Если бы у меня был такой большой нос, как у дирижера Шостаковского, я носил бы его в футляре. Если бы г-жа актриса Волгина не была так толста, то ей не тяжело было бы кланяться и плясать в "Расточителе". Если бы я был гадалкой, то знал бы, как Рассохин сочинил свой водевиль. Будь у меня такой голосина, как у актера Писарева, я пошел бы на выборы городского головы и закричал бы там "караул".
Выборы, действительно достойные "караула". По милости их Москва переживает теперь время, приятностью своею напоминающее щекотку: и приятно и жутко. Выбираем, выбираем и никак не выберем, а время идет и идет... Пора бы уже и покончить с выборами и заняться другим делом, а мы всё еще на одном месте топчемся. Кричим, бушуем и анонимные письма кандидатам пишем. Кандидатов у нас много, столько же, сколько и гласных. Это оттого так много, что у каждого из нас свое понятие о голове и его обязанностях. Один думает, что обязанности головы не должны выходить из пределов ношения белых генеральских панталон; другой желает, чтобы у городского головы были такие выхоленные бакены, как у Болеслава Маркевича; третий мнит, что лорд-мэр должен быть только богат и толст. У каждого свое мнение. Я, например, требую, чтобы в головы был избран обязательно мой приятель и обязательно юморист. Это разнообразие понятий и требований и породило такую массу кандидатов, а кандидаты в свою очередь потребовали такую массу вороных. Прокатили Мамонтова, Пороховщикова, некоего Прорехова (из какой московской прорехи вылез сей?), прокатим и еще многих... Весело!
Самый большой и самый "голосистый" (50 голосов) кандидат Ланин сам отказался от баллотировки. Не знаю, отчего он отказался.
* * *
Поедают они у Оливье жирные, двухрублевые обеды, женятся на богатых купчихах, пьют монахор, глотают устриц... И устрицы лезут им в глотку!
Я говорю о благополучно витийствующих прокурорах, плачущих за человека защитниках, добродетельных педагогах, неустанно визитирующих докторах, вообще о всех тех, которые когда-то были "недостаточными" и брали взаймы у Общества вспомоществования недостаточным студентам. Это общество собирается петь свою лебединую песню. Медленно, систематически обираемое в продолжение нескольких лет, оно наконец падает на спину и испускает свой последний вздох, свою последнюю, бессильную, никем не слушаемую жалобу. Господа прокуроры, доктора и педагоги не находят нужным платить обществу свой долг. Некогда им думать о каких-нибудь -- фи! -- пятидесяти, ста рублях! Они заняты своею сытостью. И устрицы лезут им в глотку!
Лезут и будут лезть. Редки нынче хорошие плательщики, так редки, что хоть в музей их сажай. Недаром мы на платящего долг смотрим, как на полубога... Неужели, господа, чтобы уплатить сторублевый долг, недостаточно одной только нашей обыкновенной воспитанности, а нужна еще какая-то необыкновенная порядочность, из ряда вон выходящая честность? Впрочем, все подобные вопросы стары, как петербургские балерины.
* * *
Нужно выбрать самую строгую классную даму, снабдить ее строжайшей инструкцией, разозлить и отправить к нашим московским танцовщицам. Пусть-ка потреплет их хорошенько! Дело в том, что наши плясуньи крайне невоспитанный народ. Они и невежливы и упрямы, что не может быть терпимо в таком крайне благоустроенном обществе, как наше московское. Привожу пример их неучтивого упрямства. Наша дирекция, "непрестанно пекущаяся о благосостоянии вверенного ей края", решила оставить за штатом некоторых балерин. Исполнителями этого решения явились г. Пчельников и его социус Гершельман (жидок?). К чести их сказать, насильственных мер они не употребляли: за шиворот не брали, за полицией не посылали и с лестницы не спускали. Действовали же они, как искусные и гуманные дантисты: учтиво, быстро и, главное, внезапно. Когда танцовщицы во время второго действия подняли вверх левые ноги, чтобы пробежать вдоль всей сцены на носках правых, к ним подошел сторож и заявил им, что они попали в тираж. Ошеломленные танцовщицы попадали в обморок, очнувшись же, нарушили общественную тишину и спокойствие. Они расплакались, раскричались. За них заступился сангвиник "Курьер" и... заварилась каша! Что тут нужно было делать? За Пчельникова и Ко нашелся г. Вальц. На опере "Демон", во время апофеоза, танцовщицы, изображавшие ангелов, были сброшены вниз, не помню, с какой вышины, и получили ушибы. И все-таки сопротивляются! Посылайте классную даму... Пусть эта дама зайдет предварительно в баню и возьмет там березовый веник.
* * *
Новость приятная, как вчерашняя каша с уксусом или хронический насморк. Болеслав Маркевич переделывает в драму свою длинную, толстую, скучную чернильную кляксу, свою "Бездну". Мало показалось этой размазне места в журнале, так захотелось ей и на сцену. Избавьте, Болеслав Михайлович! Сделайте милость! Даже добродетельным старым девам не по нутру ваша "Бездна", а вы еще хотите "деморализованную" публику ею угостить... Пожалуйста, не надо!