Едва ли нужно говорить о том, что кожаный патронташ в мире охотничьем всегда будет иметь свое значение.

Много придумано было в последнее время различных охотничьих препаратов, как-то: кожаные кишки для дроби, всевозможных устройств пороховницы, дробовницы и другие вещи, но все они далеко не удовлетворяют тем потребностям, которые вполне может доставить только один патронташ. В нем все заключается: порох, дробь мелкая и крупная, даже можно положить картечь и пули — и все это в одном месте. Носить его удобно и легко. Между тем как при нынешних модных устройствах нужно навздевать на себя пропасть различных принадлежностей. В одно место положи пороховницу, в другое — кишку с дробью, в третье — истонницу, в четвертое — пыжи. Да этак, пожалуй, и карманов недостанет! Ну где же тут ловкость, где удобство? Если придется бежать, что часто случается на охоте, все это трясется, выскакивает из своих мест, колотит тебя в разные части тела — словом, беда да и только! Если заряжать придется, туда слазай, другое отверни, третье сними, четвертое вытащи… просто надо иметь немецкое терпение! То ли дело патронташ, начиненный дома, на досуге, не торопясь, когда заряды сделаны верно по ружью, аккуратно. Нужно зарядить — вынь только патрон: тут и пыжи, тут и порох, тут и дробь — словом, что только потребно. Быть может, многие охотники со мной не согласны будут в этом отношении; пожалуй, скажут, что я отсталый охотник, совсем не слежу за нововведениями, как сибиряк-промышленник; скажут, что я пристрастен к старине и проч., и проч. Я за это на них нисколько не посетую, не мешая им следовать за модой, и все-таки буду держаться в этом случае старинки, сознаваясь в пристрастии только не к патронташу собственно, а к удобству; потому что вовсе не желаю нашивать в своем охотничьем костюме пропасть карманов и кармашиков, а уж тем более возвращаться с охоты избитому, исцарапанному[7].

Но не будем спорить о вкусах, поговорим лучше о сибиряках в этом отношении; сибирский промышленник не употребляет ни того, ни других. Он надевает на себя через плечо широкий ремень, называемый натрускою, к которому привешены всевозможные принадлежности охоты, а именно: спереди небольшая роговая пороховница, которая кладется за пазуху; тут же заткнуты два готовых заряда в костяных трубочках. Заряды эти называются скороспелками, они употребляются только в экстренных случаях, равно как и прокатные пули, которые промышленник, охотясь, носит во рту, всегда в запасе, по две и по три. Прокатными пулями называют такие, которые нарочно сделаны так, чтобы они прокатывались в дуло винтовки сами собой, для особого какого-нибудь случая, чтобы ими можно было скорее зарядить винтовку. Сзади к ремню прикрепляется ремешком же кожаная каптурга (мешочек особого покроя), в которой хранятся пули или дробь; тут же прикрепляется и отвертка, и мешочек с запасными кремнями — все это затыкается сзади за пояс, равно как и ножик, без которого сибиряк никуда не ходит, не только что на охоту, почему ножик прикрепляется уже не к ремню, а к поясу, равно как и огниво, с кремнем и трутом, и маленькая медная чашечка (с наперсток) с горючей серой: это для того, чтобы можно было добыть огонь и во время самого сильного ненастья, когда ветошь, гнилушки, береста, хворост — словом, все горючее, что обыкновенно служит посредником при добывании в сухую погоду живого огня посредством загоревшегося от искры трута, — промокает совершенно, так что нельзя развести огня обыкновенными средствами, при этом употребляемыми; тогда-то вот и прибегают к сере, которая в этом случае играет важную роль, тем более весною или осенью, когда, промокнув до костей, наколачивая зубами, захваченный холодною темною ночью, поневоле захочешь согреться около огонька, но в том-то все и дело, что его-то и трудно добыть в такую погоду. Если же есть с собою горючая сера — половина беды: тогда стоит только зажечь трут посредством кремня и огнива, положить его в чашечку на серу, подуть — последняя тотчас загорится живым огнем и — дело в шляпе: огонь может быть разведен, несмотря на ненастье. Все эти принадлежности, пожалуй, покажутся неудобными и неловкими, а между тем посмотрите, как скоро сибиряк-промышленник заправляет (заряжает) свою винтовку! Употребляя это выражение, многие зверовщики вообще заряд называют заправом.

Необходимо также заметить, что здешние охотники вовсе не употребляют длинных болотных сапогов; они не знают таких нежностей и необходимости болотных охотников, хотя им часто приходится разгуливать по ужасным лесным трясинам, по зыбучим берегам озер, речек и по болотам. Притом, надо признаться, что в здешних местах почти невозможно ходить в болотных сапогах, ибо чрезвычайно утомительно таскать их по кочковатым и неровным местам. Зверовщик одевается легко и удобно; ничего у него не висит, ничего не задевает. На ногах здешние охотники носят обыкновенно так называемые олочки, летом юфтовые[8], а зимою половинчатые (половинки приготовляются из шкур сохатиных, изюбриных и медвежьих). Олочки шьются похожие видом на русские лапти, только проще и удобнее. Хорошие половинчатые олочки, если их только не мочить, можно носить постоянно две и три зимы.

Кроме того, зимою еще носят на ногах так называемые унты, или кутулы. Это не что иное, как мягкие, теплые сапоги; снаружи они похожи на спальные туфли с голяшками (голенищами). Унты, или кутулы, делаются по большей части из барловой[9] гураньей[10] шкуры, шерстью вовнутрь, и притом так, что подошвы выкраиваются из кожи с шеи гурана, которая осенью бывает чрезвычайно прочна и крепка вследствие гоньбы (т. е. течки); впрочем, об этом будет сказано в своем месте, в статье о диких козах. Зимою точно так же носят еще так называемые арамузы, то есть длинные голенища; они делаются из изюбровой половинки и носятся для того, чтобы, ездя по лесу, не рвать штанов, равно как и для тепла. Надеваются они так, что внизу, около пяток, завязывают ремешками точно так же, как и сверху; эти последние называются талыгами прикрепляются к ремню, которым затягивают штаны на пояснице.

На голове во время охоты сибирские промышленники носят небольшие уютные шапочки, сшитые по большей части из различных обрезков звериных шкурок, больше из лапок: лисьих, волчьих, козьих, даже собольих и проч., шапки эти всегда без козырька. Многие промышленники для охоты делают себе еще шапки из шкурки с козьей головы, то есть шкурка снимается с головы дикой козы с ушами и частию шеи, проделывается и придается ей форма обыкновенной шапки или, лучше сказать, ермолки. Конечно, ноздри зверя обрезываются, а глазные отверстия зашиваются. Потом такую шапку сушат и подшивают какой-нибудь подкладкой. Шапки эти называются здесь арогдами. Странное дело, а в такой арогде действительно скрасть (подкрасться) зверя легче, нежели в обыкновенной шапке, в особенности где-нибудь из-за бугра и тому подобного. Надо заметить, что арогды запрещены правительством, потому что было несколько несчастных случаев вследствие ношения промышленниками этих шапок, именно: зверовщики, ходя по лесу, видя одни головы своих товарищей, но принимая их за головы зверей, метко всаживали в них винтовочные пули. Но мало ли что запрещено, да делается украдкой.