Нет, нет, это произошло не у нас, у нас ни одна газета ничего подобного себе не позволит, да и общественное мнение, народ, улица, так сказать, у нас не флюгер какой-нибудь. Произошло это в Лиссабоне во время одного из тамошних политических переворотов, когда пал один режим и власть захватил другой, как, собственно, бывает и в других государствах.
Сеньора Варгу это не особенно заботило, поскольку к политике он был равнодушен и лишь возмущался про себя, сетуя на то, что беспокойство, которое снова овладевает умами, отвлекает людей от занятий, по его мнению, куда более благородных и полезных. Словом, дон Маноэль любил покой и свое дело; он возглавлял Общество народного просвещения и неколебимо верил, что через врата просвещения народ придет к благополучию и свободе, что «в труде и учении — наше спасение» и тому подобное.
В то утро он был занят составлением писем — в Монсараж, относительно цикла популярных лекций по астрономии, и в Моура — по поводу беседы о гигиене младенцев, когда домой вернулась с покупками его прислуга, вся красная, с негодующе вытаращенными глазами.
— Вот, дождались, сеньор! — заявила она и бросила на стол помятую вечернюю газету. — Я ухожу от вас, сеньор! Я женщина порядочная и в таком доме служить не стану!
— Что такое? Что такое? — удивился сеньор Варга, поверх очков взглянув на газету. И оторопел: прямо на первой странице он увидел жирный заголовок:
РУКИ ПРОЧЬ, СЕНЬОР МАНОЭЛЬ ВАРГА!
Сеньор Маноэль Варга не поверил глазам своим.
— Откуда вы это взяли, несчастная? — воскликнул он.
Газету дал ей мясник и показал статью, да и все только об этом и говорят. А еще все говорят, и что этого, мол, так оставлять нельзя и презренному изменнику и собаке дону Варге не место на их улице.
— Кто же эти «все»? — в недоумении переспросил сеньор Варга.
— Все, — хозяйки, служанки, мясник и пекарь.
— Я у вас больше не останусь, — яростно взвыла она, заливаясь слезами. — Ведь они же придут сюда и спалят дом — и правильно сделают! Вот тут в газете черным по белому написано, кто что творит и что за всем этим кроется… И это — благодарность за мою верную службу!
— Пожалуйста, оставьте меня одного, — попросил удрученный дон Маноэль. — А если вы и вправду хотите уйти, я вас не удерживаю.
И тогда наконец он смог прочесть, что же было написано в газете.
РУКИ ПРОЧЬ, СЕНЬОР МАНОЭЛЬ ВАРГА!
«Скорее всего, это какой-нибудь другой Варга», — подумал он с робкой надеждой, продолжая читать дальше. Увы, речь все-таки шла о нем. « Народ покончит с вашей так называемой „просветительской“ деятельностью, сеньор Варга, которой вы годами отравляли души наших людей! Народ отвергает глубоко чуждое ему, насквозь прогнившее просвещение, которое порождает в нем лишь нравственную порочность, слабоволие и внутреннюю неуверенность; народ больше не позволит вам, сеньор Варга, под видом полезных сведений распространять свои подрывные идеи среди молодежи и простого люда… »
Сеньор Варга выронил газету и опечалился. Что же подрывного в его занимательной астрономии или в лекциях о гигиене младенцев? Он не понимал, да и не пытался этого понять. Он просто верил в просвещение и любил народ, вот и все. Сколько людей ходило на эти лекции, а теперь тут пишут, что никому, мол, они не нужны и что народ с возмущением отвергает их. Сеньор Варга покачал головой и попытался читать дальше. « Если власти не примут мер против ваших безобразий, наш пробудившийся народ сам наведет порядок, и тогда берегитесь, сеньор Маноэль Варга! »
Сеньор Маноэль Варга аккуратно сложил и разгладил газету. Это конец, сказал он себе. Однако он все равно не понимал, что же так вдруг изменилось на свете и в людях и отчего то, что вчера было хорошо, сегодня в одно мгновение стало вредоносным и губительным. Но еще меньше он понимал, откуда ни с того ни с сего в людях взялось столько ненависти. Боже праведный, столько ненависти! Старый дон Маноэль покачал головой и посмотрел в окно на площадь Сао-Жоао. Площадь была очаровательна и мила, как обычно, оттуда доносились веселые крики детей и лай щенка. Сеньор Варга снял очки и медленно стал протирать их. Боже праведный, столько ненависти! Да что же это сделалось с людьми? Верно, за ночь все переменилось. А служанка… сколько лет она живет у него… Сеньор Варга с тоской подумал о своем вдовстве… А живи сейчас покойница жена — неужто и она переменилась бы?..
Сеньор Варга вздохнул и поднял телефонную трубку. Позвоню-ка я своему старому другу де Соузе, решил он, Соуза мне посоветует что-нибудь…
— Алло, говорит Варга.
Молчание.
— Соуза слушает. Что вам угодно?
Сеньор Варга слегка запнулся.
— Только… спросить. Вы читали эту статью?
— Читал.
— Простите… что же мне делать?
Нерешительное молчание.
— Ничего. Вы должны осознать, что… времена изменились, не так ли? И поступайте применительно к обстоятельствам.
Дзинь.
Сеньор Варга не мог попасть петлей трубки на крючок. И это был его лучший друг. Как все может перемениться! «Поступайте применительно к обстоятельствам», но как? Как должен вести себя человек, которого ненавидят? Тоже начать ненавидеть? И как пробудить в себе ненависть, если всю жизнь ты учил любить?
Что же, буду вести себя применительно к обстоятельствам хотя бы с точки зрения соблюдения формальностей, решил дон Маноэль, и он сел за стол и ровным почерком написал, что слагает с себя обязанности председателя Общества народного просвещения. В связи с изменившимися обстоятельствами и так далее. Сеньор Варга перевел дух и надел шляпу. Лучше самому отнести письмо и поскорее с этим покончить.
Варга шел по улице предместья, и ему казалось, что и дома смотрят на него как-то по-другому, чуть ли не враждебно, тоже, видимо, в связи с изменившимися обстоятельствами. Соседи, верно, говорят меж собой: «А-а, это тот самый Варга, который отравляет душу народа». А кто-нибудь тем временем, глядишь, мажет его ворота дегтем — ничего удивительного. Сеньор Варга пошел быстрее, применяясь к обстоятельствам. Видно, придется переселиться в другое место, мелькнуло у него в голове, продать свой домишко… словом, вести себя применительно к обстоятельствам, а?
Сеньор Варга сел в трамвай и забился в угол. Два-три пассажира читали как раз ту самую газету. «Руки прочь, сеньор Маноэль Варга!» «Если меня узнают, — подумал про себя дон Маноэль, — вон тот сумрачный господин наверняка покажет на меня пальцем:
— Видите? Это тот самый Варга, который распространял подрывные идеи! И у него еще хватает совести показываться на людях!
Выйду-ка я лучше из трамвая, — со стесненным сердцем подумал сеньор Варга, ощущая на себе враждебные взгляды, — Господи, как человеческие глаза умеют ненавидеть!»
— Билетик, сеньор! — раздался над ним голос кондуктора.
Сеньор Варга даже вздрогнул и вытащил из кармана горсть мелочи, но тут одна монетка в десять сентаво выскользнула и покатилась под лавку.
Кондуктор стал искать ее.
— Бог с ней, — отсчитывая деньги, торопливо проговорил сеньор Варга, не желая привлекать к себе внимания.
Сумрачный господин отложил газету и наклонился, высматривая под лавкой монетку.
— В самом деле, она того не стоит, — нервно уверял его дон Маноэль.
Что-то проворчав, господин полез под лавку, остальные пассажиры с интересом и пониманием наблюдали за ним.
— Наверно, сюда закатилась, — говорит будто про себя другой господин и опускается на корточки, чтобы лучше видеть.
Сеньор Варга сидит как на иголках.
— Благодарю вас… спасибо, но в самом деле не стоит, — лепечет он.
— Вот она! — восклицает второй господин, засунувший голову под лавку. — Здесь она, негодная, только в щели застряла. Нет ли у вас ножичка?
— Нет, — виновато произносит дон Маноэль, — ну, пожалуйста, прошу вас… она не стоит ваших усилий…
Тут третий господин откладывает газету и, ни слова не говоря, начинает рыться в карманах, достает кожаный футляр, а из него — серебряный ножичек.
— Покажите где, — обращается он ко второму господину, — я ее достану.
Весь трамвай с напряжением и радостью следит, как третий господин ковыряет ножичком в полу.
— Сейчас! — довольно рокочет он, монетка выскакивает и катится дальше.
Четвертый пассажир наклоняется и ловит ее.
— Вот она! — торжествующе объявляет он, красный от натуги, распрямляется и, пыхтя, протягивает ее сеньору Варге. — Пожалуйста.
— Спасибо… благодарю вас, господа, — лепечет растроганный сеньор Варга. — Вы были очень любезны, и вы, господа, тоже, — вежливо раскланивается он на все стороны.
— Не стоит благодарности, — бурчит третий господин.
— Не за что, — отзывается второй.
— Главное, что нашлась, — добавляет первый.
Пассажиры улыбаются и кивают. Главное, что нашлась, ура!
Сеньор Маноэль Варга, розовый от смущения и всеобщего внимания, сидит, не шелохнувшись, и тем не менее видит, что тот с ножичком, подымает газету и принимается читать статью «Руки прочь, сеньор Маноэль Варга!».
Когда Сеньор Варга выходит из трамвая, пассажиры дружески кивают ему, а читатели газет поднимают глаза со словами:
— Аdeus,[1] сеньор!