Глава I

Жаркий, душный июльский полдень. Солнце палит вовсю.

В большой светлой комнате выдвинут стол на се­редину. На конце стола сидит Аврора Васильевна и дик­тует детям.

Валентина Павловна просила ее, Мик-Мика и мосье Диро заниматься по часу в день с мальчиками, чтобы дети не забыли за летнее время каникул то, что прохо­дили в классах зимой.

За компанию с мальчиками занимается и Симочка. Тут же, на конце стола, сидят Орля и Галя.

Орлю нельзя узнать. За месяц, проведенный в Раевке, мальчик круто изменился.

Начиная с его имени -- его зовут теперь Шурой, то есть настоящим его именем, данным ему при крещении, а не прежней кличкой, -- все в нем переменилось к луч­шему.

Постоянное пребывание среди людей, не имеющих ни­чего общего с грубыми и вороватыми обитателями табо­ра, сделало свое дело.

Правда, маленький дикарь, Щелчок, как его тихонько между собой называют дети, не мог исчезнуть вполне в лице цыганенка, но он уже не был тем безудержным диким волчонком, каким попал в этот дом.

В душе мальчика пробудилась невольная благодар­ность к людям, тепло приютившим у себя в доме его а Гальку.

Вот она сидит, поздоровевшая, розовенькая, пополнев­шая за этот месяц, сидит между ним и Алей Голубиным, самым тихоньким из мальчуганов, и старательно выводит €буквы на аспидной доске.

Пишет их и Орля, так как Валентина Павловна вы­разила желание, чтобы оба они с Галькой, как можно скорее, выучились читать и писать.

К Валентине Павловне и к Ляле, выходившим Гальку точно так же, как они выходили и его, Орлю, у Орли ка­кая-то необыкновенная преданность. Ради "барыни-ба­бушки" и "барышни Ляли", как он называет обеих, он готов в огонь и в воду.

Любит он и Счастливчика, потому что изящного, ма­ленького, как игрушка, хрупкого и доброго сердцем мальчика любят все: его нельзя не любить.

Любит веселого Мик-Мика, своего первого заступ-пика.

Алю же Голубина Орля втайне презирает за голуби­ную кротость и еще за то, что Аля очень подружился с Галькой за последнее время, и Орля боится, что Аля совсем отнимет у него сестру.

Но кого он положительно не выносит, так это Аврору Васильевну, няню Степановну, Франца и Ваню с Ивасем.

Первая очень требовательна, придирчива и строга; няня Степановна и Франц не могут никак примириться с тем, что цыганские нищие ребята сидят за одним сто­лом с их господами, а они, в качестве прислуги, должны им подавать и служить.

-- У-у! Чего пялишь цыганские буркалы, волчо­нок? -- часто, встретив горящие глаза Орли, ворчит ня­ня.-- Того и гляди, наживешь с тобою бед.

А Франц, брезгливо подбирая губы, убирает тарелки после Орли и Гали и насмешливо шипит, неслышно для хозяев:

-- Вы бы хоть вылизали языками соус получше... А то не больно чисто и все же вымыть придется после вас...

Дело объяснялось тем, что наголодавшиеся в таборе дети не оставляли ни кусочка от своих порций за столом. А куски с господского стола Франц особенно любил до­едать.

В свою очередь, Ивась и Ваня дразнили Орлю ти­хонько от других. Впечатлительный, необузданный маль­чик платил им, чем мог, и не добром, конечно.

-- Покажи, Шура, что ты написал! Дай твою рабо­ту, -- внезапно огорошил Орлю знакомый резкий голос Авроры Васильевны, и ее костлявая высокая фигура вы­росла за его плечами.

Он молча протянул свою аспидную доску. Там не ,,. было ни единой буквы.

-- Одна святая чистота! -- сострил синеглазый Ивась, заглянув через плечо Орли.

Орля стоял потупившись.

-- Что ж это такое? За целый час ты не сделал ни­чего. Ведь тебе сказано было написать буквы все по по­рядку! -- повысив голос, произнесла Аврора Василь­евна.

Угрюмое молчание было ей ответом.

-- Шуре жарко, оттого он не мог писать, -- вступил­ся за товарища Кира.

-- Просто оса ему нос укусила... И он все думал, как бы ее поймать и казнить, -- пошутил добродушный Ваня.

-- Ха, ха, ха! Оса нос укусила! -- залилась веселым смехом Симочка. -- Покажи скорее, где укусила. Щел­чок.

-- Ах!

Симочка и сама была не рада, что с губ ее сорвалось это слово, от которого Орля приходил в бешенство.

Но было уже поздно.

С загоревшимися глазами цыганенок вскочил с места и взмахнул рукою.

Трррах! От аспидной доски, изо всей силы брошенной на пол, посыпались осколки.

-- О, негодный мальчик! Как ты смел? Как ты смел? -- сердито накинулась на него гувернантка.

-- Он склеит, Аврора Васильевна! Он склеит! -- писк­нул Ивась.

-- Нет, он напишет на каждом осколке по одной: букве и, таким образом, составит азбуку! -- заметил Ваня.

Симочка, смущенная за минуту до этого, теперь уже смеялась снова.

Вдруг с конца стола отделилась худенькая белокурая девочка а, волнуясь, заговорила:

-- Зачем вы обижаете Орлю?.. Не надо его обижать!

Братик, возьми мою работу. Я написала А, Б и В. Пусть они будут твои. -- И она трогательным движением про­тянула ему свою доску.

-- Господа! Не дразните Шуру! Я протестую! -- кри­чал Счастливчик, поднимая свой голосок, похожий на колокольчик.

-- Тише, дети! Тише! У меня голова кругом идет. Я не могу заниматься при таком шуме, -- унимала рас­ходившуюся детвору Аврора Васильевна.

-- Не надо их больше мучить при такой погоде! Гос­пода, я иду в лес! Кто за мной?

Мик-Мик широко распахнул дверь комнаты, где за­нимались дети, и предстал на ее пороге, весь сияющий весельем, радостью и довольством.

-- Я!

-- Я!

-- И я!

-- Все мы! Вы отпускаете, Аврора Васильевна?

-- Ах! В лес! -- невольно сорвалось с губ Орли. Лес! Нет, видно, никогда ему не отвыкнуть от воли.

Так и тянет на простор лесов и полей из душных комнат усадьбы.

-- Нет, ты не пойдешь! -- суровым приговором зву­чит над головою ненавистный ему голос. -- Валентина Павловна велела подготовить тебя за лето к первому классу городской школы, а дело у нас не подвигается вперед. Ты почти ничему еще не научился. И потом, ты провинился: замахнулся на Симочку, разбил доску. И ты остаешься дома! -- заключила гувернантка.

Лицо Орли внезапно потемнело. Красивые глаза по­тухли.

-- Эх, прощелкался, видно, Щелчок, -- шутливо за­метил ему Ивась.

Мик-Мик нерешительно помялся у дверей.

-- Аврора Васильевна, простите на этот раз Шуру, -- произнес он по-французски.

-- Нет! Я же сказала!

-- Ух! -- вздохнул Мирский и скорчил комическое лицо.

-- Тогда я останусь с Орлей. Дозвольте, тетенька, -- послышался робкий голосок Гали, и она, застенчиво потупясь, выступила вперед.

-- Этого еще недоставало! Ты пойдешь с остальны­ми! -- сурово остановила девочку гувернантка. -- И, пожалуйста, называй меня так, как другие. Я не тетенька, а Аврора Васильевна.

-- Злюка Сердитовна! -- шепотом произнес Ивась своему другу Симочке.

-- Ну, делать нечего, идем без Шуры, -- произнес, вздохнув, Мирский и, быстрыми шагами приблизившись к мальчику, произнес ласково:

-- Возьми-ка Галину доску, мой друг, да напиши ско­рее свой урок. А кончишь -- нас догонишь!

-- Против этого я ничего не имею! -- отозвалась гу­вернантка.

-- Ну, команда, рысью марш! В галоп!

И Мик-Мик помчался, как резвый мальчик, по длин­ному ряду комнат.

За ним помчались дети.

Аля Голубин схватил по дороге Галю за руку и увлек ее за собою. Девочка, зараженная общим потоком дет­ского веселья, побежала вперед, оглянувшись, однако, сначала на Орлю и крикнув ему на прощание:

-- Кончай скорее, братик, и приходи. Я тебя жду!