ первую зиму послѣ отъѣзда Треденниса изъ Уашингтона. "Берта здорова и неутомимо танцуетъ на нѣсколькихъ балахъ въ одинъ вечеръ", говорилось въ письмѣ, полученномъ на вторую зиму. Въ третью онъ писалъ: "Берта начинаетъ соображать, что она умнѣе большинства своихъ знакомыхъ. Это въ одно и тоже время забавляетъ и удивляетъ ее. Она никогда не мозолитъ чужіе глаза своимъ умомъ, но всѣ это замѣчаютъ, и она пользуется въ обществѣ репутаціей необыкновенно блестящаго, умнаго и находчиваго маленькаго существа. Я мало-по-малу убѣждаюсь въ томъ, что у нея очень тонкая натура, чего она сама не подозрѣваетъ".

Треденнисъ перечелъ эти послѣднія строки сотни разъ и находилъ въ нихъ источникъ постоянныхъ размышленій. Наконецъ, къ концу зимы въ головѣ его сложился планъ, который съ теченіемъ времени принималъ все болѣе и болѣе опредѣленный характеръ. Онъ рѣшился взять отпускъ и отправиться въ Уашингтонъ. Сначала онъ думалъ взять отпускъ весною, но судьба была противъ него. Неудовольствія между поселенцами и индѣйскими племенами сдѣлали необходимымъ его присутствіе на границѣ, и только суровые холода слѣдующей зимы положили конецъ безпорядкамъ, загнавъ индѣйцевъ въ ихъ жилища.

Наканунѣ новаго года Треденнисъ возвратился въ свою главную квартиру и получилъ возможность привести въ исполненіе свой давно задуманный планъ. Цѣлый день онъ былъ занятъ и вернулся поздно вечеромъ домой, усталый, голодный. Въ его отсутствіе пришла почта, и у него на столѣ передъ веселымъ огнемъ въ каминѣ лежали газеты и два или три письма.

-- Я прочитаю ихъ послѣ, сказалъ онъ самъ себѣ:-- а теперь напишу прошеніе объ отпускѣ. Когда наступитъ новый годъ...

Онъ не докончилъ этой фразы и посмотрѣлъ на себя въ зеркало. Лицо его было загорѣлое и изрытое преждевременными морщинами отъ умственнаго труда и сознанія тяжелой отвѣтственности. Главное же, оно отличалось тѣмъ серьёзнымъ, суровымъ выраженіемъ, которое онъ считалъ своимъ несчастіемъ.

"На взглядъ я ужасно строгій человѣкъ, подумалъ онъ съ улыбкой:-- надо исправить это, иначе я всякаго отпугаю".

Онъ сѣлъ за свой письменный столъ, взялъ бумагу, написалъ прошеніе въ министерство, свернулъ его, положилъ въ конвертъ и запечаталъ. При этомъ лицо его оставалось неподвижнымъ, хладнокровнымъ, хотя онъ внутренно сознавалъ, что никогда въ жизни не былъ такъ взволнованъ.

-- Быть можетъ теперь время, сказалъ онъ громко:-- и хорошо, что я подождалъ до сихъ поръ.

Послѣ этого онъ взялъ газеты и письма; первыя онъ быстро проглядѣлъ и бросилъ, а въ числѣ послѣднихъ одно заставило его сердце тревожно забиться.

-- Странно, что я въ эту самую минуту получилъ письмо отъ профессора, промолвилъ онъ, распечатывая конвертъ.

Письмо было очень характеристическое и написано, повидимому, съ цѣлью убѣдить Треденниса цѣлымъ рядомъ научныхъ доводовъ и логическихъ аргументовъ въ несправедливости его теоріи о символическомъ языкѣ одного изъ индѣйскихъ племенъ. Все, что говорилъ или писалъ профессоръ, всегда было интересно и въ большей части случаевъ его взглядъ былъ правильнымъ, поэтому Треденнисъ прочелъ внимательно всѣ пять мелко исписанныхъ страницъ письма, хотя и ощущалъ нѣкоторое тревожное нетерпѣніе дойти до конца, зная чѣмъ обыкновенно оканчивались письма профессора.

Но это письмо было исключеніемъ изъ общаго правила. Въ концѣ пятой страницы находилась подпись: "Вашъ искренній другъ Натанъ Геррикъ". И ни слова о Бертѣ.

-- Ни слова, промолвилъ Треденнисъ: -- онъ всегда говорилъ о ней хоть два слова. Что бы это значило?

Не успѣлъ онъ произнести громко этихъ словъ, какъ увидалъ наверху послѣдней страницы приписку, состоявшую изъ двухъ словъ:

"Берта замужемъ".

Впродолженіи нѣсколькихъ минутъ Треденнисъ остался неподвижнымъ, дико смотря на письмо. Лицо его не дрогнуло и приняло еще болѣе суровый видъ, чѣмъ обыкновенно.

Наконецъ, онъ сложилъ письмо и положилъ его обратно въ конвертъ. Потомъ онъ всталъ и началъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ медленными, тяжелыми шагами.

-- Берта замужемъ, произнесъ онъ вдругъ, останавливаясь среди комнаты и устремляя взглядъ на полъ, словно разсматривая доски.

Въ эту минуту пробило двѣнадцать часовъ. Треденнисъ сосчиталъ удары и повторилъ:

-- Берта замужемъ и начался новый годъ.

Потомъ онъ подошелъ къ столу, взялъ конвертъ съ прошеніемъ объ отпускѣ и, разорвавъ на мелкіе куски, бросилъ въ огонь.

Прошло четыре года; онъ работалъ безъ устали, репутація его росла, и онъ велъ прежнюю аванпостную жизнь. Изрѣдка онъ получалъ вѣсточки отъ профессора и раза два въ своихъ разъѣздахъ встрѣчалъ уашингтонцевъ, которые знали семью профессора. Между прочимъ, въ Чикаго онъ встрѣтилъ въ домѣ одного пріятеля хорошенькую молодую женщину, жившую до своего замужества въ Уашингтонѣ и нетолько знавшую Берту, но питавшую къ ней самыя дружескія чувства.

-- Я очень люблю Берту, сказала она, просіявъ, какъ только произнесли имя профессора и его дочери:-- мы были дружны съ нею, насколько могутъ быть дружны двѣ молодыя дѣвушки въ разгарѣ уашингтонскаго зимняго сезона. Я была на ея свадьбѣ. Вы хорошо ее знаете?

И она посмотрѣла на него пристально своими очаровательными голубыми глазами.

-- Нѣтъ, не очень, отвѣчалъ Треденнисъ: -- мы родня, и я прожилъ нѣсколько недѣль у ея отца, когда она только-что вернулась изъ школы; я знаю профессора ближе.

-- Вы не встрѣчали мистера Амори?

-- Тогда не было и помину о мистерѣ Амори.

-- Конечно, я совсѣмъ и забыла. Мистеръ Амори явился на сцену только за годъ до ихъ свадьбы. Они увидѣли другъ друга впервые на балѣ у мексиканскаго посланника, и его судьба была рѣшена.

Послѣ минутнаго молчанія Треденнисъ спросилъ:

-- Вы его хорошо знали?

-- Онъ слишкомъ былъ влюбленъ въ Берту, чтобъ обращать вниманіе на другихъ, отвѣчала мистрисъ Сильвестръ:-- онъ, какъ Дэвидъ Коперфильдъ, былъ "поглощенъ" Бертой.

-- Они должно быть очень счастливы, замѣтилъ Треденнисъ холоднымъ тономъ, и выраженіе его лица было суровѣе обыкновеннаго.

-- Конечно, отвѣчала спокойно мистрисъ Сильвестръ: -- у нихъ много денегъ, прекрасныя дѣти и твердое, блестящее положеніе въ свѣтѣ. Берта очень умна, а мистеръ Амори восторгается каждымъ ея словомъ и чрезвычайно снисходителенъ. Впрочемъ, она уже такое существо, что всѣ снисходительны къ ней.

-- Она?

-- Да, у нея такая счастливая натура, что она ничего не требуетъ, а всѣ преклоняются передъ нею. У нея такія прелестныя, мягкія манеры, что всѣ безсознательно поддаются ея чарамъ. Я сначала думала, что она достигаетъ этаго однимъ умомъ.

-- А развѣ это не умъ?

-- Нѣтъ, еслибъ она была только умна, то возбуждала бы зависть и отпоръ, но она добра, граціозна и предупредительна. Всѣ эти качества, вмѣстѣ взятыя, при безспорномъ умѣ, дѣлаютъ ее столь привлекательной. Кромѣ того, она хорошенькая, и какъ будто не замѣчаетъ, что весь свѣтъ у ея ногъ.

-- Неужели? произнесъ Треденнисъ.

-- Вотъ мой мужъ, вамъ надо познакомиться, сказалъ мистрисъ Сильвестръ, указывая на подходившаго къ нимъ мужчину.

Это былъ очень красивый молодой человѣкъ, съ нѣсколько разочарованнымъ выраженіемъ лица, но и онъ оживился, какъ только было произнесено имя Берты.

-- Что! произнесъ онъ: -- вы двоюродный брать мистрисъ Амори?

-- Троюродный или четвероюродный, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- Чортъ возьми, какой вы счастливчикъ, воскликнулъ мистеръ Сильвестръ:-- я доволенъ былъ бы шестероюроднымъ родствомъ. Вы часто съ ней видитесь?

-- Я не видалъ ея уже семь лѣтъ.

Мистеръ Сильвестръ посмотрѣлъ на Треденниса съ удивленіемъ.

-- Что съ вами? спросилъ онъ апатичнымъ тономъ: -- человѣкъ, не поддерживающій подобныхъ родственныхъ связей, долженъ находиться не въ нормальномъ положеніи. О, продолжалъ онъ съ улыбкой, причемъ обнаружилъ рядъ бѣлыхъ зубовъ:-- она преумный черт.... Она очень умна и очаровательна.

-- Да, вѣроятно, отвѣчалъ Треденнисъ холодно: -- всѣ, говоря о ней, всегда распространяются объ ея умѣ.

-- Вы сами убѣдитесь, что она умна, встрѣтившись съ нею, замѣтилъ мистеръ Сильвестръ.

Вернувшись вечеромъ домой, Треденнисъ сѣлъ къ столу и взялъ самую серьёзную, научную книгу, требовавшую сосредоточеннаго вниманія. Полчаса онъ читалъ, напрягая всѣ свои умственныя силы, но потомъ бросилъ книгу и началъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ.

III.

Спустя два года, въ мартѣ мѣсяцѣ, Треденнисъ ѣхалъ по Пенсильванской Аллеѣ, быть можетъ, въ той же извощичьей каретѣ, которая отвезла его на желѣзную дорогу, въ ночь перваго бала Берты. Но улицы имѣли болѣе веселый, праздничный видъ. Только два дня передъ тѣмъ вступилъ новый президентъ, и всюда виднѣлись слѣды національнаго торжества, въ видѣ флаговъ, драпировокъ домовъ и пр. Улицы кишили публикой, которая, несмотря на свой утомленный видъ, осталась послѣ торжества для осмотра достопримѣчательностей Уашингтона; кое-гдѣ виднѣлся даже мундиръ, эффектно фигурировавшій въ недавней процессіи.

-- Я являюсь сюда съ новымъ правительствомъ, думалъ Треденнисъ, смотря съ любопытствомъ на все окружающее: -- кто знаетъ, суждено ли мнѣ съ нимъ уладиться, кто знаетъ, что случится въ эти годы.

Мысли унесли его въ прошедшее. Онъ началъ свое поприще съ твердой рѣшимостью добиться положенія, которымъ онъ могъ бы гордиться, и, благодаря энергіи, труду и стойкости, достигъ своей цѣли. Никто по спеціальности и въ возрастѣ Треденниса не стоялъ выше его. Онъ достигъ извѣстности, почестей и не малаго количества рукоплесканій. Онъ не разъ бывалъ львомъ минуты, и если не очень дорожилъ подобной популярностью, то не пренебрегалъ доставляемой ею опытностью. Свѣтъ цѣнилъ его высоко, и еслибы онъ желалъ, то могъ бы имѣть много друзей, но этому мѣшала его природная склонность къ уединенію и безмолвію. За то число сочувствовавшихъ ему лицъ росло съ каждымъ годомъ. Онъ даже въ тайнѣ не сѣтовалъ на свою одинокую жизнь и часто убѣждалъ себя, что всякое другое существованіе было бы ему противно. Быть можетъ, онъ никогда вполнѣ не сознавалъ, какое сильное вліяніе имѣла на всю его жизнь единственная романическая мечта, которой онъ поддался съ юности. Быть можетъ, еслибъ онъ имѣлъ о чемъ вспоминать, его чувства не приняли бы такого горькаго оттѣнка; теперь же, несмотря на всю твердость воли, онъ не могъ уничтожить въ своемъ сердцѣ неопредѣленную, томительную боль, которая обострялась каждый разъ, какъ онъ слышалъ о Бертѣ черезъ профессора или кого другого.

-- Восемь лѣтъ прошло съ ея перваго бала, думалъ онъ, проѣзжая по улицамъ Уашингтона въ этотъ мартовскій вечеръ:-- съ тѣхъ поръ она побывала на многихъ балахъ. Надѣюсь, что она веселилась на всѣхъ.

Въ этотъ же вечеръ онъ посѣтилъ профессора, вполнѣ увѣренный, что его ждетъ радушный пріемъ, несмотря на неправильность ихъ переписки.

Онъ не ошибся въ этомъ.

Профессоръ сидѣлъ за тѣмъ же рабочимъ столомъ, въ томъ же халатѣ, словно восемь лѣтъ не пронеслись надъ его головой. Треденнису даже показалось, что онъ насаживалъ на ту же булавку того же жука, съ какимъ онъ возился въ послѣдній разъ, когда онъ его видѣлъ.

При входѣ въ комнату Треденниса, онъ всталъ, положилъ осторожно на столъ жука и сдѣлалъ нѣсколько шаговъ навстрѣчу своему родственнику.

-- Это вы, Треденнисъ, воскликнулъ онъ съ улыбкой: -- очень радъ, очень радъ.

Онъ дружески пожалъ его руку и потомъ, взявъ его за плечи, пристально посмотрѣлъ на него.

-- Я самъ очень счастливъ, что снова вижу васъ, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- И вамъ понадобилось восемь лѣтъ, чтобъ вернуться къ намъ, произнесъ профессоръ, поворачивая его къ свѣту и внимательно разсматривая: -- восемь лѣтъ. Это порядочный кусокъ человѣческой жизни.

-- Но вы, профессоръ, нисколько не постарѣли, замѣтилъ Треденнисъ:-- вотъ я, такъ дѣло другое.

-- Да, да, я знаю, что вы стали старикомъ, я самъ былъ старикомъ сорокъ лѣтъ тому назадъ. Ну, разскажите мнѣ, что вы дѣлали все это время. Садитесь въ это кресло; вы сидѣли въ немъ въ тотъ вечеръ, когда мы разговаривали съ вами о Бертѣ.

-- А что Берта? спросилъ Треденнисъ.

Профессоръ медленно опустился въ свое кресло.

-- Она на вечерѣ, хотя теперь сезонъ и на исходѣ, произнесъ онъ, поправляя огонь въ каминѣ:-- она каждый день гдѣ-нибудь на вечерѣ, а часто на двухъ и на трехъ.

-- Это хорошо.

-- Очень, если не въ одномъ, то въ другомъ отношеніи, сказалъ профессоръ и перемѣнилъ разговоръ.

Онъ съ такой заботливостью сталъ распрашивать Треденниса объ его дѣлахъ, что тронулъ его до глубины души.

-- Я всегда былъ увѣренъ, что ваша жизнь не пропадетъ даромъ, замѣтилъ онъ своимъ обычнымъ спокойнымъ тономъ: -- я часто говорилъ себѣ, что еслибъ вы были моимъ сыномъ, то я гордился бы вами. Да, жаль, что вы не мой сынъ.

-- Еслибъ я былъ вашимъ сыномъ, то имѣлъ бы основаніе мѣтить высоко, сказалъ съ жаромъ Треденнисъ.

-- Вы и такъ мѣтили высоко, отвѣчалъ профессоръ съ улыбкой:-- а главное, достигли своей цѣли. У васъ сильная натура. Я люблю людей съ сильной натурой.

Въ дальнѣйшемъ разговорѣ онъ нѣсколько разъ упоминалъ о Бертѣ, но не въ томъ тонѣ, какъ бывало во время ея молодости. Большею частью онъ говорилъ объ ея дѣтствѣ и объ ея теперешнемъ образѣ жизни. Она жила вблизи отъ него, ея домъ былъ щегольской, а дѣти отличались красотой и здоровьемъ.

-- Амори, красивый и блестящій человѣкъ, сказалъ онъ между прочимъ:-- у него не сильная натура, а впечатлительный поэтическій темпераментъ, и онъ очень восторгается Бертой.

Возвратясь домой, Треденнисъ ощущалъ то неопредѣленное, болѣзненное чувство, которое всегда наполняло его сердце послѣ разговора о Бертѣ. Профессоръ былъ очень радушенъ, и все, что онъ говорилъ, было интересно, но въ его словахъ чего-то недоставало. Отправляясь къ нему, Треденнисъ. не сознавалъ, что Берта занимаетъ преобладающее мѣсто въ его мысляхъ, и думалъ, что ему доставитъ большое удовольствіе одна встрѣча съ профессоромъ. Но теперь онъ чувствовалъ, что въ дружеской бесѣдѣ съ профессоромъ недоставало добраго, сочувственнаго разговора о Бертѣ, и что послѣ посѣщенія ея отца ему стало еще грустнѣе, чѣмъ прежде. Свѣтлый образъ счастливой, невинной молодой дѣвушки, повидимому, исчезъ изъ жизни профессора, изъ этого дома, украшеніемъ котораго онъ такъ долго служилъ, даже изъ внѣшняго міра.

Треденнисъ спалъ въ эту ночь не очень спокойно, но на слѣдующее утро дневной свѣтъ и окружавшіе его шумъ и гамъ разсѣяли его мрачныя мысли. Онъ снова скрылъ въ глубинѣ своего сердца точившее его смутное, неопредѣленное горе, и энергично занялся необходимыми приготовленіями ко вступленію въ должность, которая была ему предназначена новымъ правительствомъ. Передъ обѣдомъ онъ воспользовался свободной минутой, чтобъ отвезти посылку сестрѣ одного изъ его товарищей.

Эта была очень привлекательная, модная дама. Она приняла его съ большимъ радушіемъ.

-- Какъ я рада, что вы заѣхали сегодня, сказала она.-- Мистеръ Гарднеръ слышалъ, что вы въ Уашингтонѣ, но не зналъ гдѣ вы остановились, а то онъ непремѣнно посѣтилъ бы васъ. Жаль, что вы не поспѣли къ празднику. Президентскій балъ былъ необыкновенно блестящій. Я надѣюсь, что вы будете у насъ сегодня вечеромъ?

-- Сегодня вечеромъ? повторилъ Треденнисъ.

-- Да, у насъ будетъ маленькій вечеръ, совсѣмъ маленькій, и намъ было бы очень пріятно, еслибы вы пріѣхали. Вы встрѣтите многихъ, которые желаютъ съ вами познакомиться, въ томъ числѣ новаго министра внутреннихъ дѣлъ. Онъ въ восторгѣ отъ васъ. Мистеръ Гарднеръ мнѣ разсказывалъ много интереснаго о вашихъ подвигахъ и приключеніяхъ. Вы будете львомъ нашего вечера, и если обѣщаете пріѣхать, я буду увѣрена въ его успѣхѣ.

-- Ну, я не очень-то въ этомъ увѣренъ, отвѣчалъ Треденнисъ: -- у вашего льва не хватаетъ гривы, когтей и рева. Но, во всякомъ случаѣ, я очень тронутъ вашей любезной добротой.

Онъ обѣщалъ пріѣхать вечеромъ, хотя мысленно сказалъ себѣ, что, во всякомъ случаѣ, успѣетъ до вечера написать извинительное письмо, такъ какъ онъ терпѣть не могъ многолюдныхъ свѣтскихъ собраній. Однако, съ наступленіемъ вечера онъ почувствовалъ какое-то странное желаніе исполнить свое обѣщаніе; онъ поздно пообѣдалъ, прочиталъ газеты, написалъ нѣсколько писемъ, одѣлся и поѣхалъ на вечеръ.

IV.

Маленькій вечеръ мистрисъ Гарднеръ оказался большимъ баломъ. Улица была наполнена экипажами, домъ былъ блестяще освѣщенъ. Треденнисъ поднялся по лѣстницѣ и, снимая пальто въ передней, невольно обратилъ вниманіе на бѣлокураго молодого человѣка, который стоялъ, прислонясь къ притолкѣ, и, очевидно, кого-то ждалъ, устремивъ глаза на дамскую уборную Его лицо, могло выражать многое или рѣшительно ничего, а вся фигура была чрезвычайно приличная и привлекательная. Но всего замѣчательнѣе въ немъ былъ естественный, музыкальный смѣхъ, который и заставилъ Треденниса взглянуть на него среди окружавшей его толпы мужчинъ.

-- Да, я былъ тамъ, говорилъ со смѣхомъ бѣлокурый молодой человѣкъ, обращаясь къ стоявшему подлѣ него юношѣ.

-- И пѣлъ?

-- Нѣтъ.

-- Она, конечно, была?

-- Она? повторилъ бѣлокурый молодой человѣкъ, и лицо его въ эту минуту ничего не выражало.

-- Мистрисъ Амори, отвѣчалъ юноша со смѣхомъ.

-- Вы бы лучше такъ сразу сказали, это приличнѣе, замѣтилъ спокойно его собесѣдникъ.

Треденнисъ прошелъ въ гостинную и не слышалъ ихъ дальнѣйшаго разговора.

Въ дверяхъ первой гостинной стояли хозяева и принимали гостей. Мистрисъ Гарднеръ очень обрадовалась, увидѣвъ Треденниса.

-- Вы очень добры, что пріѣхали, сказала она:-- я боялась, что вы обманете. Мистеръ Гарднеръ, вотъ полковникъ Треденнисъ.

Тутъ онъ былъ поглощенъ словно водоворотомъ. Мистрисъ Гарднеръ знакомила его со всѣми гостями и онъ не успѣвалъ кланяться направо и налѣво. Наконецъ, онъ очутился передъ могущественной особой, о которой говорила ему днемъ гостепріимная хозяйка. Министръ стоялъ, облокотясь на каминъ, и любезничалъ съ хорошенькой молодой дѣвушкой, которая разсказывала ему свои впечатлѣнія о президентскомъ балѣ. Мистрисъ Гарднеръ представила ему Треденниса, и они тотчасъ разговорились. Министръ съ любопытствомъ разспрашивалъ Треденниса объ его индѣйской политикѣ, и ихъ разговоръ затянулся бы надолго, еслибы хозяинъ не отозвалъ одного изъ собесѣдниковъ.

Треденнисъ былъ очень радъ остаться одинъ; его занимало зрѣлище пестрой, нарядной толпы, и онъ былъ очень благодаренъ, что на время освободился отъ необходимости разговаривать и знакомиться съ новыми лицами. Спустя нѣсколько минутъ, онъ неожиданно почувствовалъ въ воздухѣ какое-то нѣжное благоуханіе, которое, какъ ему показалось, вовсе не соотвѣтствовало шумной, блестящей обстановкѣ. Съ тревожнымъ біеніемъ сердца онъ созналъ, что это былъ запахъ геліотропа, и тотчасъ вспомнилъ о томъ вечерѣ, когда онъ принесъ Бертѣ букетъ геліотропа. Онъ быстро обернулся и увидалъ среди веселой, блестящей группы Берту.

Она была одѣта великолѣпно и стояла въ прелестной позѣ, держа въ рукѣ букетъ. Блестящая улыбка играла на ея губахъ и Треденнисъ въ ту же минуту понялъ, что она его узнала. Она не тронулась съ мѣста и, очевидно, ждала его. Хотя она не сказала ни слова, но окружавшіе ее мужчины инстинктивно разступились и пропустили къ ней Треденниса.

Часто впослѣдствіи Треденнисъ старался вспомнить, какъ онъ подошелъ къ Бертѣ и что онъ сказалъ, держа ея хорошенькую ручку, затянутую въ перчатку, но все это представлялось ему очень смутно. Окружавшая ее группа почти мгновенно разсѣялась, и онъ остался съ нею наединѣ. Взглянувъ на букетъ, онъ увидѣлъ геліотропъ и розы.

Она такъ много и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ мало измѣнилась, что казалось, какъ бы онъ видѣлъ ее во снѣ. Онъ старался анализировать происшедшую въ ней перемѣну -- и не могъ, а самое усиліе возбудило въ немъ болѣзненное чувство. Цвѣтъ лица ея былъ не такой блестящій, какъ въ старину, но глаза были блестящѣе и больше, не столько отъ того, что она похудѣла, сколько отъ смѣлаго ихъ выраженія. Ея граціозная, круглая фигурка была еще прелестнѣе, но къ ней уже не пошли бы сѣренькое платьице и кружевная косынка, которыя въ его глазахъ были неразрывно связаны съ ея очаровательнымъ образомъ. Даже улыбка и голосъ ея измѣнились. Улыбка была то блестящая, то мягкая, словно скрывавшая нѣчто; голосъ былъ тихій, мелодичный, выражавшій болѣе, чѣмъ произносимыя ею слова. Треденнисъ чувствовалъ, что много потребуется времени, чтобъ близко узнать ее.

-- Сядьте подлѣ меня, сказала она съ нѣжной, но нѣсколько небрежной улыбкой, помѣщаясь на диванъ, устроенный на подоконникѣ: -- сядьте и скажите, рады ли вы, что перебрались въ Уашингтонъ. Папа въ восторгѣ, что будетъ пользоваться вашимъ обществомъ.

-- Благодарю васъ, отвѣчалъ Треденнисъ:-- я очень доволенъ перемѣной въ моей жизни.

-- Да, это будетъ громадная перемѣна, хотя, конечно, въ эти годы ваше вниманіе было обращено не исключительно на индѣйцевъ. Уашингтонъ не похожъ на другіе американскіе города и вообще, я полагаю, онъ рѣзко отличается отъ всѣхъ городовъ на свѣтѣ. Это очень интересный городъ, когда къ нему привыкнешь.

-- Вы находите?

-- Да. Я не могла бы жить ни въ какомъ другомъ городѣ. Впрочемъ, эта наша національная особенность; каждый американецъ обожаетъ городъ, въ которомъ онъ живетъ, и бранитъ всѣ остальные. Англичане вѣрятъ въ первенство Лондона, а французы -- въ главенство Парижа, а въ Америкѣ нью-іоркецъ гордится Нью-Іоркомъ, бостонецъ -- Бостономъ, уашингтонецъ -- Уашингтономъ, ново-орлеанецъ -- Новымъ Орлеаномъ.

-- Вы правы, но я объ этомъ прежде не думалъ.

-- Да, это вполнѣ справедливо, сказала она со смѣхомъ, и иотомъ прибавила, измѣнивъ тонъ: -- вы долго не были въ Уашингтонѣ?

-- Восемь лѣтъ.

Ему показалось, что она вздрогнула, но черезъ секунду промолвила съ свѣтлой улыбкой:

-- Мы за это время, если не постарѣли, то стали умнѣе и лучше.

Ея улыбка и слова не были совершенно ясны для него; за ними могло скрываться что-нибудь, хотя тонъ ея былъ самый легкомысленный. Онъ не улыбался, но смотрѣлъ на нее съ серьёзнымъ интересомъ. Около минуты она выдержала этотъ взглядъ, а потомъ, отвернувшись со смѣхомъ, промолвила:

-- Вы нисколько не измѣнились.

-- Почему вы это полагаете?

-- Вы смотрите на меня точно такъ же, какъ смотрѣли восемь лѣтъ тому назадъ, когда я говорила что-нибудь легкомысленное. Я боюсь, что я тогда была очень легкомысленна Я сама чувствовала, и даже однажды рѣшилась...

Она вздрогнула, словно неожиданно къ ней вернулась память. Она подняла букетъ къ лицу и потомъ уронила его на колѣни.

-- Я припоминаю, продолжала она, пристально смотря на него:-- это было именно въ тотъ день, когда вы мнѣ принесли букетъ.

-- Я не знаю, на что вы рѣшились, но надѣюсь на что-нибудь хорошее, произнесъ Треденнисъ:-- и вы сохранили свою рѣшимость?

-- Нѣтъ, но я сохранила геліотропъ, отвѣчала она спокойно:-- вы помните, я сказала, что сохраню букетъ. Онъ лежитъ въ моемъ столѣ.

-- А на первомъ балѣ вы очень веселились?

-- Да; я смѣло могу сказать, что веселюсь на всѣхъ балахъ.

-- И сегодня?

-- Да, произнесла она, окидывая взоромъ комнату, полную нарядной толпой:-- въ Уашингтонѣ всѣ балы имѣютъ успѣхъ и всѣ на нихъ веселятся. Посмотрите вонъ на ту даму, сидящую на диванѣ, съ быстро бѣгающими глазами. Это "нашъ уашингтонскій корреспондентъ" полдюжины западныхъ газетъ: она также ведетъ свѣтскую хронику въ одной изъ большихъ ежедневныхъ уашингтонскихъ газетъ. Завтра вы прочтете: "Вчера вечеромъ у мистрисъ Винтеръ Гарднеръ въ улицѣ К. былъ балъ, одинъ изъ самыхъ блестящихъ въ настоящій сезонъ". Далѣе вы узнаете: "На мистрисъ Ричардъ Амори было прелестное бѣлое платье и жемчуга. Надъ всѣми, даже высокими, мужчинами возвышалась внушительная фигура полковника Треденниса, героя столькихъ стычекъ съ индѣйцами и..."

Она остановилась и пристально посмотрѣла на него.

-- У васъ съ собою ножъ, которымъ индѣйцы сдираютъ съ головы кожу съ волосами? спросила она.

Онъ не ожидалъ подобнаго вопроса, но отвѣтилъ спокойно, схватившись рукою за боковой карманъ:

-- Къ сожалѣнію, я забылъ захватить его съ собою. Я не зналъ, что онъ понадобится. Но я могу съѣздить за нимъ.

-- Нѣтъ, благодарю васъ. Я только подумала, что эта дама была бы вамъ очень благодарна, еслибы вы показали ей это орудіе пытки и разсказали его исторію.

-- Я, право, сожалѣю.

-- Вы еще болѣе сожалѣли бы, еслибы знали, какъ трудно ей даются десять долларовъ, которые она получаетъ за столбецъ. Она посѣщаетъ всѣ балы и вечера, всѣ собранія въ литературныхъ и художественныхъ клубахъ; бываетъ въ Бѣломъ домѣ и въ Капитоліи; знаетъ всѣхъ, и какіе кто любитъ эпитеты.. При этомъ она ни о комъ не отзывается дурно, хотя подобная жизнь должна бы развивать желчь. Она никогда не выходитъ изъ себя и постоянно прибираетъ самые лестные эпитеты; такъ, еслибы во мнѣ было двѣсти фунтовъ вѣса, то она сказала бы, что у меня "embonpoint римской матроны", а еслибы я была худа, какъ скелетъ, она выразилась бы, что "у меня такая эластичная фигура". Согласитесь, что все это очень умно и вмѣстѣ человѣколюбиво. Я уважаю ее и удивляюсь ея умѣнью прибирать эпитеты.

-- А какой эпитетъ всего болѣе подошелъ бы, по вашему мнѣнію, къ бѣлокурому молодому человѣку, который только-что поднялъ платокъ у дамы на противоположномъ концѣ комнаты?

Берта взглянула на указаннаго Треденнисомъ молодого человѣка и на лицѣ ея показалась задумчивая улыбка. Это былъ тотъ самый молодой человѣкъ, на котораго Треденнисъ обратилъ вниманіе въ передней.

-- А вы какой эпитетъ прибрали бы? промолвила Берта послѣ минутнаго молчанія.

-- Я его совсѣмъ не знаю.

-- Я его знаю шесть лѣтъ, сказала Берта: -- и все таки не съумѣю прибрать ему эпитета. Онъ двоюродный братъ мистера Амори. Пойдемте къ миссъ Джессонъ, она насъ научитъ, какой ему подходитъ эпитетъ, прибавила она, вставая.

-- Пойдемте, отвѣчалъ Треденнисъ, предлагая ей руку.

Берта засмѣялась и снова сѣла на прежнее мѣсто.

-- Нѣтъ, онъ идетъ сюда, сказала Берта: -- мы спросимъ у него самого.

Однако, ничего не спросила, а подошедшій къ ней бѣлокурый молодой человѣкъ напомнилъ ей, что она обѣщала ему третій вальсъ, который уже начался.

-- Я помню, отвѣчала Берта, вставая:-- и готова; но прежде позвольте васъ познакомить съ полковникомъ Треденнисомъ. Вы, конечно, знаете его по наслышкѣ, но должны съ нимъ ближе познакомиться. Полковникъ Треденнисъ -- это мистеръ Арбутнотъ.

Мужчины поклонились другъ другу и, надо сознаться, поклонъ Треденниса былъ холоднѣе.

-- Къ концу вальса, вѣроятно, пріѣдетъ мистеръ Амори, сказала Берта, взявъ руку своего кавалера:-- онъ будетъ очень радъ съ вами познакомиться.

И, слегка поклонившись Треденнису, она направилась въ залу.

-- Если я буду дурно танцовать, сказала она своему кавалеру: -- то вы должны принять въ соображеніе, что я разговаривала съ человѣкомъ, котораго не видала восемь лѣтъ.

-- Вы будете танцовать прекрасно, какъ всегда, отвѣчалъ Арбутнотъ:-- но право я не понимаю, зачѣмъ люди являются послѣ восьмилѣтняго отсутствія. Я удивляюсь, что индѣйцы его отпустили; онъ, кажется, самый подходящій для нихъ собесѣдникъ.

Берта засмѣялась.

-- Онъ всегда былъ суровымъ на взглядъ, промолвила она:-- но я помню, что онъ мнѣ начиналъ нравиться, когда неожиданно уѣхалъ на Западъ. Папа его очень любитъ. Онъ, говорятъ, герой съ опредѣленной цѣлью въ жизни, энергической стойкостью и т. д.

-- Его ростъ дѣйствительно геройскій, замѣтилъ Арбутнотъ:-- онъ былъ бы красивѣе на пьедесталѣ среди обширной площади, чѣмъ въ бальной залѣ.

Берта ничего не отвѣчала, но, сдѣлавъ два тура вальса, остановилась.

-- Мнѣ что-то не танцуется, сказала она: -- я сяду.

Арбутнотъ пристально посмотрѣлъ на нее.

-- Вы хотите отдохнуть? спросилъ онъ.

-- Да, я устала.

-- Вы слишкомъ много выѣзжали въ послѣднее время, сказалъ Арбутнотъ, отводя ее въ маленькую гостинную.

-- Да, я много выѣзжала, отвѣчала Берта и потомъ прибавила:-- а знаете какое странное чувство я ощутила, увидавъ полковника Треденниса. Я стояла у окна и наслаждалась болтовней съ полдюжиной мужчинъ, какъ вдругъ меня что-то заставило поднять голову, и передо мною стоялъ Треденнисъ. Въ одну минуту я вспомнила, что восемь лѣтъ прошло и все измѣнилось съ тѣхъ поръ, какъ мы съ нимъ видѣлись въ послѣдній разъ.

-- Многое можетъ случиться въ восемь лѣтъ, замѣтилъ Арбутнотъ.

-- Много случилось со мною въ эти годы, или лучше сказать все.

-- Нѣтъ... не все, промолвилъ задумчиво Арбутнотъ.

-- Я изъ ребенка превратилась въ женщину, сказала Берта:-- вышла замужъ и стала матерью семейства. Я право не вижу что бы еще могло случиться со мною пріятнаго?

-- Пріятнаго, пожалуй, ничего.

-- А непріятнаго я не желаю. Монтескьё сказалъ, что "счастливы тѣ народы, у которыхъ нѣтъ лѣтописи", и это изрѣченіе мнѣ всегда казалось очень мудрымъ.

-- Надѣюсь, что вы не считаете своей прошедшей жизни скучной.

-- Нисколько. Я вообще до сихъ поръ наслаждалась жизнью и не имѣла никакихъ сильныхъ ощущеній.

-- Съ чѣмъ вы можете себя поздравить.

-- И поздравляю. Я не любила сильныхъ ощущеній и предоставляю ихъ вамъ.

-- Благодарю васъ, вы слишкомъ добры, не такова ваша натура.

-- Быть можетъ, я вела не такую жизнь, о которой мечтала пансіонеркой, продолжала съ улыбкой Берта: -- быть можетъ, я не то существо, какимъ хотѣла быть, но это счастье для Ричарда и для васъ. Еслибы я была совершенствомъ, то вамъ пришлось бы не въ моготу тянуться за мной. Но пойдемте къ Треденнису и пригласимъ его завтра къ обѣду.

Она встала и подала руку Арбутноту.

V.

Треденнисъ обѣдалъ у Берты на слѣдующій день и много разъ послѣ этого. Ричардъ Амори сразу почувствовалъ къ нему особое влеченіе и не могъ достаточно насладиться его обществомъ. Онъ постоянно увлекался подобнымъ образомъ, хотя его симпатія какъ быстро загоралась, такъ быстро и потухала.

Увидавъ впервые мистера Амори на балѣ у мистрисъ Гарднеръ, Треденнисъ сказалъ себѣ, что онъ никогда не встрѣчалъ такого блестящаго и привлекательнаго человѣка. Лицо у него было смуглое, тонкое, живое, волосы мягкіе, волнистые, зачесанные назадъ; лобъ чисто женскій по своей красотѣ; фигура сухощавая, граціозная. Все его существо дышало оживленіемъ и молодостью. Онъ интересовался всѣмъ, что сообщалъ ему Треденнисъ объ индѣйскихъ племенахъ, о поселянахъ, о жизни въ фортахъ и т. д., и съ удивительной легкостью разрѣшалъ самые трудные вопросы индѣйской политики.

-- Не часто встрѣтишь случай узнать столько подробностей объ этихъ вопросахъ, говорилъ онъ:-- я хочу васъ разспросить о многомъ. Надѣюсь, что мы будемъ часто въ вами видѣться. Это доставитъ намъ величайшее счастье.

Первое посѣщеніе дома Берты врѣзалось неизгладимыми чертами въ памяти Треденниса.

Входя въ гостинную, онъ услыхалъ громкій взрывъ смѣха. Онъ остановился на порогѣ. Комната была уютная, пріятная, роскошно меблированная, ничто въ ней не бросалось въ глаза, а въ каждой мелочи былъ виденъ изящный вкусъ. Передъ большимъ каминомъ, въ которомъ пылали дрова, на шкурѣ бѣлаго медвѣдя лежалъ во всю длину Ричардъ Амори. Подлѣ него сидѣлъ въ креслѣ Арбутнотъ, а облокотясь на каминъ, стояла Берта.

Всѣ они такъ громко смѣялись, что не слышали, какъ лакей доложилъ о Треденнисѣ, и только при второмъ докладѣ, Берта поспѣшила къ нему навстрѣчу, а Ричардъ вскочилъ съ пола.

-- Не думайте, что въ Уашингтонѣ всегда встрѣчаютъ гостей такъ безеремонно, сказала Берта:-- но...

-- Но она разсказывала намъ такую славную исторію, что мы забылись, перебилъ ее Амори, дружески пожимая руку Треденнису:-- она должна вамъ повторить ее.

-- Не стоитъ, и къ тому же я вамъ ее разсказала подъ секретомъ, произнесла Берта, когда они всѣ усѣлись у камина:-- кромѣ того, она выставляетъ меня не въ очень привлекательномъ видѣ, обнаруживая мой злобный, мстительный характеръ, который можетъ нравиться тебѣ и твоимъ родственникамъ, но не для чего имъ мозолить глаза другимъ.

Треденнисъ съ любопытствомъ взглянулъ на нее и ему показалось, что она теперь еще дальше отъ него, чѣмъ на балѣ у мистрисъ Гарднеръ. Ея богатое платье блестѣло яркими цвѣтами, глаза сверкали, а на прелестныхъ рукахъ звенѣли безконечныя украшенія, кольца, браслеты и т. д.

-- Я желалъ бы услышать эту исторію, сказалъ Треденнисъ.

-- Это славная исторія, произнесъ со смѣхомъ Арбутнотъ:-- я повторилъ бы ее, еслибъ былъ на мѣстѣ мистрисъ Амори.

-- Да, да, полковникъ Треденнисъ долженъ ее услышать, воскликнулъ Ричардъ.

Берта посмотрѣла на Треденниса и улыбнулась; въ этой улыбкѣ было что-то вызывающее, словно она бросила перчатку его мыслямъ, каковы бы онѣ ни были.

-- Эта исторія вамъ не понравится, сказала она:-- но если хотите, я разскажу ее. Дѣло идетъ о знатной дамѣ...

-- Тѣмъ интереснѣе, замѣтилъ Треденнисъ.-- А въ Уашингтонѣ есть знатныя дамы?

-- Намъ дѣлаетъ большую честь, что это случайныя и быстро преходящія явленія, отвѣчала Берта.-- Кто-то сказалъ, что нашимъ обществомъ руководитъ горсть ошеломленныхъ европейцевъ и удивленныхъ американцевъ; европейцы ошеломлены тѣмъ, что должны примѣняться къ новымъ обычаямъ и нравамъ, а американцы приведены въ удивленіе неожиданнымъ превращеніемъ въ высокопоставленныя и отвѣтственныя особы.

-- А знатная дама, о которой вы говорите?

-- Она принадлежитъ къ удивленнымъ американцамъ, и надо сознаться, часто совершенно становится въ тупикъ.

-- Вы обратите вниманіе на строго безпристрастный характеръ замѣчаній мистрисъ Амори, сказалъ Арбутнотъ со смѣхомъ.

-- Вы, однако, не можете не признать, что я была съ нею очень любезна, произнесла Берта.

-- Я ни мало не сомнѣваюсь, и сожалѣю, что не видѣлъ этой сцены, отвѣчалъ Арбутнотъ.

-- Ну, слушайте во второй разъ. Въ угоду одной пріятельницѣ, я въ прошломъ сезонѣ поѣхала съ нею къ этой важной дамѣ. Она сидѣла въ гостинной, и разговаривала съ двумя иностранными дипломатами. Повидимому, разговоръ очень интересовалъ, ее и она не обратила на насъ никакого вниманія, хотя, по словамъ миссъ Джебсонъ, "мы были одѣты великолѣпно и отличались благороднымъ, граціознымъ достоинствомъ". Когда мы вошли въ гостинную, важная дама встала, назвала меня фамиліей моей пріятельницы, а ее -- моей фамиліей, протянула намъ кончики своихъ пальцевъ; потомъ, усѣвшись на диванъ и повернувшись къ намъ спиною, продолжала разговаривать съ дипломатами. Мы посидѣли три минуты и уѣхали; не все время нашего пребыванія она не сказала намъ и шести словъ. Вотъ первая половина исторіи.

-- Это многообѣщающая завязка.

-- Вторая часть -- моя. Узнавъ впослѣдствіи наши настоящія фамиліи и убѣдившись, что миссъ Джессопъ считаетъ насъ достойными фигурировать въ свѣтской хроникѣ, она отдала мнѣ визитъ, но не застала меня дома. Съ тѣхъ поръ мы не видались. Сегодня я дѣлала визиты женамъ новыхъ министровъ и имѣла удовольствіе встрѣтить ее въ домѣ военнаго министра. Она очень учтиво мнѣ поклонилась, а я отвѣчала такъ, какъ будто она ошиблась. Тогда она подсѣла ко мнѣ и сказала, что я, вѣроятно, ея не узнаю. Вотъ тутъ начинается моя половина исторіи. Я съ улыбкой отвѣчала: "Это было бы очень странно въ Уашингтонѣ".-- "Когда вы были у меня... начала она, но я сомнительно покачала головой, и она поспѣшно прибавила:-- вы забыли, что были у меня съ визитомъ".-- "Я никогда не забыла бы такого пріятнаго событія, отвѣчала я:-- но вы ошибаетесь, я не имѣла счастья быть у васъ".-- "Но я отдала вамъ визитъ!" воскликнула она.-- "Я видѣла вашу карточку, и подумала, что это ошибка", отвѣчала я съ такой знаменательной улыбкой, что она поняла мою тонкую лесть.

-- Чему же учитъ ваша исторія? спросилъ Треденнисъ.

-- Тому, что въ Уашингтонѣ безопаснѣе быть учтивымъ, чѣмъ грубымъ съ прилично одѣтыми людьми. Я сегодня отомстила не за себя, а за всѣхъ прилично одѣтыхъ.

-- Эта важная дама, прежде чѣмъ сдѣлаться удивленной американкой:-- вѣроятно, была...

-- Какое намъ до этого дѣло! воскликнула Берта съ граціознымъ жестомъ:-- мы вправѣ только требовать, чтобъ она вела себя прилично въ ея теперешнемъ положеніи; когда же она сойдетъ съ политической сцены, то можетъ снять и маску приличія. Какое прекрасное объявленіе въ газетахъ: "Дешево продаются приличныя манеры, съ успѣхомъ прослужившія одинъ президентскій срокъ, немного подержанныя, но годныя къ употребленію".

Треденниса болѣе всего поразила въ Бертѣ привычка ко всему относиться легко, и эту же привычку имѣлъ въ одинаковой степени Арбутнотъ. Отношенія между ними были самыя дружескія и фамильярныя, несмотря на насмѣшливый тонъ, съ которымъ они иногда обращались другъ къ другу. Арбутнотъ первый смѣялся всякому остроумному замѣчанію Берты, а она всегда слушала его внимательно, какъ будто увѣренная, что онъ скажетъ непремѣнно что-нибудь умное. Что же касается до Амори, то онъ, повидимому, восхищался ими обоими и рукоплескалъ ихъ умственнымъ поединкамъ.

-- Одно мнѣ не нравится въ васъ обоихъ, сказалъ онъ, между прочимъ, смотря на свою жену и Арбутнота: -- у васъ нѣтъ ни тѣни чувства.

-- Мы имъ переполнены, отвѣчалъ Арбутнотъ:-- но мы его скрываемъ, потому что такъ интереснѣе. Моя ироническая холодность и стоицизмъ только маска, подъ которой скрываются водоворотъ пламеннаго чувства и мавзолей несбывшихся надеждъ.

-- На чувство есть такъ же мода, какъ на все остальное, замѣтила Берта:-- теперь чувство не въ ходу, такъ же, какъ и гордая осанка. Наши бабушки гордились своей осанкой, но это исчезло вмѣстѣ съ фижмами, минуэтомъ и римскими носами, которые встрѣчаются на всѣхъ портретахъ эпохи Георговъ. Теперь же мы всѣ живчики; это обязательно и, я надѣюсь, полковникъ Треденнисъ, вы склонны быть живчикомъ.

Треденнисъ сознавалъ въ себѣ полное отсутствіе подобной наклонности. Его серьёзное лицо вовсе не соотвѣтствовало подобному легкомысленному badinage. Онъ ясно видѣлъ, что его молчаливость и суровый видъ были неумѣстны въ Уашингтонѣ и представляли плохой залогъ успѣшной карьеры. Окружавшіе его люди могли легко относиться нетолько ко всему и ко всѣмъ, но даже и къ самимъ себѣ. Роскошная комната съ массой блестящихъ мелочей, граціозная, лѣнивая фигура ричарда Амори, великолѣпная Берта въ богатомъ пестромъ платьѣ и съ массой побрякушекъ на рукахъ, Арбутнотъ, слегка улыбавшійся и крутившій усы изящной рукой -- все убѣждало его, что онъ недостаточно гибокъ для этой среды, что при малѣйшемъ движеніи онъ могъ что-нибудь опрокинуть и на что-нибудь наступить.

-- Я боюсь, что недостаточно подготовленъ, отвѣдалъ онъ:-- а вамъ эта роль не трудна?

-- Нѣтъ; вотъ мистеръ Арбутнотъ иногда ею тяготится, дѣлаясь по временамъ жертвою своихъ чувствъ.

Послѣ обѣда Арбутнотъ ушелъ; ему надо было проводить друзей, пріѣхавшихъ на президентское торжество и которымъ онъ потомъ показывалъ всѣ достопримѣчательности Уашингтона.

-- Я надѣюсь, что они остались довольны, замѣтила Берта, провожая до дверей Арбутнота.

-- Я думаю, отвѣчалъ онъ.-- Я показалъ имъ казначейство, вѣдомство привилегій, военный и морской департаменты, Капитолій съ его куполомъ, сенатъ и палату; они слышали вступительную рѣчь, танцовали на торжественномъ балѣ, видѣли прежняго президета, купили фотографіи новаго и до того утомились, что пріѣдутъ домой настоящими скелетами. Чего же имъ еще? Они должны быть довольны. Вотъ про себя я не могу этого сказать. Я на нихъ не жалуюсь, но я въ сотый разъ посѣтилъ казначейство и въ двадцатый лазилъ на куполъ капитолія, такъ что это гимнастическое упражненіе потеряло для меня всякую прелесть.

Удалившись въ переднюю, онъ черезъ минуту вернулся и положилъ на столъ три маленькихъ свертка.

-- Это для Джэни, это для Джэка, а это для Марджори, сказалъ онъ:-- я обѣщалъ имъ сюрпризы.

-- Благодарствуйте, промолвила Берта такимъ тономъ, словно она привыкла къ подобнымъ подаркамъ.

Послѣ окончательнаго ухода Арбутнота, Ричадъ Амори замѣтилъ со смѣхомъ:

-- Какой странный человѣкъ!

-- Каждый разъ, какъ онъ уходитъ, кто-нибудь изъ насъ дѣлаетъ это замѣчаніе и, однако, оно не теряетъ своей новизны, произнесла Берта, садясь на кушетку противъ камина.

-- Да, безспорно онъ странный человѣкъ, продолжалъ Ричардъ: -- напримѣръ, зачѣмъ онъ носитъ въ карманахъ своего щегольского пальто коробки съ конфектами для чужихъ дѣтей?

-- Онъ это дѣлаетъ не потому, чтобъ его плѣняли ихъ юныя прелести, замѣтила Берта.

-- Но должны же онѣ ему нравиться.

-- Никто не знаетъ, что ему нравится, и въ этомъ именно главная его прелесть.

-- Во всякомъ случаѣ, сказалъ добродушно Ричардъ:-- онъ славный малый. Одно въ немъ дурно, что у него нѣтъ опредѣленной цѣли въ жизни. Каждый человѣкъ долженъ имѣть цѣль... одну или нѣсколько.

-- Онъ ведетъ такую жизнь, что можетъ обойтись безъ цѣли.

-- Я желалъ бы знать, сказалъ Треденнисъ: -- какую ведетъ, жизнь человѣкъ, неимѣющій никакой цѣли.

-- Вы это легко узнаете, если останетесь долго въ Уашингтонѣ, отвѣчала Берта:-- у насъ или слишкомъ много цѣлей, или вовсе ихъ нѣтъ. Если вы не стремитесь попасть ни въ Бѣлый домъ, ни въ Кабинетъ, ни на какой иной высокій постъ, то, вѣроятно, ваша судьба предназначила васъ служить въ томъ или другомъ департаментѣ, а такъ какъ вы не можете сохранить своей должности, какія бы способности ни имѣли, то, конечно, вамъ не останется никакой цѣли въ жизни.

-- Дѣло въ томъ, что напрасно Лорри не остался на своемъ мѣстѣ и не попробовалъ тамъ сдѣлать себѣ карьеры, замѣтилъ Ричардъ.

-- Конечно, это было бы лучше для девяти изъ десяти человѣкъ, являющихся въ Уашингтонъ попытать счастія, сказала Берта.

-- Мнѣ всегда казалось, продолжалъ Ричардъ:-- что онъ передъ переселеніемъ въ Уашингтонъ подвергся какому-нибудь тяжелому удару судьбы, кромѣ потери состоянія. Я, кажется, слышалъ о какой-то молодой дѣвушкѣ...

-- Да, отвѣчала поспѣшно Берта: -- надъ его головой разразился тяжелый ударъ, который многое убилъ въ немъ.

-- И, однако, онъ не похожъ на человѣка, у котораго на сердцѣ было бы горе, сказалъ Ричардъ.

Берта весело разсмѣялась.

-- Горе на сердцѣ! воскликнула она:-- жаль, что онъ это не слышалъ. Горе! Да что бы онъ дѣлалъ съ нимъ на балахъ, вечерахъ, концертахъ. Конечно, онъ могъ спрятать его въ шляпу, но оно все-таки мѣшало бы ему веселиться. Бѣдный Лорри! Горе такъ же, какъ чувство и осанка, вышло изъ моды, а онъ никогда не позволитъ себѣ пойти противъ моды.

-- Но если у него нѣтъ горя, такъ что же съ нимъ? спросилъ Ричардъ.

Берта опять размѣялась.

-- Онъ просто испыталъ въ жизни непріятность, скрылъ это отъ всѣхъ очень прилично и принялъ мѣры, чтобъ это болѣе никогда не повторялось. А вамъ, прибавила она, обращаясь къ Треденнису:-- кажется онъ человѣкомъ, у котораго на еердцѣ было бы горе?

-- Нѣтъ.

-- Еще бы! Если вы его никогда болѣе не увидите, то въ вашей головѣ составится о немъ понятіе, какъ о человѣкѣ, который хорошо одѣвается и очень учтивъ въ обществѣ.

-- А него есть и другія способности? спросилъ Треденнисъ.

-- Есть, промолвила Берта, смотря съ улыбкой на свой вѣеръ:-- но я, право, не могу ихъ опредѣлить, а Ричардъ, знавшій его впродолженіи всей его жизни, увѣряетъ, что у него горе на сердцѣ.

-- Какъ бы то ни было, вы оба истые плоды современной цивилизаціи, сказалъ Ричардъ, вставая: -- вы постоянно анализируете другъ друга и издѣваетесь надъ нѣжными чувствами. Вы состарились отъ жизненнаго опыта, а я одинъ въ семьѣ представитель юнаго пыла.

-- Это правда, промолвила Берта, съ мягкой ироніей: -- мы побиты жизнью, научены ею уму-разуму и у насъ нѣтъ никакой цѣли.

-- А у меня есть, сказалъ Ричардъ: -- и если полковникъ Треденнисъ пойдетъ со мною наверхъ, то я ему покажу, чѣмъ я занимаюсь.

-- Какъ, ты хочешь ему показать лабораторію! воскликнула Берта:-- или библіотеку, или...

-- Я ему покажу все и въ томъ числѣ новую коллекцію.

И онъ взглянулъ на Треденниса съ свѣтлой улыбкой.

-- Я интересуюсь всѣми коллекціями, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- И я также болѣе или менѣе, повторила Берта, выходя изъ комнаты вмѣстѣ съ ними.

Посѣщеніе верхняго этажа убѣдило Треденниса, что Ричардъ Амори имѣлъ склонность къ механикѣ, естественнымъ наукамъ и литературѣ. У него былъ геологическій кабинетъ, энтомологическая коллекція, собраніе древнихъ монетъ, старыхъ книгъ и рисунковъ, но все это было въ безпорядкѣ. Въ его маленькой мастерской были даже двѣ модели сдѣланныхъ имъ изобрѣтеній, которыя онъ объяснялъ съ увлекательнымъ жаромъ.

-- Я ихъ окончу на дняхъ, сказалъ онъ:-- и приведу все въ порядокъ. Вы видите, что у меня есть цѣль въ жизни, чего именно недостаетъ Лорри. Имѣй онъ цѣль въ жизни, онъ не предавался бы постоянно холодному анализу всего, что его окружаетъ. Берта не разъ ему это говорила.

-- Они очень дружны, замѣтилъ Треденнисъ.

-- О да. Они по своему привязанны другъ къ другу. У нихъ привычка смѣяться надъ всѣмъ, но я увѣренъ, что еслибъ понадобилось, то каждый изъ нихъ нашелъ бы въ другомъ твердую поддержку.

Въ дальнѣйшемъ разговорѣ онъ упомянулъ о своей профессіи, и Треденнисъ мысленно отнесъ ее къ неоконченнымъ моделямъ и неполнымъ коллекціямъ.

-- Я не могу сказать, чтобъ я любилъ адвокатство, сказалъ Ричардъ:-- но мнѣ не оставалось другой карьеры. Я сначала попыталъ счастья въ медицинѣ и выслушалъ цѣлый курсъ лекцій, но это оказалось не подходящимъ для меня дѣломъ. Тоже можно сказать о двухъ или трехъ другихъ профессіяхъ. Я кончилъ тѣмъ, что пошелъ въ адвокаты, но не могу сказать, чтобъ я пользовался большимъ успѣхомъ. По счастью, мы живемъ не моей работой. Берта...

Онъ неожиданно умолкъ и потомъ прибавилъ:

-- У меня есть планы, и если они удадутся, то наши дѣла совершенно измѣнятся.

И онъ самодовольно засмѣялся.

Спускаясь внизъ, они прошли мимо отворенной двери. Треденнисъ невольно заглянулъ въ нее. У камина среди большой веселой комнаты сидѣла Берта на низенькомъ стулѣ и держала на рукахъ ребенка.

-- Это дѣтская, сказалъ Ричардъ:-- что съ Джэни?

Берта обернулась къ нимъ. Треденнисъ вздрогнулъ. Ни ея глаза, ни цвѣтъ ея лица не отличались прежнимъ блескомъ. Она сняла съ себя всѣ погремушки, и онѣ лежали подлѣ нея на столѣ блестящей кучкой. Голова ребенка покоилась на ея груди, и она держала его привычной, умѣлой рукой.

-- Джени очень нервна, произнесла она тихимъ, мягкимъ голосомъ: -- она не можетъ заснуть. Извините, но я не могу сойти внизъ. Я здѣсь нужна.

VI.

Выйдя на улицу изъ дома Берты, Треденнисъ остановился закурить сигару. Изъ всего, что онъ видѣлъ, въ головѣ его запечатлѣлась только картина Берты въ дѣтской съ ребенкомъ на рукахъ.

-- Я, вѣроятно, сантименталенъ, сказалъ онъ себѣ: -- и это не удивительно; одинокая жизнь развиваетъ сантиментальность. Я старомодный человѣкъ и въ живчики не гожусь. Но Берта безъ побрякушекъ и съ ребенкомъ на рукахъ напомнила мнѣ прежнюю Берту. И я буду думать о ней только въ этой позѣ.

Пока онъ размышлялъ подобнымъ образомъ, къ нему неожиданно подошелъ профессоръ и дружески положилъ ему руку на плечо.

-- Вы только что вышли изъ ея дома, сказалъ онъ:-- а мнѣ и не въ догадъ, что я могу васъ встрѣтить. Я всегда гуляю передъ сномъ. Можетъ быть, Берта вамъ сказала объ этомъ.

-- Нѣтъ.

-- Погуляемъ вмѣстѣ, произнесъ профессоръ, и они медленно пошли впередъ.

Послѣ нѣсколькихъ минутъ молчанія профессоръ спросилъ, понижая голосъ:

-- Какъ вы нашли Берту?

-- Она сіяетъ блескомъ и красотой, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- Какъ всегда; а кто у нихъ былъ?

-- Мистеръ Арбутнотъ.

-- Онъ всегда у нихъ. Это родственникъ Ричарда, и они его очень любятъ. Я долженъ былъ также обѣдать у нихъ, но я ранѣе далъ слово другимъ. А странный человѣкъ этотъ Арбутнотъ!

-- Берта и ея мужъ говорили то же самое, замѣтилъ со смѣхомъ Треденнисъ.

-- Да, онъ несомнѣнно странный человѣкъ. Я не знаю его прошедшаго, и онъ, вѣроятно, самъ не знаетъ, чѣмъ будетъ его будущее.

-- Ему кажется до этого и дѣла нѣтъ.

-- Именно такъ. Ему ни до чего нѣтъ дѣла. Развѣ что-нибудь пробудитъ его спящую натуру.

-- Мнѣ показалось, что и будить-то въ немъ нечего.

-- Вы не отдаете ему справедливости. Я также сначала былъ вашего мнѣнія, потомъ едва не подпалъ подъ его чары и, наконецъ, пришелъ къ тому заключенію, что неблагоразумно пробуждать его натуру.

-- Вы полагаете, что его можетъ пробудить женщина?

-- Да; но при нѣкоторыхъ обстоятельствахъ женщинѣ лучше не пробуждать того, что въ немъ спитъ.

-- При какихъ обстоятельствахъ? спросилъ Треденнисъ съ тревожно забившимся сердцемъ.

-- Еслибъ она не была свободна. Чортъ бы его побралъ! но этотъ человѣкъ безъ всякой цѣли въ жизни, въ безупречномъ фракѣ и въ бѣломъ галстухѣ способенъ дойти до точки кипѣнія и забыть все, даже самого себя; тогда ей не забыть его во всю свою жизнь.

-- Ей? спросилъ Треденнисъ.

-- Да женщинѣ, которая пробудила бы его. Я не желалъ бы, чтобъ это было существо, которымъ я интересовался бы.

Наступило молчаніе. Спустя нѣсколько минутъ профессоръ снова заговорилъ, но уже о Ричардѣ Амори:

-- Онъ показалъ вамъ музей, какъ называетъ Берта его коллекціи?

-- Да, и модели.

-- Онъ многимъ увлекается, и жизнь ему не скоро надоѣстъ. Онъ поразительный контрастъ съ Арбутнотомъ.

Въ эту минуту они, повернувъ, снова поравнялись съ домомъ Берты.

-- Въ дѣтской свѣтъ, сказалъ профессоръ:-- вѣроятно, Джени не спитъ.

-- Да, отвѣчалъ Треденнисъ:-- мистрисъ Амори сидѣла въ дѣтской, когда мы прошли по лѣстницѣ, и сказала, что не можетъ отойти отъ ребенка, который очень нервный.

-- Она удивительно терпѣлива съ дѣтьми, произнесъ профессоръ:-- и обладаетъ удивительной способностью отгадывать ихъ нужды и желанія. Она всегда къ нимъ справедлива, и я видалъ какъ она по получасу сидѣла на полу съ ними, стараясь выпытать у нихъ, что имъ нужно. Въ ней много материнскаго инстинкта.

Треденнисъ ничего не отвѣчалъ, но передъ его глазами снова предсталъ образъ Берты съ ребенкомъ на рукахъ.

-- Но есть и отцовскій инстинктъ, продолжалъ профессоръ:-- хотя всегда говорятъ только о материнскомъ. Помните нашъ разговоръ послѣ ея возвращенія изъ школы? Что она, по вашему, много измѣнилась?

-- Она была ребенкомъ, а теперь стала женщиной.

-- Да; а вѣдь восемь лѣтъ не много времени, и мнѣ иногда кажется, что она вчера еще спрашивала у меня за обѣдомъ, когда я ее подвергну классификаціи.

-- Иногда и мнѣ эти восемь лѣтъ казались только однимъ днемъ, но не сегодня, промолвилъ Треденнисъ.

-- Неужели! отвѣчалъ профессоръ, пристально смотря на него:-- она заразилась общей, современной привычкой относиться ко всему слегка. Прежде она была гораздо искреннѣе и серьезнѣе. Жаль, что...

Онъ остановился и послѣ минутнаго молчанія прибавилъ:

-- Ну, довольно гулять, мы уже который разъ ворочаемся къ дому Берты. Пора спать.

Они стояли подъ фонаремъ, и профессоръ, бросивъ восхищенный взглядъ на мужественную фигуру Треденниса, сказалъ:

-- Какой вы молодецъ! Право жаль, что вы не мой сынъ.

Не успѣлъ онъ произнести этихъ словъ, какъ на тротуарѣ послышались шаги, и знакомая имъ обоимъ фигура остановилась подъ освѣщеннымъ окномъ въ домѣ Берты. Въ воздухѣ раздался мелодичный голосъ, распѣвавшій арію изъ модной французской оперетки, и черезъ нѣсколько мгновеній фигура, перейдя улицу, исчезла въ двери противоположнаго дома.

-- У него пріятный голосъ, замѣтилъ профессоръ.

-- Я, кажется, узналъ его, отвѣтилъ Треденнисъ:-- это...

-- Арбутнотъ, произнесъ профессоръ.

И они разстались.

VII.

Послѣдующіе три мѣсяца были памятны для Треденниса. Каждый день приносилъ ему что-нибудь новое. Онъ очутился въ средѣ людей, жизнь, цѣли и интересы которыхъ были для него новинкой. Въ первое свое посѣщеніе Уашингтона онъ смотрѣлъ на всѣ его особенности, какъ посторонній туристъ; теперь онъ видѣлъ ихъ и изучалъ совершенно съ иной точки зрѣнія. Общественныя зданія были въ его глазахъ уже не архитектурными постройками, а громадными ульями, жизнь въ которыхъ регулировалась общей чудовищной системой. Человѣческій элементъ сосредоточивалъ на себѣ все его вниманіе. Онъ началъ сознавать значеніе прилива и отлива людской толпы, совершавшихся въ опредѣленные часы въ этихъ общественныхъ зданіяхъ. Послѣ нѣсколькихъ вечернихъ прогулокъ по аллеѣ онъ сталъ узнавать многія лица и различать типы. Онъ могъ указать на молодую дѣвушку, которая содержала многочисленную семью своимъ жалованьемъ, и на свѣтскую даму, которая употребляла на наряды всѣ заработываемыя мужемъ деньги. Это была приличная, хорошо одѣтая толпа, но въ ней встрѣчалось много грустныхъ, разочарованныхъ, безпокойныхъ лицъ. Это зрѣлище очень интересовало Треденниса, и онъ ежедневно гулялъ по модной аллеѣ передъ обѣдомъ въ положенный часъ; такъ что вскорѣ публика стала признавать его высокую, воинственную фигуру и загорѣлое, мужественное лицо, обращая на него вниманіе, какъ на извѣстнаго по газетамъ индѣйскаго героя.

Это свойство уашингтонцевъ знать другъ друга казалось Треденнису совершенно мѣстной особенностью. Онъ постоянно встрѣчалъ людей, которыхъ зналъ лично или по наслышкѣ, а если его вниманіе сосредоточивалось на невѣдомой особѣ, онъ немедленно могъ узнать ея имя и положеніе въ свѣтѣ. Всѣ извѣстныя и даже неизвѣстныя личности отличались чѣмъ-нибудь другъ отъ друга. Смуглый, коренастый мужчина, стоявшій на ступеняхъ семейнаго отеля, былъ знаменитымъ сенаторомъ изъ Новоанглійскихъ штатовъ, а разговаривавшій съ нимъ господинъ былъ директоромъ департамента въ одномъ изъ министерствъ; немного подалѣе шелъ частный секретарь президента, а тамъ и сямъ въ толпѣ встрѣчались газетный редакторъ, романистъ, адвокатъ и т. д. Блестящая красавица, выходившая изъ щегольскаго экипажа передъ моднымъ магазиномъ, была жена иностраннаго дипломата или политическаго дѣятеля; женщина же, которая пересѣкла ей дорогу, была извѣстнымъ докторомъ, адвокатомъ, ораторомъ или политическою интриганткою. Восемь изъ десяти прохожихъ знали имя и прошедшее каждой изъ этихъ личностей. Столько было скучено людей на сравнительно маломъ пространствѣ, что трудно было скрыться чему-нибудь достойному вниманія. Естественно, что жизнь Треденниса мало-по-малу измѣнилась въ этой атмосферѣ. Его привычки поддались вліянію окружающей среды.

Болѣе всего подѣйствовали на него близкія отношенія къ семьѣ Амори, которыя вскорѣ приняли совершенно неожиданный, интимный характеръ. Сначала онъ полагалъ, что это знакомство останется чисто формальнымъ, и даже былъ этимъ доволенъ, такъ какъ частыя встрѣчи съ Бертой могли только безцѣльно волновать его сердце.

-- Все измѣнилось, все кончено, думалъ онъ:-- пусть такъ и останется.

Но Ричардъ не хотѣлъ оставить его въ покоѣ, онъ преслѣдовалъ его приглашеніями и навязывалъ ему свою дружбу съ очень лестной настойчивостью.

-- Послушайте, говорилъ онъ съ упрекомъ: -- мы не хотимъ васъ потерять. Вы намъ необходимы. Ваша стойкая твердость можетъ уравновѣсить наше легкомысліе. Мы уже давно нуждаемся въ такой поддержкѣ. Вчера еще Берта указывала Арбутноту на васъ, какъ на образецъ стойкости. Мы думали, что будемъ видѣть васъ у себя если не каждый день, то по крайней мѣрѣ черезъ день, а вы уже не были у насъ цѣлую недѣлю. Берта рѣшительно не понимаетъ, чѣмъ мы провинились передъ вами.

И онъ увлекалъ Треденниса завтракать, обѣдать или на чашку чая. За каждымъ подобнымъ посѣщеніемъ слѣдовало другое, и, наконецъ, онъ привыкъ заходить въ домъ мистрисъ Амори во всякое время, когда вздумается, вполнѣ увѣренный, что его примутъ съ распростертыми объятіями.

-- Знаете, что мы съ вами сдѣлаемъ, если вы здѣсь останетесь годъ? сказала однажды Берта:-- мы васъ приручимъ. Мы нетолько приручили мистера Арбутнота, но сдѣлали его своей собственностью. Мы сдѣлаемъ тоже съ вами; но вамъ это понравится ли?

-- Вопросъ въ томъ, понравится-ли это вамъ, отвѣчалъ Треденнисъ, который очень не любилъ, когда его сравнивали съ мистеромъ Арбутнотомъ.

Предсказаніе Берты осуществилось: его приручили, и онъ сдѣлался въ ихъ домѣ своимъ человѣкомъ. Правда, у него всегда была склонность къ мирной, семейной жизни. Но что его очень удивило, это смутно развившаяся въ немъ любовь къ дѣтямъ. Прежде онъ не питалъ къ нимъ ненависти, но не зналъ ихъ и не подозрѣвалъ въ себѣ способности любить дѣтей. Но, прослѣдивъ отношенія Берты къ дѣтямъ, онъ началъ интересоваться ими, ихъ болтовней и поступками. Онъ нашелъ, что Джэкъ былъ смѣлый, рѣшительный мальчикъ, очень красивый и сильный, который скоро подружился съ нимъ. Потомъ онъ сошелся съ маленькой Джени, и ея миніатюрная женственность еще болѣе заинтересовала его, чѣмъ дѣтская мужественность Джэка. Она была маленькимъ, нѣжнымъ существомъ, очень любящимъ, но имѣвшимъ собственное достоинство. Прошло немного времени, и Треденнисъ сдѣлался любимцемъ обоихъ дѣтей. Его встрѣчали съ восторгомъ, а провожали съ горемъ, которое смягчалось надеждой на скорое свиданіе. Онъ разсказывалъ имъ исторіи про индѣйцевъ и медвѣдей и часто, увлеченный въ дѣтскую, строилъ съ большимъ искусствомъ изъ деревяшекъ крѣпости, которыя защищали отъ туземцевъ. Эти неожиданно обнаружившіеся въ немъ таланты доставляли ему самому не малое удовольствіе. Онъ сталъ носить съ собой игрушки и мало-по малу сдѣлался знатокомъ въ безвредныхъ для дѣтей сладостяхъ. Получивъ нѣсколько разъ выговоръ отъ Джени за его слишкомъ строгій видъ, онъ началъ заботиться о томъ, чтобъ лицо его было не столь сурово. Въ первое время онъ имѣлъ очень мало случаевъ изучать Берту, хотя они видѣлись почти каждый день, и, наконецъ, рѣшилъ, что не стоило изучать ее. По окончаніи сезона она объявила, что отдохнетъ и, для осуществленія этой похвальной цѣли, открыла серію мелкихъ празднествъ, которыя занимали все ея время до полуночи. Она давала маленькіе обѣды и ужины своимъ близкимъ друзьямъ, а въ тѣ вечера, когда никого не звала, Арбутнотъ и около полудюжины другихъ завсегдатаевъ являлись на чашку чая и болтали о политикѣ, литературѣ и свѣтскихъ новостяхъ.

Часто заходилъ около девяти часовъ и профессоръ, подъ предлогомъ выпить чаю, хотя онъ всегда оставлялъ свою чашку недопитой. Онъ продолжалъ попрежнему интересоваться Бертой, но Треденнису казалось, что этотъ интересъ измѣнился по существу. Иногда во взглядѣ профессора, устремленномъ на дочь, проглядывало прежнее выраженіе анализа; но чаще онъ просто терпѣливо слѣдилъ за нею. Этимъ спокойнымъ наблюденіемъ за Бертой онъ особенно занимался въ присутствіи Арбутнота.

Однажды, гости разошлись рано, и въ гостинной Берты остались только профессоръ, Треденнисъ и Арбутнотъ. Послѣдній пришелъ очень поздно и находился въ какомъ-то странномъ настроеніи. Онъ былъ блѣденъ, не шутилъ по обыкновенію и, усѣвшись подлѣ Берты, большею частью молчалъ; та не обратила на это вниманія, словно это было дѣло привычное, но Ричардъ не утерпѣлъ и спросилъ:

-- Что съ вами, Лори? Случилось что-нибудь?

-- Ничего, отвѣчалъ Арбутнотъ съ принужденнымъ смѣхомъ:-- я видѣлъ призракъ, вотъ и все.

-- Призракъ? промолвила тихо Берта.

Профессоръ взглянулъ на нее, потомъ на Арбутнота.

-- Призракъ всегда любопытное явленіе, сказалъ онъ: -- въ какомъ видѣ онъ вамъ явился?

-- Въ видѣ довѣрчиваго юноши, изъ западныхъ штатовъ, отвѣчалъ Арбутнотъ съ прежнимъ напряженнымъ смѣхомъ: -- онъ только что получилъ мѣсто въ нашемъ департаментѣ съ жалованьемъ въ тысячу двѣсти долларовъ и полагаетъ, что его будущность обезпечена. Онъ такъ доволенъ и счастливъ, что я вышелъ изъ себя и наговорилъ ему много лишняго.

-- Что именно? спросилъ Ричардъ.

-- Я посовѣтовалъ ему уѣхать въ свой родной городъ, если у него есть деньги на желѣзную дорогу; въ противномъ же случаѣ обѣщалъ ссудить ему необходимую сумму. Потомъ я сказалъ ему, что въ его годы слѣдовало посвятить всю свою энергію какой-нибудь надежной карьерѣ, а за недостаткомъ такой лучше пустить себѣ пулю въ лобъ. Конечно, мои слова на него не подѣйствовали, какъ и слѣдовало ожидать, но онъ мнѣ напомнилъ...

-- Кого? спросилъ Ричардъ.

-- Молодого человѣка его возраста, отвѣчалъ Арбутнотъ, быстро взглянувъ на Берту.

-- А куда онъ дѣлся? произнесъ съ любопытствомъ Ричардъ.

-- Умеръ, отвѣчалъ Арбутнотъ, и снова засмѣялся.

Потомъ онъ всталъ, бросилъ сигару въ каминъ и, усѣвшись у фортепіано, началъ пѣть.

Онъ обыкновенно относился съ пренебреженіемъ къ своему музыкальному таланту, но, несмотря на недостатокъ школы, голосъ его былъ чрезвычайно эффектенъ и производилъ сильное впечатлѣніе. Онъ зналъ свою силу и ловко пользовался ею. Въ этотъ вечеръ его пѣніе было увлекательнѣе, чѣмъ когда либо, и всѣ слушали его, притаивъ дыханіе. Сначала Берта сидѣла неподвижно, закрывъ лицо вѣеромъ, но потомъ встала и машинально, медленно подошла къ фортепіано. Опершись на него рукою, она устремила свои глаза на Арбутнота. Треденнису казалось, что она дѣйствовала подъ вліяніемъ какого-то безсознательнаго побужденія. Онъ видѣлъ, что она также была очень блѣдна и утомлена, и его сердило, что повидимому никто не замѣчалъ происшедшей въ ней перемѣны за послѣдній мѣсяцъ.

Арбутнотъ продолжалъ пѣть. Очевидно, подходя къ фортепіано, Берта не хотѣла отвлечь его вниманія отъ музыки, и онъ даже не взглянулъ на нее. Слушая его, она такъ сосредоточилась, что забыла обо всемъ другомъ и вполнѣ подчинилась вліянію этого чарующаго пѣнія. Что-то въ смягченномъ выраженіи ея лица напомнило Треденнису тотъ взглядъ, съ которымъ она смотрѣла на него въ тотъ вечеръ, когда казалось была такъ близка къ нему. Занятый этой мыслью, онъ не замѣтилъ, какъ профессоръ уронилъ чашку съ чаемъ, и только шумъ заставилъ его оглянуться. Профессоръ сталъ торопливо подбирать осколки, и Берта подбѣжала къ нему на помощь.

-- Какой я старый дуракъ, сказалъ онъ:-- разбилъ хорошенькую чашку, да еще посреди серенады Шуберта, которую такъ эффектно пѣлъ мистеръ Арбутнотъ. Поведи меня въ дѣтскую, какъ примѣръ дѣтямъ, и просуши мой сюртукъ.

Онъ вышелъ изъ комнаты подъ руку съ дочерью, а мистеръ Арбутнотъ закрылъ фортепіано и вернулся къ камину.

Какъ ни въ чемъ не бывало, онъ закурилъ новую сигару и продолжалъ прерванный разговоръ:

-- Этотъ молодой человѣкъ будетъ теперь постоянно мозолить мнѣ глаза. Онъ сидитъ въ моей комнатѣ, и я напередъ знаю всѣ перемѣны, какимъ онъ подвергнется.

-- Какимъ именно? спросилъ Треденнисъ.

-- Это зависитъ отъ того, какой онъ человѣкъ, отвѣчалъ Арбутнотъ: -- если въ немъ есть хорошая подкладка, то онъ сначала начнетъ усердно работать, надѣясь упрочить административную карьеру, будетъ лѣзть изъ кожи, подружится съ своими сослуживцами. Съ теченіемъ времени ряды этихъ друзей быстро мельчаютъ; то одинъ, то другой обязанъ уступить свое мѣсто новому пришельцу, имѣющему большія связи. Мало-помалу мой пріятель станетъ тревожиться за себя, поблѣднѣетъ и потеряетъ юношескій пылъ, но все-таки будетъ попрежнему работать. Наконецъ, вступитъ въ управленіе новое правительство. Если его выгонятъ въ отставку, это будетъ для него величайшимъ счастьемъ, такъ какъ новая четырехлѣтняя служба окончательно отниметъ у него возможность начать какое-нибудь серьёзное и полезное дѣло.

Треденнисъ, вытянувшись во весь ростъ, съ жаромъ произнесъ:

-- Вы говорите объ этомъ очень холодно.

-- Да, отвѣчалъ Арбутнотъ:-- но еслибъ я говорилъ тепло или горячо, то дѣло не измѣнилось бы. Я не имѣю никакого вліянія на администрацію, и къ тому же я человѣкъ холодный и легкомысленный.

-- Я никогда не думалъ объ этомъ предметѣ, замѣтилъ съ явнымъ волненіемъ Треденнисъ:-- и мнѣ стыдно за мое равнодушіе.

-- Послѣдуйте лучше моему совѣту, не обращайте на это вниманія, сказалъ Арбутнотъ.

-- Въ томъ-то и горе, что никто не обращаетъ на это вниманія, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- Вотъ вамъ примѣръ, Лори, произнесъ Ричардъ, смотря съ восторгомъ на Треденниса:-- для него все достойно вниманія, все составляетъ цѣль энергичныхъ усилій. Онъ для всѣхъ насъ образецъ.

-- Но юноша началъ какъ слѣдуетъ, замѣтилъ со смѣхомъ Арбутнотъ.

-- Онъ началъ такъ же, какъ вы, отвѣчалъ Ричардъ.

-- Я? произнесъ небрежнымъ тономъ Арбутнотъ:-- а вовсе не начиналъ. Я только что сказалъ, что есть два типа молодыхъ чиновниковъ. Я представитель другого типа.

Треденнисъ пристально посмотрѣлъ на него и впервые заподозрилъ, что нѣчто иное скрывалось подъ его легкомысленной внѣшностью.

-- Выслушаемъ исторію другого, сказалъ онъ.

-- Она очень коротка, отвѣчалъ Арбутнотъ:-- въ другомъ типѣ нѣтъ никакой подкладки, и онъ начинаетъ свою службу безъ всякой цѣли. Ему нравится мысль проживать въ Уашингтонѣ свое жалованье. Это на взглядъ представительный юноша, умѣющій танцовать, пѣть и болтать. Онъ не сознаетъ никакого долга и не думаетъ о будущемъ. Получаемое имъ жалованье даетъ ему возможность прилично одѣваться и веселиться; когда же отъ жалованья не остается ничего, онъ дѣлаетъ долги. Мысль, что его административная карьера можетъ окончиться во всякое время, до того пугаетъ его, что онъ старается изгнать ее изъ своей головы. Дѣйствительно, непріятно думать, что если человѣкъ отъ двадцатилѣтняго возраста до тридцатилѣтняго не положилъ прочнаго основанія, то послѣдующіе годы будутъ печальнымъ концомъ неудавшейся жизни. Пропустивъ эти годы, уже нельзя ничего сдѣлать, какъ поддаться теченію, которое уноситъ все и вся въ пучину забвенія. А еслибъ онъ зналъ, что можетъ достигнуть чего-нибудь стойкостью и трудомъ, можетъ быть онъ. сдѣлался бы хорошимъ, полезнымъ человѣкомъ.

И, махнувъ рукой, онъ поспѣшно всталъ:

-- Я ухожу, сказалъ онъ:-- довольно строить дурака. Это вы, Дикъ, виноваты, что навели меня на этотъ сюжетъ. Пожелайте за меня доброй ночи профессору и мистрисъ Амори.

-- Останьтесь, отвѣчалъ Ричардъ:-- Берта захочетъ, чтобъ вы кончили серенаду Шуберта.

-- Серенаду, произнесъ онъ съ презрительной улыбкой:-- нѣтъ, благодарю. Я надоѣлъ и вамъ, и себѣ.

Онъ вышелъ изъ комнаты и въ передней встрѣтился съ профессоромъ, который возвращался изъ дѣтской. Чрезъ отворенную дверь Треденнисъ услышалъ ихъ разговоръ.

-- Вы не кончили серенады, сказалъ профессоръ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Арбутнотъ: -- и я полагаю, что вы объ этомъ не пожалѣли.

-- Вы пѣли прекрасно и съ большимъ эффектомъ, замѣтилъ дружески профессоръ.

-- Вы очень снисходительны. Прощайте.

-- Прощайте, произнесъ профессоръ, и вошелъ въ гостинную..

Въ эту минуту онъ услыхалъ легкіе шаги Берты по лѣстницѣ, и до него долетѣли ея слова, обращенныя къ Арбутноту:

-- Вы не уходите?

-- Нѣтъ, ухожу, отвѣчалъ Арбутнотъ.

-- Я... я хотѣла съ вами поговорить, продолжала Берта, остановившись, и она въ это время показалась Треденнису блѣднѣе прежняго: -- что съ вами, Лори?

Треденнисъ никогда не слыхалъ, чтобы она называла Арбутнота уменьшительнымъ именемъ, но оно звучало въ ея устахъ очень просто и естественно.

-- Ничего, отвѣчалъ Арбутнотъ, совершенно измѣнившимся голосомъ: -- я не въ духѣ и лучше всего мнѣ уйти. Прощайте.

Онъ протянулъ руку, слегка дотронулся до ея руки и быстро исчезъ. Берта вернулась въ гостинную, какъ будто очень утомленная.

VIII.

Профессоръ вышелъ на улицу вмѣстѣ съ Треденнисомъ.

-- Пойдемте ко мнѣ на нѣсколько минутъ, сказалъ онъ: -- я хочу вамъ показать новыя книги.

По дорогѣ они молчали. Катастрофа съ чайной чашкой или что-либо другое болѣе важное, казалось, поглощало всѣ мысли профессора. Его задумчивое лицо было исполнено такого грустнаго впечатлѣнія, что онъ казался старше обыкновеннаго.

Усѣвшись на свое обычное мѣсто въ кабинетѣ профессора, Треденнисъ терпѣливо ждалъ, чтобы онъ началъ разговоръ, такъ какъ, повидимому, онъ забылъ о новыхъ книгахъ, которыя хотѣлъ показать. Въ послѣдніе мѣсяцы Треденнисъ очень привязался къ старику и старался всячески быть ему пріятнымъ. Онъ изучалъ всѣ его вкусы и старался, по возможности, удовлетворять имъ; проводилъ съ нимъ цѣлые часы и вообще не безъ успѣха пытался разнообразить его уединенную жизнь. Профессоръ обращался къ нему за помощью въ критическія минуты; онъ обратился и теперь.

-- Я рѣшился на страшный шагъ, сказалъ онъ:-- но это самый простой и лучшій исходъ изъ затруднительнаго положенія...

-- Что проще, то и лучше, замѣтилъ Треденнисъ.

-- Да, да, продолжалъ профессоръ серьёзнымъ тономъ:-- и съ вами, милый другъ, легче быть простымъ, чѣмъ съ другими. Ни серьёзный и прямой человѣкъ. Теперь мода относиться ко всему слегка, но вы потому мнѣ и нравитесь, что ни на что не смотрите слегка.

-- Это, быть можетъ, дурное качество; но я по природѣ мраченъ.

-- Нѣтъ, вы не мрачны, а молчаливы и строги къ себѣ, сказалъ профессоръ, и прибавилъ такъ нѣжно, что сердце Треденниса забилось словно отъ взгляда женщины:-- вы знаете, что я васъ люблю. Я старъ и у меня не много увлеченій; тѣмъ дороже вы мнѣ.

Треденнисъ покраснѣлъ отъ удовольствія и, вставъ, подошелъ къ профессору.

-- Я не умѣю красно говорить, произнесъ онъ:-- но все-таки постараюсь выразить свои чувства. Вы разъ высказали сожалѣніе, что я не вашъ сынъ. Пусть это желаніе будетъ узами между нами. Я буду ими гордиться и поставлю себѣ цѣлью сдѣлаться достойнымъ васъ. Еслибы я былъ дѣйствительно вашимъ сыномъ, вы питали бы ко мнѣ полное довѣріе; доставьте мнѣ величайшее счастье, не откажите и теперь въ довѣріи вашемъ.

-- Я уже давно питаю къ вамъ полное довѣріе, отвѣчалъ профессоръ: -- иначе не рѣшился бы сегодня обратиться къ вашей помощи. Въ этой самой комнатѣ мы говорили о Бертѣ, и теперь я поведу разговоръ о ней. Вѣрно уже намъ суждено говорить о Бертѣ. Вернемся къ нашему прежнему разговору. Я сказалъ тогда, если вы помните, что она можетъ быть счастлива, если выйдетъ замужъ за человѣка, котораго будетъ пламенно любить.

-- Да, помню; и я прибавилъ, что вѣроятнѣе всего, она выйдетъ за человѣка, который будетъ ее любить.

-- Наше предположеніе оправдалось. Она вышла замужъ за человѣка, который ее полюбилъ. Онъ полюбилъ ее страстно, необузданно. Сначала онъ ей понравился; но потомъ, я полагаю, необузданность его страсти испугала ее. Она старалась его избѣгать, но онъ этого не допустилъ. Онъ слѣдовалъ за нею повсюду и картинно разыгрывалъ роль отчаянія. Надо сознаться, онъ былъ очень патетиченъ и поэтиченъ. Она была еще неопытной дѣвушкой, и ея невинное сердце было тронуто преданностью и покорностью, съ которыми онъ сносилъ ея вспышки. Подъ конецъ, какъ я и ожидалъ, наступила реакція, и она поддалась иллюзіи сдѣлать его счастливымъ. Нѣтъ ничего пагубнѣе подобной иллюзіи для благороднаго, неопытнаго существа. Онъ воспользовался этимъ и вырвалъ у нея согласіе. Дѣло было кончено. Я вамъ говорилъ, что Берта имѣла склонность къ мученичеству. Сдѣлавъ роковую ошибку, она ни за что не хотѣла взять назадъ своего слова, вѣря его увѣреніямъ, что онъ не переживетъ такого несчастья. Она не питала къ нему никакого нѣжнаго чувства и вообще съ презрѣніемъ относилась къ тому, что теперь принято называть сантиментальностью. Она не понимала, что чувство можетъ взять верхъ надъ человѣкомъ, и издѣвалась надъ женщинами, которыя не умѣютъ сдерживать своихъ чувствъ. Эта наивная вѣра въ свои силы меня часто трогала своей искренностью. Какъ бы я былъ счастливъ, еслибы она сохранила ее доселѣ.

Треденнисъ съ удивленіемъ взглянулъ на профессора, но не сказалъ ни слова.

-- Филиппъ, прибавилъ профессоръ: -- жаль, что судьба не привела васъ сюда въ годъ ея свадьбы.

-- Меня? произнесъ мрачно, насупивъ брови, Треденнисъ: -- что же я могъ сдѣлать?

-- Не знаю. Но я увѣренъ, что еслибы вы были здѣсь, вы предотвратили бы несчастье.

-- Въ такомъ случаѣ, видитъ Богъ, я сожалѣю, что не былъ здѣсь.

-- Она сама сказала мнѣ однажды, что желала васъ видѣть.

-- Она! воскликнулъ Треденнисъ:-- Берта?

-- Да. За нѣсколько недѣль до ея свадьбы, я засталъ ее однажды вечеромъ въ гостинной. У нея на колѣняхъ лежалъ букетъ геліотропа, который принесъ ей Амори. Я сѣлъ подлѣ нея.-- "Папа, я только-что думала о Филиппѣ Треденнисѣ, сказала она нетвердымъ голосомъ: -- я уже давно не думала о немъ, но теперь очень желала бы, чтобъ онъ вернулся". И она засмѣялась нервнымъ смѣхомъ. Я сказалъ: "Развѣ вы были большими друзьями? Я этого не подозрѣвалъ" -- "Да, нѣтъ... не совсѣмъ, отвѣчала она съ прежнимъ смѣхомъ: -- но онъ твердый, разумный человѣкъ, и можно положиться на его совѣтъ. Я не знаю почему, но мнѣ очень хотѣлось бы, чтобъ онъ былъ здѣсь". По всей вѣроятности, она чувствовала необходимость въ вашей поддержкѣ, и я сожалѣю отъ всего сердца, что вы тогда не пріѣхали.

-- Я могъ бы пріѣхать, еслибъ зналъ, промолвилъ Тредениисъ:-- ничто меня не удержало бы! ничто!

И, вставъ, онъ началъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ.

-- Да, но вы не знали, и Амори женился на ней.

-- Я желалъ бы знать, счастлива ли она, спросилъ Треденнисъ:-- но, конечно, не отвѣчайте, если это вамъ непріятно.

-- Она никогда не сантиментальничала, отвѣчалъ профессоръ совершенно просто:-- она умѣетъ себя сдерживать и любитъ своихъ дѣтей, но она не была счастлива ни минуты послѣ своей свадьбы. Первый годъ былъ для нея особенно горекъ. Амори ее очень любитъ до сегодня, но ея иллюзіи насчетъ его пламенной страсти вскорѣ разсѣялись. Спустя два мѣсяца, она поняла, что онъ не наложилъ бы на себя рукъ, еслибъ она ему отказала. Онъ былъ попрежнему пріятенъ и любезенъ, но не всегда благоразуменъ, и картинность его исчезла. Онъ не нуждался въ ея попеченіяхъ и сочувствіи, а принесенная ею жертва казалась ему самымъ простымъ и естественнымъ дѣломъ. Сначала она, быть можетъ, пришла въ отчаяніе, но затѣмъ разсудила, что сдѣлала безумную глупость и должна нести за это наказаніе. Она однажды сказала мнѣ: "Всего болѣе приходится платиться за невѣдѣніе и неопытность; всего болѣе, всего болѣе". И я понималъ очень хорошо, что она подразумѣвала. Послѣ первыхъ родовъ она едва не умерла, но потомъ лучшія минуты своей жизни она проводила съ дѣтьми. Еслибы не дѣти, она могла бы сдѣлаться совершенно холоднымъ и легкомысленнымъ существомъ, хотя она тогда, вѣроятно, была бы счастливѣе. Вотъ какая вышла длинная исторія; я и самъ этого не подозрѣвалъ.

-- Говорите все, безъ малѣйшихъ пропусковъ! воскликнулъ Треденнисъ: -- я не понялъ перемѣнъ, происшедшихъ въ ней, и желалъ бы найти къ нимъ ключъ.

-- Мы теперь приходимъ къ самой сути разсказа, отвѣчалъ профессоръ:-- еслибы она была женою работника, то не имѣла бы времени на тревожныя размышленія; но у нея много свободнаго времени, и она добровольно рѣшилась посвятить его исполненію своихъ свѣтскихъ обязанностей. Она женщина молодая, умная и привлекательная. Не имѣя возможности исправить своей ошибки, она убѣдила себя, что довольна своей судьбой, своей свѣтской жизнью, и пока это убѣжденіе не поколеблется, она будетъ счастлива, какъ счастливы девять женщинъ изъ десяти. Совершенно счастливыхъ женщинъ почти нѣтъ на свѣтѣ, Филиппъ, я въ этомъ убѣдился тяжелымъ опытомъ.

-- Но если ея убѣжденіе...

-- Вотъ то-то и горе, промолвилъ профессоръ:-- что оно, кажется, поколебалось.

Треденнисъ остановился среди комнаты.

-- У нея были десятки друзей и поклонниковъ, продолжалъ профессоръ:-- и тѣмъ ихъ было болѣе, чѣмъ менѣе она заботилась о нихъ. Въ числѣ ихъ только одинъ съумѣлъ обратить на себя ея вниманіе: красивый франтъ съ приличными манерами и ловкой рѣчью.

-- Арбутнотъ! воскликнулъ Треденнисъ:-- Арбутнотъ?

-- Да, вы сразу отгадали, произнесъ съ улыбкой профессоръ:-- среди всѣхъ мужчинъ, которыхъ знаетъ Берта -- дипломатовъ, литераторовъ, политическихъ дѣятелей -- меня безпокоитъ только Лоренсъ Арбутнотъ.

-- Мнѣ показалось... началъ Треденнисъ, но профессоръ перебилъ его съ жаромъ:

-- И вамъ показалось? значитъ, оно яснѣе, чѣмъ я думалъ.

-- Нѣтъ; то, что мнѣ показалось, такъ смутно и неопредѣленно, что не стоитъ объ этомъ тревожиться, отвѣчалъ поспѣшно Треденнисъ:-- это пришло мнѣ въ голову потому, что я не могъ понять происшедшей въ ней перемѣны.

-- А онъ понимаетъ, отвѣчалъ профессоръ:-- и въ этомъ его сила. Была и у этого приличнаго, спокойнаго франта черная минута, оставившая по себѣ слѣды. Но онъ ловко прикрываетъ свои раны моднымъ пальто и розой въ петлицѣ, а все-таки онѣ существуютъ и научили его уму-разуму. Онъ молча смотрѣлъ въ оба и видѣлъ то, чего другіе не видѣли, и когда наступилъ ея mauvais quart d'heure, зналъ, что сказать и чего не говорить. Не понимая руководившихъ имъ мотивовъ, она была ему благодарна. Ей нравилось его пѣніе, его готовность услужить, отсутствіе всякой сантиментальности, и она безсознательно стала питать къ нему довѣріе. Первое, что возбудило въ ней нѣжное къ нему чувство, было умѣнье его ладить съ дѣтьми, которое, повидимому, противорѣчило ея понятію о немъ, какъ объ умномъ, себялюбивомъ, свѣтскомъ человѣкѣ. Дѣти его полюбили, и она сама, мало-по-малу, начала привязываться къ нему. Еслибъ дѣло кончилось этимъ простымъ и естественнымъ чувствомъ, тутъ не было бы ничего дурного, и она даже находилась бы въ болѣе безопасномъ положеніи, чѣмъ прежде. Но судьбѣ было угодно иначе. Я не даромъ разбилъ сегодня чашку, но боюсь, что поздно.

-- Такъ это была не случайность? воскликнулъ Треденнисъ.

-- Нѣтъ. Я слышалъ ранѣе серенаду. Онъ не имѣетъ дурныхъ намѣреній, но серенада и сохранившіеся подъ его моднымъ сюртукомъ остатки прежней страстной натуры грозятъ опасностью имъ обоимъ. Видя, какъ сегодня она во время его пѣнія встала и подошла къ нему, словно повинуясь какой-то таинственной силѣ, я нашелъ, что пора положить конецъ этому обаянію, и чашка упала на полъ. Бѣдный ребенокъ! Бѣдный ребенокъ!

Наступило минутное молчаніе, потомъ профессоръ подошелъ къ Треденнису и дружески положилъ ему руку на плечо.

-- Теперь я попрошу вашей помощи, сказалъ онъ.

-- Вы знаете, что я всегда къ вашимъ услугамъ, отвѣчалъ Треденнисъ:-- но что я могу сдѣлать?

-- Еслибъ вы были моимъ сыномъ, вы охраняли бы ее отъ всякаго зла. Вы понимаете, что ей грозитъ отчаянное, мрачное горе, если дозволить развиться ея чувству; другого же ей нечего бояться. Излишне, кажется, объ этомъ и говорить.

-- Да, излишне, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- Она себя не знаетъ; но я знаю ее и знаю, что принесетъ, ей подобный горькій опытъ. Лучше пусть ея жизнь останется безплодной до конца, чѣмъ она испытаетъ то, что суждено, если сердце ея проснется отъ своего долгаго сна!

-- Лучше, подтвердилъ Треденнисъ.

-- Я старикъ, продолжалъ профессоръ дрожащимъ голосомъ:-- моя жизнь кончена, и я говорю тысячу разъ: лучше. Я женился на женщинѣ, которой не любилъ, и любилъ женщину, на которой не могъ жениться.

-- Чего же вы желаете отъ меня? спросилъ Треденнисъ.

-- Я хочу, чтобъ вы охранили ее отъ ненужныхъ страданій, отвѣчалъ профессоръ: -- еслибъ я былъ моложе и сильнѣе, я самъ исполнилъ бы то, что теперь прошу у васъ. Я не могу быть часто у нея. Вы бываете у нея каждый день, и она васъ любитъ.

-- Мнѣ казалось, что она меня не долюбливаетъ, замѣтилъ Треденнисъ.

-- Это вамъ только кажется. Она видитъ въ васъ ту силу, которую звала себѣ на помощь въ критическую минуту своей жизни. Пусть она будетъ увѣрена, что эта сила теперь подлѣ нея, и что она всегда можетъ на нее опереться. Вы любите ея дѣтей, говорите съ нею объ нихъ, особенно въ тѣ минуты, когда она безмолвна и не походитъ на себя, а также въ присутствіи этого человѣка. Ея привязанность къ дѣтямъ -- лучшій противовѣсъ зарождающемуся въ ней чувству. Зачѣмъ я сегодня вечеромъ повелъ ее въ дѣтскую? Потому что, увидавъ спящихъ дѣтей, она покрыла ихъ, поцѣловала и забыла о серенадѣ. Она любитъ ихъ болѣе всего на свѣтѣ, быть можетъ, болѣе, чѣмъ могла бы любить кого-нибудь или что-нибудь на свѣтѣ. Такова воля Провидѣнія. Любовь къ дѣтямъ -- вѣрнѣйшая охрана женщины отъ всякаго зла. Наводите ея мысли на дѣтей въ тѣ минуты, когда опасность всего ближе, и болѣе ни о чемъ не заботьтесь; природа сдѣлаетъ остальное. Я знаю, вы исполните мою просьбу, и буду спокоенъ, зная, что Берта въ рукахъ такого сильнаго человѣка, какъ вы.

-- Постараюсь оправдать ваше довѣріе.

Разговоръ ихъ продолжался еще нѣсколько минутъ, и потомъ Треденнисъ ушелъ домой.

Онъ находился въ странномъ настроеніи. Онъ словно получилъ ударъ, отъ котораго находился въ полузабытьи.

"Сильный человѣкъ! думалъ онъ: -- развѣ я такъ силенъ? Неужели я долженъ встать между тобою и твоимъ поклонникомъ... Я!.. Это странно! да, Берта, это очень странно!...

IX.

Впродолженіи слѣдующихъ недѣль, перемѣна, замѣченная Треденнисомъ въ Бертѣ, еще болѣе обострилась. Блѣдность и худоба въ ней увеличивались, и по временамъ она обнаруживала усталость, что вовсе не было ей привычно. Однако, она вела прежнюю жизнь. Каждый вечеръ Треденнисъ заставалъ ея гостиную полною гостей, съ которыми она вела оживленный разговоръ. Одной изъ главныхъ ея прелестей былъ интересъ, принимаемый ею въ политикѣ, и надо отдать ей справедливость, она очень ловко разыгрывала на этой струнѣ.

-- Иногда меня положительно спасаетъ политика, сказала она однажды Треденнису:-- что бы я дѣлала вчера вечеромъ съ депутатомъ Арканзаса, еслибъ не вспомнила, что онъ заинтересованъ въ принятіи послѣдняго финансоваго билля? Онъ славный, умный, стойкій человѣкъ; мы въ сравненіи съ нимъ легкомысленныя, безцѣльныя существа. Такіе именно люди дѣлаютъ все хорошее, совершающееся въ странѣ; но онъ исключительно занимается политикой и, проведя всю жизнь въ маленькомъ провинціальномъ городѣ, столько же интересуется свѣтскимъ обществомъ, новыми картинами и новыми романами, сколько я интересуюсь рыночной цѣной на деревянное масло. Какъ только я начала скромно разспрашивать у него подробности о биллѣ, онъ тотчасъ просіялъ, сдѣлался знающимъ, уважающимъ себя человѣкомъ и забылъ о томъ, что его сюртукъ и сапоги были немодны въ сравненіи съ костюмомъ мистера Арбутнота. Даже сдѣланныя мною ошибки доставляли ему удовольствіе. Онъ не замѣтилъ, какое на мнѣ было платье, но тотчасъ обнаружилъ слабую сторону моихъ аргументовъ, сообщилъ мнѣ въ полчаса болѣе свѣдѣній, чѣмъ свѣтскіе франты въ цѣлую недѣлю, и потомъ замѣтилъ въ тотъ же вечеръ сенатору Вогана, что я очень умная женщина.

Не одинъ политическій дѣятель, послѣ цѣлаго дня энергичной работы или скучной борьбы съ вѣтряными мельницами, находилъ отдыхъ и развлеченіе въ ея уютной гостинной. Нѣкоторые изъ завсегдатаевъ знали Берту въ дѣтствѣ и были друзьями ея отца; они обыкновенно вызывали ее на политическіе разговоры, увѣряя, что высоко цѣнятъ ея мнѣніе, и дѣйствительно, тѣшились ея смѣлой, граціозной, чисто женской аргументаціей.

-- Къ чему мнѣ убѣждать васъ логическими доводами, говорила она своимъ почтеннымъ собесѣдникамъ:-- вы сами разсуждаете цѣлый день логично въ сенатѣ или конгрессѣ. Впрочемъ, управляетъ вами не логика, а большинство, и цѣль всѣхъ усилій быть въ большинствѣ. Я увѣрена, что аргументы гораздо блестящѣе и убѣдительнѣе, если они не связаны логикой. Если мнѣ удастся убѣдить васъ нелогичными доводами, тѣмъ славнѣе моя побѣда. Это все равно, что торжество уродливой женщины, которая заставитъ говорить о себѣ, какъ о красавицѣ. Если я хорошенькая и вы меня называете хорошенькой, это все равно, что называть бѣлое бѣлымъ, а черное чернымъ; но если я уродъ и съумѣю увѣрите всѣхъ, что я красавица -- это побѣда завидная.

Въ это время въ сенатѣ происходили пренія, которыя возбуждали общій интересъ, и Берта терпѣливо слѣдила за ними. Каждый день она проводила часъ или два въ Капитоліи, читала газеты и собирала свѣдѣнія съ такимъ усердіемъ, которое заслуживало бы полнаго уваженія, еслибъ оно имѣло какую-нибудь серьёзную цѣль. Но она и не гордилась серьёзными намѣреніями. Она привозила домой изъ Капитолія свою памятную книгу, испещренную остроумными замѣчаніями и каррикатурами на ораторовъ; а вечеромъ забавляла ими своихъ гостей, въ числѣ которыхъ были и предметы ея шутокъ.

Ея манеры и выходки были бы непонятны для Треденниса, еслибъ онъ не помнилъ предостереженія профессора, но и ври всемъ этомъ онъ часто приходилъ въ тупикъ. Во всемъ, что она дѣлала, обнаруживалась какая-то безпокойная жажда удовольствій, хотя онъ чувствовалъ, что эта цѣль была далеко не достигнута. Однако, онъ съ удовольствіемъ видѣлъ, что возложенная на него профессоромъ роль не требовала большихъ усилій. Арбутнотъ какъ бы забылъ свое странное настроеніе въ тотъ вечеръ, когда разбилась чашка, и былъ попрежнему легкомысленъ, поверхностенъ и не сентименталенъ. Онъ не повторялъ серенады, и если пѣлъ, то безъ большого чувства. Онъ рѣдко говорилъ съ Бертой наединѣ, и только разъ Треденнисъ былъ свидѣтелемъ серьёзнаго между ними разговора по поводу утомленія Берты, которое онъ называлъ непростительной ошибкой, тѣмъ болѣе, что посѣщенія Капитолія и ежедневный пріемъ гостей не могъ ее интересовать.

На слѣдующее утро Треденнисъ долженъ былъ отнести Бертѣ газету, которую она просила его достать. Онъ нашелъ Берту въ будуарѣ; она лежала на кушеткѣ и поразила его своимъ усталымъ видомъ.

-- Вы, вѣроятно, не знаете какъ вы блѣдны, сказалъ онъ.

-- Я не хочу этого знать, отвѣтила она съ слабой улыбкой:-- это мнѣ не къ лицу. Но извините, я не встану.

-- Вы говорили, что послѣ сезона всегда отдыхаете. Развѣ вы въ нынѣшнемъ году отдыхали?

-- Да, отвѣчала она спокойно:-- я теперь отдыхаю. Я никогда не устаю, пока забавляюсь.

-- Это-то и не хорошо.

-- Нѣтъ, это-то и хорошо, сказала она, и прибавила совершенно инымъ тономъ: -- чѣмъ меньше времени думать, тѣмъ лучше.

Онъ посмотрѣлъ на нее пристально, но она продолжала прежнимъ тономъ:

-- Ричардъ говоритъ, что надо имѣть цѣль въ жизни, и я поставила себѣ цѣлью быть всегда занятой.

-- И достигаете своей цѣли?

-- Да. Я очень довольна своей жизнью; никакая другая не соотвѣтствовала бы моимъ желаніямъ. Я люблю веселье, разнообразіе и свободу, и пользуюсь всѣми этими благами. Ричардъ очень любезенъ со мною, дѣти также, и ничто не мѣшаетъ мнѣ забавляться, какъ хочу. Я была бы несчастна, еслибы не могла во всемъ имѣть своей воли.

-- Вы значитъ довольны своей судьбой?

-- Болѣе, чѣмъ довольна, произнесла Берта, со смѣхомъ: -- однако, странно, передъ вашимъ приходомъ я думала о вашемъ прошедшемъ пребываніи въ Уашингтонѣ и вспомнила тѣ слова, которыя я вамъ говорила въ тотъ вечеръ, когда вы дали мнѣ геліотропъ.

-- О томъ, что вы должны непремѣнно быть счастливы.

-- Какъ, вы не забыли?

-- Нѣтъ, я помню.

-- Я думала, что счастье обязательно, и ваши слова, что я могу быть несчастной, меня поразили.

-- А сегодня, что вы думали? спросилъ Треденнисъ.

-- Сегодня я рѣшила, что должна быть довольна своей судьбой.

-- Такъ вы были счастливы?

-- Еслибъ я не была счастлива, это было бы очень странно, потому что всегда дѣлала все, что хотѣла.

-- Это конечно счастье.

-- Знаете, что я читаю на вашемъ лицѣ, воскликнула Берта, со смѣхомъ:-- что я вижу на немъ почти постоянно?

-- Очень радъ узнать.

-- Вы думаете, что я очень измѣнилась и не къ лучшему.

-- Вы не та Берта, которую я зналъ, произнесъ онъ послѣ минутнаго молчанія и устремивъ глаза въ полъ:-- но если я ожидалъ, что вы не измѣнитесь, это только доказываетъ, что я глупый и не прогрессивный человѣкъ.

-- Напротивъ, это значитъ, что вы идеалистъ, отвѣчала Берта.-- Я была бы еще болѣе довольна своей судьбой, еслибъ не измѣнилась въ эти десять лѣтъ. Подумайте только, какое было бы счастье, еслибъ я не постарѣла и не поумнѣла. Да, прибавила она, понизивъ голосъ:-- я не та Берта, которую вы знали.

Но не успѣла она произнести эти слова, какъ перемѣнила тонъ, и, бросивъ на него вызывающій взглядъ, воскликнула:

-- Я, однако, очень хорошо сохранилась. У меня почти нѣтъ морщинъ, и я ловко скрываю свой возрастъ. И для моихъ лѣтъ я удивительно жива. Я танцовала на балу у Живорта болѣе всѣхъ дебютантокъ и...

Она вдругъ остановилась и потомъ прибавила:

-- Нѣтъ, я не та Берта, которую вы знали, и сегодня чувствую себя до того утомленной, что сознаюсь въ этомъ.

Треденнисъ подошелъ къ ней; кровь хлынула въ его загорѣлыя щеки, и, забывъ всякое приличіе, онъ съ жаромъ воскликнулъ:

-- Это не удивительно. Развѣ нормальную жизнь вы ведете? Развѣ естественно, чтобъ нервы были всегда возбуждены и организмъ никогда не зналъ покоя? Всѣмъ ясно видна перемѣна, происшедшая въ васъ въ послѣднія недѣли. Арбутнотъ сказалъ вамъ вчера, что это ошибка, а я вамъ скажу, это гораздо хуже... это безуміе, преступленіе.

Онъ не думалъ о томъ впечатлѣніи, которое произведутъ его слова; это былъ просто негодующій протестъ противъ ея блѣднаго, болѣзненнаго вида. Но она вздрогнула и приподнялась на локтяхъ.

-- Зачѣмъ вы такъ сердитесь? промолвила она.

-- Это значитъ, что я не имѣю права сердиться, отвѣчалъ онъ съ горечью:-- согласенъ, я не имѣю на это никакого права. Я увлекся и сказалъ болѣе, чѣмъ мистеръ Арбутнотъ, сказалъ даже грубость.

-- Да, вы очень рѣзки со мной, произнесла Берта, снова опуская голову на подушку; но послѣ минутнаго молчанія, прибавила съ улыбкой:-- Впрочемъ, мнѣ это нравится. Я люблю все новое. Никто еще не говорилъ со мною такимъ тономъ, потому ли что я этого не заслуживаю, или потому, что никто не имѣлъ права?

-- А хотите знать, почему я говорилъ такъ съ вами? произнесъ Треденнисъ, устремляя на нее свой мужественный, твердый взглядъ:-- я говорилъ такъ ради прежней Берты.

Наступило молчаніе.

-- Ради прежней Берты, промолвила она тихимъ, дрожащимъ голосомъ: -- ради той Берты, которая думала, что нельзя жить иначе, какъ счастливой.

И она быстро вскочила и схватилась рукой за каминъ, словно боясь упасть.

-- Зачѣмъ вы это сказали? воскликнула она съ жаромъ: -- вы говорите такъ со мною только ради прежней Берты! Значитъ теперь я не стою ни любви, ни сочувствія. Неужели я такъ испортилась? Въ чемъ вы меня обвиняете? Вы вели тихую, спокойную жизнь, потому что вы это любите; я люблю веселье и жила весело. Я много выѣзжала и веселилась; но развѣ я дурно обращалась съ дѣтьми или мужемъ? Ричардъ очень счастливъ, а Джэкъ, Джэни и Мегги любятъ меня и блаженствуютъ. Еслибъ я не заботилась о дѣтяхъ и мучила мужа, еслибъ въ моемъ домѣ всѣ были несчастны, то вы имѣли бы право меня обвинять. Право, я не могу понять почему, но въ вашемъ присутствіи, даже когда вы молча смотрите на меня, я чувствую себя преступницей, которая должна защищать свои дѣйствія передъ судомъ. Это странное положеніе, и оно мнѣ не нравится.

Неожиданная перемѣна въ ея настроеніи объяснила многое Треденнису. Онъ теперь ясно убѣдился, что не даромъ онъ по временамъ подмѣчалъ въ ней какъ бы желаніе выказать себя передъ нимъ въ худшемъ свѣтѣ и въ его присутствіи довести свою свѣтскую суетность до геркулесовыхъ столбовъ. Это странное, вызывающее положеніе, которое она часто принимала въ отношеніи его, приводило въ тупикъ Треденниса и онъ не вѣрилъ своимъ глазамъ, своимъ ушамъ. Теперь все стало яснымъ. Онъ никогда не видалъ ея въ такомъ напряженномъ состояніи. Онъ всегда удивлялся ея поразительному самообладанію, благодаря которому она никогда не обнаруживала того, что дѣйствительно чувствовала. Онъ видалъ ее не разъ въ такихъ обстоятельствахъ, когда девять женщинъ изъ десяти вышли бы изъ себя, но она всегда сохраняла невозмутимое спокойствіе, равнодушную улыбку. Она постоянно хвалилась тѣмъ, что умѣла ловко избѣгать всякаго малѣйшаго волненія, всякой тѣни непріятности. А теперь она вдругъ преобразилась; это было иное, новое существо, въ одно и то же время слабѣе и сильнѣе, чѣмъ онъ предполагалъ. Ея глаза странно блестѣли, на блѣдныхъ щекахъ горѣлъ румянецъ.

-- Я право не знаю, что сказать, началъ онъ, послѣ продолжительнаго молчанія, но она его перебила.

-- И нечего вамъ говорить. Выраженіе вашего лица обвиняетъ меня хуже всякихъ словъ. Къ тому же мнѣ надо защищаться, а не вамъ. Но вы всегда были суровы. Я помню, что еще ребенкомъ я со страхомъ видѣла, что вы понимаете мое легкомысліе. Я теперь также легкомысленна. У меня, вѣроятно, такая натура, но я не люблю, чтобы мнѣ объ этомъ напоминали. Впрочемъ, я никому не дѣлаю вреда, кромѣ самой себѣ и хоть изъ человѣколюбія оставьте меня жить по моему и не слишкомъ презирайте меня.

-- Берта, произнесъ Треденнисъ: -- не мнѣ говорить, что я васъ не презираю.

Онъ пристально посмотрѣлъ на нее. Она отвѣчала такимъ же твердымъ взглядомъ; но черезъ секунду опустила глаза.

-- Я уже сказала, что вамъ не для чего говорить, замѣтила она тихо и потомъ прибавила съ напряженнымъ смѣхомъ:-- зачѣмъ мнѣ съ вами ссориться, когда вы правы? Мнѣ пора отдохнуть. Посмотрите, у меня рука дрожитъ, такъ разстроены мои нервы. Я на минуту вышла изъ себя, а это я считаю униженіемъ. Вы знаете, какъ я горжусь моимъ самообладаніемъ. Теперь моя гордость затронута и вы можете быть спокойны. Я завтра уѣду въ фортъ Монро.

-- Лучше бы вамъ выбрать мѣсто поспокойнѣе.

-- Нѣтъ, благодарю васъ, тамъ будетъ довольно спокойно, если я возьму дѣтей и буду избѣгать бальной залы.

Она перемѣнила разговоръ, и Треденнисъ вскорѣ простился съ нею. Она проводила его до дверей комнаты.

-- Если я васъ чѣмъ обидѣла, сказала она тихо: -- то простите меня... ради прежней Берты.

Онъ взялъ протянутую ему руку. Рука все еще немного дрожала, хотя голосъ Берты былъ твердый.

-- Мнѣ нечего прощать, отвѣчалъ онъ: -- а еслибы и было, то... теперешняя Берта...

Онъ остановился и потомъ поспѣшно прибавилъ:

-- Вы имѣли полное право выйти изъ себя. Я не умѣю выражаться мягко. Я всегда говорю грубо и тѣмъ грубѣе, чѣмъ чувства мои искреннѣе.

-- То-то и бѣда, что я также была на минуту искренна, промолвила Берта.

Онъ выпустилъ ея руку и ушелъ; но ему казалось, что она слѣдила за нимъ какими-то странными, отуманенными глазами.

-- Не гожусь я для разговоровъ съ женщинами, думалъ онъ, возвращаясь домой:-- военная служба придаетъ человѣку какой-то повелительный тонъ. Какое право я имѣю говорить съ нею повелительнымъ тономъ? Она не привыкла преклоняться даже передъ авторитетомъ людей, имѣющихъ на это право. А надо бы взять ее въ руки, хотя это не въ модѣ. Человѣкъ, истинно ее любящій, съумѣлъ бы это сдѣлать мягко, безобидно, а еслибы она его любила, то это было бы и излишне.

Онъ громко застоналъ и голова его печально поникла. Но черезъ нѣсколько минутъ онъ горько засмѣялся.

-- Все это пустяки и сентиментальности, сказалъ онъ самъ себѣ: -- я утѣшалъ себя мыслью, что она была бы счастливѣе, еслибы вела жизнь такую, какая мнѣ нравится. Арбутнотъ никогда бы не сдѣлалъ такой глупости. Для нея немыслимъ контроль, даже самый нѣжный. Она слишкомъ долго жила, какъ хотѣла. Это маленькое, легкомысленное существо, и никто никогда ей не перечилъ. Она съ презрительнымъ смѣхомъ отвернулась бы отъ всякаго контроля и поступила бы благоразумно.

X.

По уходѣ Треденниса, Берта вернулась на кушетку и сидѣла неподвижно, устремивъ глаза на коверъ, пока въ комнату не вошелъ ея мужъ.

-- Ахъ, ты здѣсь, Берта! воскликнулъ онъ: -- я очень радъ, что ты дома. Какая жара. А еще только начало мая, и три дня тому назадъ мы топили камины.

-- Да, тепло, отвѣчала Берта: -- а главное ты слишкомъ шибко шелъ, дурачокъ, и разгорячился. Лягъ на кушетку и отдохни.

Она встала и уложила его. Въ тонѣ ея обращенія съ нимъ, всегда замѣчалась материнская забота. Она сѣла подлѣ него и, взявъ съ камина японскій вѣеръ, начала медленно его опахивать.

-- Отчего тебя обрадовало, что я дома? спросила она: -- я тебѣ нужна?

-- О! ты мнѣ всегда нужна, отвѣчалъ онъ: -- и я всегда радъ, когда нахожу тебя дома. Какое блаженство лежать пашей и видѣть тебя подлѣ, въ свѣжемъ бѣломъ платьѣ.

-- Неправда ли, оно хорошенькое, Ричардъ?

-- Очень.

-- Однако, ты сказалъ, что всегда радъ, когда находишь меня дома. Это значитъ, что ты иногда не находишь меня дома, когда я тебѣ нужна. Ты полагаешь, что я слишкомъ много выѣзжаю? Ты считаешь, что я не исполняю своего долга по отношенію къ тебѣ? Ты былъ бы счастливѣе, еслибы я вела болѣе тихую жизнь и менѣе любила свѣтъ?

Ея голосъ звучалъ необычной искренностью и глаза блестѣли дѣтскимъ огнемъ.

-- Счастливѣе! воскликнулъ онъ весело: -- милое дитя мое! Я не могу быть счастливѣе. Какъ я могу обвинять тебя въ неисполненіи твоего долга? Ты вполнѣ удовлетворяешь всѣ мои желанія. У кого прелестнѣе домъ, или у кого дѣти такъ хорошо ведены, какъ у меня? Ты сама не стряпаешь, но твое присутствіе за столомъ -- самый лучшій соусъ. Чего еще желать человѣку?

-- Не знаю, отвѣчала медленно Берта: -- но мнѣ вдругъ пришло въ голову, что я не довольно забочусь о тебѣ. Эта мысль меня перепугала. Я думала...

-- И не думай объ этомъ, перебилъ ее добродушно Амори:-- никогда не было на свѣтѣ мужа и жены, которые бы такъ подходили другъ къ другу, какъ мы съ тобою. Раза два, въ первый годъ послѣ нашей свадьбы, мнѣ казалось, что ты взволнована и несчастна, но ты была тогда нездорова, и все это давно прошло. Теперь никому и въ голову не пришло бы спросить у тебя, счастлива ли ты?

-- Говорятъ, всегда молодые чувствуютъ себя неловко въ первый годъ брачной жизни, замѣтила Берта нѣжнымъ, искреннимъ тономъ.

-- Нѣтъ, я былъ также счастливъ въ первые голы, какъ и въ послѣдующіе, только меня по временамъ что-то безпокоило... что не безпокоитъ теперь.

-- Значитъ я вела себя дурно, произнесла Берта, цѣлуя его въ лобъ: -- я была противная фурія, и никто этого не видѣлъ, кромѣ тебя. Отчего же ты не вернулъ меня отцу съ благодарностью? Но если ужь ты держалъ меня такъ долго, то держи и дольше. Очень мило и прилично съ твоей стороны, что ты считаешь себя счастливымъ, живя съ такимъ легкомысленнымъ, свѣтскимъ существомъ, какъ я.

-- Ты именно то, чего мнѣ надо. Я самъ легкомысленное свѣтское существо. Еслибы я былъ каменьщикомъ, то можетъ быть мой идеалъ семейнаго счастья былъ бы проводить вечера дома и смотрѣть, какъ жена вяжетъ чулокъ, но и тогда, пожалуй, это зрѣлище скоро надоѣло бы мнѣ и я пожелалъ бы чего-нибудь болѣе легкомысленнаго?

-- Т. е. жизни съ такимъ легкомысленнымъ существомъ, какъ я, промолвила Берта съ нервнымъ смѣхомъ: -- ты слишкомъ добръ, Ричардъ.

-- Нисколько. Ты просто удовлетворяешь всѣмъ моимъ желаніямъ. Я правда, добрый человѣкъ, но знаю многихъ добрыхъ людей, которые несчастны въ семейной жизни. Ты умна, хороша собой, никогда не дѣлаешь глупыхъ оплошностей, нетребовательна, не дуешься и никогда мнѣ не надоѣдаешь...

-- Это послѣднее правда? спросила она поспѣшно.

-- Совершенная правда.

-- Это мое торжество! воскликнула она, и румянецъ показался на ея щекахъ:-- такой аттестатъ рѣдкій мужъ выдаетъ женѣ.

-- Это правда; я знаю многихъ мужей... ну, да все равно. Признаюсь, прежде чѣмъ я узналъ тебя, я всегда боялся брачной жизни, какъ чего-то слишкомъ серьёзнаго.

-- А я никогда тебѣ не представлялась въ серьёзномъ свѣтѣ? спросила задумчиво Берта.

-- Никогда, воскликнулъ съ торжествомъ Амори.-- На свѣтѣ одна Берта...

-- Одна Берта и ты ея пророкъ, прибавила она:-- ты очень добръ ко мнѣ, Ричардъ, я не могу не повторить этого.

Она была опять обычной, веселой Бертой и, повидимому, забавлялась болтовней съ мужемъ, даже тѣмъ, что сидѣла подлѣ него и опахивала его вѣеромъ.

-- А знаешь что? сказала она послѣ минутнаго молчанія:-- я серьёзно думаю уѣхать съ дѣтьми дня черезъ два въ фортъ Монро.

Онъ вздрогнулъ.

-- Тебѣ это не нравится? Ты хочешь, чтобъ я осталась?

-- Нѣтъ; если ты думаешь, что это принесетъ тебѣ пользу. Ты устала и въ городѣ очень душно. Но ты не назначила дня отъѣзда?

-- Нѣтъ, я не могла этого сдѣлать, не посовѣтовавшись съ тобою.

-- Такъ нельзя ли отложить твой отъѣздъ на недѣлю. Я позвалъ обѣдать въ четвергъ сенатора Плэнфильда, Макферсона и Ашлея.

-- Чтобъ переговорить съ ними о билѣ? Какъ онъ тебя интересуетъ, Ричардъ! Я рѣшительно этого не понимаю. Желѣзная дорога не имѣетъ въ себѣ ничего увлекательнаго. Мнѣ кажется, что можно было бы скорѣе увлечься, особенно человѣку, въ дѣлѣ незаинтересованному, какимъ-нибудь громаднымъ процессомъ, отъ успѣха котораго зависитъ обогащеніе какого-нибудь бѣдняка.

-- И желѣзная дорога очень интересна, отвѣчалъ Амори:-- отъ нее также зависитъ обогащеніе многихъ. Подумай только, что будутъ стоить эти Весторскія земли, если рельсовый путь пройдетъ по нимъ. Что же касается романтичнаго элемента, то ничего не можетъ быть романтичнѣе исторіи этихъ земель.

-- Я не знаю этой исторіи.

-- О, она очень эффектна и, благодаря ей, я обратилъ впервые вниманіе на это дѣло. Жилъ былъ идеальный мечтатель, по имени Весторъ; ему достался по наслѣдству отъ дальняго родственника большой участокъ этихъ земель. Онъ былъ человѣкъ непрактичный и не умѣлъ извлечь пользы изъ своей земли; онъ жилъ спокойно въ старомъ домѣ, находившемся въ участкѣ и ни о чемъ не думалъ до той минуты, какъ, по несчастію, нашелъ уголь. Эта находка свела его съума. Онъ сталъ копать уголь и морить себя голодомъ, чтобъ сберечь деньги для покупки сосѣднихъ земель. Нѣсколько времени онъ сохранялъ въ тайнѣ отъ всѣхъ свое сокровище. Наконецъ, его скудныя средства истощились, и онъ побѣжалъ въ Вашингтонъ съ цѣлью выхлопотать проведеніе желѣзной дороги черезъ эти земли. Его энергія не знала границъ. Онъ не ѣлъ, не спалъ, не отдыхалъ ни минуты. Ему удалось заинтересовать многихъ въ своемъ дѣлѣ и въ продолженіи нѣкотораго времени о немъ говорили съ энтузіазмомъ. Онъ былъ молодой, рослый, сырой, уроженецъ западныхъ штатовъ и производилъ впечатлѣніе контрастомъ своей фигуры съ баснословными разсказами объ его богатствѣ. Въ числѣ его новыхъ знакомыхъ, былъ одинъ очень вліятельный человѣкъ, въ домѣ котораго онъ встрѣтилъ молодую дѣвушку, неизбѣжный элементъ всякаго романа. Она стала кокетничать съ нимъ для забавы, а онъ влюбился въ нее по уши и сталъ безумствовать еще болѣе прежняго, такъ какъ говорили, что она обѣщала выйти за него замужъ, въ случаѣ успѣха его предпріятія. Однако, ему не везло, и онъ пришелъ въ такое отчаяніе, что хотѣлъ застрѣлиться и уже зарядилъ пистолетъ, какъ неожиданно получилъ письмо, извѣщавшее, что другой дальній родственникъ оставилъ ему послѣ смерти 20,000 долларовъ. Онъ спряталъ пистолетъ и отправился прямо къ предмету своей страсти и вліятельному человѣку. Прошло нѣсколько недѣль, онъ пріобрѣлъ еще землю, таинственно спустилъ остальныя деньги и подвинулъ свое дѣло въ Капитоліи настолько, что смѣло разсчитывалъ на успѣхъ, несчастный.

-- Ты меня пугаешь! Неужели бѣдному не удалось выиграть своего дѣла?

-- Исторія была бы не драматична, еслибъ успѣхъ увѣнчалъ всѣ его хлопоты. Ты никогда не отгадаешь развязки. Въ тотъ день, когда въ Капитоліи рѣшался вопросъ о проведеніи желѣзной дороги, онъ съ утра до вечера просидѣлъ на скамейкѣ въ скверѣ противъ дома, гдѣ жила молодая дѣвушка. Нѣсколько разъ она посылала къ нему людей, съ просьбой, чтобъ онъ ушелъ, но онъ не обратилъ на это никакого вниманія и попрежнему не сводилъ глазъ съ ея оконъ. Наконецъ, когда смерклось, онъ пошелъ въ домъ и, позвонивъ, спросилъ, можно ли видѣть вліятельнаго человѣка, у котораго гостила молодая дѣвушка. Ему отвѣчали... что бы ты думала?

-- Не знаю, воскликнула Берта.

-- Ему отвѣчали, что вліятельный человѣкъ занятъ.

-- Занятъ! повторила съ удивленіемъ Берта.

-- Интересъ исторіи достигаетъ здѣсь своего апогея, продолжалъ съ торжествомъ Амори: -- онъ былъ занятъ приготовленіями къ свадьбѣ съ молодой дѣвушкой, которая согласилась выйти за него замужъ, потому что онъ убѣдилъ ее въ невозможности выиграть Весторское дѣло. Вліятельный человѣкъ пустилъ въ ходъ все свое вліяніе, чтобъ провалить биль, съ цѣлью жениться на молодой дѣвушкѣ, и его старанія увѣнчались успѣхомъ. Такъ разсказываютъ люди знающіе, и мнѣ нравится эта исторія.

-- А мнѣ не нравится, замѣтила Берта.

-- Что почувствовалъ несчастный, узнавъ горькую истину, никто не можетъ сказать. Онъ посидѣлъ нѣсколько минутъ на лѣстницѣ и молча пошелъ домой. Хозяйка меблированныхъ комнатъ, въ которыхъ онъ жилъ, встрѣтила его со слезами; такъ жаль ей было, что его биль не прошелъ. Онъ даже не спросилъ о судьбѣ своего биля; ему теперь было не до того. "Все это пустяки, сказалъ онъ: -- меня безпокоитъ только то, что мнѣ нечѣмъ заплатить вамъ за квартиру, но возьмите въ уплату всѣ мои вещи. Мнѣ нуженъ только...

-- О Ричардъ! воскликнула Берта.

-- Да, онъ взялъ изъ всѣхъ своихъ вещей пистолетъ и отправился въ Весторію частью по желѣзной дорогѣ, частью пѣшкомъ. Спустя нѣсколько дней, его нашли мертвымъ, съ пулей въ груди, на порогѣ своего заброшеннаго, заросшаго зеленью дома. Какъ тебѣ нравится этотъ желѣзно-дорожный романъ?

-- Ричардъ, отвѣчала Берта, ударя себя кулакомъ по колѣнкѣ:-- еслибъ это случилось въ мое время, то я непремѣнно сдѣлалась бы парламентскимъ ходокомъ и направила бы всѣ свои способности, чтобъ провести его биль.

Ричардъ нервно разсмѣялся.

-- А что еслибъ ты теперь занялась этимъ дѣломъ? замѣтилъ онъ.

-- Теперь не къ чему.

Ричардъ снова разсмѣялся.

-- Господи! воскликнулъ онъ:-- этого бы не сказали бѣдные люди, владѣющіе Весторіей.

-- А кто они?

-- Нѣсколько лицъ, которые купили землю у старой родственницы Вестора, въ надеждѣ сдѣлать выгодную спекуляцію. Правда, теперь опять поговариваютъ о желѣзной дорогѣ, и тогда, дѣйствительно, спекуляція ихъ окажется блестящей.

-- Но онъ-то несчастный...

-- А ты, Берта, знать не хочешь о спекуляціи, и думаешь только о драмѣ.

-- Да, признаюсь, эта драма меня очень поразила и повторяю, что ради бѣднаго Вестора я готова была бы сдѣлаться парламентскимъ ходокомъ, хотя это вовсе не мое призваніе.

-- Не твое призваніе? Напротивъ, ты была бы самымъ успѣшнымъ ходокомъ.

-- Я! воскликнула онъ съ удивленіемъ:-- я?

-- Да, ты.

-- Ты просто смѣешься надо мною, произнесла она, пристально посмотрѣвъ на него.

-- Нѣтъ, я говорю совершенно серьёзно. Вся твоя сила заключалась бы въ томъ, что ты не походила бы на своихъ товарищей по ремеслу. Ты отличаешься такой невинной искренностью, что никто не заподозрилъ бы въ тебѣ хитрости.

-- Нѣтъ, отвѣчала она, качая головой:-- я умна и, конечно, ты это замѣчаешь, но у меня не хватитъ ума на такое дѣло.

-- Господи! воскликнулъ онъ съ восторгомъ:-- у тебя хватитъ ума на все.

-- Ричардъ, хочешь я тебѣ открою тайну?

-- Да.

-- И ты сохранишь ее навѣки въ глубинѣ своего сердца?

-- Конечно.

-- Мой умъ также какъ и моя красота -- иллюзія и обманъ.

-- Ты хочешь меня обморочить.

-- Нѣтъ, я хочу тебя отрезвить. Я не умна и не хороша собою, а потому всю свою жизнь старалась скрыть отъ всѣхъ эту горькую истину.

-- Нечего сказать, ты искусно скрывала.

-- О, ты не знаешь, какъ это трудно и къ какимъ хитростямъ я часто прибѣгаю изъ боязни, что откроютъ мою тайну. Вотъ Лорри, я увѣрена, подозрѣваетъ, что я не умна и не хороша собою въ тѣ минуты, когда я утомлена или на мнѣ платье не къ лицу. Ты знаешь, какъ я забочусь всегда о своихъ платьяхъ. Это происходитъ отъ того, что во мнѣ нѣтъ ничего, привлекательнаго, кромѣ моихъ платьевъ и веселости. Ты думаешь, что я тебѣ нравлюсь, а въ сущности это сочетаніе цвѣтовъ въ моемъ туалетѣ или улыбка на моемъ лицѣ.

-- Ну, нѣтъ сомнѣнія, ты была бы удивительнымъ парламентскимъ ходокомъ.

-- Хорошо, отвѣчала она, вставая:-- когда ты купишь большую долю Весторіи и будешь нуждаться въ моей помощи, то я попробую свои силы на этой новой для меня аренѣ. Признаюсь, я съ удовольствіемъ начну свою политическую дѣятельность съ Весторскаго биля. Но мнѣ пора пойти наверхъ и примѣрить Джени ея новое бѣлое платье. Ты, кажется, отдохнулъ и теперь позавтракаешь съ удовольствіемъ.

-- Да. Значитъ ты не поѣдешь сейчасъ въ фортъ Монро.

-- Я должна остаться, чтобъ принять твоихъ друзей, отвѣчала Берта, послѣ минутнаго колебанія:-- недѣля ранѣе или позднѣе ничего не значитъ, и къ тому же завтра можетъ быть снова холодная погода.

Съ этими словами она вышла изъ комнаты, а онъ взялъ газету и углубился въ чтеніе передовой статьи.

XI.

Прошло двѣ недѣли; сенаторъ Плэнфильдъ и другія лица, заинтересованныя въ Весторскихъ земляхъ, обѣдали нѣсколько разъ у Ричарда. Объ отъѣздѣ Берты не было и помину. Треденниса это очень безпокоило, и онъ наконецъ рѣшился откровенно поговорить съ Арбутнотомъ, зная, какое вліяніе послѣдній имѣлъ на Берту и ея мужа.

-- Я только что думалъ о васъ и о семьѣ Амори, сказалъ онъ, встрѣтивъ Арбутнота на улицѣ.

-- Я всегда радъ, когда мое имя мысленно соединяютъ съ именами мистера и мистриссъ Амори, отвѣчалъ Арбутнотъ съ большей искренностью, чѣмъ можно было въ немъ заподозрить съ перваго взгляда:-- а что ихъ друзья, думая о нихъ, думаютъ и обо мнѣ -- очень естественно, потому что мы соединены самой тѣсной дружбой уже много лѣтъ.

-- Значитъ вы не найдете страннымъ, что я думалъ о вашемъ вліяніи на мистриссъ Амори...

-- О, какъ бы я желалъ, чтобъ мое вліяніе равнялось тому интересу, который я принимаю въ ней, произнесъ Арбутнотъ:-- я глубоко и искренно интересуюсь ею.

-- Я... началъ Треденнисъ... Я...

И онъ остановился.

-- Вы еще болѣе интересуетесь ею, чѣмъ я, если это возможно продолжалъ Арбутнотъ:-- и это объясняется не вашимъ родствомъ -- родство тутъ ни причемъ -- но тѣмъ обстоятельствомъ, что вы знали ее ребенкомъ и очень любите профессора.

-- Поэтому вы поймете, что я въ послѣднее время очень безпокоюсь о ней, отвѣчалъ Треденнисъ.-- Неужели всѣ женщины такъ мало думаютъ о себѣ? Или это мода въ Вашингтонѣ? Но если она не думаетъ о себѣ, то ей не надо забывать дѣтей, которыя нуждаются въ ея попеченіяхъ? или и это мода въ Вашингтонѣ?

-- Да, ей лучше было бы отправиться на какую-нибудь Виргинскую ферму, чѣмъ торчать въ городѣ, замѣтилъ Арбутнотъ.

-- Отчего же вы ей этого не скажете? воскликнулъ Треденнисъ, пристально смотря на Арбутнота.

-- Вы мнѣ дѣлаете большую честь, полагая, что мои слова могли бы имѣть на нее вліяніе.

-- Я въ этомъ увѣренъ; во всякомъ случаѣ, ваши слова повліяли бы на Амори.

-- Она непремѣнно уѣхала бы двѣ недѣли тому назадъ, еслибъ не обѣды Плэнфильду. Онъ любитъ дамское общество и очень восторгается мистриссъ Амори.

-- Кто? Это грубое животное? воскликнулъ Треденнисъ, гордо поднимая голову.

-- Онъ непривлекательный человѣкъ, это правда, но, говорятъ, очень вліятельный, отвѣчалъ Арбутнотъ и прибавилъ послѣ минутнаго размышленія:-- я сдѣлаю все, что могу, хотя боюсь, что это будетъ не много. Благодарю васъ за довѣріе и откровенность.

-- Я вполнѣ цѣню ту любезность, съ которой вы меня выслушали, сказалъ Треденнисъ, и протянулъ дружески руку Арбутноту, который очень удивился, зная, что Треденнисъ не очень его долюбливалъ.

Въ тотъ же день Арбутнотъ завелъ разговоръ съ Бертой о необходимости для нея отдохнуть на чистомъ воздухѣ послѣ вашингтонскаго сезона, который она намѣренно длила безъ конца.

-- Я это знаю, отвѣчала она и прибавила съ необычной искренностью:-- я больна. Не говорите объ этомъ Ричарду, но я просто больна. Я чувствую нервное разстройство и, повѣрите ли, двѣ недѣли тому назадъ вышла изъ себя, а вы знаете, что я горжусь своимъ самообладаніемъ.

-- Я надѣюсь, что тутъ не было ничего серьёзнаго, замѣтилъ Арбутнотъ.

-- Это очень серьёзно для меня, отвѣчала Верта:-- я жалѣю, что потеряла власть надъ собою хотя бы и на минуту. Во всю мою жизнь, продолжала она съ жаромъ: -- никакое чувство не взяло верхъ надо мною. Я сердилась, но никогда не измѣняла своего хладнокровнаго спокойствія; я была счастлива, но умѣла это скрыть; была несчастна, но никому этого не выказывала. Я неспособна ощущать глубокое, истинное чувство. Я слишкомъ легкомысленна и поверхностна. Я всю жизнь была легкомысленна и буду легкомысленной до конца... Только дѣти могутъ причинить мнѣ искреннія страданія. Отнимите у меня дѣтей и сердце мое порвется, но ничто другое и никто, даже Ричардъ не въ состояніи вырвать изъ моей души вопль отчаянія.

Она останавилась и стала обмахивать себя вѣеромъ, который держала въ рукахъ.

-- Вотъ, зачѣмъ я столько сказала и еще съ жаромъ! воскликнула она:-- все это вздоръ! Все вздоръ!

И она принужденно засмѣялась.

-- Да, вы правы, отвѣчалъ Арбутнотъ, пристально смотря на нее:-- все вздоръ и чѣмъ скорѣе это поймешь, тѣмъ менѣе будешь страдать въ жизни. Самое ужасное страданіе не можетъ продолжаться долѣе пятидесяти-шестидесяти лѣтъ и подъ конецъ къ нему привыкнешь; величайшее счастье не можетъ продлиться долѣе того же числа лѣтъ и со временемъ оно должно наскучить.

-- Наскучить! воскликнула Берта: -- да, черезъ шестьдесятъ лѣтъ наскучитъ. О, какъ наскучишь самъ себѣ, проживъ столько!

И она съ отчаяніемъ всплеснула руками.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ хладнокровно: -- если не ожидаешь многаго отъ жизни и смотришь на все благоразумно. Не предаваясь иллюзіямъ, мы все-таки можемъ найти въ жизни раціональное удовольствіе. Надѣюсь, что я говорю логично, хотя и некраснорѣчиво.

-- Можетъ быть, вы некраснорѣчивы, но вы говорите правду, а людямъ, особенно мнѣ, полезно слышать правду, чистую, голую правду. Продолжайте.

-- Боюсь увлечься, и выйти изъ себя, произнесъ онъ съ горькой улыбкой.

-- Ничего, вы будете мнѣ урокомъ.

-- Но какимъ? Развѣ я счастливъ?

Съ минуту они молча смотрѣли другъ на друга; его взглядъ былъ мраченъ, суровъ, печаленъ.

-- Нѣтъ, воскликнула она: -- вы несчастны. Нѣтъ на свѣтѣ счастливаго человѣка.

И она закрыла лицо руками.

-- Я могъ бы быть счастливымъ, еслибъ я началъ жизнь, какъ слѣдуетъ, произнесъ Арбутнотъ.

-- А развѣ кто нибудь начинаетъ жизнь, какъ слѣдуетъ? воскликнула Берта -- надо бы начать съ конца и тогда можетъ быть начало было бы иное.

-- Я началъ жизнь съ чувствъ, безумій, огня, но все это не дало мнѣ тѣхъ наслажденій, которыя я ожидалъ. Чувство притупилось, безуміе охладѣло, огонь потухъ. Это всегда такъ бываетъ. Посмотрите на этотъ каминъ; давно ли тутъ горѣло веселое пламя, а теперь не осталось и золы.

-- Однако, мы очень удалились отъ необходимости уѣхать изъ города, сказала неожиданно Берта, перемѣняя тонъ:-- и всему я виновата. Нѣтъ, рѣшительно мнѣ пора отдохнуть.

-- И очень пора, послушайтесь меня.

-- Я уѣду послѣ завтра, сказала Берта рѣшительнымъ тономъ:-- но не въ фортъ Монро, а въ Виргинскія горы. Я знаю тамъ уединенную ферму. Я возьму съ собою дѣтей и буду жить съ ними цѣлый день на воздухѣ, буду читать имъ, разговаривать съ ними, шить для нихъ платья. Такая простая, естественная жизнь съ дѣтьми вылечитъ меня лучше всего... Дѣти... одни дѣти...

Она остановилась.

-- Это будетъ лучше всего, сказалъ Арбутнотъ, вставая:-- И вы вернетесь, совершенно отдохнувъ.

На слѣдующій день, Треденнисъ былъ приглашенъ на прощальный обѣдъ. Извѣстіе объ отъѣздѣ Берты обрадовало его и вмѣстѣ съ тѣмъ сердце его болѣзненно дрогнуло при мысли, какъ жизнь его будетъ пуста и безцѣльна во все время ея отсутствія.

Обѣдъ и вечеръ прошли очень оживленно, но Треденнисъ чувствовалъ, что Берта неискренна, ненатуральна, что она играетъ новую роль. Дѣйствительно, она какъ бы переродилась; на ней было скромное, темное платье, безъ малѣйшихъ украшеній, она позволила старшимъ дѣтямъ обѣдать съ большими, говорила о прелестяхъ уединенной сельской жизни, и показывала приготовленныя ею для деревни бѣлый чепецъ, передникъ и корзинку для работы. На замѣчаніе Арбутнота, что она конечно вполнѣ воспользуется драматической стороной сельской жизни, она весело воскликнула:

-- Какъ вы меня понимаете! Да, я буду играть въ материнскія и сельскія добродѣтели. Я ужь, какъ видите, придумала для этого костюмъ. Жаль только, что некому будетъ любоваться мною.

-- О, мы будемъ пріѣзжать разъ въ недѣлю цѣлой компаніей, твѣчалъ Ричардъ, который оставался въ Вашингтонѣ по дѣламъ:-- я увѣренъ, что Плэнфильда это очень позабавитъ.

Вскорѣ послѣ этого, Треденнисъ всталъ и подошелъ къ Бертѣ, проститься съ нею. Она разговаривала съ Арбутнотомъ и вздрогнула при его приближеніи.

-- Вы уходите? сказала она.

-- Да, отвѣчалъ Треденнисъ:-- желаю вамъ пріятно провести лѣто и хорошенько отдохнуть.

-- Благодарю васъ; я конечно отдохну, произнесла Берта, протягивая руку.

Онъ едва прикоснулся къ ней и вышелъ изъ комнаты.

-- Разлука всегда тяжела, подумалъ онъ: -- и я никогда не умѣлъ ее переносить.

Почти въ ту же минуту онъ услыхалъ за собою шелестъ платья, и, обернувшись, увидѣлъ Берту, стоявшую въ дверяхъ сѣней.

Въ ея лицѣ было что-то необыкновенное. Ея глаза широко раскрыты и она тяжело дышала. Она протянула ему обѣ руки просто, естественно, и онъ также просто взялъ ихъ.

-- Я пришла проститься съ вами еще разъ, сказала она: -- я только теперь поняла, что мы не увидимся съ вами нѣсколько мѣсяцевъ. Многое можетъ случиться... Когда я вернусь, буду здоровымъ, и совершенно новымъ существомъ. Проститесь съ теперешней Бертой, прибавила она съ улыбкой.

-- Я только что думалъ, что не умѣю переносить разлуки; она для меня всегда очень тяжела.

-- Да, разлука нелегка.

Руки ея дрожали Ему пришло въ голову, что можетъ быть она хотѣла скрыть свое волненіе отъ кого-нибудь въ гостиной, и только для этого вышла къ нему. Въ глазахъ ея выражалось отчаяніе, но она тотчасъ поборола себя.

-- Джэкъ и Джени будутъ очень скучать безъ васъ, сказала она:-- вы слишкомъ добры къ нимъ. Но я думаю, вы добры ко всѣмъ.

-- Я имѣлъ мало случая быть добрымъ, отвѣчалъ Треденнисъ: -- но еслибы представился случай, вы меня не забудете. Я всегда пріѣду, когда вы найдете это нужнымъ.

-- Я увѣрена, что вы пріѣдете, если я вамъ напишу; благодарю васъ, и прощайте... прощайте.

Она поспѣшно отняла свои руки и крѣпко сжала ихъ, но стояла неподвижно, пока онъ не исчезъ за дверью.

-- Да, думалъ онъ, идя по улицѣ и тяжело переводя дыханіе:-- профессоръ правъ:-- это Арбутнотъ! это Арбутнотъ!

XII.

Съ недѣлю послѣ отъѣзда Берты съ дѣтьми, Ричардъ Амори вбѣжалъ вечеромъ въ кабинетъ профессора, у котораго сидѣлъ Треденнисъ. Онъ казался веселѣе обыкновеннаго.

-- Я уѣзжаю не надолго, сказалъ онъ: -- недѣли на двѣ по дѣлу Весторскихъ земель.

-- Это далекое путешествіе, замѣтилъ профессоръ.

-- Да, и непріятное, но оно необходимо, и я ѣду не одинъ.

-- А съ кѣмъ?

-- Съ Пленфильдомъ. Онъ веселый товарищъ.

-- Если я не ошибаюсь, Пленфильдъ заинтересованъ въ этихъ земляхъ, сказалъ профессоръ.

-- Пленфильдъ? Да, болѣе или менѣе. Онъ интересуется многимъ, а чортъ возьми, это дѣло выгодное. Я самъ бы не прочь...

-- Любезный Ричардъ, перебилъ его профессоръ:-- послушайтесь моего совѣта, не имѣйте никакого дѣла съ этими землями. Подобныя спекуляціи рѣдко удаются.

-- Любезный профессоръ, отвѣчалъ Ричардъ, со смѣхомъ:-- не безпокойтесь, у меня нѣтъ своихъ денегъ.

-- А еслибы у васъ были?

-- То я рискнулъ бы. Впрочемъ, тутъ нѣтъ и риска. Это дѣло вѣрное. Желѣзная дорога, которая придаетъ громадную цѣну Весторскимъ землямъ, почти уже рѣшена; все готово, пущено въ ходъ, надлежащіе люди заинтересованы, вліятельныя жен...

-- Вы хотите сказать женщины? произнесъ Треденнисъ, видя, что Амори остановился.

-- Да, признаюсь, это только придаетъ большую пикантность дѣлу. Умъ женщины большая сила и можетъ многое сдѣлать.

-- Я желалъ бы знать, какъ онѣ начинаютъ? спросилъ Треденнисъ.

-- Въ девяти случаяхъ изъ десяти, отвѣчалъ Ричардъ:-- онѣ начинаютъ безъ всякаго серьёзнаго намѣренія и даже подъ конецъ рѣдко сознаютъ, что сдѣлали то, въ чемъ ихъ обвиняютъ. Возьмемъ хорошенькую и умную женщину, мужъ или родственникъ которой нуждается въ ея помощи, отчего бы ей быть менѣе любезной съ нужнымъ человѣкомъ, чѣмъ со всякимъ другимъ? Вотъ съ этого, я полагаю, и начинается, а тамъ ее подстрекаетъ сознаніе силы и волненіе борьбы. Нѣтъ лучше и прелестнѣе женщины, какъ Берта, и она прямо признаетъ, что въ жизни историческихъ очаровательницъ, отъ улыбки которыхъ зависѣла судьба министерствъ, было что-то привлекательное.

-- Такъ мы сравниваемъ Берту съ королевскими любимицами! подумалъ Треденнисъ, но не высказалъ громко своей мысли.

Онъ не могъ защищать ея отъ легкомыслія мужа и къ тому же это были ея собственныя слова. Поэтому, онъ только молча слушалъ Ричарда, насупивъ брови.

-- Нѣкоторыя женщины дѣлаютъ себѣ изъ этого ремесло, продолжалъ Амори: -- но женщина, которая дѣйствуетъ изъ самолюбивыхъ стремленій или изъ жажды сильныхъ ощущеній естественно имѣетъ болѣе силы. Еслибы я пустился въ такія дѣла, то избралъ бы себѣ въ помощницы женщину, которой надо было бы что-нибудь забыть или забыться, которая олицетворяла бы молодость, красоту, умъ и отчаяніе. Такая женщина въ критическую минуту жизни могла бы сдѣлать чудеса и перевернуть міръ.

-- Но вѣдь вы, Ричардъ, не пускаетесь въ такія дѣла, замѣтилъ профессоръ.

-- О! нѣтъ, нѣтъ; но еслибы пустился, то, признаюсь, съ энтузіазмомъ. Я, какъ Берта, люблю драматическую сторону всякаго дѣла.

-- Кстати о Бертѣ, сказалъ профессоръ:-- если случится что-нибудь во время вашего отсутствія...

-- Ахъ, какой я легкомысленный! воскликнулъ Ричардъ: -- я даже объ этомъ не подумалъ. Если случится что-нибудь особенное, хотя это не вѣроятно, то телеграфируйте въ Меритсвиль. Въ обыкновенныхъ же случаяхъ вы сами распорядитесь; я оставляю Берту на вашемъ попеченіи. Я также надѣюсь на Треденниса. На него можно положиться, какъ на каменную гору.

Выходя вмѣстѣ съ Треденнисомъ отъ профессора, Ричардъ сказалъ:-- Вамъ бы не дурно съѣздить на денекъ къ Бертѣ. Вы убили бы однимъ камнемъ двухъ зайцевъ; отдохнули бы отъ занятій и доставили бы удовольствіе Бертѣ и дѣтямъ.

-- Я самъ буду очень радъ ихъ увидѣть, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- Сдѣлайте это, продолжалъ Ричардъ: -- во всякомъ случаѣ, я вамъ поручаю Берту и дѣтей. Профессоръ старъ и слабъ, а вы инстинктивно внушаете къ себѣ довѣріе и я, пользуясь этимъ, быть можетъ, не очень честно сваливаю на вашу шею свои обязанности.

-- Благодарю васъ, отвѣчалъ Треденнисъ:-- я сдѣлаю все, что могу.

Не прошло и нѣсколькихъ недѣль, какъ Треденнису пришлось исполнить возложенную на него обязанность. Придя однажды къ профессору, онъ былъ встрѣченъ въ сѣняхъ Арбутнотомъ, который объявилъ ему, что старикъ нездоровъ и что онъ получилъ телеграмму отъ Берты, которая проситъ отца пріѣхать, потому что Джени очень больна.

-- Что? воскликнулъ Треденнисъ:-- и она одна, безъ доктора?

-- Кто-нибудь долженъ къ ней поѣхать, отвѣчалъ Арбутнотъ:-- а профессору не надо объ этомъ говорить, я ему не показывалъ телеграммы. Къ сожалѣнію, всѣ ея пріятельницы уѣхали изъ города и не къ кому обратиться. Если вы останетесь съ профессоромъ, прибавилъ онъ, смотря пристально на Треденниса:-- то я самъ поѣхалъ бы и захватилъ съ собою доктора Вентворта.

-- Вы! произнесъ Треденнисъ.

-- Я болѣе чѣмъ кто-либо, отвѣчалъ спокойно Арбутнотъ.-- Ее нельзя оставить одной, а я могу исполнять то, что мнѣ прикажутъ. Еслибы ея мать была жива или отецъ здоровъ, то они поѣхали бы; еслибы ея мужъ былъ здѣсь...

-- Но его здѣсь нѣтъ, замѣтилъ съ горечью Треденнисъ:-- и Богъ знаетъ, гдѣ онъ.

-- Нечего терять времени на телеграмму въ Меритевиль. Я сейчасъ отправлюсь къ доктору Вентворту и черезъ часъ мы будемъ въ дорогѣ. Вы скажете профессору, что я отозванъ по дѣлу.

Съ этими словами онъ направился къ дверямъ.

-- Подождите минуту, произнесъ неожиданно Треденнисъ.

-- Что такое? спросилъ Арбутнотъ, возвращаясь.

-- Еслибы я поѣхалъ, то мое отсутствіе легче объяснить профессору, чѣмъ ваше, сказалъ Треденнисъ.

Наступило молчаніе. Они оба были блѣдны и смотрѣли другъ другу прямо въ глаза.

Арбутнотъ заговорилъ первый.

-- Я думаю, сказалъ онъ спокойно:-- что мнѣ лучше ѣхать.

-- Отчего? спросилъ Треденнисъ, какимъ-то неестественнымъ тономъ.

-- Потому что, отпустивъ меня, вы сдѣлаете мнѣ большое одолженіе. Мнѣ хочется отдохнуть на чистомъ воздухѣ и я очень радъ случаю оказать услугу мистриссъ Амори.

Дѣло было въ томъ, что Арбутнотъ получилъ недавно письмо отъ Берты, которое заставило его задуматься и, сопоставляя многія обстоятельства, которыя прошли сначала незамѣченными, онъ пришелъ къ тому убѣжденію, что для нея былъ опасенъ Треденнисъ, а не онъ, Арбутнотъ, какъ думали профессоръ и Треденнисъ. Послѣднее обстоятельство онъ отгадалъ по нѣкоторымъ ихъ взглядамъ и словамъ.

-- Пусть ихъ себѣ думаютъ, что хотятъ, сказалъ онъ себѣ, сдѣлавъ это открытіе:-- чѣмъ они дальше отъ истины, тѣмъ легче для нея.

Теперь же онъ сознавалъ, что всего опаснѣе для Берты, если Треденнисъ явится къ ней въ грустную минуту, и рѣшилъ во что бы то ни стало помѣшать поѣздкѣ Треденниса, хотя чувствовалъ, что всѣ его усилія не поведутъ ни къ чему.

-- Дайте мнѣ другую, болѣе уважительную причину, сказалъ Треденнисъ, выпрямляясь во весь ростъ.

-- У меня нѣтъ другой причины, отвѣчалъ Арбутнотъ, смотря на Треденниса съ уваженіемъ и жалостью:-- я просто скучаю по мистрисъ Амори и думаю, что она также увидитъ меня съ удовольствіемъ. Вы, конечно, не можете ничего думать дурного о мистрисъ Амори, прибавилъ онъ, пристально смотря на Треденниса:-- а обо мнѣ думайте, что хотите.

-- Я не могу думать ничего дурного о человѣкѣ, котораго она считаетъ своимъ другомъ, отвѣчалъ Треденнисъ съ жаромъ.

-- Ея дружба можетъ предохранить человѣка отъ всякихъ дурныхъ инстинктовъ, сказалъ Арбутнотъ, не скрывая своего волненія:-- позвольте мнѣ ѣхать. Это не сдѣлаетъ вреда.

-- Оно не сдѣлаетъ и добра.

-- Можетъ быть, произнесъ Арбутнотъ. прежнимъ тономъ:-- но гдѣ же намъ разсчитывать на добро. Быть можетъ я нуждаюсь въ сожалѣніи. Будьте великодушны и пожалѣйте меня.

Треденнисъ прошелся по комнатѣ нѣсколько разъ и произнесъ рѣшительно:

-- Я долженъ ѣхать.

-- Вы въ этомъ увѣрены? спросилъ Арбутнотъ.

-- Мы долго не понимали другъ друга, отвѣчалъ Треденнисъ:-- хотя быть можетъ вы имѣли обо мнѣ болѣе правильное понятіе. Вы быстрѣе меня. Я могу видѣть только одинъ предметъ заразъ. Я теперь сознаю одно. Лучше мнѣ ѣхать, чѣмъ вамъ.

-- Лучше для меня? спросилъ Арбутнотъ.

-- Да, отвѣчалъ Треденнисъ. опустивъ голову.

Наступило молчаніе. Арбутнотъ понималъ, что его сопротивленіе безполезно.

-- Если вы думаете только обо мнѣ, то нечего болѣе и говорить, сказалъ онъ, наконецъ:-- вы скажете профессору, что уѣзжаете по дѣламъ, или хотите, чтобъ я сказалъ.

-- Я самъ пойду къ нему, отвѣчалъ Треденнисъ и направился къ двери, но черезъ минуту вернулся и прибавилъ: -- если я когда-нибудь былъ къ вамъ несправедливъ, то это время прошло и я прошу у васъ извиненія.

-- Я нуждаюсь не въ справедливости, а въ милосердіи, произнесъ Арбутнотъ:-- вы не могли быть ко мнѣ несправедливымъ. Это было бы слишкомъ трудно.

-- Вы на моемъ мѣстѣ лучше бы сказали то, что я хочу. Я...

-- Вы хотите сказать, что сожалѣете меня, перебилъ Арбутнотъ:-- я уже упомянулъ, что можетъ быть нуждаюсь въ сожалѣніи.

Эти послѣднія слова онъ произнесъ такимъ печальнымъ тономъ, что они долго звучали въ ушахъ Треденниса.

XIII.

Въ десять часовъ вечера, при яркомъ лунномъ освѣщеніи, прибылъ Треденнисъ на Виргинскую ферму, гдѣ жила Берта съ дѣтьми. Онъ вышелъ изъ вагона на сосѣдней станціи и, нанявъ лошадь, пріѣхалъ на ферму верхомъ. Въ сущности это была не ферма, а заброшенный домъ богатаго виргинскаго джентльмэна. нѣкогда славившійся своей архитектурной красотой и окружающими его высокими, тѣнистыми деревьями. У воротъ Треденнисъ соскочилъ съ лошади и привязалъ ее у рѣшотки.

"Въ одной изъ комнатъ видѣнъ огонь, подумалъ онъ, бросивъ взглядъ на массивный каменный домъ, ярко освѣщенный луной:-- вѣроятно тамъ..."

Но онъ не окончилъ своей мысли, замѣтивъ на дорогѣ между деревьями фигуру, которую онъ тотчасъ узналъ. Это была Берта въ бѣломъ платьѣ, съ двумя большими собаками, прыгавшими подлѣ нея. Она приблизилась къ воротамъ быстрыми шагами.

-- Докторъ, сказала она:-- какъ я рада, какъ я рада!

Въ эту минуту она увидала передъ собой Треденниса. Она отскочила отъ него, словно пораженная ударомъ, дрожа всѣмъ тѣломъ и блѣдная, какъ освѣщавшая ее луна.

-- Что! воскликнула она:-- это вы... вы?

Онъ взглянулъ на нее, удивленный страннымъ впечатлѣніемъ, которое произвелъ на нее его пріѣздъ.

-- Я не думалъ, что испугаю васъ, сказалъ онъ:-- я пріѣхалъ сегодня вечеромъ, потому что профессоръ не достаточно здоровъ, чтобъ предпринять такую поѣздку. Докторъ Вентвортъ будетъ здѣсь завтра. Онъ не могъ поѣхать со мною, потому что у него опасный больной.

-- Я не думала, что вы пріѣдете, промолвила Берта, тяжело переводя дыханіе, и схватилась рукой за ворота, какъ бы боясь упасть.

-- Некому было другому, отвѣтилъ Треденнисъ.

Ему казалось, что онъ видитъ сонъ. Окружающая тишина, тѣнь большихъ деревьевъ, свѣтъ луны -- все придавало этой сценѣ какой-то неестественный оттѣнокъ; но всего менѣе походила на дѣйствительность сама Берта, державшаяся рукой за ворота и смотрѣвшая на него блуждающими, широко раскрытыми глазами.

-- Я не думала, что вы пріѣдете, повторила она: -- и это меня поразило...

Она хотѣла улыбнуться, но улыбка замерла на ея губахъ.

-- Не смотрите на меня! Не смотрите на меня! воскликнула она вдругъ, и, отвернувшись, припала лицомъ къ рукѣ, которой держалась за ворота.

Онъ посмотрѣлъ на ея маленькую, граціозную фигуру и вздрогнулъ. Черезъ мгновеніе она почувствовала, что онъ стоитъ подлѣ нея.

-- Что съ вами? промолвилъ онъ шепотомъ и взялъ ее за плечо.

Онъ самъ не сознавалъ, что говорилъ и едва чувствовалъ прикосновеніе къ ней. Онъ ощущалъ въ эту минуту одно -- нравственную близость къ ней.

-- Можетъ быть я не хорошо сдѣлалъ, что пріѣхалъ, продолжалъ онъ: -- но я не могъ оставить васъ одну. Я зналъ, что вы страдаете и не могъ этого вынести.

Она не промолвила ни слова и не подняла головы.

-- Вамъ было жутко? спросилъ онъ.

-- Да, отвѣчала она едва слышно.

-- Я этого боялся. Вы были такъ долго однѣ; я объ этомъ думалъ и днемъ, и ночью. Вы не привыкли быть одной. Можетъ быть, это была ошибка. Отчего вы такъ дрожите?

-- Не знаю.

-- Бѣдное дитя мое! произнесъ онъ:-- бѣдное дитя мое!

Наступило молчаніе.

Берта первая его нарушила. Она подняла голову. Онъ посмотрѣлъ на нее, и передъ нимъ стояла та Берта, которую онъ зналъ давно, давно, только она была блѣднѣе, и ея взглядъ былъ болѣе мягкій, болѣе томный. Она не старалась скрыть слѣды слезъ и сказала наивнымъ дѣтскимъ тономъ:

-- Услыхавъ лошадиный топотъ, я подумала, что это докторъ и боялась, что собаки своимъ лаемъ разбудятъ Джени. Она только-что уснула. Она очень больна и почти не спала въ послѣднее время.

-- Вы также не спали?

-- Да, я въ первый разъ отошла отъ ея кровати.

Онъ взялъ ее подъ руку.

-- Мы съ вами немного погуляемъ передъ домомъ, сказалъ онъ: -- свѣжій воздухъ вамъ необходимъ, и вы услышите, если Джени проснется, а я вамъ пока разскажу, почему профессоръ не могъ пріѣхать.

Всѣ обыкновенныя свѣтскія преграды исчезли между ними; онъ не зналъ почему и какъ это случилось, только по мановенію какого то волшебнаго жезла онъ очутился подлѣ той Берты, которую онъ, казалось, потерялъ навѣки. Все, что приводило его въ тупикъ, разсѣялось. Блестящая, изящная фигурка съ бьющими въ глаза побрякушками, съ холодной, скептической улыбкой и легкомысленнымъ смѣхомъ, была не реальнымъ существомъ, а горячечнымъ сновидѣніемъ. Передъ нимъ же была теперь настоящая Берта, прелестное лицо которой было блѣдно отъ многихъ безсонныхъ ночей, проведенныхъ у кровати больной дочери, и въ голосѣ дрожали естественныя, невинныя слезы. Она говорила мало, а болѣе слушала.

-- Сядемте, промолвила она, наконецъ, и они сѣли на лѣстницу; она нѣсколькими ступенями выше его.

-- Вы на взглядъ не лучше, чѣмъ были въ Вашингтонѣ, произнесъ Треденнисъ, смотря на ея блѣдныя щеки.

-- Нѣтъ, отвѣчала она, полу-отвернувшись отъ него и устремивъ свой взглядъ куда-то въ даль.

-- Я думалъ, что вы поправились.

-- Я еще мало тутъ жила. Дайте мнѣ время.

-- Вы здѣсь два мѣсяца.

-- Два мѣсяца не такъ долго, какъ кажется.

Произнося эти слова, она странно вздохнула.

-- Они вамъ показались очень длинными?

-- Да.

Она медленно повернулась къ нему и посмотрѣла на него.

-- А вамъ они показались длинными?

-- Да, безконечными и тяжелыми.

Она какъ-то безсознательно нагнулась къ нему и глаза ея впились въ него, съ тѣмъ пламеннымъ, жгучимъ выраженіемъ, которое замѣчалось въ нихъ лишь тогда, когда она смотрѣла на своихъ дѣтей.

-- Было очень жарко? спросила она:-- вы очень устали? Отчего вы не уѣхали изъ Вашингтона?

-- Я не хотѣлъ.

-- Но вамъ слѣдовало. Вы не привыкли къ городской духотѣ и... Повернитесь такъ, чтобъ лунный свѣтъ прямо падалъ на васъ. Я хочу посмотрѣть, какъ вы выглядите.

Онъ приблизился къ ней.

-- Боже мой! воскликнула она: -- вы совершенно измѣнились. Какъ это я не замѣтила съ перваго взгляда! Что вы дѣлали?

-- Ничего.

Онъ не двинулся и, затаивъ дыханіе, смотрѣлъ на нее. Сердце его громко стучало.

-- О, сказала она, смотря на него съ нѣжнымъ участіемъ:-- вы больны, вы очень больны. Какъ можно такъ не беречь себя! Отчего папа...

Ея голосъ порвался. Она немного отодвинулась, но не сводила глазъ съ его испитого лица.

-- Вы сердились на меня за то, что я не береглась, продолжала она:-- а вы сами еще менѣе берегли себя. И у васъ нѣтъ оправданія; васъ не соблазняли свѣтскія удовольствія.

Она снова отвернулась, и передъ нимъ была только ея блѣдная щека и боковой абрисъ рта.

-- Мнѣ не для чего беречься, замѣтилъ онъ.

-- Вы хотите сказать, что васъ не оплакивали бы?

-- Я не знаю ни одного лица, для котораго потеря меня была бы чувствительна.

Ея руки слегка задрожали.

-- Вы обижаете своихъ друзей, отвѣчала она медленно:-- но вы правы, прибавила она, перемѣняя тонъ: -- у меня дѣти и Ричардъ.

-- Гдѣ онъ? спросилъ Треденнисъ.

-- Не знаю.

-- Когда вы отъ него получили послѣднее письмо?

-- Онъ не любитъ писать и между нами уговоръ, безъ дѣла не писать. Я не получила отъ него ни одного письма съ тѣхъ поръ, какъ онъ уѣхалъ на Западъ. Я теперь пойду въ комнаты, прибавила она, вставая: -- я должна сказать мистриссъ Люкасъ, чтобы она отвела вамъ комнату, и потомъ надо посмотрѣть на Джени. Она кажется крѣпко спитъ.

Онъ также всталъ и смотрѣлъ на нее, поднявъ голову.

-- Обѣщайте, что не будете обо мнѣ думать, сказалъ онъ:-- я пріѣхалъ сюда не для того, чтобы обо мнѣ заботились. Неужели вы думаете, что старый воинъ, который спалъ много ночей подъ открытымъ небомъ, не съумѣетъ устроиться?

-- И этъ часто вамъ случалось? спросила она.

-- Да, и я нерѣдко засыпалъ, не зная проснусь ли живымъ.

-- О! промолвила она и инстинктивно подвинулась къ нему.

Онъ едва удержался, чтобъ не протянуть къ ней свои мощныя руки.

-- Я большая трусиха, прибавила она: -- и мнѣ страшно думать о такихъ ужасахъ. Неужели васъ опять пошлютъ на границу?

-- Не знаю, отвѣчалъ онъ, впиваясь глазами въ ея дышавшее нѣжностью лицо: -- а развѣ...

Онъ не докончилъ безумнаго вопроса, который замеръ на его устахъ.

-- Я не хочу объ этомъ и думать. А странно, я теперь смотрю на васъ снизу. Этого еще никогда со мной не было.

-- И я никогда не смотрѣла на васъ сверху. Вы всегда парите надо мною.

Онъ поднялся по ступенямъ и остановился рядомъ съ ней.

-- Да, сказалъ онъ такъ нѣжно, словно говорилъ съ ребенкомъ:-- вы всегда заставляете меня сознавать, какое я неловкое чудовище. Вы подлѣ меня кажетесь ребенкомъ.

-- Не я не очень мала ростомъ; это только вамъ кажется отъ контраста съ вашей гигантской фигурой.

-- Я всегда думаю о васъ, какъ о маленькомъ созданіи, и въ прежнее время мнѣ всегда казалось, что кто-нибудь долженъ о васъ заботиться, какъ о ребенкѣ.

-- Вы всегда были добры ко мнѣ и въ эту минуту болѣе, чѣмъ когда, произнесла Берта.-- Вы войдете со мною?

-- Нѣтъ. Мое неожиданное появленіе можетъ взволновать Джени. Вотъ что я сдѣлаю: я не оставлю васъ однѣхъ; я буду ходить взадъ и впередъ подъ окнами вашей комнаты и если буду вамъ нуженъ, то позовите меня шепотомъ, я услышу. Если же ей будетъ хуже, то моя лошадь привязана у воротъ, и я тотчасъ поѣду за докторомъ.

Она посмотрѣла на него съ изумленіемъ.

-- Вы будете стоять на часахъ всю ночь? спросила она.

-- Я не разъ стоялъ на часахъ и пріѣхалъ сюда для этого. Все, что я могу для васъ сдѣлать, это быть всегда наготовѣ.

-- Но я не могу вамъ позволить провести безсонную ночь.

-- Вы сами сказали, что вамъ было жутко одной. Развѣ вы не будете себя чувствовать лучше, зная, что кто-то подлѣ васъ?

-- О да, да... но...

-- Идите наверхъ и обѣщайте мнѣ, что если она спитъ, вы также ляжете, оставивъ караулить няню.

Онъ произнесъ эти слова съ такимъ авторитетомъ, что она поколебалась.

-- Я право... не знаю, все-таки... начала она, но онъ воскликнулъ:

-- Повѣрьте, и вамъ, и ей будетъ завтра лучше.

-- Я никогда въ жизни не дѣлала ничего подобнаго, промолвила она.

-- Я буду здѣсь подъ открытымъ окномъ; у меня слухъ чуткій, какъ у индѣйца. Я услышу, если она пошевелится.

-- Хорошо, сказала она, переводя дыханіе:-- я пойду.

И она пошла наверхъ по лѣстницѣ. Въ дверяхъ она, однако, остановилась.

-- Но, сказала она, обернувшись къ нему:-- я буду помнить, что вы не спите.

-- Забудьте вовсе обо мнѣ, отвѣчалъ Треденнисъ.

Онъ не двинулся съ мѣста, пока ея фигура не исчезла за отворенными дверями, а потомъ занялъ свою позицію подъ окнами ея комнаты и сталъ медленно ходить взадъ и впередъ.

XIV.

Въ шесть часовъ утра Берта появилась на лѣстницѣ. На ней было бѣлое платье, очевидно, только-что надѣтое, и на щекахъ игралъ легкій румянецъ.

-- Джени спала почти всю ночь, сказала она, подходя къ Треденнису и протягивая ему руку: -- и я также. Ей гораздо лучше. Это все благодаря вамъ. Я раза два просыпалась, но, услыхавъ ваши шаги, опять засыпала, совершенно успокоенная. Вы очень устали?

-- Нѣтъ, нисколько.

-- Вы мнѣ не скажете, если даже и устали. Но теперь пойдемте; вы, конечно, хотите кофе?

Она повела его въ большую комнату, которую украсила нѣкоторыми предметами роскоши, привезенными изъ Вашингтона, такъ что Треденнисъ воскликнулъ:

-- Я съ перваго взгляда сказалъ бы, что вы здѣсь живете.

-- Неужели я придала комнатѣ свою печать. Я вовсе этого не хотѣла. Но она была пустая и голая. Ричардъ прислалъ мнѣ тряпки, а мебель я нашла по сосѣдству. Но не очень полагайтесь на стулья, они, можетъ быть, васъ и не выдержатъ. Лучше расположитесь въ этомъ кожанномъ креслѣ; оно основательное.

Онъ повиновался и сталъ съ восторгомъ смотрѣть, какъ она доставала изъ буфета чашки и ставила ихъ на столъ.

-- Что вы дѣлаете? спросилъ онъ.

-- Я накрываю столъ, отвѣчала она:-- Мери занята съ дѣтьми, няня сидитъ у Джени, а служанка варитъ вамъ кофе и жаритъ хлѣбъ.

-- Вы сами накрываете на столъ! воскликнулъ онъ.

-- На это не требуется особаго ума. Это очень просто.

Дѣйствительно, смотря на нее, всякій сказалъ бы, что накрывать на столъ -- дѣло нетрудное и живописное.

Вскорѣ принесли кофе; она сѣла за столъ и очень любезно угощала его, но сама почти ничего не ѣла.

-- Вы должны хорошенько поѣсть, сказала она:-- пожалуйста, будьте голодны. Это обязательно.

Ея нѣжная заботливость трогала его до глубины души. Онъ не привыкъ, чтобъ женщины окружали его мелочными попеченіями и тѣмъ драгоцѣннѣе это было въ его глазахъ. Сидѣть вдвоемъ съ Бертой, съ Бертой, прелестной, естественной, спокойной, было для него неописаннымъ блаженствомъ. Всего болѣе его поражали ея простота и естественность. Ея прежняя шумная веселость исчезла; она ни разу не смѣялась, но нѣжная улыбка освѣщала ея лицо. Они говорили преимущественно о дѣтяхъ и о самыхъ обыкновенныхъ предметахъ, но каждое ея слово казалось ему столь замѣчательнымъ, что онъ будетъ помнить о немъ всю жизнь. Черезъ нѣсколько времени привели дѣтей. Берта посадила Мегги къ себѣ на колѣни, а Джэкъ прислонился къ ней; втроемъ они представляли восхитительную картину, освѣщенную утренними лучами солнца.

-- Я пойду посмотрѣть на Джени, сказала она, наконецъ:-- а потомъ и вы можете войти къ ней.

Она увела съ собой Мегги, мило болтая съ нею, а Джэкъ остался съ Треденнисомъ, который едва могъ разговаривать съ нимъ, такъ сильно взволнованъ онъ былъ всѣмъ, что видѣлъ и слышалъ.

Спустя четверть часа, его пустили къ больной. Она очень ему обрадовалась. И продолженіи нѣсколькихъ дней у нея былъ сильный жаръ и она очень ослабла, но встрепенулась, увидавъ своего стараго друга, и съ восторгомъ смотря на него, объявила, что онъ очень выросъ.

-- Но это все равно, прибавила она: -- намъ съ мамой вы и такъ нравитесь.

Когда пріѣхалъ докторъ Вентвортъ, то засталъ больную спящей на рукѣ Треденниса, продолжавшаго сидѣть у ея кровати.

-- Какъ, вы умѣете ухаживать за больными дѣтьми? спросилъ докторъ.

-- Не знаю, отвѣчалъ Треденнисъ, и на его смугломъ лицѣ показался румянецъ:-- это въ первый разъ. Она меня очень любитъ, и это мнѣ нравится, прибавилъ онъ наивно.

-- Что она васъ любитъ -- это очевидно, замѣтилъ докторъ.

Отведя къ окну Берту, онъ поговорилъ съ ней впродолженіи нѣсколькихъ минутъ и потомъ снова вернулся къ кровати Джени.

-- Она вовсе не такъ больна, какъ вы думали, сказалъ онъ: -- вы сами нуждаетесь въ большихъ попеченіяхъ, чѣмъ она. Что вы съ собой сдѣлали?

-- Я за ней ухаживала, отвѣтила Берта.

-- Вы носили ее на рукахъ, не отвергайте этого, сказалъ докторъ, грозя пальцемъ.

-- Да я и не думаю этого отвергать.

-- Я знаю, вы носили ее на рукахъ, убаюкивали, разсказывали ей сказки, пѣли пѣсни. Вы дѣлали бы это, еслибъ даже она была втрое больше.

Берта покраснѣла и съ любовью взглянула на Джени.

-- Боже мой! произнесъ докторъ добродушно грубымъ тономъ:-- вы, женщины, сведете меня съ ума. Не говорите мнѣ о свѣтскихъ дамахъ, убивающихъ своихъ дѣтей. Я не знаю, что дѣлать съ свѣтскими дѣтьми, которыя убиваютъ своихъ матерей. Кто это, вы не помните, едва не умеръ отъ кори?

-- У меня никогда не было кори, промолвила Берга.

-- Вы едва не умерли не отъ своей кори, а отъ дѣтской, что еще хуже.

-- Но, воскликнула она съ жаромъ:-- они прекрасно перенесли корь и ни одинъ изъ нихъ не простудился.

-- Тоже было бы, еслибъ вы взяли хорошихъ сидѣлокъ. Все это пустяки; одни сентименты. Вамъ это нравится, вотъ вы и дѣлаете, рискуя умереть отъ чужой кори.

Она снова покраснѣла и, взглянувъ на Джени, промолвила:

-- Ей, кажется, гораздо лучше.

-- Да, ей лучше, но мнѣ хотѣлось бы, чтобъ прежде всего вы поправились. Кто вамъ поможетъ ухаживать за нею?

-- Я, произнесъ Треденнисъ.

-- Вы? воскликнула Берта, обращаясь къ нему: -- о, нѣтъ. Вы очень добры, но теперь, какъ миновала опасность, я не могу...

-- Я вамъ мѣшаю? спросилъ онъ.

Она отшатнулась и приняла свой обычный свѣтскій тонъ.

-- Нѣтъ, вы знаете, что не можете мнѣ мѣшать, сказала она:-- но я не хочу отнимать у васъ драгоцѣнное время.

-- Вы именно нуждаетесь въ такомъ помощникѣ, произнесъ докторъ со смѣхомъ: -- онъ будетъ для васъ полезнѣе десятка сидѣлокъ. Онъ не допуститъ никакихъ материнскихъ глупостей и настоитъ, чтобъ мои приказанія исполнялись свято. Онъ возьметъ васъ въ руки и вы будете его бояться. Я вамъ совѣтую его оставить. Впрочемъ, рѣшите этотъ вопросъ между собою, послѣ моего отъѣзда.

Берта проводила его до сѣней и, возвратясь, застала Треденниса у окна. Онъ освободился отъ Джени, положилъ ея голову на подушку и, очевидно, ждалъ Берту.

-- Вы знаете, почему я пріѣхалъ сюда? спросилъ онъ своимъ обычнымъ суровымъ тономъ.

-- Потому что я васъ перепугала и надо было кому-нибудь пріѣхать, а вы были такъ добры, что приняли на себя эту обузу.

-- Я пріѣхалъ потому, что никто другой...

-- А гдѣ былъ Лоренсъ Арбутнотъ? неожиданно спросила Берта.

-- Правда, было бы лучше, еслибъ пріѣхалъ Лоренсъ Арбутнотъ, отвѣчалъ онъ, мрачно насупивъ брови.

-- Нѣтъ, это не было бы лучше, произнесла Берта, бросая на него вопросительный и вмѣстѣ съ тѣмъ вызывающій взглядъ.-- Я всегда умѣю васъ разсердить, прибавила она:-- должно быть я очень глупа. Внизу...

-- Внизу! воскликнулъ онъ съ жаромъ: -- мы были простые, честные люди и насъ не связывали никакія свѣтскія узы, теперь же все измѣнилось, и вы смотрите на меня, какъ на франта, съ которымъ надо обращаться церемонно и неестественно. Какія со мной могутъ быть церемоніи? Я дикарь и чувствую это глубоко, но вы не имѣете права отказать мнѣ въ счастіи быть вамъ полезнымъ. А я теперь могу быть полезенъ, потому что Джени меня любитъ и я умѣю ее забавлять.

-- Но какое право я имѣю сдѣлать изъ васъ сидѣлку?

-- Говорите, что хотите, но я пріѣхалъ, потому что...

-- Вы правы, докончила она его фразу:-- вы пріѣхали, потому что некому было другому пріѣхать.

-- Такъ случайно вышло, и почему мнѣ не позволить на время исполнить обязанности другого?

-- Это нелѣпо! воскликнула она: -- развѣ вы этого не понимаете?

-- Нѣтъ, не понимаю.

Глаза ихъ встрѣтились.

-- Вамъ все равно? спросила она.

-- Да.

-- Я это знаю. Вамъ всегда все равно. Вотъ что мнѣ въ васъ нравится и... страшитъ.

-- Страшитъ? повторилъ онъ и замѣтилъ съ удивленіемъ, что она снова неожиданно измѣнилась.

-- Я знала, что вы не уѣдете, сказала она съ раскраснѣвшимися щеками и съ улыбой, полу-нѣжной и полу-горькой:-- но сочла своимъ долгомъ попросить васъ уѣхать. Вы великодушны и окружаете меня такими попеченіями, къ которымъ я не привыкла. Вы всегда ставите на своемъ. Ну, дѣлать нечего, быть по вашему. Пока вы здѣсь, я буду во всемъ васъ слушаться... можетъ быть, это непривычное послушаніе мнѣ и понравится.

Она прислонилась къ стулу и румянецъ быстро исчезъ съ ея лица.

-- Я не хотѣла, чтобъ вы уѣхали, прибавила она.

-- Вы не хотѣли?

-- Нѣтъ, произнесла она такимъ тономъ, который поставилъ его въ тупикъ болѣе, чѣмъ все предъидущее:-- я желала болѣе всего на свѣтѣ, чтобъ вы остались. Но Джени просыпается.

И, подбѣжавъ къ кровати, она взяла ребенка на руки и прижала его къ своей груди.

XV.

Съ этой минуты и до отъѣзда Треденниса, Берта не измѣнилась ни на іоту. Только двѣ недѣли прошло съ того вечера, когда онъ увидалъ ее у воротъ и до того утра, когда простился съ нею, но это время показалось ему цѣлой вѣчностью. Каждое утро, слѣдя за тѣмъ, какъ она разливала кофе и весело болтала съ дѣтьми, каждый полдень, слушая какъ она пѣла пѣсни и разсказывала сказки маленькой Джени, которую приносили и клали на кушетку, каждый вечеръ, гуляя съ нею подъ тѣнистыми деревьями парка или сидя на лѣстницѣ -- онъ думалъ, что время, проведенное съ нею, нельзя считать часами, восходомъ и закатомъ солнца, а безчисленными, безконечными ощущеніями. Ея нѣжныя попеченія, тронувшія его въ первый день, продолжались и въ послѣдующіе, а его заботы о ней она принимала съ благодарностью, которая не могла не тронуть всякаго. Пользуясь уже давно любовью Джени, онъ легко могъ оказывать помощь Бертѣ. Его могучія руки были любимымъ убѣжищемъ выздоравливающей дѣвочки; онъ носилъ ее по комнатѣ безъ устали и его добродушный, но авторитетный тонъ выводилъ Берту изъ многихъ затрудненій. Когда же она сама нянчила ребенка, онъ караулилъ ее, и какъ только замѣчалъ на ея лицѣ тѣнь усталости, немедленно замѣнялъ ее. Она съ самаго начала ни мало не сопротивлялась его твердой рѣшимости раздѣлить съ нею трудъ и, благодаря его помощи или сознанію, что ребенку легче, она сама стала быстро поправляться. Румянецъ снова заигралъ на ея лицѣ, и утомленное, истощенное выраже ніе совершенно исчезло. Однажды утромъ, сидя подлѣ Джени, Треденнисъ услыхалъ веселый смѣхъ Берты и подошелъ къ окну.

Она играла съ Джэкомъ и Мегги на зеленомъ лужкѣ и бѣгала съ граціозностью и быстротою лани за мячикомъ, поймавъ который, снова бросала въ воздухъ. Она раскраснѣлась отъ быстраго движенія и сіяла въ эту минуту красотой и здоровьемъ. Увидавъ Треденниса, она бросила мячикъ дѣтямъ и подошла къ окну.

-- Джени меня нужно? спросила она.

-- Нѣтъ; она спитъ.

-- Вамъ меня надо?

-- Я хочу смотрѣть, какъ вы играете.

-- Это не я играю, а Джэкъ и Мегги, отвѣчала она съ улыбкой.-- Придите и поиграйте съ нимъ. Они будутъ въ восторгѣ, а я на васъ посмотрю.

Онъ повиновался, и она, усѣвшись на травѣ подъ деревомъ, стала смотрѣть, какъ онъ бросалъ мячикъ при громкихъ радостныхъ крикахъ дѣтей. Онъ всегда отличался въ физическихъ упражненіяхъ, и въ бросаніи мяча его сила и ловкость выказывались въ замѣчательной степени. Мячъ вылеталъ изъ его рукъ, какъ стрѣла, и вскорѣ казался въ воздухѣ черной точкой. Поймавъ его обратно, онъ бросалъ снова вверхъ, и каждый разъ мячъ уходилъ выше и выше.

-- Это красиво, сказала Берта:-- и мнѣ очень нравится.

-- Отчего?

-- Вы напрягаете всѣ свои силы, и это уже болѣе не игра.

-- Что же дѣлать? Я во всемъ искрененъ. Это моя слабость.

-- Да, это большое несчастье; не будьте такимъ искреннимъ, воскликнула Берта и потомъ прибавила: -- продолжайте играть. Будемъ дѣтьми. Наши праздники скоро кончатся и мы вернемся въ Вашингтонъ съ его безплодной цивилизаціей.

-- А теперь для васъ праздникъ? спросилъ онъ.

-- Да, съ тѣхъ поръ, какъ Джени лучше. Забвеніе самый лучшій отдыхъ.

-- А вы забываете что-нибудь?

-- Все, промолвила она, отворачиваясь.

Тутъ дѣти потребовали, чтобъ онъ продолжалъ игру въ мячъ, и онъ быстро исполнилъ ихъ желаніе.

Спустя нѣсколько дней, Джени настолько поправилась, что ее выносили на воздухъ, и она проводила большую, часть дня въ гамакѣ, подъ тѣнью увѣсистаго дуба. Треденнису казалось, что дѣйствительно для Берты эти дни были праздниками, такъ она наслаждалась, лежа въ другомъ гамакѣ, рядомъ съ своимъ ребенкомъ, читая вслухъ, работая или гуляя. Онъ часто теперь вспоминалъ о томъ, что профессоръ говорилъ про ея любовь къ дѣтямъ. Эта любовь обнаруживалась въ сотни мелочахъ, въ ея голосѣ, жестахъ, въ ихъ привычкѣ прижиматься и ласкаться къ ней. Однажды, видя, какъ она подняла упавшую Мегги, принесла ее на рукахъ и положила подлѣ себя въ гамакъ, онъ не выдержалъ и произнесъ:

-- Однако, я не думалъ...

Но онъ остановился, боясь сказать что-нибудь лишнее.

-- Что вы не думали?

-- Простите, я хотѣлъ сказать глупость.

-- Вы никогда не думали, что я такъ люблю моихъ дѣтей; вы это хотѣли сказать, произнесла она тихо:-- неужели вы думаете, я этого не знала? Можетъ быть, вы и были правы. Можетъ быть, любовь къ дѣтямъ одна изъ многихъ масокъ, которыя я надѣваю по очереди.

-- Не говорите этого! воскликнулъ Треденнисъ.

Онъ бросилъ на нее взглядъ, полный пламенной мольбы и съ удивленіемъ замѣтилъ на ея глазахъ крупныя слезы.

-- Нѣтъ, сказала она черезъ минуту:-- я не буду этого говорить. И къ чему? Это неправда. Я очень люблю моихъ дѣтей. Впрочемъ, я думаю, самое дурное на свѣтѣ существо любитъ своихъ дѣтей. Конечно, мои слова могли бы ничего не значить, но вы видите, какъ они меня любятъ, прибавила она съ чувствомъ:-- а они не любили бы меня, еслибъ я ихъ не любила.

-- Я теперь вижу, какъ я ошибался. Но вернувшись въ Вашингтонъ, я рѣшительно васъ не узналъ. Все въ васъ было для меня непонятно, и мнѣ казалось, что передо мною новое, невѣдомое мнѣ существо.

-- Это такъ и было. Я можетъ быть никогда не была тѣмъ существомъ, какимъ вы меня воображали.

-- Нѣтъ, съ тѣхъ поръ, какъ я здѣсь, я вижу передъ собою то самое существо, о которомъ я мечталъ, сидя передъ огнемъ въ длинныя зимнія ночи на пограничномъ посту.

-- Вы обо мнѣ думали? спросила она съ удивленіемъ.

-- Да, я никогда не забывалъ васъ.

-- Какъ странно это слышать теперь! Вы повидимому не обращали на меня никакого вниманія.

-- Ужь такая моя судьба, промолвилъ онъ съ горечью:-- всѣ полагаютъ, что я ни на что не обращаю вниманія.

-- Вѣроятно, вы вспоминали обо мнѣ, потому что вамъ было скучно и не о комъ было думать.

-- Можетъ быть.

-- Впрочемъ, это было очень естественно, но я никогда не думала.

-- Такъ же естественно было вамъ забыть обо мнѣ, какъ мнѣ вспоминать объ васъ.

-- Но я васъ не забыла, сказала она, пристально смотря на него.

-- Вы не забыли?

-- Нѣтъ; сначала, правда, я ни о чемъ не думала, а просто веселилась. О, какіе это были счастливые, свѣтлые дни! Еслибъ я знала, что они пройдутъ такъ скоро, можетъ быть постаралась бы ихъ продлить.

-- А для меня они шли такъ медленно, что я радъ былъ, когда они прошли.

-- Вамъ было очень тяжело.

-- Да.

-- Вамъ было бы пріятно, еслибъ я писала вамъ вмѣстѣ съ папой?

-- А вы когда-нибудь объ этомъ думали?

-- Я однажды начала письмо къ вамъ. Это былъ въ первый грустный, мрачный день моей жизни. Я тогда неожиданно вспомнила о васъ и почувствовала желаніе поговорить съ вами.

-- Но вы не кончили письма.

-- Нѣтъ. Я написала нѣсколько строкъ и подумала, что вы, вѣроятно, меня забыли. И бросила письмо въ шкатулку, гдѣ надняхъ его нашла.

-- Оно у васъ?

-- Да. Не правда ли, странно, что оно сохранилось до сихъ поръ. Въ немъ нѣсколько строкъ, но все-таки оно доказываетъ, что я не забыла васъ.

-- Дайте мнѣ его.

-- Къ чему вамъ! Это просто лоскутокъ пожелтѣвшей бумаги.

-- Оно принадлежитъ мнѣ, и я имѣю на него право.

Она молча встала и пошла въ комнаты, ведя за руку Мегги. Треденнисъ не спускалъ съ нея глазъ, пока она не исчезла въ дверяхъ. Тогда онъ бросился на траву и болѣзненно застоналъ:

-- Боже мой! Боже мой!

Когда Берта вернулась съ письмомъ, онъ взялъ его, не произнося ни слова. Отъ письма пахло геліотропомъ, и въ немъ дѣйствительно было лишь нѣсколько строкъ, и то многія слова были зачеркнуты. Въ заголовкѣ сначала было написано Милый Филиппъ, а, потомъ Милый капитанъ Треденнисъ.

-- Жаль, что вы не кончили письма, сказалъ онъ, окончивъ чтеніе.

-- Я сама сожалѣю, если оно могло доставить вамъ удовольствіе.

Онъ сложилъ письмо и спряталъ его въ карманъ.

Черезъ два дня, онъ долженъ былъ уже уѣхать въ Вашингтонъ. Въ его дальнѣйшемъ присутствіи не было никакой необходимости. Джени настолько поправилась, что докторъ совѣтывалъ везти ее на морской берегъ. Однако, ему не легко было прійти къ этой рѣшимости и объявить Бертѣ объ этомъ. Она. напротивъ, приняла это извѣстіе, какъ ему показалось, съ слишкомъ большимъ равнодушіемъ.

-- Еслибъ на моемъ мѣстѣ былъ Арбутнотъ, то она не такъ спокойно перенесла бы разлуку, подумалъ онъ, но тотчасъ прибавилъ съ упрекомъ:-- неужели я пріѣхалъ сюда для того, чтобъ она сожалѣла о моемъ отъѣздѣ? Какой я дуракъ!

На слѣдующее утро, сойдя внизъ въ столовую онъ замѣтилъ, что Берта была одѣта изысканнѣе обыкновеннаго, хотя очень просто.

-- Какой прекрасный день, сказала она, здороваясь.

-- Да, я только объ этомъ думалъ.

-- Это вашъ послѣдній день, и я хочу, чтобъ вы вспомнили о немъ съ удовольствіемъ, хотя всѣ дни, проведенные вами здѣсь, были очень пріятны. Вы видите, прибавила она съ улыбкой: -- что я надѣла праздничное платье. Это мнѣ посовѣтывала Джени.

-- Это прелестное платье, произнесъ онъ, видимо подъискивая слова:-- но вы всегда прекрасно одѣваетесь.

-- Это кто вамъ сказалъ? Мистеръ Арбутнотъ или миссъ Джессопъ?

Послѣ завтрака они пошли гулять. Она шла впереди, а онъ слѣдовалъ за нею, находя какое-то новое, неиспытанное имъ наслажденіе во всемъ окружавшемъ: въ голубомъ небѣ, въ шелестѣ листьевъ, въ тепломъ благоуханномъ воздухѣ, въ чириканіи птицъ.

-- Я посвящу вамъ весь день, сказала Берта:-- и мы пойдемъ на горку, которую дѣти очень любятъ.

Эта горка находилась рядомъ и была покрыта деревьями. Съ вершины открывался обширный видъ на всѣ окрестности. Подъ деревьями на зеленой муравѣ валялось нѣсколько куколъ, а также чашки и блюдечки изъ дубовыхъ желудей.

-- Посмотрите, сказала Берта:-- когда мы были здѣсь въ послѣдній разъ, у Джени вдругъ заболѣла голова, и мы въ торопяхъ вернулись домой, бросивъ игрушки. Здѣсь прекрасно, сядьте или лягте, и полюбуйтесь рѣкой. Разговаривать не надо.

Онъ растянулся во весь ростъ на травѣ, а Берта сѣла подлѣ.

-- Это просто сонъ! промолвилъ, наконецъ, Трединнисъ.

-- Да, отвѣчала она: -- воздухъ такой теплый, и небо такое голубое, и сосны такъ благоухаютъ. Все это кажется иначе въ дѣйствительности. Вотъ почему я и хочу какъ можно болѣе насладиться этимъ сномъ.

-- Я это и дѣлаю.

-- Вообще это не хорошо. Нѣтъ, я не хочу портить сегодняшняго дня. Эта мысль слишкомъ свѣтская и вашингтонская. Я ее приберегу на зиму.

-- Бросьте ее лучше; она несправедлива и вы въ нее не вѣрите.

-- Она безопаснѣе.

-- Берта, произнесъ онъ послѣ минутнаго молчанія:-- на меня находятъ минуты, когда я ненавижу человѣка, который васъ научилъ этимъ мыслямъ.

-- Лорэнса Арбутнота, отвѣчала она, не обнаруживая никакого удивленія: -- я сама ненавижу его, но только на минуту, когда онъ мнѣ говоритъ правду, ужасную, смертельную правду. Но я не хочу объ этомъ думать. Будемъ счастливы. Я хочу быть счастливой. Джени лучше, я объ ней не безпокоюсь, погода чудесная, и я надѣла ради этого свое любимое платье. Посмотрите на колоритъ вонъ тѣхъ горъ, послушайте, какъ воркуютъ голубки на деревьяхъ. Какъ тепло и хорошо. Все-таки жить пріятно!

И она запѣла веселый романсъ, но послѣ второго куплета остановилась и посмотрѣла съ улыбкой на Треденниса.

-- Ну, теперь ваша очередь, сказала она:-- говорите что-нибудь. Разскажите мнѣ о вашей жизни на Западѣ, что вы дѣлали въ первый годъ, и начните съ того дня, какъ я съ вами простилась изъ окна кареты.

-- Это будетъ не интересная исторія.

-- Для меня очень интересная. Я люблю разсказы объ индѣйцахъ. Но вы, кажется, вели жизнь очень одинокую?

-- Да.

-- Это началось еще съ дѣтства. Я слышала, какъ вы говорили однажды Джени, что въ ея годы вы никому не принадлежали. Это очень грустно. Мнѣ жутко подумать, что было бы съ Джэкомъ, еслибъ онъ былъ одинъ. А что, вы походили на него? Жаль, что нѣтъ портрета васъ мальчикомъ.

-- У меня были друзья, но никто не обращалъ на меня большого вниманія, отвѣчалъ Треденнисъ, глубоко тронутый ея словами:-- быть можетъ, это было потому, что меня окружали мужчины, а не женщины. Мои родители умерли, когда мнѣ было два года, и никто не питалъ ко мнѣ особой любви. Я это сознавалъ, и это меня не удивляло. Я чувствовалъ, что во мнѣ былъ какой-то недостатокъ, но не могъ понять, въ чемъ онъ заключался. Теперь вижу, въ чемъ дѣло: я всегда былъ молчаливъ и не умѣлъ выражать свои чувства и мысли.

-- О! воскликнула она, думая о немъ только какъ о ребенкѣ:-- неужели у васъ никого не было, кто помогъ бы вамъ въ этомъ горѣ? Я знаю близко дѣтей и какъ они страдаютъ, если одни, безъ всякой помощи. Они не умѣютъ выразить чего хотятъ, и какъ имъ это тяжело! Неужели никакая женщина не поняла вашихъ страданій и не сжалилась надъ вами?

Треденнисъ не вѣрилъ своимъ ушамъ. Въ голосѣ Берты слышались слезы.

-- Вы понимаете мое положеніе лучше меня самого, сказалъ онъ.

-- Я понимаю, потому что у меня есть дѣти и я ихъ люблю, пекусь о нихъ и готова пожертвовать имъ жизнью. Дѣти дѣлаютъ иногда мать тигрицей. Страшно подумать, до чего можетъ довести мать страданіе ея дѣтей. Можно сочувствовать страданію всякаго ребенка. Но если свой...

Она не окончила фразы, такъ сильно было волненіе, овладѣвшее ею. Треденнисъ, смотря на нее, вздрогнулъ. Она это замѣтила и тотчасъ сдержала себя.

-- Извините сказала она со смѣхомъ: -- во мнѣ на минуту проснулась дикарка. Ну, разсказывайте о себѣ. Это будетъ лучше.

И она стала внимательно слушать повѣсть объ его пограничной жизни. Онъ говорилъ просто и всѣми силами старался не выставлять себя героемъ; но онъ впервые увидѣлъ съ изумленіемъ, что во всѣхъ эпизодахъ игралъ первую, самую выдающуюся роль. Наконецъ, онъ прибѣгнулъ къ хитрости и сталъ говорить о себѣ, какъ объ одномъ офицерѣ. Но Берта не поддалась обману и послѣ всякаго разсказа о смѣломъ, мужественномъ подвигѣ прямо спрашивала:

-- Это вы сдѣлали?

-- Я былъ только одинъ изъ офицеровъ, и исполнялъ приказаніе начальства, отвѣчалъ онъ.

XVI.

Возвращаясь домой, они оба молчали. Треденнисъ не отдавалъ себѣ отчета въ томъ, что онъ чувствовалъ, онъ просто былъ счастливъ. Впрочемъ, раза два ему приходило въ голову: "мнѣ безопасно быть счастливымъ, насколько это возможно; будь я на мѣстѣ Лоренса Арбутнота, я не позволилъ бы себѣ этого".

Онъ не вошелъ въ домъ, а остался у гамака; Берта же пошла къ Джени. Спустя полчаса, она возвратилась, но лицо ея уже не имѣло прежняго беззаботнаго, праздничнаго вида. Она держала въ рукахъ письмо.

-- Это отъ Ричарда, сказала она, усѣвшись въ гамакѣ: -- я только-что его получила.

-- Что же онъ, возвращается? спросилъ Треденнисъ.

-- Нѣтъ, отвѣчала она, смотря на мелко исписанныя странницы письма: -- онъ благоразумно не придалъ серьёзнаго характера болѣзни Джени. Онъ совѣтуетъ мнѣ беречь себя и вполнѣ полагается на мою заботливость о ребенкѣ.

Въ голосѣ ея не слышалось ни малѣйшей горечи, но вмѣстѣ съ тѣмъ лицо ея было неподвижно и ничего не выражало.

-- Онъ пишетъ много интереснаго, продолжала она: -- и въ восторгѣ...

-- Отчего?

-- Отъ Весторскаго дѣла. Онъ ожидаетъ отъ него безконечныхъ благъ. Повидимому, лица, владѣющія Весторіей, будутъ пользоваться всѣми производительными силами окружающей страны, если только проведутъ желѣзную дорогу. Все зависитъ отъ желѣзной дороги.

-- А желѣзная дорога, зависитъ отъ...

-- Не знаю, вѣроятно, отъ многихъ лицъ. Какъ бы я желала, чтобы она зависѣла только отъ меня.

-- Почему?

-- Я желала бы, чтобы отъ меня зависѣло что-нибудь столь важное, сказала Берта съ улыбкой: -- я хотѣла бы чувствовать себя силой; я очень люблю силу.

-- Я слышалъ, что у васъ большая сила, болѣе, чѣмъ у большинства женщинъ, замѣтилъ Треденнисъ.

Она снова улыбнулась.

-- Это вамъ говорилъ Лоренсъ Арбутнотъ, отвѣчала она:-- я всегда узнаю его замѣчанія. Онъ увѣряетъ, что я имѣю большое вліяніе на людей и называетъ это силой. Это пустяки. Я могу однимъ нравиться, а другимъ нѣтъ; притомъ же это мнѣ стоитъ усилій и не даетъ мнѣ силы дѣлать, что я хочу, не даетъ мнѣ власти. Я полагаю, что настоящая сила, настоящая власть можетъ утѣшить отъ потери многаго. Можно забыться, доставляя другимъ то, чего самъ не имѣешь.

-- Я не люблю, когда вы такъ говорите, точно въ жизни главное забыться.

-- Я не буду такъ говорить, произнесла Берта послѣ минутнаго молчанія: -- сегодня я не хочу васъ сердить.

Она свернула письмо, положила въ корзинку и, взявъ оттуда свою работу, принялась за нее, но очень лѣниво, какъ бы не забывая, что былъ праздникъ.

Однако, Треденнисъ ясно видѣлъ, что мысли ея не были такъ безоблачны, какъ прежде, и это сознаніе только усиливало въ немъ пламенное чувство, которое все болѣе и болѣе овладѣвало имъ. Берта тихо работала, а онъ слѣдилъ за ея пальцами и ждалъ той блаженной минуты, когда она посмотритъ на него. Онъ пожиралъ ее глазами и всякая мелочь въ ея фигурѣ, въ ея туалетѣ навѣки врѣзалась въ его память.

-- Знаете, сказалъ онъ неожиданно: -- мнѣ кажется, что я вижу васъ впервые сегодня. Вы совершенно теперь другая.

-- Я также васъ никогда не видала такимъ, но это не потому, что вы измѣнились.

-- А почему?

-- Потому, что вы сегодня не имѣете ничего противъ меня.

-- А вы думаете, что я обыкновенно недоволенъ вами?

-- Да.

-- Чѣмъ же я бываю недоволенъ?

-- Вы сами знаете, и мнѣ слишкомъ было бы тяжело выразить это словами.

-- Тяжело?

-- Да, вы думаете, что мнѣ это легко, хотя я никогда вамъ не созналась бы въ другое время. Можетъ быть, завтра я въ этомъ раскаюсь.

-- Нѣтъ, не раскаивайтесь! воскликнулъ онъ съ такимъ жаромъ, что лицо Берты мгновенно заволокло какимъ-то страннымъ облакомъ, и онъ поспѣшно прибавилъ: -- простите меня; не вы, а я долженъ раскаяться, что причинилъ вамъ неудовольствіе.

Между тѣмъ, день клонился уже къ вечеру и солнце садилось, озаряя своими золотистыми лучами зеленую листву деревьевъ и старый красный домъ, стѣны котораго были увиты жимолостью и повиликой.

-- Намъ надо смотрѣть и молчать, сказала Берта, откладывая свою работу:-- черезъ нѣсколько минутъ все кончится.

-- И мы никогда не увидимъ ничего подобнаго, прибавилъ грустно Треденнисъ.

-- Мнѣ всегда казалось, что дурная сторона этихъ минутъ именно та, что онѣ повторяются. Я видала и прежде такіе закаты солнца.

-- А я никогда.

И горькая улыбка показалась на лицѣ Треденниса. Онъ вспомнилъ о Лоренсѣ Арбутнотѣ. Онъ дѣлилъ съ нимъ закатъ солнца: вѣроятно, онъ дѣлилъ съ нимъ и этотъ чудный, счастливый день.

Берта сидѣла молча, задумчиво, и ему показалось, что она что-то вспомнила. Но черезъ минуту, она подняла глаза и бросила на него нѣжный взглядъ, очевидно, обнимавшій только настоящее.

-- Посмотрите, сказала она: -- солнце уже зашло за сосны. Намъ осталось только нѣсколько секундъ.

Солнце еще блестѣло сквозь вѣтви деревьевъ; потомъ оно опустилось ниже, ниже и совершенно исчезло.

Берта вздохнула.

-- Кончено, промолвила она послѣ непродолжительнаго молчанія: -- мы точно слѣдили за смертью кого-нибудь.

Она встала, взяла работу и прибавила съ принужденной улыбкой:

-- Однако, пора пить чай.

Когда настало время укладывать дѣтей спать, Берта пошла въ дѣтскую и Треденнисъ изъ сада долго слышалъ ея веселый голосъ и смѣхъ. Потомъ все затихло, и онъ видѣлъ, какъ она сѣла къ окну, убаюкивая Джени, которую держала на рукахъ. Головка дѣвочки покоилась у нея на груди, и она тихо пѣла колыбельную пѣснь. Эта прелестная картина, эти мелодичные звуки тронули до глубины души Треденниса. Наконецъ, ребенокъ заснулъ, и Берта, вставъ, отнесла его въ кровать. Треденнисъ вздохнулъ и началъ поправлять подушки въ гамакѣ, зная, что она вскорѣ придетъ.

Дѣйствительно, черезъ нѣсколько минутъ, въ дверяхъ показалась ея бѣлая фигура, и онъ пошелъ къ ней на встрѣчу.

-- Всѣ спятъ, сказала она тихо.

-- Вы пойдете въ гамакъ или сядете здѣсь? спросилъ онъ.

-- Въ гамакѣ лучше; я люблю, когда надо мною шелестятъ листья, отвѣчала она.

-- Я все думалъ о вашихъ словахъ, началъ Треденнисъ, когда она усѣлась, по своему обыкновенію, въ гамакѣ: -- дѣйствительно, я часто имѣлъ нѣчто противъ васъ, а въ послѣдніе дни я этого не чувствовалъ и никогда болѣе не буду чувствовать.

Она молчала.

-- Я не могу забыть этихъ дней, я не могу забыть сегодняшняго дня, продолжалъ онъ:-- и когда мнѣ покажется что-нибудь не ладно, то я скажу себѣ: "Тогда все было ясно, тогда она была настоящая Берта", и что бы тамъ ни было, я сохраню свою вѣру въ васъ.

-- О! воскликнула она:-- не вѣрьте мнѣ слишкомъ много.

И въ голосѣ ея слышалась раздирающая нота.

-- Я не могу вамъ вѣрить слишкомъ много? Честный человѣкъ не можетъ вѣрить слишкомъ много другому честному человѣку?

-- А развѣ я честный человѣкъ?

-- Я вѣрю этому и буду вѣчно вѣрить.

-- Вы не увлекаетесь?

-- Послушайте; я не похожъ на Арбутнота и другихъ. Еслибы я хотѣлъ походить на нихъ, то не съумѣлъ бы. Хотя вы мнѣ никогда не говорили и никогда не скажете, что я могу быть вамъ полезенъ, но я буду ждать этой минуты. У всякаго бываютъ минуты, когда онъ хочетъ скрыть отъ свѣта чувства, все равно, радость или горе.

-- Да, все равно, промолвила Берта.

-- Все равно, и каждый изъ насъ это испытываетъ, даже я...

-- Что? и вы также?

-- Да, и я; но это все равно.

-- Все равно, значитъ, нѣтъ исхода.

-- Да; но я хотѣлъ говорить о васъ, а не о себѣ.

-- О, не говорите обо мнѣ, не говорите обо мнѣ! воскликнула она.

-- Отчего?

-- Отъ того, что, повторяю, вы слишкомъ довѣряете мнѣ. Я вамъ говорю правду и не виновата, если вы все-таки сохраните свою вѣру въ меня. Дѣло въ томъ, что я не дурная и не хорошая женщина, а просто не могу жить безъ сильныхъ ощущеній. Я постоянно мѣняюсь и дѣлаю опыты. Одинъ опытъ не удается, я перехожу къ другому, и такъ далѣе, пока не выбьюсь изъ силъ.

-- Бѣдное дитя! промолвилъ Треденнисъ.

-- Это все равно, продолжала Берта: -- но вы должны знать всю правду обо мнѣ, вы должны знать, что мнѣ нельзя вѣрить, и главное, не слѣдуетъ удивляться, какая бы во мнѣ ни произошла перемѣна.

-- Когда мы снова встрѣтимся въ Вашингтонѣ?

-- Въ Вашингтонѣ или гдѣ бы то ни было, отвѣчала она.

-- Вы предостерегаете меня?

-- Да.

-- Напрасно, это ни къ чему не поведетъ, сказалъ онъ, пристально смотря на нее: -- вы меня не измѣните; измѣняйтесь сами, сколько хотите, дѣлайте сколько хотите опытовъ, но вы не измѣните послѣднихъ десяти дней.

Но эти дни кончились такъ, какъ они не ожидали. Въ эту самую минуту раздался конскій топотъ, потомъ лай собакъ и громкій, хорошо знакомый имъ голосъ.

-- Слышите? воскликнулъ Треденнисъ.

-- Да, отвѣчала Берта, неожиданно похолодѣвъ, какъ мраморная статуя: -- это Лоренсъ Арбутнотъ и папа. Пойдемте къ нимъ навстрѣчу.

Черезъ нѣсколько секундъ они были у воротъ и профессоръ объяснилъ ихъ неожиданное появленіе.

-- Это все штуки мистера Арбутнота, сказалъ онъ: -- ему было извѣстно, что я жаждалъ тебя увидѣть, а онъ боялся отпустить меня одного, вотъ онъ и сочинилъ, что у него дѣла по сосѣдству. Я этому, конечно, не повѣрилъ, но позволилъ ему поставить на своемъ.

-- Профессоръ мнѣ ни въ чемъ не вѣритъ, воскликнулъ Арбутнотъ съ своимъ обычнымъ веселымъ смѣхомъ.

Берта поспѣшно подошла къ нему.

-- Я теперь снова чувствую себя въ Вашингтонѣ, сказала она.-- Вы хорошо сдѣлали, что пріѣхали, я очень рада, но вамъ надо было пріѣхать раньше.

И протянутая его рука дрожала, какъ осенній листъ.

XVII.

Былъ новый годъ и прошло уже нѣсколько мѣсяцевъ, въ продолженіи которыхъ его превосходительство могъ привыкнуть къ своему новому положенію, но сдѣлалъ ли онъ это къ полному своему удовольствію и удовольствію всѣхъ причастныхъ и не причастныхъ лицъ, не занесено въ хронику современныхъ событій. Однако, все было сдѣлано, что только возможно, націей, отличающейся своимъ патріотическимъ уваженіемъ къ тѣмъ счастливымъ личностямъ, которымъ поручено быть представителями ея достоинства внутри страны и извнѣ. Ничто не было опущено, что могло возвысить это достоинство и устранить всѣ затрудненія съ пути человѣка, намѣревающагося съ честью поддержать его. Въ продолженіи избирательной компаніи успѣшный кандидатъ на президентское мѣсто былъ растерзанъ на куски, его нравственность заподозрена, честь забрызгана грязью, умственныя способности низведены до идіотства, каждое событіе въ его общественной и частной жизни предано критикѣ и посмѣянію. Торжественно было доказано, что онъ не получилъ никакого образованія и отлично былъ образованъ, въ четыре года читалъ по гречески и до совершеннолѣтія не зналъ граматы, что жена научила его азбукѣ и что онъ научилъ жену свою складамъ; что онъ былъ лгунъ, воръ, мошенникъ и образецъ добродѣтели, честности и благородства. Всѣ эти безспорные факты были извѣстны всѣмъ и составляли источникъ національной гордости.

Однако, послѣ его избранія, прошедшее его потеряло всякое значеніе. Передъ нимъ открывалось будущее, четыре года, которыми надо было воспользоваться, а тамъ хоть трава не рости. Оппозиція бранилась, издѣвалась и съ ехидствомъ указывала на справедливость своихъ предсказаній насчетъ его тупоумія; своя партія совѣтывала, хвалила, предостерегала, удерживала и часто, въ доказательство своего безпристрастія, открыто осуждала. Если онъ давалъ какое-нибудь мѣсто одному изъ своихъ ближайшихъ сторонниковъ, то поднимался крикъ о томъ, что онъ уничтожаетъ свое высокое достоинство и открыто платитъ за оказанныя лично ему услуги. Если его выборъ падалъ на кого нибудь внѣ кружка сторонниковъ, его обвиняли въ неблагодарности къ тѣмъ, которые сдѣлали его президентомъ. Ему предстояло одно изъ двухъ: или быть ренегатомъ, или представлять образецъ общественнаго растленія. Благоразумное пророчество партіи, кандидатъ которой не былъ избранъ, о томъ, что правительство республики пойдетъ къ собакамъ, а страна погибнетъ, по какой то неизвѣстной причинѣ, не исполнилось. Прождавъ съ ужасомъ нѣсколько времени этой катастрофы и убѣдившись, что, вѣроятно, она отсрочена до слѣдующихъ выборовъ, правительство свободно вздохнуло, а страна мужественно занялась погоней за мѣстами.

На новаго главу государства сдѣлали дружный напоръ всѣ сознающіе себя способными занимать казенныя мѣста и большая часть ихъ отдала ему въ руки свою судьбу и даже спасенье своей души. Онъ неожиданно оказался покровителемъ вдовъ и сиротъ, отъ него требовали, чтобъ онъ сразу обогатилъ неимущихъ и поправилъ состояніе раззорившихся, взывали къ его человѣколюбію, къ его интересамъ, силѣ, которой не было предѣловъ, и всякое неисполненіе этихъ благоразумныхъ требованій объяснялось злонамѣреннымъ коварствомъ или безсердечнымъ равнодушіемъ сильныхъ міра сего. Такъ какъ ему предстояло, при назначеніи членовъ своего кабинета, обнаружить умъ Соломона, дипломатическій геній Талейрана и смѣлость Наполеона, то онъ, по всей вѣроятности, потерпѣлъ бы фіаско, еслибъ ему не оказали содѣйствія со всѣхъ сторонъ и еслибъ не оказалось столько способныхъ людей занять открытыя ваканціи. Онъ долженъ былъ назначить для умиротворенія юга -- А, для снисканія поддержки сѣвера -- Б, для обезпеченія преданности востока -- В, для сохраненія вліянія на западѣ -- Г, для удовлетворенія общихъ интересовъ всей страны -- Д. Обстоятельства въ концѣ концовъ побудили его остановиться на Е, и снова правительство оказалось на краю гибели, но, какъ ловкій акробатъ, оно удержалось усиліями кабинета, который, по общему приговору, былъ составленъ глупо, если не преступно.

Однако, въ новый годъ не видно было уже никакихъ слѣдовъ бури, грозившей еще недавно снести все съ лица земли. Вашингтонъ казался веселѣе обыкновеннаго. Пріемъ у президента происходилъ по всѣмъ правиламъ искуства. Длинные ряды экипажей тѣснились передъ бѣлымъ домомъ и выходившіе изъ нихъ дипломаты, администраторы и блестящія личности въ военныхъ и морскихъ мундирахъ были встрѣчаемы одобрительными криками или бранью толпы, знавшей всѣ ихъ достоинства и недостатки. Каждый экипажъ, останавливаясь передъ широкимъ подъѣздомъ, высаживалъ какую-нибудь видную или замѣчательную особу: то европейскаго посла въ звѣздахъ, то китайскаго мандарина въ его блестящей одеждѣ, то человѣка въ скромной статской одеждѣ, но обращавшаго на себя большое вниманіе зѣвакъ. Наконецъ, подъѣхала изящная двухмѣстная карета и изъ нея выпрыгнулъ молодой человѣкъ, а за нимъ вышелъ пожилой мужчина. Первый съ удовольствіемъ посмотрѣлъ на толпу и громко воскликнулъ, продолжая свой начатой разговоръ:

-- Мнѣ это нравится.

-- О, отвѣтилъ его товарищъ:-- вамъ все нравится. Я никогда не видывалъ такого человѣка.

-- Это правда, произнесъ молодой человѣкъ, съ веселымъ смѣхомъ:-- но вѣдь это большое достоинство.

-- Не думаю, чортъ возьми. А долго намъ придется ждать кучера?

-- Не думаю. Это кучеръ мистрисъ Амори, и прошелъ отличную школу. Она, какъ вы знаете, не любитъ дожидаться.

-- Да, отвѣчалъ пожилой мужчина съ знаменательной улыбкой:-- однако, войдемте.

Не успѣли они сдѣлать двухъ шаговъ, какъ очутились передъ высокой фигурой въ военномъ мундирѣ. Это былъ полковникъ Треденнисъ.

-- Какъ, это вы, Амори? воскликнулъ онъ съ удивленіемъ:-- я не зналъ, что вы вернулись?

-- Я пріѣхалъ только вчера ночью, отвѣчалъ Ричардъ, пожимая протянутую ему руку:-- но Берта уже съ недѣлю въ городѣ. Неужели вы ея не видали?

-- Я никого не видѣлъ въ послѣднее время и не зналъ, что она здѣсь, пока не прочелъ ея имя въ спискѣ дамъ, которыя принимаютъ сегодня визиты.

-- Конечно, она принимаетъ, и меня и Пленфильда... вы вѣдь знакомы съ сенаторомъ Пленфильдомъ?

-- Здравствуйте, сказалъ Пленфильдъ, не обнаруживая особаго удовольствія.

Треденнисъ поклонился.

-- Пленфильда и меня послали съ визитами; намъ надо объѣхать весь городъ отъ Капитолія до Джордитауна.

-- И онъ увѣряетъ, что это пріятно, замѣтилъ Пленфильдъ.

-- Отчего же нѣтъ, отвѣчалъ Ричардъ:-- погода ясная, свѣтлая, въ каждомъ домѣ васъ любезно встрѣчаетъ полкъ хорошенькихъ женщинъ, въ праздничныхъ, блестящихъ туалетахъ. Это очень весело.

-- И вы находите это веселымъ? спросилъ Пленфильдъ, обращаясь къ Треденнису.

-- Признаюсь, я не люблю общества, отвѣчалъ Треденнисъ.

Онъ сознавалъ, что въ вопросѣ Пленфильда не было ничего предосудительнаго, но ему вообще не нравился этотъ сенаторъ съ его толстой фигурой, сіяющимъ, смуглымъ лицомъ и смѣлыми, хитрыми глазами.

-- А вотъ Амори любитъ общество, и мистрисъ Амори также, замѣтилъ Пленфильдъ: -- мы будемъ по дорогѣ нѣсколько разъ заѣзжать къ ней, чтобъ посмотрѣть, какъ она принимаетъ визиты.

-- Вы, конечно, заѣдете къ ней, сказалъ Ричардъ, обращаясь къ Треденнису:-- мы увидимся. Да, кстати, мистрисъ Сильвестръ пріѣхала два дня тому назадъ и остановилась у насъ.

И они разошлись.

Съ того дня, какъ Треденнисъ разстался съ Бертой въ Виргиніи, пять мѣсяцевъ тому назадъ, онъ не видалъ ея ни разу и только слышалъ отъ профессора, что она была въ Лонгъ-Бранчѣ, Саратогѣ и Ньюпортѣ, а также гостила у друзей въ нѣсколькихъ сѣверныхъ городахъ. Ричардъ, послѣ своего возвращенія съ Запада, бывалъ у нея часто и они вели обычную свѣтскую, веселую жизнь. Какъ время шло для Треденниса, онъ самъ не могъ сказать. Вернувшись въ Вашингтонъ, онъ жилъ какъ бы во снѣ. Знакомыя улицы и зданія казались ему чѣмъ-то невѣдомымъ, лишь пустота города доставляла ему нѣкоторое утѣшеніе; онъ жаждалъ одиночества. Въ первыя недѣли онъ все ждалъ чего-то необыкновеннаго, которое ему показалось бы совершенно естественнымъ, напримѣръ, чтобъ въ одну изъ его ежедневныхъ прогулокъ мимо дома Берты, отворилось окно и сама Берта позвала его. Но мало по малу это напряженіе нервовъ успокоилось и однообразная тоска обычной ежедневной жизни перестала занимать его. Онъ продолжалъ упорно заниматься и даже, чтобъ не имѣть свободной минуты для размышленій, написалъ нѣсколько серьёзныхъ журнальныхъ статей о вопросахъ дня, но все это не смягчало гнетущей тоски.

-- Пять мѣсяцевъ, думалъ онъ, разсѣянно смотря на пеструю толпу, тѣснившуюся въ Бѣломъ домѣ:-- это дольше, чѣмъ кажется.

Въ эту минуту выраженіе его лица было такое странное, что миссъ Джессонъ, проходившая мимо, никакъ не могла прибрать подходящій эпитетъ, несмотря на всю ея опытность въ этомъ дѣлѣ.

Было уже довольно поздно, когда Треденнисъ вышелъ изъ своего экипажа передъ домомъ Берты. На лѣстницѣ онъ встрѣтилъ нѣсколько лицъ уходившихъ и столько же входившихъ. Между послѣдними были Ричардъ и Пленфильдъ.

-- Мы сдѣлали пятьдесятъ визитовъ, воскликнулъ со смѣхомъ Ричардъ: -- и признаюсь, съ большимъ удовольствіемъ. А вы сколько?

-- Конечно, не пятьдесятъ, отвѣчалъ Триденнисъ, входя въ гостинную.

Какъ первая комната, такъ и послѣдующія были полны мужчинами всѣхъ возрастовъ, даже виднѣлось нѣсколько подростковъ, которые застѣнчиво дебютировали въ свѣтскомъ обществѣ. Ставни были заперты, занавѣси опущены и лампы зажжены: всюду въ углахъ были разставлены цвѣты, а три или четыре прелестно одѣтыя дамы составляли блестящіе центры, вокругъ которыхъ тѣснились черные фраки.

Треденнисъ остановился у двери. Въ первую минуту онъ не видѣлъ Берты, хотя ему казалось, что слышитъ ея голосъ въ сосѣдней комнатѣ, гдѣ сквозь полуоткрытую портьеру виднѣлись мужчины, стоявшіе съ чашками и рюмками вокругъ стола, уставленнаго цвѣтами фруктами и пр. Черезъ минуту, она показалась на порогѣ, сопровождаемая веселымъ смѣхомъ. Треденнисъ никогда не видалъ на ней такого блестящаго туалета. Удивительная комбинація яркихъ и нѣжныхъ оттѣнковъ краснаго цвѣта, блескъ золотыхъ побрякушекъ, украшавшихъ ея обнаженныя руки и шею, румянецъ на щекахъ и сверкающій взглядъ ея чудныхъ глазъ ослѣпили его.

Она прямо подошла къ нему и, протянувъ руку, заговорила такимъ тономъ, словно они разстались часъ тому назадъ:

-- Наконецъ-то. Впрочемъ, это очень мило, что вашъ визитъ къ намъ послѣдній, по крайней-мѣрѣ, теперь вы не будете торопиться. Вы видите, прибавила она. открывая вѣеръ: -- мы вернулись въ нашу родную атмосферу и дышемъ легко. Теперь мы снова настоящіе дѣйствительные люди, а не призраки.

-- Такъ ли? отвѣчалъ онъ, оглядывая ее отъ блестящей пряжки на изящной туфлѣ до брильянтовой стрѣлы въ волосахъ: да, кажется, вы правы.

-- Если вы еще въ этомъ не убѣждены, то посмотрите на мистера Арбутнота; по-крайней мѣрѣ всѣ мои сомнѣнія исчезли, когда я увидала его chapeau-clack и услышала его первое замѣчаніе о погодѣ: "Сегодня славный день, немного холодно, но ясно. Вчера было холоднѣе, а завтра вѣроятно будетъ теплѣе. Надо надѣяться, что зима у насъ будетъ хорошая".

-- Вы предложили бы молиться объ этомъ въ церквахъ, замѣтилъ Треденнисъ.

-- Это геніальная мысль, воскликнула она:-- вотъ сенаторъ Пленфильдъ, можетъ быть, онъ поможетъ намъ провести билль объ ея осуществленіи.

Сенаторъ Пленфильдъ подошелъ къ нимъ съ своей обычной грубой развязностью.

-- Какой билль? спросилъ онъ:-- вносите что хотите, я васъ поддержу, и мы вдвоемъ все проведемъ. Въ чемъ дѣло?

-- Мы хотимъ водворенія хорошей погоды, отвѣчала Берта:-- чтобъ полковникъ Треденнисъ могъ порхать въ нынѣшнемъ сезонѣ, какъ модная бабочка.

-- А развѣ онъ модная бабочка? спросилъ Плэнфильдъ, бросая недовольный взглядъ на Треденниса.

-- А вы этого еще не замѣтили, произнесла Берта:-- это единственный его недостатокъ; иначе онъ былъ бы совершенствомъ. Неужели вы принимали его за серьёзнаго человѣка, а мистера Арбутнота за легкомысленнаго франта.

-- Арбутнота! повторилъ сенаторъ:-- который это Арбутнотъ? Какъ отличить одного отъ другого въ такой толпѣ?

-- А полковникъ Треденнисъ значитъ одинъ стоитъ цѣлой толпы, замѣтила Берта:-- но я не могу сказать, чтобъ было много такихъ людей, какъ Арбутнотъ. Его увела въ сосѣднюю комнату мистрисъ Сильвестръ и угощаетъ тамъ кофе.

-- Мистрисъ Сильвестръ! произнесъ Треденнисъ:-- Ричардъ говорилъ мнѣ, что она здѣсь, и я удивлялся, что не вижу ея.

-- Вы мнѣ, кажется, говорили, что знаете ее, сказала Берта.

-- Да, я ее видѣлъ въ Чикаго, и мы говорили объ васъ. Она питаетъ къ вамъ большую дружбу.

-- Да, мы очень любимъ другъ друга. Она только что вернулась въ Америку изъ за-границы, гдѣ провела три года послѣ смерти своего мужа. Она теперь намѣрена поселиться въ Вашингтонѣ и я предупреждаю васъ, полковникъ Треденнисъ, она очень интересуется вами и даже говорила мнѣ: "Отчего это полковникъ Треденнисъ теряетъ время"? Такъ что васъ можно поздравить съ ея возвращеніемъ. Она еще похорошѣла и стала во сто разъ привлекательнѣе.

-- Это излишне, она и то была очень хорошенькая и пріятная особа.

-- Признаюсь, это мой идеалъ красавицы, и я очень бы желала походить на нее.

-- Вы и такъ хороши для насъ, замѣтилъ Пленфильдъ, стараясь вмѣшаться въ разговоръ.

-- Неужели? спросила Берта съ улыбкой.

-- Да, отвѣчалъ онъ, но уже не столь самоувѣренно.

-- Это невѣроятно, но я постараюсь вамъ вѣрить, сказала Берта все съ той же улыбкой. Однако, пойдемте къ мистрисъ Сильвестръ, прибавила она, обращаясь къ Треденнису:-- сенаторъ Пленфильдъ извинитъ меня; онъ уже видѣлъ ее.

-- Съ удовольствіемъ, отвѣчалъ Треденнисъ и послѣдовалъ за Бертой въ сосѣднюю комнату.

Арбутнотъ стоялъ у камина держа въ рукѣ чашку кофе, и, повидимому, сосредоточивалъ все свое вниманіе на своей прелестной собесѣдницѣ. Треденнисъ тотчасъ узналъ ея матовое лицо и граціозную фигуру. На ней было черное кружевное платье съ красными цвѣтами. Она смотрѣла на Арбутнота задумчивыми глазами и слушала его съ граціознымъ вниманіемъ, что очевидно доставляло большое удовольствіе Арбутноту. Поэтому неудивительно, что появленіе Треденниса было ему не по сердцу, и онъ сказалъ, нагибаясь къ мистрисъ Сильвестръ:

-- Вотъ самый непріятный человѣкъ въ Вашингтонѣ.

-- Отчего? спросила мистрисъ Сильвестръ:-- Берта ведетъ его къ намъ.

-- Да, вотъ поэтому онъ мнѣ и непріятенъ, отвѣчалъ Арбутнотъ.

Мистрисъ Сильвестръ улыбнулась и черезъ минуту воскликнула, граціозно протягивая руку:

-- А, это вы, полковникъ Треденнисъ.

-- Вы слишкомъ добры, что меня вспомнили, сказалъ онъ.

-- Это было нетрудно, отвѣчала мистрисъ Сильвестръ съ обворожительной улыбкой и, отойдя въ сторону, они дружески разговорились.

Гости долго не разъѣзжались, поэтому обѣдали въ этотъ день очень поздно. За столомъ Берта сидѣла рядомъ съ Плэнфильдомъ, а мистрисъ Сильвестръ между Арбутнотомъ и Треденнисомъ; что же касается до Ричарда, то на его долю пришлась молодая дѣвушка очень привлекательной наружности.

-- Я не знаю вашего новаго друга, сказалъ Треденнисъ Бертѣ послѣ обѣда: а когда меня представили ей, то я не разслышалъ ея имени.

-- Значитъ вы доселѣ напрасно жили на свѣтѣ, отвѣчала Берта: -- это Елена Даріенъ. Посмотрите на ея рукава. Благодаря этимъ удивительнымъ рукавамъ, я и познакомилась съ нею. Если женщина можетъ дойти до такого совершенства, то обществу нечего болѣе отъ нея требовать.

-- А вы дошли до этого совершенства? спросилъ Треденнисъ.

-- Признаюсь, въ минуты безумной гордости, я думала, что могу хвалиться своими рукавами, но теперь вижу, что горько ошибалась.

-- Скажите мнѣ лучше, какъ здоровье Джени, сказалъ Треденнисъ, отворачиваясь отъ восхитительныхъ рукавовъ миссъ Даріенъ.

-- Когда я видѣла ее въ послѣдній разъ, т. е. сегодня утромъ, она была совсѣмъ здорова и другія дѣти также. Они теперь уже спятъ.

-- Могу я прійти къ нимъ завтра или послѣ завтра.

-- Когда хотите. Я надѣюсь, вы будете у насъ часто. Мистрисъ Сильвестръ остается здѣсь, пока ея новая квартира не будетъ готова, и я хочу, чтобъ вы съ ней сблизились.

-- Я почту это за большую честь.

-- Вы отгадали, въ чемъ заключается ея главная прелесть? спросила Берта, бросая нѣжный взглядъ на мистрисъ Сильвестръ.

-- Уже опять не рукава ли?

-- Нѣтъ. Трудно это отгадать. Недѣлю тому назадъ, мнѣ казалось, что всего прелестнѣе въ ней голосъ, вчера я была увѣрена, что ея главная прелесть рѣсницы, часъ тому назадъ, я отдавала пальму первенства ея улыбкѣ, а теперь готова признать, что самое замѣчательное въ ней качество -- умѣнье слушать. Посмотрите, какъ она граціозно слушаетъ мистера Арбутнота и какъ онъ поддается ея чарамъ, несмотря на всѣ свои старанія устоять противъ нихъ.

-- А развѣ онъ старается устоять; я на его мѣстѣ не старался бы.

-- Нѣтъ, пожалуйста, не старайтесь.

-- Я и не буду, произнесъ Треденнисъ, и потомъ прибавилъ рѣзко:-- я ухожу, Берта.

-- Вы устали отъ многочисленныхъ визитовъ? спросила она.

-- Нѣтъ, я сдѣлалъ не много визитовъ, но вы правы, я усталъ. Я не могу долѣе выносить того, что здѣсь вижу.

-- Я этого боялась, промолвила Берта, опустивъ голову.

-- Вы были такъ добры, что меня предупредили. Я сказалъ, что это предупрежденіе не пойдетъ мнѣ въ прокъ, такъ и вышло. Право, не знаю, чего я ждалъ, приходя сюда сегодня, но конечно не того, что увидѣлъ. Вы слишкомъ быстро измѣняетесь; я не могу за вами поспѣть.

-- Вы не современный человѣкъ и не умѣете приспособляться къ нравственнымъ перемѣнамъ.

-- Нѣтъ, я не современный человѣкъ и не могу находить удовольствія въ вашей свѣтской болтовнѣ о погодѣ и пр.

-- Я не довольно серьёзна, перебила его Берта:-- вы хотѣли бы, чтобъ я была посерьёзнѣе.

-- Напрасно мнѣ было говорить чего бы я хотѣлъ, я вамъ скажу только -- что все это ни къ чему.

-- Ни къ чему, повторила она.

-- Да. Вы меня не измѣните. Я уже вамъ это сказалъ. Вы можете мнѣ нанести тяжелыя раны, и такъ какъ я человѣкъ, то легко обнаружу свои страданія, но они меня не измѣнятъ. Будьте легкомысленны, сколько вамъ угодно, издѣвайтесь надъ всѣмъ святымъ, если васъ это забавляетъ, но не думайте, что я вамъ повѣрю.

-- Я только и желаю, чтобъ вы мнѣ не вѣрили. Я сама себѣ не вѣрю. Но если вы убѣждены, что я васъ обманываю, то какъ вы думаете, зачѣмъ я это дѣлаю?

-- Не знаю! Видитъ Богъ, не знаю.

-- И я не знаю.

Она медленно обвела глазами всю комнату и всѣхъ присутствующихъ.

-- Я вамъ говорю, промолвила она:-- что это дѣйствительность, а другое было сонъ.

Она быстро встала и прибавила:

-- Ничего другого и не было. Не было даже сна. Всегда было только это. Не было ни голубого неба, ни горъ, ни деревьевъ, ни полевыхъ цвѣтовъ. Пойдемте послушаемъ, что говоритъ мистеръ Арбутнотъ и полюбуемся рукавами миссъ Даріенъ.

Но онъ не двинулся съ мѣста.

-- Я вамъ сказалъ, что ухожу и уйду, произнесъ онъ:-- завтра я прійду къ дѣтямъ, развѣ вы скажете, что не желаете меня болѣе видѣть?

-- Я этого не скажу; это было бы неучтиво и несправедливо.

-- Такъ я приду.

-- Это будетъ очень любезно, сказала Берта, протянувъ ему руку.

Онъ молча пожалъ ее и, простившись съ другими, ушелъ.

XVIII.

Комната, приготовленная Бертой для мистрисъ Сильвестръ была убрана съ самымъ кокетливымъ женскимъ умѣньемъ, и молодая женщина, удалясь изъ гостинной поздно вечеромъ, не легла спать, но, полураздѣвшись и накинувъ легкій халатъ, сѣла въ покойное кресло передъ каминомъ, въ которомъ пылалъ веселый огонь. Хотя ея спокойный темпераментъ предохранялъ ее отъ всякаго сильнаго ощущенія, но все-таки разнородныя впечатлѣнія дня возбудили въ ней много мыслей и она не думала о снѣ.

-- Агнеса! Агнеса! послышался вдругъ голосъ Берты за дверью.

Мистрисъ Сильвестръ поспѣшно встала и отперла дверь, словно она ожидала появленія своего друга. Берта также частью раздѣлась; она сняла свое красное платье, и на ней было длинное бѣлое n é glig é e, обшитое бѣлымъ мѣхомъ. Ей повидимому было холодно, потому что она дрожала.

-- Можно войти? сказала она: -- это не очень деликатно, но я была увѣрена, что вы не спите.

-- Я очень рада, что вы пришли, отвѣчала Агнеса: -- мнѣ вовсе не хочется спать.

Берта вошла и сѣла передъ каминомъ на широкій бѣлый мѣховой коверъ.

-- Это совсѣмъ по женски, сказала она:-- намъ бы надо лежать въ постели, а мы приготовляемся болтать; но безъ этого день не былъ бы полнымъ. Вамъ сегодня вечеромъ есть о чемъ подумать, Агнеса?

-- Да, отвѣтила мистрисъ Сильвестръ, устремивъ глаза на огонь.

-- А ваши мысли пріятныя или нѣтъ?

-- Частью, но не всѣ.

-- Вамъ должно быть страшно очутиться снова въ Вашингтонѣ послѣ столькихъ лѣтъ и при совершенно измѣнившихся обстоятельствахъ. Вы здѣсь не были послѣ вашей свадьбы. Вамъ было тогда девятнадцать или двадцать лѣтъ -- вы были еще ребенкомъ.

-- Я была молода, отвѣчала мистрисъ Сильвестръ:-- но была развита не по годамъ; я не сознавала себя ребенкомъ. Я испытала кое-что, быстро меня развившее, прибавила она въ полголоса.

-- Вы узнали, что такое любовь, промолвила Берта, сама не понимая, какъ эти слова вылетѣли изъ ея устъ.

-- Я испытала не дѣтское чувство, и оно было преждевременно для моего возраста, сказала Агнеса, послѣ минутнаго молчанія.

-- Вамъ предстояло одно изъ двухъ, или испытать его слишкомъ рано, или слишкомъ поздно, замѣтила Берта.

-- А вы полагаете, что оно никому не приходитъ во-время? спросила Агнеса.

-- Это чувство -- ложь съ начала до конца, и я не вѣрю въ него, произнесла Берта съ жаромъ.

-- О, я вѣрю въ него, тихо отвѣчала мистрисъ Сильвестръ.

-- Что это за чувство? воскликнула Берта:-- его нельзя побороть ни умомъ, ни волей, это несчастное, лихорадочное ощущеніе, непонятное и непреодолимое. А если поддаться ему, то не можешь уважать ни себя, ни предмета своей любви? Зачѣмъ женщины любятъ мужчинъ? Кто можетъ объяснить? Это какое-то безуміе. Вы можете только сказать: "Я люблю его; онъ для меня жизнь и смерть". Это неразумно, это нелѣпо.

Она внезапно умолкла, замѣтивъ, что Агнеса смотритъ уже не на огонь, а на нее.

-- Вы любите человѣка, отвѣчала мистрисъ Сильвестръ своимъ нѣжнымъ мелодичнымъ голосомъ: -- по крайней мѣрѣ, мнѣ такъ кажется; потому что онъ одинъ изъ всѣхъ людей въ состояніи причинить вамъ величайшее изъ страданій. Я не вижу другой причины, а я много объ этомъ думала.

-- Это хорошая причина, отвѣтила Берта со смѣхомъ: -- но мы слишкомъ трагичны. Я пришла сюда не для этого. Я хочу знать, какое мы произвели на васъ впечатлѣніе.

-- Кто мы? спросила мистрисъ Сильвестръ.

-- Я, Ричардъ, Лоренсъ Арбутнотъ, полковникъ Треденнисъ, сенаторъ Пленфильдъ, двѣсти мужчинъ, перебывавшихъ у насъ въ этотъ день, однимъ словомъ, Вашингтонъ. Какъ онъ вамъ понравился?

-- Дайте мнѣ двѣ недѣли на размышленіе.

-- Нѣтъ, мнѣ интересны впечатлѣнія, а не размышленія. Все очень перемѣнилось?

-- Я очень перемѣнилась.

-- А мы? Напримѣръ, начните съ Лоренса Арбутнота.

-- Нѣтъ: я его совсѣмъ забыла, и если надо съ кого-нибудь начать, какъ вы говорите, то я никогда не начала бы съ него.

-- А съ кого? спросила Берта, пристально смотря на мистисъ Сильвестръ.

-- Я начала бы съ полковника Треденниса.

-- Что же вамъ нравится въ немъ? спросила Берта, холоднымъ, принужденнымъ тономъ.

-- Все.

-- Еслибъ вы были другая женщина, я сказала бы, что вамъ нравится его большой ростъ, сказала Берта: -- это обыкновенная слабость женщинъ, но я никогда этого не понимала; мнѣ противны высокіе мужчины, я боюсь, что они на меня наступятъ.

-- Мнѣ нравятся его глаза, они очень добрые, и голосъ, промолвила Агнеса, какъ бы размышляя въ слухъ.

-- Голосъ у него слишкомъ густой, и я всегда боюсь, что онъ зареветъ, хотя этого еще никогда съ нимъ не случалось.

-- Онъ такъ хорошо, такъ серьёзно смотритъ на васъ, продолжала мистрисъ Сильвестръ: -- вотъ человѣкъ не легкомысленный.

-- Еще бы, олицетворенная массивность.

-- Это мнѣ и нравится.

-- А, вы находите насъ всѣхъ слишкомъ легкомысленными. Вотъ какое мы произвели на васъ впечатлѣніе! произнесла Берта со смѣхомъ: -- въ сущности, вы правы: мы легкомысленны, и я, по крайней мѣрѣ, не могла бы быть серьёзной, еслибъ даже постаралась.

-- Придетъ время, и вы будете серьёзны безъ всякихъ стараній, сказала мистрисъ Сильвестръ, нѣжно смотря на Берту:-- мы обѣ очень измѣнились съ тѣхъ поръ, какъ видѣлись въ послѣдній разъ, и совершенно естественно, что пережитое подѣйствовало на насъ различно. У насъ разные темпераменты. Вы всегда были впечатлительнѣе и пламеннѣе меня, если вы страдали...

-- Я не... страдала, произнесла Берта, смотря ей прямо въ глаза.

-- А я много выстрадала, сказала Агнеса.

-- Я этого боялась! воскликнула Берта.

-- Если мы будемъ друзьями, какъ я надѣюсь, продолжала мистрисъ Сильвестръ:-- то мнѣ не для чего скрывать отъ васъ, что сдѣлало меня совершенно инымъ существомъ. Лучше прямо высказать всю правду.

Она закрыла лицо руками и съ минуту молчала.

-- Онъ былъ очень жестокъ? спросила Берта.

Агнеса подняла голову, и на лицѣ ея показалась улыбка, которая была бы горькой, еслибы не была столь печальной.

-- У него была такая натура, отвѣчала она:-- и, въ послѣдствіи спокойно обсудивъ его поступки, я пришла къ убѣжденію, что онъ не былъ виновенъ въ игрѣ моего воображенія. Все кончилось между нами въ нѣсколько мѣсяцевъ, и послѣ катастрофы онъ мнѣ сказалъ, что предвидѣлъ подобный конецъ, потому что обыкновенно такъ бываетъ. Онъ жилъ на свѣтѣ такъ много, а я такъ мало. Я только разъ говорила съ нимъ прямо, открыто, и послѣ этого рокового дня я едва помнила, что было со мною въ продолженіи многихъ мѣсяцевъ. Я уѣхала одна на морской берегъ и тамъ проводила цѣлые дни, сидя на пескѣ и смотря на воду. Однажды я сидѣла на берегу очень долго и вдругъ, вставъ, пошла домой, говоря себѣ: "Я оставила тамъ Агнесу, и болѣе никогда ея не увижу". Я точно умерла, и съ той минуты сдѣлалась совершенно новымъ существомъ. Я слегла въ постель, и когда встала черезъ нѣсколько дней, то встрѣтила мужа такъ спокойно, что онъ былъ поставленъ въ тупикъ.

-- И это былъ конецъ?

-- Да, для меня.

-- А для него?

-- Раза два онъ пытался возобновить наши отношенія, но всѣ его попытки не удались. Подобное чувство, однажды исчезнувъ, не можетъ вернуться; вмѣстѣ съ нимъ исчезнетъ все, и страсть, и горе, и сожалѣніе.

-- Это чувство -- ложь, и всегда должно такъ кончиться! воскликнула Берта.

Мистрисъ Сильвестръ ничего не отвѣчала.

-- Вы знаете, что оно должно такъ кончиться, повторила Берта.

-- Я не знаю и не хочу ничего знать, отвѣтила Агнеса: -- я хочу теперь одного -- спокойствія.

-- Это очень печально, промолвила съ чувствомъ Берта.

-- Да, сказала мистрисъ Сильвестръ, и голосъ ея впервые задрожалъ, но она тотчасъ поборола свое волненіе и прибавила своимъ обычнымъ спокойнымъ тономъ:-- я вовсе не хотѣла васъ разжалобить, но теперь вы знаете мое прошедшее и можете отгадать будущее.

-- Нѣтъ, не могу.

-- Однако, это очень легко. Я устрою себѣ хорошенькую квартиру и потрачу на нее столько заботъ, что, наконецъ, миссъ Джесонъ назоветъ ее единственной въ своемъ родѣ. Я буду жить съ теткой, мистрисъ Миргамъ, и стану принимать днемъ и по вечерамъ. У меня будетъ собираться все лучшее вашингтонское общество. Надѣюсь, что вы будете у меня часто, мистеръ Арбутнотъ, полковникъ Треденнисъ...

-- Если они будутъ часто васъ посѣщать, то оба или одинъ изъ нихъ влюбятся въ васъ.

-- Я надѣюсь, что это случится съ мистеромъ Арбутнотомъ, потому что ему легче излечиться отъ этого недуга.

-- А вы думаете, что вы сами совершенно безопасны.

-- Я вовсе объ этомъ не думаю, а потому мнѣ и не грозитъ опасность. Еслибы мнѣ было двадцать лѣтъ, дѣло было бы иное.

-- Какъ вы спокойны! воскликнула Берта.

-- Да, я теперь спокойна, но прежде мнѣ было тяжело, ужасно тяжело, отвѣчала Агнеса:-- долго меня мучила жажда выместить на другихъ свою злобу. Но потомъ я подумала, что столько на свѣтѣ страданій, и мнѣ такъ стало жаль людей.

И она вдругъ расплакалась, какъ ребенокъ.

-- Это глупо, и я уже давно не плакала, произнесла она, наконецъ.

-- Не стѣсняйтесь мною, сказала Берта:-- я люблю видѣть, какъ вы плачете.

-- А я этого не люблю, отвѣчала Агнеса съ улыбкой и, черезъ минуту, совершенно оправившись отъ своего волненія, спросила:-- кажется, полковникъ Треденнисъ помогалъ вамъ ухаживать за Джени, когда она была больна въ Виргиніи?

-- Да, отвѣчала Берта: -- онъ пріѣхалъ ко мнѣ, потому что Ричардъ былъ въ отъѣздѣ, а папа былъ боленъ.

-- Джени мнѣ объ этомъ говорила. По ея словамъ, онъ носилъ ее на рукахъ по комнатѣ и утѣшалъ, когда она плакала. Онъ, должно быть, очень добръ. Я желала бы видѣть этого мужественнаго, массивнаго человѣка ухаживающимъ за больнымъ ребенкомъ. Это должно быть трогательное зрѣлище.

Берта молчала. Она знала, что это было за зрѣлище и хорошо его помнила; еслибы она могла забыть, то, конечно, ея сердце не билось бы такъ лихорадочно, какъ въ эту минуту.

-- Онъ былъ очень массивенъ... начала она, но слова замерли у нея на устахъ.

Она видѣла, что Агнеса смотритъ на нее съ удивленіемъ, и ей вдругъ показалось, что единственное спасеніе -- бѣгство. Но было поздно.

-- Берта! воскликнула съ ужасомъ Агнеса.

-- Ну, ну, отвѣчала она дрожащимъ голосомъ и поспѣшно встала: -- я напрасно пришла; я очень устала и мнѣ лучше уйти.

Но Агнеса подошла къ ней и положила руку ей на плечо.

-- Нѣтъ, вы хорошо сдѣлали, что пришли, здѣсь ваше мѣсто, промолвила она съ глубокимъ чувствомъ.

Она посадила ее на кушетку и держала за обѣ руки.

-- Неужели вы думаете, что я васъ отпущу, прежде чѣмъ вы все мнѣ не разскажете? продолжала она: -- я видѣла, что вы страдаете. И если я начала говорить о своихъ страданіяхъ, то лишь потому, что хотѣла навести васъ на откровенность. Скажите мнѣ все. Какія могутъ быть тайны между двумя женщинами, которыя страдали и искренно преданы другъ другу?

Берта выскользнула изъ ея рукъ и, упавъ на колѣни, закрыла лицо руками.

-- Агнеса, промолвила она едва слышно:-- я не думала объ этомъ... я не знаю, какъ это случилось. Я не хотѣла никому открывать этого. Но я потеряла всякую силу воли, и говорю, когда хочу молчать. Не смотрите на меня. Я не знаю, что это значитъ. Вся моя жизнь была иная, и это на меня не походитъ. Я не вѣрила, что это дѣйствительно случилось. Это иллюзія, это сонъ, это болѣзнь. И, однако, оно продолжается... И для меня оно страшнѣе, чѣмъ для всякаго другого. Это несправедливо. Я для этого не готова. Я ничего не понимаю. Но пока оно продолжается...

Она умолкла и закрыла лицо руками.

-- А вы думаете, что оно пройдетъ?

-- Пройдетъ! Сколько разъ я говорила себѣ, что оно должно пройти, что это пустая сентиментальность, униженіе. Да, оно должно пройти, но оно не проходитъ, не проходитъ. И мнѣ, по временамъ, кажется, что оно не можетъ пройти, и я схожу съ ума, но...

-- Что но?

-- Вы будете меня презирать, но я вамъ все-таки скажу. Когда я думаю, что это можетъ пройти и исчезнуть навѣки, мнѣ становится такъ страшно, что, въ сравненіи съ этой пыткой, все легко, и я готова всю жизнь выносить страданія, горе, позоръ, только бы не лишиться этого чувства.

-- Я это понимаю, я это понимаю! воскликнула Агнеса.

-- Вы понимаете! отвѣтила злобно Берта:-- а я не понимаю!

Въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ Агнеса молчала. Она смотрѣла на Берту и вспомнила, что нѣкогда она была въ такомъ же положеніи, только ей некому было излить своего сердца.

-- Скажите мнѣ, какъ это началось? спросила она, наконецъ.

Берта подняла голову съ подушки. Лицо ея совершенно измѣнилось, оно не выражало болѣе страстнаго пыла, а казалось только утомленнымъ, безпомощнымъ.

-- Оно началось гораздо ранѣе, чѣмъ я сама стала сознавать, сказала она.-- Еслибы я не была такъ молода и легкомысленна, то поняла бы, что онъ мнѣ нравился прежде, чѣмъ уѣхалъ къ индѣйцамъ. Однажды онъ принесъ мнѣ букетъ геліотроповъ, и я удивлялась, какъ глубоко тронули меня его простыя, задушевныя слова; когда же онъ уѣхалъ, я часто думала о немъ, и въ первую критическую минуту моей жизни нетолько вспомнила о немъ, но жаждала его совѣта и начала писать къ нему письмо. Застѣнчивость помѣшала мнѣ кончить его и отправить.

-- Отчего вы его не послали? воскликнула Агнеса.

-- Да, отчего я его не послала? Впрочемъ, оно, можетъ быть, ничего не измѣнило бы. Но когда я сказала ему объ этомъ...

-- А вы ему сказали?

-- Да, въ Виргиніи. Все, чѣмъ я могу себя упрекнуть, случилось въ Виргиніи. Тамъ были дни...

-- Разскажите мнѣ все по порядку, сказала Агнеса:-- я хочу знать, какъ вы дошли до этого.

-- Я сама во всемъ виновата. Я поняла слишкомъ поздно, что сдѣлала ошибку, выходя замужъ, но дѣло было сдѣлано, и я только старалась всѣми силами, чтобы никто отъ этого не страдалъ, кромѣ меня. Я сказала себѣ, что въ жизни нѣтъ ничего серьёзнаго, и стала веселиться. Я ненавидѣла всякое глубокое чувство, не читала даже книгъ, въ которыхъ говорилось о подобномъ чувствѣ, и съ удовольствіемъ слушала свѣтскую, циничную болтовню. Арбутнотъ мнѣ именно и понравился тѣмъ, что онъ равнодушно относился ко всему. Онъ тогда былъ въ самомъ отчаянномъ настроеніи и не вѣрилъ ни во что. Онъ потерялъ все свое состояніе и женщина, которую онъ любилъ, измѣнила ему.

-- Я не знала, что онъ имѣлъ романъ, замѣтила Агнеса и прибавила поспѣшно:-- да это все равно.

-- Ему это было не все равно. У всѣхъ есть романъ, у бѣднаго Лорри, и даже у меня. Какъ бы то ни было, я постоянно увѣряла себя, что я не несчастна, и когда платье мнѣ шло къ лицу или мужчины ухаживали за мною на балу, я мысленно повторяла: "Какъ мало такихъ счастливыхъ, какъ я". Право, еслибъ я сейчасъ умерла, обо мнѣ вспоминали бы, какъ о женщинѣ, которая всегда веселилась и смѣялась. Особенно въ прошедшій сезонъ я вертѣлась безъ устали и была вполнѣ увѣрена, что всѣ опасности и соблазны меня миновали. Дѣйствительно, это было веселое время; нѣсколько блестящихъ личностей меня забавляли, и я то выѣзжала, то принимала у себя. Я никогда не забуду президентскаго бала. Лоренсъ и Ричардъ были со мною; я танцовала безъ устали и имѣла громадный успѣхъ. Уѣзжая, Лоренсъ сказалъ: "Какой веселый вечеръ! Врядъ ли мы когда увидимъ что-нибудь подобное!" А я отвѣчала со смѣхомъ: "Мы увидимъ сотни такихъ". И, однако, это былъ послѣдній.

-- Послѣдній?

-- Да, съ тѣхъ поръ я не знала ни веселыхъ вечеровъ, ни веселыхъ дней. Черезъ два дня былъ балъ у Гарднеровъ. Лоренсъ принесъ мнѣ букетъ съ розами и геліотропами, и я помню, какъ запахъ геліотроповъ напомнилъ мнѣ о томъ вечерѣ, когда я говорила съ Филиппомъ Треденнисомъ, сидя у окна. Воспоминаніе о немъ было тѣмъ живѣе, что я слышала объ его возвращеніи. Я не рада была, что онъ вернулся въ Вашингтонъ и не желала его видѣть. Онъ принадлежалъ къ той эпохѣ моей жизни, которую я хотѣла забыть. Я не знала, что онъ будетъ у Гарднеровъ и совершенно неожиданно увидѣла его въ дверяхъ. Скажите, Агнеса, онъ, дѣйствительно, не походитъ на другихъ мужчинъ или это только мнѣ такъ кажется?

-- Да, онъ рѣзко выдѣляется изъ толпы.

-- Я не знаю почему, продолжала Берта:-- но мнѣ всегда казалось, что первые люди на землѣ, вѣроятно, были такіе -- простые, искренніе, мужественные, серьёзные, добрые и нѣжные къ слабымъ, къ страждущимъ. Еслибъ вы только слышали все, что разсказываютъ объ его подвигахъ, храбрости, о перенесенныхъ имъ лишеніяхъ и опасностяхъ. Онъ самъ все это забылъ, но другіе не могутъ этого забыть. Впечатлѣніе, произведенное на меня его неожиданнымъ появленіемъ на балу, было такъ сильно, что оно показалось мнѣ страннымъ, и я старалась поднять на смѣхъ его громадную фигуру и серьёзное, задумчивое лицо. Но мнѣ это не удалось, и я начала недоумѣвать, что онъ сдѣлаетъ, увидѣвъ меня, и отгадаетъ ли происшедшую во мнѣ перемѣну со времени моего перваго бала. Я сожалѣла, что онъ пріѣхалъ, и вдругъ почувствовала какое-то непонятное утомленіе. Въ эту минуту онъ обернулся и увидѣлъ меня.

Она остановилась и припала головой къ подушкѣ.

-- Это, кажется, было такъ давно, такъ давно, произнесла она, послѣ нѣкотораго молчанія:-- и, однако, съ тѣхъ поръ прошло не болѣе года. Онъ сразу увидѣлъ во мнѣ перемѣну, но не понялъ ея. Онъ, вѣроятно, подумалъ, что дурная сторона моего характера развилась во мнѣ насчетъ доброй стороны.

-- Нѣтъ, онъ никогда этого не подумалъ! воскликнула Агнеса.

-- Если не подумалъ, то не по моей винѣ. Я всячески старалась выказать себя съ самой худшей стороны. Я не желала, чтобъ онъ бывалъ у насъ въ домѣ, но Ричардъ сталъ часто приглашать его, и кончилось тѣмъ, что онъ сталъ бывать у насъ ежедневно. Тогда...

-- Что тогда? спросила Агнеса.

-- Не знаю! Не знаю! воскликнула съ нетерпѣніемъ Берта:-- я стала безпокойной и несчастной. Мнѣ опротивѣлъ свѣтъ и было страшно оставаться дома. Сидя одна, я все думала о той зимѣ, когда я впервые стала выѣзжать, и сравнивала себя съ той Бертой, которая жила тогда, словно, она умерла. Всякая мелочь могла меня довести до слезъ, и это меня сердило. Я къ этому не привыкла и стала увѣрять себя, что я больна, хотѣла уѣхать, но по желанію Ричарда осталась. И каждый день мое положеніе становилось хуже и хуже. Я выходила изъ себя и мстила тому, кого я должна была бы пожалѣть. Я лгала на себя, но онъ слушалъ и не вѣрилъ, что еще болѣе меня бѣсило.

Она тяжело перевела дыханіе и продолжала поспѣшно:

-- Но для чего я растягиваю свой разсказъ? Я не могу всего передать, еслибъ говорила до завтра. Всякое глубокое чувство и сильное ощущеніе было для меня такъ чуждо, что я долго себя обманывала и называла свои страданія то слабостью, то злобой, то оскорбленной гордостью, когда это было совсѣмъ не то. Одинъ только человѣкъ понималъ, что я чувствовала...

-- Онъ? спросила Агнеса.

-- Лоренсъ Арбутнотъ. Онъ самъ когда-то страдалъ и, несмотря на свой смѣхъ и болтовню, слѣдилъ за мною и былъ добрѣе ко мнѣ, чѣмъ я думала. Надѣясь, что это пройдетъ, онъ совѣтывалъ мнѣ уѣхать. Но было бы лучше, еслибъ я не уѣхала.

-- Лучше?

-- Да, судьба была противъ меня. Прощаясь съ тѣмъ, отъ кого я бѣжала, хотя я въ этомъ не сознавалась, я почувствовала, что прощаюсь съ нимъ навѣки, и мнѣ стало такъ тяжело, такъ невыносимо тяжело, что когда онъ ушелъ, сказавъ нѣсколько обычныхъ фразъ, я пошла за нимъ въ сѣни. Я не могла удержаться и... О, Агнеса...

Слезы не дозволили ей продолжать.

-- Я понимаю, я понимаю, отвѣчала Агнеса, дрожащимъ голосомъ:-- но не плачьте, это хуже всего.

-- Я не знаю, что онъ подумалъ, продолжала Берта, немного оправившись: -- не знаю, что я ему сказала. Онъ былъ очень блѣденъ и, взявъ мои обѣ руки, сказалъ, что всегда тяжело разставаться, и просилъ меня вспомнить о немъ, еслибъ когда-нибудь я нуждалась въ помощи. Въ этотъ самый вечеръ я была съ нимъ очень холодна и жестока, но онъ, казалось, все забылъ. Я также все забыла, и впродолженіи одной минуты мы чувствовали, что близки другъ къ другу, что мы были друзья и имѣли право горевать при мысли о разлукѣ. Мы снова простились и онъ ушелъ. На слѣдующій день я уѣхала и въ продолженіи двухъ мѣсяцевъ мужественно боролась сама съ собой. Днемъ я не давала себѣ времени на размышленія; играла съ дѣтьми, читала имъ, гуляла съ ними, но когда наступала ночь, я чувствовала себя уставшей, но не спала и утромъ вставала въ совершенномъ изнеможеніи. Неожиданно Джени серьёзно занемогла, я была одна и послала за отцомъ...

Она остановилась и горько засмѣялась.

-- Подумайте сами, развѣ это не судьба, продолжала она:-- отецъ былъ нездоровъ и вмѣсто него пріѣхалъ ко мнѣ -- Филиппъ Треденнисъ.

-- О! воскликнула Агнеса:-- какая жестокая судьба!

-- Вы полагаете? Была прекрасная, лунная ночь и я поджидала у окна доктора изъ Вашингтона. Бѣдная Джени очень страдала и я выбилась изъ силъ, сидя у ея постели въ продолженіи трехъ дней и трехъ ночей. Услыхавъ конскій топотъ и боясь, чтобъ лай собакъ не разбудилъ ребенка, я выбѣжала въ садъ и, унимая собакъ, поспѣшила къ воротамъ. Я была увѣрена, что это докторъ, но фигура пріѣхавшаго показалась мнѣ выше. Черезъ секунду я увидала при лунномъ свѣтѣ Филиппа Треденниса.

-- Подождите немного, отдохните, сказала Агнеса, взявъ ее за руку.

-- Нѣтъ, отвѣчала Берта:-- лучше поскорѣе кончить. Съ той минуты я уже болѣе никогда не лгала себѣ. И было бы не къ чему? Я думала, что онъ за сорокъ миль отъ меня, а онъ былъ передо мною; страхъ и радость побороли во мнѣ всѣ остальныя чувства и я едва не упала въ обморокъ. Я не знаю, что онъ чувствовалъ и думалъ. Но онъ подошелъ ко мнѣ совсѣмъ близко, взялъ меня за плечо своей мощной, доброй рукой и сталъ говорить тихо, шепотомъ. Мнѣ казалось, что мы одни на свѣтѣ и я подумала: "Ты съума сошла отъ радости, потому что онъ съ тобою; всѣ твои страданія кончились, и ты не думаешь ни о чемъ другомъ". Въ послѣдствіи я не разъ говорила себѣ, что еслибъ онъ былъ дурной человѣкъ и думалъ только о себѣ, то, открывъ это въ ту роковую ночь, я, можетъ быть, спаслась бы отъ дальнѣйшихъ страданій. Но онъ думалъ не о себѣ, а обо мнѣ. Онъ пріѣхалъ не для себя, а для меня и Джени. Онъ пріѣхалъ, чтобъ помочь намъ, ухаживать за нами. Онъ прогналъ меня наверхъ спать, а самъ всю ночь ходилъ подъ окномъ. И я спала, какъ ребенокъ. Онъ, казалось, вдохнулъ въ меня силу и спокойствіе; я почувствовала себя безопасной и спала. Съ самаго начала онъ дѣйствовалъ на меня успокоительно. Я часто уставала отъ нашей лихорадочной привычки веселиться безъ устали и разсуждать безъ конца. Мы называемъ это аргументаціей, анализомъ и считаемъ себя очень умными. Есіи это умъ, то у насъ его слишкомъ много. Онъ былъ не таковъ, и жизнь съ нимъ становилась проще, спокойнѣе. Я пыталась было его прогнать, но знала, что онъ не уѣдетъ и желала, чтобъ онъ остался. Тогда я рѣшилась быть съ нимъ естественной и нѣжной, не огорчать его ничѣмъ. Вѣдь я была бы любезной со всякимъ человѣкомъ, который оказалъ бы мнѣ такую услугу.

-- Но этимъ не могло кончиться, замѣтила со вздохомъ Агнеса.

-- Кончиться! Это никогда не кончится. Развѣ я не понимаю, въ чемъ дѣло? Какъ тутъ ни разсуждай, какъ ни плачь, а это старая, несчастная исторія замужней женщины, любящей не мужа, а другого. Нѣтъ ничего хуже и всегда кажется, что такая женщина дурная.

Агнеса молча положила ей руку на плечо.

-- Я, вѣроятно, тогда дурно поступила, хотя этого не сознавала. Я позволила себѣ быть счастливой, позволила ему быть добрымъ ко мнѣ. Я старалась, чтобъ эти дни были для него пріятными. Джени выздоровѣла, и погода была прекрасная. Я исполняла всѣ его желанія, и онъ былъ такъ же добръ ко мнѣ, какъ къ Джени. Когда вы сказали, что онъ такъ мягокъ и нѣженъ, то передо мною мгновенно возстала его фигура, его голосъ. Онъ не ухаживаетъ, не любезничаетъ, какъ другіе мужчины, онъ даже застѣнчивъ... я никогда не забуду, какъ бы ни старалась, этихъ счастливыхъ дней.

-- А все-таки постарайтесь, сказала грустнымъ тономъ Агнеса.

Берта пристально посмотрѣла на нее.

-- Послѣ года усилій, я вамъ скажу о результатѣ, произнесла она.

-- О! на это потребуется болѣе года.

-- Можетъ быть, два. Но уже огонь гаснетъ въ каминѣ и мнѣ пора кончить. Вы слишкомъ добры, что терпѣливо меня слушаете.

-- Продолжайте.

-- Какъ я тогда ни увлекалась, но знала, что надо положить этому конецъ и гдѣ именно. Я сказала себѣ, что буду счастливой, пока онъ со мною, и что съ его отъѣздомъ все кончится. Наканунѣ этого дня, я даже намѣренно старалась возбудить въ немъ недовѣріе ко мнѣ. Самый легкомысленный человѣкъ возненавидитъ васъ, если вы убѣдите его въ вашемъ легкомысліи. Если онъ намѣренъ васъ забыть, то все-таки желаетъ, чтобъ вы его помнили. Поэтому я прямо сказала, что мое поведеніе въ послѣдніе дни было мимолетнымъ капризомъ, а въ Вашингтонѣ я опять буду прежней, настоящей Бертой.

-- О! Берта! воскликнула Агнеса, обнимая ее съ пламенной нѣжностью.

-- Да, это было нелегко. Я никогда не брала на себя столь трудной задачи и, вѣроятно, плохо исполнила ее, потому что онъ мнѣ не повѣрилъ. Онъ гораздо сильнѣе меня и слишкомъ правдивъ, чтобъ сразу повѣрить лжи. Ему надо часто и постоянно лгать; поэтому я и рѣшилась быть вѣрной себѣ.

-- Что вы хотите дѣлать? воскликнула Агнеса.

-- Мнѣ предстоитъ много труда. Одно только можетъ его заставить меня бросить...

-- Васъ бросить... васъ?

-- Да, моимъ главнымъ недостаткомъ была всегда гордость, но я хочу, чтобъ онъ меня бросилъ. Вѣдь нельзя любить человѣка, которому надоѣла и который отъ тебя отвернулся. Вотъ какой будетъ конецъ. И потомъ, я не знаю навѣрное, но мнѣ казалось иногда по его глазамъ, что онъ начинаетъ меня любить, а я не хочу, чтобъ онъ ради меня погубилъ свою жизнь. Грустно было бы, чтобъ онъ отдалъ себя Бертѣ Амори, лучше пусть отдастъ себя вамъ, Агнеса.

И она крѣпко сжала руку своей подруги.

-- Я не хочу, отвѣчала спокойно мистрисъ Сильвестръ: -- и онъ не такой человѣкъ, чтобъ измѣнить своей любви.

-- Онъ долженъ это сдѣлать, если я поведу дѣло упорно и умно. Всѣ увѣряютъ, что я очень умна и что у меня удивительная сила воли. Онъ меня непремѣнно броситъ, если убѣдится, что я ничего не стою, что я существо легкомысленное, пустое, фальшивое, себялюбивое. Если я постоянно буду выказывать передъ нимъ дурныя стороны, а все хорошее прятать отъ него, то, наконецъ, я ему опротивлю и онъ отвернется отъ меня.

-- Вы не можете этого сдѣлать.

-- Долго нѣтъ, но на время смогу, а потомъ я уговорю Ричарда отпустить меня въ Европу. Я прежде просила его объ этомъ, но онъ выразилъ желаніе, чтобъ я осталась, право не знаю почему, но я никогда не сопротивляюсь его желаніямъ. Я хоть въ этомъ стараюсь быть доброй женой. Можетъ быть, у него есть причины, по которымъ онъ хочетъ удержать меня здѣсь, а потомъ весной, вѣроятно, отпуститъ меня и самъ вскорѣ поѣдетъ за нами. Въ Европѣ мы можемъ остаться нѣсколько лѣтъ, и когда вернемся, если мы когда-нибудь вернемся, все будетъ кончено и давно забыто.

Она освободилась изъ объятій Агнесы и встала съ кушетки.

-- Все будетъ забыто! воскликнула она.-- Неужели такія страданія могутъ кончиться ничѣмъ? И то правда, что значитъ жизнь Берты Амори? Не все ли равно, что ея жизнь испорчена, что судьба злобно играла ею, какъ мыльнымъ пузыремъ? Для милліоновъ людей это все равно и для самой Берты Амори оно будетъ все равно, когда она привыкнетъ къ этой пыткѣ.

Она подошла къ окну и, отдернувъ занавѣску, прибавила:

-- Уже свѣтаетъ, а вы еще не спите. Завтра настало. Мы должны начать новый годъ, какъ слѣдуетъ. Мнѣ надо записать всѣ свои визиты. О! что со мной! Не зовите никого, Агнеса! Это ничего.

И съ слабой улыбкой на устахъ, она тихо опустилась на полъ.

Агнеса засуетилась вокругъ нея и стала ее оттирать спиртомъ.

-- Ты права, это ничего, это обморокъ, думала она: -- но еслибъ это было что-нибудь другое, то ты была бы счастливѣе.

XIX.

Въ ту самую ночь новаго года, которую Берта и Агнеса провели въ откровенной исповѣди, Треденнисъ также не спалъ. Жильцы нижняго этажа, слыша его шаги до самаго утра, думали, что ему не спится отъ разстройства нервовъ, благодаря многочисленнымъ праздничнымъ визитамъ, но Треденнисъ вынесъ въ эти уединенные часы жестокую внутреннюю борьбу.

-- Какія права я имѣю на нее? спрашивалъ онъ себя въ отчаяніи, размышляя объ ея теперешней холодности, и счастливыхъ дняхъ, проведенныхъ въ Виргиніи.-- Еслибъ она питала ко мнѣ пламенную нѣжность, то было бы еще хуже. Тогда я долженъ былъ бы оторваться отъ нея, столько же ради нея, сколько и ради себя. Теперь, по крайней мѣрѣ, я могу быть постоянно подлѣ нея и терпѣть пытку, позволяя ей мучить себя сколько ей угодно и утѣшая себя мыслью, что можетъ представиться случай оказать ей услугу. Но я долженъ прямо сказать себѣ, что не имѣю никакихъ правъ на нее. Если она хочетъ измѣнить свое обращеніе, то не мнѣ требовать у нея объясненія. Жена одного и... предметъ любви другого... О Берта! Берта!

Закрывъ лицо руками, онъ долго сидѣлъ среди окружающаго его мрака, и въ царящей вокругъ тишинѣ ему слышались звуки той пѣсни, которую она тихо пѣла въ Виргиніи, сидя на вершинѣ горы. Воспоминаніе объ этомъ днѣ и о предшествовавшемъ ему счастливомъ времени терзало его болѣе всего. Оно было такъ живо, такъ свѣтло, что ему казалось, что одно слово въ состояніи побороть преграду между ними, и тогда они снова будутъ просто смотрѣть другъ на друга и говорить правду, какова бы она ни была.

-- Отчего нѣтъ! думалъ онъ:-- отчего, если она несчастна и нуждается въ другѣ, не можетъ быть этимъ другомъ человѣкъ, который съ радостью отдастъ за нее жизнь.

Но онъ не сказалъ ей ничего подобнаго, а напротивъ, сталъ молчаливѣе прежняго. Ихъ послѣдующія свиданія совершенно походили на первое въ новый годъ. Она говорила съ нимъ также, какъ съ Арбутнотомъ или Пленфильдомъ, съ иностранными дипломатами или бостонскими журналистами. Она была съ нимъ очень учтива, встрѣчала его улыбкой; если онъ былъ задумчивъ, спрашивала, здоровъ ли онъ, шутила и острила, словно стараясь его позабавить; она дѣлила свою любезность, смѣхъ и веселую болтовню поровну между нимъ и другими гостями.

-- На что же мнѣ жаловаться? думалъ онъ.

И однако онъ жаловался, или сердце его жаловалось; оно терзало его, мучило, точило; онъ чувствовалъ себя истощеннымъ, изнуреннымъ, безпомощнымъ.

А Берта веселилась болѣе, чѣмъ когда. Она принимала два раза въ недѣлю, разъ днемъ и разъ вечеромъ, кромѣ того, давала званные обѣды и балы. Среди собиравшагося у нея общества преобладалъ политическій элементъ. Она увѣряла, что, наконецъ, стала серьёзно интересоваться политикой, и хотя къ этому заявленію многіе относились скептически, но все-таки политическіе дѣятели съ удовольствіемъ появлялись въ ея гостинной. Особенно Ричардъ былъ доволенъ новымъ капризомъ своей жены и открыто сознавался, что въ эту зиму политика очень занимаетъ его. Этотъ новый вкусъ былъ возбужденъ въ немъ дружбой съ сенаторомъ Пленфильдомъ и развился въ виду дѣла о Весторскихъ земляхъ. Его отношенія къ этому дѣлу, о которомъ онъ постоянно говорилъ, были однако, очень таинственны, что, по словамъ Берты, увеличивало интересъ самаго дѣла.

-- Конечно, я не поняла бы, еслибы ты мнѣ объяснилъ, говорила она:-- и потому лучше не объясняй, моя фантазія имѣетъ теперь безграничный просторъ. Отъ тебя, можетъ быть, многое зависитъ. Ты можетъ быть политическій ходокъ. А скажи, Ричардъ, какъ это дѣлается и не можетъ ли заняться этимъ ремесломъ молодая, способная особа?

Пленфильдъ бывалъ у нихъ въ домѣ очень часто, и всѣ знали впередъ, что на обѣдахъ и вечерахъ у Амори его толстая, цвѣтущая фигура занимаетъ видное мѣсто. Мало-по-малу онъ ввелъ къ нимъ и своихъ друзей. Это былъ совершенно новый и не очень пріятный элементъ въ свѣтскомъ обществѣ, собиравшемся у Берты. Нѣкоторые изъ друзей Пленфильда не отличались приличными манерами, а двое или трое даже нарушали всѣ общепринятыя правила порядочнаго общества. Но трудно было сказать, какъ Берта относилась къ этому; сначала Ричардъ старался ихъ извинять, но потомъ находилъ это излишнимъ.

-- Они, можетъ быть, неотесанны, говаривалъ онъ: -- но это удивительно смышленные политики, которые когда-нибудь удивятъ міръ своей смѣлой, блестящей дѣятельностью. Подобные люди обыкновенно прокладываютъ себѣ дорогу снизу и имъ не время изучать приличія; но они очень интересны и цѣнятъ вниманіе, которое имъ оказываютъ. Вотъ, напримѣръ, Бауманъ началъ жизнь мальчикомъ въ кузницѣ, а теперь сколько уже лѣтъ засѣдаетъ въ конгрессѣ. Онъ былъ бы давно въ сенатѣ, еслибъ конгрессъ могъ обойтись безъ него. Это неисчерпаемый источникъ политическихъ свѣдѣній и онъ отлично знаетъ Весторское дѣло.

-- Всѣ они, повидимому, знаютъ это дѣло болѣе или менѣе, замѣчала Берта:-- теперь насъ окружаетъ Весторская атмосфера и я начинаю къ ней привыкать.

Но Треденнисъ никакъ не могъ примириться съ этимъ навожденіемъ и постоянно спрашивалъ себя, какое право имѣли эти люди бывать у Берты, разговаривать съ нею. Онъ зналъ о многихъ изъ нихъ такія подробности, что не могъ смотрѣть на нихъ безъ гнѣва и презрѣнія. Ему было противно видѣть, какъ Пленфильдъ позволялъ себѣ фамильярно обращаться съ Бертой и часто путемъ нахальнаго упорства завоевывалъ ея вниманіе, тогда какъ онъ, безъ всякаго сомнѣнія, не былъ достоинъ нетолько ея дружбы, но даже знакомства. И однако, она позволяла ему бывать у нея каждый день и привозить ей громадные букеты розъ.

-- Нечего ломать себѣ головы, зачѣмъ она это дѣлаетъ, думалъ онъ:-- я уже давно пересталъ ее понимать. Конечно, у нея есть какая-нибудь причина. Я не хочу вѣрить, чтобъ она дѣлала это изъ кокетства; это было бы слишкомъ недостойно ея.

Онъ понималъ себя также мало, какъ Берту. По временамъ, онъ недоумѣвалъ, долго ли продлятся его страданія и не прекратятся ли они естественнымъ путемъ. "Любовь безъ всякаго основанія не можетъ долго продлиться", говорилъ онъ себѣ. Эта женщина была не та, о которой онъ мечталъ и ему нетрудно отъ нея отвернуться. Что ему было въ ея умѣ, блестящихъ глазахъ, силѣ воли, въ ея вліяніи на другихъ, въ ея любезностяхъ, которыми одинаково пользовались всѣ окружающіе? Все это только доказывало, что она кокетка, болѣе одаренная, чѣмъ другія. Не такіе элементы могли измѣнить и окрасить жизнь для него. Если всѣ его мечты оказались иллюзіями, то онъ естественно долженъ бросить ее съ презрѣніемъ. Иногда, возвращаясь ночью домой, онъ думалъ, что лучше ему болѣе не ходить къ Бертѣ, но размышляя объ этомъ въ тиши своей спальни, онъ начиналъ вспоминать, начиналъ мечтать, и все, что теперь происходило передъ его глазами, казалось ему неестественнымъ, фальшивымъ. Передъ нимъ снова возставалъ прежній идеальный, невинный образъ, смотрѣвшій на него нѣжными, полными трогательной мольбы глазами.

-- Зачѣмъ вы такъ смотрите на меня? спросила у него однажды Берта, неожиданно оставляя блестящую группу гостей и подходя къ нему: -- вы, кажется, принимаете меня за призракъ и ждете минуты, когда я исчезну.

-- Да, отвѣчалъ онъ:-- я жду минуты, когда этотъ призракъ исчезнетъ.

-- Вы этого не дождетесь. Я не призракъ, а дѣйствительное, реальное существо. Призракъ не можетъ такъ смѣяться и веселиться.

Онъ ничего не отвѣчалъ, и она, посмотрѣвъ на него съ улыбкой, возвратилась къ оставленной ею за минуту передъ тѣмъ группѣ гостей.

Время шло. Наступилъ день бала у государственнаго секретаря, и такъ какъ Ричардъ уѣхалъ съ веселымъ обществомъ въ Бальтимору на какое-то театральное представленіе, то просилъ Треденниса сопровождать Берту на балъ. Онъ явился за нею въ положенный часъ и не могъ не отвернуться съ неудовольствіемъ, увидавъ, что Арбутнотъ застегивалъ ей перчатки, и она, сіяя красотой, въ бѣломъ бальномъ платьѣ, кокетливо дозволяла чужому человѣку такую въ его глазахъ непростительную фамильярность. Арбутнотъ замѣтилъ его движеніе, но его еще болѣе удивило, что рука Берты, какъ бы задрожала. Окончивъ Свою трудную операцію, онъ проводилъ ихъ до кареты.

По дорогѣ все неудовольствіе Треденниса быстро исчезло. Онъ замѣтилъ, что Берта была очень блѣдна и утомлена, а всякій слѣдъ болѣзни или горя на ея лицѣ тотчасъ возбуждалъ въ его сердцѣ самую нѣжную заботливость.

-- Тепло ли вамъ, Берта? сказалъ онъ съ чувствомъ: -- ночь сырая, надо было надѣть шаль потеплѣе.

-- Шаль! повторила она съ улыбкой:-- мы не носимъ теперь шалей, это sortie de bal и очень хорошенькое. Мнѣ не холодно, благодарю васъ, но вы очень добры, что заботитесь обо мнѣ.

И ея голосъ звучалъ нѣжно.

-- Кому-нибудь надо заботиться, отвѣчалъ онъ.

Въ эту самую минуту ихъ карета остановилась передъ блестяще освѣщеннымъ домомъ. Треденнисъ вышелъ и протянулъ руку Бертѣ. Лицо ея показалось ему еще блѣднѣе при яркомъ свѣтѣ.

-- Вамъ было бы лучше остаться дома, произнесъ онъ съ жаромъ:-- зачѣмъ вы поѣхали?

Она остановилась и неожиданно промолвила шопотомъ:

-- Да, мнѣ было бы лучше дома; лучше спать съ дѣтьми.

-- Такъ зачѣмъ же вы здѣсь? воскликнулъ онъ:-- Берта, позвольте мнѣ отвезти васъ домой. Это необходимо, я...

Но чувство приличія не дозволило ему прибѣгнуть къ физической силѣ, и онъ не кончилъ своей фразы.

-- Вонъ карета французскаго посланника, сказала Берта:-- и посланница удивляется, что заставляютъ ее ждать. Пойдемте; но еслибъ я была полкомъ солдатъ, то, конечно, послушалась бы вашего повелительнаго голоса.

Словно по мановенію волшебнаго жезла, она приняла на себя обычный тонъ и весело побѣжала по блестящей лѣстницѣ.

Обширныя залы были переполнены сливками вашингтонскаго общества. Тутъ были политическіе дѣятели, военные, моряки, иностранные дипломаты, министры съ женами, сестрами и дочерьми. Въ одномъ углу возсѣдалъ знаменитый ученый, въ другомъ -- громко разсуждалъ извѣстный журналистъ. Китайскій посланникъ, въ сопровожденіи своего переводчика, терпѣливо выслушивалъ обращенныя къ нему любезности. Жена государственнаго секретаря стояла у дверей съ дочерью и привѣтливо принимала гостей. Это была добрая, умная женщина, съ большимъ тактомъ и очень ловко поддерживала свое трудное положеніе въ обществѣ уже при второмъ президентѣ. Каждую среду она принимала около сотни человѣкъ, преимущественно чужихъ и старалась ихъ всѣхъ запомнить и со всѣми быть предупредительной, зная, что всякій изъ нихъ -- человѣкъ, а слѣдовательно существо самолюбивое. Она охотно отказалась отъ любимыхъ мирныхъ удовольствій, отъ необходимаго ей покоя и находила интересъ въ исполненіи трудныхъ обязанностей, соединенныхъ съ занимаемымъ ею впродолженіи нѣсколькихъ лѣтъ отвѣтственнымъ общественнымъ положеніемъ.

-- Вы здоровы? сказала она, смотря съ дружескимъ сочувствіемъ на Берту:-- вы мнѣ что-то не нравитесь. Не хорошо такъ начинать сезонъ.

-- Я, вѣроятно, сегодня нехорошо выбрала себѣ платье, отвѣчала Берта со смѣхомъ:-- полковникъ Треденнисъ мнѣ только-что сказалъ, что мнѣ лучше было бы остаться дома.

Они прошли далѣе. Берта молчала, и Треденнисъ недоумѣвалъ, о чемъ она думала.

-- Я очень страшна? спросила она вдругъ, поднявъ голову.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ:-- но вы нехороши на взглядъ.

-- Это нехорошо, промолвила она, проводя рукой по своимъ блѣднымъ щекамъ:-- жаль, что у меня нѣтъ румянъ въ карманѣ. Но вы увидите, что шумъ, волненіе меня воскресятъ.

-- Такъ ли, Берта? произнесъ Треденнисъ.

Хорошо или дурно, но бальная зала сильно подѣйствовала на Берту. Она кишѣла лицами, ей знакомыми или съ которыми она хотѣла познакомиться. На каждомъ шагу ее останавливали, любезно здоровались, отпускали ей комплименты, мѣнялись съ ней веселыми шутками. Блестящіе франты забывали свое равнодушіе къ свѣту и спѣшили поклониться ей и сказать каксе-нибудь bon mot, люди постарше и постепеннѣе не отставали отъ нихъ, и вскорѣ она сдѣлалась центромъ обширной группы, которая весело болтала и смѣялась. Къ ней присоединился знаменитый ученый, извѣстный журналистъ и почтенный членъ верховнаго суда, который, несмотря на свои сѣдины, заткнулъ за поясъ молодыхъ людей своимъ остроуміемъ и любезностью. Даже китайскій посланникъ зантересовался и задалъ нѣсколько вопросовъ своему переводчику о красавицѣ, у которой былъ такой блестящій дворъ. Только Треденнисъ удалился отъ веселой группы. Онъ не понималъ и не могъ хладнокровно выносить неожиданныхъ перемѣнъ, происходившихъ въ Бертѣ. Онѣ оскорбляли его и подрывали въ немъ всякую вѣру въ нее. Грусть и утомленіе, которыя проходили такъ быстро, могли ли быть дѣйствительными? А если то, что трогало его до глубины душа, было фальшиво, мимолетный капризъ, то что же въ ней было истинно? Если она умѣла для эффекта казаться блѣдной и говорить дрожащимъ голосомъ, то зачѣмъ она продѣлывала эти штуки съ нимъ? Она никогда не чувствовала къ нему никакого искренняго чувства и не выказывала ему никакой дружбы, исключая немногихъ счастливыхъ дней въ Виргиніи. Неужели она была до того кокетлива и безсердечна, что, не имѣя подъ рукой никого другого, практиковала свое искуство плѣнять людей на несчастномъ, который сгоралъ отъ любви къ ней. А какъ же было объяснить иначе это быстрое исчезновеніе всякихъ слѣдовъ утомленія въ настоящую минуту? Щеки ея горѣли здоровымъ румянцемъ, глаза блестѣли, какъ брилліанты, и вообще она сіяла такимъ лучезарнымъ свѣтомъ, что всѣ присутствующія женщины блѣднѣли передъ ней, хотя тутъ было нѣсколько первоклассныхъ красавицъ. Наконецъ, Треденнисъ началъ замѣчать, что въ послѣднее время въ ея манерахъ проглядывало нѣчто новое. Несмотря на всю ея веселость и легкомысліе, въ ея кокетствѣ не было ничего дурного, ничего переходящаго предѣлы самаго утонченнаго приличія. Но теперь, смотря на нее и видя, какъ одинъ мужчина стоялъ подлѣ нея, облокотясь на ея стулъ, какъ другой держалъ ея вѣеръ, какъ третій получалъ розу изъ ея букета и т. д., какъ всѣ дѣлили между собою ея улыбки, Треденнисъ невольно отворачивался съ болѣзненно ноющимъ сердцемъ.

"Я уѣхалъ бы отсюда, еслибъ могъ ее оставить, думалъ онъ не разъ:-- я не могу этого видѣть. Я не понимаю, что все это значитъ. Мнѣ здѣсь не мѣсто".

Онъ не могъ ее оставить одну на балѣ и потому машинально ходилъ по залѣ, отвѣчая коротко и разсѣянно знакомымъ, которые заговаривали съ нимъ. Онъ чувствовалъ себя совершенно одинокимъ въ этой блестящей толпѣ, хотя тутъ было много хорошенькихъ и привлекательныхъ женщинъ, которыя были бы очень рады поговорить и полюбезничать съ нимъ. Его статная, мужественная фигура, красивое загорѣлое лицо, серьёзный, задумчивый видъ и разсказы объ его военныхъ подвигахъ дѣлали Треденниса чрезвычайно интереснымъ въ глазахъ всѣхъ дамъ, хотя онъ этого не подозрѣвалъ. Онѣ постоянно говорили о немъ между собою и объясняли его молчаливый, задумчивый и грустный видъ различными болѣе или менѣе романическими причинами. Самой любимой теоріей было предположеніе, что ему измѣнила бездушная кокетка, которую онъ любилъ въ юности, и многія молодыя дѣвушки готовы были выйти замужъ за интереснаго полковника, чтобъ исцѣлить его отъ старыхъ сердечныхъ ранъ. А такъ какъ родители этихъ прелестныхъ особъ раздѣляли ихъ слабость къ Треденнису, то его постоянно звали на обѣды, вечера и балы, и всегда встрѣчали съ распростертыми объятіями. Но хотя онъ очень учтиво отвѣчалъ на всѣ расточаемыя ему любезности и щедро посылалъ букеты маменькамъ и дочкамъ, но всегда находилъ уважительныя причины, которыя удерживали его отъ появленія на обѣдахъ, вечерахъ и балахъ, если же и являлся, то вскорѣ таинственно исчезалъ.

-- Я давно смотрю на васъ и удивляюсь, о чемъ вы думаете, сказалъ профессоръ Геррикъ, подходя къ Треденнису:-- вы очень мрачны, и я замѣтилъ, что двѣ или три молодыя дамы бросали на васъ заискивающіе взгляды, но вы не обращали на нихъ вниманія.

-- Я думалъ о томъ, что мнѣ здѣсь не мѣсто, отвѣчалъ Треденнисъ съ горькой улыбкой: -- удивлялся также, какъ быстро измѣняется настроеніе мистрисъ Амори; она мнѣ казалась за минуту передъ этимъ больной и уставшей, а теперь посмотрите на нее. Или бальная атмосфера воскрешаетъ ея слабѣющія силы?

-- Да, Берта очень весела сегодня, сказалъ профессоръ:-- вѣроятно, у нея есть уважительная къ тому причина.

-- А развѣ всегда есть причина? спросилъ Треденнисъ, стараясь закалить свое сердце.

Въ эту минуту въ залѣ произошло движеніе. Вошелъ президентъ въ сопровожденіи хозяина и хозяйки. Это былъ невзрачный человѣкъ, среднихъ лѣтъ, съ сѣдыми волосами, морщинистымъ лицомъ и утомленнымъ выраженіемъ.

-- Онъ, повидимому, очень усталъ, сказала Берта, обращаясь къ извѣстному журналисту, стоявшему подлѣ нея:-- хотя это неблагоразумно съ его стороны. Ему въ сущности нечего дѣлать; онъ долженъ только удовлетворять требованіямъ двухъ политическихъ партій, которыя ненавидятъ другъ друга, и исправить всѣ ошибки, сдѣланныя его предшественниками въ теченіи десятковъ лѣтъ. Ему даютъ на это четыре года, и всѣ готовы ему помогать совѣтами. Желала бы я знать, какъ президенту нравится его положеніе, и вполнѣ ли онъ съ нимъ освоился. Еслибъ онъ былъ король, онъ могъ бы надѣвать и снимать свою корону, и, такимъ образомъ, убѣдиться, что онъ дѣйствительно глава народа, а теперь, я думаю, онъ самъ не вѣритъ, что стоитъ такъ высоко; на головѣ у него простой цилиндръ, онъ не можетъ никого арестовать, да и не имѣетъ даже тюрьмы въ своемъ распоряженіи. Я увѣрена, что ему совѣстно явиться въ публикѣ, тѣмъ болѣе, что онъ всегда долженъ помнить о томъ роковомъ днѣ, когда онъ станетъ простымъ гражданиномъ и всѣ будутъ презирать его или издѣваться надъ нимъ. Онъ повезетъ въ Капитоліи торжественную колесницу новаго президента, и дни его величія покажутся ему сномъ, а, пожалуй, онъ будетъ очень радъ проснуться отъ такого кошмара.

-- Съ нимъ вошелъ Пленфильдъ, замѣтилъ журналистъ:-- онъ, конечно, согласился бы съ удовольствіемъ перенести такой кошмаръ.

-- Онъ будетъ согласенъ на обѣдъ, который производитъ этотъ кошмаръ, сказала Берта:-- вашъ политическій menu трудно переваримъ, и я слышала, что повара въ Капитоліи перекладываютъ черезчуръ перцу.

-- Пленфильдъ все переваритъ, отвѣчалъ журналистъ:-- онъ согласился бы нетолько на такой обѣдъ, но попросилъ бы его вторично въ видѣ ужина, только бы увидать этотъ кошмаръ.

-- А развѣ есть вѣроятія, что онъ его увидитъ? спросила Берта:-- въ такомъ случаѣ надо съ нимъ быть очень любезной. Я уже чувствую какое-то безпокойное желаніе ухаживать за нимъ и плѣнять его улыбками; но бѣда, если я даромъ потрачу свои силы, и онъ только будетъ нездоровъ отъ тяжелаго обѣда, не увидавъ кошмара.

Эти слова услышалъ Треденнисъ, приблизившійся къ Бертѣ съ профессоромъ, и сердце его болѣзненно забилось.

Вскорѣ къ нимъ присоединился сенаторъ Пленфильдъ и тотчасъ сталъ въ блестящей группѣ преобладающимъ элементомъ. Берта протянула ему руку съ самой обворожительной улыбкой; ея обращеніе съ нимъ было такъ любезно и увлекательно, что онъ потерялъ голову и не зналъ, чѣмъ это объяснить. Онъ не могъ не сознаться, что она не всегда была такъ мила съ нимъ и, напротивъ, часто наносила его самолюбію такія раны, что онъ удалился бы съ арены, еслибъ не обладалъ мѣднымъ лбомъ. Не разъ среди восторженнаго поклоненія ея уму и свѣтскому блеску, онъ ощущалъ безпокойное чувство недовѣрія къ ней и къ себѣ Особенно одинъ невинный, искренній взглядъ, который умѣли бросать ея выразительныя глаза, приводилъ его въ тупикъ.

-- Она просто чертенокъ, сказалъ онъ одному изъ своихъ пріятелей въ минуту гнѣва:-- она ничего не боится и говоритъ все, что приходитъ ей въ голову, самымъ мягкимъ, нѣжнымъ голосомъ и при этомъ смотритъ вамъ прямо въ глаза, какъ ребенокъ. Потомъ, припоминая ея слова, вы должны сознаться, что въ нихъ нѣтъ ничего обиднаго, но въ ту минуту, когда она говорила, они пронзали ваше сердце, какъ кинжаломъ. Она на взглядъ кажется ребенкомъ, школьницей, а въ сущности, чортъ знаетъ что такое.

Въ этотъ вечеръ она не казалась ребенкомъ, такъ она была блестяща и обворожительна; Пленфильду не было на что жаловаться, напротивъ, онъ сіялъ счастіемъ. Она позволила ему сѣсть рядомъ съ нею, охотно съ нимъ разговаривала и громко смѣялась всѣмъ его шуткамъ. Быть можетъ, поэтому она ему и показалась прелестнѣе, чѣмъ когда-либо. Онъ прямо это высказалъ вполголоса, и она его не срѣзала по обыкновенію, а промолчала, слегка покраснѣвъ и опустивъ голову. Онъ также молчалъ нѣсколько секундъ, не вѣря своимъ глазамъ.

Треденнисъ видѣлъ издали эту сцену, а также представленіе Берты президенту, который давно хотѣлъ съ ней познакомиться, и потомъ, послѣ непродолжительнаго съ нею разговора, выразился о ней очень лестно. Не успѣла Берта ему откланяться, какъ Треденнисъ услышалъ ея имя въ небольшой группѣ, состоявшей изъ одного мужчины и двухъ женщинъ. Онъ навострилъ уши.

-- Ее зовутъ Амори, говорилъ женскій голосъ:-- она замужняя женщина и страшная кокетка.

-- О! воскликнулъ мужчина:-- это мистрисъ Амори... маленькая мистрисъ Амори... И съ нею Пленфильдъ. Онъ, говорятъ, всегда съ нею?

-- Да, теперь.

Кровь бросилась въ голову Треденниса. Женскій голосъ ему показался знакомымъ; онъ обернулся и дѣйствительно въ говорившей узналъ ту важную даму, которой Берта такъ ловко отомстила за ея грубость. Вѣроятно, она не забыла этого и, быть можетъ, въ свою очередь, искала случая отомстить Бертѣ.

-- Признаюсь, никто этого не ожидалъ, продолжала она:-- ея семья очень почтенная. Она была миссъ Геррикъ, и хотя всегда отличалась легкомысленной веселостью, но не выходила изъ предѣловъ благоразумія. Ея знакомые только начинаютъ замѣчать, въ чемъ дѣло, и, конечно, мнѣнія о ней раздѣлились. Весторское дѣло совершенно ослѣпило ея мужа, и онъ, какъ аферистъ, хочетъ воспользоваться услужливостью ея поклонника.

-- Весторское дѣло, говорятъ, очень выгодно, отвѣчалъ ея собесѣдникъ, пожилой господинъ съ умнымъ выраженіемъ лица:-- и, нечего сказать, она блестящее, живое, увлекательное существо. Въ ней много прелести и смѣлости.

-- Да, смѣлости въ ней достаточно, хотя это называютъ умомъ и ловкостью.

-- Но ее очень любятъ въ обществѣ, замѣтила вторая дама, гораздо моложе и болѣе скромная: -- я слыхала отъ многихъ дамъ самыя лестныя о ней замѣчанія.

-- Умомъ и благоразуміемъ можно многаго достигнуть, отвѣчала важная дама:-- а я повторяю, она прежде была очень благоразумна.

-- Жаль ее, сказалъ мужчина:-- она потеряетъ своихъ друзей и доброе имя, а пожалуй не добьется своей цѣли. Я думаю, здѣсь много такихъ интриганокъ.

-- Да, но не въ нашемъ обществѣ, произнесла важная дама съ достоинствомъ:-- политическія проходимки бываютъ...

-- Не такъ блестящи, добавилъ ея собесѣдникъ:-- значитъ, я очень счастливъ, что встрѣтилъ такой прелестный экземпляръ.

XX.

Треденнисъ былъ такъ пораженъ слышаннымъ разговоромъ, что впродолженіи получаса не могъ прійти въ себя. Это говорили о Бертѣ, а Берта въ это время весело смѣялась, и Пленфильдъ держалъ въ рукахъ ея букетъ; вокругъ нея стояли теперь все друзья Пленфильда, которымъ, повидимому, уступила мѣсто прежняя блестящая группа, составлявшая дворъ этой свѣтской царицы. Сердце Треденниса пылало дикимъ желаніемъ подойти къ ней, вырвать ее силой изъ этой среды и увезти домой къ дѣтямъ. Онъ даже сдѣлалъ шага два по направленію къ Бертѣ, но остановился и подумалъ съ горькой улыбкой:

-- Какъ бы ей это понравилось, какъ бы она меня поблагодарила и какая скандальная статья появилась бы объ этой сценѣ въ великосвѣтской хроникѣ миссъ Джесонъ!

Онъ сталъ припоминать многія обстоятельства послѣдняго времени, и они стали принимать въ его глазахъ совершенно новый оттѣнокъ. Слова и манеры Ричарда Амори, особенно его ухаживаніе за Пленфильдомъ стали теперь ему понятны. Онъ съ самаго начала относился недовѣрчиво къ этому любезному, пріятному молодому человѣку, хотя часто себя въ этомъ упрекалъ. Онъ никакъ не могъ примириться съ его манерой забывать свое слово, измѣнять свои мнѣнія и лгать, легко, граціозно, безъ малѣйшаго смущенія. Онъ считалъ его человѣкомъ слабымъ, легко поддающимся соблазну и былъ увѣренъ, что говорить съ нимъ объ опасности, грозившей Бертѣ, было совершенно излишне. Онъ былъ такъ ослѣпленъ весторскимъ дѣломъ, что не нашелъ бы ничего дурного въ томъ, что имя его жены соединяютъ съ именами лицъ, интересующихся этимъ дѣломъ. Обратиться къ профессору было слишкомъ жестоко, такъ какъ онъ въ послѣднее время былъ очень слабъ здоровьемъ, и для него подобный ударъ былъ бы слишкомъ чувствителенъ. Оставалось одно -- переговорить серьёзно съ самой Бертой.

"Она, конечно, разсердится на меня, думалъ онъ: -- да пусть ее сердится, мой долгъ ей сказать, а тамъ ужь ея дѣло".

И онъ направился къ Бертѣ, которая тотчасъ поняла его цѣль. Во весь вечеръ она слѣдила за нимъ, и знала, гдѣ онъ стоялъ, гдѣ сидѣлъ, съ кѣмъ говорилъ. По временамъ ихъ глаза встрѣчались и, улыбнувшись ему, она продолжала кокетничать съ другими. Однажды начавъ дѣло, ей надо было его продолжать, чего бы ей ни стоило исполненіе задуманнаго плана. Поэтому, она встрѣтила его такой же улыбкой, какой награждала Пленфильда и его пріятелей.

-- Я надѣюсь, что вы веселились, сказала она: -- я видѣла, какъ вы пламенно разговаривали съ хорошенькой миссъ Степльтонъ, или вы, можетъ быть, пламенно ее слушали. Вы такъ отлично слушаете.

-- Это рѣдкое качество, замѣтилъ Пленфильдъ.

-- Боги одарили имъ полковника Треденниса, сказала Берта.

-- Однако, можно слушать прелестную женщину и не имѣя этого дара, отвѣчалъ Пленфильдъ.

-- Вы говорите о миссъ Степльтонъ?

-- Нѣтъ, вы знаете, о комъ я говорю.

-- А, обо мнѣ, воскликнула Берта: -- я такъ и надѣялась. Благодарю васъ. Я не особенно рада, когда мнѣ говорятъ комплименты при полковникѣ Треденнисѣ. Онъ питаетъ ко мнѣ очень мало довѣрія.

-- Развѣ онъ самъ не говоритъ вамъ комплиментовъ? спросилъ Пленфильдъ.

-- Вы когда-нибудь говорили мнѣ комплименты? произнесла Берта, смотря прямо въ глаза Треденниса:-- скажете ли вы мнѣ когда-нибудь комплиментъ, если я заслужу его?

-- Да, отвѣчалъ онъ серьёзно:-- позвольте начать. Вы всегда заслуживаете комплименты, и если я не говорю вамъ ихъ, то лишь потому, что не умѣю сочинять такіе, которые были бы васъ достойны. Ваши глаза -- звѣзды, ваше платье -- совершенство, всѣ мужчины въ залѣ ваши рабы, всѣ женщины блѣднѣютъ передъ вами, и президентъ уѣхалъ только потому, что вы перестали ему улыбаться.

Берта слегка поблѣднѣла, но отвѣтила съ улыбкой:

-- Благодарю васъ, это не дурно! Сенаторъ Пленфильдъ не сказалъ бы лучше. Глаза мои звѣзды, а я вся похожа на люстру. Право, мнѣ остается теперь только послѣдовать примѣру президента.

И вставъ, она подала руку Треденнису, къ величайшему неудовольствію Пленфильда.

Треденнисъ очень заботливо укуталъ ее въ sortie de bal и всю дорогу молчалъ; когда карета остановилась передъ домомъ Амори, онъ попросилъ позволенія войти, такъ какъ имѣлъ кое-что сообщить Бертѣ.

-- Конечно, войдите, отвѣчала она: -- я увѣрена, что вы имѣете сообщить мнѣ что-нибудь интересное.

Они усѣлись въ гостинной у камина, гдѣ пылалъ огонь.

-- Сегодня на балу я видѣлъ важную даму, о которой вы разсказывали такой веселый анекдотъ въ первый разъ, когда я былъ у васъ въ домѣ, началъ Треденнисъ.

-- Я сама ее видѣла, отвѣчала Берта: -- но мы не узнали другъ друга.

-- Я слышалъ ея разговоръ... Она говорила о васъ.

-- Это очень любезно съ ея стороны.

-- Нѣтъ, она говорила нелюбезно и несправедливо; но, признаюсь, постороннему человѣку, который васъ не знаетъ, и увидѣлъ бы только на сегодняшнемъ балѣ, ея слова могли бы показаться вѣроятными.

-- Она говорила о сенаторѣ Пленфильдѣ и другихъ лицахъ, которые меня окружали, произнесла Берта, спокойно смотря на Треденниса: -- она осуждала мое легкомысліе и оплакивала современное направленіе.

-- Она говорила о сенаторѣ Пленфильдѣ.

-- А развѣ онъ пересталъ за ней ухаживать?

-- Я боялся, я надѣялся, что мои слова васъ встревожатъ, но теперь я вижу, что вполнѣ ошибался. Правда, это дѣло не важное; о васъ говорили не хорошо, ваше имя соединяли съ именемъ Пленфильда такъ, какъ честный человѣкъ не потерпитъ, чтобъ соединяли имя его жены. Вотъ и все. Я такъ глупъ, что не могъ этого стерпѣть, и вздумалъ, какъ всегда, вмѣшаться не въ свое дѣло.

-- Ричардъ не имѣетъ ничего противъ, промолвила Берта, совершенно забывшись,-- я такъ поступала не безъ его вѣдома.

-- Еслибъ онъ былъ на моемъ мѣстѣ... еслибъ онъ...

-- Нѣтъ, отвѣчала она, съ своимъ обычнымъ самообладаніемъ:-- вы ошибаетесь. Онъ не взглянулъ бы на дѣло вашими глазами. Это пустяки. Вы придаете ему слишкомъ большое значеніе.

-- Я? И вы также легко смотрите на то, что говорятъ о васъ?

-- Да, вы слишкомъ щепетильны. Неужели замѣчаніе злой, некрасивой женщины о другой женщинѣ, имѣющей большій успѣхъ, можетъ вліять на кого-нибудь? Женщины всегда клевещатъ другъ на друга. Быть можетъ, еслибъ я имѣла красоту и года этой почтенной дамы, то также отзывалась бы дурно обо всѣхъ.

Она думала, что послѣ этихъ словъ онъ съ презрѣніемъ отвернется отъ нея и уйдетъ, не простившись, но онъ только произнесъ:

-- Продолжайте.

-- А развѣ этого не довольно? спросила она съ слабой улыбкой:-- важная дама сердится на меня, вотъ и все. Кому она говорила, мужчинѣ или женщинѣ?

-- Мужчинѣ.

-- А! промолвила она снова, улыбаясь: -- это еще маловажнѣе, чѣмъ я думала. Мужчинъ мнѣ нечего бояться.

"Теперь онъ уйдетъ, подумала она: -- онъ долженъ уйти и никогда не вернуться".

Но онъ не ушелъ. Онъ выдержалъ страшную внутреннюю борьбу, и послѣ минутнаго молчанія, произнесъ тихо:

-- Берта, одному вы никогда не измѣняли -- любви къ дѣтямъ. Вы любите своихъ дѣтей, хотя, повидимому, ничто другое васъ не трогаетъ. Я говорю, повидимому, потому что я все-таки не вѣрю вамъ, и вы знаете почему. Ваша любовь къ дѣтямъ не ложь; любя ихъ, вы не лжете ни мнѣ, ни себѣ. Быть можетъ, это только крикъ природы, какъ вы разъ сказали... я не знаю. Я васъ не понимаю. Подумайте о дѣтяхъ.

-- Что мнѣ думать о дѣтяхъ? произнесла она нетвердымъ голосомъ.

-- Вы говорите, что я придаю слишкомъ важное значеніе пустякамъ, продолжалъ Треденнисъ, насупивъ брови и дергая свои длинные усы: -- правда, я не знаю вашихъ свѣтскихъ порядковъ, но дѣти, кажется, имѣютъ право требовать, чтобъ объ ихъ матери не говорили ничего дурного. Я зналъ однажды молодую дѣвушку. Я разумѣю васъ, Берта. Я помню, какія нѣжныя отношенія существовали между вами и вашей матерью, какъ вы слѣпо ей довѣряли.

-- И вы думаете, что мать Джени не будетъ заслуживать подобнаго довѣрія? Вы правы.

-- Мнѣ нечего болѣе прибавить.

-- Вы правы, но отчего вы не хотите вѣрить, что я именно такая, какой кажусь? Неужели вы такъ добры, что не вѣрите ничему дурному? Впрочемъ, я не хороша и не дурна; мнѣ необходимы развлеченія. Девять человѣкъ изъ десяти таковы, и я не хуже другихъ. Надо чѣмъ-нибудь забавляться. Еслибъ я была религіознаго настроенія, у меня были бы миссіонерскія общества, духовныя собранія. А теперь у меня... сенаторъ Пленфильдъ.

Она не могла болѣе сидѣть на мѣстѣ, и быстро встала.

-- У васъ все идеалы, продолжала она:-- вы носитесь все съ идеальными мужчинами, женщинами и дѣтьми, особенно женщинами. Онѣ, по вашему, добры, невинны, любящи, преданны, любятъ своихъ дѣтей и преданы своимъ друзьямъ. Это очень мило, но не всегда справедливо. Вы стараетесь найти во мнѣ идеальную женщину, но я уже вамъ не разъ говорила, что я далеко не идеальная женщина. Развѣ вы еще не убѣдились, что Берта Амори не то, чѣмъ вы думали будетъ Берта Геррикъ?

-- Да, отвѣчалъ онъ:-- вы убѣдили меня въ этомъ.

-- Это было неизбѣжно, продолжала она: -- я тогда была очень молода и не знала свѣта съ его развлеченіями и соблазнами. Потомъ случилось многое, что совершенно меня измѣнило. Наконецъ, почему вы ожидали отъ меня столько хорошаго? Я тогда отличалась не положительными достоинствами, а только невѣдѣніемъ. Вы не могли думать, что я вѣчно останусь въ этомъ невѣдѣніи.

-- Берта, что вы хотите мнѣ доказать?

-- То, что мнѣ необходимы удовольствія и что я не могу жить безъ нихъ.

-- Что вы не можете жить безъ сенатора Пленфильда? сказалъ онъ, вставая.

-- Пойдите и скажите ему объ этомъ, отвѣчала она: -- онъ сегодня, можетъ быть, и повѣритъ.

Она подошла къ окну, и, постоявъ тамъ съ минуту, вернулась къ Треденнису.

-- Послушайте, произнесла она:-- я скажу вамъ кое-что оскорбительное для моей гордости, но между нами не должно быть никакихъ недоразумѣній. Я только-что увѣряла, что я не хуже другихъ женщинъ, но это неправда, я хуже многихъ. Я не питаю искренней любви ни къ чему и ни къ кому. Даже Ричарда и дѣтей я не такъ люблю, какъ это кажется. Я это знаю, хотя они и не подозрѣваютъ этого. Еслибъ они не были такъ милы и пріятны, еслибъ они мѣшали моимъ удовольствіямъ, я ихъ разлюбила бы. Я всегда кажусь лучше, чѣмъ я на самомъ дѣлѣ. Я очень впечатлительна, но мои впечатлѣнія не долго длятся. Я только-что была тронута вашими словами о томъ времени, когда я была молодой дѣвушкой. Я была тронута болѣзнью Джени и вашими заботами обо мнѣ. Я тогда почти увѣрила себя, что я добра, любяща, преданна, хотя очень хорошо знала, что это скоропреходящій капризъ. Мнѣ ничего не стоитъ плакать и смѣяться по заказу. Смотрите у меня теперь слезы на глазахъ, но онѣ меня не обманутъ.

-- Онѣ кажутся настоящими слезами, Берта, и обманули бы меня, еслибъ вы не предупредили.

-- Онѣ всегда кажутся настоящими. Но, сознайтесь, что съ моей стороны хорошо предупредить васъ не довѣрять мнѣ?

Онъ ничего не отвѣчалъ и она прибавила:

-- Что же вы не сознаетесь?

-- Нѣтъ, тутъ нѣтъ ничего хорошаго, сказалъ онъ холодно:-- хоть бы вы мнѣ оставили какое-нибудь утѣшеніе.

-- Вы правы, промолвила она съ усиліемъ:-- я вамъ не оставляю никакого утѣшенія.

-- Я прошу не многаго, продолжалъ онъ:-- я прошу только, чтобъ вы пожалѣли себя и своихъ дѣтей. Я прошу только, чтобъ вы предохранили себя отъ опасности. Я прошу, чтобъ вы думали о себѣ, а не обо мнѣ. Обращайтесь со мною какъ хотите, но не будьте жестоки къ себѣ. Не хорошо женщинѣ, даже съ такой сильной волей, какъ вы, играть огнемъ и рисковать своимъ добрымъ именемъ. Вотъ почему я не могъ не передать вамъ того, что слышалъ сегодня на балу.

И онъ направился къ дверямъ.

-- Вы уходите? спросила она.

-- Да, отвѣчалъ онъ:-- очень поздно и далѣе говорить было бы излишне.

-- Вы не дали мнѣ даже руки, промолвила Берта.

Онъ тотчасъ вернулся.

-- Вы знаете, что я всегда вернусь, когда вы протянете мнѣ руку, сказалъ онъ.

Она не произнесла ни слова.

-- Ваша рука холодная, прибавилъ онъ:-- вамъ холодно?

-- Да, отвѣчала она:-- я полежу здѣсь у камина прежде, чѣмъ пойду на верхъ.

Онъ молча подвинулъ кушетку къ огню и поправилъ подушки.

-- Но я не совѣтовалъ бы вамъ здѣсь заснуть, промолвилъ онъ.

-- Я и не засну, отвѣчала она, садясь на кушетку: -- прощайте.

-- Прощайте, произнесъ онъ и вышелъ изъ комнаты.

Въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ она неподвижно сидѣла, потомъ легла. Глаза ея блуждали по комнатѣ. Всѣ предметы запечатлѣвались въ ея памяти, съ большей ясностью, чѣмъ когда-либо. Рисунокъ одной японской вазы ей показался совершенно новымъ, точно она никогда ея не видала.

-- Тяжело жить на свѣтѣ, сказала она, наконецъ, громко:-- очень тяжело. И нѣтъ выхода. Все будетъ хуже и хуже.

Она схватилась рукою за сердце. Оно такъ мучительно стучало, что она вскочила отъ боли. Она упала на колѣни и закрыла лицо руками.

-- Зачѣмъ ты борешься со мною? воскликнула она, рыдая: -- зачѣмъ ты такъ смотришь на меня? Ты меня терзаешь! Я люблю тебя! Оставь меня... оставь меня! Я не въ силахъ болѣе переносить этихъ страданій!

На улицѣ съ шумомъ проѣхали какіе-то экипажи. Одинъ изъ нихъ остановился напротивъ и она слышала, какъ изъ него вышли мужчины и дамы, весело смѣясь.

-- Не смѣйтесь, дико крикнула она: -- никто не долженъ смѣяться! Я смѣюсь! Боже мой! Боже мой!

Спустя полчаса, вернулся домой съ желѣзной дороги Ричардъ Амори. Входя въ дверь, онъ увидалъ, какъ Берта поднималась по лѣстницѣ, въ своемъ роскошномъ бальномъ платьѣ. Она остановилась и спросила съ улыбкой:

-- Ты весело провелъ время?

-- Да, но ты на взглядъ уставши, отвѣтилъ онъ, догоняя ее и взявъ за талію:-- что это ты дрожишь? Ужь не совершила ли какого-нибудь преступленія? Чье спокойствіе ты нарушила?

-- Полковника Треденниса.

-- Ну, это не преступленіе, произнесъ онъ со смѣхомъ и нѣжно поцѣловалъ ее.

XXI.

Всѣ въ Вашингтонѣ единогласно признавали мистрисъ Сильвестръ прелестной, а ея домъ на Лафаетскомъ сквэрѣ великолѣпнымъ и изящнымъ. Ея старые знакомые соперничали съ новыми въ похвалахъ привлекательной молодой вдовѣ. Она принимала по средамъ днемъ, а по четвергамъ вечеромъ; въ ея гостиныхъ собиралось лучшее общество, и мистрисъ Маріамъ, умная, образованная старушка, много содѣйствовала тому, что вскорѣ дни мистрисъ Сильвестръ сдѣлались однимъ изъ самыхъ пріятныхъ элементовъ свѣтской вашингтонской недѣли. Видя мистрисъ Сильвестръ среди блестящаго круга друзей и поклонниковъ, миссъ Джесонъ вспомнила о г-жѣ Рекамье и парижскихъ салонахъ и посвятила ей цѣлую восторженную статью въ "Wabath Times" подъ названіемъ: "Новая Рекамье".

Мистрисъ Сильвестръ относилась къ своему успѣху очень спокойно. Одинъ изъ ея новыхъ знакомыхъ даже замѣтилъ, что единственнымъ ея недостаткомъ было чрезмѣрное спокойствіе. Жизнь, которую она вела, оказалась болѣе интересной, чѣмъ она ожидала; устраивать домъ, возобновлять старыя знакомства и дѣлать новыя, доставляло ей искренное удовольствіе, но она не находила нужнымъ предаваться лихорадочной погонѣ за весельемъ. Она наслаждалась и остроумной свѣтской болтовней Арбутнота, и мирной бесѣдой профессора Геррика, который особенно любилъ говорить съ мистрисъ Маріамъ, отличавшейся большимъ знаніемъ людей. Такое же искренное удовольствіе доставляли ей и посѣщенія полковника Треденниса, который бывалъ у нея чаще, чѣмъ можно было ожидать. Сначала онъ являлся изъ учтивости, потому что его приглашали, а потомъ изъ сознанія, что ему было пріятно въ этомъ домѣ. Мистрисъ Сильвестръ была съ нимъ очень добра и любезна; она обнаружила столько интереса къ его прежнимъ подвигамъ и теперешнимъ занятіямъ, что онъ невольно былъ вовлеченъ въ продолжительныя и откровенныя бесѣды. Она не ставила его въ тупикъ, не сбивала съ толку, и онъ всегда понималъ какъ ее, такъ и то, что она говорила. Однажды, смотря на ея нѣжное, спокойное лицо, онъ вспомнилъ слова Берты объ его идеальной женщинѣ, и въ головѣ его проснулась мысль, что вотъ эта идеальная женщина, красивая, добрая, симпатичная, женственная, знавшая свѣтъ, и не питавшая къ нему ненависти, но не носившая на себѣ его клейма. "Всѣ женщины должны быть такими", подумалъ онъ грустно, и Агнеса, видя, что какое-то печальное облако омрачало его лицо, недоумѣвала, о чемъ онъ думалъ.

Она часто говорила съ нимъ о Бертѣ и, надо сказать правду, въ эти минуты она казалась ему всего прелестнѣе. Ея слова вызывали передъ нимъ тотъ любимый образъ, который онъ видѣлъ только во снѣ и въ мечтахъ. Агнеса разсказывала о томъ, какъ они были вмѣстѣ въ пансіонѣ и какъ вмѣстѣ начали выѣзжать въ свѣтъ.

-- Берта была блестящѣе и счастливѣе всѣхъ своихъ подругъ, замѣчала Агнеса:-- она всегда и во всемъ имѣла успѣхъ. Трудно анализировать это отличительное ея качество. Люди, однажды съ ней познакомившись, никогда ея не забывали, и она никогда не возбуждала въ нихъ гнѣва или ревности. Влюбленные въ нее довольствовались ея дружбой, и она всегда была вѣрна своимъ друзьямъ.

Агнеса разсказывала много анекдотовъ изъ ихъ молодости, и въ каждомъ изъ нихъ Берта являлась благороднымъ, живымъ, умнымъ и добрымъ существомъ.

-- Мы всѣ ее любили, прибавляла Агнеса: -- она стоила этой любви и теперь ни мало не измѣнилась.

-- Не измѣнилась? воскликнулъ невольно Треденнисъ.

-- А вы находите, что она измѣнилась? спросила Агнеса.

-- Мнѣ иногда это казалось, отвѣчалъ Треденнисъ, опуская голову:-- но можетъ быть я не хорошо ее знаю.

Но послѣ такого разговора онъ ощущалъ какое-то сладкое чувство успокоенія и въ глубинѣ своего сердца благодарилъ женщину, которая защищала его любовь противъ него самого. Возвращаясь домой, онъ спокойнѣе принимался за свои книги и чувствовалъ себя менѣе одинокимъ. Поэтому неудивительно, что онъ сталъ чаще и чаще посѣщать мистрисъ Сильвестръ, при этомъ предпочитая тѣ часы дня, когда могъ заставать ее одну.

Профессоръ встрѣчалъ его у мистрисъ Сильвестръ съ особымъ удовольствіемъ и потомъ замѣчалъ Арбутноту:

-- Онъ очень выигрываетъ въ ея обществѣ. Впрочемъ, это неудивительно; нельзя не поддаться вліянію этой прелестной женщины.

Въ послѣднее время, профессоръ и Арбутнотъ очень подружились и видались почти каждый день. Молодой человѣкъ съ чисто женской нѣжностью ухаживалъ за старикомъ, а старикъ, къ величайшему своему удивленію, находилъ много общаго между ихъ идеями, несмотря на все кажущееся различіе. Въ своихъ частыхъ разговорахъ, они касались всевозможныхъ предметовъ и профессоръ часто касался даже свѣтскихъ удовольствій, причемъ обыкновенно сводилъ рѣчь на Берту и мистрисъ Сильвестръ.

-- Вы, кажется, часто бываете у мистрисъ Сильвестръ? спросилъ онъ однажды у Арбутнота.

-- Да, я пользуюсь этой привилегіей, отвѣчалъ молодой человѣкъ, внимательно смотря на свою сигару: -- хотя я обязанъ этимъ болѣе мистрисъ Амори, чѣмъ своимъ достоинствамъ, какъ бы велики они ни были.

-- Это большая привилегія, замѣтилъ профессоръ: -- но она имѣетъ болѣе значенія для Филиппа, чѣмъ для васъ. Онъ нуждается въ такой женщинѣ.

-- Отчего? спросилъ Арбутнотъ, съ замѣтнымъ раздраженіемъ.

-- Онъ очень измѣнился въ теченіи послѣдняго года, продолжалъ профессоръ:-- сталъ какой-то утомленный, мрачный. Ему необходимъ живой интересъ въ жизни. И это понятно. Человѣкъ, ведущій одинокую жизнь, наконецъ, доходитъ до такого періода, когда одиночество начинаетъ нагонять на него тоску.

-- И вы думаете, что мистрисъ Сильвестръ можетъ внести въ его жизнь этотъ необходимый интересъ?

-- А вы этого не думаете?

-- О, я увѣренъ, что она можетъ вдохнуть новую жизнь во всякаго человѣка, произнесъ онъ со смѣхомъ.

-- Они принесли бы другъ другу многое, произнесъ профессоръ, какъ бы размышляя въ слухъ: -- онъ всегда былъ такимъ, каковъ онъ теперь, и только такой человѣкъ достоинъ ея. Расточившій свою жизнь на пустяки ея не стоитъ.

-- Это правда, отвѣчалъ Лоренсъ:-- Треденнисъ не принадлежитъ къ нашему девятнадцатому вѣку. Въ современныхъ гостинныхъ ему не мѣсто; онъ кажется гигантомъ среди насъ. Ему бы слѣдовало носить шлемъ вмѣсто цилиндра и кольчугу вмѣсто фрака; ему не бумаги писать въ канцеляріяхъ, а вести крестовый походъ противъ зла, защищать невинныхъ и поражать угнетателей.

-- Ваше краснорѣчіе мнѣ не нравится, хотя оно могло бы быть почтительнѣе, замѣтилъ профессоръ съ улыбкой.

-- Помилуйте, я очень почтителенъ, воскликнулъ Арбутнотъ, со смѣхомъ:-- не могу же я хладнокровно видѣть, какъ всѣ женщины имъ восторгаются. Онъ можетъ побѣдить кого хочетъ и будетъ достоинъ побѣды. Это непріятно.

-- Отчего? Вы не нуждаетесь въ томъ, въ чемъ онъ.

-- Я нуждаюсь только въ одномъ, въ сохраненіи своего мѣста въ канцеляріи. Кажется, это скромное желаніе.

-- Что-то васъ тревожитъ, сказалъ серьёзно профессоръ:-- вы начинаете говорить вздоръ.

-- Милѣйшій профессоръ, отвѣчалъ Лоренсъ: -- все относительно на семъ свѣтѣ. По вашему это вздоръ, а по моему нѣтъ.

-- Вы все говорите, и особенно въ послѣднее время, о своемъ скромномъ мѣстѣ въ канцеляріи, замѣтилъ профессоръ:-- у васъ много друзей и вамъ бы слѣдовало добиться лучшаго положенія.

-- Къ кому же мнѣ обратиться? отвѣчалъ Арбутнотъ: -- къ президенту? Нѣтъ, вы очень добры, что думаете обо мнѣ, прибавилъ онъ совершенно инымъ тономъ:-- но я самъ во всемъ виноватъ. Бросьте обо мнѣ думать, право не стоитъ. Я уже давно махнулъ на себя рукой.

И, пожавъ руку профессору, онъ поспѣшно удалился.

Професоръ былъ правъ. Арбутнотъ былъ встревоженъ. Замѣчаніе профессора, что человѣкъ, расточившій свою жизнь на пустяки, не стоитъ мистрисъ Сильвестръ, глубоко его тронуло. Уже давно онъ поставилъ себѣ правиломъ не приближаться къ огню, а издали грѣться его теплотой. Всякая мысль о прелестной, богатой мистрисъ Сильвестръ, онъ самъ понималъ, была для него безуміемъ. Онъ вполнѣ сознавалъ свое положеніе и винилъ себя только въ томъ, что ничего не сдѣлалъ особеннаго въ жизни, что будущее представлялось ему такимъ же безплоднымъ, какъ и прошедшее. И, однако, несмотря на всю свою философію, слова профессора возбудили въ немъ горькія мысли и, идя по улицѣ, онъ все повторялъ ихъ съ какимъ то озлобленіемъ. Наконецъ, онъ остановился и съ иронической улыбкой сказалъ громко:

-- Да что я въ самомъ дѣлѣ съ ума сошелъ? Я забылъ, что я не живой человѣкъ, а механическій приборъ на правительственной службѣ. Нѣтъ, пружина во мнѣ что-то испортилась; пойду-ка лучше къ мистрисъ Амори. Она меня подвинтитъ.

-- Что съ вами? спросила Берта, увидавъ его.

-- Отчего вы это спрашиваете? отвѣчалъ онъ.

-- Я была бы очень слѣпа и равнодушна къ вамъ, еслибъ не замѣтила, что вы очень измѣнилась за послѣднее время. Эта зима не хорошо на васъ дѣйствуетъ. Что съ вами, Лори?

-- Ничего, отвѣчалъ онъ:-- это старая и ни мало не интересная исторія. Я не въ духѣ, я не доволенъ собою, что недостаточно забавляюсь.

-- Это, правда, очень неблагоразумно, замѣтила Берта.

Наступило молчаніе, которое она прервала напряженнымъ смѣхомъ. Онъ вопросительно посмотрѣлъ на нее.

-- Знаете отчего я засмѣялась? сказала она:-- мнѣ кажется, что мы всѣ дѣйствующія лица старомодной трагедіи, которыя непремѣнно должны исчезнуть въ послѣднемъ актѣ. Даже полковникъ Треденнисъ и Ричардъ обнаруживаютъ сознаніе своей роковой судьбы. А вы, я увѣрена, видѣли призракъ, который предсказалъ вамъ близкій конецъ.

-- Я самъ призракъ, отвѣчалъ онъ:-- со мной покончили до начала трагедіи, и моя роль только напоминать вамъ, что и въ моихъ жилахъ когда-то текла кровь. Мы всегда говоримъ пустяки, воскликнулъ онъ, вдругъ совершенно измѣнившись въ лицѣ и вскакивая со стула:-- мы всегда смѣемся. Нѣтъ ничего на свѣтѣ, никакого страданія, никакого человѣческаго чувства, о которомъ мы могли бы говорить серьёзно? Ради Бога, хоть на минуту будемъ серьёзны.

Берта пристально смотрѣла на него и промолвила съ грустной улыбкой:

-- Да, вы видѣли призракъ. Бѣдный Лорри! Бѣдный Лорри!

Она отвернулась, и на глазахъ ея показались слезы. Онъ подумалъ, что это совершенно походило на нее; она никогда не плакала о себѣ; но могла плакать о другомъ.

-- Не бойтесь, я не буду приставать къ вамъ съ разспросами, продолжала она послѣ минутнаго молчанія:-- вы никогда и ничего у меня не спрашивали. Быть можетъ, теперь слова и не помогли бы вамъ.

-- Теперь мнѣ ничего не можетъ помочь, отвѣчалъ онъ:-- но это пройдетъ, а если нѣтъ, я приду къ вамъ за помощью. Благодарю васъ, что вы такъ мило на меня смотрите. Но право, я былъ дуракъ, что захотѣлъ быть серьёзнымъ.

-- Нѣтъ, тутъ нѣтъ ничего глупаго. Отчего вамъ не быть тѣмъ, чѣмъ вы хотите?

Она замолчала и потомъ съ неожиданной рѣшимостью прибавила:

-- Лоренсъ, я хочу вамъ кое-что сказать.

-- Что такое?

-- Я въ послѣднее время взяла дурную привычку думать. Когда я не сплю по ночамъ...

-- А вы не спите по ночамъ? спросилъ онъ.

Она отвернулась, какъ бы желая избѣгнуть его взгляда.

-- Да, отвѣчала она:-- вѣроятно потому, что взяла привычку думать. Да это все равно.

-- Нѣтъ, не все равно! воскликнулъ онъ: -- вы этого не вынесете.

-- Я желала бы видѣть, чего человѣкъ не можетъ вынести.

-- Посмотрите на себя.

Дѣйствительно, Берта въ послѣднее время сильно поблѣднѣла и исхудала, что особенно рельефно выставлялось въ эту минуту чернымъ платьемъ и отсутствіемъ всякихъ блестящихъ побрякушекъ на шеѣ и рукахъ.

-- Все это отъ привычки думать, сказала она:-- и вы, кажется, также взяли эту привычку?

-- Я постараюсь отъ нея отдѣлаться.

-- Нѣтъ, не надо.

Она встала, дрожа всѣмъ тѣломъ, и остановилась передъ нимъ. Двѣ крупныя слезы катились по ея щекамъ.

-- Лорри, произнесла она:-- вотъ что я хотѣла вамъ сказать, вотъ о чемъ я думала: мы такъ привыкли надо всѣмъ смѣяться, что я не съумѣю хорошо этого сказать. Но, Лорри, мнѣ надоѣло смѣяться. Я дошла до такого момента въ жизни, когда остались только слезы. Мнѣ нѣтъ выхода, но вы совершенно другое дѣло. Если вамъ также надоѣлъ смѣхъ, если вы жаждете чего-нибудь, даже если вы отчаяваетесь въ успѣхѣ -- то лучше постарайтесь одержать побѣду, постарайтесь быть достойнымъ ея.

Онъ закрылъ лицо руками и промолвилъ тихо:

-- Это слишкомъ для меня возвышенный взглядъ. Я на это неспособенъ.

-- Въ длинныя безсонныя ночи я додумалась до того, что бываютъ случаи, когда стоитъ измѣнить всю свою жизнь, продолжала Борта:-- сначала я этому не вѣрила, но теперь вѣрю. Я никому этого не сказала бы, кромѣ васъ, и то, быть можетъ, завтра я вамъ этого не скажу. Вы еще не разъ услышите мой смѣхъ. Это моя судьба... но не ваша. Ваша жизнь принадлежитъ вамъ. Еслибъ моя жизнь принадлежала мнѣ, о еслибъ она принадлежала мнѣ...

Она остановилась и потомъ прибавила:

-- Когда жизнь принадлежитъ вамъ, вы можете сдѣлать съ ней все, что хотите.

-- Я не могу этого сказать.

-- Вы не старались. Подобныя мысли приходятъ въ голову лишь когда является причина... Желать быть лучшимъ. О! какъ можно отказаться отъ борьбы, когда есть надежда, когда держишь жизнь въ своихъ рукахъ! Я знаю Лорри, что я выражаюсь дурно. Агнеса Сильвестръ сказала бы это гораздо лучше, хотя она чувствовала бы не сильнѣе меня.

-- Она вовсе не потрудилась этого сказать, замѣтилъ съ горечью Арбутнотъ.

-- Такъ это... начала Берта невольно, но тотчасъ прибавила:-- нѣтъ, я обѣщала ничего не спрашивать.

-- Какъ я сказалъ, воскликнулъ Арбутнотъ:-- я этого и боялся. Да, мистрисъ Сильвестръ... нарушила мое спокойствіе и подняла во мнѣ бурю послѣ долгихъ вѣковъ тишины.

Она молчала съ минуту и потомъ, сверкая глазами, промолвила:

-- Это чисто женское чувство, но я желала бы, чтобъ это была не она.

-- Отчего?

-- Вы всѣ, всѣ поддались чарамъ мистрисъ Сильвестръ.

-- Сколько насъ?

-- Полковникъ Треденнисъ также увлеченъ ею. Онъ только-что ушелъ отсюда, когда вы вошли. Онъ теперь рѣдко бываетъ у насъ, и то большею частью приходитъ къ Джени, а не ко мнѣ. Я прогнѣвила его чѣмъ-то на балу у государственнаго секретаря, и онъ сердится на меня. Но сегодня онъ зашелъ, и мы говорили о мистрисъ Сильвестръ. Онъ прямо пришелъ отъ нея, и ея прекрасныя качества были свѣжи въ его памяти. По его словамъ, она прелестна, добра, искренна; не легкомысленна и не капризна. Я все это вывѣдала отъ него, потому что мнѣ хотѣлось знать.

-- Вы иногда безжалостны къ Треденнису, замѣтилъ Арбутнотъ.

-- Да и онъ часто не жалѣетъ меня.

-- Признаюсь, я добромъ не помяну его за сегодняшній день.

-- Бѣдный Лорри! Бѣдный Лорри!

-- Вы понимаете, что у меня было бы мало надежды на успѣхъ при такомъ соперникѣ, произнесъ онъ съ улыбкой:-- меня можетъ утѣшать одно, что въ моемъ положеніи мнѣ нечего думать о соперникахъ. Еслибъ ихъ и не было, мое положеніе нисколько не измѣнилось бы. Я знаю свое мѣсто, и если сегодня я встревоженъ, то лишь благодаря обстоятельствамъ, которыя слишкомъ ясно выставили мою безпомощность. А я этого зрѣлища не люблю.

-- А гдѣ ваше мѣсто?

-- Въ канцеляріи. Жалованье я получаю небольшое. Я долженъ портному и перчаточнику, но они терпѣливо ждутъ, полагая, что я продержусь до новыхъ президентскихъ выборовъ.

-- Я право не знаю, что вамъ сказать, воскликнула Берта.

-- Вы сказали все, что знали. Жаль, что я не вѣрю вашимъ словамъ. Я просто не въ духѣ, вотъ и все.

-- Лорри, промолвила тихо Берта:-- это не то.

-- То! То! воскликнулъ онъ съ нетерпѣніемъ:-- ради Бога, не увѣряйте меня, что я чувствую нѣчто иное.

Берта замолчала, и вскорѣ они перемѣнили разговоръ.

-- Что вы хотѣли сказать, говоря, что Ричардъ начинаетъ сознавать приближеніе трагическаго конца? спросилъ Арбутнотъ: -- развѣ онъ не въ духѣ?

-- Да, хотя это очень невѣроятно. Весторское дѣло очень тревожитъ его.

-- Весторское дѣло?

-- Да, онъ слишкомъ имъ заинтересовался, а оно не подвигается такъ скоро, какъ бы ему хотѣлось. Сегодня...

-- Что случилось сегодня? спросилъ Арбутнотъ, потому что она остановилась.

-- Пустяки, но это на него не походитъ. Онъ разсердился.

-- На васъ?

-- Да, кажется, на меня. Въ послѣднее время мнѣ все хочется поѣхать въ Европу, и я ему говорила объ этомъ раза два; онъ все уклонялся отъ положительнаго отвѣта, а когда я сегодня снова заговорила объ этомъ, онъ вышелъ изъ себя. Вѣдь это на него не походитъ, не правда ли?

-- Нѣтъ не походитъ.

Уходя, Арбутнотъ спросилъ:

-- А вамъ очень хочется поѣхать за-границу?

-- Да, отвѣчала Берта.

-- Вы думаете, что перемѣна будетъ вамъ полезна.

-- Да, перемѣна часто дѣлаетъ добро. Я хотѣла бы испытать.

-- И я также, произнесъ Арбутнотъ:-- поѣзжайте, если можете, хотя никто болѣе меня не будетъ сожалѣть о вашемъ отъѣздѣ.

XXII.

Но Берта не поѣхала за границу, и до конца сезона вела свою обычную, свѣтскую жизнь, несмотря на то, что миссъ Джесопъ часто упоминала въ своей хроникѣ о деликатномъ здоровьи прелестной мистрисъ Амори.

-- Я вамъ признаюсь, говорила Берта Треденнису: -- что я нарочно приняла на себя болѣзненный видъ. Помните у Теккерея лорда Фарминтона: у него всегда болѣлъ зубъ, когда онъ не хотѣлъ куда-нибудь ѣхать, и Этель Ньюкомъ увѣряла, что ничто не заставитъ его разстаться съ этимъ зубомъ. Моя болѣзнь въ родѣ этого, и я не хочу отъ нея лѣчиться.

Треденнисъ дѣйствительно сталъ рѣже посѣщать Берту, чѣмъ прежде, и то большею частью приходилъ не къ ней, а къ Джени. Онъ видѣлъ, что не можетъ оказать никакой помощи своими посѣщеніями, а бывая въ ея домѣ, онъ выносилъ рядъ впечатлѣній, которыя переворачивали всю его душу. Но онъ всегда зналъ, что она дѣлала. Утреннія газеты приносили ему извѣстія о томъ, что она принимала у себя гостей и выѣзжала, завтракала, обѣдала, танцовала, была въ театрѣ и на концертахъ. Онъ безсознательно прочитывалъ прежде всего свѣтскую хронику, хотя это чтеніе далеко не производило на него пріятнаго впечатлѣнія.

Но если онъ рѣже видалъ Берту, это не мѣшало ему часто встрѣчаться съ Ричардомъ. Онъ даже старался подогрѣть дружбу съ нимъ, нѣсколько остывшую послѣ перваго пыла, какъ всегда бывало съ Ричардомъ. Сначала Ричардъ не съ особеннымъ удовольствіемъ встрѣчалъ частое появленіе въ его конторѣ мужественной фигуры полковника. Какъ онъ справедливо замѣтилъ Пленфильду, Филлипъ Треденнисъ былъ не покладистый человѣкъ. Онъ имѣлъ твердыя, опредѣленныя понятія о правдѣ и честности и не могъ смотрѣть сквозь пальцы даже на самое незначительное уклоненіе отъ этихъ понятій. Притомъ онъ не всегда приходилъ кстати и не разъ прерывалъ интересные разговоры о весторскомъ дѣлѣ, въ которомъ, между прочимъ, онъ сталъ принимать неожиданный интересъ. Онъ даже распрашивалъ о подробностяхъ этого дѣла и освѣдомлялся о тѣхъ способахъ, которыми предполагалось пустить въ ходъ эту громадную спекуляцію, собралъ различными путями множество свѣдѣній относительно правительственныхъ субсидій и концесій земли. Бывали минуты, когда Ричардъ приходилъ въ восторгъ отъ его спеціальныхъ познаній и практическаго чутья по этимъ вопросамъ.

-- Онъ имѣетъ привычку во всякомъ дѣлѣ докопаться до сути, сказалъ однажды Ричардъ Пленфильду: -- у него практическая способность къ дѣламъ, которую вы не подозрѣваете.

-- Смотрите, чтобы онъ не откопалъ чего нибудь лишняго, отвѣчалъ сенаторъ: -- я никогда не долюбливалъ этого молодца.

Ричардъ безпокойно засмѣялся.

-- О, промолвилъ онъ:-- это славный малый, хотя, признаюсь, раза два или три онъ былъ непріятной помѣхой.

По всей вѣроятности Треденнису было не безъизвѣстно объ этомъ фактѣ, но онъ упорно продолжалъ ухаживать за Ричардомъ, который, какъ человѣмъ слабый и впечатлительный, вскорѣ поддался его вліянію. Съ одной стороны всѣ находили Треденниса очень пріятнымъ и привлекательнымъ, когда онъ хотѣлъ снискать чью нибудь дружбу, и даже Пленфильдъ нѣсколько разъ сознавался, что въ немъ было много хорошаго, а съ другой стороны -- пріятно было имѣть въ числѣ своихъ друзей человѣка, на котораго можно было положиться. Бывали минуты въ послѣдніе мѣсяцы, когда для Ричарда положительнымъ утѣшеніемъ служила мысль, что есть натура болѣе сильная, чѣмъ его, на которую онъ можетъ опереться. И если въ такія минуты унынія онъ не изливалъ передъ Треденнисомъ всей своей души, то все-таки доходилъ до большей откровенности. А унынію онъ предавался все чаще и чаще; онъ даже потерялъ свой прежній беззаботный, веселый видъ, и на лбу у него появились морщины отъ безпокойныхъ заботъ.

-- Подобное дѣло налагаетъ большую отвѣтственность, сказалъ какъ-то онъ Треденнису: -- и это невольно точитъ человѣка. Чертъ возьми! отчего легче дѣлу не удаться, чѣмъ удаться.

-- А развѣ дѣло идетъ дурно? спросилъ Треденнисъ.

-- Да, не совсѣмъ хорошо, судьба меня преслѣдуетъ.

-- Не забудьте, отвѣчалъ Треденнисъ, кусая свои длинные усы и смотря на насупленныя брови Амори: -- что если когда-нибудь я могу быть вамъ полезенъ, то я къ вашимъ услугамъ.

Ричардъ поспѣшно поднялъ голову.

-- Какой вы славный, надежный человѣкъ, отвѣчалъ онъ: -- да, конечно, я обращусь къ вашей помощи въ случаѣ крайности.

-- Я желалъ бы знать, что это можетъ быть за крайность, думалъ Треденнисъ, выходя изъ конторы Ричарда.

И быть можетъ, для открытія этого, онъ сталъ еще усерднѣе ухаживать за Ричардомъ, гулять съ нимъ по улицамъ, приглашать его на холостые обѣды, ѣздить съ нимъ въ театръ. Задача, поставленная себѣ Треденнисомъ была чисто дипломатическая и нельзя сказать, чтобъ очень ему нравилась. Онъ былъ слишкомъ честенъ и искрененъ по природѣ, чтобъ находить удовольствіе въ дипломатіи, и для самого себя онъ никогда не взвалилъ бы на плечи такого тяжелаго бремени. Но онъ дѣлалъ это для женщины, которая вознаграждала его заботы о ней. Какъ только въ его душу запало подозрѣніе о грозившей ей опасности, онъ сталъ на сторожѣ и зорко замѣчалъ самыя незначительныя мелочи, которыя пропускалъ безъ вниманія менѣе наблюдательный и практическій глазъ. По справедливому замѣчанію Ричарда, онъ обладалъ замѣчательной практической способностью къ дѣламъ, и ясно видѣлъ, что не сдобровать Ричарду Амори и тѣмъ, которые слѣпо довѣрялись ему въ финансовыхъ операціяхъ. Онъ зналъ, что профессоръ передалъ ему въ руки все приданное дочери, и что она никогда не занималась денежными дѣлами. Ее никогда не тяготилъ ни недостатокъ въ деньгахъ, ни избытокъ ихъ, а потому она относилась къ нимъ съ презрительнымъ хладнокровіемъ. Въ послѣднее время Треденнисъ часто вспоминалъ сцену, происшедшую по поводу подписи Бертой одного документа, который при немъ принесъ ей Ричардъ.

-- Гдѣ мнѣ подписать, здѣсь или здѣсь? спросила она комически серьёзнымъ тономъ.-- А что случилось бы, еслибы я подписала не на томъ мѣстѣ, гдѣ слѣдуетъ? Не можетъ ли подписать за меня Лоренсъ своимъ прекраснымъ чиновничьимъ почеркомъ? А если у меня рука задрожитъ и я сдѣлаю кляксу? Я не обязана прочесть бумагу, прежде чѣмъ подписать?

-- Я бы настоялъ, чтобъ она прочла, замѣтилъ Треденнисъ Ричарду.

Берта посмотрѣла на него и улыбнулась.

-- Вы хотите настаивать, чтобъ я прочла, сказала она: -- я знаю, что тутъ написано. Тутъ говорится: "въ силу вышеписанныхъ условій, контрактующія стороны обязываются" и т. д., и т. д. Я, или сторона, принимающая на себя обязательство, или сторона обязывающая, и мнѣ это рѣшительно все равно. Еслибы эта бумага была написана на санскритскомъ языкѣ, я скорѣе ее поняла бы, чѣмъ теперь. Но если вы желаете, я прочту ее, хотя увѣрена, что упаду въ обморокъ.

Воспоминаніе объ этой сценѣ тѣмъ болѣе тяготило Треденниса, чѣмъ ближе онъ знакомился съ образомъ веденія денежныхъ дѣлъ, котораго держался Амори. Но онъ не могъ пойти къ Бертѣ и сказать ей, что ея мужъ не былъ практическимъ и благоразумнымъ дѣловымъ человѣкомъ, а слишкомъ увлекался блестящими спекуляціями. Предупредить Берту о грозившей ей опасности было немыслимо, только и оставалось, что вкрасться въ довѣріе Ричарда, сдѣлаться для него необходимымъ человѣкомъ и пріобрѣсть на него вліяніе, пользуясь которымъ, онъ былъ бы въ состояніи удержать его отъ многихъ глупостей. Несмотря на всю свою скромность, онъ сознавалъ, что его сильная натура способна подчинить себѣ слабую, и смѣло взялся за это тяжелое дѣло ради любимой женщины.

Но этого было мало. Онъ принялъ на себя и другую обузу: пересталъ вести уединенную жизнь и сталъ часто появляться въ свѣтскомъ обществѣ. Онъ попрежнему не находилъ въ свѣтскихъ удовольствіяхъ ничего пріятнаго, но переносилъ ихъ мужественно и терпѣливо: посѣщалъ балы и вечера, являлся на званные обѣды и концерты; любезно разговаривалъ съ почтенными матронами и еще любезнѣе слушалъ ихъ болтовню; былъ одинаково предупредителенъ съ молодыми и старыми, и быстро сдѣлался общимъ любимцемъ. Тѣ, которые боялись его суроваго и мрачнаго вида, познакомившись съ нимъ ближе, видѣли, что его нечего бояться, и громко расточали ему похвалы. Къ концу сезона онъ подружился со многими изъ пожилыхъ дамъ, слово которыхъ было закономъ въ свѣтскомъ обществѣ. Онъ постоянно и неуклонно ухаживалъ за ними, предупреждалъ всѣ ихъ желанія, являлся на ихъ пріемы, провожая ихъ до кареты, носилъ ихъ шали и т. д.

-- Какъ, воскликнула однажды Берта, видя, какъ онъ ухаживалъ на одномъ балѣ за женой государственнаго секретаря:-- вы, полковникъ Треденнисъ, снискиваете милости богатыхъ и знатныхъ? Вы хлопочете о какомъ-нибудь мѣстѣ, хотите быть посланникомъ или товарищемъ министра?

-- Правительство недовольно посланникомъ при сентъ-джемскомъ дворѣ, отвѣтилъ онъ:-- и я не прочь бы занять его мѣсто. Надѣюсь, что могу разсчитывать на вашу протекцію.

Но часто, раскланиваясь передъ почтенными старухами и таская ихъ шали, онъ грустно улыбался при мысли о настоящей причинѣ его кажущагося низкопоклонства. Всѣ были очень любезны съ нимъ, и онъ питалъ за это живѣйшую благодарность, но предпочелъ бы все-таки сидѣть дома за работой или чтеніемъ. Онъ разговаривалъ съ Джени съ гораздо большимъ удовольствіемъ, чѣмъ съ самой прелестной изъ свѣтскихъ дебютантокъ, которыя, однако, всѣ, безъ исключенія, восторгались имъ. Въ тоже время, услыхавъ въ обществѣ имя Берты, онъ тревожно прислушивался къ тому, что о ней говорили; если же ея имя не произносилось, онъ съ безпокойствомъ спрашивалъ себя, зачѣмъ избѣгали о ней говорить.

"То, что она не хочетъ сдѣлать для себя, я сдѣлаю, для нея, думалъ онъ:-- если я пріобрѣту друзей и буду пользоваться ихъ довѣріемъ, то буду въ состояніи воспользоваться и ихъ вліяніемъ въ случаѣ крайности. Женщины поддерживаютъ или тянутъ женщинъ. Боже избави, чтобъ она когда-нибудь лишилась ихъ поддержки".

Поэтому онъ старался всѣми силами заручиться дружбой самыхъ вліятельныхъ свѣтскихъ дамъ на случай, если Бертѣ понадобится ихъ покровительство, и работалъ для достиженія этой цѣли съ такимъ неослабнымъ рвеніемъ, что вскорѣ занялъ въ свѣтѣ такое мѣсто, которое рѣдко бываетъ удѣломъ даже самыхъ блестящихъ личностей.

На одну дружбу, онъ въ особенности разсчитывалъ, на дружбу женщины, которая годилась ему въ матери, и хотя знала хорошо свѣтъ, но не потеряла вѣры въ добро и сердечнаго пыла. Это была жена государственнаго секретаря, и объ ея дружескихъ чувствахъ къ нему Треденнисъ говорилъ Агнесѣ Сильвестръ:

-- Человѣкъ, къ которому благоволитъ такая женщина, долженъ чувствавать глубокую благодарность; она такъ добра и умна, такъ опытна и великодушна, такъ зрѣла умомъ и молода сердцемъ, что заслужить ея дружбу величайшая честь. Послѣ бесѣды съ нею, всегда чувствуешь себя лучшимъ человѣкомъ.

Быть можетъ, лишь уваженіе къ профессору Геррику возбудило въ ней желаніе познакомиться съ его любимцемъ, но потомъ она быстро оцѣнила Треденниса и стала питать къ нему самое теплое участіе.

-- У него, кажется, былъ романъ въ жизни, говорила она не разъ:-- и онъ самъ не даетъ себѣ въ этомъ отчета.

Но, несмотря на то, что она сама привыкла выводить заключенія съ удивительной быстротой и знала всѣ свѣтскія сплетни, она не слышала о немъ никакого романа. Онъ былъ въ одно и то же время воинъ и ученый; былъ добръ, храбръ и великодушенъ; мужчины говорили о немъ одобрительно, женщинамъ онъ нравился; его прошедшее и настоящее заставляло всѣхъ его уважать и отзываться о немъ съ восторгомъ, но, говоря о немъ, никто не упоминалъ о какомъ-нибудь романѣ. Онъ, повидимому, велъ очень тихую, уединенную жизнь.

"И все-таки, думала она:-- все-таки..."

Она замѣчала, что онъ аккуратно посѣщалъ общество, но не находилъ въ немъ удовольствія, и въ тѣ минуты, когда онъ ни съ кѣмъ не разговоривалъ, на лицѣ его было замѣтно разсѣянное, мрачное выраженіе.

-- Это выраженіе напоминаетъ мнѣ взглядъ, иногда подмѣчаемый въ глазахъ блестящей мистрисъ Амори, размышляла жена государственнаго секретаря: -- она повременамъ какъ бы дѣлаетъ надъ собой усиліе, чтобъ вернуться изъ какой-то невѣдомой области, гдѣ витаетъ ея душа.

Она недаромъ находилась много лѣтъ во главѣ свѣтскаго общества и, принимая каждую недѣлю толпы посѣтителей, пріобрѣла громадный запасъ знанія и опытности. Она видала столько веселыхъ лицъ, столько утомленныхъ, разочарованныхъ; на ея глазахъ въ одинъ сезонъ блекла самая блестящая красота, самый нѣжный голосъ становился глухимъ, самая румяная щечка покрывалась смертною блѣдностью; она умѣла читать лица, знала, у кого погибли всѣ самолюбивыя надежды, у кого разбито сердце.

Естественно, что она обратила вниманіе и на Берту Амори, и отъ нея не ускользнули тѣ замѣчательныя перемѣны, которыя произошли въ этой свѣтской красавицѣ. Она могла даже опредѣлить то время, когда начались эти перемѣны. Она помнила тотъ вечеръ, на которомъ она впервые замѣтила, что ея молодое личико приняло болѣе зрѣлый видъ и дѣтская веселость неожиданно отуманилась. Это было черезъ годъ послѣ свадьбы; потомъ родился Джекъ, и когда она снова появилась въ свѣтѣ, происшедшая въ ней перемѣна поразила всѣхъ. Это была блѣдная, утомленная женщина, не принимавшая никакого интереса въ свѣтскомъ водоворотѣ, словно ею овладѣла тоска, противъ которой Берта не имѣла ни силы, ни желанія бороться. Но къ концу сезона она снова измѣнилась и стала веселѣе, чѣмъ когда-либо.

-- Она слишкомъ весела, думала наблюдавшая за нею пожилая женщина:-- ея блескъ и веселость ненатуральны.

Въ послѣднее время въ Бертѣ произошла еще большая и совершенно непонятная перемѣна; на сцену появился столь новый и столь странный элементъ, что всякій становился въ тупикъ. Первые смутные толки объ ухаживаніи за нею сенатора Пленфильда и о Весторскомъ дѣлѣ были встрѣчены общимъ презрительнымъ недовѣріемъ, но съ теченіемъ времени, эти толки все усиливались и самыя пустыя обстоятельства принимали видъ серьёзныхъ уликъ. При входѣ въ комнату сенатора Пленфильда, всѣ присутствующіе тотчасъ искали глазами мистрисъ Амори и выводили одинаково невыгодныя для нея заключенія, находилась ли она тутъ или нѣтъ. Если они любезно встрѣчались, то возбуждали всеобщее негодованіе; если, напротивъ, Берта относилась холодно къ своей жертвѣ, это объясняли ея коварной хитростью. Кончилось тѣмъ, что всѣ повѣрили скандальной исторіи, и даже добрая жена государственнаго секретаря стала колебаться. Дѣло приняло очень серьёзный оборотъ, и къ концу сезона начали даже говорить въ кружкахъ, имѣвшихъ вѣсъ, что общество не могло хладнокровно терпѣть такого скандала.

-- Такіе скандалы потому и возможны, что къ нимъ относятся слишкомъ легко, сказала одна почтенная матрона:-- женщинѣ съ незапятнанной репутаціей и имѣющей хорошее положеніе нельзя позволить подобное поведеніе.

Въ тотъ самой вечеръ, когда было сдѣлано это замѣчаніе, Берта сказала Арбутноту:

-- Мнѣ кажется, что я въ послѣднее время далеко не такъ популярна, какъ прежде, и удивляюсь, почему.

-- Отчего вамъ пришла эта мысль? спросилъ Лоренсъ.

-- Не знаю, отвѣчала Берта:-- и право мнѣ это все равно. Со мною разговариваютъ не съ прежнимъ увлеченіемъ. Быть можетъ, я сама потеряла свой прежній пылъ. Я сильно падаю въ свѣтскомъ смыслѣ. Часто въ моихъ словахъ звучитъ фальшивая нота; это замѣчаютъ и естественно это не можетъ нравиться. Да, безспорный фактъ, меня теперь не такъ превозноситъ, какъ бывало.

Она задумалась, и Лоренсъ посмотрѣлъ на нее съ видимымъ безпокойствомъ.

Спустя нѣсколько дней послѣ этого разговора, Берта сказала Ричарду, что она начнетъ приготовленія къ отъѣзду изъ города.

-- Такъ рано! воскликнулъ Ричардъ, съ замѣтнымъ неудовольствіемъ:-- еще не жарко.

-- Я оставалась слишкомъ долго въ городѣ въ прошломъ году, отвѣчала Берта:-- и хочу наверстать потерянное время.

Они сидѣли за обѣдомъ, и Ричардъ сталъ нетерпѣливо играть стаканомъ.

-- Тебѣ надоѣлъ Вашингтонъ? спросилъ онъ.

-- Мнѣ все надоѣло, отвѣчала она и прибавила съ принужденной улыбкой:-- даже Весторское дѣло и сенаторъ Пленфильдъ.

-- О! воскликнулъ Ричардъ очень рѣзко:-- ты почему-то не взлюбила Пленфильда.

-- Онъ слишкомъ громаденъ и цвѣтистъ, слишкомъ обращаетъ на себя вниманіе, замѣтила она холодно.

-- Нельзя сказать, чтобъ ты очень обращала на него вниманіе, отвѣчалъ Ричардъ, насупивъ свои тонкія брови:-- ты очень грубо съ нимъ обошлась вчера вечеромъ, когда онъ привезъ тебѣ розы.

-- Мнѣ надоѣли его розы! воскликнула Берта съ неожиданнымъ пыломъ:-- онѣ слишкомъ велики, тяжелы и красны, слишкомъ дорого стоятъ. Онѣ меня давятъ и я не могу отъ нихъ отдѣлаться. Я болѣе не хочу ихъ. Пусть онъ даритъ ихъ кому-нибудь другому.

Она бросила на тарелку кисть винограда, которую ѣла и закрыла лицо руками съ дѣтскимъ жестомъ отчаянія.

Ричардъ еще болѣе нахмурилъ брови и посмотрѣлъ на жену съ какимъ-то страхомъ.

-- Что съ тобою? сказалъ онъ:-- что случилось? Это на тебя не походитъ, Берта. Ты всегда такая благоразумная.

Она сдѣлала большое надъ собою усиліе и отвѣчала тихо:

-- Ты правъ, это бываетъ со мною рѣдко, и ты потому долженъ дозволить мнѣ иногда такую роскошь. Дѣло въ томъ, Ричардъ, что я становлюсь слабѣе...

-- Я этого не понимаю, перебилъ онъ ее:-- ты прежде казалась такой сильной.

-- Надо много силы, чтобъ казаться сильной, отвѣчала Берта:-- и этой силы мнѣ теперь часто недостаетъ.

-- Это уже давно началось? спросилъ онъ: -- съ прошлой зимы?

-- Да, произнесла она тихо:-- съ того времени.

-- Это не можетъ продолжаться такъ долго безъ какой-нибудь особой причины.

-- Мнѣ это также казалось.

-- У тебя хорошій аппетитъ?

Она подняла глаза и тотчасъ ихъ опустила. Онъ не замѣтилъ того, что бросалось въ глаза десяткамъ людей.

-- Нѣтъ, отвѣчала она.

-- Ты спишь хорошо?

-- Нѣтъ.

-- Ты похудѣла. Да, да, это правда, похудѣла. Но это не хорошо, рѣшительно не хорошо.

-- Я готова въ этомъ извиниться.

-- Ты должна поправиться, вотъ и все, сказалъ онъ, и вставъ изъ-за стола, чтобъ достать съ камина папироску, подошелъ къ ней и потрепалъ ее по плечу:-- тебѣ не надоѣлъ бы Пленфильдъ, еслибъ ты была здорова. Напротивъ, онъ тебѣ очень нравился бы.

Лицо ея мгновенно измѣнилось, но онъ этого не замѣтилъ.

-- Это даетъ мнѣ желаніе выздоровѣть, отвѣчала она: -- я сегодня же, сію минуту начну поправляться. Дай я тебѣ зажгу папироску.

Вставъ изъ-за стола, она послѣдовала за мужемъ въ библіотеку,

-- Знаешь что, сказала она, взявъ его за руку: -- ты также въ послѣднее время не похожъ на себя. Ты также боленъ.

-- Я? Отчего ты это думаешь?

-- По очень простой причинѣ. Надняхъ ты раза два или три былъ грубъ со мною. Ты этого и не замѣтилъ. Видишь, какъ не хорошо пріучить жену къ ангельскому обращенію; малѣйшая перемѣна, и она уже думаетъ, что ты боленъ. Только-что за обѣдомъ, когда я заговорила объ отъѣздѣ, ты... ну, какъ бы сказать поделикатнѣе, ты немного вышелъ изъ себя.

-- Неужели!

-- Да, и я также, продолжала Берта очень мягко и добродушно: -- мы никогда себѣ этого не позволяли, и лучше бы не начинать, не правда ли?

-- Конечно, ты очень мила, что меня предупредила.

-- Я была бы не мила, еслибъ этого не сдѣлала. Одну минуту казалось, что мы поссоримся изъ-за сенатора Пленфильда.

-- Мы болѣе не будемъ, и согласимся терпѣть его.

-- Я постараюсь его не возненавидѣть, отвѣчала Берта, послѣ минутнаго молчанія: -- и пока ты со мною, мнѣ нечего бояться.

-- Бояться чего?

-- Я не слишкомъ щепетильна, продолжала она, и легкій румянецъ показался на ея щекахъ:-- но не люблю его манеръ. Онъ слишкомъ явно ухаживаетъ за мною, говоритъ мнѣ слишкомъ много комплиментовъ.

-- О! это пустой предразсудокъ, отвѣчалъ Ричардъ: -- я никогда еще не слыхалъ, чтобъ ты жаловалась на своихъ поклонниковъ и ихъ комплименты.

-- У меня никогда не было поклонника такого рода, замѣтила она.

-- Это еще не значитъ, что онъ не хорошъ.

-- Не будемъ разсуждать о томъ, какого рода онъ человѣкъ, сказала Берта:-- но развѣ ты не замѣтилъ, что всѣ люди, имѣющіе какое-нибудь отношеніе къ Весторскому дѣлу, походятъ на него? Часто смотря на мою гостинную, я въ послѣднее время ея не узнаю. Она совсѣмъ измѣнилась; эти люди вытѣснили изъ нея другихъ.

-- Милое дитя мое, отвѣчалъ онъ послѣ нѣкотораго неловкаго молчанія:-- ты, можетъ быть, и права; но я буду съ тобою откровеннымъ... это необходимо.

-- Ричардъ, какое тебѣ дѣло до Весторскихъ замелъ? спросила она неожиданно:-- зачѣмъ ты такъ интересуешься ими?

-- Мнѣ до нихъ большое дѣло, отвѣчалъ онъ: -- я заинтересованъ ими, какъ адвокатъ, и успѣхъ этой спекуляціи доставитъ мнѣ и славу, и богатство. Хорошъ же ты дѣлецъ если пугаешься всего.

-- Я не дѣлецъ! воскликнула Берта:-- и никогда не думала объ этомъ! Я только говорила глупости. Я вижу теперь, что слишкомъ много болтала глупостей, и очень сожалѣю объ этомъ.

-- Не сожалѣй, замѣтилъ сухо Ричардъ:-- теперь поздно.

-- Правда, раскаяваться поздно, но можно исправиться. Я никогда не позволю себѣ болѣе этого безумія и неприличія.

-- Зачѣмъ тебѣ объ этомъ говорить, когда я молчу?

-- Ричардъ! воскликнула она:-- мы, кажется, опять начинаемъ.

-- Да, отвѣчалъ онъ холодно: -- насъ влечетъ какой-то злой рокъ.

-- И это всегда случается, когда я заговариваю о сенаторѣ Пленфильдѣ или о моемъ отъѣздѣ.

-- Ты въ послѣднее время все хочешь уѣхать, даже хотѣла ѣхать въ Европу.

-- Я и теперь хочу.

-- А я хочу, чтобъ ты осталась здѣсь! воскликнулъ онъ съ сердцемъ:-- какая польза имѣть жену, если она въ другой части свѣта.

Она отошла отъ него на нѣсколько шаговъ и промолвила съ горькой улыбкой.

-- А, такъ ты держишь меня здѣсь по любви?

-- Берта! воскликнулъ онъ.

-- Ричардъ, отвѣчала она:-- пойди погуляй. Лучше намъ прекратить этотъ разговоръ.

-- Онъ и такъ зашелъ слишкомъ далеко, сказалъ онъ: -- это очень непріятно, а мы къ непріятностямъ не привыкли. Ну, помиримся. Я виноватъ, я нервный. Въ послѣдніе дни у меня денежныя дѣла что то пошли не хорошо и это меня безпокоитъ. Вѣдь деньги не мои, а твои...

-- Я, кажется, никогда не дѣлала этого различія.

-- Нѣтъ, ты всегда была очень мила и слишкомъ даже деликатна.

-- Я очень рада, отвѣчала она съ улыбкой.

Онъ обнялъ ее и поцѣловалъ.

-- Послушай, произнесъ онъ:-- ты имѣешь полное право имѣть капризы. Поѣзжай въ твои лѣтнія резиденціи моды и свѣтскаго разврата; я послѣдую за тобой при первой возможности; но не будемъ говорить о Европѣ до будущаго года.

И онъ снова поцѣловалъ ее.

-- Или до предбудущаго, замѣтила съ улыбкой Берта: -- а когда мы поѣдемъ, то возьмемъ съ собою сенатора Пленфильда.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Ричардъ:-- мы оставимъ его дома проживать милліоны, которые онъ получитъ изъ Весторскаго дѣла.

И, громко разсмѣявшись, Ричардъ вышелъ изъ комнаты.

Спустя недѣлю, Треденнисъ съ удивленіемъ узналъ отъ него, что Берта съ дѣтьми уѣзжаетъ изъ Вашингтона.

-- Когда? спросилъ Треденнисъ:-- это неожиданный отъѣздъ. Я видѣлъ два дня тому назадъ Джени и она ничего мнѣ не сказала объ этомъ.

-- Да, мы рѣшили экспромтомъ, отвѣчалъ Ричардъ: -- они уѣзжаютъ сегодня, а я остаюсь по дѣламъ.

XXIII.

Слѣдующія недѣли были тяжелы для Ричарда Амори. Онѣ принесли ему слишкомъ много лихорадочныхъ заботъ и безпокойства. Онъ не пріобрѣлъ еще твердости и хладнокровія, доставляемыхъ долголѣтнимъ опытомъ. Онъ начиналъ сознавать, что поставилъ на карту болѣе, чѣмъ самъ думалъ, и этотъ громадный рискъ возбуждалъ въ немъ тревожный страхъ, особенно въ тѣ минуты, когда дѣло повидимому принимало неудовлетворительный оборотъ. Онъ еще не раскаявался въ своемъ поступкѣ, но чувствовалъ, что въ случаѣ несчастія, подобное раскаяніе возможно. До этого времени онъ постоянно ѣздилъ въ своей модной каретѣ въ Капитолій, прогуливался по его галлереямъ и посѣщалъ комитетскія комнаты съ видомъ любителя, наслаждающагося окружающимъ его зрѣлищемъ; онъ былъ очень популяренъ въ политическихъ кружкахъ, благодаря веселости, предупредительности и любезнымъ манерамъ, а разсѣянный, недѣловой видъ его внушалъ всѣмъ убѣжденіе, что дружба съ нимъ вполнѣ безопасна.

-- Онъ очень полезный человѣкъ для подобныхъ дѣлъ, замѣтилъ одинъ изъ второстепенныхъ дѣятелей по Весторскому дѣлу:-- никто не боялся вступить съ нимъ въ разговоръ, а это много. Есть люди, которые однимъ поклономъ могутъ погубить человѣка съ хорошимъ положеніемъ въ политическомъ мірѣ, хотя про нихъ нельзя сказать ничего дурного; это честные работники, живущіе на счетъ своей родины. Но всѣ ихъ знаютъ, всѣмъ извѣстно ихъ ремесло. Амори совсѣмъ иной человѣкъ, а его жена...

-- Что она дѣлаетъ? спросилъ съ безпокойствомъ Пленфильдъ, при которомъ происходилъ этотъ разговоръ.

-- Ничего; я только хотѣлъ сказать, что она свѣтская дама и самые щепетильные люди считаютъ за честь бывать у нея.

Но съ теченіемъ времени, когда критическая минута стала приближаться, когда въ газетахъ все чаще и чаще начали появляться предсказанія объ успѣхѣ или неудачѣ Весторскаго дѣла, когда дружеское расположеніе сильныхъ міра сего сдѣлалось вопросомъ жизни и смерти, Ричардъ потерялъ веселый, равнодушный видъ любителя. Онъ не спалъ по ночамъ и съ трудомъ сохранялъ наружное спокойствіе.

-- Чортъ возьми, говорилъ онъ Пленфильду: -- какъ могу я говорить спокойно съ человѣкомъ, который однимъ своимъ голосомъ можетъ погубить меня. Онъ становится слишкомъ важнымъ въ моихъ глазахъ, и, стараясь ему понравиться, я только порчу дѣло. Я до сихъ поръ никогда не бывалъ въ такомъ глупомъ положеніи.

-- Счастливый человѣкъ, рѣзко замѣтилъ Пленфильдъ.

-- Да, я былъ счастливъ, а теперь несчастливъ, и буду еще несчастнѣе, если этотъ проклятый билль не пройдетъ, отвѣчалъ Ричардъ:-- я право иногда сожалѣю, что вмѣшался въ такое дѣло.

-- Вы сдѣлали большую ошибку, что отпустили мистрисъ Амори, сказалъ съ явнымъ неудовольствіемъ Пленфильдъ:-- теперь она еще болѣе пригодилась бы. Женщины умѣютъ обдѣлывать нѣкоторыя дѣла гораздо лучше мужчинъ, и человѣкъ, имѣющій такую умную и свѣтскую жену, какъ вы, не долженъ отказываться отъ ея помощи. Она устроила бы два или три пріятныхъ обѣда, и упрямые болваны, не имѣющіе опредѣленнаго мнѣнія, пока имъ не навяжутъ его, попались бы въ сѣти. А она ловко навязала бы имъ свое мнѣніе. Помните, какъ она въ одинъ вечеръ обошла Баумана и Пеля. Гарджисъ изъ Сѣверной Каролины также клянется лишь ею; онъ человѣкъ простой и всегда тоскуетъ по своей семьѣ; ваша жена объ этомъ догадалась и стала говорить ему о женѣ и дѣтяхъ. Онъ такъ растрогался, что, передавая мнѣ объ этомъ, плакалъ. Вотъ намъ теперь и нужно подобное умѣнье.

-- Ну, что же дѣлать, отвѣчалъ Ричардъ:-- намъ надо обойтись безъ ея помощи. Я не скрою отъ вамъ, что она была недовольна оборотомъ дѣла, и я нашелъ гораздо безопаснѣе ее удалить.

-- Я самъ замѣчалъ, что она была въ послѣднее время не въ духѣ, замѣтилъ Пленфильдъ: -- конечно, это до меня не касается, но для успѣха дѣла жаль.

Ричардъ покраснѣлъ и началъ поспѣшно ходить взадъ и впередъ по комнатѣ. Онъ съ безпокойствомъ замѣчалъ, что съ нѣкотораго времени Пленфильдъ сталъ очень нервнымъ, рѣзкимъ, даже сердитымъ, и Амори часто спрашивалъ себя, неужели этотъ человѣкъ, въ концѣ-концовъ, измѣнитъ ему, какъ тотъ могущественный политическій дѣятель, который погубилъ бѣднаго Вестора. Мысль объ этомъ была тѣмъ непріятнѣе, что и теперь, какъ тогда, въ дѣлѣ была замѣшана женщина. Въ настоящемъ случаѣ это была его собственная жена, и еслибы онъ не былъ такъ озабоченъ, то понялъ бы весь ужасъ подобнаго положенія. Но голова его шла кругомъ отъ грозившей ему гибели, и онъ не отдавалъ себѣ отчета въ томъ, что происходило вокругъ него. Берта была очень любезна и обворожительна, вотъ и все; она всегда, и со всѣми любезна и обворожительна. Поэтому циническое замѣчаніе Пленфильда непріятно поразило его.

-- Ей не понравилось бы, еслибы она слышала, какъ вы говорите о ней, сказалъ онъ послѣ минутнаго молчанія.

Пленфильдъ ничего не отвѣчалъ и молча стряхнулъ золу съ своей сигары.

-- Не надо забывать, продолжалъ Ричардъ, видимо встревоженный:-- что она не знаетъ дѣла и никогда не относилась къ нему серьёзно. Я полагаю, что она съ негодованіемъ отвернулась бы отъ него, еслибы только подозрѣвала, что это спекуляція.

Пленфильдъ отвернулся и посмотрѣлъ въ окно. Онъ былъ убѣжденъ, что Ричардъ лжетъ.

-- Вы сами видѣли, какъ она непрактична! воскликнулъ Амори:-- въ дѣлахъ это просто ребенокъ. Всякій дуракъ можетъ ее обмануть.

Онъ остановился, словно сказалъ какую-нибудь глупость и сталъ также смотрѣть въ окно.

-- Впрочемъ, не все же зависитъ отъ подобныхъ вліяній, сказалъ онъ послѣ продолжительнаго молчанія:-- видѣли вы Блонделя?

-- Не легко справиться съ такимъ человѣкомъ, какъ Блондель, отвѣчалъ Пленфильдъ.-- Онъ пользуется безупречной репутаціей, а когда человѣкъ имѣетъ такой капиталъ, да въ придачу уменъ, онъ естественно набиваетъ цѣну до послѣдней минуты, и только тогда рѣшается, чью сторону взять.

-- Но если мы не увѣрены въ поддержкѣ Блонделя, началъ Ричардъ и, не окончивъ фразы, схватился обѣими руками за голову.

Холодный потъ выступилъ на его лбу.

-- Да, мы не увѣрены въ поддержкѣ Блонделя, отвѣчалъ Пленфильдъ:-- но надо надѣяться, что онъ самъ не увѣренъ въ себѣ. Нравственная репутація тѣмъ и дурна, что никогда не знаешь, чего она стоитъ. Во всякомъ случаѣ, Блондель не дешевъ.

-- Уже издержано много денегъ, очень много, замѣтилъ Ричардъ.

Пленфильдъ снова посмотрѣлъ въ окно. Расходываемыя деньги были не его, онъ же постоянно избѣгалъ всякихъ рискованныхъ попытокъ.

-- Вамъ бы лучше самому повидаться съ Блонделемъ, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія: -- я говорилъ съ нимъ и указалъ, хотя очень осторожно, на блестящую выгодность дѣла. Онъ теперь имѣлъ довольно времени, чтобъ взвѣсить, что перетягиваетъ его: честность или выгода, которую онъ можетъ извлечь изъ этого дѣла. Я сдѣлалъ все, что могъ. Теперь уже вы должны покончить съ нимъ.

-- Боже мой! воскликнулъ Ричардъ съ странной наивностью: -- неужели всѣхъ можно купить?

-- Въ томъ-то и бѣда, произнесъ Пленфильдъ, смотря черезъ плечо на Ричарда: -- что не знаешь, кого можно купить и кого нельзя. Еслибы всѣхъ можно было купить или никого нельзя, те ваше положеніе было бы гораздо легче.

-- Такъ мнѣ лучше сейчасъ отправиться къ Блонделю, воскликнулъ Ричардъ съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ.

-- Не теряйте времени, отвѣчалъ холодно Пленфильдъ: -- а главное, будьте осторожны. Вы, конечно, не сдѣлаете ему никакого опредѣленнаго предложенія, а только докажете, что, поддерживая Весторское дѣло, онъ окажетъ большую услугу всей странѣ. Потомъ...

-- Что потомъ? спросилъ съ безпокойствомъ Ричардъ.

-- Вы сдѣлаете то, что сочтете практическимъ и безопаснымъ.

Спустя нѣсколько минутъ, къ нижнему входу въ сѣверный флигель Капитолія подъѣхала щегольская карета и изъ нея вышелъ господинъ, на котораго обратили вниманіе четверо людей, стоявшихъ на тротуарѣ. Трое изъ нихъ были провинціалы, осматривавшіе достопримѣчательности города, а четвертый вашингтонецъ, дѣйствовавшій въ качествѣ чичероне.

-- Вотъ, сказалъ онъ, указывая на господина, вышедшаго изъ кареты:-- одинъ изъ политическихъ ходоковъ. Онъ ведетъ самое большое дѣло, когда-либо виданное въ этой странѣ. Онъ по уши погруженъ въ Весторскихъ земляхъ, хотя увѣряетъ, что только интересуется ими, какъ любитель и другъ главныхъ двигателей въ этой колоссальной спекуляціи. Онъ, какъ вы видите, джентльмэнъ, имѣетъ хорошее положеніе въ обществѣ и прелестную жену, которая принимаетъ въ своей роскошной гостинной друзей мужа. Когда кто-нибудь колеблется, не зная принять ли сторону ея мужа или нѣтъ, послѣдній приглашаетъ его къ себѣ. Жена любезничаетъ съ гостемъ и такъ ловко ведетъ игру, что гость уходитъ союзникомъ мужа. Все происходитъ прилично, деликатно; ни малѣйшей тѣни интриги или подкупа и, однако, это наилучшее средство провести билль. Вотъ какія дѣла здѣсь дѣлаются.

Онъ произнесъ послѣднія слова съ гордостью и слушатели были видимо довольны его разсказомъ. Это были достойные представители того средняго американца, который съ удовольствіемъ видитъ ловкость, доходящую до преступленій въ своихъ соотечественникахъ. Онъ наслаждается сознаніемъ, что Вашингтонъ -- центръ политическаго растлѣнія, безчестности и подкупа, что онъ преимущественно населенъ политическими ходоками обоего пола и администраторами-лихоимцами, корыстная смѣлость которыхъ равняется только ихъ веселому блеску. Вѣроятно, онъ и не думаетъ о томъ, въ какомъ видѣ представляется правительство его страны, но былъ бы очень разочарованъ, еслибы вдругъ оказалось, что гдѣ-нибудь въ уголкѣ конгресса скрывается прозаическая, не интересная честность и надъ сенатомъ носится тѣнь неподкупности. Эти представители подобнаго средняго американца слышали въ продолженіи многихъ лѣтъ восхитительные разсказы о ловкихъ спекуляціяхъ и административныхъ продѣлкахъ, и надѣяться, что долго еще будутъ ихъ услаждать такіе сенсаціонные факты общественной жизни. Посѣтивъ залу конгресса, они съ любопытствомъ просили указать имъ лицъ, участвовавшихъ въ послѣднемъ крупномъ политическомъ скандалѣ, и съ гордостью подумали, какъ могуча должна быть ихъ страна, что она существуетъ, несмотря на все свое политическое растлѣніе. Только неосторожное замѣчаніе чичероне, что главный обвиняемый въ послѣднемъ крупномъ хищеніи, по всей вѣроятности, докажетъ свою невинность, нѣсколько омрачило ихъ веселое расположеніе духа, такъ-что появленіе Ричарда Амори въ блестящей каретѣ было какъ нельзя болѣе кстати.

-- Онъ, кажется, очень озабоченъ, замѣтилъ одинъ изъ нихъ, смотря вслѣдъ Амори.

Дѣйствительно Ричардъ былъ встревоженъ, но, однажды переступивъ порогъ Капитолія, онъ принялъ на себя, хотя и съ большимъ усиліемъ, свой обычный веселый, беззаботный видъ. Твердыми шагами пошелъ онъ по длиннымъ корридорамъ и мраморнымъ лѣстницамъ, здороваясь съ лицами, которыхъ встрѣчалъ по дорогѣ. Онъ нашелъ сенатора Блонделя въ комитетской комнатѣ, за письменнымъ столомъ, заваленнымъ бумагами. Это былъ человѣкъ небольшого роста, толстый, съ круглымъ лицомъ, короткими сѣдоватыми волосами и маленькими умными глазами. Его рѣчи въ палатѣ всегда обращали на себя вниманіе, и когда онъ вставалъ съ своего мѣста, всѣ слушали его съ сочувственнымъ смѣхомъ, потому что онъ отличался замѣчательнымъ юморомъ, хотя и нѣсколько грубымъ. Ричардъ, однако, не раздѣлялъ общаго мнѣнія, ставившаго очень высоко Блонделя, и находилъ страннымъ, что отъ этого простого, дубоватаго человѣка зависѣла судьба его билля. Какъ бы то ни было, приходилось брать быка за рога, и Ричардъ приступилъ къ дѣлу съ своей обычной ловкостью.

-- Мнѣ нечего разсказывать вамъ наше дѣло, началъ Ричардъ:-- я не хочу утруждать васъ повтореніемъ того, что уже такъ ясно объяснилъ вамъ сенаторъ Пленфильдъ.

Блондель устремилъ на говорившаго проницательный взглядъ своихъ маленькихъ умныхъ глазъ, въ которыхъ ничего нельзя было прочесть, и кивнулъ головой.

-- Да, отвѣчалъ онъ:-- я видѣлъ Пленфильда, и онъ говорилъ мнѣ очень много объ этомъ дѣлѣ.

-- И вы, конечно, обдумали его? спросилъ Ричардъ.

-- Да, вмѣстѣ съ другими дѣлами.

-- И я надѣюсь пришли къ благопріятному заключенію.

Блондель протянулъ ноги и сунулъ руки въ карманы.

-- Т. е. какъ къ благопріятному? спросилъ онъ.

-- О, произнесъ съ заранѣе обдуманной смѣлостью Ричардъ:-- благопріятному для нашей вѣтви желѣзной дороги.

-- А, вы вотъ чего хотите, замѣтилъ Блондель, смотря на него съ удивленіемъ:-- а почему? объясните.

-- Потому что это въ нашемъ интересѣ, отвѣчалъ Ричардъ съ прежней прямотой.

-- Ну, сказалъ Блондель, засмѣявшись, вы по крайней мѣрѣ искренни.

-- Отчего же быть не искреннимъ, произнесъ Ричардъ, смотря прямо въ глаза собесѣднику:-- мы можемъ быть искренними, въ этомъ наша сила. Намъ нечего скрывать. Конечно, наша цѣль -- личная польза, но кто же въ наши дни не добивается этого, но мы достигаемъ нашей цѣли законнымъ правильнымъ путемъ, а потому дѣйствуемъ открыто. Вопросъ, подлежащій разрѣшенію, самый простой. Существуютъ двѣ желѣзныя дороги, вотъ такъ, продолжалъ онъ, кладя на столѣ двѣ бумаги параллельно:-- между ними надо провести соединительную линію. Если она пройдетъ здѣсь, и онъ провелъ пальцемъ воображаемую линію:-- то извѣстныя и теперь дорого стоющія земли значительно повысятся въ цѣнѣ. Практическихъ возраженій противъ этой линіи нѣтъ, для правительства все равно, гдѣ бы она ни прошла. Эта соединительная линія необходима, и во всякомъ случаѣ кто-нибудь отъ этого выиграетъ. Отчего бы не выиграть моимъ кліентамъ?

Блондель посмотрѣлъ на листы бумаги и глаза его таинственно заблистали.

-- Чортъ возьми, воскликнулъ онъ:-- подобныя дѣла такъ не объясняются. Вы должны доказать, что ваши кліенты ничего не выиграютъ отъ этой линіи и что она проводится только въ виду государственной пользы.

Ричардъ засмѣялся.

-- О! отвѣчалъ онъ: -- я аматеръ, а не завзятый ходокъ по подобнымъ дѣламъ и не могъ бы принести никакой пользы моимъ кліентамъ, еслибы надо было что-нибудь скрывать, или имъ грозила бы тяжелая опасность въ случаѣ не успѣха ихъ плана. Конечно, мы должны бороться съ преградами. Южная линія намъ враждебна, потому что ее предположено вести въ противоположную сторону, но права ея на концессію не сильнѣе нашихъ. Мы въ этомъ отношеніи совершенно одинаковы, и каждая сторона извлечетъ для себя пользу изъ правительственной субсидіи если одержитъ верхъ. Я не понимаю, зачѣмъ вы откажете намъ въ своемъ голосѣ только потому, что мы получимъ отъ этого барышъ. Въ Америкѣ народъ -- правительство, а правительство -- народъ; интересы того и другого такъ связаны, что ихъ нельзя отдѣлить въ общественныхъ мѣрахъ. Я свѣтскій человѣкъ и веду это дѣло, какъ аматеръ; поэтому я и держусь простой общечеловѣческой точки зрѣнія. Я стремлюсь къ достиженію своей цѣли и хотя правительство отъ этого выиграетъ, но признаюсь, я болѣе забочусь о своей цѣли, чѣмъ о правительствѣ.

Ричардъ говорилъ обворожительно, чистосердечнымъ тономъ, подъ которымъ скрывалось, однако, безпокойное желаніе узнать, какъ подѣйствовала на Блонделя его смѣлость. Онъ зналъ, что такое чистосердечіе было необыкновенной новинкой и надѣялся, что, благодаря этой ловкой хитрости, онъ сразу выдѣлилъ себя изъ ряда обыкновенныхъ просителей и дѣльцовъ. Если Блондель былъ честный человѣкъ, то такое открытое прямодушіе должно было плѣнить его, если же онъ не былъ честенъ, то подобная смѣлая игра не могла не соблазнить его. Но не легко было отгадать, что думалъ Блондель. Онъ слушалъ терпѣливо, и на лицѣ его играла улыбка, потому что его не могъ не поразить весь юморъ этой сцены.

-- Славная исторія, замѣтилъ онъ, не высказывая прямо своего мнѣнія:-- дѣло крупное.

-- Не маленькое, отвѣчалъ Ричардъ: это говоритъ въ его пользу.

-- Субсидіи также не могутъ быть мелкія, это говоритъ противъ вашего дѣла, сказалъ Блондель: -- ну, объясните теперь, что оно можетъ дать.

Ричардъ открылъ ротъ, чтобы отвѣчать и остановился, сообразивъ, что онъ едва не испортилъ дѣла, неправильно понявъ слова Блонделя.

-- Что это дѣло дастъ правительству? Какія вы выгоды сулите?

Конечно, выгоды правительства отъ этого дѣла были бы значительны, и Ричардъ сталъ ихъ объяснять съ блестящимъ краснорѣчіемъ. Онъ даже самъ удивлялся, сколько нашлось могучихъ причинъ, которыя побуждали правительство высказаться съ точки зрѣнія государственной пользы за ту соединительную вѣтвь, которая пересѣкала бы Весторскія земли. Чѣмъ онъ болѣе говорилъ, тѣмъ убѣдительнѣе становились его аргументы и онъ подъ конецъ самъ вполнѣ вѣрилъ въ свое безкорыстное желаніе оказать пользу не себѣ, а всей странѣ.

Блондель смотрѣлъ на него съ интересомъ. Онъ любилъ краснорѣчіе и самъ говорилъ хорошо. Его умъ былъ практическій, дѣловой, и онъ былъ не прочь уничтожить противника краснымъ словцемъ или остроумной шуткой, но вполнѣ сознавалъ, что ему приходилось пассовать передъ такимъ блестящимъ, находчивымъ и бойкимъ ораторомъ.

Окончивъ свою рѣчь, Ричардъ впился глазами въ Блонделя; онъ былъ убѣжденъ, что произвелъ на него сильное впечатлѣніе, хотя Блондель ни выказывалъ этого никакими внѣшними знаками. Онъ попрежнему сидѣлъ протянувъ ноги и засунувъ уки въ карманы.

-- Ну, повторилъ онъ:-- славная исторія; крупное дѣло.

-- И вы... мы можемъ разсчитывать на вашу... началъ Ричардъ и не окончилъ фразы.

Блондель вынулъ одну руку изъ кармана и провелъ ею по волосамъ.

-- Зайдите ко мнѣ послѣ завтра, сказалъ онъ.

-- Но, воскликнулъ Ричардъ въ отчаяніи:-- мы...

-- Знаю, знаю, перебилъ его Блондель, снова засовывая руку въ карманъ:-- вы не можете терять время и хотите быть вполнѣ увѣреннымъ въ успѣхѣ. Но я также хочу быть вполнѣ увѣреннымъ въ справедливости и законности вашего дѣла. Повторяю, это дѣло крупное, и я не могу сразу взять на себя такой тяжелой отвѣтственности. Я никогда не рискую своимъ голосомъ. Я ни мало не хочу этимъ сказать, чтобъ вы желали меня обойти, но вы аматеръ и можете многое не доглядѣть. До свиданія, мы еще съ вами увидимся.

Въ качествѣ аматера, Ричардъ не могъ быть докучливымъ, хотя ему очень хотѣлось покончить дѣло разомъ. Многое могло случиться въ теченіи двухъ дней; отсрочка была теперь опаснѣе всего. Притомъ онъ не сдѣлалъ ни шага впередъ и не зналъ, какъ смотритъ на дѣло Блондель, или съ какой стороны къ нему подойти. Онъ удалился ни съ чѣмъ, не унося съ собою даже убѣжденія, что его ловкая, смѣлая тактика расположила Блонделя къ его предпріятію.

-- Онъ очень остороженъ, думалъ Ричардъ, внѣ себя отъ гнѣва и разочарованія:-- проклятое дѣло! Сколько оно мнѣ стоитъ мученій!

Однако, ему надо было продолжать однажды начатое дѣло и послѣ долгихъ странствій по Капитолію въ поискахъ за вліятельными лицами, которыя скрывались отъ него, какъ свѣтляки ночью, онъ вернулся къ своей каретѣ, утомленный, убитый физически и нравственно. Онъ вынужденъ былъ разъигрывать роль просителя, посылать свою карточку и дожидаться, пока его примутъ, имѣть дѣло съ людьми, любезными на словахъ и положительно грубыми, равнодушными и прямо враждебными. Если одно изъ лицъ, къ которымъ онъ обращался, выслушивало его сочувственно, то десять отворачивалось отъ него съ замѣтнымъ неудовольствіемъ и спѣшило отъ него отдѣлаться.

Все это привело его въ отчаяніе, и онъ съ горя поѣхалъ къ миссъ Варіенъ, которая всегда умѣла развеселить его.

Онъ засталъ ее въ будуарѣ и излилъ передъ нею, на сколько это было возможно, всѣ свои огорченія.

-- Ничего нельзя сдѣлать безъ денегъ; это позоръ! воскликнулъ онъ въ заключеніе своей краснорѣчивой іереміады.

-- Да, это правда, подтвердила мисъ Варіенъ, скаля свои хорошенькіе бѣлые зубки.

Съ дѣтства она жила въ Вашингтонѣ у своихъ почтенныхъ родителей и, отличаясь большой наблюдательностью, собрала значительный запасъ практическихъ свѣдѣній. Она видѣла многое и понимала, что видѣла. По всей вѣроятности, Ричарду это было не безъизвѣстно, потому что онъ пристально смотрѣлъ на нее, какъ бы желая вывѣдать отъ нея кое-что полезное.

-- Для упрощенія существующей системы люди должны сдѣлаться или гораздо лучше, или гораздо хуже, прибавила миссъ Варіенъ.

-- Я только-что слышалъ это самое замѣчаніе, сказалъ Ричардъ.

-- Я и не выдаю его за новость, продолжала миссъ Варіенъ: -- если политическая и административная честность для насъ немыслима, то мы можемъ уничтожить общую подкупность и хищеніе, придавъ всѣмъ подобнымъ сдѣлкамъ комерческій характеръ. Если торговля совѣстью не будетъ наказуема закономъ, то она перестанетъ быть позорной и преступной. Мы станемъ лучше, сдѣлавшись гораздо хуже. Эта теорія можетъ показаться съ перваго взгляда слишкомъ смѣлой, но я увѣряю васъ, что она одна практическая.

-- Это блестящая идея, отвѣчалъ Ричардъ.-- Какъ упростились бы тогда дѣла. Я не сталъ бы, напримѣръ, теряться въ догадкахъ о томъ, за кого подастъ голосъ сенаторъ Блондель и могъ бы спокойно завтракать.

-- Почемъ знать, замѣтила миссъ Варіенъ.

Ричардъ взглянулъ на нее съ безпокойствомъ.

-- Вы сказали это не спроста; пожалуйста, объясните свою мысль, произнесъ онъ.

-- Я можетъ быть не хорошо сдѣлала, что проговорилась, но я хорошо знаю сенатора Блонделя.

-- Вы его коротко знаете? воскликнулъ съ жаромъ Ричардъ.

-- Собственно говоря не коротко, отвѣчала миссъ Варіенъ, подчеркивая свои слова: -- но знаю хорошо многихъ и въ томъ числѣ сенатора Блонделя. Я питаю врожденную страсть къ политикѣ и жизнь безъ политики показалась бы мнѣ безплодной пустыней. Я часто разговаривала съ Блонделемъ, читала его рѣчи и долго слѣдила за его политической дѣятельностью. Я даже наводила о немъ справки и отлично знаю его систему дѣйствія. Я могу вамъ предсказать, какъ онъ поступитъ въ этомъ дѣлѣ.

-- Скажите, ради Бога!

-- Онъ будетъ медлить, сказала она, снова скаля свои зубки:-- онъ вообще никогда не торопится хвалиться своей осторожностью. Вашъ билль отложатъ до будущей сессіи конгресса.

Ричардъ поблѣднѣлъ, но тотчасъ оправился и отвѣчалъ съ своей обычной веселой развязностью:

-- Вы приглашали меня завтракать и теперь нарочно отбиваете у меня аппетитъ. Но ваше теорія все-таки прекрасная. Я тогда могъ бы прямо купить Блонделя. А какая цѣна его совѣсти, по вашему мнѣнію?

-- Не знаю. Совѣсть дѣло темное, и я еще не рѣшила, честный онъ человѣкъ, или подкупной. Въ немъ такая смѣсь чистосердія и хитрости, что поневолѣ становишься въ тупикъ. Но вѣдь я вамъ уже сказала, что, по моему мнѣнію, вашъ билль отложатъ.

Съ этими словами она подала ему руку и они отправились въ столовую. За завтракомъ Ричардъ весело любезничалъ съ хозяйкой, но въ глубинѣ своего сердца спрашивалъ себя съ ужасомъ, неужели ея предсказаніе сбудется.

XXIV.

Мистрисъ Сильвестръ долго оставалась въ городѣ. Погода была прохладная, домъ на Лафастовскомъ скверѣ отличался комфортомъ, а весна въ Вашингтонѣ -- самый пріятный сезонъ. Агнеса наслаждалась спокойной тишиной, слѣдовавшей за зимними удовольствіями, и благоразумно отказывалась отъ участія въ загородныхъ пикникахъ. Она прекратила свои оффиціальные пріемы, но была очень рада, когда ее посѣщали друзья. Въ числѣ ихъ первое мѣсто занималъ Арбутнотъ, къ которому мистрисъ Миріамъ привязывалась болѣе и болѣе, находя, что для одинокихъ дамъ необходима дружба пріятнаго, приличнаго и услужливаго мужчины. Мало-по-малу и Агнеса начала замѣчать, что ея отношенія къ Арбутноту измѣнились. Она стала обращать на него больше вниманія и замѣчала не безъ удивленія, что подъ внѣшней оболочкой пустаго, легкомысленнаго франта, онъ скрывалъ искреннюю доброту, серьёзный умъ, даже способность приносить себя въ жертву другимъ. Быть можетъ, профессоръ сообщилъ ей болѣе свѣдѣній объ истинной натурѣ Арбутнота, чѣмъ она извлекла изъ личныхъ наблюденій.

-- Этотъ пустой малый -- надежный другъ моей старости, сказалъ онъ однажды, уходя съ Арбутнотомъ отъ мистрисъ Сильвестръ, у которой они провели очень пріятный вечеръ: -- но почему?

-- Я самъ этого не знаю, отвѣчалъ Арбутнотъ: -- и былъ бы очень благодаренъ вамъ, еслибы вы подъискали уважительную причину.

-- Это не трудно. Вы не такой пустой и легкомысленный человѣкъ, какимъ кажетесь, и часто серьёзность, лежащая въ основѣ вашего характера беретъ верхъ, несмотря на всѣ ваши усилія скрыть ее.

Арбутнотъ весело захохоталъ, но мистрисъ Сильвестръ задумалась, и потомъ надосугѣ сравнила эти слова профессора, и другіе его сочувственные отзывы о своемъ молодомъ другѣ съ ея личными наблюденіями, и пришла къ убѣжденію, что совершенно ошибалась насчетъ Арбутнота. Однако, перемѣна, происшедшая въ ея отношеніяхъ къ нему, была долго неуловима и, только благодаря случайному обстоятельству, вполнѣ обнаружились ея дружестія чувства.

Однажды вечеромъ, къ концѣ зимняго сезона, она пошла пѣшкомъ съ горничной къ Бертѣ, и въ Лафастовскомъ паркѣ неожиданно замѣтила молодого человѣка, разговаривавшаго съ молодой женщиной. Онъ, повидимому, утѣшалъ ее, а она, почти ребенокъ на взглядъ, рыдала и въ отчаяніи ломала себѣ руки. Агнеса взглянула на молодого человѣка, и сердце ея болѣзненно сжалось.

-- Успокойтесь и вѣрьте мнѣ... произнесъ онъ, и Агнеса, быстро повернувшись, пошла домой.

-- Что съ вами? спросила горничная.

-- Мнѣ что-то нездоровится, я не пойду къ Бертѣ, отвѣчала она и, вернувшись домой, заперлась въ своей комнатѣ.

Она сѣла къ огню, весело пылавшему въ каминѣ и долго не могла согрѣться. Лицо ея приняло непривычный, суровый видъ и даже презрительная, безнадежная улыбка по временамъ появлялась на немъ. Спустя часъ, мистрисъ Миріамъ прислала ей сказать, что въ гостинной мистеръ Арбутнотъ.

Агнеса встала, блѣдная, какъ мраморъ, и сошла внизъ. Арбутнотъ замѣтилъ въ ней какую-то холодность и сдержанность, но надѣясь, что современемъ это объяснится, онъ своимъ обычнымъ тономъ разсказалъ Агнесѣ и мистрисъ Миріамъ странное происшествіе, только что случившееся съ нимъ въ Лафастовскомъ паркѣ. Онъ встрѣтился съ молодой женой своего товарища, который недавно былъ уволенъ изъ службы, такъ какъ его мѣсто понадобилась другому, имѣвшему болѣе протекціи. Бѣдный молодой человѣкъ, только что женившійся, тщетно искалъ въ продолженіи нѣсколькихъ недѣль частныхъ занятій и съ горя занемогъ. Жена его остановила Арбутнота въ паркѣ и, рыдая, умоляла найти ей какую-нибудь работу, потому что у нихъ не было ни гроша, а деньги были необходимы на лекарство и пищу для больного.

Агнеса, притаивъ дыханіе, слушала разсказъ Арбутнота, который, несмотря на легкомысленную его форму, произвелъ на нее сильное впечатлѣніе.

-- Я дамъ ей работу, воскликнула она.

-- Я былъ въ этомъ увѣренъ, отвѣчалъ онъ: -- и поэтому прямо пришелъ къ вамъ за помощью. Жаль, что вы не видали, какъ она, бѣдняжка, со слезами отчаянія передавала мнѣ свое горе.

-- Я завтра пойду къ нимъ, поспѣшно произнесла Агнеса дрожащимъ голосомъ:-- дайте мнѣ ихъ адресъ.

Арбутнотъ провелъ весь вечеръ у мистрисъ Сильвестръ и никогда не чувствовалъ себя столь счастливымъ. Ему казалось, что какая-то преграда, отдѣлявшая ихъ другъ отъ друга, мгновенно исчезла. Агнеса никогда не была столь очаровательна, столь прелестна, и онъ ясно видѣлъ, что неудовольствіе, которое она повидимому питала къ нему съ начала вечера, совершенно улетучилось. Мало того, она какъ бы сознавала себя виновной въ несправедливомъ подозрѣніи и старалась загладить свою вину. Уходя, онъ замѣтилъ съ улыбкой:

-- Мистрисъ Миріамъ сказала мнѣ, что вамъ нездоровилось, но теперь, кажется, все прошло.

-- Да, отвѣчала она, дружески протягивая ему руку: -- мнѣ было нехорошо, я была несчастна. Я думала, что надъ моей головой разразилось несчастье, но это была ошибка съ моей стороны.

-- Какъ я радъ; надѣюсь, что вы всегда будете такъ ошибаться, произнесъ онъ, и, нагнувшись, поцѣловалъ маленькую хорошенькую ручку.

-- Какой я дуракъ, промолвилъ онъ сквозь зубы, выходя на улицу:-- я прежде не позволялъ себѣ такихъ неосторожностей. Да, дуракъ... дуракъ.

Однако, несмотря на недовольство собою, Арбутнотъ сознавалъ, что этотъ вечеръ составилъ эпоху въ его жизни. Дѣйствительно, съ этого времени его отношенія къ Агнесѣ приняли такой дружескій и интимный характеръ, какого они прежде никогда не имѣли. Она явно выражала ему свое сочувствіе, спрашивала его совѣта и соглашалась съ его мнѣніями. Интересъ, который они оба питали къ своимъ бѣднымъ protégés, еще тверже упрочилъ связывавшія ихъ дружескія узы, тѣмъ болѣе, что Агнеса узнала отъ нихъ столько хорошаго объ Арбутнотѣ, который ухаживалъ за своимъ товарищемъ, какъ братъ, что ея сердце совершенно растаяло. Агнеса часто посѣщала вмѣстѣ съ Арбутпотомъ бѣдную чету, достала работу для молодой женщины и оказывала ей всевозможную помощь, пока ея мужъ медленно поправлялся. Съ теченіемъ времени обѣ женщины такъ сошлись, что Агнеса стала совершенно откровенна съ своимъ новымъ другомъ и, благодаря этой откровенности, Арбутнотъ случайно узналъ объясненіе той таинственной холодности Агнесы, которая его такъ поразила въ памятный для него вечеръ.

-- Когда вы видѣли меня плачущей въ паркѣ, сказала молодая женщина, обращаясь къ Агнесѣ:-- то конечно...

-- Мистрисъ Сельвестръ видѣла васъ плачущей въ паркѣ! воскликнулъ съ удивленіемъ Арбутнотъ.

-- Въ тотъ вечеръ, когда я васъ встрѣтила и со слезами излила передъ вами свое горе. Я это узнала только вчера. Она мнѣ сказала, что шла къ мистрисъ Амори...

Арбутнотъ взглянулъ на Агнесу. Ола вспыхнула и потомъ поблѣднѣла

-- Вы видѣли ее? спросилъ онъ.

-- Да, отвѣчала она и, отойдя къ окну, стала смотрѣть на улицу.

Наступило неловкое молчаніе, но черезъ нѣсколько минутъ Арбутнотъ подошелъ къ мистрисъ Сельвесртъ, съ которой долженъ былъ ѣхать кататься въ лодкѣ.

-- Если вы не измѣнили намрѣнія, то намъ пора, сказалъ онъ

Она молча послѣдовала за нимъ. По дорогѣ онъ также не промолвилъ ни слова. Онъ былъ внѣ себя отъ злобы и боялся сказать что-нибудь слишкомъ рѣзкое. Онъ теперь понялъ, почему она была такъ холодна съ нимъ въ памятный для него вечеръ; онъ понялъ, въ чемъ она его заподозрила, и мысль, что женщина, мнѣніемъ которой онъ такъ дорожилъ, могла быть столь несправедливой къ нему, терзала его сердце. Но вскорѣ онъ успокоился, взглянулъ на дѣло трезво и, по обыкновенію, отнесся презрительно къ самому себѣ. Отчего было ей не заподозрить его, когда обстоятельства сложились противъ него; она не знала за нимъ ничего хорошаго и имѣла полное основаніе считать его человѣкомъ безъ души, безъ принциповъ, стремившимся только къ удовлетворенію своихъ фантазій. Это было непріятно, но нельзя было на нее сердиться. Подъ впечатлѣніемъ подобныхъ мыслей, онъ взглянулъ на Агнесу. Она была попрежнему очень блѣдна, и когда онъ заговорилъ съ нею своимъ обычнымъ свѣтскимъ тономъ, она отвѣчала очень тихо, словно изнемогая отъ усталости. Она была не расположена къ разговору и онъ оставилъ ее въ покоѣ. Они молча сѣли въ лодку; онъ взялся за весла и началъ энергично грести, а она, полуотвернувшись, смотрѣла на воду.

-- Человѣкъ, много перетерпѣвшій, всегда бываетъ подозрителенъ, и это очень грустно, вдругъ промолвила она, нервно сжимая бѣлый гіацинтъ, который держала въ рукахъ.

-- Это естественный результатъ, отвѣчалъ Арбутнотъ.

-- Но это очень, очень тяжело; это налагаетъ вѣчно клеймо, и невозможно быть добрымъ, великодушнымъ, довѣрчивымъ...

Голосъ измѣнилъ ей, и она въ смущеніи закрыла лицо руками.

-- Это клеймо убиваетъ все, продолжала она черезъ минуту:-- невинность, довѣріе, незнаніе зла, и тогда...

Онъ поднялъ веслы.

-- Не говорите о клеймѣ, сказалъ онъ:-- нѣтъ никакого клейма!

-- Есть, потому что видишь во всемъ зло и подозрѣваешь всякаго. Но это ужасное настроеніе влечетъ за собою и законную кару. Я много выстрадала.

-- Ни также, но только въ теченіи одной минуты. Теперь все прошло; не думайте обо мнѣ.

-- Я не могу не думать о васъ, отвѣчала она, бросая на него взглядъ, полный нѣжной мольбы:-- если я попрошу у васъ прощенія, то вы отвѣтите, что давно уже меня простили. Я, право, не знаю, что сказать и что сдѣлать.

Онъ посмотрѣлъ на воду, потомъ на нее и лицо его приняло грустное выраженіе.

-- Не говорите и не дѣлайте ничего, промолвилъ онъ:-- мнѣ будетъ легче.

Съ этими словами онъ налегъ на весла.

Она отвернулась и замолчала. Несмотря на рѣзкость словъ Арбутнота, въ нихъ не слышалось упрека, но въ нихъ было нѣчто, заставившее ее замолчать. Она была рада, что наступили сумерки и не видно были ея лица; сердце ея, однако, тревожно билось, и это ей было очень непріятно. Она такъ долго пользовалась сердечнымъ спокойствіемъ, что отвыкла отъ волненій и боялась ихъ болѣе всего на свѣтѣ.

-- Я объ одномъ только молю небо каждое утро, говорила она не разъ Бертѣ:-- чтобъ моя жизнь не измѣнилась.

Со времени памятнаго вечера, когда она увидѣла Арбутнота съ молодой женщиной въ Лафастовскомъ саду, она почувствовала небольшую зыбь на гладкой поверхности своего сердца и очень сожалѣла объ этомъ, а теперь зыбь усилилась. Поэтому она почти не промолвила ни слова до возвращенія домой.

Входя въ гостинную съ Арбутнотомъ, она встрѣтила Треденниса, который уходилъ послѣ довольно продолжительной бесѣды съ мистрисъ Миріамъ.

-- Мнѣ надо повидать Амори, сказалъ онъ:-- я узналъ очень непріятное для него извѣстіе. Весторское дѣло отложено до будущей сессіи. Говорятъ, что Блондель, собравъ неблагопріятныя справки, потребовалъ этой отсрочки.

-- И вы думаете, что мистеру Амори это будетъ очень непріятно? спросила Агнеса.

-- Да.

-- Однако, я не понимаю, почему онъ придаетъ такую важность этому дѣлу, замѣтила Агнеса.

-- Онъ заинтересованъ въ этомъ дѣлѣ, сказала мистрисъ Миріамъ:-- такъ, кажется, говорятъ. Но лучше было бы для него, еслибъ онъ не вмѣшивался въ такія дѣла; они кусаются, какъ скорпіоны.

Она не любила Ричарда. Его блестящая веселость не нравилась ей, и она имѣла вообще не высокое о немъ понятіе. Напротивъ, Треденнисъ былъ ея любимцемъ и она питала къ нему восторженное уваженіе.

-- Жаль, что этотъ прекрасный человѣкъ такъ опускается, сказала она послѣ ухода Треденниса: -- онъ ужасно старѣетъ, глаза его тускнѣютъ, лицо желтѣетъ, на лбу и вокругъ рта показываются морщины. Его что-нибудь гложетъ. Я желала бы знать, что съ нимъ?

-- Онъ не скажетъ никому, что его гложетъ, отвѣчала Агнеса.

-- Вы давно его знаете? спросила мистрисъ Миріамъ у Арбутнота.

-- Я познакомился съ нимъ на другой день послѣ его возвращенія съ Запада въ Вашингтонъ.

-- Онъ тогда былъ такимъ же?

Арбутнотъ задумался и черезъ минуту отвѣтилъ:

-- Я встрѣтилъ его въ первый разъ на балу, и онъ не походилъ на вашингтонца. Съ перваго взгляда я подумалъ, что ему не понравится наше общество и что онъ будетъ презирать насъ, но онъ не казался такимъ завядшимъ, какъ теперь. Быть можетъ, наша изнѣженная цивилизація не пришлась ему по вкусу и онъ скучаетъ по своимъ друзьямъ-индѣйцамъ.

"Арбутнотъ знаетъ больше, чѣмъ высказываетъ", подумала мистрисъ Миріамъ, но вслухъ сказала:-- Я никогда не видала человѣка болѣе совершеннаго, чѣмъ полковникъ Треденнисъ. Еслибъ я была молода, то обожала бы его, какъ идеальнаго героя, и была бы несчастна.

-- Изъ него не трудно сдѣлать героя, замѣтила Агнеса.

-- Это даже неизбѣжно, отвѣчалъ Арбутнотъ, и положилъ на столъ гіацинтъ, который онъ подобралъ въ лодкѣ.

"Если я возьму этотъ цвѣтокъ домой, думалъ онъ: -- то стану часами смотрѣть на него и совершенно размякну. Я уже и теперь сталъ тряпкой".

Однако, онъ не скрывалъ отъ себя, что мысль о Треденнисѣ помогла ему прійти къ этой благоразумной рѣшимости.

"Пустая гордость, прибавилъ онъ мысленно: -- часто поддерживаетъ слабѣющія силы".

Между тѣмъ, Треденнисъ отправился къ Амори. Онъ засталъ его въ гостинной, которая казалась теперь, безъ Берты, пустыннымъ, одинокимъ уголкомъ. Амори ходилъ по комнатѣ въ сильномъ волненіи. Увидѣвъ Треденниса, онъ остановился передъ нимъ и, размахивая руками, воскликнулъ:

-- Это ужасно!

-- Вы очень огорчены?

-- Огорченъ... Я раззор... началъ Ричардъ и, остановившись на полусловѣ, продолжалъ:-- дѣло отложено... точно это пустяки... точно просятъ у нихъ о какомъ-нибудь грошевомъ пенсіонѣ. Богъ знаетъ, что они дѣлаютъ!

-- А кто въ этомъ виноватъ? спросилъ Треденнисъ.

-- Дуракъ Блондель! воскликнулъ Амори, внѣ себя отъ злобы, и снова зашагалъ по комнатѣ.

-- Подобные случаи бываютъ часто, замѣтилъ Треденнисъ:-- вамъ не разъ придется испытывать такія непріятности, если вы будете заниматься подобными дѣлами. Послѣдуйте моему совѣту и бросьте это дѣло.

Амори остановился и съ отчаяніемъ произнесъ:

-- Бросить! Я не могу бросить этого дѣла. Оно только отложено. Въ будущемъ году я переверну землю и небо, но это дѣло удастся. Оно не можетъ пропасть. Я вложилъ въ него свою душу.

И онъ бросился въ кресло.

-- Чортъ возьми! промолвилъ онъ черезъ минуту:-- я слишкомъ волнуюсь. Это не хорошо. Я теряю всякое самообладаніе.

Треденнисъ всталъ и сказалъ серьёзнымъ тономъ:

-- Это не мое дѣло, но я очень сожалѣю, что не знаю, насколько именно вы замѣшаны въ этой проклятой спекуляціи.

-- Никогда не было такого выгоднаго дѣла, и оно непремѣнно удастся, отвѣчалъ Амори: -- только отсрочка сводитъ меня съ ума, но все устроится въ будущую сессію, когда Берта будетъ здѣсь.

-- Что у нея общаго съ этимъ дѣломъ? рѣзко спросилъ Треденнисъ.

-- Немного, но она можетъ оказать болыцую пользу.

-- Вы хотите сдѣлать изъ нея политическую интриганку?

-- Къ чему громкія слова! Она полезна -- вотъ и все. Пленфильдъ клянется, что еслибъ она осталась въ городѣ и взяла въ руки Блонделя, онъ не пошелъ бы противъ насъ.

Треденнисъ посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ.

-- А вы знаете, что говорятъ о Пленфильдѣ? спросилъ онъ, рѣшившись нанести тяжелый ударъ этому странному, непонятному человѣку.

-- О немъ всегда что-нибудь говорятъ.

-- Поэтому и не слѣдуетъ дозволять, чтобъ его имя соединяли съ именемъ невинной, честной женщины.

-- О какой женщинѣ вы говорите?

-- О вашей женѣ. Увѣряютъ, что онъ влюбленъ въ нее, и вы пользуетесь его любовью для успѣха своего дѣла.

-- Какая глупая исторія! воскликнулъ Амори съ негодованіемъ:-- если Берта объ этомъ узнаетъ, то она не пуститъ его болѣе къ себѣ на глаза. Можетъ быть, она уже объ этомъ слышала и потому уѣхала. Мнѣ тогда показалось, что ея отъѣздъ былъ не спроста.

-- А вы что на это скажете? спросилъ Треденнисъ.

-- Я? Ничто не могло принести мнѣ болѣе вреда, какъ эта проклятая исторія. Мнѣ рѣшительно не везетъ. Всѣ противъ меня. Берта съ самаго начала его не возлюбила, а теперь, если эти слухи дойдутъ до нея, она перестанетъ кланяться съ нимъ и со всѣми его знакомыми. Конечно, она имѣетъ большое вліяніе и тутъ нѣтъ ничего дурного. Отчего ей не употребить этого вліянія на пользу мужа? Жены пасторовъ хлопочатъ объ интересахъ своихъ мужей. Отъ нея просятъ немногаго -- только быть любезной съ тѣми, которые таятъ передъ нею. Она вѣдь кокетничаетъ съ людьми, отъ которыхъ нельзя ждать никакой пользы. Но что съ вами? Куда вы идете?

Треденнисъ взялъ шляпу и собирался уйти.

-- Я пойду прогуляться, отвѣчалъ онъ: -- у меня что-то болитъ голова, и я сегодня плохой совѣтникъ.

-- Вы очень блѣдны, произнесъ Амори, смотря на него съ удивленіемъ:-- вы въ послѣднее время очень измѣнились. Вамъ не годится жить въ Вашингтонѣ.

-- Да, мнѣ не годится жить въ Вашингтонѣ, повторилъ Треденнисъ.

И онъ удалился, а Ричардъ долго недоумѣвалъ, почему онъ такъ неожиданно ушелъ, не давъ ему случая излить свое горе и оправдать свое поведеніе.

XXV.

Мистрисъ Амори не принимала въ новый годъ. Она вернулась въ Вашингтонъ уже по открытіи сезона. Первый ея визитъ былъ къ мистрисъ Сильвестръ, которая была очень удивлена ея неожиданному появленію.

-- Я не знала, что вы въ городѣ, воскликнула она, схвативъ ее за обѣ руки и усаживая на кушетку у камина: -- когда вы пріѣхали?

-- Вчера ночью, отвѣчала Берта: -- и сегодня утромъ я уже у васъ.

День былъ холодный, и Берта была укутана въ мѣховую шубку. Спустивъ ее теперь съ плечъ, она обнаружила свою граціозную, но еще болѣе исхудалую фигуру. Щеки ея совершенно потеряли нѣжную округленность. Агнеса съ безпокойствомъ смотрѣла на нее.

-- Не смотрите на меня, воскликнула Берта съ улыбкой:-- я не красива. У меня былъ въ Ньюпортѣ тифъ, и я еще до сихъ поръ не оправилась.

-- Но вы на взглядъ совсѣмъ здоровы.

-- Да, я здорова.

-- И снова полюбили вашингтонскую жизнь?

-- Да, еще съ прошлой зимы.

-- Какъ вы провели весну? Вы оставались въ городѣ до конца іюня.

-- О, весна была прекрасная.

-- Какъ у васъ тутъ хорошо! воскликнула Берта, оглядывая комнату:-- и вы опять будете счастливы всю зиму до іюня мѣсяца. Вы просто сіяете счастьемъ; но ваше счастье не бурное, а спокойное, мирное, словно для васъ достаточно настоящаго.

-- Да, я не нуждалась въ будущемъ.

-- Ахъ, хорошо было бы вовсе уничтожить будущее, произнесла Берта:-- но оно приходитъ, оно приходитъ.

Она задумчиво посмотрѣла на огонь и, спустя нѣсколько минутъ, прибавила:

-- Что касается до меня, то я буду давать обѣды друзьямъ сенатора Пленфильда.

-- Берта! воскликнула Агнеса.

-- Да, Ричардъ, почему, я не знаю, принадлежитъ сенатору Пленфильду, а такъ какъ я принадлежу Ричарду, то вы понимаете...

Она остановилась, махнула рукой и, бросивъ странный взглядъ на Агнесу, продолжала:

-- Я сама не сразу это поняла и даже теперь не совсѣмъ ясно понимаю, но можетъ быть я поглупѣла. Во всякомъ случаѣ Ричардъ много говорилъ со мною объ этомъ и, очевидно, мой долгъ быть пріятной и любезной съ тѣми людьми, которыхъ онъ считаетъ полезнымъ приглашать въ свой домъ.

-- Что это за люди?

-- Политическіе дѣятели, члены сената, палаты и различныхъ комитетовъ; они имѣютъ цѣну въ нашихъ глазахъ только потому, что относятся сочувственно или враждебно къ биллю о Весторскихъ земляхъ.

-- Берта, замѣтила Агнеса:-- вы не въ своей тарелкѣ.

-- Благодарю васъ за комплиментъ, но вы не знаете, въ чьей я тарелкѣ. Я вамъ скажу. Я то блестящее существо, которое называютъ политической интриганкой. Еще прошлой зимой я подозрѣвала, что нахожусь въ этой почтенной категоріи, но теперь я въ этомъ вполнѣ убѣждена. Интересно бы узнать, всѣ ли такъ безсознательно вступаютъ въ эту карьеру, какъ я, всѣмъ ли паденіе -- да впрочемъ паденіе ли это -- кажется такимъ естественнымъ и легкимъ. Мнѣ какъ-то неловко, но я не считаю себя безчестной. Я только исполняю долгъ преданной жены и улыбаюсь однимъ людямъ, а не другимъ. Я уже начинала привыкать къ своей новой атмосферѣ, но вдругъ -- увидѣла полковника Треденниса, и онъ поколебалъ всю мою рѣшимость; я стала сомнѣваться, честно ли поступаю.

-- Вы уже его видѣли?

-- Да, случайно. Онъ не зналъ, что я пріѣхала, и зашелъ къ Ричарду. Они теперь съ Ричардомъ закадычные друзья. Онъ, кажется, не былъ радъ меня видѣть, и я вскорѣ вышла изъ комнаты, оставивъ ихъ вдвоемъ.

Она умолкла. Агнеса положила свою руку на ея исхудалые пальцы, на которыхъ едва держались кольцы, и промолвила:

-- Милая Берта!

-- Я хотѣла вамъ сказать, произнесла Берта, словно очнувшись: -- что на будущій недѣлѣ мы даемъ обѣдъ сенатору Блонделю, и я разсчитываю на васъ. Вы и полковникъ Треденнисъ своимъ присутствіемъ отнимете у этого обѣда всякій профессіональный характеръ, а это для насъ очень важно. Но, можетъ быть, вы откажетесь.

-- Берта, отвѣчала мистриссъ Сильвестръ:-- я всегда пріѣду къ вамъ, когда вы этого только захотите, особенно если я могу быть вамъ полезна?

-- Я въ этомъ увѣрена, сказала Берта и, вставъ, поцѣловала ее, но безъ особаго жара:-- вы всегда были добры и жизнь сдѣлала васъ еще добрѣе, а это не всегда бываетъ. Все зависитъ отъ обстоятельствъ.

Она остановилась и черезъ минуту перемѣнила разговоръ. Агнеса слушала съ сожалѣніемъ, какъ она весело болтала о свѣтскихъ сплетняхъ, и не могла себѣ объяснить той странной перемѣны, которая произошла въ ея пріятельницѣ за послѣднее время, несмотря на то, что Берта была попрежнему блестяща, остроумна и обворожительна.

-- Послѣ принятія нашего билля, сказала она, прощаясь: -- я поѣду за-границу на годъ, на два или на три. Это -- взятка, которую мнѣ предложили. Вѣдь каждаго можно чѣмъ-нибудь купить.

Стоя у окна и смотря на удаляющійся экипажъ своего друга, Агнеса чувствовала, что Берта была несчастна, хотя старалась это скрыть подъ своей блестящей, свѣтской оболочкой.

-- Такое горе не можетъ не оставить послѣ себя мрачнаго слѣда, подумала она, грустно смотря на свою свѣтлую, счастливую комнату.

Но ея мрачныя мысли внезапно разсѣялись. Она увидала на улицѣ Лоренса Арбутнота, и сама удивилась, какъ ей стало легко на сердцѣ. Черезъ минуту онъ вошелъ въ комнату, держа въ одной рукѣ букетъ фіалокъ, а въ другой тетрадку нотъ.

-- Какъ я рада васъ видѣть, особенно въ эту минуту! воскликнула мистриссъ Сильвестръ, быстро идя къ нему на встрѣчу.

-- Вы встревожены? Что случилось? спросилъ Лоренсъ.

-- Я только что видѣла Берту, отвѣчала Агнеса съ чувствомъ: -- она только что была здѣсь. Она больная, худая, несчастная! Мнѣ такъ грустно. Я...

Она не окончила фразы и устремила полные слезъ глаза на Лоренса.

-- Я васъ понимаю, отвѣчалъ онъ:-- не лучше ли мнѣ уйти? Можетъ быть, вы хотите остаться одной?

-- Нѣтъ, нѣтъ! воскликнула она, инстинктивно протягивая руку:-- не уходите. Мнѣ было очень тяжело; теперь мнѣ легче.

Она сѣла на кушетку; онъ помѣстился на креслѣ подлѣ нея, и молча положилъ ей на колѣни букетъ фіалокъ, покраснѣвъ при этомъ, какъ школьникъ.

Обѣдъ, данный въ честь перваго появленія сенатора Блонделя въ домѣ мистера и мистриссъ Амори удался, какъ нельзя лучше.

-- Онъ удастся, говорила наканунѣ Берта:-- я этого хочу, и это будетъ.

Въ ея головѣ слышалась такая твердая рѣшительность, что Ричардъ просіялъ.

-- Нечего и сомнѣваться въ успѣхѣ, если ты принимаешься за дѣло съ такимъ жаромъ, отвѣчалъ онъ, и на радости почти забылъ свои заботы, увеличивавшіяся съ каждымъ днемъ.

Въ день обѣда Берта не выѣзжала, а провела все время отъ завтрака до обѣда съ дѣтьми. Проходя мимо дѣтской, Ричардъ увидѣлъ ее на полу, окруженною дѣтьми; она сидѣла на коврѣ и строила большой домъ изъ картъ. Волосы у нея распустились и висѣли по плечамъ, щеки и глаза горѣли; она сама казалась ребенкомъ, такъ серьёзно и внимательно она выводила свою карточную постройку.

-- Ты устанешь, произнесъ Ричардъ.

-- Нѣтъ, я отдохну, отвѣчала она съ улыбкой.

Потомъ онъ слышалъ, какъ она пѣла дѣтямъ, и ея голосъ замеръ только тогда, когда наступило время одѣваться къ обѣду.

Увидавъ ее уже одѣтой, Ричардъ воскликнулъ съ восторгомъ:

-- Какое прелестное платье! Оно должно что-нибудь выражать? Что именно?

-- Это не легко отгадать, отвѣчала она, пристально смотря на него.

-- Сизый цвѣтъ платья напоминаетъ голубку, замѣтилъ онъ.

-- Совершенно вѣрно, сказала она спокойно:-- какъ истинная артистка я выбрала костюмъ, выражающій всю простоту и искренность моей натуры. Могли ли бы вы, напримѣръ, еслибъ были сенаторомъ, заподозрѣть во мнѣ какіе-нибудь корыстные виды?

-- Пустяки, отвѣчалъ Ричардъ, съ замѣтнымъ смущеніемъ:-- у тебя нѣтъ никакихъ корыстныхъ видовъ.

Она открыла большой, тоже сизаго цвѣта вѣеръ и подошла ближе къ Ричарду.

-- Во мнѣ нѣтъ ничего искуственнаго, ничего блестящаго, сказала она:-- у меня гладкое, высокое платье сизаго цвѣта и нѣсколько незабудокъ вмѣсто всякихъ украшеній. А общій эффектъ не могъ быть лучше?

-- Конечно, произнесъ Ричардъ, отвертываясь отъ ея пристальнаго взгляда.

Но когда явился Блондель, Ричардъ снова просіялъ. Берта встрѣтила гостя такъ мило и любезно, что онъ сразу почувствовалъ себя, какъ бы дома. Сенаторъ Блондель непривыкъ къ женскому обществу, и въ присутствіи дамъ онъ обыкновенно былъ очень неловокъ и застѣнчивъ, хотя среди мужчинъ былъ очень остроуменъ и забавенъ; къ тому же, онъ неохотно принялъ приглашеніе Амори и былъ вообще не въ духѣ. Но не прошло и десяти минутъ, какъ онъ совершенно измѣнился подъ вліяніемъ блестяще освѣщенной гостинной, веселаго огня въ каминѣ, граціозной хозяйки въ сизомъ платьѣ, рельефно выставлявшемъ ея прелестную фигуру, ея простого, радушнаго обращенія и серебристаго, невиннаго смѣха. Онъ потомъ не могъ припомнить, что именно она сказала, но какое-то ея остроумное замѣчаніе заставило его разсмѣяться, а когда онъ отвѣтилъ ей такой же шуткой, она подарила его такимъ дѣтскимъ взрывомъ хохота, что онъ совершенно растаялъ. Съ этой минуты онъ зналъ, что его робость исчезла и онъ можетъ выказать во всемъ своемъ блескѣ свой замѣчательный умъ и рѣдкій юморъ.

Одного взгляда на Блонделя было достаточно для Пленфильда, чтобъ понять въ чемъ дѣло.

-- Она хорошо начала, сказалъ онъ Ричарду:-- я никогда не видалъ ея въ такомъ ударѣ. Она ему, очевидно, понравилась, а онъ обыкновенно не обращаетъ вниманія на женщинъ.

-- Она кончитъ еще лучше, отвѣчалъ Амори съ восторгомъ:-- онъ ей также понравился.

Во всякомъ случаѣ, онъ не былъ ей противенъ; его остроумныя шутки и добрая, практическая, дѣловая натура произвели на нее пріятное впечатлѣніе. Къ тому же, онъ видимо наслаждался, а это всегда щекотитъ самолюбіе хозяйки.

-- Онъ наслаждается болѣе своимъ остроуміемъ, думали мужчины:-- чѣмъ нашимъ обществомъ и бесѣдой, да это все равно.

Она всегда отличалась способностью подстрекать собесѣдниковъ на остроумныя замѣчанія, и теперь дѣлала чудеса въ этомъ отношеніи, слушая съ улыбкой Блонделя, выражая отъ времени до времени свое удовольствіе и покрывая его шутки своимъ неподражаемымъ смѣхомъ. Миссъ Варіенъ, находившаяся въ числѣ гостей, смотрѣла на нее съ восторгомъ.

-- Ваша жена просто прелесть, сказала она вполголоса, обращаясь къ Ричарду:-- вы, конечно, это сами знаете, но сегодня она прелестнѣе обыкновеннаго. Ея наивная, чисто дѣтская веселость заразительна. Посмотрите, какъ Блондель восхищается ею; она кажется ему симпатичнымъ, прелестнымъ, безвреднымъ ребенкомъ.

Сидя за обѣдомъ рядомъ съ Бертой, Блондель наслаждался еще болѣе, чѣмъ въ гостинной. Онъ никогда въ жизни не былъ въ такомъ хорошемъ расположеніи духа, никогда не произносилъ столько остроумныхъ шутокъ и никогда не слыхалъ такого живого, блестящаго общаго разговора, въ который каждый изъ гостей вносилъ свою долю остроумія и юмора. Всѣ, повидимому, старались превзойти другъ друга, но особенно выдавались, кромѣ Берты и Блонделя, Ричардъ, Арбутнотъ и миссъ Варіенъ. Мистрисъ Сильвестръ говорила мало, но ея красота была краснорѣчивѣе словъ. Блондель былъ въ восторгѣ отъ всего, что онъ видѣлъ и слышалъ, особенно же отъ умной, привѣтливой хозяйки, дававшей камертонъ всему обществу. Одинъ только гость, по его мнѣнію, портилъ общее пріятное впечатлѣніе своей молчаливостью и мрачнымъ видомъ.

-- Кто этотъ полковникъ? спросилъ онъ послѣ обѣда у Берты, указывая на Треденниса:-- я не разслышалъ его имени, когда насъ познакомили. Онъ красивый малый, но былъ бы еще красивѣе...

-- Погодите, перебила его Берта:-- это мой родственникъ и ходячая добродѣтель. Онъ просто пугаетъ меня своими достоинствами. Его имя Треденнисъ, и вы, конечно, читали о немъ въ газетахъ.

-- Какъ, это индѣйскій герой! воскликнулъ Блондель:-- какъ я радъ съ нимъ встрѣтиться. Я хочу поговорить съ нимъ.

Послѣ довольно продолжительной и оживленной бесѣды съ Треденнисомъ, Блондель распростился и уѣхалъ въ самомъ пріятномъ настроеніи, забывъ о всякихъ билляхъ и концессіяхъ, о которыхъ никто и не упоминалъ.

-- Я сожалѣю, что раньше не бывалъ въ этомъ домѣ, сказалъ онъ въ сѣняхъ Треденнису, который выходилъ вмѣстѣ съ нимъ.

-- Васъ и прежде звали, отвѣчалъ Пленфильдъ.

-- Да, но ужь если меня позовутъ еще разъ, то я не откажусь. Общественный человѣкъ долженъ видѣть людей. Было весело, не правда ли, и мы слышали много остроумнаго. Хозяйка прелестна и какая умница. Когда она принимаетъ?

-- По вторникамъ.

-- А, по вторникамъ.

И они вмѣстѣ вышли на улицу.

Когда всѣ гости разъѣхались, Берта вопросительно взглянула на Ричарда.

-- Ну? сказала она.

-- Ну, успѣхъ полный, отвѣчалъ онъ съ восторгомъ.

-- Неужели? промолвила она, задумчиво опустивъ голову.

-- Да, и ты видишь, какъ это легко. Нечего пугать себя страшными словами. Мы хотимъ только войти въ сношенія съ этими людьми и доказать имъ, что мы безвредныя существа и что намъ можно оказать услугу, не компрометируя себя. Вотъ и все.

-- Ты всегда говоришь мы, точно мы съ тобой имѣемъ долю въ Весторскихъ земляхъ. Это какъ-то странно. Но послушай, прибавила она съ улыбкой:-- если ты не хочешь называть то, что я дѣлаю, непріятнымъ названіемъ, то какъ же это называть?

-- Не называй вовсе, отвѣчалъ Ричардъ съ нѣкоторымъ смущеніемъ.

-- Отличная идея! То, что непріятно, вовсе не называть. Прекрасно. Я такъ и буду знать. Но признайся, что хотя мое поведеніе и не имѣетъ названія, но я вела себя хорошо и подвинула наше дѣло, ваше дѣло, въ сущности чье дѣло, я сама не знаю.

-- Это общее дѣло! воскликнулъ со смѣхомъ Ричардъ:-- но преимущественно мое. Если все удастся, то я сдѣлаю блестящую карьеру.

-- Ты всегда хотѣлъ сдѣлать карьеру? Не правда ли? промолвила она.

-- Да, человѣку непріятно сознавать, что онъ не имѣетъ успѣха въ жизни.

-- Если твоя карьера зависитъ отъ меня, Ричардъ, то она обезпечена, сказала Берта:-- въ сущности, это не такъ трудно какъ я думала.

И она пошла въ свою спальню, зайдя по дорогѣ, въ дѣтскую на нѣсколько минутъ.

XXVI.

Профессоръ сидѣлъ въ своемъ любимомъ креслѣ, у камина, съ книгой на колѣняхъ; подлѣ на столѣ стоялъ недопитый стаканъ вина. Часа два тому назадъ, онъ обѣдалъ съ Арбутнотомъ, который, посидѣвъ немного послѣ обѣда, отправился на какой-то званный вечеръ.

Старикъ думалъ о своемъ недавнемъ гостѣ и о задуманномъ планѣ упрочить его положеніе въ администраціи и не слышалъ, какъ позвонили въ передней, и дверь отворилась.

-- Это ты, Берта! воскликнулъ онъ, увидавъ передъ собою дочь:-- вотъ неожиданное посѣщеніе!

Онъ съ любопытствомъ оглядѣлъ ее съ ногъ до головы и прибавилъ медленно:

-- Берта, ты сегодня кажешься мнѣ молоденькой дѣвочкой, какъ въ то время, когда Филиппъ гостилъ у насъ. Отчего это?

-- Это зависитъ отъ платья, отвѣчала Берта, садясь на низенькое кресло: -- это старое платье, которое я носила молодой дѣвушкой. Я его съ тѣхъ поръ не надѣвала и только сегодня, найдя его въ старыхъ вещахъ, надѣла, надѣясь, что почувствую себя снова молодой дѣвушкой.

Она говорила тихо и спокойно, а платье было самое простенькое, и только на шеѣ у нея красовалась маленькая кружевная косыночка.

-- Это чисто женская идея, замѣтилъ профессоръ:-- и что же, твоя надежда не сбылась?

-- Не совсѣмъ. Надѣвъ платье и посмотрѣвъ на себя въ зеркало, я въ первую минуту забыла многое, но потомъ услышала голоса дѣтей, и въ комнату вошелъ Ричардъ. Берта Геррикъ исчезла. Вы знаете, когда это платье было на мнѣ въ послѣдній разъ, я была Берта Геррикъ и думала о своемъ первомъ балѣ.

-- Да, да, отвѣчалъ профессоръ:-- я все помню.

Наступило молчаніе, въ продолженіи котораго онъ задумчиво смотрѣлъ на огонь.

-- Кстати, произнесъ онъ: -- сегодня гдѣ-то большой балъ. Мистеръ Арбутнотъ отправился туда. Отчего же ты здѣсь, а не на балу?

-- Вотъ видите, я сама не знаю по какой... странной случайности я не получила приглашенія на балъ. Это, конечно, ошибка. Впрочемъ, я очень этому рада. Мнѣ здѣсь гораздо лучше.

-- Конечно, я очень радъ провести съ тобой вечеръ, если тебѣ это нравится. Но какъ же балъ...

-- Конечно, безъ меня онъ не удастся, но что же дѣлать, сами виноваты, что забыли пригласить царицу бала. Но право я очень рада, что останусь съ вами.

-- Берта Геррикъ предпочла бы балъ, сказалъ профессоръ, смотря на ея сѣрое платье.

-- Берта Амори умнѣе, отвѣчала она:-- мы тихо и счастливо проведемъ вмѣстѣ этотъ вечеръ.

Дѣйствительно, во весь вечеръ она была очень тиха, не покидала низенькаго кресла подлѣ отца и говорила преимущественно о своихъ дѣтяхъ и о томъ времени, которое она провела до замужества въ домѣ своего отца.

-- Я не могу дать себѣ отчета въ томъ, какая я была дѣвушка, сказала она, между прочимъ: -- я помню только, что была очень счастлива. Помните вы, была ли я эгоистична и легкомысленна? Впрочемъ, вы мнѣ не скажете, если и помните.

-- Милое дитя мое, отвѣчалъ профессоръ: -- существо естественное, простое, веселое, ты была источникомъ радости и счастья для насъ всѣхъ.

Она крѣпко сжала его руку.

-- Вы всегда были добры ко мнѣ, произнесла она:-- мнѣ по временамъ казалось, что вы смотрѣли на меня съ любопытствомъ и недоумѣвали, что изъ меня выйдетъ. Теперь пришла моя очередь недоумѣвать. Я право не знаю, вышло ли изъ меня то, что вы ожидали.

-- Все зависитъ отъ обстоятельствъ, отвѣчалъ онъ, послѣ минутнаго размышленія:-- да, я думалъ, что изъ тебя могло выйти и то, что вышло.

-- Вы, кажется, сказали, что Лоренсъ былъ у васъ сегодня вечеромъ? спросила неожиданно Берта.

-- Да, онъ обѣдалъ у меня.

-- Онъ очень любитъ бывать у васъ.

-- Мнѣ будетъ большое горе, если онъ уѣдетъ отсюда.

-- Онъ и не думаетъ ѣхать, воскликнула Берта, смотря съ удивленіемъ на отца.

-- Но можетъ представится случай, и я именно хочу поговорить съ тобою объ этомъ.

-- Лоренсъ уѣдетъ изъ Вашингтона! промолвила Берта:-- что вы говорите? Я не могу себѣ этого представить.

-- Онъ самъ еще объ этомъ не думаетъ, но я хочу его уговорить.

-- Вы? Зачѣмъ? Онъ не согласится.

-- Я самъ не увѣренъ въ его согласіи, но надѣюсь, что онъ не поступитъ противъ своихъ интересовъ. Я хочу послать его за-границу.

-- Онъ не поѣдетъ, воскликнула Берта, вздрогнувъ и отнимая руку, которая лежала на колѣняхъ старика.

Профессоръ продолжалъ, не смотря на нее:-- Онъ тратитъ даромъ свои силы и молодость. Его административное положеніе слишкомъ незначительно, и мнѣ пришло въ голову выхлопотать для него какой-нибудь дипломатическій постъ за-границей. Я уже говорилъ объ этомъ моему другу государственному секретарю, и онъ заинтересовался Лоренсомъ. По всей вѣроятности, мои надежды сбудутся.

Нѣсколько минутъ Берта молчала, а потомъ промолвила:

-- Конечно, для него откроется блестящая карьера, но какъ-то странно думать, что намъ придется жить безъ него. Это будетъ очень тяжело.

Профессоръ посмотрѣлъ на нее съ удивленіемъ. Въ голосѣ ея слышалось удивленіе и грусть, но ни малѣйшаго волненія.

-- Неужели прошло, подумалъ онъ:-- что это значитъ?

-- Но, прибавила она неожиданно и глаза ихъ встрѣтились:-- я не думаю, чтобъ онъ уѣхалъ, какъ бы это ни было для него выгодно.

-- Ты говоришь, словно знаешь причину, которая его удержитъ здѣсь.

-- Да, и эта причина сильная.

-- Что такое?

-- Начинающаяся любовь.

-- Начинающаяся любовь? повторилъ профессоръ, пристально смотря на нее.

-- Я не знаю, чѣмъ это кончится, и боюсь, что грустно; но онъ ни за что не разстанется съ одной особой.

-- Назови, пожалуйста, эту особу.

-- Я увѣрена, что онъ не посѣтуетъ на меня за это. Странно, что вы сами не догадались. Это Агнеса Сильвестръ.

-- Агнеса Сильвестръ! Агнеса Сильвестръ! воскликнулъ старикъ, прискакивая отъ удивленія.

-- Да, отвѣчала Берта: -- злая судьба заставила его влюбиться въ Агнесу. Онъ столько лѣтъ упорно избѣгалъ любви и теперь вдругъ полюбилъ богатую женщину. Онъ слишкомъ гордъ, чтобъ жениться на ней, даже еслибъ она любила его.

-- Даже! Такъ ты думаешь, что она не любитъ его?

-- Не знаю; мнѣ казалось, что она скорѣе питаетъ нѣжное чувство къ полковнику Треденнису.

-- И мнѣ также. Но можетъ быть это произошло отъ того, что я его очень люблю и что онъ, повидимому...

-- Влюбленъ въ нее, договорила Берта.

-- Да, я былъ въ этомъ почти увѣренъ. Онъ часто бываетъ у нея и много говоритъ мнѣ о ней. Онъ находитъ, что она совершенство. Я никогда не слыхалъ, чтобъ онъ говорилъ такъ о другой женщинѣ.

-- Это былъ бы очень подходящій бракъ, сказала Берта.-- Я желала этого съ самаго начала. Нѣтъ на свѣтѣ женщины прелестнѣе, очаровательнѣе и способнѣе сдѣлать счастливымъ...

Но она не докончила фразы и, вставъ со скамейки, оттолкнула ее ногою.

-- Здѣсь слишкомъ жарко, промолвила она, и, подойдя къ столу, выпила стаканъ воды со льдомъ.

Потомъ она сѣла къ круглому столу, стоявшему среди комнаты, и начала перелистывать журналы.

-- Какъ только Агнеса вернулась въ Вашингтонъ, сказала она, послѣ продолжительнаго молчанія:-- я подумала, что хорошо было бы ихъ поженить, и, представляя ей въ первый разъ Филиппа, съ любопытствомъ наблюдала, какое она произведетъ на него впечатлѣніе.

-- Она произвела на него сильное впечатлѣніе, замѣтилъ профессоръ:-- я помню, онъ говорилъ мнѣ объ ея красотѣ и прочихъ качествахъ, способныхъ пробудить въ сердцѣ человѣка самыя благородныя чувства.

-- Это на него похоже, отвѣчала Берта съ улыбкой: -- и онъ часто говорилъ съ вами объ ней такимъ тономъ, которымъ онъ никогда не говоритъ о женщинахъ?

-- Да. Конечно, я и самъ люблю говорить о ней. Я также, какъ и ты, отъ души желаю этого брака.

-- И желая этого, мы не думали о бѣдномъ Лоренсѣ? Впрочемъ, можетъ быть, онъ и уѣдетъ, найдя, что это лучшая развязка. Но мнѣ ужь пора, я немного устала.

"Нѣтъ, подумалъ профессоръ, смотря на нее: -- она еще не пережила своего чувства къ Арбутноту и ей очень тяжело. Это совершенно естественно".

Онъ всталъ, чтобъ ее проводить. Она положила ему обѣ руки на плечи и горячо поцѣловала его.

-- Я очень рада, что меня не пригласили на балъ, сказала она:-- мнѣ было гораздо лучше у васъ.

Она жила только въ нѣсколькихъ шагахъ отъ отца, и потому черезъ минуту уже входила въ свою гостинную, гдѣ Ричардъ съ кѣмъ-то говорилъ очень громко. Это былъ Треденнисъ. Онъ стоялъ въ противоположномъ концѣ комнаты, а Ричардъ лежалъ на кушеткѣ, смущенный, взволнованный. При входѣ къ комнату Берты, они оба смолкли и наступило неловкое молчаніе.

-- У васъ, кажется, ссора? воскликнула она съ принужденной улыбкой:-- кто кого обижаетъ? И отчего вы, полковникъ Треденнисъ, не на балу?

-- Мы, дѣйствительно, спорили и еслибъ ты не вошла, дѣло дошло бы до драки, отвѣчалъ Ричардъ со смѣхомъ: -- но отчего ты не на балу?

Берта обернулась къ Треденнису, который, увидя ее, просто окаменѣлъ. Сѣрое платье и кружевная косынка возбудили въ немъ воспоминанія о старинѣ и никогда онъ не сознавалъ такъ ясно, какъ въ эту минуту, насколько она измѣнилась; никогда онъ не видалъ ее такой болѣзненной, исхудалой и испитой.

-- Вотъ что значитъ заниматься политикой, сказала она своимъ обычнымъ, спокойнымъ тономъ:-- Ричардъ забылъ, что насъ не приглашали на балъ.

-- Ты не получила приглашенія, отвѣчалъ Ричардъ: -- это, вѣроятно, ошибка. Никакой балъ...

-- Не можетъ обойтись безъ насъ, продолжала Берта.-- Ты, конечно, думалъ, что мы краеугольный камень свѣтскаго общества, но въ этомъ-то и заключается ошибка. Ты видишь, что очень хорошо обошлись безъ насъ.

-- Пустяки, ты случайно не получила приглашенія -- вотъ и все! воскликнулъ Ричардъ, съ нѣкоторымъ волненіемъ.-- Нелѣпо даже предполагать, чтобъ тебя нарочно не пригласили.

Берта задумалась, какъ будто слова и тонъ Ричарда возбудили въ ней новую мысль.

-- Неужели была причина? произнесла она медленно:-- нѣтъ, это невѣроятно. Приглашеніе просто не попало къ намъ по ошибкѣ. Но вы, прибавила она, обращаясь къ Треденнису:-- отчего вы не на балѣ?

-- Я былъ и уѣхалъ, отвѣчалъ Филиппъ, который желалъ, чтобъ она поскорѣе ушла и оставила его наединѣ съ Ричардомъ.

-- Вѣроятно, балъ очень веселый, продолжала Берта.-- Вы видѣли Агнесу?

-- Да, я говорилъ съ нею.

-- Зачѣмъ вы не остались? спросила Берта съ улыбкой: -- тамъ быть веселѣе, чѣмъ здѣсь ссориться съ Ричардомъ.

И она вышла изъ комнаты.

-- Вы меня теперь понимаете, произнесъ Треденнисъ, когда шаги Берты послышались надъ ихъ головами:-- это начало.

-- Если это начало, воскликнулъ Ричардъ съ отчаяніемъ:-- то чѣмъ же будетъ конецъ!

Комната, въ которую вошла Берта, была дѣтская: рядомъ спали Джэкъ и Джени въ своихъ маленькихъ кроваткахъ. На коврѣ валялась сломанная игрушка. Берта подняла ее и, не выпуская изъ рукъ, опустилась въ кресло.

-- Я посижу здѣсь, сказала она громко: -- это лучшее для меня мѣсто.

Впродолженіи нѣсколькихъ минутъ она сидѣла неподвижно и думала объ Агнесѣ Сильвестръ. Все кончится прекрасно. Агнеса будетъ счастлива. Она сама ихъ свела и желала съ самаго начала этого брака. Но бѣдный Лоренсъ! Онъ также будетъ страдать.

Она вдругъ посмотрѣла на сломанную игрушку, лежавшую въ ея рукахъ.

"Здѣсь мнѣ хорошо, думала она:-- я буду дольше здѣсь оставаться. Еслибъ я была хорошей женщиной, то мнѣ было бы этого довольно. Жаль, что я открыла свое сердце Агнесѣ, но, можетъ быть, она забыла. Кто-нибудь долженъ быть счастливъ. Пусть будетъ счастлива Агнеса".

Она встала, пошла въ сосѣднюю комнату и опустилась на колѣни передъ кроваткой Джени. Она положила игрушку на одѣяло и, обнявъ ребенка, нѣжно промолвила:

-- Джени! Джени!

Ребенокъ зашевелился, полуоткрылъ глаза и потянулся къ матери.

-- Мама, прошептала она:-- я уже молилась... я сказала... Боже! помилуй маму... папу... и всѣхъ... Боже! помилуй дядю Филиппа.

Берта припала головой къ подушкѣ.

-- Да, произнесла она едва слышно: -- ты моя и я твоя. Я останусь съ тобою, Джени.

XXVII.

Въ эту зиму, въ дни своихъ вечернихъ пріемовъ, Берта часто съ удивленіемъ обводила глазами свою гостинную. Она видѣла вокругъ себя все странныя, почти незнакомыя ей лица. Новый элементъ постепенно изгонялъ изъ ея дома старый и она подъ конецъ сама чувствовала себя чуждой того общества, которое теперь собиралось у нея. Мало-по-малу, сначала совершенно незамѣтно, она втянулась въ какую-то невѣдомую, таинственную жизнь. Она дѣлала визиты одной дамѣ, потому что мужъ послѣдней былъ членомъ какого-то комитета, другой -- потому что братъ той былъ вліятельный человѣкъ; она посылала свои приглашенія только лицамъ, которыя сами или черезъ другихъ могли ей пригодиться. И эти пригодные люди были далеко не интересные. Въ числѣ ихъ попадались неотесанные, грубые жители далекаго Запада, сумрачные, строгіе пуритане Новой Англіи и шумные, галантерейные южане. Но все-таки съ мужчинами Берта кое-какъ справлялась, но женщинъ было гораздо труднѣе занять, такъ какъ онѣ не привыкли къ свѣтскому обществу и были или слишкомъ застѣнчивы, или слишкомъ бойки. Поэтому Берта изнемогала физически и нравственно въ неустанныхъ усиліяхъ расшевилить это скучное общество, и все-таки ея старанія не всегда увѣнчивались успѣхомъ.

-- Онѣ не обращаютъ на меня никакого вниманія, сказала она однажды Арбутноту, съ странной улыбкой обводя глазами своихъ гостей:-- и я боюсь, что они подозрѣваютъ меня въ несочувственномъ къ нимъ отношеніи. Вообще это преглупая комедія. Каждый изъ нихъ имѣетъ побудительную причину для появленія въ моей гостинной, и эти причины никогда не совпадаютъ съ причиной, заставляющей меня приглашать ихъ. Хотите, я вамъ объясню, зачѣмъ здѣсь нѣкоторыя изъ нихъ. Вонъ дама на диванѣ, худая, костлявая, съ блестящими глазами, желаетъ привыкнуть къ свѣтскому обществу, такъ какъ ея мужъ политическій дѣятель, который пойдетъ далеко, и она хочетъ быть на высотѣ обстоятельствъ; дама, съ которой она говоритъ, жена человѣка, ищущаго протекціи сенатора Пленфильда, а Пленфильдъ здѣсь, какъ дома; маленькая, красивая южанка, богатая вдова, имѣющая большой процессъ съ казной, отыскиваетъ здѣсь голоса, которые поддержатъ ее въ конгрессѣ. А она нужна потому, что у нея есть двоюродный братъ, который изъ патріотизма подаетъ голосъ противъ всѣхъ мѣръ, не имѣющихъ цѣлью южные интересы. Не правда ли, все это очень курьёзно?

-- Вы знаете мое мнѣніе, къ чему спрашивать, отвѣчалъ Арбутнотъ.

-- Да, вы мнѣ не разъ высказывали свои мысли, но это скоро кончится и тогда... А вотъ и сенаторъ Блондель. Я всегда отдыхаю, разговаривая съ нимъ.

И она пошла навстрѣчу Блонделю съ сіяющимъ лицомъ.

Она сама не отдавала себѣ яснаго отчета, почему ей нравился Блондель и почему она не чувствовала никакой неловкости, бесѣдуя съ нимъ. Его манеры были далеко не свѣтскія, онъ не былъ ни образованъ, ни любезенъ, былъ очень занятъ собою и говорилъ рѣзко, даже часто безтактно, но съ самаго начала она почувствовала къ нему какое-то странное расположеніе, а съ теченіемъ времени привыкла смотрѣть съ удовольствіемъ на появленіе въ ея гостинной его мощной, оригинальной фигуры. Его, по крайней мѣрѣ, было не трудно занять. Находя въ ней внимательную и сочувственную слушательницу, онъ забавлялся своими собственными разсказами и шутками, надъ которыми они оба смѣялись. При этомъ онъ зналъ о чемъ говорить и надъ чѣмъ смѣяться, и, несмотря на всю свою, болтливость, былъ себѣ на умѣ и высказывалъ только то, что хотѣлъ.

-- Онъ говоритъ много, замѣтилъ о немъ Ричардъ: -- но трудно вывѣдать его мнѣніе о томъ или другомъ предметѣ.

Берта вскорѣ убѣдилась въ этомъ. Если, приглашая его, Ричардъ имѣлъ цѣлью узнать, что онъ думаетъ, то эта цѣль едва ли была достигнута. Когда мало-по-малу стали при немъ обсуждать Весторское дѣло, онъ охотно слушалъ другихъ и задавалъ вопросы, но самъ ни разу не высказался ни въ пользу билля, ни противъ него.

-- Онъ все взвѣшиваетъ, говорилъ Пленфильдъ:-- я васъ объ этомъ предупреждалъ. Онъ не выскажетъ своего мнѣнія, прежде чѣмъ же рѣшитъ, на которой чашкѣ вѣсомъ лежитъ больше.

Однако, Берта замѣчала, что эти разговоры о Весторскомъ дѣлѣ интересовали его болѣе, чѣмъ можно было заключить по его равнодушному виду. Послѣ этихъ разговоровъ онъ часто предлагалъ ей вопросы, которые ясно доказывали, что онъ не пропустилъ мимо ушей ни одного слова и обстоятельно обдумалъ все слышанное. Но въ его отношеніяхъ къ Бертѣ была одна сторона, особенно ей нравившаяся и не имѣвшая ничего общаго съ политическими интригами. Въ его обращеніи съ ней было что-то искреннее и дружеское. Онъ не говорилъ ей комплиментовъ и даже повременамъ критиковалъ ея поклоненіе свѣтской рутинѣ, но его добродушный эгоизмъ никогда не оскорблялъ ее. Вдовецъ, не имѣющій семейства и совершенно поглощенный политикой, онъ не привыкъ къ прелестямъ домашней жизни. Онъ жилъ въ трехъ комнатахъ, заваленныхъ книгами да бумагами, и обѣдалъ въ трактирахъ. Онъ находилъ такую жизнь удобной, если не совсѣмъ пріятной, и до сихъ поръ ему и въ голову не приходило искать въ жизни что-нибудь болѣе комфорта. Но онъ былъ въ состояніи оцѣнить все хорошее, что попадалось ему на глаза, и, проведя нѣсколько часовъ у мистрисъ Амори, онъ нашелъ, что подобное препровожденіе времени очень пріятно послѣ скучной политической дѣятельности. Поэтому онъ съ удовольствіемъ возвращался въ этомъ домъ, особенно послѣ одного вечера, на которомъ Берта привела его въ восторгъ, случайно спѣвъ романсъ, любимый имъ въ молодости. Слушая ея пѣніе, онъ какъ бы забывался, глаза его теряли обычный проницательный взглядъ и все лицо принимало спокойное, довольное выраженіе.

-- Вы любите пѣніе? спрашивала его Берта: -- вы тогда забываете индеанскаго депутата и конектикутскаго сенатора.

-- Я ихъ не забываю, благоразуміе этого не допускаетъ, отвѣчалъ онъ съ добродушной улыбкой: -- но воспоминаніе о нихъ становится менѣе непріятнымъ.

Однако, по временамъ онъ бывалъ не въ духѣ, и Бертѣ казалось, что онъ смотрѣлъ на нее подозрительно. Въ такія минуты онъ оставался недолго, говорилъ съ видимымъ раздраженіемъ и какъ-то странно смотрѣлъ на нее.

-- Онъ точно подозрѣваетъ меня въ чемъ-то, говорила она не разъ Ричарду.

-- Пустяки, въ чемъ онъ можетъ тебя подозрѣвать?

-- Да ни въ чемъ, мы, кажется, установили такую фразеологію.

Въ тотъ вечеръ, когда Берта съ такимъ удовольствіемъ поспѣшила навстрѣчу къ Блонделю, онъ именно находился въ такомъ дурномъ настроеніи. Онъ непривѣтливо смотрѣлъ вокругъ себя и очень холодно отдавалъ поклоны; вся его фигура ясно выражала недовольство.

-- Отчего вы не въ духѣ? спросила его Берта, не дожидаясь даже, чтобы онъ поздоровался съ нею.

-- Всегда есть причины, чтобы быть не въ духѣ, отвѣчалъ онъ, пристально смотря на нее: -- сколько у васъ сегодня народу. Къ чему они ходятъ?

-- Я только-что объясняла мистеру Арбутноту причины, побуждающія нѣкоторыхъ являться сюда. Онѣ большею частью непохвальныя. А вотъ вы, я знаю, пришли, чтобы прогнать скуку.

-- Я пришелъ, чтобы видѣть васъ.

-- Это, конечно, уважительная причина, отвѣчала она со смѣхомъ, хотя рѣзкость его словъ поразила ее: -- но разъ, что вы меня увидѣли...

Онъ посмотрѣлъ на нее еще пристальнѣе прежняго, словно желая прочитать на ея лицѣ отвѣтъ на какой-то мучившій его вопросъ.

-- Въ васъ что-то неладно, произнесъ онъ: -- но я не знаю что. Я не могу васъ понять.

-- Я Берта Амори и болѣе ничего; кажется, понять не трудно, отвѣчала она: -- но вы правы, во мнѣ что-то неладно, да всѣ въ этомъ положеніи, мистеръ Арбутнотъ, сенаторъ Пленфильдъ. Посмотрите какіе они мрачные сегодня.

-- Пленфильдъ здѣсь. Онъ часто бываетъ у васъ?

-- Онъ очень друженъ съ Ричардомъ.

-- Да, мнѣ говорили, произнесъ Блондель, бросая проницательный взглядъ на Пленфильда: -- однако, васъ должны забавлять эти собранія, иначе вы не приглашали бы столько параду.

-- А васъ это не забавляетъ?

-- Я не въ духѣ. Я слышалъ нѣчто для меня очень непріятное. Я зашелъ только на пять минутъ, чтобъ взглянуть на васъ, и убѣдиться...

Онъ не докончилъ фразы и нетерпѣливо провелъ рукой по вискамъ.

-- Я увѣренъ, что вы могли бы найти для себя гораздо лучшее развлеченіе, прибавилъ онъ черезъ минуту: -- но я васъ такъ мало знаю, хотя желалъ бы узнать васъ поближе.

-- Я готова представить вамъ всѣ свѣдѣнія, начала Берта, но онъ перебилъ ее.

-- Полноте, вы такъ говорите съ Пленфильдомъ, а мы слишкомъ хорошіе друзья, чтобъ болтать пустяки. Я старъ, грубъ и рѣзокъ, но мы съ вами добрые, честные друзья.

-- Да, я надѣюсь, что вы вѣрите въ то, что говорите, произнесла Берта, взглянувъ на Ричарда, который, въ противоположномъ углу комнаты, разсыпался въ любезностяхъ передъ упорнымъ противникомъ Весторскаго дѣла.

-- Я не желалъ бы вѣрить другому, отвѣчалъ онъ и, словно сказавъ болѣе, чѣмъ намѣревался, тотчасъ перемѣнилъ разговоръ.

Спустя нѣсколько минутъ, онъ удалился, не сказавъ никому ни слова.

-- Отчего онъ такъ скоро ушелъ? спросилъ Ричардъ, оставшись наединѣ съ женой послѣ разъѣзда гостей.

-- Онъ былъ не въ духѣ. Онъ сказалъ, что слышалъ нѣчто непріятное, я полагаю, обо мнѣ.

-- О тебѣ? воскликнулъ Ричардъ:-- это почему?

-- Я поняла это по его странному обращенію, отвѣчала холодно Берта: -- тутъ нѣтъ ничего удивительнаго. Мы должны этого ждать.

-- Это ужь слишкомъ! воскликнулъ Ричардъ, вскакивая съ мѣста, и прибавилъ съ чувствомъ оскорбленнаго достоинства:-- ты меня обвиняешь... развѣ я позволилъ бы тебѣ что-нибудь... что-нибудь...

-- Конечно, поспѣшно произнесла она, пристально смотря на него, и онъ не окончилъ своей фразы не потому, чтобъ это было излишне, но отъ невозможности ее докончить.

Не разъ въ послѣднее время ея холодный взглядъ останавливалъ его попытки оправдать свое поведеніе. Прежде онъ всегда восхищался прямотой и почти дѣтскимъ чистосердечіемъ Берты, но съ нѣкоторыхъ поръ сталъ замѣчать въ ней какую-то сдержанность, словно между ними явилась какая-то непроницаемая преграда. Она исполняла всѣ его малѣйшія желанія и ея обращеніе съ нимъ, за исключеніемъ тѣхъ минутъ, когда она не допускала его до оправданія своихъ дѣйствій, ни мало не измѣнилось. Она была попрежнему весела, но онъ не всегда былъ увѣренъ въ искренности ея смѣха и шутокъ. Ея шутки были остроумны, смѣхъ серебристый, но въ нихъ было нѣчто новое, непонятное для него, и онъ часто ломалъ себѣ голову, чтобъ объяснить перемѣну, происшедшую въ Бертѣ. Онъ даже говорилъ объ этомъ въ минуты откровенности съ Треденнисомъ.

-- Она была чистосердечна, какъ ребенокъ, говорилъ онъ: -- и смотрѣла на все очень легко. Я самъ легкомысленный человѣкъ и былъ въ восторгѣ, что у меня такая жена. Но она вдругъ измѣнилась. Когда она смѣется, я не увѣренъ, что ей весело, а когда она молчитъ, я недоумѣваю, о чемъ она думаетъ.

Единственнымъ ея утѣшеніемъ въ это трудное время была мысль: "это скоро кончится". Она постоянно повторяла себѣ эту фразу и черпала въ ней новыя силы въ тѣ минуты, когда совершенно изнемогала. О томъ, что будетъ послѣ невыносимаго для нея настоящаго, она и не думала.

-- Странно, сказала она однажды Арбутноту:-- будущее для меня не существуетъ. Я думаю, что старики испытываютъ подобное чувство; имъ, вѣроятно, кажется, какъ и мнѣ, что жизнь имъ ничего болѣе не сулитъ.

Еще одному человѣку заботы о настоящемъ мѣшали думать о будущемъ, именно Филиппу Треденнису, интимныя отношенія котораго къ Амори налагали на него все большую и большую отвѣтственность.

Сначала Треденнисъ ухаживалъ за Ричардомъ, вызывая его на откровенность, но потомъ мало-по-малу самъ Ричардъ такъ привыкъ къ этимъ сердечнымъ изліяніямъ, что уже не было причины подстрекать его къ этому. Удручаемый безпокойствомъ и недовѣріемъ ко всѣмъ, съ которыми имѣлъ дѣло, Ричардъ находилъ единственное утѣшеніе въ разговорахъ съ этимъ прямымъ, надежнымъ человѣкомъ, вѣчно спокойнымъ и владѣющимъ собою. Съ каждымъ днемъ откровенность его все шла далѣе, такъ что даже Треденнисъ останавливалъ его изъ чувства деликатности.

-- Подождите минуту, говаривалъ онъ не разъ:-- вы не должны забывать, что я ничего у васъ не спрашиваю; я готовъ выслушать все, что вы почтете нужнымъ мнѣ сообщить, но не говорите мнѣ того, о чемъ вы завтра можете пожалѣть.

-- Чортъ возьми! я съума сойду, если кому-нибудь не выскажу всего, что лежитъ у меня душѣ, восклицалъ съ гнѣвнымъ пыломъ Ричардъ.

Конечно, всѣмъ своимъ разсказамъ онъ придавалъ граціозную, оправдывающую его форму. Всегда оказывалось, что онъ былъ слишкомъ довѣрчивъ, слишкомъ увлекался, дѣлалъ ошибки, по несчастью, попадался въ западни, разставленныя хитрыми, коварными людьми, но всегда оставался честнымъ человѣкомъ, на котораго не падала даже тѣнь подозрѣнія. Сначала онъ говорилъ только о непріятныхъ обстоятельствахъ, въ которыхъ онъ находился, благодаря недобросовѣстнымъ поступкамъ другихъ, но все это была такая мелочь, что Треденнисъ невольно подозрѣвалъ искренность его исповѣди. Ему казалось, что этотъ человѣкъ, побуждаемый злымъ рокомъ, кружится вокругъ кратера огнедышащей горы, что съ каждымъ кругомъ онъ все приближается къ роковому жерлу, пока, наконецъ, не устремится въ бездну, головой впередъ. Дѣйствительно, Ричардъ помаленьку все болѣе и болѣе обнаруживалъ свое истинное положеніе, приближаясь шагъ за шагомъ къ окончательной исповѣди. Предметомъ его откровенностей было главнымъ образомъ Весторское дѣло, что нисколько не удивляло Треденниса. Онъ не даромъ присматривался въ продолженіи послѣдняго года къ тому, что дѣлалось въ мірѣ, въ которомъ вращался Треденнисъ.

Наконецъ, въ одинъ зимній ненастный вечеръ Амори вбѣжалъ въ кабинетъ своего друга; онъ былъ блѣднѣе и мрачнѣе обыкновеннаго. Самое тупое отчаяніе выражалось во всѣхъ чертахъ его лица. Цѣлый день, по обыкновенію, онъ провелъ въ Капитоліи, преслѣдуя увертывавшихся отъ него политическихъ дѣятелей, развивая все одни и тѣ же аргументы, стараясь побороть преграды, и находя новыя на каждомъ шагу. Вернувшись въ свою контору съ грустнымъ убѣжденіемъ, что почва ускользаетъ изъ подъ его ногъ, онъ получилъ письма, которыя нанесли ему послѣдній ударъ.

Опустившись въ кресло передъ Треденнисомъ, онъ сталъ, по обыкновенію, разсказывать свое несчастное положеніе и жаловаться на судьбу. Но на этотъ разъ, болѣе чѣмъ когда либо, его слова звучали неискренностью, и Треденнису показалось, что пора же положить конецъ своей деликатности и вырвать всю правду изъ души этого слабаго, нерѣшительнаго человѣка. Поэтому онъ неожиданно перебилъ его сѣтованія.

-- Вамъ лучше бы сказать мнѣ всю правду. Вы еще никогда этого не дѣлали.

Не легко было разсказать Ричарду все, что онъ скрывалъ до сихъ поръ, и его разсказъ не отличался ясностью и опредѣленностью, такъ старался онъ все-таки стушевать на сколько возможно свою виновность. Но и въ этомъ умаленномъ видѣ факты были такъ страшны, что онъ самъ содрогался отъ необходимости ихъ высказать.

-- Я знаю, что вы обо мнѣ думаете, говорилъ онъ:-- я знаю, какъ ужасно звучатъ мои слова. Вотъ отъ этого я и схожу съума; я кажусь гораздо хуже, чѣмъ я на самомъ дѣлѣ. Никто на свѣтѣ не подумаетъ обвинять меня въ намѣренномъ злѣ. Чертовская судьба заставила меня сдѣлать именно то, что для меня всего противнѣе. Берта не пойметъ, какъ все это случилось, она сама скажетъ, что я на это неспособенъ. Она всегда справедлива и великодушна.

-- Да, замѣтилъ Треденнисъ: -- она была слишкомъ великодушна.

-- Вы хотите сказать, что я обманулъ ея великодушное довѣріе! воскликнулъ Ричардъ:-- я это ожидалъ.

-- Другіе скажутъ тоже, отвѣчалъ Треденнисъ.

Онъ услышалъ отъ Ричарда болѣе, чѣмъ подозрѣвалъ, и совершенно потерялъ свое обычное самообладаніе.

-- Я знаю, что будутъ говорить обо мнѣ, сказалъ Ричардъ:-- неужели вы думаете, что я объ этомъ не думалъ тысячи разъ? Но тутъ все дѣло въ обстоятельствахъ. Еслибъ не было этихъ обстоятельствъ, то я знаю, какъ слѣдовало бы назвать мой поступокъ.

-- Но въ эти обстоятельства вы сами себя поставили, началъ Треденнисъ, но тотчасъ остановился и холодно продолжалъ: -- извините, я не имѣю права отвѣчать осужденіемъ на вашу откровенность. Это не принесетъ никакого добра. Если я не могу вамъ помочь, то лучше молчать. Вы полагаете, что обстоятельства васъ извиняютъ.

Его сердило, что онъ выходилъ изъ себя, но какъ было ему не пылать злобой, когда человѣкъ, долгъ котораго защищать интересы Берты, обманулъ ея довѣріе.

-- Если я хорошо васъ понялъ, прибавилъ онъ: -- то одинъ успѣхъ Весторскаго дѣла можетъ вознаградить васъ за понесенныя потери.

-- Да, чортъ возьми, отвѣчалъ Амори, закрывая лицо руками.

-- Сколько вы всего потеряли?

-- Однажды я сказалъ вамъ, что если Весторское дѣло не удастся, то я совершенно раззорюсь. Это дьявольская правда.

-- Раззоритесь нетолько вы, но и ваша жена, воскликнулъ Треденнисъ:-- ваши дѣти... старикъ, который...

-- Довѣрился мнѣ, докончилъ Ричардъ, кусая свои блѣдныя губы:-- я это все знаю, но эти мысли не утѣшительны. Всегда такъ бываетъ, когда дѣло не удается. Но представьте себѣ, что оно имѣло бы успѣхъ. Впрочемъ, и теперь оно еще можетъ удаться. Они вѣрили мнѣ и я вѣрилъ себѣ.

Легко было видѣть, въ какое безпомощное отчаяніе привела бы его окончательная неудача.

-- Боже мой! воскликнулъ онъ со страхомъ, который неожиданно овладѣлъ всей его особой:-- оно должно удаться. Что я имъ скажу, какъ объясню?

Тысячи самыхъ дикихъ мыслей толпились въ головѣ Треденниса. Онъ не зналъ, какъ поступить въ виду такого позора и безсилія. Что было ему думать о человѣкѣ, который лгалъ даже въ своихъ мысляхъ о себѣ и о своихъ дѣйствіяхъ. Онъ не произнесъ почти ни одного слова, въ которомъ не было бы большей или меньшей лжи. И въ своемъ отчаяніи онъ думалъ не о Бертѣ, не о дѣтяхъ, не о добромъ, довѣрчивомъ профессорѣ, а о себѣ, о Ричардѣ Амори, который лишенъ будетъ блестящей, веселой оболочки, благодаря преслѣдованіямъ злого рока.

Въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ продолжалось молчаніе. Ричардъ сидѣлъ попрежнему, облокотясь на столъ и закрывъ лицо руками. Треденнисъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ. Наконецъ Треденнисъ, остановился и Ричардъ поднялъ голову.

-- Что такое? спросилъ онъ.

Треденнисъ сѣлъ противъ Ричарда. Онъ былъ очень блѣденъ; лицо его было сурово и неподвижно, и на немъ нельзя было ничего прочесть.

-- Я хочу сдѣлать вамъ предложеніе, сказалъ онъ холоднымъ, рѣзкимъ тономъ:-- я очень хорошо знаю, что съ практической точки зрѣнія это -- сумасшествіе. Я возьму на себя вашу часть въ Весторскихъ земляхъ. Помѣстите довѣренныя вамъ деньги въ болѣе надежное дѣло. Вы говорите, что есть надежда на успѣхъ, я воспользуюсь ею.

-- Что? воскликнулъ Ричардъ:-- что?

Онъ не вѣрилъ своимъ ушамъ, но Треденнисъ продолжалъ спокойно, такъ что ни одинъ мускулъ у него не дрогнулъ.

-- У меня есть деньги, болѣе, чѣмъ вы предполагаете. Я получилъ недавно большое богатство, и прежде жилъ не однимъ жалованіемъ. У меня нѣтъ семейства, и я никогда не женюсь. Я люблю вашихъ дѣтей, особенно Джени, и во всякомъ случаѣ обезпечилъ бы ея будущность. Вы сдѣлали невыгодную денежную операцію, взявъ пай въ Весторскомъ дѣлѣ, передайте мнѣ этотъ пай и помѣстите деньги въ вѣрныя руки.

-- А если билль не пройдетъ? воскликнулъ Ричардъ.

-- Если онъ не пройдетъ, то земля останется на моихъ рукахъ; если онъ пройдетъ, то Джени будетъ богаче. Во всякомъ случаѣ, лучше мнѣ рисковать, чѣмъ вамъ. Вы уже довольно потеряли.

Ричардъ провелъ рукой по волосамъ, и на лбу у него выступилъ холодный потъ.

-- Вы хотите... началъ онъ дрожащимъ голосомъ, но Треденнисъ перебилъ его:

-- Вы помните, что я говорилъ вамъ о толкахъ, которые ходятъ про васъ и вашу жену. Они дошли до того, чего я боялся. Ради вашихъ дѣтей, надо положить имъ конецъ. Если я приму на себя весь рискъ въ этомъ дѣлѣ, вамъ не придется прибѣгать къ... къ различнымъ проискамъ.

Онъ поблѣднѣлъ, и лицо его приняло такое суровое, неумолимое выраженіе, что Ричардъ вздрогнулъ.

-- Въ тотъ вечеръ, когда Блондель остался всего двѣ минуты въ вашемъ домѣ, продолжалъ онъ съ такой силой, какой онъ еще никогда не выказывалъ:-- и ушелъ, не раскланявшись ни съ кѣмъ, кромѣ вашей жены, онъ слышалъ непріятное для него замѣчаніе, сдѣланное публично въ столовой одного изъ отелей, о вліяніи, которое она производила на него. Она мать вашихъ дѣтей, прибавилъ неожиданно Треденнисъ, ударяя рукой по столу:-- женщины начинаютъ избѣгать ея, а мужчины говорятъ о ней съ скверной улыбкой. Вы обманули ее, вы промотали ея состояніе, пользовались ею, какъ слѣпымъ орудіемъ въ аферахъ. Я, чужой человѣкъ, неимѣющій никакого права, заступаюсь за нея, ради ея отца, ради ея дѣтей, ради ея самой. Вы стоите на краю бездны, вамъ грозитъ позоръ и раззореніе; я предлагаю вамъ спасеніе -- будьте человѣкъ и возьмите протянутую вамъ руку помощи.

Ричардъ упалъ въ кресло, весь посинѣвъ и едва переводя дыханіе. Несмотря на то, что онъ съ ужасомъ смотрѣлъ на будущее, ему никогда не приходило въ голову, что онъ можетъ вынести такую пытку, что именно этотъ человѣкъ выскажетъ ему въ лицо такой неумолимый приговоръ надъ его поступками. Несмотря на все его удивленіе и уваженіе къ Треденнису, онъ всегда относился къ нему съ нѣкоторой долей презрѣнія, считая его добродушнымъ, довѣрчивымъ, тяжелымъ человѣкомъ, съ донкихотскими идеальными стремленіями, и съ полнымъ отсутствіемъ всякой практической жилки. По его мнѣнію, это былъ именно такой человѣкъ, который будетъ молча выслушивать откровенности, не задавая никакихъ вопросовъ и не сомнѣваясь въ истинѣ всего, что ему разсказываютъ. Дѣйствительно, до сихъ поръ онъ ничего не распрашивалъ, и лицо его ничего не выражало. Ричардъ даже удивлялся не разъ его глупости, но великодушно прощалъ ему этотъ недостатокъ. Поэтому его такъ и поразила эта неожиданная перемѣна, имѣвшая видъ несправедливой, обидной и даже коварной. Треденнисъ вдругъ измѣнилъ безмолвному согласію, установившемуся между ними и по которому одинъ могъ въ волю лгать, а другой долженъ былъ всему слѣпо вѣрить. Правда, онъ и прежде высказывалъ свое неодобреніе, но тогда его слова звучали неумѣніемъ тупого ума приспособиться къ современному прогрессу. Теперь дѣло было совершенно иное. Онъ уже не казался тупъ, и выраженіе его лица говорило болѣе словъ, оно горѣло пламенемъ, которое онъ такъ долго скрывалъ въ глубинѣ своего сердца; по всей его колоссальной фигурѣ пробѣгала лихорадочная дрожь. И, однако, Ричардъ видѣлъ въ этомъ страстномъ порывѣ только гнѣвъ и презрѣніе, возбужденные въ немъ его поступками. Этотъ пустой, тривіальный эгоистъ видѣлъ во всемъ только самого себя и, быть можетъ, въ настоящемъ случаѣ это было къ лучшему.

-- Треденнисъ, произнесъ онъ, наконецъ, глухимъ голосомъ:-- вы очень жестоки! Я не думалъ, что вы...

-- Еслибъ я даже умѣлъ лгать, то теперь не время для этого, отвѣчалъ Треденнисъ:-- я нѣсколько разъ старался показать вамъ дѣло въ настоящемъ свѣтѣ, но вы не хотѣли меня слушать. Быть можетъ вы увѣряли себя, что не хотѣли дѣлать ничего дурного и что все окончится благополучно. Я знаю, какой вы сдѣлали вредъ. Я слышалъ толки въ клубахъ и отеляхъ. Пора это дѣло кончить. Я беру его на себя. Никто другой этого не сдѣлаетъ.

-- Конечно, произнесъ съ горечью Ричардъ:-- и вы дѣлаете это не ради меня, а ради какой-нибудь идеальной фантазіи, которую не понять намъ, свѣтскимъ людямъ.

-- Да, отвѣчалъ Треденнисъ:-- я дѣлаю это не ради васъ. Я всегда полагалъ, что человѣкъ можетъ принести себя въ жертву... идеѣ, и хочу доказать на дѣлѣ сбыточность этой фантазіи. Въ сущности, я дамъ вашему ребенку то, что я ей всегда предназначалъ, только способъ измѣняется -- вотъ и все. Я увѣренъ, что она подѣлится съ своей матерью.

Ричардъ вдругъ почувствовалъ, что это предложеніе было требованіемъ, котораго онъ не могъ не исполнить. Въ этомъ человѣкѣ были, повидимому, какая-то сила, какое-то убѣжденіе, какой-то принципъ, которые давали ему право настаивать на томъ, чего онъ требовалъ. Передъ этой мощью, слабый, нервный Амори невольно преклонился. Онъ старался попрежнему убѣдить себя и выказать свое положеніе не въ такомъ черномъ свѣтѣ, какъ обнаружила его исповѣдь. Дѣло еще не погибло, и еслибъ только деньги были его, онъ рискнулъ бы далѣе.

-- Право, отчаиваться нечего, воскликнулъ онъ, начиная вѣрить своимъ словамъ и даже подозрѣвая, что Треденнисъ, вступая въ Весторскую спекуляцію, сдѣлаетъ выгодную аферу:-- но послѣ цѣлаго дня хлопотъ, право теряешь всякое хладнокровіе и впадаешь въ уныніе. Все теперь зависитъ отъ Блонделя, и я имѣлъ съ нимъ сегодня разговоръ, въ которомъ зашелъ далѣе, чѣмъ когда либо.

-- Далѣе? Въ какомъ направленіи? спросилъ Треденнисъ. Ричардъ покраснѣлъ.

-- Я его пощупалъ, отвѣчалъ онъ:-- нечего церемониться. Мы до сихъ поръ не могли добиться его взгляда на дѣло; я не могу сказать, чтобъ онъ и сегодня былъ откровеннѣе, но я въ пылу отчаянія дошелъ до самой сути. Онъ обѣщалъ сегодня вечеромъ заѣхать къ Бертѣ, и я увѣренъ, что онъ теперь сидитъ у нея.

Лицо его приняло какой-то торжествующій, но вмѣстѣ съ тѣмъ взволнованный видъ.

-- Зачѣмъ онъ тамъ? На что вы намекаете? воскликнулъ Треденнисъ, вздрогнувъ.

-- Онъ проведетъ у нея вечеръ, отвѣчалъ Ричардъ, и голосъ его звучалъ грубо, потерявъ всю свою свѣтскую, привлекательную мягкость:-- и если она обойдетъ его, какъ она умѣетъ обойти всякаго одной улыбкой и любезностью, то наше дѣло окажется не такимъ дурнымъ, какъ вы полагаете.

XXVIII.

Берта провела большую часть дня дома съ дѣтьми, какъ она часто дѣлала въ послѣднее время. Она пошла въ дѣтскую послѣ утренняго завтрака и присутствовала при урокахъ Джэка и Джени; потомъ она осталась съ ними. Ей нездоровилось и погода была дурная; поэтому она могла сдѣлать себѣ праздникъ и провести весь день въ единственномъ убѣжищѣ, который никогда ей не измѣнялъ.

-- Здѣсь всегда тихо, говорила она себѣ мысленно:-- еслибъ я могла все бросить и проводить всѣ дни въ дѣтской, не думая ни о чемъ, я скоро поправилась бы. Дѣти во всѣхъ отношеніяхъ лучше меня и счастливѣе. Жаль, что я давно этого не придумала.

Сидя въ креслѣ рядомъ съ Джени и обнявъ ее за талію, она думала о томъ, что жизнь, проводимая исключительно въ дѣтской, будетъ отличаться отъ старой непроходимой бездной; она все броситъ, кромѣ дѣтей. Она будетъ жить, какъ въ Виргиніи, вмѣстѣ съ дѣтьми, всегда съ дѣтьми.

-- Это одно безопасно, думала она, крѣпко прижимая къ себѣ Джени:-- все остальное скрываетъ опасность для несчастной женщины. Кто счастливъ, тотъ можетъ быть веселъ, можетъ смотрѣть на всѣхъ, но есть люди, которые не должны, не смѣютъ смотрѣть въ глаза другимъ.

-- Мама, воскликнула Джени: -- ты слишкомъ меня прижимаешь, ты, кажется, задумалась.

Берта засмѣялась, чтобъ успокоить дѣтей, которыя привыкли, къ ея мелодичному, веселому смѣху. Когда она молчала и въ комнатѣ не раздавалось ея смѣха, они какъ будто обижались, настаивая на своемъ правѣ слышать смѣхъ матери.

-- Мама всегда смѣется, сказалъ однажды Джэкъ при гостяхъ:-- она сочиняетъ намъ новыя игры, и сама смѣется, и мы смѣемся. Мэри и Сузанна не веселыя, а мама такая смѣшная, точно большая дѣвочка. Намъ всегда весело, когда она въ дѣтской.

-- Тоже самое бываетъ и въ гостинной, замѣтилъ Пленфильдъ, и Берта, стоявшая подлѣ Треденниса, засмѣялась, чтобъ поддержать свою репутацію, но не сказала ни слова.

Теперь она также засмѣялась, но не весело.

-- Это очень нехорошо, Джени, что я задумалась, отвѣтила она:-- обѣщаю тебѣ, что этого болѣе не будетъ.

-- Впрочемъ, замѣтилъ милостиво Джэкъ: -- если ты думала о новой сказкѣ, то это ничего, продолжай думать.

-- Но сказка, о которой я думала, не новая и грустная, отвѣчала Берта:-- она мнѣ не нравится.

-- А намъ бы она понравилась, сказала Джени.

-- Если только это сказка, то разскажи намъ, прибавилъ Джэкъ.-- Дядя Филиппъ разсказалъ намъ надняхъ сказку...

-- Разскажите мнѣ ее.

-- Это была сказка о рыцарѣ, начала Джени: -- но очень грустная. Онъ поѣхалъ на войну. Онъ былъ сильный и храбрый, и царь далъ ему золотую саблю и золотыя латы. Онъ весь блестѣлъ, просто прелесть. И кудри его развѣвались по воздуху. Онъ былъ добрый, хорошій рыцарь и у него была прекрасная лошадь. Онъ самъ просилъ, чтобъ его послали на войну, и ничего не боялся; всѣ любовались имъ и хвалили его. Но какъ только началась война, прежде чѣмъ онъ выдернулъ саблю, въ него попала пуля и онъ упалъ. Пока другіе дрались, онъ лежалъ подъ деревомъ. Ночью все кончилось, засвѣтились на небѣ звѣзды, а онъ все лежалъ и думалъ, зачѣмъ ему дали саблю и латы, зачѣмъ онъ былъ такъ силенъ и храбръ, если ему суждено тутъ лежать. Но никто не могъ ему этого объяснить. И онъ умеръ, а звѣзды играли на его золотыхъ латахъ и мертвомъ лицѣ.

-- Мнѣ эта сказка не понравилась, замѣтилъ Джэкъ:-- въ ней вовсе не было сказки. Я такъ ему и сказалъ.

-- Я очень плакала, продолжала Джени: -- и онъ сожалѣлъ, что разсказалъ намъ эту сказку. Я не думаю, чтобъ онъ хотѣлъ насъ огорчить.

-- Вообще, въ этотъ день онъ не былъ веселъ, сказалъ Джэкъ.-- Онъ часто теперь скучный и все задумывается, а когда заставишь его разсказать сказку, онъ самъ не радъ; сказка выходитъ нехорошая. Онъ прежде былъ лучше.

-- Я его люблю, произнесла Джени:-- онъ всегда хорошій.

-- Ваша правда, сказала Берта: -- эта сказка слишкомъ коротка.

-- Онъ слишкомъ рано умеръ, затѣтилъ Джэкъ.

-- Да, произнесла Берта:-- онъ умеръ слишкомъ рано; вотъ въ этомъ-то и бѣда, что онъ умеръ слишкомъ рано.

И она засмѣялась, но въ ея смѣхѣ была такая странная нога, что она сама вздрогнула.

-- Мы не будемъ разсказывать сказокъ, воскликнула она черезъ минуту, вставая съ кресла: -- а будемъ лучше играть въ жмурки. Давайте бѣгать; это веселѣе.

Она завязала себѣ глаза платкомъ и началась игра, шумная, веселая. Берта и дѣти громко смѣялись. Они уже давно такъ не забавлялись; потомъ они перешли къ другой игрѣ, къ третьей, и такъ время прошло до дѣтскаго обѣда. Берта и тогда ихъ не покинула. Она знала, что Ричардъ вернется только вечеромъ къ ихъ позднему обѣду, и потому, занявъ мѣсто няни за дѣтскимъ столомъ, сама имъ прислуживала. Дѣти были въ восторгѣ. Послѣ обѣда они всѣ усѣлись у камина. Маленькая Мегги заснула на рукахъ матери. Берта отнесла ее на кроватку и вернулась къ старшимъ дѣтямъ. Она разсказывала имъ и читала до сумерекъ.

Когда уже стемнѣло, лакей подалъ ей два письма, принесепныя комиссіонеромъ; одно было адресовано ей, а другое -- сенатору Блонделю. Почеркъ былъ Ричарда.

"Вѣроятно, что-нибудь его задержало, и онъ не вернется къ обѣду", подумала Берта, распечатывая адресованное ей письмо.

Нѣсколько разъ уже Ричардъ не возвращался къ обѣду и это не произвело на нее никакого впечатлѣнія. Какъ всегда, онъ приводилъ вполнѣ уважительныя причины. Онъ былъ очень занятъ, долженъ обѣдать съ друзьями въ отелѣ и, вѣроятно, поздно вернется домой. Въ концѣ письма было прибавлено:

"Блондель хотѣлъ заѣхать къ тебѣ сегодня вечеромъ. Онъ страшно работалъ цѣлый день и ему надо отдохнуть вечеромъ. Я имѣлъ съ нимъ длинный разговоръ и, кажется, онъ начинаетъ понимать, что наше дѣло правое. Пожалуйста, будь съ нимъ какъ можно любезнѣе, и если онъ не очень усталъ и не очень сердитъ, то передай ему прилагаемое письмо. Въ немъ находится вѣское доказательство нашей правоты".

Берта взглянула на письмо, адресованное сенатору Блонделю; оно, повидимому, заключало въ себѣ одинъ небольшой клочекъ бумаги. Она положила его на каминъ.

"Еслибъ онъ только зналъ, какую окажетъ мнѣ услугу, понявъ правоту этого дѣла, подумала она: -- то, вѣроятно, принялъ бы въ уваженіе это вѣское доказательство. Онъ достаточно любитъ и уважаетъ меня, чтобъ съ удовольствіемъ оказать мнѣ услугу. Если дѣйствительно наступилъ конецъ, то стоитъ быть любезной и веселой сегодня вечеромъ."

Однако, ей далеко не нравилось ожидавшее ее удовольствіе; проведя цѣлый день съ дѣтьми, она устала и предпочла бы остаться вечеромъ одна. А ей надо было нарядиться, болтать, смѣяться, нѣтъ.

"Есть люди, которые рождены играть комедію, думала она, одѣваясь въ своей комнатѣ передъ зеркаломъ: -- они только на это и способны. Я, вѣроятно, принадлежу къ ихъ числу. Отъ меня только и требуютъ, чтобъ я шутила и смѣялась. И еслибъ я вдругъ разыграла трагедію, то, быть можетъ, эта шутка была бы самой веселой. Еслибъ я вдругъ стала серьёзной, всѣ смѣялись бы! Неужели людямъ не надоѣлъ мой вѣчный смѣхъ? Еслибъ я вдругъ перестала смѣяться и сказала бы: "посмотрите, я устала смѣяться, я умѣю также и плакать, позвольте мнѣ..."

Она взглянула на себя въ зеркало, и лихорадочная дрожь пробѣжала по всему ея тѣлу.

"Я должна особенно позаботиться сегодня о своемъ туалетѣ, произнесла она мысленно:-- съ такимъ лицомъ, пожалуй, отпугнешь любого человѣка".

Дѣйствительно, старательно выбранный туалетъ скрылъ всѣ слѣды ея усталости и, сойдя въ гостинную послѣ обѣда, она была прелестна, какъ всегда. Помѣстившись на кушеткѣ у камина, она начала ждать своего гостя. На ея колѣняхъ лежала изящная корзинка съ работой, рядомъ на столѣ стоялъ кофейный сервизъ, а на фортепьяно были раскинуты любимые романсы Блонделя. Но погода была ненастная, и она не разъ повторяла:

-- Вѣроятно, онъ не придетъ.

Однако, въ половинѣ девятаго она услыхала въ сѣняхъ знакомые, тяжелые шаги.

Берта не могла сразу отгадать, въ какомъ онъ былъ настроеніи, но тотчасъ замѣтила, что въ немъ было что то необыкновенное. Очевидно, онъ былъ разстроенъ и нуждался въ развлеченіи. То развлеченіе, которое онъ всегда находилъ въ обществѣ Берты, не требовало съ ея стороны большого умственнаго напряженія; онъ вообще не отличался передовыми понятіями о женскомъ умѣ и судилъ о женщинахъ по своей доброй, работящей матери и практическимъ, но не блестящимъ сестрамъ. Онъ былъ совершенно доволенъ, если сидѣлъ у камина въ покойномъ креслѣ и разговаривалъ съ хорошенькой, пріятной молодой женщиной, которая наливала ему вкусный кофе, смѣялась его шуткамъ и весело болтала. Въ подобномъ развлеченіи онъ чувствовалъ инстинктивную потребность, и только въ обществѣ Берты отдыхалъ отъ шума и гама сложнаго, честолюбиваго, вѣчно интригующаго, вѣчно стремящагося къ наживѣ міра, въ которомъ онъ вращался.

Зная это, Берта и не предлагала ему другихъ развлеченій. Она, по обыкновенію, налила ему кофе и пока онъ пилъ, разсказывала ему веселые анекдоты о дѣтяхъ и общихъ знакомыхъ.

-- Я цѣлый день провела въ дѣтской, сказала она: -- играла съ ними въ жмурки и разсказывала имъ сказки. Вы никогда не были въ нашей дѣтской? А вотъ полковникъ Треденнисъ полагаетъ, что общество тамъ лучше, чѣмъ въ нашей гостинной.

-- Можетъ быть, онъ и правъ, отвѣтилъ рѣзко Блондель:-- хотя я никогда не былъ въ вашей дѣтской. У меня своя дѣтская въ Капитоліи и, признаюсь, мнѣ не всегда легко справляться съ моими буянами.

-- Говорятъ, они дерутся, сказала Берта:-- бранятся нехорошими словами, отнимаютъ другъ у друга игрушки и ломаютъ ихъ. У васъ, вѣроятно, не довольно строгая дисциплина.

-- Конечно, въ этомъ-то и недостатокъ, произнесъ Блондель, и, поставивъ чашку на столъ, пристально посмотрѣлъ на Берту.-- А вы часто бываете въ дѣтской, или это вышло изъ моды?

-- Это вышло изъ моды, отвѣчала она:-- но... зачѣмъ вы спрашиваете меня объ этомъ?

И, говоря это, она измѣнилась въ лицѣ.

-- Я спросилъ, и самъ не знаю, зачѣмъ, отвѣчалъ онъ: -- мнѣ казалось, что вы не имѣете достаточно для этого времени. Вы такъ заняты вашими свѣтскими обязанностями. Я не знаю свѣтскихъ нравовъ и свѣтскихъ женщинъ. Женщины которыхъ я зналъ въ дѣтствѣ -- моя мать и ея сестры -- проводили почти все свое время съ дѣтьми и, право, это недурно. Онѣ были хорошія женщины.

-- Онѣ отлично дѣлали, что посвящали себя всецѣло дѣтямъ, отвѣчала Берта:-- и сами онѣ, вѣроятно, отъ этого выигрывали. Конечно, насъ нельзя и сравнить съ ними.

-- Я васъ вовсе не сравниваю. Я не знаю, годится ли вамъ эта система. Онѣ скоро постарѣли и сморщились, но всегда остались добрыми существами, исполнявшими свой долгъ. Я не полагаю, чтобъ ихъ взгляды на жизнь были правильны; эти взгляды были очень узкіе и крайніе, но они дѣлали мало вреда.

-- Я, право, не знаю, какой я дѣлаю вредъ, отвѣчала Берта, принимаясь за свою работу:-- я забочусь о благоденствіи своихъ дѣтей, въ чемъ можетъ засвидѣтельствовать полковникъ Треденнисъ. Они тепло одѣваются, ѣдятъ каждый день и я всегда узнаю ихъ., когда встрѣчаю на улицѣ.

Ей казалось, что лучше теперь не отдавать письма, а оставить это до болѣе благопріятнаго случая. По всей вѣроятности, въ теченіи его дневной практики ему представилась къ разрѣшенію какая-нибудь тяжелая задача, которую онъ до сихъ поръ не могъ разгадать. Онъ былъ задумчивъ, озабоченъ и гораздо серьёзнѣе, чѣмъ обыкновенно. Онъ сидѣлъ на креслѣ, засунувъ руки въ карманы и пристально смотрѣлъ на нее.

-- Жить на свѣтѣ не легко, сказалъ онъ: -- а женщинамъ, можетъ быть, приходится еще труднѣе. Я не хотѣлъ бы быть женщиной и вращаться въ узкой сферѣ; поэтому не удивительно, что нѣкоторыя хотятъ вырваться на свободу и пользоваться своими талантами, какъ мужчины, но это не удается. Женщины рождены для того, чтобъ быть добрыми, честными... невинными.

Онъ высказывалъ эту наивную теорію такъ просто и безъ всякихъ прикрасъ, что слова его могли бы вызвать улыбку, еслибъ въ нихъ не звучала пламенная искренность. Берта поняла, что онъ говорилъ серьёзно и, взглянувъ на него, была поражена тѣмъ глубокимъ чувствомъ, которымъ свѣтились его маленькіе, живые глаза.

-- Вы удивляетесь, о чемъ я думаю? произнесъ онъ:-- я думаю о васъ. Я часто думалъ о васъ въ послѣднее время, а сегодня вечеромъ имѣю особую причину думать о васъ.

-- Отчего? спросила Берта съ еще большимъ изумленіемъ.

-- Я вашъ искренній другъ, отвѣчалъ онъ. и лицо его ясно выражало сильное волненіе:-- вы это знаете. Я считаю васъ за хорошую... прекрасную женщину, и питаю къ вамъ полнѣйшее довѣріе.

-- Я надѣюсь, промолвила Берта.

Она чувствовала, что чѣмъ болѣе его лицо покрывалось румянцемъ, тѣмъ болѣе она блѣднѣла; она думала о письмѣ, лежавшемъ на каминѣ, въ двухъ шагахъ отъ него, и горько сожалѣла, что оно находится такъ близко. Очевидно, онъ слышалъ неблагопріятные толки о ней, и ей слѣдовало защитить себя отъ обвиненія, хотя она не знала, отъ какого именно.

-- Я надѣюсь, повторила она дрожащимъ голосомъ и бросила за него жалобный, безпомощный взглядъ, который былъ краснорѣчивѣе всякой защиты.

Онъ былъ такъ тронутъ этимъ взглядомъ, что не могъ усидѣть на мѣстѣ и, вскочивъ, произнесъ съ жаромъ:

-- Нѣтъ, чортъ возми, что бы ни говорили, что бы ни случилось -- моя вѣра въ васъ не поколеблется. Не смотрите такъ на меня; вы хорошая женщина, но вы не на своемъ мѣстѣ. Вокругъ васъ лгутъ и интригуютъ, а вы слишкомъ прелестны и блестящи, чтобъ о васъ судили справедливо. Вы не знаете, во что васъ вмѣшали? И откуда вамъ знать? Кто вамъ скажетъ? Свѣтскіе франты, ухаживающіе за вами? Нѣтъ, они не умѣютъ говорить правды. Я никогда не говорилъ вамъ комплиментовъ и не ухаживалъ за вами. Я скажу вамъ эту правду. Я на это не гожусь, но скажу вамъ правду и дамъ добрый совѣтъ. О васъ начинаютъ говорить нехорошо, на васъ лгутъ и клевещутъ. Я слышалъ эти толки, я имъ не вѣрю, но другіе могутъ повѣрить. Вы принимаете у себя на дому многихъ мужчинъ и женщинъ, которые могутъ сдѣлать вамъ большой вредъ. Это шайка политическихъ интригановъ и аферистовъ. У васъ съ ними нѣтъ ничего общаго; для васъ необходимъ кружокъ честныхъ друзей, честный, незапятнанный домашній очагъ и честное имя, которое вы могли бы съ гордостью передать вашимъ дѣтямъ. Прогоните эту свору; ей нечего дѣлать въ вашей гостинной.

Берта встала, держа попрежнему въ рукахъ свою работу, о которой она совершенно забыла.

-- Скажите, что именно говорятъ обо мнѣ, какія взводятъ на меня клеветы? произнесла она.

Сердце ея сжалось при мысли, что, можетъ быть, онъ слышалъ не клевету, а правду; что, можетъ быть, говорили объ ея усиліяхъ понравиться ему, съ цѣлью расположить его въ пользу извѣстнаго дѣла. Съ точки зрѣнія Ричарда, въ этомъ не было ничего дурного, но она сама смотрѣла на это совершенно иначе, хотя по легкомыслію и съ отчаянія поддалась желанію мужа.

-- Да, я вамъ скажу, если вы этого желаете, отвѣчалъ Блондель послѣ минутнаго молчанія.-- Въ ходу большая спекуляція и надо задобрить вліятельныхъ людей, меня въ томъ числѣ. Говорятъ, что вся интрига ведется въ вашей гостинной и что васъ напустили на меня потому, что вы ловкая интриганка. Вотъ что я слышалъ, и долженъ этому вѣрить, потому что...

Онъ вдругъ замолкъ. Говоря, онъ облокотился на каминъ и теперь его глаза неожиданно остановились на письмѣ, адресованномъ на его имя. Онъ взялъ письмо.

-- Это что такое? воскликнулъ онъ:-- кто положилъ его сюда?

Берта ничего не отвѣчала. Она вспомнила слова Ричарда: "отдай ему письмо, если онъ будетъ въ хорошемъ настроеніи; въ письмѣ доказательство, которое убѣдитъ его въ правотѣ нашего дѣла". Она взглянула на Блонделя; нельзя было выбрать хуже минуты для врученія ему письма, и никогда онъ не казался ей такимъ привлекательнымъ, никогда она такъ не желала, чтобъ онъ былъ хорошаго; о ней мнѣнія. Его простое, честное лицо пылало благороднымъ негодованіемъ.

-- Что это? повторилъ онъ:-- объясните.

Она подумала еще разъ о Ричардѣ, потомъ о дѣтяхъ, спавшихъ на верху, и о томъ спокойномъ, невинномъ днѣ, который она провела съ ними. Они не знали, что она интриганка, о которой ходили нехорошіе слухи; до этой минуты она никогда не отдавала себѣ яснаго отчета въ своемъ положеніи. Однако, ей оставался только одинъ отвѣтъ.

-- Я должна была передать вамъ это письмо, промолвила она.

-- Оно отъ вашего мужа?

-- Я не читала.

Онъ посмотрѣлъ на нее съ изумленіемъ и недовѣріемъ.

-- Вы хотѣли мнѣ передать это письмо? воскликнулъ онъ.

-- Да.

Онъ бросилъ на нее взглядъ, къ которому уже примѣшивалось благородное негодованіе. Но потомъ сунулъ руки въ карманы и произнесъ рѣзко:

-- Нѣтъ, чортъ возьми, я этому не вѣрю.

Хладнокровный здравый смыслъ, составлявшій его отличительную черту, и на которую столько лѣтъ слѣпо надѣялись его избиратели, взялъ верхъ надъ обуревавшими его сердце чувствами. Онъ могъ не знать свѣтскихъ женщинъ, но онъ видалъ интриги обманы и пойманныхъ на мѣстѣ преступленія мошенниковъ, и если все это теперь было передъ нимъ, то въ совершенно новой формѣ.

-- Скажите, кто вамъ далъ это письмо? спросилъ онъ.

-- Прочтите и узнаете, отвѣчала Берта.

-- Скажите мнѣ, знаете ли вы, что въ этомъ письмѣ?

-- Кое-что знаю.

-- Чортъ возьми, я дорого бы далъ, чтобъ знать, на сколько вамъ извѣстно содержаніе письма.

Только Ричардъ могъ отвѣтить на этотъ вопросъ, а его тутъ не было.

-- Послушайте, продолжалъ онъ, видя, что Берта молчитъ:-- васъ можно легко обмануть. Скажите мнѣ, что вы знаете, и я вамъ повѣрю, хотя словамъ другой женщины на вашемъ мѣстѣ я, конечно, не далъ бы вѣры.

-- Я не думаю, чтобъ меня обманывали, отвѣчала Берта.

-- Такъ значитъ вы меня обманывали, произнесъ онъ рѣзко.

-- Да, вѣроятно, промолвила она, поблѣднѣвъ.

Наступило мертвое молчаніе, во время котораго онъ пристально смотрѣлъ на нее.

-- Меня привлекали въ этотъ домъ потому, что я былъ нуженъ, сказалъ онъ, наконецъ:-- вы это знали?

-- Мнѣ представляли это въ иномъ свѣтѣ, отвѣчала Берта.

-- Вы должны были любезничать со мною и обойти меня? Это вы знали?

Она поблѣднѣла болѣе прежняго.

-- Право, ваше общество мнѣ нравилось, промолвила она жалобнымъ тономъ:-- я говорю искренно... клянусь вамъ.

Онъ видимо колебался и провелъ рукой по волосамъ, какъ бы не рѣшаясь высказать свое мнѣніе.

-- Я вамъ скажу, что думаю, произнесъ онъ:-- когда вы мнѣ отвѣтите еще на одинъ вопросъ. Въ этомъ дѣлѣ принималъ самое дѣятельное участіе вашъ мужъ, мистеръ Ричардъ Амори, вѣроятно, потому, что онъ вложилъ въ него всѣ свои деньги или можетъ быть и болѣе. Вы знали это?

Румянецъ мгновенно покрылъ ея щеки и снова исчезъ.

-- Ричардъ! воскликнула она:-- Ричардъ!

И она схватилась за каминъ, чтобъ не упасть.

Онъ не спускалъ съ нея глазъ ни на минуту.

-- Сядьте, сказалъ онъ:-- я вижу, что вы этого не знали.

Она повиновалась.

-- Нѣтъ, не Ричардъ! воскликнула она, и въ тоже время вспомнила тысячу мелочей, вполнѣ подтверждавшихъ позорную правду, смотрѣвшую теперь ей прямо въ глаза.

Блондель подошелъ къ ней ближе; лицо его, все еще разгнѣванное, выражало нѣжное сочувствіе.

-- Я зналъ, что тутъ велась хитрая, подпольная игра, сказалъ онъ:-- я увидалъ это съ перваго раза. Съ вами обошлись скверно. Я теперь вижу, что вы дѣйствовали не изъ личнаго интереса.

-- О нѣтъ; я ничего не выиграла бы. Обо мнѣ не думали.

-- Да, они не думали о васъ, хотя пользовались вами. Но пора о васъ подумать, и я намѣренъ это сдѣлать. Я не скажу болѣе ни слова о людяхъ, которые такъ зло ошиблись, но я скажу вамъ всю правду. Уже давно до меня доходили нехорошіе слухи, и я имѣлъ основаніе подозрѣвать ихъ справедливость, но я все ждалъ явныхъ доказательствъ, и сегодня ихъ дождался. Мнѣ сказали болѣе, чѣмъ можно сказать честному человѣку, и я дозволилъ говорившему дойти до портиковъ, до такой степени онъ забылся отъ отчаянія. Я зналъ, что сегодня вечеромъ сдѣлаютъ смѣлый шагъ, и съ этой мыслью пришелъ сюда.

Онъ вынулъ письмо изъ кармана, куда сунулъ его нераспечатаннымъ. Лицо его побагровѣло.

-- Еслибъ не вы, продолжалъ онъ: -- еслибъ я не вѣрилъ, что вы честная женщина хотя, видитъ Богъ, въ этомъ нѣтъ доказательствъ, кромѣ моей слѣпой вѣры въ васъ, несмотря на всѣ обстоятельства, я завтра утромъ поднялъ бы такой скандалъ, какого страна не видала уже года два.

-- Погодите, промолвила Берта, вставая съ мѣста:-- я до сихъ поръ ничего не понимала. Это слишкомъ страшный позоръ! Я думала, что это простое письмо... Я не знала...

Блондель подошелъ къ камину.

-- Я вамъ вѣрю, сказалъ онъ мрачно:-- и приношу вамъ большую жертву. Я съ радостью отдалъ бы пять лѣтъ своей жизни...

Онъ остановился, гордо поднялъ голову и бросилъ письмо въ каминъ.

-- Пусть его горитъ, продолжалъ онъ:-- вы не знаете, что въ немъ, и я не знаю. Дуракъ тотъ, кто принимаетъ всѣхъ за подлецовъ. Неужели они думаютъ, что такая страна, какъ наша, управлялась въ теченіи ста лѣтъ только лжецами и ворами? Правда, много было у насъ лжецовъ и воровъ, но были и честные люди, чтобъ сдерживать ихъ ложь и воровство, иначе страна не могла бы существовать. Вотъ когда не останется честныхъ людей, тогда будетъ не безопасно жить въ странѣ, въ которой въ настоящее время, несмотря на все существующее зло, можно еще жить припѣваючи.

Письмо медленно сгорѣло и остался одинъ пепелъ. Блондель указалъ на него рукою.

-- Скажите имъ, что я не вскрывалъ письма, прибавилъ онъ:-- и пусть они за это поблагодарятъ васъ. Ну, а теперь я уйду.

-- Если я васъ не благодарю, какъ бы слѣдовало, сказала Берта дрожащимъ голосомъ:-- то простите меня великодушно. Я вижу, что вы меня пожалѣли, но все-таки я перенесла... ужасный ударъ.

Онъ пристально посмотрѣлъ на нее и, вернувшись, взялъ ея руку.

-- Вы хорошая женщина, сказалъ онъ дружескимъ тономъ:-- вы рождены быть хорошей женщиной, а не чѣмъ инымъ. Вы не можете сдѣлать ничего дурного. Вы молоды и разочарованіе, несчастье не должны быть вашимъ удѣломъ. Я все это знаю, но право не умѣю дать вамъ хорошаго совѣта.

Они оба медленно пошли къ дверямъ, и на порогѣ онъ остановился.

-- Ваши дѣти спятъ на верху, сказалъ онъ, неловко кланяясь:-- пойдите къ нимъ.

Онъ вышелъ въ сѣни, надѣлъ пальто, самъ отворилъ наружную дверь и быстро удалился.

XXIX.

Едва замерли послѣднія слова исповѣди Ричарда Амори, какъ Треденнисъ вскочилъ.

-- Если можете, скажите мнѣ всю правду, произнесъ онъ:-- въ эту минуту Блондель сидитъ у вашей жены, и она должна что-то сдѣлать? Что именно?

-- Передать ему конвертъ, отвѣчалъ Ричардъ:-- болѣе ничего.

Треденнисъ взялъ со стѣны шляпу.

-- Вы пойдете со мной или мнѣ идти одному? спросилъ онъ.

-- Куда?

Треденнисъ посмотрѣлъ на часы.

-- Блондель, вѣроятно, не слишкомъ поспѣшилъ своимъ визитомъ, и она не успѣла еще отдать ему письма. Теперь десять часовъ, и мы еще поспѣемъ, чтобъ избавить ее, по крайней мѣрѣ, отъ этого позора.

Ричардъ прикусилъ губу.

-- Вы все заботитесь о ней, а никто не подумаетъ обо мнѣ, сказалъ онъ:-- всѣ мои ошибки и глупости считаются преступленіями. Неужели вы думаете, Блондель не привыкъ къ такимъ штукамъ? Неужели вы думаете, я рискнулъ бы на это, еслибъ онъ не обнаружилъ сегодня своей игры? Ей извѣстно, что въ конвертѣ для нея не можетъ быть никакого позора.

-- Почему Блондель узнаетъ, что она не замѣшана въ заговорѣ? отвѣчалъ Треденнисъ:-- почему ему догадаться, что она не интриганка? Онъ имѣетъ полное право оскорбить ее.

-- Не безпокойтесь; она съумѣетъ защитить себя.

-- Господи! Уже довольно она была одна, не имѣя ни помощи, ни поддержки, ни защиты. Кто думалъ о ней, пока она смѣялась и забавляла всѣхъ? Кто...

Ричардъ всталъ и на лицѣ его показалось изумленіе.

-- Что съ вами? воскликнулъ онъ:-- неужели вы...

Но глаза Треденниса такъ знаменательно заблестѣли, что онъ умолкъ.

-- Пойдемте, сказалъ Треденнисъ и вышелъ изъ комнаты.

Когда они вошли въ гостинную Берты, они застали ее на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ ее оставилъ Блондель. Одного взгляда на ея лицо было достаточно, чтобъ убѣдиться, что съ нею случилось нѣчто необыкновенное.

-- У тебя былъ Блондель? спросилъ Ричардъ, стараясь скрыть свое волненіе:-- мы издали видѣли его на улицѣ.

-- Да, онъ только-что ушелъ, отвѣчала Берта.

Она повернулась и пошла въ комнату.

-- Вотъ что онъ просилъ вамъ передать, произнесла она, указывая на пепелъ въ каминѣ.

-- Письмо! воскликнулъ Ричардъ.

-- Да; вы желаете, чтобъ полковникъ Треденнисъ узналъ объ этомъ письмѣ или, быть можетъ, ему уже все извѣстно?

-- Онъ все знаетъ, и завтра это будетъ извѣстно всему міру, отвѣчалъ Ричардъ.

Онъ пришелъ въ такое отчаяніе, что даже не старался оправдывать себя.

-- Вы все знали и не сказали мнѣ ни слова, произнесла Берта, обращаясь къ Треденнису:-- впрочемъ, виновата, прибавила она съ горькой улыбкой: -- вы меня предупреждали, но я не хотѣла васъ слушать; можетъ быть, вы думали, что и теперь ваша попытка была бы также неудачна. Если вы знаете, то скажите мнѣ, что было въ конвертѣ? Я не знаю и хочу знать. Тамъ были деньги или только предложеніе денегъ? Скажите, пожалуйста.

-- Деньги, отвѣчалъ Ричардъ вызывающимъ тономъ:-- и многіе другіе преспокойно брали такіе конверты.

-- Я должна была отдать ему этотъ конвертъ, потому что онъ менѣе податливъ, чѣмъ другіе, и, повидимому, дружески расположенъ ко мнѣ. Всѣ интриганки обдѣлываютъ такія штуки, или я имѣла честь удостоиться особеннаго порученія?

-- Не въ первый и не въ послѣдній разъ передаютъ такіе пакеты, отвѣчалъ Ричардъ.

-- Но я это сдѣлала въ первый и въ послѣдній разъ. Рискъ... слишкомъ великъ.

Голосъ ея немного дрожалъ, но тонъ былъ холодный.

-- Я говорю о рискѣ не для меня, а для тебя, Ричардъ, продолжала она.-- Бросивъ конвертъ въ огонь, онъ произнесъ: "Скажите имъ, что я дѣлаю это ради васъ, и счастье ихъ, что дѣло этимъ кончится".

-- Что онъ еще сказалъ? воскликнулъ Ричардъ: -- онъ, очевидно, перемѣнилъ свое мнѣніе.

-- Онъ сказалъ, что ты интересуешься этимъ дѣломъ не по той причинѣ, которую ты мнѣ объяснялъ, а потому, что ты вложилъ въ это дѣло все свое состояніе.

Ричардъ вскочилъ и бросилъ безпомощный взглядъ на Треденниса. Онъ этого не ожидалъ.

-- Я... я, началъ онъ, и не могъ продолжать.

-- Позвольте мнѣ объяснить все дѣло? спросилъ Треденнисъ, не поднимая глазъ съ пола:-- это будетъ лучше.

Наступило минутное молчаніе. Берта взглянула прежде на одного, потомъ на другого.

-- Вы? произнесла она.

Ричардъ поникъ головой и, прислонясь къ столу, началъ играть разрѣзнымъ ножемъ. Онъ не походилъ на себя; лицо его было блѣдное, испитое; волосы ниспадали безпорядочными прядями на холодный, мокрый лобъ.

-- Деньги, вложенныя въ это дѣло, мои, сказалъ Треденнисъ:-- это было безумное предпріятіе... но деньги мои.

-- Ваши! воскликнула Берта:-- вы помѣстили свои деньги въ Весторское дѣло!

И она какъ-то странно засмѣялась.

-- Значитъ, я работала и въ вашихъ интересахъ? прибавила, она:-- жаль, что я не имѣла успѣха!

Ричардъ откинулъ назадъ волосы и поспѣшно произнесъ:

-- Я началъ это предпріятіе и помѣстилъ въ него деньги, поэтому я и виноватъ во всемъ; но оно казалось такимъ вѣрнымъ, что ты сама повѣрила бы его успѣху.

-- Да, я, вѣроятно, повѣрила бы, меня не трудно всему увѣрить... но вѣдь я также вѣрила бы въ честность и благородство...

Она на минуту умолкла и потомъ продолжала:

-- Ты мнѣ разъ сказалъ, что никогда не смотрѣлъ на меня серьёзно. Можетъ быть, въ этомъ я сама была виновата. Теперь уже не къ чему пользоваться моими услугами, и я желала бы уѣхать на время изъ Вашингтона. Это будетъ лучше.

Она встала и пошла къ дверямъ, но по дорогѣ остановилась передъ Треденнисомъ.

-- Извините, сказала она, и пошла далѣе.

Но на порогѣ она снова остановилась, и, выпрямившись во весь ростъ, произнесла съ сіяющими глазами:

-- Уходя, сенаторъ Блондель посовѣтовалъ мнѣ пойти къ дѣтямъ. Съ вашего позволенія, я послѣдую его совѣту.

И, поклонившись съ достоинствомъ королевы, она вышла изъ комнаты.

XXX.

Великимъ явленіемъ слѣдующей недѣли для вашингтонскаго общества былъ блестящій балъ, даваемый ежегодно въ пользу одного моднаго благотворительнаго учрежденія. Всѣ болѣе или менѣе интересовались этимъ баломъ, и даже мистрисъ Меріамъ, которая считала себя, за старостью лѣтъ, освобожденной отъ всѣхъ свѣтскихъ обязанностей, записалась въ число учредительницъ.

-- Ты будешь хлопотать, голубушка, говорила она Агнесѣ: -- а я буду получать благодарность за твои хлопоты.

Однако, она не сидѣла сложа руки; впродолженіи нѣсколькихъ дней дѣятельно разъѣзжала повсюду и удивляла молодыхъ дамъ своей распорядительностью и энергичной рѣшительностью. Наканунѣ бала она вернулась домой послѣ продолжительныхъ разъѣздовъ очень не въ духѣ. Агнеса это тотчасъ замѣтила и спросила поспѣшно:

-- Что, вы устали?

-- Нѣтъ, но я слышала очень непріятныя извѣстія, отвѣчала мистрисъ Меріамъ и прибавила, здороваясь съ Треденнисомъ, который незадолго передъ тѣмъ зашелъ къ Агнесѣ:-- какъ я рада, что вы здѣсь. Вы мнѣ скажете, насколько справедливы слухи, распускаемые о бѣдной мистрисъ Амори?

-- О Бертѣ! воскликнула мистрисъ Сильвестръ, вспыхнувъ.

-- Вы, вѣроятно, догадываетесь о какихъ слухахъ я говорю... продолжала мистрисъ Меріамъ, смотря пристально на Треденниса: они касаются несчастнаго Весторскаго дѣла.

-- Что же вы слышали? спросилъ Треденнисъ.

-- Сегодня только объ этомъ и говорятъ. Весторское дѣло лопнуло самымъ скандальнымъ образомъ и, быть можетъ, поведетъ къ судебному слѣдствію. Весь городъ занятъ этой исторіей, и особенно много говорятъ о мистрисъ Амори. Увѣряютъ, что она ловила въ свои сѣти вліятельныхъ людей, что ея гостинная была полна политическихъ интригановъ и ходоковъ, что ея мужъ помѣстилъ въ это дѣло все свое состояніе, что многимъ были даны взятки и, по всей вѣроятности, эта скандальная афера вполнѣ удалась бы, еслибъ сенаторъ Блондель не раскрылъ всей интриги. Онъ уже нѣсколько мѣсяцевъ слѣдилъ за смѣлыми аферистами и вчера вечеромъ заставилъ мистрисъ Амори во всемъ сознаться, подъ угрозой сдѣлать страшный скандалъ.

-- Это ужасно! воскликнула Агнеса: -- мы должны принять мѣры противъ распространенія этихъ толковъ.

-- Если дѣлать что-нибудь, то не надо терять ни минуты, отвѣчала мистрисъ Меріамъ:-- въ обществѣ уже составился противъ нея заговоръ.

-- Какой? спросила съ безпокойствомъ Агнеса.

-- Я увѣрена, что если она будетъ завтра на балу, то многіе отъ нея отвернутся или обойдутся съ ней такъ грубо, что сна будетъ вынуждена уѣхать.

-- Это невозможно, промолвила Агнеса.

-- Нетолько возможно, но и очень вѣроятно. Я слышала кое-что, дающее мнѣ право ожидать всего худшаго.

-- Такъ она не должна ѣхать на этотъ балъ, воскликнула мистрисъ Сильвестръ:-- мы должны удержать ее дома. Полковникъ Треденнисъ...

-- Надо принять болѣе сильное средство, отвѣчалъ онъ: -- отсутствіе Берты на этомъ балѣ только отстрочитъ катастрофу, и будьте увѣрены, что все-таки при первомъ удобномъ случаѣ ей сдѣлаютъ скандалъ.

Онъ старался говорить спокойно, но голосъ измѣнялъ ему, и лицо его совершенно измѣнилось со вчерашняго дня, что не избѣгло вниманія обѣихъ женщинъ. Хотя онъ давно предчувствовалъ и ожидалъ того, что случилось, но ударъ былъ до того силенъ, что онъ не могъ еще прійти въ себя.

-- У нея есть друзья, продолжалъ онъ:-- а эти друзья имѣютъ своихъ друзей. Я увѣренъ, что у нея найдутся защитники и кромѣ насъ.

-- Да, но эти защитники должны быть сильные, вліятельные, замѣтила мистрисъ Меріамъ.

-- Конечно, отвѣчалъ Треденнисъ:-- я знаю, напримѣръ, одну даму, вліяніе которой на общество очень велико и которая, я увѣренъ, употребитъ это вліяніе въ пользу Берты.

-- Какимъ образомъ?

-- Если партія, составившаяся противъ Берты, встрѣтитъ могущественную опозицію, то немедленно перемѣнитъ тонъ. Что же касается до сенатора Блонделя, то онъ самъ, я надѣюсь, зажметъ рты клеветникамъ.

-- Наврядъ ли эта послѣдняя мѣра поведетъ къ чему-нибудь, сказала мистрисъ Меріамъ: -- онъ можетъ сказать двадцати, ну, тридцати человѣкамъ, что эта исторія несправедлива, но этимъ не положишь конца толкамъ.

-- Онъ можетъ доказать всему обществу, что эти толки вздоръ, если сохранитъ въ глазахъ всѣхъ свои прежнія дружескія отношенія къ Бертѣ, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- Ахъ, еслибъ онъ поѣхалъ на этотъ балъ и говорилъ бы съ Бертой, какъ всегда, воскликнула Агнеса:-- но онъ навѣрное никогда въ жизни не бывалъ на балу.

-- Эта мысль отличная, но какъ уговорить его поѣхать на балъ? произнесла мистрисъ Меріамъ.

-- Онъ честный человѣкъ, отвѣчалъ Треденнисъ, покраснѣвъ:-- и искренній ея другъ, поэтому, я увѣренъ, онъ поѣдетъ куда угодно, ради нея.

-- Если это такъ, то дѣло наше выиграно, замѣтила мистрисъ Меріамъ:-- хотя, признаюсь, я не могу себѣ представить сенатора Блонделя на балѣ.

-- А вотъ увидите, отвѣчалъ Тоедепнисъ:-- я самъ... я случайно въ послѣднее время сошелся съ нимъ очень близко. Онъ заинтересовался моими трудами и выказалъ ко мнѣ самое дружеское расположеніе. Мнѣ ничего не стоитъ переговорить съ нимъ о мистрисъ Амори.

-- Я увѣрена, что никто лучше васъ не сдѣлаетъ этого щекотливаго дѣла, сказала мистрисъ Меріамъ, смотря на Треденниса съ теплымъ сочувствіемъ.

Дѣло было въ томъ, что, познакомившись съ Треденнисомъ, Блондель тотчасъ нашелъ, что разговоръ съ нимъ занимателенъ и полезенъ. Онъ старательно поддерживалъ это знакомство и получилъ отъ Треденниса много драгоцѣнныхъ свѣдѣній по индѣйскому вопросу; онъ съ благодарностью сохранилъ ихъ въ своей памяти и мало-по малу искренно привязался къ скромному герою.

-- Я очень люблю этого молодца, часто говаривалъ онъ.

Поэтому Треденнисъ былъ увѣренъ, что, чистосердечно разсказавъ ему исторію Берты, онъ можетъ разсчитывать на его помощь. Что же касается до дамы, въ содѣйствіи которой онъ ни мало не сомнѣвался, то это была жена государственнаго секретаря, на доброту, благоразуміе и дружбу которой онъ могъ всегда надѣяться.

-- Она благородная, симпатичная женщина, сказалъ онъ:-- и я не разъ слыхалъ, какъ она сочувственно отзывалась о мистрисъ Амори; къ тому же она очень любитъ профессора Геррика.

-- Эта мысль тоже отличная, отвѣчала мистрисъ Меріамъ: -- она чрезвычайно умная и достойная дама и пользуется большимъ, вліяніемъ, чѣмъ всѣ ея предшественницы.

-- О! воскликнула Агнеса:-- тяжело подумать, что Берта нуждается въ такихъ сильныхъ защитникахъ.

-- Эта исторія низкая, позорная, когда подумаешь, кто во всемъ виноватъ, замѣтила мистрисъ Меріамъ:-- впрочемъ Ричардъ Амори мнѣ никогда не нравился.

Вскорѣ Треденнисъ удалился, и не теряя времени, прямо поѣхалъ къ женѣ государственнаго секретаря.

Онъ засталъ ее одну въ ея любимой комнатѣ и въ любимомъ креслѣ. Въ рукахъ она держала книгу, но не читала, а повидимому была погружена въ глубокую думу.

-- Я очень рада, что вы зашли, сказала она:-- я только что хотѣла послать за вами.

-- Какъ я счастливъ, что предупредилъ ваше желаніе, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- Здоровы ли вы? спросила она, пристально посмотрѣвъ на его блѣдное лицо:-- вы очень не хороши на взглядъ.

-- Я здоровъ, но... но...

-- Можетъ быть боленъ кто нибудь изъ вашихъ друзей?

-- Да... вы вѣроятно объ этомъ уже слышали.

-- Конечно. Такія вѣсти скоро разносятся. Признаюсь, эти слухи очень разстроили меня. Они уже давно доходили до меня въ смутной формѣ, но сегодня я видѣла многихъ, которые передали мнѣ вещи, сильно поразившія и встревожившія меня. Вотъ для чего я и желала видѣть васъ. Я увѣрена, что вы мнѣ скажете всю правду; другіе говорятъ пристрастно, а профессоръ Геррикъ, конечно, ничего не знаетъ. Скажите мнѣ все, что сами знаете?

-- Я для этого и пришелъ, отвѣчалъ Треденнисъ, поблѣднѣвъ болѣе прежняго:-- я знаю многое, чего свѣтъ никогда не узнаетъ, но вамъ я могу сказать все.

Онъ былъ такъ взволнованъ, что не могъ усидѣть и всталъ съ кресла.

-- Даже вамъ я не могу открыть источникъ моихъ достовѣрныхъ свѣдѣній, продолжалъ онъ: -- я могу только поручиться, что все, что я вамъ скажу, правда, и знаю, что вы мнѣ повѣрите.

-- Вы можете быть увѣрены въ этомъ.

-- Еслибъ я не былъ въ этомъ убѣжденъ, то не пришелъ бы къ вамъ, потому что у меня нѣтъ никакихъ доказательствъ справедливости моихъ словъ. Я явился сюда, чтобъ просить вашей защиты для женщины, обиженной, оклеветанной.

-- Вы говорите о мистрисъ Амори?

-- Да; она не знаетъ объ этомъ и никогда не узнаетъ. Бытъ можетъ, я берусь не за свое дѣло; у нея есть другіе заступники; но ближайшихъ родственниковъ всегда можно заподозрить въ пристрастіи. Правда, между нами есть родство, но очень отдаленное и мы не всегда были друзьями, хотя, конечно, я могу винить въ этомъ самого себя. Мое общество не могло ей нравиться; она привыкла къ болѣе веселымъ и блестящимъ собесѣдникамъ; но ея отецъ меня очень любитъ и мы самые искренніе друзья. Я смотрю на него, какъ на отца и потому всячески старался, чтобъ онъ не узналъ тревожныхъ для него вѣстей. Однако, въ послѣднее время, мнѣ кажется до него дошли непріятные слухи, но все-таки онъ не подозрѣваетъ, чтобъ его дочери грозила бѣда.

-- Я такъ и думала.

-- Она сама не подозрѣваетъ истиннаго положенія дѣла, хотя недавно узнала о томъ, что недобросовѣстные люди воспользовались ея неопытностью и набросили тѣнь на ея доброе имя. Она теперь видитъ, что этого не поправишь и въ отчаяніи.

-- Вы знаете ее съ дѣтства? спросила добрая женщина, пристально смотря на его грустное, взволнованное лицо.

-- Я зналъ ее, когда она была молодой дѣвушкой, беззаботной, счастливой. Жизнь тогда развертывалась передъ нею и она не боялась ея.

-- Я также ее знала въ тѣ годы, и признаюсь, она очень измѣнилась.

-- Возвратясь сюда, я замѣтилъ въ ней эту перемѣну. Но сначала я ничего не понялъ; теперь понимаю. Она измѣнилась не безъ причины. По примѣру многихъ женщинъ, она старалась скрыть свои страданія подъ маской легкомысленной веселости. Но во все это время она любила своихъ дѣтей и всегда заботилась о нихъ; я это могу засвидѣтельствовать. Они очень счастливы. Наконецъ, она добрая женщина. Ея друзья должны защитить ее.

-- Да, она нуждается въ защитѣ, я это сейчасъ поняла изъ сегодняшнихъ толковъ. Я искренній другъ мистрисъ Амори, ея отца и вашъ. Мнѣ кажется, что вы составили уже планъ дѣйствія. Скажите, что я должна сдѣлать.

-- Да, я составилъ планъ, и никто лучше васъ не можетъ его исполнить. Нашлись люди, которые намѣреваются публично ее оскорбить и, по всей вѣроятности, это произойдетъ на завтрешнемъ балѣ. Если вы открыто заявите, что не вѣрите въ справедливость распускаемыхъ о ней слуховъ, взявъ ее подъ свое покровительство, то немедленно произойдетъ реакція въ ея пользу.

-- Несомнѣнно, только женщины могутъ оказать ей помощь. Обыкновенно женщины наносятъ такіе удары, женщинамъ надо и отпарировать ихъ. Мужчины въ подобныхъ дѣлахъ не имѣютъ большого значенія, хотя одинъ человѣкъ могъ бы оказать ей большую услугу.

-- Вы разумѣете сенатора Блонделя. Я уже подумалъ о немъ и надѣюсь, что онъ будетъ на балѣ.

-- Если онъ будетъ и обойдется съ ней подружески, то лучшаго ничего не надо. Онъ герой сплетни, и если всѣ увидятъ, что онъ сохранилъ прежнія дружескія отношенія съ мистрисъ Амори, то никто не повѣритъ, что дѣйствительно произошла между ними та непріятная и позорная сцена, о которой трубятъ въ городѣ. При его содѣйствіи и при благоразумномъ, полномъ такта поведеніи ея друзей, она можетъ быть избавлена отъ всякаго скандала. Я буду на балѣ, и обѣщаю, мой другъ, употребить все свое вліяніе, чтобъ предохранить ее отъ оскорбленій.

-- Я зналъ, что вы не откажете ей въ своей помощи, сказалъ Треденнисъ:-- я часто видалъ, какъ вы были добры даже къ людямъ, недостойнымъ вашего сочувствія, а увѣряю васъ, она достойна.

-- Да, да, я въ этомъ увѣрена. Бѣдный ребенокъ! Бѣдный ребенокъ!

И она протянула ему руку, которую онъ крѣпко пожалъ.

Спустя часъ, Треденнисъ входилъ въ кабинетъ сенатора Блонделя, который сидѣлъ передъ столомъ, заваленнымъ бумагами, письмами, брошюрами.

-- Ну, сказалъ онъ, прежде чѣмъ Треденнисъ успѣлъ съ нимъ поздороваться:-- наши весторскіе друзья сегодня не въ духѣ.

-- Такъ говорятъ, отвѣчалъ Треденнисъ.

-- И по дѣломъ, произнесъ рѣзко Блондель:-- вѣроятно, разсказываютъ славныя исторіи.

-- Я пришелъ къ вамъ, чтобъ разсказать одну исторію.

-- Какъ, и у васъ есть исторія, воскликнулъ Блондель? привскакивая на своемъ креслѣ.

-- Да, отвѣчалъ онъ: -- она не очень пріятная и касается васъ; поэтому я буду по возможности кратокъ.

Онъ дѣйствительно не терялъ словъ; его разсказъ былъ краткій, но патетическій и сильно тронулъ добраго, хотя грубаго Блонделя, который самъ со вчерашняго вечера часто вспоминалъ съ сожалѣніемъ, что лишился дружбы мистрисъ Амори, что ему уже болѣе не проводить пріятныхъ часовъ въ ея гостинной. Не успѣлъ еще Треденнисъ произнести послѣдняго слова, какъ онъ вскочилъ съ кресла.

-- А! воскликнулъ онъ:-- про нея сочинили скандальную исторію и меня въ нее запутали. Да мало того: составили заговоръ противъ бѣдняжки, словно она не довольно уже перенесла непріятностей. Проклятые сплетники, врали!

-- Многіе заявляютъ свое негодованіе только потому, что вѣрятъ въ справедливость распространяемой клеветы.

-- Все это ложь, и я докажу имъ, что со мной нельзя шутить! Они увидятъ, что я не имѣю ничего противъ нея. Она славная, достойная женщина. Она настоящая лэди. Всякій дуракъ можетъ это понять съ перваго взгляда. Она побѣдила меня, хотя, чортъ возьми, все говорило противъ нея. Она никого не обвиняла, хотя на ея мѣстѣ девять женщинъ изъ десяти разразились бы жалобами и укорами, на что она имѣла полное основаніе. Она мужественное маленькое созданіе и умѣетъ переносить съ твердостью тяжелыя испытанія. Я готовъ присягнуть, что... Вы, конечно, знаете кое-что объ ея насчастіяхъ, иначе вы не пришли бы ко мнѣ.

-- Да, я знаю.

-- Ну, я не хочу болѣе ничего знать. Она несчастна, и этого довольно. Но признаюсь, я желалъ бы избить до полусмерти одного блестящаго франта, который, пожалуй, увѣрилъ себя, что не дѣлаетъ ей никакого вреда.

-- Однако, вредъ сдѣланъ, и ея друзья должны заступиться за нее.

-- Я готовъ исполнить свой долгъ, но все-таки пусть лучше этотъ молодчикъ не попадается мнѣ на глаза. Что же касается до бала... то я буду на немъ, хотя никогда еще въ жизни не бывалъ на балѣ. Погодите, я сдѣлаю лучше... я самъ повезу ее на этотъ балъ.

Неожиданно блеснувшая въ головѣ его мысль видимо ему понравилась. Онъ, Самюэль Блондель, грубый, но рѣшительный, энергичный, вступитъ въ борьбу съ цѣлымъ обществомъ, съ цѣлымъ легіономъ блестящихъ сплетниковъ и сплетницъ. Онъ любилъ такія побоища и не разъ выходилъ побѣдителемъ въ палатѣ, смѣло выходя одинъ противъ цѣлой толпы. Онъ чувствовалъ, что все зависѣло отъ него и поклялся спасти это несчастное, невинное существо.

-- Я самъ повезу ее, повторилъ онъ.-- Я поѣду къ ней сейчасъ и объясню ей необходимость этого шага, если она еще не знаетъ всего.

-- Она не знаетъ всего, и, кажется, не хотѣла ѣхать на балъ, отвѣчалъ Треденнисъ:-- но ей слѣдуетъ поѣхать.

-- Она поѣдетъ, я это устрою, произнесъ поспѣшно Блондель:-- она знаетъ меня и поѣдетъ, если я скажу, что это необходимо. Вотъ что значитъ быть старикомъ и не ухаживать за дамами.

Онъ не сомнѣвался въ своемъ успѣхѣ, и Треденнисъ раздѣлялъ его увѣренность. Но, уходя, онъ промолвилъ не совсѣмъ рѣшительнымъ голосомъ:

-- Я бы желалъ, чтобъ она не знала моего участія въ дѣлѣ. Я случайно узналъ все, что передалъ вамъ, и ей это неизвѣстно.

-- Она не должна знать, какъ горячо вы ее защищаете?

-- Она знаетъ, что я всегда готовъ ее защищать, еслибы это потребовалось. Но теперь она нуждается не въ моей поддержкѣ, а въ вашей. Я тутъ сторона, и прошу васъ, не упоминайте обо мнѣ.

Послѣ его ухода, Блондель задумчиво провелъ рукой по волосамъ.

-- Странный человѣкъ, промолвилъ онъ громко: -- я еще не совсѣмъ его раскусилъ. Храбрый, какъ левъ, и застѣнчивый, какъ ребенокъ.

XXXI.

Берта сидѣла съ дѣтьми въ дѣтской, когда ей подали карточку сенатора Блонделя. Увидавъ его имя, она вспыхнула, и сказала слугѣ:

-- Я сейчасъ выйду.

Спустя двѣ минуты, она стояла посреди гостинной, а Блондель, пристально смотря на нее, произнесъ:

-- Вы не ждали меня сегодня?

-- Нѣтъ, отвѣчала Берта:-- но вы очень добры, что заѣхали.

-- Я самъ этого не ожидалъ. Гдѣ вашъ мужъ? Мнѣ кто-то говорилъ, что онъ уѣхалъ.

-- Онъ въ Нью-Іоркѣ.

Онъ снова пристально посмотрѣлъ на нее и подошелъ къ дивану.

-- Сядемте, сказалъ онъ: -- вамъ не надо стоять. Я хочу съ вами поговорить. Вы утомились, но вамъ надо ободриться. Я пришелъ къ вамъ съ просьбой?

-- Я сдѣлаю все, что вы прикажете.

-- Вотъ это хорошо; я такъ и ожидалъ. Я хочу, чтобъ вы повезли меня на завтрашній балъ.

-- На балъ! воскликнула она съ удивленіемъ.

-- Это васъ удивляетъ? признаюсь, это и меня также удивляетъ, но все-таки я хочу быть завтра на балѣ и не безъ причины.

-- Я увѣрена, что она вполнѣ уважительная.

-- Еще бы. Я никогда въ жизни не бывалъ на балѣ и потому желаю, чтобъ лучшая и самая блестящая женщина повезла меня на первый балъ. Вы видите, что причина моего желанія быть на этомъ балѣ -- вы.

Грустная улыбка показалась на лицѣ Берты.

-- Вѣроятно, обо мнѣ распустили новые слухи, промолвила она: -- и вы хотите явиться моимъ защитникомъ. Не безпокойтесь, не стоитъ терять на это время.

-- Въ городѣ распространены про васъ ужасныя клеветы, воскликнулъ Блондель съ неожиданнымъ жаромъ:-- и я дѣйствительно хочу защитить васъ. Никто другой не можетъ этого сдѣлать. Эти клеветы касаются столько же меня, сколько и васъ.

-- А что говорятъ обо мнѣ? спросила Берта.

Блондель видѣлъ, что не для чего было скрывать правду, и разсказалъ все, что зналъ. Берта слушала его съ раскраснѣвшимися щеками и блестящими, какъ уголья, глазами.

-- Прелестная исторія! сказала она, когда онъ кончилъ свой разсказъ.

-- Мы покажемъ имъ завтра на балѣ, какая это исторія, отвѣчалъ Блондель.

-- Вы слишкомъ добры, промолвила Берта:-- и такія исторіи разсказываютъ о блестящей мистрисъ Амори! Неужели всѣ вѣрятъ имъ? Вѣдь должны же они знать, что я не способна на это. Я ни въ чемъ не виновата. Я несчастна, но я... я...

Голосъ ей измѣнилъ и она умолкла.

-- Вы нездоровы, дитя мое, произнесъ съ чувствомъ Блонделъ:-- васъ сломила эта исторія.

-- Я уже давно нездорова, отвѣтила она:-- а послѣдніе два дня совершенно истощили меня. Но я поѣду на балъ, если вы находите это нужнымъ.

-- Да, и не бойтесь...

-- Я ничего не боюсь, воскликнула она, и глаза ея снова засверкали:-- я должна побѣдить, ради своихъ дѣтей, и вы увидите, что я мужественно выдержу борьбу. Завтра вечеромъ я буду здорова, и никто не заподозритъ во мнѣ несчастной жертвы. Я докажу, что не боюсь ихъ.

-- Мы навѣрное побѣдимъ, воскликнулъ Блондель: -- и мнѣ доставитъ большое удовольствіе уничтожить этихъ проклятыхъ клеветниковъ.

Онъ отправился домой, думая только о предстоящей борьбѣ, и мысль объ этомъ не оставляла его ни на минуту во весь день, потому что, какъ дома, такъ и въ Капитоліи, и въ отелѣ, гдѣ онъ обѣдалъ, ему не давали покоя пріятели, которые хотѣли добиться отъ него фактическихъ подробностей о занимавшей всѣхъ исторіи. Первому человѣку, который обратился къ нему съ такимъ вопросомъ, онъ отвѣчалъ:

-- Вы хотите знать всю правду?

-- Конечно.

-- И желаете разсказать другимъ достовѣрные факты?

-- Да.

-- Такъ во всей этой исторіи нѣтъ ни слова правды, и вы можете передать всѣмъ отъ моего имени, что это ложь. Я готовъ повторить тоже самое всѣмъ репортерамъ, которые вздумали бы обратиться ко мнѣ за свѣдѣніями. Мало того, каждый, кто будетъ распространять по городу, что эта исторія -- клевета, окажетъ мнѣ личную услугу, которую я никогда не забуду.

Много разъ пришлись ему повторить эти слова и даже за обѣдомъ онъ не могъ отдохнуть, такъ какъ вокругъ него только и говорили, что о новомъ скандалѣ.

-- Сцена была самая ужасная, разсказывала одна дама, надѣясь, что шумъ посуды помѣшаетъ ему разслышать ея слова:-- она упала передъ нимъ на колѣни и, ломая руки, умоляла о пощадѣ. Мужъ бѣжалъ. Они свѣтскіе люди, и она блистала въ лучшемъ обществѣ.

Она можетъ быть сообщила бы еще много подробностей, но другая дама, сидѣвшая съ ней рядомъ, вдругъ воскликнула:

-- Боже мой, Мэри! Онъ слышалъ, что вы говорите, и идетъ къ намъ.

Дѣйствительно, Блондель всталъ и, подойдя къ разговаривавшимъ дамамъ, сказалъ съ достоинствомъ:

-- Прошу извиненія, но я Блондель. Я слышалъ случайно, что вы упоминали мое имя, и потому позвольте мнѣ сказать вамъ, что въ этой исторіи нѣтъ ни слова правды. Я цѣлый день только и дѣлаю, что опровергаю ее. Я никогда не говорилъ ни одного непріятнаго слова той дамѣ, о которой вы разсказывали скандальную исторію, и до послѣдней минуты остаюсь искреннимъ другомъ ея. Извините, что я васъ обезпокоилъ. Вотъ моя карточка. И, положивъ на столъ свою визитную карточку, онъ учтиво поклонился и пошелъ обратно къ своему столу.

Въ концѣ обѣда онъ неожиданно замѣтилъ, что сидѣвшая на противоположномъ концѣ залы маленькая, худощавая дама, съ птичьимъ лицомъ, не спускала съ него глазъ.

-- Вотъ ее-то мнѣ и надо! подумалъ онъ и тотчасъ пошелъ къ ней.

-- Миссъ Джесопъ, сказалъ онъ, усаживаясь за ея столикъ:-- у меня есть къ вамъ просьба.

-- Ко мнѣ? воскликнула миссъ Джесопъ, которая цѣлый день собирала подробности о Весторскомъ скандалѣ и теперь была въ восторгѣ, что могла узнать всю правду отъ самого героя интересной исторіи;-- это что-то невѣроятно. До сихъ поръ я всегда обращалась къ вамъ съ просьбами, и теперь, смотря на васъ, думала...

-- Какъ бы допросить меня, прервалъ ее Блондель: -- ну, я именно этого и желаю. Допрашивайте меня и живѣе.

-- Вы хотите, чтобы я васъ допрашивала, воскликнула миссъ Джесопъ, сіяя счастіемъ.

-- Я для этого и подошелъ къ вамъ.

-- Пойдемте въ гостинную, сказала она, вставая:-- тамъ удобнѣе, и намъ никто не помѣшаетъ.

Они перешли въ гостинную и усѣлись въ уединенномъ уголкѣ.

-- Ну, я готова, сказала миссъ Джесопъ, вынимая записную книжку и карандашъ: -- во право я не понимаю, какую я могу оказать вамъ услугу.

-- Вы избавите меня отъ труда повторять каждые полчаса, что скандальная исторія, въ которой замѣшано мое имя, ложь и клевета.

-- Такъ это не правда? произнесла миссъ Джесопъ, и лицо ее вытянулось.

-- Въ ней нѣтъ ни слова правды.

-- И не было никакой сцены?

-- Никакой.

-- И вы не грозили обнаружить ея интриги?

-- Нѣтъ.

-- И вы желаете, чтобы я написала возраженіе.

-- Да, какъ можно короче и не упоминая именъ.

-- О, имена тутъ излишни. Всѣ догадаются, о комъ идетъ дѣло.

-- Если вы сдѣлаете это, то окажете мнѣ большую услугу.

-- И вы непремѣнно требуете краткости?

-- Да. Вы женщина, и поймете, почему я обращаюсь къ вамъ. Только женщина можетъ съ тактомъ и деликатно сказать правду о другой женщинѣ. Мужчина скажетъ или слишкомъ много, или слишкомъ мало.

-- Я всегда любила ее, воскликнула съ неожиданнымъ жаромъ свѣтская хроникерша:-- и не хотѣла вѣрить въ справедливость этой исторіи. Конечно, я обязана была собрать всѣ толки, но это мнѣ было очень непріятно. Теперь я съ удовольствіемъ напишу опроверженіе, и увѣрена, что вы будете мной довольны. Къ тому же моя статья будетъ разнится отъ всѣхъ остальныхъ.

-- Вездѣ будетъ напечатано одно, отвѣчалъ Блондель:-- сегодня вечеромъ я повидаюсь съ многими репортерами и постараюсь это устроить.

-- Такъ то, что я напишу, будетъ повторено въ другихъ газетахъ? воскликнула миссъ Джесопъ.

-- Я надѣюсь.

-- Въ такомъ случаѣ, вы мнѣ оказали большую услугу.

-- Я все-таки буду считать себя вашимъ должникомъ, произнесъ Блондель:-- если вы напишете хорошенькую статью, а я знаю, что вы можете сдѣлать, если захотите.

-- Вы слишкомъ добры, и я постараюсь оправдать ваше довѣріе. Но все-таки въ этомъ дѣлѣ прежде всего мною будетъ руководить желаніе защитить невинную женщину.

-- Такъ дѣло въ шляпѣ. Позвольте мнѣ поблагодарить васъ впередъ.

И они разстались искренними друзьями.

XXXII.

Публика ждала съ нетерпѣніемъ утреннихъ газетъ, разсчитывая найти интересныя свѣдѣнія о новомъ скандалѣ, и въ нѣкоторой степени общія надежды были удовлетворены. Постыдная лопнувшая Весторская спекуляція обсуждалась со всѣхъ сторонъ, и объ этомъ дѣлѣ сообщались любопытные факты, но о томъ именно, что всѣхъ интересовало, не было сказано ни слова. Только въ одной газетѣ появилось краткое извѣстіе, которое, по своей опредѣлительности и авторитетному тону, произвело сильное впечатлѣніе и поколебало вѣру многихъ въ разсказываемую наканунѣ исторію о скандальной сценѣ между сенаторомъ Блонделемъ и мистрисъ Амори. Эта исторія рѣзко опровергалась отъ перваго слова до послѣдняго, и всѣ ея коментаторы пришли въ отчаяніе, такъ совершенно была срѣзана почва изъ подъ ихъ ногъ.

Напротивъ, сенаторъ Блондель ни мало не унывалъ. Въ продолженіи цѣлаго дня онъ обдумывалъ планъ предстоявшей борьбы, и передъ обѣдомъ самъ заѣхалъ въ извѣстный магазинъ и, выбравъ букетъ, велѣлъ отнести его къ мистрисъ Амори. Онъ до того былъ поглощенъ своимъ рыцарскимъ пыломъ, что надѣлъ фракъ за три часа до пріѣзда кареты. Наконецъ, она пріѣхала и онъ поспѣшно сошелъ съ лѣстницы, натягивая узкія перчатки, которыя никакъ не хотѣли застегнуться.

Ему не долго пришлось ждать Берты. Она вышла въ гостинную, сіяя прелестнымъ здоровымъ румянцемъ и роскошнымъ бѣлымъ туалетомъ. Онъ не ожидалъ видѣть ее въ такомъ блестящемъ видѣ.

-- Я думалъ, что вы будете блѣдны, произнесъ онъ: -- а теперь никто не подумаетъ, что вы боитесь скандала.

-- Я ничего не боюсь, отвѣчала она.

-- И прекрасно. Дѣло у насъ пойдетъ отлично. Я никогда не видалъ у васъ такого прелестнаго румянца.

-- Это не краска, промолвила она, проводя пальцемъ по обѣимъ щекамъ: -- я думала о прежнихъ балахъ, на которыхъ я была царицей, и о томъ, какъ меня встрѣтятъ сегодня, и набралась мужества.

Онъ посмотрѣлъ на нее съ новымъ интересомъ; ему нравилось, что она шла на бой съ гордо поднятой головой и сверкающими глазами, тѣмъ болѣе, что на ея мѣстѣ большинство женщинъ были бы испуганы и въ нервномъ настроеніи.

-- Я очень радъ, что вы такой молодецъ, сказалъ онъ:-- вашимъ врагамъ не сдобровать.

-- Я не могу имъ сдѣлать ничего дурного, отвѣтила Берта:-- только они могутъ нанести мнѣ вредъ.

-- Ну, ужь это мое дѣло; никто не сдѣлаетъ вамъ ни малѣйшей непріятности.

Однако, несмотря на его увѣренный тонъ, Берта видѣла, что онъ безпокоился о ней, что выражалось въ трогательномъ ухаживаніи. Онъ помогъ ей укутаться и, крѣпко взявъ ее подъ руку, повелъ въ карету, какъ покровитель, съ которымъ нельзя было шутить.

Быть можетъ, его понятіе о борьбѣ, которая ихъ ожидала, было смутное, такъ какъ онъ привыкъ бороться съ оппозиціей мужчинъ, а не женщинъ, но въ какомъ бы видѣ ни была эта борьба, онъ твердо рѣшился выйти изъ нея побѣдителемъ.

-- Я не могу танцовать съ вами, сказалъ онъ: -- но позабочусь. чтобы у васъ было много кавалеровъ.

-- Я не думаю, чтобы ихъ надо было вербовать, отвѣчала Берта съ горькой улыбкой: -- вы увидите, что мужчины будутъ очень любезны со мною.

-- Они не повѣрятъ тому, что разсказываютъ о васъ, замѣтилъ Блондель.

-- Одни не повѣрятъ, отвѣчала она съ той же улыбкой:-- а другимъ все равно.

Балъ уже начался, когда Берта твердыми, смѣлыми шагами вошла въ дамскую уборную, чтобъ поправить свой туалетъ, прежде появленія въ залѣ. Комната была полна дамъ, и она тотчасъ замѣтила, которыя изъ нихъ были ея врагами и которыя были дружески къ ней расположены. Съ послѣдними она любезно поздоровалась, и на лицѣ ея показалась обычная веселая, обворожительная улыбка, которая побудила многія нейтральныя личности также поклониться ей. Но другія какъ бы не признавали ее и шептались между собой, бросая на нее любопытные взгляды. Она не обратила на нихъ вниманія, а пошла къ дверямъ, въ которыя только-что входили мистрисъ Сильвестръ и мистрисъ Меріамъ.

-- Что онѣ сдѣлаютъ? пробѣжалъ шопотъ въ группѣ враждебно расположенныхъ дамъ.

Къ ихъ величайшему удивленію, онѣ подошли къ Бертѣ и стали дружески разговаривать съ нею.

-- Я попросила бы васъ подождать, чтобъ намъ вмѣстѣ войти въ залу, сказала громко мистрисъ Меріамъ:-- но не хочу васъ задерживать. Сенаторъ Блондель ждетъ васъ за дверью. Какое у васъ прелестное платье, и какъ вы очаровательны сегодня.

-- Сенаторъ Блондель! пробѣжалъ говоръ по всей комнатѣ:-- не можетъ быть, чтобъ онъ пріѣхалъ съ ней на балъ.

И многія поспѣшили къ двери, гдѣ, дѣйствительно, увидѣли сенатора Блонделя, во фракѣ, съ букетомъ въ рукахъ. Онъ съ почтительнымъ поклономъ взялъ подъ руку мистрисъ Амори и повелъ ее въ залу.

-- Вы еще не поблѣднѣли, сказалъ онъ въ полголоса: -- а, однако, много было дамъ въ уборной. Какъ онѣ отнеслись къ вамъ?

-- Три или четыре были такъ добры, поклонились мнѣ, отвѣчала Берта:-- а остальныя отвернулись и перешептывались. Я думаю, что мое появленіе на балѣ признано нахальствомъ. Но увѣряю васъ, я въ эту минуту далеко не нахальна.

-- Бѣдняжка! промолвилъ Блондель:-- бѣдняжка!

-- Нѣтъ, нѣтъ, воскликнула она, сверкая глазами: -- не жалѣйте меня... это не хорошо... мнѣ надо... мнѣ надо...

Она замолчала и не докончила своей фразы.

Въ ту минуту, какъ они вошли въ бальную залу, музыка играла вальсъ, и многочисленныя пары бѣшенно кружились. У дверей стояли дамы, составлявшія комитетъ и принимали гостей. Предсѣдательница комитета, почтенная, но суровая матрона, увидѣвъ подходившаго къ ней сенатора Блонделя подъ руку съ той самой интриганкой, которую онъ, по слухамъ, такъ безжалостно обличилъ, едва не упала въ обморокъ. Она безпомощно посмотрѣла на окружавшихъ ее дамъ и не нашлась, что отвѣтить на привѣтствіе Блонделя и мистрисъ Амори, несмотря на всю ея долголѣтнюю, свѣтскую опытность. Она промолвила что-то безсвязное и вовсе не идущее къ дѣлу.

-- Это мой первый балъ, произнесъ Блондель, замѣтивъ ея замѣшательство и чувствуя, что борьба начинается:-- я пріѣхалъ только потому, что мой искренній другъ, мистрисъ Амори, согласилась вывезти меня въ свѣтъ. Вы не можете себѣ представить, какъ я ей благодаренъ.

-- Вашъ балъ прелестный, сказала Берта:-- я никогда не видала такой блестящей залы. И какъ мило она украшена.

Они прошли далѣе, а почтенныя распорядительницы не знали, вѣрить ли своимъ глазамъ и ушамъ.

-- Что это значитъ? спрашивали онѣ другъ друга: -- они въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ? Что это значитъ?

-- По всей вѣроятности, разсказываемая исторія выдумана, и сенаторъ нарочно пріѣхалъ сюда, чтобъ доказать ея несправедливость, замѣтила одна добрая старушка, посмотрѣвъ съ нѣжнымъ сочувствіемъ на удаляющуюся парочку:-- я надѣюсь, что его планъ удастся.

Когда Берта и Блондель усѣлись въ бальной залѣ, то во всѣхъ углахъ уже знали объ ихъ неожиданномъ появленіи. Многіе смотрѣли на Берту съ изумленіемъ, но она какъ бы ничего не замѣчала и съ улыбкой отвѣчала на замѣчанія своего кавалера.

-- Мы теперь прошли сквозь строй, сказала она, спокойно раскрывая вѣеръ:-- и выбрали хорошую позицію. Почти всѣ насъ видѣли, и теперь всѣ глаза обращены на насъ.

-- Пусть ихъ смотрятъ, отвѣчалъ Блондель.-- Я имъ не помѣшаю.

-- Мы вѣдь и пріѣхали для того, чтобъ на насъ смотрѣли, замѣтила Берта:-- но вѣдь они въ тоже время обсуждаютъ мое поведеніе. Скажите, довольно ли я спокойна, довольно ли мои глаза веселы и безпечны?

-- Да, да, дитя мое, отвѣчалъ Блондель, но что-то въ ея голосѣ встревожило его, и онъ пристально посмотрѣлъ на нее.

-- Благодарю васъ; смотрите, какой-то смѣльчакъ идетъ ангажировать меня. Я говорила вамъ, что мужчины не будутъ меня бояться. Если вы не имѣете ничего противъ, я буду танцовать.

-- Конечно, танцуйте, сказалъ онъ и, взявъ ея букетъ, пошелъ поздороваться съ знакомыми матронами, сидѣвшими вдоль стѣнъ, и которыя были очень рады поговорить съ нимъ, въ надеждѣ узнать отъ него разгадку мучившей всѣхъ тайны.

-- Я никогда въ жизни не былъ на балѣ и просилъ мистрисъ Амори привезти меня сюда, повторялъ онъ всѣмъ.

-- Вы здѣсь съ мистрисъ Амори? спросила одна изъ почтеныхъ дамъ:-- она, кажется, танцуетъ?

-- Да, отвѣчалъ онъ добродушно:-- она, конечно, будетъ танцовать всю ночь, а я буду носить ея цвѣты. Но это ничего, пріятное препровожденіе времени, и я увѣренъ, что многіе молодые люди завидуютъ мнѣ.

-- Безъ сомнѣнія. Она была очень популярна.

-- Я очень люблю ее, но я старикъ, и это не въ счетъ, произнесъ Блондель:-- мы большіе съ ней друзья, и я горжусь, что пріѣхалъ съ ней на балъ. Я чувствую, что мой первый дебютъ сдѣланъ при самыхъ благопріятныхъ обстоятельствахъ.

Послѣ этого не было сомнѣнія, что онъ питалъ къ ней самыя дружескія чувства. Но если такъ, то что значила разсказываемая про нихъ скандальная исторія? Очевидно, это была ложь и клевета. Тѣ дамы, которыя съ наибольшимъ жаромъ распространяли эту исторію, теперь не знали, какъ смотрѣть на Блонделя. Имъ было неловко, и онѣ чувствовали себя въ самомъ странномъ, смѣшномъ положеніи.

Послѣ вальса, Берта возвратилась къ своему стулу, и ее тотчасъ окружила цѣлая толпа кавалеровъ, которые быстро разобрали всѣ предстоявшіе танцы. Блондель вернулся къ своему посту, какъ часовой. Берта все болѣе и болѣе привлекала на себя всеобщее вниманіе; даже танцовавшія пары на сводили съ нея глазъ. Группа вокругъ нея ежеминутно увеличивалась, но въ ней не видно было дамъ. Всѣ недоумѣвали, чѣмъ это кончится. Музыка заиграла кадриль, и танцоры стали занимать мѣста. Берта также встала. Въ эту самую минуту незамѣтно подошла къ группѣ жена государственнаго секретаря съ дочерью и полковникомъ Треденнисомъ.

-- Вотъ мистрисъ Амори, сказала она:-- она занимаетъ мѣсто въ кадрили. Подождите минуту.

Опытность и наблюдательный глазъ подсказали ей, что въ это мгновеніе была необходима ея помощь. Берта подошла, смѣясь, къ своему стулу и взглянула на своихъ vis-à-vis. Они не смѣялись; дама пристально взглянула на Берту, встала и, взявъ руку своего кавалера, отошла на другое мѣсто. Это была знатная дама, всегда враждебно относившаяся къ Бертѣ. Послѣдняя поблѣднѣла. Нельзя было сомнѣваться въ томъ, что знатная дама намѣренно ее оскорбила. Берта не ожидала ничего подобнаго и не знала, что дѣлать. Вдругъ ея глаза остановились на дружески улыбавшемся ей лицѣ.

-- Ты, кажется, обѣщала первую кадриль полковнику Треденнису, сказала жена государственнаго секретаря своей дочери: -- займите вонъ тѣ свободныя мѣста и попросите мистрисъ Амори придти ко мнѣ послѣ кадрили.

Слова эти были произнесены громко и, дружески кивнувъ головой Бертѣ, добрая женщина удалилась. Черезъ пять минутъ, вся зала знала, что щепетильная, строго-нравственная и даже обвиняемая въ пуританствѣ глава свѣтскаго общества приняла подъ свое покровительство героиню распространяемой всюду скандальной исторіи.

-- Она никогда бы этого не сдѣлала, еслибы не вѣрила въ ея невинность, заговорили во всѣхъ углахъ залы.

-- И сенаторъ Блондель не былъ бы здѣсь, еслибы исторія дѣйствительно случилась.

-- Онъ передавалъ своимъ друзьямъ, что нарочно пріѣхалъ сюда, чтобъ доказать, что это клевета.

-- Онъ вчера повторялъ многимъ, что въ этой исторіи нѣтъ ни слова правды.

-- Опроверженіе появилось сегодня въ одной газетѣ, и онъ нарочно не сообщилъ его другимъ газетамъ, чтобъ ея имя не попалось на зубокъ писакамъ.

-- Она до сихъ поръ никогда не возбуждала ни малѣйшихъ подозрѣній.

-- Она прелестное, чисто женственное существо.

-- Бѣдняжка! Ей, должно быть, тяжело.

-- Однако, молодецъ Блондель. Онъ по-рыцарски защищаетъ ее.

-- Онъ не сдѣлалъ бы этого, еслибы она не была хорошей женщиной. Старый Сэмъ не дамскій кавалеръ. Посмотрите, какъ онъ сіяетъ изъ-за ея букета.

Общественное мнѣніе мгновенно измѣнилось. До конца кадрили уже двѣ или три пожилыя дамы, дававшія тонъ обществу, подошли къ женѣ государственнаго секратаря и спросили ея откровенное мнѣніе о занимавшемъ всѣхъ скандалѣ.

-- Едва ли нужно мнѣ высказывать свое мнѣніе, отвѣчала она: -- достаточно, кажется, того, что сенаторъ Блондель пріѣхалъ на балъ съ мистрисъ Амори. Я никогда себѣ не простила бы, еслибъ открыто не заступилась за дочь моего стараго друга, которую недостойно оклеветали. И надѣюсь, что не я одна публично выражу ей сочувствіе.

Въ эту минуту подошла Берта, кончившая танцовать, и тотчасъ замѣтила, по выраженію лицъ почтенныхъ дамъ, что ей нечего бояться ихъ. Онѣ очень любезно поздоровались съ ней, и она, отвѣтивъ тѣмъ же, сѣла рядомъ съ своей покровительницей. Но она молчала; ея лицо было очень блѣдно, и она никакъ не могла оправиться послѣ оскорбительной выходки знатной дамы. Взявъ ее за руку въ кадрили, Треденнисъ почувствовалъ, что рука холодна, какъ ледъ, и промолвилъ шепотомъ:

-- Ради Бога, Берта, будьте мужественны.

Она ничего не отвѣчала. Мѣсяца два тому назадъ, у нея тотчасъ былъ бы готовъ саркастическій отвѣтъ, какъ бы сердце ни наболѣло.

-- Вы были очень добры ко мнѣ, промолвила она, наконецъ, въ полголоса, обращаясь къ своей покровительницѣ:-- я не могу достаточно благодарить васъ.

-- Не говорите объ этомъ, голубушка. Я полагаю, что теперь никто уже не подумаетъ васъ оскорбить. Но это слишкомъ сильно на васъ подѣйствовало, васъ какъ будто трясетъ лихорадка.

-- Мнѣ холодно. У меня точно что порвалось. Я прежде никогда такъ себя не чувстковала, и все мое мужество исчезло.

-- Нѣтъ, вы должны ободриться. На васъ всѣ смотритъ съ любопытствомъ, и не надо, чтобъ замѣтили ваше волненіе. Я вѣрю, что вамъ хочется уѣхать, но вы должны остаться. Всѣ присутствующіе должны видѣть, какъ глубоко сочувствуютъ вамъ ваши друзья. Я бы совѣтовала вамъ еще потанцовать и ручаюсь, что всѣ кадрили теперь обойдутся безъ непріятностей. Когда пріѣдетъ президентъ, онъ, конечно, поговоритъ съ вами, и это будетъ имѣть большой вѣсъ въ глазахъ многихъ въ нашей демократической странѣ. Будьте, по возможности, веселы, и при первомъ удобномъ случаѣ я отправлю васъ въ столовую съ сенаторомъ Блонделемъ. Стаканъ вина вамъ придастъ силъ. Вотъ и Блондель. Вы можете говорить съ нимъ вашимъ обыкновеннымъ тономъ.

-- Постараюсь, а если не смогу, онъ пойметъ.

Дѣйствительно, онъ понялъ. Маленькій эпизодъ въ кадрили не избѣгнулъ его вниманія и, замѣтивъ перемѣну, происшедшую въ ней, онъ воспылалъ гнѣвомъ и шепотомъ произнесъ:

-- Проклятая баба! Жаль, что она не мужчина. Я бы съумѣлъ разсчитаться съ ней.

Взявъ Берту подъ руку, онъ повелъ ее въ столовую и посадилъ въ уединенный уголокъ. Вообще онъ такъ внимательно ухаживалъ за ней, что сердце ея было тронуто.

-- Вашъ румянецъ исчезъ, сказалъ онъ.-- Это не хорошо. Намъ надо вернуть его.

-- Я боюсь, что онъ болѣе не вернется, отвѣчала она.

И онъ не вернулся, хотя съ каждой минутой становилось очевиднѣе, что общественное мнѣніе повернулось въ ея пользу. Вскорѣ подошелъ къ нимъ полковникъ Треденнисъ съ мистрисъ Меріамъ и Агнесой. Вслѣдъ за ними стали подходить къ ней и дружески разговаривать мужчины и женщины, которыя въ первую минуту отворачивались отъ нея или просто не узнавали.

-- Вы будете танцовать со мной, Берта, сказалъ Треденнисъ по возвращеніи въ залу, и она молча подала ему руку.

Онъ не любилъ танцевъ и прежде рѣдко танцовалъ съ нею, но теперь онъ полагалъ, что лучше ему оставаться съ ней, пока она совершенно оправится. Вторая кадриль прошла благополучно, затѣмъ слѣдовали мелкіе танцы, и кавалеры одинъ за другимъ приглашали Берту; въ антрактахъ же почтенныя дамы подходили къ ней и спѣшили своей любезностью загладить прежнюю холодность. Потомъ пріѣхалъ президентъ и присоединился къ группѣ, окружавшей жену его любимаго министра. Всѣ замѣтили, что онъ очень радушно поздоровался съ мистрисъ Амори, и тотчасъ по всей залѣ стали говорить, что онъ не вѣритъ въ скандальную исторію и съ удовольствіемъ публично заявилъ свое уваженіе невинной, оклеветанной женщинѣ. Особенно непріятно все это подѣйствовало на знатную даму, и она уѣхала, гнѣвно сверкая глазами. Берта осталась и танцовала безъ устали. Къ концу бала всѣмъ было ясно, что заговоръ противъ мистрисъ Амори не удался, и что ея друзья оказались гораздо сильнѣе ея враговъ.

"Но съ ней что-то неладно, думалъ Блондель, смотря издали, какъ она танцовала:-- чортъ возьми, она была совсѣмъ другая три мѣсяца и даже нѣсколько часовъ тому назадъ".

Треденнисъ также замѣтилъ эту перемѣну и старанія Берты скрыть ее отъ него. Ему казалось теперь, что легче было переносить ея прежнюю беззаботную веселость, которая такъ горько отзывалась въ его сердцѣ.

-- Уже поздно? спросила она у Треденниса, когда они случайно остались вдвоемъ:-- я такъ много танцовала. Не пора ли домой?

-- А вы хотите уѣхать?

-- Да, у меня кружится голова отъ музыки и шума. Какъ весело и какъ всѣ веселятся. Филиппъ!

Она произнесла послѣднее слово такъ тихо и съ такимъ страннымъ удареніемъ, что онъ поспѣшно спросилъ:

-- Что?

-- Я не могу болѣе танцовать... силы мнѣ измѣняютъ, а я не должна выказать своей слабости. Скажите, что мнѣ дѣлать?

Онъ подошелъ къ ней ближе и заслонилъ ее спиной отъ любопытныхъ взглядовъ.

-- Смотрите мнѣ прямо въ глаза, отвѣчалъ онъ:-- это пройдетъ. Не давайте себѣ воли.

Она повиновалась и устремила на него свои глаза.

-- Скажите, что еще одной кадрили будетъ довольно и что вы будете танцовать со мною, промолвила она.

-- Хорошо, и вы можете все время молчать.

Увидя себя, наконецъ, въ каретѣ съ Бертой, Блондель воскликнулъ съ торжествомъ:

-- Ну, мы похоронили эту исторію!

-- Да, отвѣчала Берта:-- ея болѣе не будутъ повторять. Вы меня спасли.

Она взглянула въ окно. Экипажи запрудили улицу; полисмэны выкликали имена выходящихъ гостей; одна молодая дѣвушка, окруженная кавалерами, громко и весело смѣялась. Берта отвернулась и посмотрѣла на Блонделя. Въ лицѣ ея не было ни кровинки.

-- Я думаю, что это мой послѣдній балъ, промолвила она.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ:-- пустяки; вы еще будете танцовать на многихъ балахъ.

-- Увѣряю васъ, послѣдній, повторила Берта.

Блондель не вошелъ съ ней на лѣстницу, а простился на улицѣ.

-- Вы устали, сказалъ онъ, крѣпко пожимая ей руку:-- и не удивительно; но завтра вы совсѣмъ понравитесь. Вамъ надо уснуть; ложитесь прямо въ постель. До свиданія. Христосъ съ вами.

Она медленно прошла черезъ сѣни, намѣреваясь прямо идти въ свою комнату, по у дверей въ гостинную остановилась. Она не велѣла прислугѣ дожидаться ея возвращенія, и потому во всемъ домѣ царствовала темнота. Только въ гостинной былъ свѣтъ; въ каминѣ горѣлъ огонь, а передъ нимъ въ креслѣ сидѣлъ худощавый старикъ съ поникшей на обѣ руки сѣдой головой.

-- Папа! воскликнула она, вбѣгая въ комнату: -- вы ли это? Что случилось?

Онъ медленно всталъ и молча посмотрѣлъ на нее; за минуту передъ тѣмъ онъ былъ погруженъ въ глубокую думу; глаза его отяжелѣли и онъ казался утомленнымъ, дряхлымъ. Онъ протянулъ руку и потянулъ ее къ себѣ.

-- Дитя мое, промолвилъ онъ:-- милое дитя мое.

Она пристально посмотрѣла на него и сказала глухимъ голосомъ:

-- Вы имѣете что-то мнѣ сказать... о Ричардѣ... и что-нибудь ужасное.

-- Да, ужасное, отвѣчалъ онъ.

Она задрожала, какъ въ лихорадкѣ, но не отъ страха.

-- Не бойтесь, говорите прямо, произнесла она: -- Ричардъ меня никогда не жалѣлъ.

Впервые въ жизни она позволила себѣ рѣзко выразиться о мужѣ, который загубилъ ея молодость, наполнивъ ея сердце разочарованіемъ, горемъ и нестерпимыми нравственными страданіями.

-- Что же онъ еще сдѣлалъ? спросила она.

-- Ричардъ, промолвилъ профессоръ, вынимая изъ кармана письмо:-- Ричардъ уѣхалъ въ Европу.

Она готовилась къ тяжелому удару, но этого она не ожидала, и дико повторила:

-- Ричардъ уѣхалъ въ Европу?

Профессоръ положилъ ей руку на плечо.

-- Сядь, голубушка, сказалъ онъ:-- тебѣ не слѣдуетъ стоять.

Она сѣла на ближайшій стулъ и, облокотясь на столъ, закрыла лицо руками. Отецъ подвинулся къ ней. Его тонкое, умное старческое лицо то блѣднѣло, то краснѣло; руки его тряслись.

-- Дитя мое, началъ онъ дрожащимъ голосомъ:-- мнѣ тяжело передать тебѣ все, что я узналъ. Горько въ его домѣ говорить тебѣ, его женѣ, что онъ покрылъ себя позоромъ и безчестіемъ. Онъ обманулъ насъ.

Она не промолвила ни слова.

-- Я уже давно безпокоюсь и виновенъ въ томъ, что не безпокоился ранѣе, продолжалъ старикъ.-- Я человѣкъ не дѣловой и вполнѣ довѣрился ему; въ этомъ я виноватъ и каюсь. Онъ человѣкъ слабый, не имѣющій силы устоять отъ соблазна; я это зналъ и долженъ былъ всегда это помнить. Я былъ слѣпъ и не видѣлъ, что дѣлалось передъ моими глазами. Я думалъ, что интересъ, который онъ питалъ къ Весторскому дѣлу, было одной изъ безумныхъ прихотей и болѣе ничего. Я признаю себя виновнымъ въ этомъ.

-- Нѣтъ, вы ни въ чемъ не виноваты, отвѣчала Берта:-- я была слѣпѣе васъ, хотя знала его лучше всѣхъ на свѣтѣ.

-- Недавно я получилъ письмо отъ одного стараго пріятеля, который знаетъ мои финансовыя дѣла. Онъ дѣловой человѣкъ, и я ему поручалъ выгодно помѣщать мои деньги. Поэтому онъ зналъ также, куда пошли твои деньги, хотя Ричардъ этого не подозрѣвалъ. Испуганный толками о Весторскихъ земляхъ, онъ написалъ мнѣ, спрашивая, на сколько твое состояніе ухнуло въ спекуляціи. При этомъ онъ прибавлялъ по дошедшимъ до него свѣденіямъ, что твои деньги...

-- Мое состояніе! Мои деньги! воскликнула Берта, поднимая голову.

-- Онъ спекулировалъ твоими деньгами на широкую ногу, то выигрывая, то теряя. Весторское дѣло ослѣпило его и онъ ухнулъ...

-- Онъ помѣстилъ въ это дѣло деньги Филиппа Треденниса, произнесла Берта, вставая:-- самъ Филиппъ Треденнисъ...

-- Нѣтъ, мнѣ положительно извѣстно, что это были деньги не Филиппа. Треденнисъ только хотѣлъ изъ великодушія покрыть потерю свои и деньгами. Въ этомъ письмѣ Ричардъ во всемъ сознается, зная, что въ моихъ рукахъ всѣ доказательства его недобросовѣстности.

-- Папа, воскликнула Берта, всплеснувъ руками:-- я ничего не понимаю... ничего. Филиппъ Треденнисъ далъ денегъ Ричарду. Ричардъ взялъ у него деньги, чтобъ скрыть... чтобъ... Нѣтъ, я этого не понимаю.

-- Филиппъ хотѣлъ завѣщать Джени все свое состояніе, но когда онъ узналъ, что Ричардъ растратилъ все твое состояніе, онъ предложилъ принять на себя всѣ потери Ричарда. Онъ не хотѣлъ, чтобъ ты объ этомъ узнала. Только Филиппъ способенъ на такое дѣло, и потому, узнавъ, что его деньги пропали въ Весторской спекуляціи, я тотчасъ понялъ, что дѣло не ладно. На всѣ мои вопросы онъ ничего не отвѣчалъ. Тогда я обратился за помощью къ моему пріятелю и полученныя отъ него свѣденія побудили Ричарда высказать всю правду.

-- И эта правда заключается въ томъ, что я раззорена моимъ мужемъ, промолвила Берта:-- и впредь должна жить милостыней Филиппа Треденниса.

-- Ричардъ былъ въ отчаяніи и забылъ...

-- Онъ забылъ меня! Да онъ забылъ и многое другое.

-- А Филиппъ помнилъ и заботился обо всемъ. Его поведеніе въ отношеніи насъ до-нельзя великодушно и благородно.

-- Да, все Филиппъ! Все Филиппъ, дико промолвила Берта.

-- Что можетъ быть деликатнѣе и разумнѣе его хлопотъ о тебѣ въ послѣдніе дни?

-- Его хлопотъ? Развѣ вы не слыхали, что сенаторъ Блондель...

-- Онъ поѣхалъ къ сенатору Блонделю, онъ замолвилъ слово женѣ государственнаго секретаря. Все это я узналъ отъ мистрисъ Меріамъ. Признаюсь, единственный свѣтлый лучъ въ этой мрачной для насъ исторіи -- благородная преданность и непоколебимая дружба Филиппа. Онъ...

Но старикъ не окончилъ своей фразы. Берта перебила его и, схватившись рукой за сердце, промолвила задыхающимся голосомъ:

-- Филиппъ пріѣхалъ въ Виргинію, когда я нуждалась въ помощи. Филиппъ, видя грозившую мнѣ опасность, предупредилъ меня, но я ему не повѣрила. Теперь онъ оказалъ мнѣ еще большую услугу. Я этого даже не подозрѣвала.

-- Онъ никогда бы самъ въ этомъ не признался.

-- Теперь поздно за нимъ послать и цѣлая ночь должна пройти прежде чѣмъ...

-- Что? спросилъ съ безпокойствомъ профессоръ.

-- Прежде, чѣмъ я скажу ему, что Ричардъ ошибся, отвѣчала она блѣдными и дрожащими губами:-- что онъ долженъ взять назадъ свои деньги, что я не хочу ихъ.

Она схватила отца за руку и прибавила, бросая на него умоляющій взглядъ:

-- Папа, возьмите меня къ себѣ. У меня нѣтъ другого мѣста, кромѣ вашего дома. Позвольте мнѣ остаться у васъ, пока я обдумаю свое положеніе.

-- Дитя мое, отвѣчалъ старикъ, обнимая ее:-- мой домъ -- твой домъ. Онъ сталъ одинокимъ съ тѣхъ поръ, какъ ты меня покинула. Но можетъ быть дѣла не такъ дурны, какъ кажутся. Конечно, нельзя вѣрить словамъ Ричарда, но онъ увѣряетъ, что какая-то спекуляція, которую онъ считалъ погибшей, обѣщаетъ удаться, и тогда онъ въ значительной мѣрѣ покроетъ потери.

-- Я никогда не думала, что буду нищей, промолвила Берта:-- и наврядъ ли съумѣю перенести бѣдность. Но я теперь думаю не о деньгахъ; это можетъ быть придетъ потомъ. Я еще не сознаю...

Голосъ ея пресѣкся, и она крѣпче прижалась къ отцу.

-- Все пошло верхъ дномъ, продолжала она.-- Вы единственная моя поддержка и я не хочу чужой помощи. Ричардъ меня бросилъ... и не Филиппу быть моимъ покровителемъ... нѣтъ, не Филиппу! Не Филиппу.

-- Не Филиппу! произнесъ профессоръ съ удивленіемъ.

Въ эту минуту на подъѣздѣ послышались чьи то шаги.

-- Это Филиппъ, воскликнулъ старикъ:-- онъ хотѣлъ зайти ко мнѣ съ бала. Быть можетъ, онъ безпокоится, не заставъ меня дома. Я тебя не понимаю, но я пойду и спроважу его.

-- Нѣтъ, отвѣчала она, дрожа всѣмъ тѣломъ:-- я его спроважу, а не вы; но прежде я скажу ему, что хочу, о деньгахъ. Я очень рада, что онъ пришелъ; по крайней мѣрѣ, онъ тотчасъ узнаетъ мой отвѣтъ. Папа, я желала бы поговорить съ нимъ наединѣ, пошлите его сюда, а сами подождите минутку въ библіотекѣ.

Она повернулась къ двери спиной, такъ что отецъ, выходя, не видѣлъ ея лица.

Спустя нѣсколько минутъ, въ комнату вошелъ Треденнисъ. Она медленно обернулась и посмотрѣла на него.

Съ минуту они оба молчали. Она уже давно замѣчала въ немъ перемѣну, но никогда она не бросалась ей такъ въ глаза, какъ въ эту минуту. Всѣ страданія, все горе, всѣ мрачныя разочарованія его прошедшей жизни теперь выплыли на поверхность; онъ не могъ болѣе сдерживать себя. Онъ ясно чувствовалъ, что насталъ конецъ. Ему не надо было говорить, онъ самъ сознавалъ, что, защищая ее отъ ея естественнаго защитника, онъ навѣки порвалъ всѣ отношенія къ Бертѣ. Онъ стоялъ молча, и на его истощенномъ, испитомъ, но все еще рѣшительномъ, могучемъ лицѣ не виднѣлось ни малѣйшей тѣни упрека. Его глубокіе глаза смотрѣли на нее съ сожалѣніемъ. И дѣйствительно было за что ее сожалѣть. Онъ не могъ словами выразить все, что было написано въ его взглядѣ, устремленномъ на нее, онъ понималъ, что она достигла того положенія, когда онъ уже болѣе не могъ быть ея защитникомъ.

-- Ричардъ уѣхалъ, сказала она, наконецъ.

-- Я знаю, отвѣчалъ онъ.

-- Съ какого времени?

-- Съ утра. Я получилъ отъ него письмо.

-- Вы не хотѣли мнѣ сказать?

-- Я думалъ... что можетъ быть...

-- Вы думали, что онъ написалъ и мнѣ. Нѣтъ, онъ этого не сдѣлалъ.

Филиппъ не произнесъ ни слова.

-- Вернувшись съ бала, продолжала Берта:-- я застала здѣсь отца. Онъ также получилъ письмо, которое открыло ему то, что онъ подозрѣвалъ... но чего я не знала... и чего подозрѣвать не могла...

Голосъ ея оборвался, но, переведя дыханіе, она произнесла съ жаромъ:

-- Что было во мнѣ хорошаго въ молодости, которое вы запомнили, несмотря на все дурное, которое вы нашли во мнѣ въ послѣдствіи? А должно быть, что нибудь во мнѣ особенное, иначе вы не жалѣли бы меня, не заботились бы обо мнѣ и не готовы были бы всѣмъ жертвовать ради меня. Скажите, что вы видѣли во мнѣ?

-- Я видѣлъ, отвѣчалъ онъ порывистымъ голосомъ, и глаза его приняли такое выраженіе, какого Берта никогда въ нихъ не замѣчала:-- я видѣлъ -- васъ.

-- Меня! воскликнула она:-- но если во мнѣ было тогда что-нибудь хорошее, то отчего я дошла до своего теперешняго положенія? Я тогда не думала провести такъ дурно свою жизнь; я была только весела и беззаботна, какъ ребенокъ. Я вѣрила въ добро, въ истину и, однако, вела дурную жизнь; я теперь потеряла вѣру въ добро, и все для меня погибло. Между моей молодостью и теперешней жизнью такая бездна, которую я никогда не буду въ состояніи перейти.

Она подошла къ нему ближе и рыданія вырвались изъ ея груди.

-- Что мнѣ вамъ сказать? прибавила она: -- я знаю все, что вы для меня сдѣлали, тогда какъ я... Зачѣмъ вы заботились обо мнѣ? я не была добра къ вамъ и не щадила вашихъ чувствъ.

-- Это правда, промолвилъ онъ.

-- Я думала, что вы презираете меня, и однажды прямо сказала вамъ объ этомъ. Я даже старалась утвердить въ вашемъ сердцѣ это чувство. Я всегда выказывала вамъ самую дурную сторону своего характера. Я была жестока и несправедлива. Я часто мучила васъ.

Наступило молчаніе, во время котораго онъ какъ бы искалъ слова.

-- Я уѣзжаю, произнесъ онъ, наконецъ.-- Заключивъ съ Ричардомъ ту сдѣлку, которая дошла до вашего слуха, я рѣшился уѣхать. По словамъ вашего отца, вы не хотите, чтобъ я оказалъ вамъ и такую маленькую услугу.

-- Я не могу... начала Берта, но умолкла, не окончивъ фразы.

-- Я долженъ васъ покинуть, промолвилъ Филиппъ:-- но неужели вы не дозволите мнѣ унести воспоминаніе, что вы были добры ко мнѣ, хоть разставаясь со мною навсегда.

-- Навсегда! повторила она:-- навсегда!

Изъ груди ея вырвался какой-то страшный, дикій вопль. Она подняла одну руку, безсознательно взглянула на браслетъ и снова опустила ее. Потомъ посмотрѣла на Филиппа.

-- Джени возьметъ ваши деньги, промолвила она, послѣ минутнаго молчанія:-- я не могу.

Она упала на диванъ и рука ея нервно сжала подушку. Слезы потекли у нея по щекамъ въ три ручья, какъ у ребенка.

-- Вы были добры ко мнѣ, лепетала она, всхлипывая:-- очень добры; будьте еще разъ добрымъ. Вы должны уѣхать, и я не могу взять того, что вы мнѣ даете. Но я не такая дурная, не такая жестокая, какой казалась. Я постараюсь сдѣлаться такой женщиной, какой вы желали, чтобъ я была. Я буду жить для своихъ дѣтей. Я сдѣлаю все, что вы мнѣ посовѣтуете. Я буду всю свою жизнь тѣмъ, чѣмъ должна была быть Берта Геррикъ. Только не требуйте, чтобъ я взяла ваши деньги.

Снова наступило мертвое молчаніе. Спустя двѣ минуты, его голосъ раздался такъ тихо, что Берта едва его разслышала:

-- Я ничего отъ васъ не потребую.

Онъ взялъ ея руку и поникъ надъ ней головой. Потомъ онъ положилъ ее обратно на подушку, на которой она лежала, словно изваянная изъ камня.

-- Прощайте, сказалъ онъ:-- прощайте.

Онъ видѣлъ, что ея губы зашевелились, по не послышалось никакого звука.

Онъ удалился, не чувствуя пола подъ своими ногами. Онъ не видѣлъ ничего передъ собой. Достигнуть двери, ему казалось безконечнымъ путешествіемъ. Онъ находился словно въ смертельной агоніи.

Когда онъ ушелъ. Берта припала головой къ красной полушкѣ и лишилась чувствъ.

Очнувшись, она увидѣла себя въ спальной, въ кровати. Подлѣ нея сидѣлъ отецъ.

-- Папа, промолвила она:-- вы со мной?

-- Да, дитя мое, отвѣчалъ онъ.

-- И никого нѣтъ другого?

-- Никого.

Она положила ему руку на плечо, какъ дѣлывала въ молодости, и выраженіе ея лица почему-то напомнило старику счастливое старое время.

-- Вы останетесь со мною, сказала она:-- Берта Геррикъ вернулась къ вамъ.

XXXIII.

Миссъ Джесопъ посвятила очень краснорѣчивый столбецъ отъѣзду на индѣйскую границу полковника Треденниса, "извѣстнаго героя, загорѣлое лицо котораго и мужественная фигура были такъ хорошо извѣстны вашингтонскому обществу въ послѣдніе три сезона". Она не считала свое перо способнымъ выразить, какъ сожалѣли о немъ его многочисленные друзья, и, несмотря на всѣ цвѣты краснорѣчія, ея статья дышала такой искренной женской симпатіей, что Треденнисъ былъ тронутъ. Онъ былъ далеко отъ Вашингтона, когда эта газета попала ему въ руки. Въ обществѣ разсказывали, что жизнь въ Капитоліи ему надоѣла, и онъ охотно помѣнялся мѣстами съ товарищемъ, для котораго удовольствія жизни еще не потеряли своей прелести.

-- Это правда, сказалъ Треденнисъ, услыхавъ объ этихъ толкахъ:-- Вашингтонъ не по мнѣ и я не по немъ.

Онъ самъ не зналъ, какъ проходила теперь его жизнь. Онъ машинально исполнялъ свои служебныя обязанности, а мрачное горе точило его сердце и днемъ, и ночью, не давая ему ни минуты покоя. Дни шли за днями. Утро смѣнялось полднемъ, полдень -- вечеромъ. Ночью возвращался онъ домой, окончивъ свою дневную работу и утомленный, истощенный бросался въ кресло.

-- Это неестественно, произносилъ онъ сквозь зубы:-- переносить такія муки и жить сверхъ человѣческихъ силъ.

Сначала нравственныя страданія такъ отзывались на его организмѣ, что онъ думалъ о близости смерти, но, мало-по-малу, сталъ питать безпомощную вѣру въ способность своей натуры все переносить. И среди этой вѣчной пытки онъ никогда не былъ одинъ. Лицо Берты всегда носилось передъ его глазами, и онъ постоянно переживалъ прошедшее, причемъ таинственныя явленія этого прошедшаго освѣщались новымъ свѣтомъ. Онъ вспоминалъ каждый взглядъ Берты, каждое измѣненіе въ лицѣ, каждую интонацію ея голоса; всѣ ея капризы, всѣ нанесенныя ему раны снова и снова терзали его сердце, такъ что, наконецъ, внѣ себя отъ отчаянія, онъ часто восклицалъ:

-- О, Боже! И она переноситъ такія же страданія!

Онъ не имѣлъ о ней никакихъ извѣстій, кромѣ свѣдѣній, доставляемыхъ миссъ Джесопъ въ ея великосвѣтской хроникѣ, которую онъ читалъ съ первой строчки до послѣдней. Изъ этого источника онъ узналъ, что, къ величайшему сожалѣнію друзей мистрисъ Амори, состояніе здоровья заставило эту прелестную особу временно отказаться отъ всѣхъ свѣтскихъ удовольствій. Впродолженіи нѣкотораго времени имя ея вовсе не упоминалось въ модной хроникѣ, а потомъ опять стало появляться въ спискѣ лицъ, присутствовавшихъ на томъ или другомъ свѣтскомъ собраніи. Треденнисъ съ грустной улыбкой читалъ описанія этихъ столичныхъ увеселеній, утѣшая себя мыслью, что, значитъ, она выздоровѣла. Въ эти печальные дни его лицо очень измѣнилось, стало блѣднымъ, испитымъ, а волоса сильно посѣдѣли. Онъ выбиралъ самую тяжелую работу, а въ свободное время сидѣлъ дома, такъ что друзья, знавшіе его до пребыванія въ Вашингтонѣ, спрашивали другъ друга съ недоумѣніемъ, что сталось съ Филиппомъ Треденнисомъ?

Въ первый разъ мистрисъ Амори явилась въ обществѣ послѣ болѣзни на вечерѣ у мистрисъ Сильвестръ, которая посѣщала ее ежедневно во все время, пока Берта не выходила изъ дома. Этотъ вечеръ былъ, кромѣ того, замѣчателенъ и послѣднимъ появленіемъ въ вашингтонскомъ обществѣ Лоренса Арбутнота. Благодаря просьбѣ профессора, государственный министръ назначилъ его консуломъ въ одинъ изъ германскихъ городовъ и, скрѣпясь съ сердцемъ, онъ собрался въ путь, хотя прямо сказалъ профессору, что оставляетъ въ Вашингтонѣ все, что для него дорого на свѣтѣ.

-- Такъ не уѣзжайте, отвѣчалъ старикъ:-- можно еще...

-- Нѣтъ! восклицалъ Арбутнотъ съ принужденной улыбкой:-- ничто не можетъ заставить меня остаться въ Вашингтонѣ.

Онъ самъ устроилъ свои дѣла такъ, чтобъ прямо съ вечера мистрисъ Сильвестръ сѣсть въ вагонъ и отправиться въ Нью-Іоркъ, а оттуда въ Европу.

-- Это отлично придумано, говорилъ онъ самъ себѣ:-- глаза безчувственнаго свѣта будутъ устремлены на меня, и я буду принужденъ скрывать свои чувства и не выказывать своихъ страданій.

Дѣйствительно, впродолженіи всего вечера никто не могъ бы заподозрить въ немъ ничего необыкновеннаго; онъ былъ, какъ всегда, веселъ, блестящъ, остроуменъ. Также весела казалась и Берта; обворожительная улыбка не сходила съ ея устъ, и она по старому царила среди многочисленнаго кружка друзей. Она нетолько возвратила себѣ свое прежнее мѣсто въ обществѣ, но, повидимому, пользовалась еще большимъ успѣхомъ. Сенаторъ Блондель пріѣхалъ очень поздно, и прямо подошелъ къ Бертѣ.

-- Ну, сказалъ онъ:-- вы отдохнули и теперь опять молодцомъ. Ваше розовое платье прекрасно оттѣняетъ свѣжій цвѣтъ лица.

-- Я нарочно выбрала такой свѣтлый цвѣтъ, чтобъ не казаться блѣдной, отвѣчала съ улыбкой Берта.

-- Но вы совсѣмъ здоровы? спросилъ Блондель, пристально смотря на нее.

-- Да, я здорова, отвѣчала она:-- и очень рада васъ видѣть.

Только подъ конецъ вечера Берта и Арбутнотъ измѣнили своей веселости. Во время ужина они удалились въ гостинную, чтобъ проститься наединѣ.

-- Лоренсъ, сказала она, и румянецъ мгновенно исчезъ съ ея щекъ:-- черезъ нѣсколько часовъ...

Онъ докончилъ за нее:

-- Я буду на дорогѣ въ Нью-Іоркъ.

-- Съ вашимъ отъѣздомъ я потеряю многое, вы были истинный другъ, продолжала Берта:-- но я не объ этомъ хотѣла поговорить съ вами. Позвольте мнѣ высказать вамъ то, о чемъ я думала въ послѣдніе дни.

-- Говорите все, что вамъ угодно.

-- Не сердитесь на меня, Лори, мы были всегда друзьями. Я сейчасъ уѣзжаю; я не въ силахъ оставаться долѣе; но вы должны остаться послѣднимъ. Можетъ быть, вамъ удастся сказать нѣсколько словъ Агнесѣ на прощанье.

-- Мнѣ нечего ей говорить.

-- Можетъ быть, и найдется... а можетъ быть, и Агнеса захочетъ вамъ что-нибудь сказать.

-- Это невозможно, отвѣчалъ онъ, закрывая лицо руками.

-- Лори! воскликнула Берта:-- не уѣзжайте, прежде чѣмъ вы въ этомъ окончательно убѣдитесь. Помните, что на свѣтѣ есть только одно счастіе, и сколько людей лишаются его по своей собственной винѣ. Лори, не будьте слишкомъ горды, не зломудрствуйте. Если люди любятъ другъ друга, то все остальное вздоръ. Я бы желала, чтобы хоть одинъ человѣкъ на свѣтѣ былъ счастливъ, и чтобъ этотъ человѣкъ были вы. Если я сказала что-нибудь лишнее, то простите меня, но, ради Бога, не бросайте своего счастія.

Онъ не произнесъ ни слова.

-- Обѣщайте мнѣ, прибавила Берта.

-- Не могу ничего обѣщать, отвѣтилъ Арбутнотъ, вставая:-- но вотъ что я вамъ скажу. Я чувствую, что болѣе не владѣю собою. Право, не знаю, могу ли я надѣяться на себя. Мнѣ не безопасно подходить къ ней близко и я избѣгалъ ее во весь вечеръ. Богъ знаетъ, чѣмъ это кончится. Только бы мнѣ выбраться изъ этого дома безъ скандала. Да и то я не могу поручиться, что не вернусь. Я сталъ слабымъ, безсильнымъ существомъ. Одного взгляда ея достаточно, чтобъ уничтожить все мое мужество. Она сегодня немного блѣдна; я бы желалъ, чтобъ эта блѣдность происходила отъ моего отъѣзда, я желалъ бы, чтобъ она страдала. Но она не страдаетъ.

-- Да еслибъ она и страдала, она не можетъ вамъ этого сказать.

-- Это правда.

-- Повторяю, не уѣзжайте отсюда, не простившись съ нею наединѣ.

-- Развѣ вы не видите, воскликнулъ онъ:-- что я не могу уйти отсюда. Будьте увѣрены, я останусь до послѣдней минуты,.

Возвратясь въ столовую, онъ съ прежнимъ веселымъ видомъ сталъ любезно услуживать дамамъ, и многія изъ нихъ искренно пожалѣли, что лишатся такого блестящаго и услужливаго кавалера.

Наконецъ, гости начали разъѣзжаться. Арбутнотъ нѣсколько разъ брался за шляпу, но не имѣлъ силы перешагнуть порогъ залы. Агнеса, провожавшая гостей, не смотрѣла на него. Но мистрисъ Меріамъ замѣтила его волненіе и промолвила вполголоса:

-- Не уѣзжайте. Мы хотимъ проститься съ вами, когда всѣ уѣдутъ.

Онъ едва не поцѣловалъ доброй старухи, а когда Агнеса проводила послѣдняго гостя и вернулась въ гостинную, мистрисъ Меріамъ сказала, обращаясь къ Арбутноту:

-- Она очень устала. Принесите ей стаканъ вина.

Арбутнотъ поспѣшилъ въ столовую, но когда онъ вернулся со стаканомъ вина, мистрисъ Меріамъ не было уже въ комнатѣ.

-- Тетя сейчасъ придетъ, сказала Агнеса съ улыбкой.-- Я боялась, что вы рано уѣдете, и мы не будемъ въ состояніи спокойно проститься съ вами.

-- Вы, конечно, извините мое волненіе, отвѣчалъ Арбутнотъ, черпая силы въ ея невозмутимомъ спокойствіи.

-- Вы такъ давно живете въ Вашингтонѣ, что, конечно, вамъ должно быть тяжело разставаться съ нимъ.

-- Я прожилъ здѣсь десять лѣтъ и, естественно, привыкъ къ Вашингтону.

-- Когда уходитъ вашъ пароходъ?

-- Въ среду. Но черезъ часъ идетъ поѣздъ, и я долженъ...

Онъ не окончилъ фразы и молча протянулъ руку. Она машинально положила въ его руку свои тонкіе, холодные пальцы.

-- Прощайте, сказала она.

Никто не упомянулъ о мистрисъ Меріамъ. Арбутнотъ зналъ, что она не вернется.

Онъ выпустилъ изъ своей руки руку Агнесы и молча вышелъ изъ комнаты.

Все было кончено. Медленными шагами направился онъ въ шинельную. Тамъ никого не было; вся прислуга разбѣжалась и только на стулѣ висѣло одно пальто. Онъ надѣлъ его и хотѣлъ уйти. Но вдругъ остановился, сѣлъ на стулъ и закрылъ лицо руками. Прошла минута; на лицѣ его видны были слѣды тяжелой борьбы съ самимъ собой. Наконецъ, онъ всталъ, снялъ пальто и поспѣшно пошелъ въ гостинную. Услыхавъ его шаги, Агнеса встала съ кушетки и бросила на подушку платокъ, на которомъ были слѣды слезъ, блестѣвшихъ на ея глазахъ. Арбутнотъ это замѣтилъ, и сердце его радостно забилось.

-- Вы что нибудь забыли? спросила она.

-- Да, отвѣчалъ онъ:-- я забылъ -- васъ.

Она молча опустилась на кушетку.

-- Я не могъ уйти, продолжалъ онъ:-- я не могъ разстаться съ вами такъ холодно, такъ оффиціально. Я забылъ всякую гордость и пришелъ васъ попросить: будьте добрѣе ко мнѣ. Я едва не умеръ отъ вашей холодности. Это нестерпимо для че ловѣка, который васъ любитъ.

Онъ подошелъ къ ней ближе.

-- Нищіе должны быть смиренны, прибавилъ онъ:-- и мое желаніе очень смиренное. Я прошу только, чтобъ вы простились со мною не такъ холодно.

-- Сядьте сюда, сказала она, указывая рукою на кушетку, рядомъ съ собою.

-- Что? воскликнулъ онъ:-- я?

-- Да, отвѣчала она почти шопотомъ:-- никому другому я не сказала бы этого.

Онъ повиновался и взялъ ея руку.

-- Я не имѣю на это никакого права, произнесъ онъ:-- я боюсь...

-- Я сама всегда этого боялась, но мнѣ слишкомъ было тяжело, когда вы ушли.

-- И вамъ было тяжело, промолвилъ онъ, прижимая ея руку къ своему сердцу:-- рискнемъ. Я васъ буду такъ лелѣять...

Она подняла на него свои чудные, нѣжные глаза.

-- Мнѣ этого именно и недоставало, произнесла она едва слышно.

XXXIV.

Слѣдующіе шесть мѣсяцевъ Лоренсъ Арбутнотъ провелъ въ мирномъ германскомъ городкѣ, посвящая все свое свободное время на серьёзное изученіе юридическихъ наукъ, которыми онъ занимался въ молодости.

"Я теперь сталъ удивительно рѣшительнымъ человѣкомъ, писалъ онъ Агнесѣ:-- и работаю безъ устали, а въ былое время я никогда не подозрѣвалъ въ себѣ этихъ качествъ. Я даже ненавидѣлъ всякой трудъ, но теперь все измѣнилось. У меня есть цѣль въ жизни. У меня явился интересъ къ сухому Блэкстону, и я даже безъ страха ожидаю то время, когда буду слушать лекціи въ Парижѣ".

Когда онъ, наконецъ, вышелъ въ отставку и поѣхалъ въ Парижъ, Агнеса была уже его женой. Онъ вернулся на короткое время въ Вашингтонъ для свадьбы и увезъ свою молодую жену, оставивъ мистрисъ Меріамъ единственной хозяйкой въ домѣ на Лафастовскомъ сквэрѣ до того времени, когда имъ придетъ въ голову вернуться.

Въ Парижѣ они имѣли удовольствіе встрѣтить Ричарда Амори, который былъ очень популяренъ въ американской колоніи. Онъ былъ въ прекрасномъ настроеніи и только что получилъ большія суммы отъ неожиданно удавшейся спекуляціи. Онъ съ восторгомъ встрѣтилъ старыхъ друзей, выразилъ самую пламенную радость по поводу ихъ брака, но о своемъ возвращеніи въ Америку говорилъ въ очень туманныхъ выраженіяхъ.

-- Теперь нѣтъ въ этомъ необходимости, объяснялъ онъ:-- я нахожу, что здѣсь жить гораздо пріятнѣе. Берта съ дѣтьми, вѣроятно, пріѣдетъ ко мнѣ весною, и мы останемся въ Европѣ, года два.

Говоря это, онъ полагалъ, что не было причины сомнѣваться въ справедливости его послѣднихъ словъ.

Берта присутствовала на свадьбѣ своего друга. Счастіе Агнесы утѣшало ее. Что же касается до ея собственной жизни, то послѣдняя ни въ чемъ не измѣнилась. Берта часто выѣзжала съ Джени и Джэкомъ, а дома проводила съ ними большую часть времени. Она помогала имъ приготовлять уроки, играла съ ними и разговаривала. Они находили, что ея общество никогда не было такъ пріятно, какъ теперь. Тоже высказывали и взрослые. Старинный блестящій кружокъ сталъ снова собираться въ ея гостинной и увеличился еще многими новыми друзьями. О мистерѣ Амори говорили, что дѣла удерживали его въ Европѣ, и что онъ, по всей вѣроятности, вскорѣ вернется. Профессоръ обыкновенно присутствовалъ на ея вечерахъ и выѣзжалъ вмѣстѣ съ нею въ свѣтъ. Люди, интересовавшіеся Весторской спекуляціей, совершенно исчезли. Сенаторъ Пленфильдъ однажды зашелъ къ Бертѣ послѣ отъѣзда Ричарда, но болѣе не возвращался.

-- Чортъ возьми, это была ужасная ошибка, произнесъ онъ, уходя и злобно бросая въ каминъ большой букетъ розъ.

-- Да, это была большая ошибка, повторила Брета.

Сенаторъ Блондель не исчезъ. Онъ снова полюбилъ этотъ, домъ и съ удовольствіемъ проводилъ въ немъ вечера, разговаривая о политикѣ съ профессоромъ и слушая пѣніе Берты. Въ эпоху президентскихъ выборовъ его бесѣда была особенно интересна, и Блондель съ удовольствіемъ видѣлъ, что Берта, слѣдившая за политической борьбой по газетамъ, вставляла въ разговоръ по временамъ очень разумныя замѣчанія. Она много читала вслухъ отцу и даже помогала ему въ ученыхъ трудахъ.

-- Ты мнѣ дорогая помощница, сказалъ однажды старикъ, когда Берта окончила чтеніе.

-- Неужели, отвѣтила она, и, подойдя къ нему, прильнула своей щекой къ его сѣдымъ волосамъ:-- а вы большое мнѣ утѣшеніе. Мы теперь принадлежимъ всецѣло другъ другу, точно мы находимся на необитаемомъ островѣ.

Лѣтомъ профессоръ поѣхалъ съ ней и дѣтьми на морской берегъ. Она принимала участіе во всѣхъ свѣтскихъ удовольствіяхъ, но наблюдательному глазу старика было ясно видно, что она совсѣмъ не та, какой была прежде. Они вернулась въ Вашингтонъ на другой день послѣ избранія новаго президента. Первый вечеръ они провели дома, читая газеты и обсуждая результатъ избирательной борьбы.

Уходя спать, Берта остановилась на минуту передъ каминомъ. Профессоръ тотчасъ замѣтилъ, что лицо ея приняло странное выраженіе.

-- О чемъ ты думаешь? спросилъ онъ.

Она взглянула на него и хотѣла улыбнуться, но не могла.

-- Я думала о первомъ балѣ прошлаго президента, отвѣчала она:-- о Лори... о Ричардѣ -- о... томъ, какъ я танцовала и смѣялась. Я никогда уже не буду такъ смѣяться.

-- Берта, дитя мое!

-- Нѣтъ, никогда, никогда.

И она поспѣшно вышла изъ комнаты.

Послѣ горячки выборовъ наступила обычная реакція, и вся страна занялась мирнымъ чтеніемъ подробностей о дѣтствѣ новаго президента и объ его разговорахъ съ друзьями. Это политическое затишье нарушали лишь извѣстія съ индѣйской границы, гдѣ въ послѣднее время происходили безпорядки, наполнявшіе опасеніями сердца поселенцевъ и мѣстныхъ администраторовъ. Нѣкоторыя изъ индѣйскихъ племенъ были недовольны правительственными распоряженіями, что повело къ ссорамъ, и надо было зорко слѣдить за всѣми движеніями этихъ племенъ. Такое натянутое положеніе дѣлъ продолжалось всю зиму и, грозя всякую минуту возстаніемъ индѣйцевъ, давало пищу журналамъ, которые иначе не знали бы что писать.

-- Все пока благополучно, говорилъ не разъ Треденнисъ своимъ товарищамъ-офицерамъ:-- но намъ не миновать бѣды.

Безпокойство его съ каждымъ днемъ увеличивалось, пока, наконецъ, громъ не грянулъ. Это было за два дня до торжественнаго вступленія въ должность новаго президента. Треденнисъ довольно рано вернулся домой. Его ожидала цѣлая кипа только-что полученныхъ газетъ, и онъ намѣревался провести вечеръ въ чтеніи новостей. Вашингтонскія газеты были полны подробностями о приготовленіяхъ къ предстоящему торжеству. Онъ вспомнилъ, какъ, четыре года тому назадъ, онъ въѣхалъ въ Вашингтонъ, украшенный флагами, тріумфальными арками, и проч., какъ сказалъ тогда себѣ:

-- Я являюсь съ новымъ правительствомъ, интересно бы знать, исчезну ли я вмѣстѣ съ нимъ и что случится до того времени?

Съ тяжелымъ вздохомъ положилъ онъ на столъ газету, хотя и замѣтилъ въ ней свѣтскую хронику миссъ Джесопъ. Онъ не могъ болѣе читать, а закрывъ лицо руками, задумался. Въ послѣднее время онъ даже не жаловался на судьбу. Волосы его совсѣмъ посѣдѣли и онъ сталъ совершеннымъ старикомъ; только счастіе могло бы возвратить ему молодость, но счастіе отъ него отвернулось. Его теперь главнымъ образомъ мучила мысль о страданіяхъ другого лица, страданіяхъ, болѣе тяжелыхъ и ужасныхъ, чѣмъ тѣ, которыя онъ самъ переносилъ.

-- Я не принужденъ разыгрывать никакой роли, думалъ онъ теперь:-- всѣ привыкли къ моему мрачному лицу, а она... бѣдное дитя... ея не оставятъ въ покоѣ. Она слишкомъ долго улыбалась.

Въ первый годъ своего пребыванія въ Вашингтонѣ онъ случайно нашелъ въ собраніи различныхъ картинъ ея маленькій портретъ и попросилъ позволенія взять его.

-- Возьмите; никто не хотѣлъ этого портрета, отвѣчала она:-- говорятъ, что я слишкомъ грустна. Мнѣ же, напротивъ, онъ очень нравился. Я такъ давно смѣюсь въ жизни, что, право, не мѣшаетъ быть грустной хоть на портретѣ.

Съ тѣхъ поръ онъ никогда не разставался съ этимъ портретомъ. Онъ вынулъ его теперь изъ бокового кармана и впился въ него жадными глазами.

-- Такъ давно! Такъ давно! произнесъ онъ про себя:-- бѣдное дитя! бѣдное дитя!

Въ эту минуту раздались поспѣшные шаги и громкій стукъ въ дверь. Треденнисъ вскочилъ со стула.

Дверь отворилась и въ комнату вбѣжалъ одинъ изъ его офицеровъ.

-- Треденнисъ! воскликнулъ онъ: -- индѣйцы напали на сосѣднее селеніе. Они просто сошли съ ума. Идите скорѣе...

Треденнисъ не произнесъ ни слова. Онъ положилъ въ боковой карманъ портретъ Берты и быстро послѣдовалъ за офицеромъ.

XXXV.

Въ торжественный день вступленія въ должность новаго президента Берта поѣхала съ отцомъ и двумя старшими дѣтьми въ Капитолій. По дорогѣ ее встрѣтила миссъ Джесопъ и не могла не замѣтить про себя:

-- У нея глаза утомленные. Она въ этотъ сезонъ вообще начала уставать, хотя еще держится молодцомъ. У этихъ свѣтскихъ женщинъ также тяжелая работа. Она, конечно, будетъ сегодня на балу.

Берта сама не знала, поѣдетъ ли она на балъ. Ей казалось это невозможнымъ, но въ послѣднее время многое казалось ей невозможнымъ и, однако, она продѣлывала все, какъ ни въ чемъ ни бывало. Однако, мало-по-малу, въ обществѣ стали замѣчать, что она уже не та, потеряла свой прежній пылъ и блескъ; ея голосъ уже не звучалъ прежней беззаботной веселостью и въ ея манерахъ не было прежняго оживленія. Быть можетъ, все это вернется. Амори поступилъ дурно въ Весторскомъ дѣлѣ и, естественно, на нее вліяло его отсутствіе и тѣнь, наброшенная на его доброе имя.

-- Я, кажется, понемногу стушевываюсь въ обществѣ, сказала она однажды отцу:-- я никогда не была ни очень красивой, ни очень умной. Теперь начинаютъ это находить, потому что я не умѣю попрежнему разыгрывать своей роли. Я просто становлюсь скучной, и мнѣ этого, конечно, не простятъ.

Профессоръ не замѣчалъ, однако, чтобъ она скучала и, конечно, въ этотъ торжественный день она не была скучной. Съ неутомимой энергіей она показывала дѣтямъ все, что могло ихъ интересовать.

-- Жаль, что нѣтъ дяди Филиппа! воскликнулъ Джэкъ послѣ церемоніи въ Капитоліи:-- онъ былъ бы въ мундирѣ съ саблей и казался бы выше всѣхъ, выше даже самого президента.

Дѣти возвратились домой очень усталыя и Берта также была, повидимому, утомлена, но, уложивъ спать Джэка и Джени, она сказала отцу:

-- Мы поѣдемъ на балъ на часокъ. Иначе всѣ знакомые прожужжатъ намъ уши разсказами о томъ, что мы видѣли.

Въ дѣйствительности же она не могла сидѣть дома одна съ своими мыслями и воспоминаніями. Были дни, когда ея пустынный, одинокій домъ былъ для нея невыносимъ.

Въ половинѣ одиннадцатаго она поѣхала съ отцомъ на торжество, которое никогда не пропускала съ восемнадцатилѣтняго возраста. И на этотъ разъ все обошлось попрежнему. Ничего не было новаго, та же блестящая толпа, та же шумная музыка, тѣ же танцы, тѣ же вопросы новаго президента и тѣ же отвѣты лицъ, представляющихся ему. Берта танцовала только нѣсколько кадрилей. Наконецъ, ей стало не въ моготу, и она послала своего кавалера, молодого дипломата, отыскать отца, въ ожиданіи котораго она сѣла въ уголокъ за группой растеній.

Неожиданно до ея слуха долетѣли слова, произнесенныя взволнованнымъ голосомъ:

-- Возстаніе индѣйцевъ! Треденнисъ! Только-что получены извѣстія.

Берта встала. Голосъ раздавался по другую сторону растеній. Какой-то незнакомый ей человѣкъ разговаривалъ съ миссъ Джесопъ.

-- Полковникъ Треденнисъ! воскликнула эта почтенная хроникерша: -- я его знала и очень любила. Да его всѣ любили! Какой ужасъ! Но правда ли это?

-- Извѣстія еще очень смутныя, но вполнѣ достовѣрныя, отвѣчалъ ея собесѣдникъ:-- индѣйцы напали на небольшое пограничное селеніе, и отрядъ солдатъ, подъ начальствомъ полковника Треденниса, разбилъ ихъ на голову. Они бѣжали, но потомъ снова вернулись въ то самое время, когда Треденнисъ вошелъ въ одну хижину, чтобъ взять забытаго тамъ ребенка. Не успѣлъ онъ вынести ребенка, какъ былъ убитъ на мѣстѣ.

Миссъ Джесопъ залилась слезами.

-- О! промолвила она:-- онъ былъ славный, добрый человѣкъ!

Музыка заиграла, и мимо Берты пронеслись одна пара за другой.

Она стояла неподвижно.

-- Повезите меня домой, сказала она, когда къ ней подошелъ отецъ, блѣдный, взволнованный отъ страшнаго извѣстія: -- Филиппъ умеръ! Филиппъ убитъ!

Онъ повелъ ее среди танцующихъ и толпы зрителей, весело болтавшихъ о смѣявшихся.

-- Идите поближе ко мнѣ, шепнула Берта:-- пусть никто не не видитъ моего лица.

Очутившись вдвоемъ въ каретѣ, она опустилась на колѣни и, припавъ головой къ колѣнямъ старика, промолвила:

-- Я никогда не говорила вамъ, что я преступница. Теперь я вамъ скажу. Я отъ всѣхъ скрывала... что... я... всегда... Филиппа... одного Филиппа...

-- Бѣдное дитя мое! Бѣдное дитя! застоналъ профессоръ.

-- Я переносила ужасныя страданія, продолжала она: -- я была убита, уничтожена. Я знала, что никогда болѣе его не увижу, но онъ былъ живъ. Это небо меня караетъ.

Онъ поднялъ ее и крѣпко прижалъ къ своему сердцу.

-- Везите меня къ дѣтямъ! воскликнула она черезъ минуту:-- я всегда буду съ ними. Я буду доброй матерью, я буду...

Она умолкла и неподвижно лежала на рукахъ отца, пока они не подъѣхали къ подъѣзду дома. Они молча вышли изъ кареты и поднялись по лѣстницѣ; профессоръ поддерживалъ Берту, которая медленно передвигала ноги. Въ домѣ царили тишина и мракъ. Только изъ одной пріотворенной двери виднѣлся свѣтъ. Эти была та самая дверь, въ отверстіе которой Треденнисъ видѣлъ Берту, убаюкивавшую маленькую Джени.

Передъ этой дверью они остановились, и Берта молча вошла въ дѣтскую.

Конецъ.

"Отечественныя Записки", NoNo 8--12, 1883