Ты видел деву на скале
В одежде белой над волнами,
Когда, бушуя в бурной мгле,
Играло море с берегами,
Когда луч молний озарял
Ее всечасно блеском алым,
И ветер бился и летал
С ее летучим покрывалом?
Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блестках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури.
Это чудное стихотворение, изумительное по красоте, пластичности, законченности и сжатости, было написано Пушкиным в 1825 году и появилось впервые в No 2-м "Московского Вестника" за 1827 год. Оно было, вероятно, навеяно крымскими воспоминаниями и воспоминаниями о M. H. Раевской. Очень может быть поэтому, что "Буря" имела для Пушкина в значительной степени, если так можно выразиться, личное значение. Тем не менее, она представляет, как и большая часть его стихотворений, общечеловеческий интерес, ибо заключает в себе глубокую и прекрасно выраженную поэтическую мысль. Какую же именно?
У Лермонтова, в "Княжне Мэри", в дневнике Печорина под 16 мая, читаем:
"Возвратясь домой, я сел верхом и поскакал в степь. Я люблю скакать на горячей лошади по высокой траве и против пустынного ветра; с жадностью глотаю я благовонный воздух и устремляю взоры в синюю даль, стараясь уловить туманные очерки предметов, которые ежеминутно становятся все яснее и яснее. Какая бы горесть ни лежала на сердце, какое бы беспокойство ни томило мысль -- все в минуту рассеятся; на душе станет легко; усталость тела победит тревогу ума. Нет женского взора,- которого бы я не забыл при виде голубого неба или внимая шуму потока, падающего с утеса на утес".
Другое мировоззрение сказывается в "Буре" Пушкина. Великий поэт любил природу и понимал ее таинственный язык, но он любил людей гораздо больше природы. Он живо чувствовал красоту моря и неба, но выше всего он ставил красоту человеческую. "Бурю" можно толковать так: нет и не может быть ничего прекраснее любимой женщины. Но этой пьесе можно дать и более широкое толкование: прекрасен Божий мир, но всего прекраснее в нем человек и женщина, как венец творения. В "Буре", как и в целом ряде других произведений, Пушкин является певцом красоты и высокого достоинства человеческой природы.
Несколько лет спустя после того как была написана "Буря", Пушкин советовал А. О. Смирновой читать Паскаля и при этом сказал: "Это величайший мыслитель, которому не встречаем равного во Франции со времени Абеляра, и ее величайший гений во всех отношениях. Он проник в душу и в мысль человека, в ее глубины и ее соотношения с невидимым. Он говорил, что человек не более как тростинка, слабейшая из тварей, которую жало скорпиона может убить. Только скорпион не знает, что он убивает, а человек знает, что его убивает. Человек -- тростинка, но тростинка, которая мыслит".
Раз как-то А. О. Смирнова застала Пушкина вскоре после его женитьбы за чтением Платона. Пушкин сказал ей: "Почему он желал изгнать искусство из своей республики? Это не логично... Он говорит, что красота есть блеск истины; я прибавляю к этому, что красота должна быть и блеском добра. Я покажу вам заметку одного неоплатоника, не помню его имени, который говорит: красота, истина, симметрия есть выражение Верховного Существа. Жуковский дал мне это определение. Но платоники не сумели осуществить прекрасного, которое есть добро в действиях; они только мечтали об осуществлении его. Только христианство осуществило этот союз. Совершенная красота есть, чтобы выразиться одним словом,-- гармония, а что может быть светлее, что, может быть величественнее гармонии? Жуковский прав, говоря, что красота ужасного есть богохульство" (Записки А. О. Смирновой, I, 177 и 180).
Эти слова могут быть приведены как прекрасный комментарий к "Буре", помогающий выяснению ее идеи.
"Буря" принадлежит к числу не только грациознейших, но и глубокомысленнейших созданий Пушкина. В ее двенадцати стихах отражается стройное и светлое миросозерцание, проникнутое уважением к высокому достоинству человеческой природы, напоминающим слова псалмопевца и принца Гамлета. "Не многим Ты (Бог) умалил его (человека) перед ангелами, славою и честью увенчал его,-- говорит царь Давид (Псалтирь, VIII). "Какое образцовое созданье человек!.. Как значителен и чудесен в образе и движениях! В делах подобен ангелу, в понятии -- Богу! Краса мира! Венец всего живого!" -- говорит Гамлет (II, 2). Та же мысль выражена и в "Буре" путем сопоставления человеческой красоты с красотою неба и моря, ежеминутно озаряемых в бурной мгле алым блеском молний.