Восточная церковь в IV столетии занималась разработкою основных догматов христианства; она устанавливала учение о существе Св. Троицы, в особенности о Верховном Разуме, о Слове Божьем, принесшем на землю евангельский закон. Об этом шли споры с арианами. Западная церковь, преимущественно практическая, занялась вслед за тем решением других вопросов, касающихся нравственной области, вопросов об отношении свободы к закону. Главным деятелем в этих прениях явился Августин.
Первая полемика Августина была обращена против донатистов, весьма распространенных в африканской епархии. Они утверждали, что церковь как нравственный союз может состоять только из непорочных членов. На этом основании они не хотели признавать святителей, павших во время последних гонений на христиан. Себя они считали единственными представителями нравственной чистоты церкви; выделяясь из остальных верующих, они образовали особую общину или раскол. Августин опровергал их учение, доказывая, что церковный союз основан не на личных свойствах составляющих его людей, а на высших, божественных началах, на евангельском законе и на святительском рукоположении. Он утверждал, что человеческое само по себе ничтожно; все люди грешны и спасаются единственно заслугою Христа и принадлежностью к церкви как телу Христову*.
______________________
* См. об этом споре: Neander. Allg. Geschichte der christlichen Religion und Kirche. 4 Aufl. 1864. T. III. С 297 и след.
______________________
Этот спор в политическом отношении замечателен тем, что в нем обстоятельно разбирался вопрос о свободе совести о об отношении к ней государственной власти. Мы видели, что, когда церковь сделалась господствующею в Римской империи, сами святители нередко побуждали императоров к преследованию язычников и еретиков. Однако вмешательство светской власти в дела веры не было возведено в систематическое учение. Гонимые, как язычники и еретики, так иногда и православные, постоянно взывали к свободе совести; у некоторых отцов церкви, например у Златоуста, встречаются красноречивые места в пользу этого начала: "Христианам не дозволено, говорил он, уничтожать заблуждения принуждением и силою; они могут вести людей к спасению единственно убеждением, разумом и любовью"*. Только Августин в споре с донатистами развил полную теорию преследования еретиков, теорию, которая сделалась господствующею в средние века.
______________________
* См. вторую речь о святом Вавиле.
______________________
Осужденные императором, донатисты настаивали на том, что вера не подлежит принуждению. Они ссылались на пример Христа и апостолов, которые никого не преследовали и не предавали светской власти. Христос действовал убеждением, а не силою; он говорил: "...никто не может ко мне прийти, кого не призовет Отец". Он учил терпеть насилие, а не наносить оное. Сам Бог, создавши человека по своему образу и подобию, дал ему свободную волю, а люди, говорили донатисты, хотят отнять у ближних лучший дар Божий. Они оскорбляют Бога, думая защищать его такими средствами. Или они воображают, что Бог сам себя защитить не может?
Августин был сначала сам приверженцем свободы совести; но факты, по собственному его показанию, убедили его в несостоятельности этого мнения: его епархия была наполнена донатистами; гонение превратило отщепенцев в ревностных приверженцев церкви. Тогда он стал требовать преследования раскольников, и в споре старался подкрепить свое новое воззрение всевозможными доводами. Он признавал, что вера истекает из свободного обращения человека к Богу, но утверждал, что приготовление людей к вере или их религиозное воспитание требует иногда принудительных средств. Конечно, и здесь лучше действовать убеждением, но не все способны воспринимать убеждение; некоторых необходимо призывать к долгу страхом и наказанием. Сам Бог страданиями воспитывает людей, и отцы учат детей своих наказанием. Любовь нередко действует строгостью, и удары друзей бывают полезнее, нежели льстивые поцелуи врагов. Принуждение является здесь спасительным лекарством; не прилагать его - значит воздавать злом за зло. Если мы видим врага, бегущего к пропасти в припадке безумия, не следует ли скорее удержать его силою, нежели допустить его упасть и погибнуть? Правда, не все способны воспользоваться этим лекарством; есть люди, упорствующие до конца в своем заблуждении; но должны ли мы всех предоставить их участи, потому что существуют некоторые неизлечимые?
Донатисты возражали, что между светскою областью и духовною нет ничего общего, что князья не вправе вмешиваться в дела веры. Августин отвечал, что каждый служит Богу на своем месте и сообразно со своим призванием. Князья служат ему своею властью и исполняя то, чего не в силах сделать частные люди. На этом основании они считают себя в праве запрещать идолослужение, и никто их за это не осуждает. Конечно, светское наказание не искореняет внутреннего зла; но оно уничтожает внешние его проявления, и этого уже достаточно. Государство наказывает всякие преступления, убийства, прелюбодеяние и другие пороки; неужели же одни преступления против Бога должны оставаться безнаказанными? Если закон, по общему признанию, справедливо постигает отравителей, то почему же он должен щадить еретиков и сеятелей раздоров, когда и те и другие действия проистекают из одного источника, из злых и нечестивых помыслов человека? Ссылаясь на Св. Писание в подкрепление этих доводов, Августин приводил между прочим неверный перевод евангельской притчи, в которой хозяин дома, посылая раба звать гостей на пир, говорит ему: "...принуждай их войти" (compelle intrare)*. Прилагая это изречение к церкви, Августин освящал им насильственное присоединение еретиков. Знаменитое его "compelle intrare" сделалось впоследствии лозунгом инквизиции.
______________________
* В славянском переводе: "...убеди внити" (Лк. 14: 23).
______________________
Давая светским владыкам такие права, Августин не думал, однако, подчинять им церковь, он скорее видел в них орудия церковной власти. Князья должны служить церковному закону, искореняя врагов Христа и принуждая отступников присоединяться к церкви. Независимость церковного союза не уничтожалась, но зато свобода человека вполне отрицалась этим учением. Она настигалась в самом заветном своем святилище, в тайнике совести, в отношениях человека к Богу. Человек понимался как малолетний, подлежащий педагогическому наказанию и исправлению. Правда, наказание налагалось во имя любви, но эта любовь не оставляла ему уже ничего своего. Скоро Августин, развивая эти начала, довел отрицание свободы до полного, метафизического учения. Это произошло в споре его с пелагианами.
Один из коренных вопросов, занимавших христианскую церковь, был вопрос о происхождении зла. Он неотразимым образом представляется всякому, кто пытается разрешить нравственные задачи человеческой жизни. С первых веков христианства он занимает главное место в разработке учения. Христианским учителям предстояло прежде всего определить с нравственной точки зрения отношение мира к его Создателю, Богу; объяснение происхождения зла являлось здесь самою существенною задачею. Еретики первых веков, гностики и манихеи, разрешали этот вопрос по-своему. Гностики, внося в новую религию неоплатонические начала, производили мир от Бога посредством истечения, вследствие чего само зло имело источник в Божестве. Манихеи же, отправляясь от персидского дуализма, приписывали творение двум противоположным силам, доброй и злой, внося таким образом раздвоение в само Божество, в источник бытия. Учители церкви, опровергая оба эти воззрения, решали вопрос иначе. Они раздвоение и зло производили не от Бога, а от самостоятельности земных существ. Они доказывали, что творец мира - единый Бог, Всемогущий и Всеблагой, а не две враждебные друг другу силы. Поэтому все сотворенное Богом есть добро; зло же, которое является в мире, проистекает от свободы разумных существ, отпавших от Бога и нарушивших его закон. А так как божественное правосудие требует наказания виновных, то грешники осуждаются на вечную смерть. Однако Бог по своему милосердию открывает им путь к спасению через Христа, который взял на себя грехи мира и принес себя в жертву за людей. Верующие в Христа будут спасены, это избранники Божьи, в противоположность грешникам, обреченным на вечное наказание.
Таков был ответ христианской церкви на основный нравственный вопрос, который ей предстояло решить. Но в этих пределах было место для значительного разногласия. Признавая Искупление, можно было придавать большее или меньшее значение человеческой свободе и заслугам людей. Здесь-то и обнаружилась противоположность взглядов между пелагианами и Августином*. Первые приписывали человеку безграничную свободу воли, состоящую в абсолютной возможности выбирать между добром и злом. Поэтому они не могли признать коренной испорченности человеческой природы. Не отвергая совершенно первородного греха, они придавали ему мало значения и отрицали физиологический переход его от Адама на все его потомство, называя традуцианцами приверженцев противоположного учения. Христианство, по их мнению, открывает людям новые пути к спасению и новые истины, недоступные естественному разуму, оно сообщает человеку и благодать, помогающую исполнению закона, но человек собственною деятельностью усваивает себе эти блага и собственными заслугами приобретает помощь Божию. Поэтому пелагиане признавали добродетель, а следовательно, и возможность спасения, даже у язычников. Августин, напротив, принимал учение о первородном грехе в самой резкой его форме. Нарушив закон, отпавши от Бога, человек выступил из мирового порядка и тем самым уничтожил в себе всякую возможность добра. Он хотел сделаться самостоятельным и через это погрузился в бездну зол, из которой сам собою не в состоянии выйти. "Свободная воля, - писал Августин, - достаточна для зла, но слишком ничтожна для добра, разве когда ей приходит на помощь Всемогущее Добро". Безусловную свободу выбора, которую признавали пелагиане, Августин отрицал: человек всегда действует по известным побуждениям, и если злые наклонности в нем достаточно сильны, чтобы уравновешивать влечение к добру, то это предполагает уже природу испорченную, уклонившуюся от естественного своего закона. Истинная свобода, одна достойная человека, есть свобода нравственная, которая состоит в добровольном исполнении закона и в единении с Богом. Человек действует свободно, как разумное существо, когда он следует закону, а не тогда, когда он покоряется своим влечениям и находится в рабстве у греха. Но так как естество человека искажено первородным грехом, то собственных его сил недостаточно для исполнения закона и для сохранения постоянного единения с Богом; здесь нужно действие божественной благодати. Сотворив человека, Бог сначала предоставил его самому себе, чтобы показать, к чему ведет свобода; последствием было грехопадение. Оно обнаружило необходимость постоянной помощи Божьей даже в состоянии невинности. В испорченном же состоянии эта помощь вдвойне нужна. Но благодать приобретается не заслугами человека; сам по себе человек ничего не заслуживает, кроме наказания. Благодать есть чистый дар Божий, и когда она сообщается человеку, она действует неотразимо, увлекая его к добру. Проистекая единственно из воли Божьей, всегда неизменной, а не от случайных действий человека, благодать является, следовательно, результатом предвечного решения или предопределения Божества. Творя человека, Бог вечным законом правды одних предопределил к бесконечному блаженству, а других за грехи осудил на вечную смерть. Развивая с необыкновенною последовательностью свою основную мысль, Августин выработал в самой крайней форме учение об абсолютном предопределении Божьем как вечном, мировом законе правды. Свобода в человеке допускалась единственно для того, чтобы ее осудить.
_______________________
* См.: Neander. Geschichte der christ. Kirche. Т. IV. С. 355 и след.
_______________________
С этой точки зрения мир представлялся разделенным на две резко обозначенные противоположности, на праведных и грешных. Между добром и злом не было середины и переходов. Все мирское, все происшедшее от человеческой свободы, от самостоятельной деятельности человека, являлось греховным. В оправдание своего воззрения Августин ссылался на текст апостола Павла: "...всяко, еже не от веры, грех есть" (Рим. 14: 23). На этом основании он отрицал у язычников всякую добродетель. В самой любви к земному отечеству он видел не истинную доблесть, а нечто носящее подобие истины. Фабриции, Регулы, Фабии, Сципионы, Камиллы, по его мнению, служили только земной, т.е. греховной, славе, следовательно, злым духам. Истинную добродетель можно найти только у избранников Божьих, напутствуемых благодатью.
Таковы были результаты, к которым привела Августина многолетняя его умственная деятельность и борьба с еретиками, стоявшими за свободу. Плодом этих воззрений была знаменитая книга "О божественном государстве" (De Civitate Dei), писанная им в конце жизни и представляющая полнейшее выражение как нравственного, так и политического его учения.
Основная мысль сочинения "О божественном государстве" заключается в том, что вся история человечества представляет развитие двух противоположных обществ или государств: земного, греховного, в котором царствует дьявол, и божественного, повинующегося Богу. Источник этой противоположности лежит в искаженной природе человека. Само по себе естество всякой вещи хорошо, ибо Бог сотворил одно добро; порок противен природе, а потому вредит ей. Откуда же зло в мире? От свободы разумных существ, которые, отвернувшись от Бога, сами себе стали средоточием. Зло есть нарушение порядка, установленного Богом, и закона, охраняющего этот порядок. Источник его - гордость, самопревознесение личности. Вместо того, чтобы повиноваться божественному закону и жить в единении с Богом, разумное существо захотело само быть Богом, само себе быть законом. Зло не есть нечто положительное, это начало отрицательное, нарушение порядка. Оно проистекает не из природы разумного существа, а из того, что это существо сотворено из ничтожества. Но окончательно само зло должно служить добру, над ним должно проявляться торжество высшего закона.
Первым шагом к разделению обществ было грехопадение ангелов. Из них одни остались верными Богу и принадлежат к божественному государству, другие искали своего блага в самих себе и вследствие того лишились истинного блаженства. То же разделение существует и между людьми. Человеческий род произошел от одного человека. Такой порядок происхождения установлен Богом с целью теснее соединить людей. Человек стоит посредине между животными, повинующимися влечениям, и ангелами, всегда следующими божественному закону. Оставаясь покорным Богу, он мог непосредственно приобщиться к ангелам, не подвергаясь временной смерти; напротив, отпадая от Творца, подчиняясь собственным влечениям и погружаясь в животную жизнь, он осуждался на смерть двоякого рода: телесную, состоящую в том, что душа оставляет тело, и душевную, состоящую в том, что Бог оставляет душу. Творя человека, Бог предвидел, что он воспользуется данною ему свободою для того, чтобы согрешить; но он предвидел также, что праведные силою благодати будут снова призваны к блаженству. Адам действительно согрешил, он нарушил заповедь, оказал неповиновение. Вследствие этого все происшедшие от него люди заражены грехом и осуждены на справедливое наказание. Однако в силу тайного, но справедливого предопределения, некоторых людей Бог снова призывает к себе, сообщая им незаслуженную благодать. Это избранники, которые вступают в божественное государство, тогда как остальные образуют общество земное. Первое основано на любви к Богу, доходящей до презрения себя, другое - на любви к себе, доходящей до презрения Бога. Первое в виде церкви странствует по земле, но имеет цель на небе, второе ищет земного мира и блаженства, но раздирается междоусобиями и войнами.
С самых первых времен человечества эти два государства расходятся между собою. К земному обществу принадлежал братоубийца Каин, первый основатель города, к божественному Авель, а потом Сиф. Потомство Каина потерпело наказание и погибло в потопе; но затем начинается новое раздвоение в семействе Ноя. Из сыновей последнего двое получили благословение, а один был проклят. Внук Хама, Немврод, ловец против Господа, был первым основателем царства, именно Вавилонского. Из потомства же Сима вышел Авраам, через которого продолжается царство Божие. Оно сохраняется в избранном Богом народе еврейском, но до пришествия Христа оно движется не в свете, а в тени. Между тем земное общество, предаваясь страстям, распадается на части, из которых каждая старается покорить другие. Отсюда беспрерывные войны. Два царства выделяются из остальных: на Востоке - Ассирийское, на Западе - Римское; второе возникает, когда падает первое. Остальные группируются около этих двух как второстепенные. Наконец, пришел Христос, который основал истинное царство Божие на земле, т.е. церковь, озаренную светом Евангелия. Однако на земле церковь подвержена случайностям и бедствиям, она заключат в себе не только добрых, но и злых; дьявол возбуждает в ней еретиков, которые служат ей средством испытания. Такое смешанное состояние прекратится только со вторым пришествием Христа. На Страшном суде последует окончательное отделение праведных от грешников, и тогда каждое общество достигнет своей цели или своего конца. В чем же состоит эта цель?
Цель, говорит Августин, есть высшее благо, то, что желательно само по себе и для чего желательно остальное. В божественном государстве высшее благо есть вечная жизнь или постоянное соединение с Богом, высшее зло - вечная смерть или постоянное лишение Бога. Напротив, в земном государстве люди ищут цели в самих себе, в чем бы, впрочем, они не поставляли своего блага: в добродетели, в наслаждении, в сочетании того и другого или, наконец, в мире. Все это суетно, ибо земная жизнь не может удовлетворить человека. Она исполнена зол и раздирается противоборствующими друг другу влечениями: в доме - заботы и неверность отношений, в государстве - неправда, в человечестве - различие языков, разъединяющее людей, и беспрерывные войны. В вечной же жизни будет вечный мир, который и составляет настоящую цель человека. Однако Августин допускает, что жаждущие мира в вечности должны искать его и во временной жизни. Всякое естество желает мира, который, по определению Августина, есть спокойствие порядка (tranquillitas ordinis); порядок же есть расположение равных и неравных вещей, дающее каждой свое место (ordo est parium dispariumque rerum sua cuique loca tribuens dispositio). Установленный Богом порядок управляется законом. Несчастен тот, кто не живет в мире с законом. Мир состоит, следовательно, в подчинении закону, распределяющему вещи по местам и охраняющему этот порядок. Если бы человек был существом чисто физическим, он искал бы только телесного мира, но как разумное существо он стремится к миру душевному, а таковой невозможен без мира с Богом. Мир с Богом есть устроенное в вере повиновение под вечным законом (ordinata in fide sub aeterna lege obedientia). Но так как с любовью к Богу соединяется и любовь к ближнему, то человек должен искать и мира с ближним, то есть устроенного согласия людей, которого закон состоит, во-первых, в том, чтобы никому не вредить, во-вторых, в том, чтобы быть полезным кому только можно.
Первая забота человека должна быть о домашних. Отсюда мир дома или устроенное согласие сожителей в повелении и повиновении. Повелевают те, на которых лежит забота, подчиняются те, о которых заботятся. Дом заключает в себе и рабов. По природе власть дана человеку только над неразумными существами, но рабство установлено в наказание за человеческие грехи, в силу правого суда Божьего, почему Апостол требует, чтобы рабы повиновались господам. Это второе знаменитое оправдание рабства, оно господствовало в течение средних веков и даже до начала Нового времени. Древние принимали за основание своей теории различие естественной способности, средневековые люди - нравственное начало, степень греха. Последнее объяснение еще несостоятельнее первого, ибо рабы нередко бывают нравственнее господ, и во всяком случае этим не объясняется рабство потомственное. Учреждение, проистекающее из чисто человеческих отношений, возводится здесь на степень божественного установления, которого сокровенные причины остаются нам неизвестными.
Дом, продолжает Августин, составляет часть государства, а всякая часть должна служить благу целого, поэтому домашний мир подчиняется миру гражданскому. Последний определяется как устроенное согласие граждан в порядке повеления и повиновения. Гражданский мир охраняется земным государством, но и божественное государство пользуется им, пока оно на земле. Оно по возможности ищет согласия обоих обществ и подчиняется земным законам, необходимым для земной жизни. Однако так как земное государство создает себе своих богов, то в деле веры божественное государство повиноваться не может и должно терпеть всякие напасти, если оно своею многочисленностью и помощью Бога не в состоянии их отвратить. Таким образом, божественное государство пользуется земным миром, насколько это совместно с верою; настоящая же его цель - вечный мир с Богом в будущей жизни. К этому оно относит и все свои земные действия.
Земное государство, напротив, имеет единственною целью охранение земного мира, но оно не в состоянии исполнить эту задачу, ибо лишено высшей нравственной силы. Августин разбирает то определение государства, которое дает Цицерон, и отвергает его на том основании, что ни правды, ни настоящей пользы не может быть там, где нет поклонения истинному Богу. Если принять определение Цицерона, то надобно сказать, что римская республика никогда не была настоящим государством. Поэтому Августин заменяет это определение другим: народ есть собрание разумной толпы, связанной согласным общением вещей, которые она любит (populus est coetus multitudinis rationalis, rerum, quas diligit, concordi communione sociatus). В другом месте он определяет государство как собрание людей, связанное какою-либо общественною связью (civitas nihil aliud est, quam hominum multitude, aliquo societatis vinculo sociata). Но такое государство, которое ставит себе целью собственное удовлетворение, лишено и правды, и всякой добродетели, и блаженства. В сущности, это не что иное, как господство силы, ибо что такое государство, в котором нет правды, говорит Августин, как не великая разбойничья шайка? Здесь царствует не Бог, а дьявол, а потому конец земного государства есть вечное страдание, которое, в противоположность миру, состоит во внутренней борьбе. На последнем пришествии Христовом праведные будут отдельны от нечестивых, и тогда земное государство будет осуждено на вечную погибель вместе с дьяволом, своим князем.
Нельзя не заметить некоторого противоречия в учении Августина об отношении двух государств. Если земное государство есть царство дьявола, если оно лишено всякой внутренней правды, то как может божественное государство подчиняться его законам? Если же земное общество способно установить у себя благой порядок, то нельзя признать самостоятельность земных целей за дело совершенно греховное. Делая эту уступку, Августин подчинялся господствовавшим в его время воззрениям и окружавшей его жизни. Он выставил во всей резкости нравственную противоположность двух миров, противоположность между добром и злом, между законом и свободою, между небесным порядком и земным. Но разрабатывая нравственное учение, которое должно было служить основанием для будущих деятелей, Католической церкви, он не вывел из него всех последствий для политической области. Собственно, политический вопрос он оставил нетронутым. Со временем он должен был возникнуть с новою силою.