КЪ ЧЕХОВСКОМУ ЮБИЛЕЮ
"Аполлонъ", No 5, 1909
Пятидесятая годовщина со дня рожденія Антона Чехова ознаменовалась обычными юбилейными фразами. Въ Москвѣ, гдѣ Чеховъ похороненъ, фразы эти прозвучали искреннѣе, въ Петербургѣ -- суше и оффиціальнѣе. И газеты въ Москвѣ откликнулись на этотъ юбилей громче, чѣмъ въ Петербургѣ. Такъ, напримѣръ, кромѣ обычныхъ въ этихъ случаяхъ воспоминаній разныхъ лицъ, въ чеховскомъ номерѣ "Русскаго Слова" помѣщено цѣлыхъ десять самостоятельныхъ статей о Чеховѣ. Къ юбилею писателя выпущено въ свѣтъ также и нѣсколько книгъ, посвященныхъ его творчеству. Изъ нихъ, прежде всего, хочется отмѣтить вышедшее въ Москвѣ "Собраніе писемъ А. П. Чехова" подъ редакціей В. Брендера {Собраніе писемъ А. П. Чехова подъ редакціей и съ комментаріями Владиміра Брендеръ. Вступительная статья Ю. Айхенвальда. Томъ I. Книгоиздательство "Современное творчество". Москва. 1910. Ц. 1 р. 25 к.}.
"Письма Чехова похожи на его разсказы,-- говоритъ Ю. Айхенвальдъ въ предисловіи къ этому собранію,-- отъ нихъ трудно оторваться". Это обаяніе милаго намъ всѣмъ Чехова испытываетъ, я думаю, всякій, кто только начинаетъ читать чеховскія письма. Жалко только, что писемъ этихъ въ московскомъ изданіи немного. Приведена переписка всего съ тридцатью восемью лицами, причемъ болѣе половины писемъ адресовано на имя пяти лицъ: Ф. О. Шехтеля, А. Н. Плещеева, И. Л. Щеглова, Е. И. Егорова и В. А. Поссе. Очевидно, сборникъ изданъ спѣшно: напечатано лишь то, что было подъ рукой.
Московское книгоиздательство "3аря" также поспѣшило съ выпускомъ книги большого формата подъ названіемъ "Юбилейный Чеховскій сборникъ" {Юбилейный Чеховскій сборникъ, книгоиздательство "3аря". Москва. 1910. Ц. 1 р.}. Однако, ни большой форматъ, ни громкое названіе, ни аляповатая обложка съ напечатанными на ней болѣе или менѣе извѣстными именами не искупаютъ жалкаго впечатлѣнія, производимаго этой книгою. Дѣло въ томъ, что Юбилейный сборникъ образуютъ всего шесть статей, причемъ двѣ изъ нихъ были написаны еще въ 1899 и 1901 гг., a третья, занимающая болѣе половины книги, была не только написана, но даже и напечатана въ 1906 году въ "Мірѣ Божьемъ". Такимъ образомъ, Юбилейный сборникъ въ большей своей части является попросту случайнымъ собраніемъ случайныхъ и залежавшихся статей.
Вѣдь никому не интересно теперь, черезъ пять лѣтъ послѣ смерти Чехова, читать, что Чеховъ "сталъ глубокомысленнымъ и, при своей меланхолической простотѣ, духовно содержательнымъ", что талантъ Чехова "двигается, подвигая впередъ и русскую литературу", и что онъ "все глубже и шире развивается". Никто вѣдь не станетъ теперь читать пространныхъ изложеній давно всѣмъ извѣстныхъ чеховскихъ разсказовъ и описаніе чеховскихъ типовъ, давно уже ставшихъ символами. A между тѣмъ все это имѣется въ двухъ старыхъ статьяхъ А. Волынскаго, неизвѣстно зачѣмъ напечатанныхъ книгоиздательствомъ "3аря".
Статья М. Невѣдомскаго характеризуетъ Чехова, какъ поэта "безкрылаго". Чеховъ "былъ вѣрнымъ сыномъ своей эпохи, продуктомъ, ж_е_р_т_в_о_й восьмидесятыхъ годовъ". Эти годы, по мнѣнію г. Невѣдомскаго, и обрѣзали Чехову крылья. На десяткѣ страницъ пытается авторъ подогнать Чехова подъ тѣ или другія "идейныя" мѣрки, причемъ "идеи" берутся имъ здѣсь почему-то лишь въ сферѣ общественности или даже уже: въ сферѣ политики. Къ большой досадѣ автора, Чеховъ, оказывается, не подходитъ ни подъ марксистскую формулу, ни подъ кадетскую, его никакъ не усадишь ни на крайней правой, ни въ центрѣ, ни на крайней лѣвой. Какъ тутъ быть? И г. Невѣдомскій принужденъ констатировать въ Чеховѣ "к_о_с_о_л_а_п_о_е" отношеніе къ "идеямъ" (экій увалень этотъ Чеховъ!). Отсюда и недостатки отдѣльныхъ его разсказовъ и драмъ. Такъ, напримѣръ, герой "Разсказа неизвѣстнаго человѣка" н_е д_о_л_ж_е_н_ъ былъ влюбляться въ Зинаиду Федоровну и разочаровываться въ своихъ идеяхъ. Профессоръ изъ " Скучной исторіи" д_о_л_ж_е_н_ъ былъ дать Катѣ точный и опредѣленный отвѣтъ, какъ ей жить и что ей дѣлать (вѣроятно, въ духѣ марксизма). Въ "Домѣ съ мезониномъ" пейзажистъ-толстовецъ "являетъ изъ себя (?) какое-то рѣдко встрѣчающееся сочетаніе" (стр. 89), онъ "страненъ" и "н_е_л_о_в_к_о задуманъ" (опять-таки въ партійныя рамки не втиснешь). Странны для автора и Лихаревъ въ разсказѣ "На пути", и докторъ Астровъ изъ "Дядя Вани", и Вершининъ изъ "Трехъ сестеръ". Всѣ эти типы, по мнѣнію г. Невѣдомскаго, обнаруживаютъ "смутное и н_е т_о_н_к_о_е трактованіе Чеховымъ всѣхъ нашихъ направленій и идейныхъ лагерей, неумѣнІе разбираться въ нихъ". Однако, въ концѣ концовъ, г. Невѣдомскій примиряется съ н_е_л_о_в_к_о задуманными и н_е т_о_н_к_о трактованными типами Чехова и съ к_о_с_о_л_а_п_ы_м_ъ отношеніемъ его къ идеямъ. Дѣло въ томъ, что "отрицательныя стороны своей отрицательной эпохи Чеховъ изобразилъ и обнялъ въ обобщеніяхъ, которыя навсегда останутся памятниками этой эпохи и, пожалуй, у_г_р_о_з_о_й и назиданіемъ для эпохъ другихъ"
Все хорошо, что хорошо кончается: оказывается, и Чеховъ на что-нибудь можетъ пригодиться. Оригинальна въ сборникѣ статья В. Розанова, ярко импрессіонистическая по стилю, съ неожиданными прыжками отъ темы къ темѣ, съ удивительео мѣткими подчасъ сравненіями, съ досадными иной разъ промахами. Д. Философовъ, въ статьѣ "Бытъ, событія и небытіе", говоритъ о "чеховщинѣ" достаточно умно и холодно. Но и эти двѣ статьи не искупаютъ основного недостатка Чеховскаго сборника: большой его убогости. Очевидно, что и Чеховъ, и юбилей тутъ не при чемъ; сборникъ -- просто мелкое коммерческое предпріятіе, подогнанное къ юбилею и разсчитывающее на легковѣрную или же нетребовательную публику. Въ небольшой книжкѣ И. Джонсона {И. Джонсонъ, Чеховъ и его творческій путь. Изданіе книжнаго магазина "Трудъ". Кіевъ. 1910. Ц. 60 к.}, объединяющей въ себѣ статьи, также напечатанныя уже въ разныхъ изданіяхъ, творческій путь Чехова рисуется,-- сказалъ бы я,-- очень наивно. Сначала "веселые, забавные разсказы, полные довольно безпритязательнаго юмора"; затѣмъ "вдумчивое" отраженіе дѣйствительности, при убѣжденіи, что "въ жизни нѣтъ ни нравственнаго закона, ни разума, ни смысла"; далѣе идетъ "тоска и назрѣваніе въ душѣ писателя активныхъ чувствъ, толкавшихъ на борьбу, на вмѣшательство въ историческій процессъ", и про истекающая отсюда увѣренность, что "есть нравственный законъ", послѣ чего въ душѣ Чехова, по удостовѣренію критика, загорается "горячее желаніе твердой вѣры въ возможность участвовать въ перестройкѣ жизни по идеаламъ правды, разума и счастья", и все кончается весьма благополучно; тоски какъ не бывало, и свой рано прерванный творческій путь Чеховъ заканчиваетъ совсѣмъ ужъ въ мажорномъ тонѣ, призывомъ къ жизни и радости.
Совсѣмъ идиллія!
Глубокая и тихая какъ омутъ, какъ омутъ загадочная душа Чехова давно ужъ притягиваетъ къ себѣ изслѣдователей его творчества. Одни, наивно думая, что омутъ можно измѣрить съ берега, тенденціозно тычутъ своей утилитарной палкой въ воду и говорятъ о "ликвидаціи дворянской культуры", объ "активномъ участіи въ жизнестроительствѣ", о "процессѣ демократизаціи" и т. д. Другіе, оставивъ сушу, измѣряютъ омутъ весломъ, всякій своимъ: кто идеалистическимъ, кто реалистическимъ, кто религіозно-мистическимъ. Но всѣ они бороздятъ лишь тихую поверхность воды. Темный омутъ молчитъ. Выѣзжаютъ къ омуту на лодкѣ (людей посмотрѣть и себя показать) и свистуны {Выраженіе А. П. Чехова по поводу Макса Нордау (см. Собраніе писемъ, стр. 198).} вродѣ нѣкоего Фиделя, выпустившаго "Новую книгу о Чеховѣ" {Фидель. Новая книга о Чеховѣ. (Ложь въ его творчествѣ). Спб. Ц. 60 к.}.
Въ книгѣ этой говорится, что все творчество Чехова, при "недостаткѣ y него чутья" (стр. 32) -- сплошная фальшь и ложь; что міросозерцаніе его "вздорное" (стр. 29); что отъ иныхъ словъ его "смердитъ" (стр. 31); что отношеніе его къ народу "чисто буржуазное, стороннее, гадливое, брезгливое, равнодушное, безучастное и безличное" (стр. 37); что если Чеховъ и былъ "художественнымъ историкомъ", то историкомъ онъ былъ "куцымъ, однобокимъ, больнымъ и тенденціознымъ" (стр. 40), и что писалъ онъ "нудную чепуху" (стр. 35). Причина всего этого лежитъ, по мнѣнію Фиделя, главнымъ образомъ, въ томъ, что Чеховъ былъ больной человѣкъ. "Ни одинъ русскій художникъ слова не затемнилъ нашего быта и нашего національнаго духа въ такой степени, какъ Чеховъ,-- говоритъ авторъ этой тупой книжки (стр. 85). " Ч_е_х_о_в_ъ с_к_о_л_ь_з_и_т_ъ п_о п_о_в_е_р_х_н_о_с_т_и,-- заявляетъ Фидель,-- я ж_е в_н_ѣ_д_р_я_ю_с_ь в_ъ г_л_у_б_и_н_у,-- тамъ сущность вещей и отношеній: вотъ дворянство, съ традиціями, съ особымъ классовымъ самосознаніемъ, вотъ купечество, тамъ мѣщанство, мужики, духовенство, курсистки, студенты, чиновники, проститутки, лица неопредѣленныхъ состояній и положеній и проч. Со всѣми ими я дышалъ однимъ воздухомъ и не какъ чужакъ, a ч_е_с_т_н_о и л_ю_б_о_в_н_о з_а_л_а_з_и_л_ъ (!) к_ъ н_и_м_ъ в_ъ д_у_ш_у" (стр. 6).
Изъ приведенныхъ не всегда грамотныхъ цитатъ читатель видитъ, что Фидель пытается изслѣдовать омутъ Чеховской души даже не весломъ, даже не палкой, a просто тупымъ полѣномъ куцаго своего націонализма. Немудрено, что въ душу Чехова проникнуть Фиделю не удалось; зато онъ "залазитъ" въ частную жизнь покойнаго писателя, касается интимныхъ сторонъ его семейной жизни и въ этомъ отношеніи конкурируетъ съ сотрудникомъ "Новаго Времени" Ежовымъ, который недавно еще увѣковѣчилъ свое имя вылитымъ на Чехова ушатомъ грязи.
Чеховъ умеръ, но зато живы всѣ эти Фидели, Фидельки и Моськи, что лаютъ на слона.
Э.