Ты это куда, паренек, собрался? Тяжелая рука опустилась на плечо Орли, и, словно из-под земли, перед ним вырастает фигура щеголеватого лакея Франца.

Франц и гувернер, monsieur Диро, идут с мокрыми полотенцами от пруда, где только что выкупались оба.

Они еще издали заметили бегущую фигурку и пошли на­перерез беглецу.

У monsieur Диро на лице испуг и изумление. Рука Франца изо всей силы сжимает Орлино плечо.

-- Господа в церковь изволили пойти, а ты лататы тем временем задал! -- громко произносит Франц. -- Куда похвально! Нечего сказать! Так-то благодетелям своим отплачиваешь! Марш домой! А чтоб больше не ду­мал убегать, я тебя на ключ закрою пока что.

И Франц, схватив за руку Орлю, потащил его к дому.

Monsieur Диро, мягкий и добродушный, по своему обыкновению, шел за ними, приговаривая на ломаном русском языке:

-- О-о! Каков мальчуган!.. Удраля среди беленьков денька... Сапирайти его, Франц, потуже до генералынин приход от церквей.

Но Францу все советы были излишни. Он и сам знал, что ему надо делать.

Притащив упиравшегося Орлю в дом, он втолкнул его в первую попавшуюся комнату и, плотно притворив дверь, закрыл ее на ключ.

-- Сиди и жди своей участи, разбойник. Ишь, что выдумал -- из дому убегать! Постой, будет еще тебе на • орехи!

Орля слышал, как щелкнул замок. Слышал удаляв­шиеся шаги и воркотню Франца. Маленькое сердце цы­ганенка зашлось волною нового бешенства.

"Это что ж такое? Заперли, как птицу в клетке... Грозят... не пускают на свободу... Да я за это весь дои разнесу!" -- думает про себя Орля.

Страшный прилив злобы охватил душу мальчика. Как дикий зверек, заметался он по комнате, воя по-зверино­му, топая ногами, изо всей силы ударяя кулаками в не­поддающуюся его ослабевшим за болезнь силенкам дверь...

Потом, злобный, негодующий, с пеной у рта, со свер­кающими бешенством глазами, он остановился посреди комнаты, выискивая взором, что бы ему сокрушить, сломать.

Комната, в которой он очутился, была длинная, полу­темная, с несколькими шкафами, стоящими по стенам.

Вне себя Орля подскочил к ближайшему из них и широко распахнул его дверцу.

Торжествующий крик вырвался из его груди: в шкафу висели платья, и нарядные, и повседневные, из суконных, шерстяных, шелковых, тюлевых и кружевных тканей.

С минуту мальчик стоял, как бы оцепенев на месте... Какое богатство!.. И вдруг, испустив новый дикий, прон­зительный крик, полный торжества и злобы, он бросился вперед и проворными руками стал срывать с вешалок все висевшие на них костюмы... Новый крик... И затрещали дверцы другого шкафа...

Теперь все содержимое в обоих было выкинуто про­ворными руками Орли на середину комнаты. Еще шкаф, и еще...

Не прошло и десяти минут, как они все были опорож­нены до нитки, а посреди комнаты высилась теперь целая груда пестрого, светлого и темного платья.

-- Ага! Так-то вы со мною! Ну, так постойте же! -- прохрипел Орля, ринулся на верх" груды костюмов и стал рвать их руками и зубами с ожесточением, как взбесив­шийся волчонок.

Треск шелка и сукна, режущий звук разрываемых па клочья лепт и кружев, глухой свист разлезающегося по швам барежа в продолжение доброго получаса наполня­ли тишину комнаты.

Где не могли совладать с прочной материей руки Орли, помогали зубы, причем мальчик катался по полу, выл и скрежетал зубами в неистовстве, как настоящий дикарь.

Наконец он устал от своей разрушительной работы. Вокруг него теперь валялись всюду, густо устилая пол, куски материй, клочья и лохмотья растерзанных плать­ев, накидок, жакетов -- словом, всего того, что, аккурат­но развешанное, хранилось до этой минуты в гардероб­ных шкафах.

При виде произведенного им полного разрушения Орля вздохнул облегченно, повернулся к двери, погрозил по направлению ее кулаком и, злобно усмехнувшись, проговорил, сверкая глазами:

-- Ладно! Хватит с вас! Будете помнить, как запи­рать Орлю да томить в неволе! А если потом держать станете, хуже еще устрою...

Тут он пошатнулся, изнуренный непривычными усилиями, опустился на пол и сразу уснул крепким долгим сном выздоравливающего, но не в меру утомленного ребенка.