Умер еще один член нашего общества, старый Поллитцер, знаете, это который продавал пишущие машинки, вечная ему память, господи; бедняге, правда, было за восемьдесят, но он еще долго мог прожить. А как он любил наши вторники! Знай мы, что старый Поллитцер столь скоро оставит нас, мы избрали бы его председателем; не за то, что он был одним из крупных кредиторов, нет, он ссудил господину барону всего какую-то там тысячу, — мы избрали бы его, просто чтоб доставить старику радость. В нашем обществе — и этого не отнимешь — царит согласие, что не часто встретишь в подобных организациях. Сейчас уже дела не поправишь, но венок мы возложили на гроб просто прелестный.
Вас интересует, что это за общество? Так вот: жил себе в Праге некий барон Бигари, благородный и большой человек, волосы — что вороново крыло, а глаза, — ах, женщины по нем просто с ума сходили. Он арендовал виллу в Бубенече, держал две машины, а что касается любовниц, так если судить по расходам, их у него было не меньше семи. Что и говорить, барон был широкая натура. Он вроде имел поместье в Словакии, лесные угодья где-то у Ясини, какой-то целлюлозный завод, стеклянный заводик и владел нефтяной скважиной где-то у анталовцев[1]; короче, был сказочно богат. Вы не представляете, сколько ему надо было тракторов, машин, канцелярского оборудования, чеков, пишущих машинок, драгоценностей и букетов! Конечно, такое состояние требует ужасных накладных расходов; опять же барон умел подать себя; все он делал с размахом — любо-дорого было смотреть. Потом, правда, выяснилось, что целлюлозного завода у него не было, не было нефти, лесных угодий и поместья тоже, был только стеклянный заводишко, да и то все машины с завода барон давным-давно распродал; и еще выяснилось, что барон никакой не барон, а некий Хаим Рот из Перечина. Против него предполагалось возбудить дело за мошенничество и все прочее, но когда собрались его кредиторы, то поняли, что много они не получат, — ну, ковер там, флакончик-другой духов, и что там еще было в вилле; никого бы это, как все прекрасно понимали, не спасло. Когда барон окажется за решеткой, сказали себе кредиторы, мы потеряем все, а так, глядишь, он еще куш отхватит, язык у проходимца подвешен и манеры что у твоего князя. Он может выгодно жениться или еще что придумает, — короче, мы тогда хотя бы часть своих денег получим. Ясно одно — нельзя ему дать пропасть, иначе плакали наши денежки. Все позабирали иски назад и основали общество его кредиторов; было нас что-то около ста семидесяти и, как в ротарианском клубе, — по представителю от каждой профессии: торговцы автомобилями, метрдотели, банкиры, портные, ювелиры, владельцы оранжерей, один архитектор, один коннозаводчик, швея, владелец парфюмерного магазина, два адвоката, какая-то проститутка и вообще кто попало, всего более чем на шестнадцать не то семнадцать миллионов. И вот собирались мы и придумывали, как спасти барона и не остаться в накладе. Пришлось нам поддерживать его на уровне, чтоб он счастья попытал, и при этом следить, как бы он чего не натворил и не сел. Однажды мы потеряли его из виду на целый день, и он за это время обстряпал какое-то дельце, где пахло мошенничеством, пришлось нам это потихоньку заминать. О, это было напряженное время! Барон был заядлый картежник и при этом мошенничал отчаянно, иначе не играл! А то вдруг ударился в шпионаж, мол, это сулит сумасшедшие деньги. Мы все по очереди сторожили его, но, что правда, то правда, барон был милейший собеседник, он всегда изысканно угощал нас, а потом говорил: заплатите и запишите на мой счет. Да, никогда мы так славно не жили, как тогда с бароном. Мы привыкли друг к другу и находили между собой прекрасное взаимопонимание — всё пожилые, рассудительные, искушенные люди, жаждущие одного — получить обратно свои деньги от барона!
И вдруг барон исчез. Как будто бы удрал в Америку, в Голливуд, не то еще куда-то. Да что там, такой не пропадет, в один прекрасный день, глядишь, получит большие деньги и со временем найдется. Только, понимаете, мы, кредиторы, и в самом деле очень привыкли друг к другу. Нам, конечно, ужасно недоставало барона и денег его, разумеется, но еще больше нам не хватало бы друг друга, если бы мы вдруг перестали раз в неделю встречаться. А так соберемся и славно посидим, обсудим дела, сами знаете, сколько нынче всяких забот, придирок к нам, предпринимателям, и прежняя солидность в делах не в почете, ну и каждый делится опытом в своей области, — где бы еще я узнал, как делается бизнес с автомобилями или цветами? Ведь у нас в обществе были представлены всевозможные ветви предпринимательства, будто на одном ковчеге, как говорится. И мы сказали себе — пропади все пропадом, нашего барона черт унес, но мы-то здесь, и, коли уж собрались однажды вместе, будем же и впредь держаться друг дружки, и баста. И вот мы по-прежнему сходимся по вторникам, и так в течение десяти лет; всякий раз поминаем нашего барона, как он там, бедняга, мыкается по Америке, посетуем на плохие времена — вот и легче станет на душе, да и о недомоганиях можно потолковать. Двенадцать из нас уже отошли в лучший мир. И старого пана Поллитцера нам тоже будет не хватать. Жаль, что вам не довелось встретиться с паном бароном Бигари; какой это был обаятельный господин! А у вас, по крайней мере, появились бы основания посещать наше общество.