— Кира… Соня… Алек… Витюша!… - гулко разносится по квартире, — собирайтесь… пора ехать… на поезд не попадем. — Кира! Соня! Алек! Витюша!
— Сейчас! Сейчас! — откликаются звонкие детские голоса и из небольшой, залитой солнцем, веселенькой детской выскакивают два мальчика и две девочки возрастом от шести до 12 лет.
— Няня, одевайте детей, только поскорее. Поезд не ждет, милая.
И Анна Павловна Хромина стала поспешно прикалывать шляпу пред большим зеркалом в прихожей.
Поднялась суматоха невообразимая.
Няне помогала краснощекая, неуклюжая Дуняша, недавно взятая из деревни для комнатных услуг девушка. Надо было одеть детям весенние пальто, повязать на шею галстухи и достать с вешалок шляпы…
Алек, двенадцатилетний гимназист, недавно блестяще сдавший экзамен, один не суетился… Он стоял в сторонке, застегнутый на все пуговицы и с видом скучающего молодого человека рассматривал, как снаряжали его маленького братишку и сестер.
Особенно много было хлопот с шестилетним Витюшей. В то время, как няня занялась обеими девочками, Витюшу одевала Дуняша. Витюша отдувался под ее неловкими руками, как маленький паровоз.
Его крошечный пуговицеобразный носик морщился поминутно, и он делал такие гримасы своей потешной маленькой мордочкой, каким позавидовал бы любой клоун из цирка.
А неумолимая Дуняша продолжала суетиться около него, нимало не обращая внимания на все его нетерпеливые ужимки.
И вдруг оглушительный рев наполнил прихожую.
— Мама! — завопил не своим голосом Витюша, — Дуня меня за шею ущипнула…
Дуняша растерялась. Оставила в покое крючок у ворота Витиной куртки, который намеревалась застегнуть, и осталась стоять с разинутым ртом и выпученными глазами перед плачущим мальчиком. Няня, обожавшая Витюшу, накинулась на Дуняшу.
— Деревенщина… Неуклюжая… Не руки, а грабли… Барское дите обидела… У-у, глупая! Не плачь, мой розанчик, не плачь, моя крошечка, моя ягодка малинная… Дай-кось я тебе конфетку дам!
И вынув из кармана конфетку в особенной соблазнительной ярко-красной обертке, няня сунула ее своему любимцу.
«Ягодка малинная» сразу перестал реветь, позволив няне застегнуть злополучный крючок, и усиленно занялся конфеткой.
Девочки Кира и Соня стали одевать свои шляпы перед зеркалом. Кире было десять лет и она была черненькая, как мушка, Соня же блондинка, того красивого оттенка волос, про который говорят, что он отливает золотом.
Обе девочки были премиленькие и обыкновенно были очень дружны между собою, но сегодня точно злой волшебник встал между ними и поминутно науськивал их одну на другую.
— Сонька, ты мою шляпу надела! — неожиданно заявляет черненькая Кира.
— Ай, неправда! Кирка, ты врешь! — так и вспыхивает белокурая Соня. — Мамочка, скажи Кире, чтобы она не врала.
— Соня! Соня! Что за манеры! — ужасается мама. — Как ты можешь так говорить с сестрою?
— Отдай мою шляпу! — снова повелительно обращается к сестре старшая Кира.
— Это не твоя шляпа, а моя… У тебя была пряжка с жучком на твоей шляпе, а на моей просто шарик! — горячится Соня.
— Неправда, шарик был у меня, ты вечно все перепутаешь! — злится Кира. — Снимай сейчас! — И она тянется к голове сестры обеими руками.
Та отскакивает в сторону и со всего размаха налетает на ногу нянюшки. Нянюшка взвизгивает на всю прихожую… У нянюшки мозоли на ногах и она их тщательно покрывает каждый вечер какою-то темною жидкостью. Не мудрено поэтому, что она чувствует страшную боль под ногою вертлявой Сонечки.
— Да уймитесь вы, сударыни, сладу нет с вами, — сердится она на обеих девочек. — Барыня, прикажите им старые шляпы надеть, что они будут в тюлевых делать, коли дождь пойдет, — обращается няня к Анне Павловне.
Но, оказалось, сделать этого было нельзя. Картонки с простенькими соломенными шляпами отнесены уже в коляску. Идти вынимать их — лишняя проволочка времени. К тому же кучер наемного ландо уже несколько раз присылал от ворот дворника напомнить господам, что он давно ждет и что за рубль целковый он целые сутки стоять не намерен…
— Собрались, наконец? — недовольным голосом говорит мама, которую начинают раздражать эти неимоверно долгие сборы.
— Идемте!
Идут попарно, следом за нею. Впереди Алек с Витюшкой и с длиннейшей удочкою, которою он намерен ловить рыбу на пруде у бабушки, и которою уже поймал сейчас красный тюлевый бант на шляпе у Киры и немилосердно тянет шляпу с головы сестры.
Кира, выступающая подле Сони, громко вскрикивает и хватается за голову. Еще минута, и тюлевый бант оторван от шляпы и висит на удочке в виде особенно красивой пурпуровой рыбы. Кира заливается слезами. Няня бросается освобождать бантик… Алек сконфужен… Такого улова он не ожидал. Наконец бант освобожден и торжественно водворен в карман няне.
— Нет, уж ты как хочешь, а брось эту дрянь, мой батюшка, — решительно заявляет Алеку няня, — а то всем в лонде глаза ею выколешь.
Но Алек не согласен. Вчера он купил удочку. Она самая длинная и удобная, какая была только в магазине… Он выбирал ее целый час и не бросит ни за что на свете.
— Мамочка, — кидается он к матери, — позволь оставить удочку.
Начинается продолжительное совещание, после которого решено удочку дать на козлы Дуняше, которая, за неимением места в экипаже, поедет рядом с кучером. Удочку торжественно вручают горничной. Вот и ландо… Добрались, слава Богу!
Кучер с сердитым лицом требует на чаек.
— Долго больно собирались, господа, лошади застоялись! — говорит он недовольным голосом.
Ему накидывают лишний двугривенный и приступают к самой трудной задаче — усаживанию в ландо. Хотя народу, кажется, и немного, но дело осложняется. Узлов и картонок гибель. В последнюю минуту на крыльцо выскакивает огромный дог Марс и заливается лаем. Он точно предчувствует, что господа уезжают на три месяца и скучная жизнь вдвоем с кухаркой Катериной ему совсем не кажется приятной.
— Марсенька! Миленький! Голубчик! с нами хочешь, с нами, — кричат дети, протягивая сверху руки из экипажа.
Тот лает еще оглушительнее.
— Мамочка, возьмем с собой Марсеньку! — жалобным голосом просят девочки.
— Пожалуйста, мамочка! Бабушка его так любит! — вставляет свою просьбу Алек.
— Но ведь он будет драться с бабушкиной Фанни! — слабо протестует Анна Павловна, которой самой до смерти жаль оставлять Марса.
— Ничего, ничего, мамочка! Мы за ними присмотрим! — хором отвечают дети.
Мама соглашается.
Марсу кричат… хлопают… свищут… Он, как ошалелый, кидается с крыльца к коляске.
— Садись, Марсенька, садись! — наперерыв лепечут Соня, Кира, Алек и Витюша.
Но не тут то было… Марс не намерен садиться в экипаж, где и без него сутолока и давка. Он предпочитает бежать сбоку и лаять на лошадей.
Ландо трогается. Марс стрелою летит вперед.
— Хам! хам! хам! — несется его оглушительный лай на всю улицу.
— Господи, спаси и помилуй! — бросаясь в сторону, испуганно вскрикивают прохожие. — Не собака, а тигра! В сад бы такого. Зоологический! — громко выражает свою мысль встречный городовой.
И все таки ландо медленно подвигается под оглушительный лай Марса. Анна Павловна скользит усталым взглядом по встречным домам и магазинам. Слава Богу, они на целые три месяца освободятся от городской духоты и пыли. У бабушки в ее маленьком имении, Новгородской губернии, такая благодать в летнее время!
И дети поправятся, окрепнут… Особенно Витюша! Он такой хилый, слабенький…
Анна Павловна останавливает на Вите свой заботливый материнский взгляд и вдруг громко неожиданно вскрикивает…
Витюша неузнаваем…
Где его нос, щеки, губы?
Все сплошь покрыто огромными красными пятнами, даже на лбу они, эти страшные пятна, даже на шее…
— Господи, что это? — в ужасе шепчет разом побледневшая Анна Павловна. — Корь? скарлатина? оспа?
— Витюша! Милый! Родной! Что с тобою? — притягивая к себе сына, вся холодная от ужаса, спрашивает на смерть перепуганная мать.
А Витюша сидит как ни в чем ни бывало. У него ничего не болит, его ничто не беспокоит.
Взгляд мамы переходит на курточку Витюши, украшенную белым воротничком с манишкой на груди.
И на белой манишке такие же пятна, как и на лице, и на шее.
Лицо мамы проясняется.
— Витька, гадкий мальчишка, где это ты так разукрасился? — едва удерживаясь от смеха, спрашивает она.
— Не извольте беспокоиться, барыня! — вмешивается няня, — я ему конфетку дала, конфетка в бумажке… Витенька сосали с бумажкой, а бумажка красит!
Вот оно что! Бумажка!
Все смеются. Витюша громче всех… И лицо его в красных пятнах делается при смехе еще забавнее и смешнее.
— Нет, его положительно нельзя везти таким на вокзал! — решает Анна Павловна. — Дуняша! Дуняша! — обращается она к преважно восседающей на козлах горничной, — слезай скорее и беги домой! Возьми полотенце, намочи его водою и сюда обратно! Только скорее, слышишь, как можно скорее!
— Слышу, барыня! — отвечает Дуняша с козел и в один прыжок соскакивает на землю.
На ней зеленая юбка и красная кофта, которую она носила в большие праздники в деревне, и которые в городе кажутся слишком яркими и пестрыми.
Она кивает головою, радостно улыбаясь, и очень довольная промять ноги, стремглав летит домой.
Но вот беда… Дуняша второпях забыла оставить у кучера удочку и бежит с нею, ежеминутно грозя выколоть ею глаза прохожим.
Встречные бранятся… Дуняша, нимало не обращая на это внимание, несется стрелою, размахивая удочкой, как копьем в бою и страшно стуча своими огромными башмаками по тротуару улицы.
Но вот ее красно-зелено-желтая фигура скрылась за углом. Анна Павловна хочет приказать кучеру повернуть обратно к дому за Дуняшей, но няня отговаривает барыню.
— Поворачивать с пути дурной знак! Плохая дорога будет. Здесь лучше дождемся! — говорит она.
Марс, которому надоело лаять и прыгать на лошадей, уселся перед ландо и тяжело дышит, высунув свой длинный, покрытый пеной язык.
И вдруг нежданно-негаданно перед ним появляется огромный черный пудель.
Марс не любит собак, а черных пуделей особенно. Он глухо ворчит и скалит зубы.
И черный пудель ворчит и тоже скалит зубы.
Марс медленно поднимается и, сверкнув глазами, приближается к черному пуделю, очевидно с далеко не благими намерениями.
Господин, идущий с пуделем, поднимает палку и замахивается на марса… Марс не любит палку гораздо более, нежели черных пуделей. В два прыжка он подле господина и награждает его оглушительным лаем, Черный пудель, казалось, только и ждал этой минуты.
Со всех ног кидается он на Марса. Но Марс не промах… Он быстро становится в боевую позу… Драка разгорается в один миг со всеми ее разрушающими последствиями. Марс кусает черного пуделя… Черный пудель — Марса…
Анна Павловна машет зонтиком из экипажа и кричит на Марса… Дети тоже кричат…
И няня кричит, и господин на тротуаре, и городовой на углу… Все кричат…
Дворник от соседних ворот кидается на выручку, за ним еще кто-то, еще и еще…
В эту минуту из-за угла дома показывается длинный тонкий конец удочки, а за ним крупная фигура красно-зелено-пестрой Дуняши. Она машет удочкой и машет чем-то белым, обильно намоченным водой.
— Вот! — говорит она торжествующе, протягивая что-то белое Анне Павловне.
Анна Павловна берет у нее это белое, мельком взглядывает на него и не может удержаться от смеха.
Не полотенце намочила второпях и принесла Дуняша, а Витины нижние панталончики.
Толпа, собравшаяся вокруг дерущихся собак и ландо, видит занимательное зрелище: нарядная дама в коляске оттирает мокрыми панталончиками красные пятна на лице мальчика.
Витюша не любит мыться и вытираться тем более. Он немилосердно гримасничает носом и ртом.
Толпа смеется…
Слава Богу! Удалось Марса отбить от черного пуделя, оставшегося все-таки победителем.
Теперь уже Марс не упрямится и позволяет себя усадить в экипаж.
Дуняша снова громоздится на козлы. Ландо трогается. Удочка в виде знамени покачивается над головою Дуняши.
Все обстоит благополучно.
Вот и вокзал… Но странно! Вокруг него ни экипажей, ни публики, ни обычного движения.
— Поезд только что отошел! — торжественно докладывает носильщик с медною бляхою на груди. — Следующий идет через два часа.
Анна Павловна в ужасе… Дети в унынии… Посудите сами! Каково два часа провести в ожидании на скучном и пыльном вокзале.
К довершению горя Дуняше не обходится благополучно ее вторичное путешествие с козел.
На вокзальном подъезде много носильщиков, торговок с яблоками и сусальными леденцами.
Дуняше, заинтересовавшей взоры всех своим ярким нарядом, нежелательно ударить в грязь лицом перед столь почтенною публикою. Она хочет выказать особую грацию и легкость. Поэтому, прежде чем соскочить с козел, она делает легкий, изумительно грациозный поворот, потом подскакивает на одной ноге и, не глядя вниз, спрыгивает на землю.
Отчаянный визг… Что то мягкое под ее ногами… И в следующую же минуту Дуняша и не вовремя очутившийся у ступеней вокзала Марс барахтаются в одной сплошной куче.
Няня бранится… «Ишь дура безглазая! И сойти-то не умеет, как следует!» — ворчит она. Дети смеются.
От нечего делать решено Дуняшу с обеими девочками отправить погулять в ближайшем к вокзалу городском саду. Няня с Витюшей идут отдыхать в уборную.
Алек с Марсом преважно прохаживаются по платформе.
Анна Павловна хлопочет с билетами и вещами.
Два часа ожидания тянутся медленно, скучно. Наконец они приходят к концу.
Заспанный Витюша приходит с няней из уборной.
Толстый кондуктор подходит к большому колоколу, повешенному у дверей зала III-го класса, и дергает за веревку.
Бим! Бум! Бум! Бим! — сердитым звуком кричит колокол, точно бранится.
Алек и Марс появляются перед Анной Павловной с его первым ударом. Алек в отчаянии…
Толстый кондуктор говорит, что такую большую собаку, как Марс, нельзя везти в вагоне II-го класса. Для этого есть особый собачий вагон.
— Но Марс очень благовоспитанная собака, — убеждает сладким голосом кондуктора Алек, — и никогда никого не тронет.
Как назло, как раз в эту минуту мимо Алека проходит какая-то старушка с корзиной. Из корзины торчит голова кошки. Благовоспитанный Марс заливается оглушительным лаем и кидается к корзинке. Старушка страшно пугается. Она еще никогда не видела такой огромной собаки. Не помня себя, она роняет корзину… Кошка взъерошенным серым клубком выскакивает из нее… Марс бросается к кошке…
Ах!
С отчаянным фырканьем кошка выгибает спину… делает прыжок… и награждает Марса такой царапиной, от которой мгновенно нос задиры-дога превращается из черного в ярко-красный… Алые капли крови выступают на нем, красные струйки льются с морды Марса на пол платформы.
Удовлетворенную мщением и все еще шипящую и фыркающую кошку водворяют в корзину, а Марс мгновенно поджимает хвост и вдруг делается кротким как овечка.
Раздается второй оглушительный удар колокола.
Няня, таща за руку растерянного Витю, почему-то во весь голос кричит на всю платформу Анне Павловне, находясь всего в двух шагах от нее:
— Дуняша с барышнями загулялись… Не поспеют, чего доброго… Скоро третий звонок!
Публика удивленно оглядывает маленькую старушку с таким пронзительным громким голосом и смеется.
— Ах, Господи! — раздраженно отвечает Анна Павловна, — что за несчастье такое! Никогда в жизни не поеду больше с детьми…
— И то правда… Сидели бы дома!.. Куда спокойнее! — продолжает громко кричать няня.
Она недовольна, во-первых, потому, что Дуняша не знает времени и непременно опоздает, а во-вторых, она не успела в суматохе перед отъездом на вокзал напиться кофе.
К довершению всех благ к Анне Павловне подходит кондуктор и говорит, почтительно прикладывая руку к козырьку:
— Сударыня, такую большую и сердитую собаку нельзя везти в пассажирском вагоне.
— Но уверяю вас, она вовсе не сердитая! — вступается Алек за своего любимца. — Кошка сама виновата. Она первая фыркала из корзины. Марс и бросился на нее…
— В таком случае держите ее при себе безотлучно на цепи и оденьте на нее намордник! — идет на соглашение кондуктор.
Новое затруднение!
Намордника нет… Забыли дома…
Что делать?
Тогда Анна Павловна решается сделать намордник наскоро из платка.
Алек, няня и Витюша завязывают морду Марса носовыми платками.
Марс совсем не привык к такому странному обращению… Он крутит головой и глухо рычит, потом неожиданно бросается вперед и, толкнув, роняет няню, Витюшу и Алека, присевших на корточки перед ним для того, чтобы удобнее нарядить его в самодельный намордник.
На конце платформы появляются две тюлевые красные шляпки: это Кира и Соня, преспокойно возвращающиеся с прогулки. Марс, как безумный кидается к ним, сшибив с ног какого-то маленького старика в форменной фуражке по дороге.
— Скорее! Скорее! — кричит Алек сестрам, — спешите: сейчас будет третий звонок!
— Разве? — удивляются девочки, — а мы думали…
Они не доканчивают объяснения того, о чем думали, и вприпрыжку кидаются к вагону.
— А Дуня? Где вы Дуню оставили? где? — волнуясь, спрашивает Анна Павловна девочек.
— Дуня… Ах… да!.. Дуняша остановилась на подъезде покупать подсолнушки, — отвечает Кира, — она сейчас при…
Девочка не доканчивает.
Оглушительным резким звуком раздается третий звонок…
Все бросаются в вагон. Места заблаговременно заняты носильщиками.
Собаку пропустили наконец с ними, благодаря долгим увещаниям Анны толстого кондуктора. У них целое купе… Будут, как дома… Да и ехать-то недолго, всего семь часов, не больше… В три будут на месте.
Но вот беда, — нет Дуняшки…
Третий звонок сменяется пронзительным свистком кондуктора и поезд начинает медленно двигаться…
— Дуняша! Дуняша! — неистово кричит, высовываясь из окна, Анна Павловна.
— Дуняша! Дуняша! Скорее! скорее! — отчаянно вторят ей дети.
На платформе действительно несется что-то красно-зелено-пестрое.
Это Дуняша. Ее красная кофта и зеленая юбка, ее пестрый платок с каймою…
К груди она прижимает мешок с подсолнухами и несется стрелою по платформе, невозможно стуча своими яликами-сапогами.
Поезд движется быстрее, и Дуняша мчится почти наравне с ним, подобно урагану. Она вся красная, такая же красная, как ее кофта. А из прорвавшегося мешка сыпятся на платформу только что купленные подсолнухи.
За Дуняшей стелется узкая длинная дорожка из черных зернышек.
— Скорее, скорее, Дуняша! — кричат ей из окна.
Запыхавшаяся Дуняша пулей вскакивает на площадку вагона, толкнув какого-то барина в цилиндре, причем его цилиндр в одну секунду падает с головы на пол, и бомбой влетает в купе, едва переводя дух.
Анна Павловна так довольна, что Дуняша успела вскочить в вагон, что даже забывает побранить ее.
Зато няня бранит девушку, отводя душу.
Поезд идет быстрее. Вот оканчивается платформа и мелькают железнодорожные строения. Вот и они окончились… Теперь видны из окна дома, домики, сараи, дачи, рощицы и поля, поля без конца…
Весенний воздух тих и приятно-тепел. Ни малейшего ветерка. Мама позволяет спустить окно. И дети высунули в него головы… И Марс просунул между ними свою смышленую морду с отвислыми щеками породистого дога.
— Кира, не высовывайся так! — в четвертый раз замечает мама, — чего доброго, шляпа слетит!
Но Кира самая упрямая из детей Холминых.
— Не слетит, мамочка! — отвечает она, — я ее двумя шпильками приколола.
Витюша начинает пищать: Соня так налегла на окно, что прищемила ему плечо.
Соня божится, что Витя краем фуражки заехал ей в глаз. Один Алек степенен, как и подобает гимназисту третьего класса. Он считает мелькающие версты и поясняет Марсу, сколько их проехали и сколько осталось их до имения бабушки.
— Ай! Ай! Ай! — оглушительно взвизгивает Кира, по пояс высунувшаяся из окна.
— Шляпа моя! Шляпа! Спасите!
Красная шляпа Киры, красивая тюлевая шляпа, Бог весть каким образом сорвалась с головы и, подобно красной птице, несется по полотну железной дороги наравне с поездом. Вот она скатывается по склону железнодорожной насыпи и в одну минуту исчезает из вида.
— Приятного пути! — насмешливо кричит ей вдогонку Алек.
На глазах Киры слезы.
Любимая красная шляпа! Ах, зачем, зачем она высовывалась из окна!
Мама ни одним словом не упрекает девочку. Кира наказана и без того в достаточной мере. Бедная Кира!
Дуняша великодушно предложила старшей барышне свой пестрый яркий платок…
Сама Дуняша чувствовала себя превосходно. Она щелкала уцелевшие в мешке подсолнухи и мурлыкала себе под нос какую-то деревенскую песенку.
В окошке мелькали теперь деревни, покривившиеся избушки… амбары… сараи и опять избушки… Они так напомнили Дуняше ее недавно покинутую ею деревню, что сердце ее забилось шибко-шибко, глаза увлажились, а песня громче и смелее зазвучала на весь вагон. Дуняша теперь пела во весь голос. Няня с Витюшей вышли постоять на площадке, чтобы подышать свежим воздухом и, следовательно, строгой Дуняшиной гонительницы не было подле.
Анна Павловна, жалея девушку, не пожелала остановить ее. И Дуняша пела все громче и громче тонким, визгливым, пронзительным голосом, каким обыкновенно поют бабы на огородах, копая гряды.
«Собрались у церкви кареты,
Там пышная свадьба была…» —
Заливалась пташкой Дуняша.
И вдруг неожиданно дверь купе широко распахнулась, и перед изумленною Анною Павловною, детьми и певуньей горничной предстала высокая фигура в цилиндре, того самого господина, которого толкнула, вбегая в вагон, Дуняша.
— Нет, это что же такое! — сердито заговорил он. — Опера тут что ли, или мирно путешествующие люди? Сударыня, Бога ради уймите эту девицу! У меня от ее визга голова болит!
И, сердито передернув плечами, скрылся за дверью.
Дуняша оборвала песню. Дети притихли.
Няня с Витюшей вернулись в вагон, потому что Витя захотел пить.
Стали рыться по корзинам, ища бутылку с молоком. Няня решительно не помнила, куда сунула ее второпях.
Попадались под руку Алекины книги, взятые для чтения на лето, Витины туфли, Сонины воротнички, Витины штанишки, но молока не было. Не было молока…
— Знаю, знаю, где! Нашла, нашла! Вспомнила! — обрадовалась Дуняша и вся просияла.
— Ну, давай скорее сюда, — оживилась и няня, уставшая искать бутылку и рыться по корзинам и узлам.
— Да она на печке, в городе осталась! — радостно и весело отвечала Дуняша.
— Тьфу ты, дуреха! Как есть дуреха, — окончательно рассердилась няня и свирепо принялась втискивать обратно все вынутые вещи в тючки и корзиночки.
А поезд все подвигался и подвигался вперед да вперед. Вот реки стали попадаться, дома и строения. Чаще леса и рощи.
Оглушительный гудок локомотива… свисток… И он медленно подходит к платформе.
Это уж пятнадцатая остановка, та станция, на которой ожидала дорогих гостей бабушка с экипажем, чтобы увезти их в имение.
Дети издали увидели ее высокую, не по годам прямую, фигуру и седую голову над широкополой шляпой.
— Бабушка! Бабушка! Вот и мы! — закричали они, высовываясь из окон.
Несколько носильщиков сразу кинулись в их купе, предлагая свои услуги выносить вещи.
Дети выскочили из вагона и бросились к бабушке. За ними бросился Марс и Дуняша.
— Бабушка милая! — и дети наперебой целовали и обнимали старушку.
Марс усиленно вилял хвостом и смотрел на всех так, точно хотел сказать окружающим:
— И я приехал! Знаете ли, здесь лучше, куда лучше, нежели в городе! Воздух, знаете ли, приятный и намордника одевать не требуется! Весьма рад! Весьма рад!
А в стороне стояла красно-зелено-пестрая Дуняша и умильно улыбалась, восхищенными взорами глядя по сторонам.
— Точь-в-точь у нас в деревне! — чуть слышно шептали ее губы.
— Что ж ты не подойдешь поздороваться, — зашипела няня, успевшая уже приложиться к ручке старой барыни.
Дуняша вздрогнула, неожиданно оторванная от грез и со счастливой улыбкой приблизилась к группе.
— Здравствуйте, бабушка, — произнесла она, все еще продолжая счастливо улыбаться.
Дети фыркнули. Бабушка улыбнулась. Няня начала ворчать на Дуняшу по своему обыкновению.
— Дура! Деревенщина! — шипела она, бросая сердитые взгляды на девушку.
— Оставьте ее, няня, она хорошая! — остановила разошедшуюся старуху Анна Павловна.
— И правда хорошая! — подхватили дети и наперерыв стали рассказывать бабушке свое неудачное путешествие…
Теперь оно казалось им веселым и смешным. В близком будущем их ожидало веселое летнее время в гостях у бабушки. Все недавние невзгоды отошли куда-то далеко-далеко.
Всем было весело и радостно на душе…