Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. Том III. Спб. 1857
Из статей, помещенных в третьем томе "Трудов русской миссии в Пекине", первая и важнейшая по содержанию -- "События в Пекине при падении Минской династии" г. М. Храповицкого1. Рассказ этот составлен по документам, сохранившимся от того времени.
Падение Минской династии совпадает с завоеванием Китая манджурами, которые с того времени господствуют в Китае. Эти события совершились в 1644 году.
Последним государем Минской династии был Чун-чжэн, царствовавший уже около 17 лет, когда последовал решительный переворот, лишивший его престола и жизни. Причиною падения была излишняя доверчивость Чун-чжэна к окружающим его вельможам и бедствия народа, угнетаемого ими; империя волновалась, но Чун-чжэн ничего не знал о том в своем дворце:
"Возмущения, заранее происходившие в разных концах империи, требовали особенной бдительности и усилий правительства; но государь, которого едва ли не единственным недостатком были излишняя доброта и кротость, слабо смотрел за окружающими его престол вельможами и часто не мог видеть дел в настоящем их виде из-за темного покрова, которым недостойные, но любимейшие сановники закрывали ему глаза; даже в то время, когда мятежники овладели областным городом Чжэн-дин-фу и находились от столицы на расстоянии только 300 кит. верст, все молчали об этом, и государь уже после узнал об этой потере. Поэтому двор не слишком беспокоился и смотрел на дела в уменьшительное стекло; но тем тревожнее было его пробуждение, когда надо было действовать решительно и смело, когда опасность была перед глазами".
Ли-дзы-чэн, предводитель мятежников, приближался уже к Пекину с юга; в то же время взбунтовались войска, стоявшие к северу от Пекина,-- это было в конце марта 1644.
"При двойной опасности с севера и юга жители столицы пришли в сильное волнение; не беспокоились, кажется, только одни главнейшие сановники: они спокойно заседали в своих палатах и, как всегда, заняты были мыслию о своей важности; дела государственные как будто не касались их; государь был неспокоен, но не имел столько силы воли и мудрости, чтоб решительными распоряжениями заставить бояться и уважать себя, сделаться действующим лицом в это трудное время и стать во главе противодействия мятежу. Он был не способен к тому, напротив, еще более прежнего полагался на усердие окружавших его евнухов и других сановников, которые и довершили падение династии. В столице начали принимать меры предосторожности, но какие? Они состояли в тщательном дозоре и забирании под стражу лиц подозрительных, в усилении правил взаимного обезопасеняя жителей, в запрещении ходить ночью по улицам, в свидетельствования казнохранилищ и магазинов. Что касается до мятежников, то только повелено было командующему войсками в Чжэнь-шо наблюдать за действиями и направлением их".
Овладевая городами и укреплениями, стоявшими на их пути, мятежники приближались к Пекину. Войска императора большею частью изменяли ему; жители провинций присоединялись к мятежникам; правительство не имело ни денег для энергического ведения войны, ни возможности заготовить хлеб для пропитания жителей и гарнизона столицы на время осады. Оно надеялось на пожертвования,-- но высшие сановники первые подавали пример равнодушия к общему делу и корыстолюбия. Тогда император издал следующий манифест, объясняющий причины волнения и обещающий устранение этих причин на будущее время:
"Уже семнадцать лет, как я наследовал великий закон правления; в глубине сердца помышляя о величии верховного царя, низводящего и возводящего царей, о важности поручения, возложенного на меня от предков,-- я трепещу днем и ночью, не дерзая предаться беспечности. Между тем бедствия следуют одно за другим, дух мятежа день ото дня распространяется подобно пламени. Забыв благодеяние воспитания в продолжение стольких поколений, мятежники свирепствуют двадцать лет с жаждою неистовства: простить их--делаются еще надменнее, приласкать -- вдруг поднимают бунт и, что всего гибельнее, заражают других тем же мятежным духом, а вновь увлеченные ими вовсе забывают при этом долг мести бунтовщикам. Я -- отец и мать народа и не могу прикрыть своих птенцов крыльями; народ -- мои дети и не могут защитить и охранить меня. Губернии Шань-си и Хэ-нань представляют груды развалин, губернии Цзян-нань и Ху-гуан подверглись гибели и злодействам; если виною всего этого не я, то кто же примет окну на себя? Поэтому острые стрелы, поражающие народ, смерть его в огне и воде, кровь, текущая потоками, трупы, образовавшие собою целые горы -- все это моя вина. Пожертвования корма для лошадей и продовольствия для войск, перевозка войска и провианта и вспомоществование войску в пути, множество прибавочных налогов без средств к приобретению достояния, обременительные займы казны на предварительное обеспечение будущих нужд государства -- опять моя вина. Жилища народа, пустые как висячий колокол, совершенно заброшенные и заросшие травою поля, бедствия пожара без дверей для спасения, вопли, вынужденные жестокостью холода и ветра, и вслед за ними лишение жизни -- опять моя вина. Постоянный ропот на неурожайные годы, засухи и наводнения, взаимно сменяющиеся, беспрерывные войны, гибель от заразительных болезней, нарушение согласия между небом и землею, отсюда всеобщие жалобы -- опять моя вина. Что касается до властей, занимающих высшие должности и не соблюдающих закона,-- до низших чиновников, не знающих честности, до советников государственных, которые лишь двигают головою и рассуждают бестолково, до надменных военачальников, которые угнетают слабых и не совершают никаких подвигов,-- то этому причиною то, что я в управлении потерял истинный закон и не возбудил в сердцах истинной благодарности. Думая об этом день и ночь, я не нахожу места для успокоения. 1 еперь я объявляю всей империи, что отныне я возложу на себя большие заботы и труды, глубоко вникну в прежние ошибки, буду особенно заботиться о добродетели, хранить древние уставы, чтоб утолить скорбь и стенания, итти путем человеколюбия, чтоб привлечь сердца людей, уничтожу прибавочные повинности, чтоб укрепить силы народа. Что касается до сборов на продовольствие войск, то они вынуждены лишь необходимостью, поэтому главные правители губерний, взывая народ к пожертвованиям, не должны нарушать закона успокоения и питания. Если же некоторые из подчиненных им чиновников будут прибавлять хоть каплю к сборам,-- незаконно и самовольно собирать повинности или булут извращать уставы о штрафах и несправедливо подвергать казням и таким образом доводить народ до того, что он не рад будет жизни, то таких немедленно предавать суду. Если будут между народом такие, которые станут перебегать из одного места в другое, то не только освобождать их от взыскания повинностей, но еще стараться приютить их и оказать им вспоможение, чтоб они не были вынуждены оставить свое местопребывание. Что касается до чиновников, за разные преступления лишенных должностей, то если между ними есть честные, верные, справедливые и прямодушные, некорыстолюбивые и способные, которые достойны того, чтоб употребить их на должности,-- о таких Палаты чинов и военная должны представить, по тщательном исследовании, и определить. Если между лицами, вышедшими из незнатного рода, будут отлично храбрые, которые возьмут обратно какой-либо город, то таким открыть доступ к получению чинов, переходящих по закону к потомкам; если те, которые подпали общему бедствию и присоединились к мятежникам, оставят их, обратятся на путь законный и возвратятся, то простить им преступление и дать возможность оказать заслуги; если кто представит главу мятежников живого или мертвого, то такого наградить достоинством Хоу. Верность государю и любовь к отечеству общи сердцам всех; при омытии посрамления и уничтожении бедствий кто не разделит общего труда? Получив великие милости от предков, пусть все постараются содействовать великому делу полного усмирения государства!"
Но было уже поздно: неприятели шли прямо на столицу, и "сердца людей затрепетали".
"Государь каждый день призывал сановников для совещания, но советники ограничивались самыми пустыми предложениями, как было и в прежних собраниях. При этом высшие сановники старались удержать низших от лишних речей,-- желали зажать им рот,-- а низшие хотели воспользоваться этим случаем, чтобы, чрез угождение высшим, снискать их милость и иметь надежды на хорошее будущее. Потому при всяком совещании низшие чиновники, в виду своих начальников, только старались показать свое смирение, а большая часть из них вовсе молчала. Государь ясно видел, что не было людей, желавших поддержать его в это трудное время, и, по окончании каждого совещания, с горькими слезами возвращался во дворец".
Мятежники подступили к стенам столицы; гарнизон защищался слабо; сановники большею частью изменяли и присоединялись к мятежникам, успех которых предвидели; наконец внешний город был взят,-- надежды на спасение не оставалось. Собственною рукою Чун-чжэн убил любимую жену, потом других жен и дочерей своих, чтобы не достались они на позор мятежникам,-- после того лишил и себя жизни, кровью из своего пальца написав на верхней поле платья: "Уже 17 лет я сидел на престоле, как мятежники стеснили столицу. Правда, мои добродетели ничтожны, и я возбудил гнев верховного неба; но причина всего этого в том, что чины вводили меня в обман. Пусть мятежники раздробят на части мой труп, но не наносят вреда ни одному из народа".
Между тем мятежники овладели всеми частями города. Они жгли, грабили, резали, неистовствовали всячески. Множество людей, особенно женщин, лишали себя жизни, чтоб избегнуть мучений и позора. Ли-дзы-чэн, предводитель инсургентов, принимал самые энергические меры для укрощения буйства своих солдат, но не мог удержать их. Тела Чун-чжэна и его первой жены были похоронены им со всеми почестями. Вскоре начались жестокие истязания чиновникам и богатым людям, чтобы вынудить их к отдаче денег в казну Ли-дзы-чэна.
Один из провинциальных правителей, У-сань-гуй, остался верен делу Минской династии. Видя невозможность собственными силами противиться мятежникам, овладевшим столицею, он обратился за помощью к манджурам. Ли-дзы-чэн сам пошел против него из Пекина с огромными силами и победил отряд У-сань-гуя; но манджуры уже приближались, соединились с У-сань-гуем, " началась решителиная битва. Сильный отряд манджуров, ударив на правый фланг Ли-дзы-чэна, склонил победу на сторону У-сань-гуя. Ли-дзы-чэн бежал в Пекин; манджуры шли по его следам. Будучи не в силах удержаться в столице, Ли-дзы-чэн зажег императорский дворец и велел своим войскам беспощадно резать всех жителей покидаемого города. Пекин с окрестностями представлял одно огненное море. Говорят, что вопли убиваемых слышались за несколько десятков верст. К счастью для пекинцев, на третий день показались в виду столицы манджуры; они явились спасителями жителей от неистовства грабителей и заняли город без сопротивления. Манджурский князь объявил себя правителем государства, послав У-сань-чгуя преследовать бежавшего Ли-дзы-чэна. С этого времени начинается владычество манджуров в Китае.
Так быстро и легко овладели манджуры громадною империей), воспользовавшись внутренними раздорами, ее раздиравшими.
За рассказом о падении Минской династии в третьем томе "Трудов членов пекинской миссии" следуют статьи о соляном производстве в Китае иеромонаха Цветкова; о разведении китайского картофеля и благовонного пшена г. Гошкевича; о болеутолительных средствах и гидропатии в Китае г. Татаринова; "Записки китайца о Нагасаки" иеромонаха Цветкова; о христианстве в Китае, нестарианском памятнике VII века и о домашних обрядах китайцев его же и проч. Все они довольно кратки, кроме последней, излагающей со всеми подробностями домашние обряды китайцев, именно: обряд надевания шапки Она мальчика) и украшение головы (девушки) иглою (эти церемонии означают, что лицо, над которым они совершаются, достигло совершеннолетия), далее: брак и похороны.
Представляя в этой книжке "Современника" рассказы Гюка о Китае, 2 мы не будем делать извлечений из этих нравоописательных и статистических статей и заметим только, что многие из них заключают в себе сведения, не лишенные интереса. Сведения эти тем важнее, что почти все переведены из китайских книг и, следовательно, должны передавать обычаи и занятия китайцев с совершенною точностью.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Рецензируя это издание, Чернышевский подробно останавливается на статье Храповицкого ввиду того, что собранный в ней материал давал повод подчеркнуть, что бедствия народа, угнетаемого правящей верхушкой, неминуемо приводят к народному восстанию.
2 Имеется в виду напечатанная в No 2 "Современника" первая из серии статей "Китайская империя по описанию миссионера Гюка". Гюк -- католический миссионер, посетивший Монголию, Тибет и Китай и оставивший описание своего путешествия.
ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ
(Первоначально: "Современник" 1857, No 2.)
Рукопись-автограф на двух листах в четвертку. Отрывки текста рецензируемой книги в рукописи отсутствуют, они заменены указаниями Чернышевского к типографии о наборе соответствующих выписок.