Заключенная
После обеда Павлик с грудой пирожков, завернутых в салфетку, сопровождаемый Костей Корелиным, направился в «темную» к Мэри.
— Костя, голубчик, дай мне проститься с тобою. Ты уже больше не вернешься обратно, чует мое сердце, — с притворным плачем воскликнул Витя. — Корелинька, мой чумазенький, обнимемся и поцелуемся в последний раз!
— Корелин, милушка, — подхватила веселая хохотунья Мими, — изволь тебя хоть сахарком посыпать, а то ты далеко не вкусное блюдо для бедной Мэри.
— Ничего: она не заметит вкуса, а проглотит целиком, — отшутился Костя, направляясь в «темную».
Дверь темной, куда сажали детей за их провинности, запиралась снаружи и потому Косте и Павлику не стоило никакого труда попасть туда. Лишь только они вошли, Павлик приблизился к Мэри и сказал, насколько мог ласково и добродушно:
— Все наши посылают тебе пирожков, Мэри, зная, что ты сидишь голодная… кушай на здоровье.
Но девочка с сердцем оттолкнула от себя мальчика и крикнула сердито:
— Убирайся от меня! Из-за тебя я наказана и сижу без обеда, и нечего тебе теперь угощать меня твоими гадкими пирожками!
— Ах, Мэри, — жалобно протянул мальчик, — ты попробуй только хоть один пирожок и увидишь, что они вовсе не гадкие, а очень вкусные.
Павлику и не надо было расхваливать пирожки: Мэри знала это и без него. На её голодный желудок они представлялись ей чудесным лакомством, но она не могла побороть своего гнева на мальчика, считая его виновником своего несчастья, и продолжала сидеть, не двигаясь с места, глядя на обоих мальчиков взглядом затравленного волчонка.
Павлику стало бесконечно жаль Мэри. Он, казалось, совсем позабыл о том, что она обидела его так сильно, ему только ужасно хотелось в настоящую минуту, чтобы голодная Мэри отведала его пирожков и хотя бы чуточку утолила ими свой голод. Поэтому он еще ближе подвинулся к ней и сказал еще ласковее прежнего:
— Мэричка, не сердись на меня, пожалуйста, покушай, а то я сейчас заплачу.
— Нет, уж не плачь пожалуйста, — злобно разсмеялась Мэри, — а то опять всех разошлют по аптекам и лавкам, а меня еще вдвое дольше продержат в «темной», — и, окончательно выйдя из себя, она закричала в гневе — Зачем вы пришли ко мне сюда? Разве я звала вас с вашими непрошенными утешениями? Очень нужны мне ваши гадкие пироги! Не надо мне их! Оставьте меня в покое! Убирайтесь! Я вас ненавижу всех, слышите ли — всех вас ненавижу!
— Слышим, не глухие, можешь не кричать и не надсаживать горла, тебе оно еще понадобится для сегодняшнего спектакля, — спокойно и строго проговорил Костя.
— Ну, Павлик, — обратился он к своему маленькому товарищу, — нам с тобой здесь нечего делать. Оставим пирожки развенчанной принцессе и пойдем, брат, восвояси. — И с этими словами оба мальчика вышли из «темной», закрыли дверь, щелкнув задвижкой, и оставили Мэри в прежней темноте и одиночестве.
— А, так-то, — задыхаясь от злости, прошептала она. — Я развенчанная принцесса? хорошо же! И все эти насмешки мне приходится выносить из-за скверной пришлой девчонки, которую я знать не знаю и не хочу. И что в ней особенного нашел Павел Иванович? Рваная, жалкая нищенка с дырявыми сапогами! Разве она может быть принцессой или царевной? И какая она принцесса? Она просто жалкий, ощипанный цыпленок. Даже Золушку и ту она не сумеет изобразить. Я в этом уверена. И куда ей тягаться со мною, все равно не дотянется никогда. — И Мэри злорадно рассмеялась.
Но скоро смех её сменился слезами. Какой-то внутренний голос говорил ей, что Лиза умна, прилежна, кротка и послушна и уж, конечно, все ее полюбят.
— А, если так, — вскричала Мэри в новом приступе гнева, — то я припомню тебе все, что ты мне причинила невольно, дурная, скверная девчонка!
И, бросившись на пол «темной», Мэри заколотила ногами об его доски и заревела на весь дом громкими, злыми, отчаянными слезами.